Текст книги " Красный вереск"

Автор книги: Олег Верещагин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 38 страниц)

– С чего бы, зима на носу.

– И то…

Они замолчали. Олегу показалось, что, стоит ещё что-то сказать, сделать один какой-то шаг – и у них всё будет, как раньше… и стал судорожно искать этот шаг, но не нашёл и поднялся:

– Ладно. Пойду.

– Иди, – равнодушно ответил Гоймир, запахивая плащ на груди…

…Вне укрытия ветер походил на ледяные ножи, полосовавшие тело даже через плащ и данванскую куртку. Только жилет защищал надёжно, и Олег дотронулся до него, тепло подумав: «Бранка меня защищает…» Со стороны врага продолжался бесконечный тупой монолог, на душе было тоскливо, как посреди невывезенной помойки. Олег снял с пояса баклажку, поболтал в ней вино, налитое в веси. Мда, он много раз видел, как в кино солдаты проигрывающей армии прикладываются к бутылке. Сейчас он внезапно их понял. Это не от страха, Олег не боялся, хотя и осознавал, что едва ли они переживут ещё одну ночь, а от безнадёжности…

Оглядевшись, будто из-за скалы могли появиться отец или мать, он открыл баклажку и, задержав дыхание, глотнул.

Сперва ему показалось, что он обжёгся. Горели рот и глотка, жжение быстро скатывалось в желудок. Олег втянул воздух задушенно, потом сплюнул – и обнаружил, что жжение улеглось, а вот в желудке стало теплее, и тепло оттуда разливалось по всему телу. Олег не долго думая приложился ещё раз потом решительно заткнул и убрал баклажку.

Потихоньку кружилась голова, а ветер словно бы потеплел. Тянуло прилечь; призывы врага почему-то начали смешить, словно они травили анекдоты, как мальчишки в школьном сортире, а не звали в плен, угрожая в случае сопротивления смертью. У Олега появилась мысль: а что если подобраться к ним поближе, да и заорать, чтобы перестали?

Слава богу, он сумел осознать, насколько бредова идея и удивился, как быстро и конкретно его разобрало. Впрочем, опьянение не прошло, разве что ветер на открытом пространстве слегка прочистил мозги. Почти бегом он добрался до места, где остались Йерикка и Холод.

Мальчишки расстелили надранный вереск в расщелине, на него бросили плащ, улеглись туда и укрылись сверху вторым, тесно прижавшись друг к другу. Йерикка не спал – то ли Олега ждал, то ли просто не спалось. Он молча подался в сторону, давая Олегу место рядом с собой.

Землянин улёгся и накинул сверху свой плащ. Выл ветер, но здесь было тихо и почти тепло. Дышали товарищи – ровно и еле слышно – Холод, спокойно, но громче – Йерикка.

– Как там Гоймир? – спросил он наконец. Олег ответил:

– Нормально. Никак не успокоится из-за Бранки, завидует мне, что же ещё!

Ответил – и испугался. Такие слове вовсе не подходили ему… и не походило это на него. Кажется, это винцо подало голос. И, очевидно, Йерикка почувствовал это, потому что неожиданно и очень спокойно поинтересовася:

– Приложился, Вольг?

Олег ощутил, что краснеет, как пацан перед взрослым, поймавшим его на чём-то недостойном.

– Немного, а что? – развязней, чем надо, ответил он. Йерикка вздохнул в темноте и миролюбиво ответил:

– Да ничего. Только знаешь, Вольг… больше не пей. Я понимаю, если выпить, то становится легче… но это только кажется, поверь мне.

Олегу вспомнилась ярмарка и слова, старого князя, потерявшего своё княжество – что выпивка ничего не облегчает, а её ничто не оправдывает.

– Я больше не буду, – совершенно по-детски повинился Олег. – Да мне и не понравилось… А ты пил крепкое вино?

Слышно было, как Йерикка тихо рассмеялся:

– То, что ты налил в баклажку, не вино, а хлебная самогонка… Мне тринадцать было, когда я напился до свинского визга. На ярмарке. Дед выпорол меня плетью, когда я проспался, только я почти не ощутил – мне и без того казалось, что в череп забивают клин, а во рту ощенилась любимая сука…

Теперь уже и Олег хихикнул. Он ощутил, что рядом вздрагивает плечо друга… и не сразу понял, что тот не смеётся, а плачет. Поняв это, он жутко перепугался и повернулся, едва не разбудив Холода – старался различить лицо Йерикки:

– Ты… ты что?! Тебе плохо?!

– Хочешь сказать, что тебе хорошо? – прерывисто спросил Йерикка. – Я знаю, это глупость… это слабость… Завтра я опять буду сильным. Но сейчас никто не видит, а ты – ты не расскажешь… Это так трудно – быть сильным всё время. Я тебе никогда не говорил, а ведь у меня есть девчонка. Она сестра Вийдана из Орлов. Того, погибшего.

– Из племени кровников? – глупо спросил Олег. Йерикка вздохнул:

– Представь, что Бранка – тоже. Это остановило бы тебя?

– Нет, – честно ответил Олег, мысленно поблагодарив богов, что Бранка – своя. – Но как же вы?..

– Никто ничего не знал. Видишь, я даже тебе не говорил… Мы встретились на той самой ярмарке, где я напился, и дальше встречались тайно. Боюсь, что она узнает, я погиб – и уйдёт тоже…

«А ведь и Бранка!..» – обожгла Олега мысль, но он задавил её и вслушался в быстрый шёпот Йерикки:

– Если ты любишь Бранку, то поймёшь, как это страшно – знать, что скоро ничего не будет и любить ты уже не сможешь, понимаешь – никогда!

– Я не думал об этом, – сказал Олег, и его вновь пронизал, страх. – И не хочу. Не хватало сойти с ума…

– Я уже успокоился, – Йерикка вздохнул: – Дурацкая слабость… Знаешь, – он приподнялся на локте, натянув плащи, – а мне сегодня шестнадцать лет.

– А?!. – только и смог спросить Олег.

– Не до этого было, забыл, – ответил Йерикка.

– Ну… поздравляю, – неловко объявил Олег. – Подарок за мной.

– А как же, – согласился Йерикка, – в живот ранят – добъёшь… Обидно всё-таки.

Олег отодвинул с лица перевесившиеся через повязку волосы. Непонятно усмехнувшись, оттянул её: – Пригодилась, видишь.

– Она тебя любит, – убеждённо оказал Йерикка.

– Теперь-то… – горло Олега сжалось, он переглотнул и добавил: – Только хуже. Гоймиру будет легче умирать, чем мне.

– Наверное, – согласился Йерикка. – Только это страшно – умирать с пустой душой… Ничего, что я болтаю? Ты, может, спать хочешь?

– Нет, пусть…

– Понимаешь, – извиняющимся тоном объяснил Йерикка, – если я остановлюсь, то начну думать, а это опасно, можно додуматься до самых разных вещей…

– А я всё-таки думаю, – признался Олег. – Если меня не будет… я бы хотел, чтобы… ну… чтобы у Бранки родился сын. Раньше я думал, что это чушь. Да и лет мне… А сейчас мне хочется, чтобы был… Как ты думаешь, вот по Верье… я же не ваш… но всё-таки… может так случиться, что моя душа, или как там у вас – в него?

Йерикка, серьёзно притихший было, вдруг приглушённо засмеялся и, задыхаясь от этого сдерживаемого смеха, навалился на Олега и начал тузить его под рёбра, приговаривая:

– Ах ты… ах, сопляк нахальный!.. У него вон какие мысли!.. Он вон о чём думает!..

Олег отпихивался, почти рассердившись сперва, но потом и его разобрал смех:

– Сам-то… То-то слышно, в весях жалуются, что девки рыжих в подоле приносят, а он мне тут о своей большой и светлой любви рассказывает! Или на деда позавидовал? Позавидовал, да?!

Проснувшийся Холод вызверился:

– Да будет на вас угомон?! Кой кулачный бой в ночь-полночь?! По смерть выспаться не дают!

– Отоспишься! – завопил Олег, но Йерикка придержал его:

– Спим, спим уже.

– Спим, – передразнил Холод. – Теперь-то…

– Я Морока видел, – вспомнил Олег, – с ним всё в порядке.

– И то добро, – Холод зевнул, утопив в этом зевке ещё какие-то слова.

Они снова устроилась с головами под плащами, пошуршали уже примятым вереском и, успокоившись, начали в самом деле засыпать…

…Облачность к утру сгустилась, и пролился короткий холодный дождь. За позициями горных стрелков начали разворачиваться прибывшие наконец-то орудия. Невыспавшиеся и злые артиллеристы на чём свет стоит кляли погоду, начальство, врага, службу, самих себя, как это часто делают люди на войне.

* * *

Холод поднялся первым. Это было вызвано просто-напросто непреодолимой необходимостью чисто физиологического свойства. Делать свои дела он начал в сторону врага….

…Потом Олег часто вспоминал, как это было. Раздался противный воющий звук. Олег посмотрел на Йерикку, силясь вспомнить, почему этот звук ему знаком… Йерикка побледнел, а потом – над камнями с треском встал чёрно-рыжий куст, и Холод, взмахнув руками, покатился по камням. Подальше встал ещё один куст… послышался грохот… ещё… ещё…

Артиллерия противника начала обстрел.

– Холод! – заорал Йерикка, вскакивая. Они с Олегом подбежали к мальчишке, который сел на камнях. По лицу у него текла кровь – Холод разбил себе лоб, пока катился. Он слегка растерянно посмотрел на друзей, попытался подняться, сел снова, держась за живот. – Ты что?! – подбежавший Йерикка положил ладонь на плечо Холода. Тот удивлённо сказал:

– Йерикка, лезут они. Наружу-то…

– Кто лезет, боги?! – сердито, но с облегчением спросил Йерикка.

А Олег уже понял, КТО, и почувствовал, как слабеют ноги, по спине струится мерзкий липкий пот, а во рту появляется отчётливый вкус медной ручки. Холод держал ладони у живота, а из-под них вылезали дымящиеся синевато-красные внутренности.

Йерикка тормошил Холода, а тот, извиняющеся улыбаясь, продолжал сидеть и придерживать живот. Пока Олег не сказал хрипло:

– Эрик, у него…

Йерикка всё сразу понял. Отступив на шаг, он закусил губу:

– Йо-ойаа… – сказал он, словно это его ранили.

– То что?! – Холод вскочил, и внутренности переплеснулись через руки на камни. – Уух! – вскрикнул мальчик, падая на колени и… заталкивая внутренности обратно. – Братцы, – он поднял большие глаза на Йериккку и Олега, стоявших рядом, – в обрат-то они не лезут. Что они не лезут-то?

– Конец, – отчётливо сказал Йерикка.

– Нет, – неверяще и тихо ответил Холод, – не хочу я! – протестующе добавил он. – Что ж вы стоите?!

Снаряд разорвался неподалёку. Мальчишки упали, вдавились в камни, вздрагивая – их подбросило ещё одним взрывом, совсем близким, щебень забарабанил по спинам. Олега обрызгало чем-то тёплым, что-то со стуком упало рядом, покатилось… Не поднимаясь, Олег скосил глаза.

По камням, подскакивая, катилась голова Холода, показывая то русый затылок, то идеально ровный срез шеи – ало-белый, то оставшееся испуганно-удивлённым лицо. Тело по-прежнему стояло на коленях, и из обрубка шеи невероятно красиво била кровь – буквально какие-то две секунды. Потом Холод… то, что было Холодом, упало. Олег лишь теперь сообразил, что его милосердно обезглавил снарядный осколок…

– Вставай скорее! – Йерикка рванул Олега за плечо.

– Что случилось? – Олег поднялся, ещё ничего не понимая.

– Ты что, не понимаешь?! Они сейчас наступают за огнём, бежим!

– О! – до Олега дошёл весь ужас ситуации. Он побежал за Йериккой, который на бегу схватил пулемёт и, обдирая локти, грудь, колени и живот, грохнулся на камни, выдвигая вперёд оружие.

Цепочки стрелков быстро перемещались по камням. До них оставалось шагов триста, не больше.

– Суки, – процедил Йерикка. Олег никогда ещё не видел у него такого лица. – Ну, сейчас…

– Ого, их много! – Олег перехватил автомат, нажал на предохранитель, ставя его на автоматический огонь.

– Бей, не считай! – крикнул Йерикка и нажал спуск, словно душил врага своими руками. – Вот нам наша земля! Вот вам наша свобода! Вот вам наши города, вот вам наше небо, вот вам наши девчонки, вот, вот, вот! – он молниеносно сменял магазин, дёрнул рукоятку и продолжал стрелять. – Жрите бесплатно, вот вам пять хлебов, вот две рыбы, на всех хватит, да ещё и останется, стадо!

Олег присоединился к нему – расстояние было самое то для «калаша». Стрелки, рассыпавшись за камни продолжали двигаться, прикрывая друг друга огнём. Олег выпустил два осколочных тромблона, кто-то ещё стрелял неподалёку, но врага это не останавливало уже, он рвался вперёд…

Грохот «утёса» перекрыл пальбу обеих сторон. Видно было, как падают наступающие, бегут назад и тоже падают, как пули высекают искры и крошку из камней. Пулемёт бил, пока стрелки не оказались вне пределов досягаемости огня, оставив на камнях трупы.

– Я думал, не отобьёмся, – Олег не сразу попал направляющими тромблона в нарезы ствола и засмеялся: – Руки трясутся, прикинь?!

– У меня тоже мелькнула такая мыслишка, – нервно согласился Йерикка. – Вовремя проснулись пулемётчики!

Они разом вспомнили о Холоде и оглянулись. Его тело по-прежнему лежало на камнях.

– Что ж, повезло, – почти равнодушно сказал Йерикка. – От такой раны он бы не скоро умер, да ещё и замучился бы…

– Морок сойдёт с ума, – вздохнул Олег, – они ж душа в душу жили… Надо его отнести отсюда, пошли?

– Пошли, – Йерикка встал…

…В этом было что-то дико-сюрреалистическое. Йерикка и Олег несли под мышки и за ноги тело, на животе которого лежала голова, изумлённо глядевшая на мир. Выглядело бы даже смешно… если бы не выглядело так страшно.

Следы обстрела были везде. В основном – выбитые в камне воронки, но в одном месте среди щебня, искрившегося свежеотбитыми краями, лежал невероятно обезображенный труп мальчишки – в дымящихся лохмотьях, разбитый. Олег смотреть не смог, а Йерикка подошёл и сказал, что это Яромир. Взять его, конечно, было нельзя – оба решили, что вернутся позже или кого пришлют. В другом месте снаряд угодил в человека – от него остались ошмётки мяса, костей и одежды, да клочья металла от оружия, но рядом стоял и плакал Резан, суровый и решительный Резан – становилось ясно, что убит был его брат Данок.

– Похоже, нам досталось, – сказал Йерикка. Олег только сопел – говорить не имело смысла, все и так на виду…

…Места, где располагался штаб, Олег не узнал. Каменного козырька не было. Он лежал грудой глыб и щебня. Святомир и Ревок возились там, на разостланном плаще лежал… лежало что-то, на что Олег один раз глянул и больше не захотел смотреть. Гоймир сидел на том самом камне, где Олег его оставил и держал на весу разбитые, окровавленные руки, которые бинтовал ему Хмур.

А Гостимир лежал рядом с расколотым фонариком. Видно было, что к нему даже не притрагивались, и это становилось понятно сразу. Осколок разворотил ему грудь вместе с кольчугой, другой снёс юному певцу левую сторону головы.

«Вот так, – бухнуло в голову Олегу. – Ну и что я скажу Бранке?»

Они опустили труп Холода наземь. Йерикка спросил угрюмо:

– Где Морок? Тут его брат…

– Мороку-то уж поровну, – ответил Святомир, выпрямляясь. Скула у него была разодрана, висел чёрный лоскут снизанной кожи. И тут до Олега дошло, что раздавленное, лежащее на плаще – это и есть Морок. Против своей воли он повернулся туда. Под горло подкатило – смотреть оказалось трудно даже для повоевавшего человека. Очевидно, на Морока упал обломок скалы, раздавив ему грудную клетку и живот – внутренности вылезли через рот и лопнувший пах, обломки рёбер пропороли грудь, глаза были выкачены и налиты кровью.

Олег сделал несколько шагов в сторону и одним судорожным позывом вывернул желудок – вода и желчь, он уже давно не ел.

– Под скалой стоял, – говорил тем временем Гоймир. – В неё и угадало. Меня-то швырнуло, что куклу соломенную… опамятовался – Гостимир мёртвый уж, от Морока-то одно ноги с-под валуна… Я – откатить… – он посмотрел на свои руки, как на чужие. – Помогли… А как часом перед матерью их буду – только и жила она светом в окошке, Холодом да Мороком… Так уж меня бы, мне-то всё одно – жить, умереть…

– Что ты несёшь?! – Йерикка встряхнул двоюродного брата за плечи. – Язык-то прикуси, придурок! Тебе командовать ещё!

– Про что? – спросил Гоймир, глядя на него. – Не встанут они в атаку больше. Не поднимем рук – то и будут бить в нас, пока всех не похоронят. И всё…

Йерикка отпустил Гоймира. Против сказанного трудно было возразить…

…Убитых положили в ряд на камнях. Обезглавленный и выпотрошенный Холод. Раздавленный Морок. Разбитый, обожжённый Яромир. Немногое, что осталось от Данока. Гостимир со стёсанным лицом и вскрытой грудью.

И – Одрин. С торчащим из груди осколком, похожим на нож. Осколком, попавшим точно в сердце последнего из трёх братьев…

Шесть человек унёс обстрел. Больше, чем потеряла чета за всё прошедшее время, и самое ужасное, самое непереносимое – что погибли они от метала, обидной и нелепой смертью – не увидев врага… Из тех, кто остался жив, несколько были ранены – к счастью, никто – тяжело. Но тяжело было другое – стоять рядом с трупами товарищей.

Ветер трепал плащи, шевелил волосы над повязками. Мальчишки стояли, потупившись, держа мечи концами к земле. И мало кого тревожили свои раны. Бывает, что чужая боль сильнее – даже если это боль тех, кто уже не ощущает её сам.

– Неладно, что схоронить вас честью не сможем, – послышался голос Гоймира. – Но кажется мне, что вам неплохо будет лежаться тут, над морем… – у него явно перехватило горло, и Гоймир несколько секунд молчал, только шевелился в забинтованной руке меч – словно цель отыскивал. – Вы все своих лет не пожили на свете белом. Но все вы за родную землю головы сложили – и не скажут о вас ни единого недоброго слова, пока жив хоть единый человек из племени Рыси… А вы к нам будьте опять. Ждём мы вас из вир-рая, не томите, станьте в племя снова, братья наши… – он повернулся к остальным и попросил: – Пойте уж, а я не сумею, горло…

Богдан шагнул вперёд без раздумий. Конечно, далеко ему было до убитого Гостимира, но у него оказался звонкий светлый альт, и неплохо умел Богдан петь…

 
– Хвала тебе, Дажьбог Сварожич,
Солнце пресветлое!
И тебе хвала, Перун Сварожич,
Гром Небесный!
 

И остальные подхватили:

 
– Хвала племени Сварогову:
И вам, навьи-предки.
И вам, люди-потомки,
И всей Верье славянской —
Хвала ныне и ввеки!
 
 
Славны преданья веками стояли!
Славная память славным героям.
Павшим за Верью, за веру славянства —
Славная память и ввеки, как часом!
 
 
Труд их и подвиг, вера, преданья
И нашему братству одно окреп и защита!
Станем же смело, как встарь вставали
Предки, нам жизнь сохранившие!
 
 
Станем же смело, не устрашившись
Зависти, злобы, ков вражьих!
Бури проходят – одно сияет
Щит Дажьбожий, солнце славянства!..
 

«А ведь это и правда так, – подумал Олег. И с удивлением понял, что плачет. Но это не были слёзы страха или горя… Это были слёзы странной гневной радости, от которой кровь быстрее бежала по жилам и тяжелели кулаки. – Ну убили они этих ребят. Ну убьют и нас. Войну им всё равно не выиграть. А умирать страшно, когда знаешь, что ничего после тебя не останется…»

А десять голосов взвились и загремели над морским прибоем:

 
– Братья, знамя наше
Пусть разовьётся над нами —
Жив дух славянский!
 

* * *

На этот раз Гоймир приказал не стрелять в парламентёров. Молодой хобайн-офицер поднялся к позициям горцев один, оставив сопровождавшего с белым флагом внизу, и стоял под дулами автоматов открыто, поигрывая веточкой вереска. Он был светло-русый, настоящий славянин, мало чем отличающийся от самих горцев, но заброшенный на ТУ сторону – непримиримый враг…

Гоймир вышел ему навстречу и, остановившись в нескольких шагах, спросил:

– Что сказать хочешь?

– То же, что хотели сказать те, кого вы убили, – спокойно ответил хобайн. Сдавайтесь, или никто из вас не увидит следующего утра.

– Клянусь Дажьбогом, – Гоймир вскинул руку, – и вереском, который ты держишь в руке, что никто из нас не сложит оружия. И пусть будет, как будет.

– Мы не пожалеем снарядов, – пообещал хобайн. Но лицо Гоймира уже стало скучающим, он повернулся и зашагал вверх по склону, к своим, больше не удостоив врага ни единым взглядом или словом…

…День тянулся, как похоронная мелодия. Ветер улёгся, тучи висели над морем и скалами, как раньше. Изредка постреливали со стороны врага, но даже попасть не старались. Орудия пока молчали.

Олег искал Йерикку, а нашёл Богдана. Сидя со скрещёнными ногами под прикрытием камня, мальчишка что-то старательно малевал взятыми у Одрина маркерами на куске плаща. Рисовальщик из Богдана был так себе, но Олег различил оскаленную морду рыси…

– Что рисуешь? – поинтересовался землянин. Богдан, увлёкшийся своим занятием до полной глухоты, смущённо вскинулся, но тут же доверчиво ответил:

– Стяг наш рисую. А то в бою тоскливо уж очень, разом ничего над собой не взметнуть…

Олег постоял, посмотрел. А потом зашагал по камням дальше – и почти тут же обнаружил Йерикку на берегу звонкого ручейка, проложившего себе путь в гранитном основании скал. Рыжий горец сидел, прислонившись спиной к камням и обхватив колени руками. Он разулся, поставив куты рядом, тут же стоял пулемёт.

– Привет, – сказал Олег, присаживаясь на уже привычным жестом подстеленную полу плаща. Достал наган, начал крутить на пальце, как ковбой в вестерне. Йерикка сидел совершенно неподвижно, глядя перед собой остановившимися глазами. И Олег вдруг заметил, что он слушает сиди-плеер. – Что там стоит? – поинтересовался мальчишка, с размаху бросая револьвер в кобуру.

– У Ревка взял, – Иерикка протянул наушники Олегу.

Ни музыка, ни слова Олегу знакомы не были. Молодой голос пел пол гитару и отделённый стук барабана – отчаянно и печально:

 
– Это не игра, вспомни, как вчера
Этим мальчикам был неведом страх?
Автомат в руке, след от пули на виске —
И последняя улыбка на губах…
 
 
Я не говорю, что бога нет,
Но кто же знает, для чего,
Смеясь жестоко, нами он играет?!
 
 
Я уверен в том, что бог – шутник;
Когда меня он примет –  я увижу,
Как смеётся он над нами —
Он всё видит!
 
 
Боже, дай ответ, для чего в пятнадцать лет
Ты назначил нам всех иллюзий крах?!
Что ты скажешь нам, когда завтра где-то там
Мы увидимся с тобой на небесах?!.
 

– Что это? – спросил Олег, снимая наушники. Странно-безжалостный ритм, контрастировавший со словами песни, всё ещё звучал в ушах; Олег чувствовал нечто вроде лёгкого опьянения и в то же время – готовность кинуться в любую, саму проигрышную схватку. – Классная вещь.

– «Уличный полк», – пояснил Йерикка, – музыкальная группа, запрещённая данванами. А диск я тоже взял у Ревка… Знаешь, почему я её слушаю?

– Догадываюсь, – Олег протянул наушники другу. – Ты думаешь, что сегодня ночью мы умрём. Верно?

Йерикка потёр ногу о ногу и улыбнулся углом рта:

– Да нет… Не исключено, что мы ещё поживём.

– Ты что-то придумал? – после короткого молчания спросил Олег, играя камешком, подобранным у ног.

– Придумал, – согласился Йерикка, – хотя не исключено, что это просто более быстрый путь к смерти. Потому я и слушаю эту песню…

– Ну, тоже неплохо, – ответил Олег. Мальчишки посмотрели друг на друга и засмеялись невесёлым смехом, но от души.

По склону защёлкали камешки. Точным прыжком Гоймир преодолел сажень с лишком отвесной скалы и встал, прислонившись к ней плечом.

– Говорил ты, что на ум тебе что-то пришло? – с ходу взял он быка за рога.

– Да, – Йерикка провёл ладонью по щеке.

– Рассказывай, – Гоймир поставил к ноге меч и положил забинтованную ладонь на узорчатое яблоко рукояти. – Хоть я и не вижу, что тут можно придумать-то?

Йерикка внимательно посмотрел на Гоймира, на его суровое, неулыбчивое лицо:

– А ты очень изменился, – медленно сказал рыжий горец. Гоймир повёл плечом:

– Про что ты?

– Раньше ты не смотрел на вещи так серьёзно. Может, потому и опасности не были такими серьёзными, а?

– На мой вид это дело насквозь серьёзное, как ни верти, – возразил Гоймир. – Часом мы и услышим, как Желя наша кричит…

– Она охрипнет, прежде чем до нас докричится, – кощунственно ответил Йерикка.

– Да что тут выдумать можно?! – Гоймир пристукнул мечом о камень. – Нет чести – под обстрелом лечь. По-ночь выйдем из убежищ, окружим врага, да и бросимся с боевым кличем. Одно убьют нас, да и мы с собой много кого прихватим.

– Неплохо, – одобрил Олег, – а главное очень красиво. И глупо до невозможности.

– А то ли сказал кто что? – не глядя в его сторону, осведомился Гоймир.

– Вообще-то – совершенную правду кто-то сказал, – невозмутимо подтвердил Йерикка. – Такие вести следует приберегать на крайний случай.

– То – не край? – изумился искренне Гоймир.

– Ты очень догадлив… – Йерикка устроился удобнее. – Самое для нас опасное – орудия. Может быть – единственно опасное. Если их выведем из строя – а достаточно снять замки – дадим себе ещё сколько-то времени.

Гоймир задумался. Может, он и изменился, но медленней соображать не стал.

– Прокрасться тайком кладёшь?

– Да. Причём не дожидаясь ночи. Сейчас, пока они отдыхают и готовятся!

– Ну и кто пойдёт? – спросил Гоймир. Йерикка промолчал – неподалёку послышался звук кувикла, и – показалось – голос Гостимира; лишь через несколько мгновений стало ясно, что поёт Мирослав…

 
А как по скалам-то да по горам,
Да ущельями хмурыми, тропами тайными
Уходил на бой молодой боец.
Молодой боец, краса племени.
 
 
Дома ждали его девятнадцать дней,
Девятнадцать дней мать с невестою.
А в двадцатый день спозараночку
Возвратилась рать-дружина с победою.
 
 
Возвратилась с великой почестью.
Только им-то ждать было некого…
Как ним в дом пришли верные друзья,
Принесли друзья меч обломленный,
Принесли друзья весть погибельную,
Принесли рубаху кровавую…
 
 
Ой рыдает мать горше горького,
И невеста, упав, убивается,
Убивается да криком кричит,
Кричит-кличет она друга милого:
 
 
«Всем хорош ты был, всем удал да смел.
Среди прочих бойцов – краше красного!
А теперь лежишь во чужой земле,
Ты один лежишь, смертью прибранный!
 
 
Как ушёл со двора – любовалась я,
Любовалась я, глаз невмочь отвесть!
Где ж теперь краса твоя писаная?
Не косить тебе сена на лугах,
Сына на руках не носить тебе!
 
 
Не присесть за стол в нашей горнице,
Дом не выстроить для своей семьи!
Твой сломился меч пополам в бою —
Так и наша жизнь переломана.
Не войти тебе под родимый кров,
Ну а мне – не жить уж без милого…»
 

– Жребий покажет, – сказал наконец Йерикка.

* * *

Йерикка, Олег, Рван, Хмур и Святомир – вот кого выбрал жребий… хотя идти желали все. Было уже около трёх дня, но ещё оставалось разработать план действий.

– Наступать напрямик, конечно же, безумие, – Йерикка, щурясь, окинул взглядом каменистые откосы, поросшие вереском. – Глупо думать, что они будут изображать убитого хангара из былины… Как бы мы ни ползли – нас обязательно засекут – дальше, ближе, раньше, позже – неважно… Собственно, я вижу лишь один путь.

– Й-ой, нет, – выдохнул Хмур.

– Й-ой, да, – невозмутимо ответил Йерикка, подбрасывая камешек и ударом ладони отправляя его в море.

– Поясните, – потребовал Олег, – не все понимают ваш тайный язык, а мне всё-таки тоже интересно, я, как-никак, в этом собираюсь участвовать?

– Да всё проще пареной репы, – широко улыбнулся Йерикка. – Мы спускаемся туда, – он показал через плечо большие пальцем на обрыв к морю.

– Й-ой, нет, – повторил Олег слова Хмура, чувствуя, как у него сжимается желудок.

– А то! – жизнерадостно подтвердил Рван. – Йерикка, коли я часом понял – так мы им с потылья вылезем по скалам?!

– Именно, – Йерикка смотрел на всех так, словно разработал и защитил диплом в МГУ.

Олег подошёл к краю и, заглянув вниз, покачал головой:

– Есть такой комикс. Вы люди культурные, поэтому его не читали. А я цивилизованный – и читал. Он называется «Человек-паук».

– Может, тебя заменить? – подойдя, тихо спросил Йерикка. – Ты не стесняйся, там, – он указал вниз, – любая задержка смертельна для всех. Сам погибнешь и нас погубить.

– Спокойно, – заявил Олег, – всё, что можете вы, я могу не хуже.

Йерикка легонько толкнул его в плечо:

– Не валяй дурака, лучше подумай ещё раз. Не о гордости, а о деле. Сам же смеялся над Гоймиром!

– Со мной всё будет в порядке, – отрезал Олег, хотя, если честно, не был в этом уверен. Он даже подумал на миг, что надо бы и впрямь отказаться – для пользы дела! – но тут же упрямо вздёрнул подбородок: чёрта с два! Он не струсит и не отступит, и пусть это на самом деле лишь гордость – это ЕГО гордость!

Йерикка, кажется, ещё что-то хотел сказать, но смолчал…

…К счастью, горцы были привычны к лазанью по скалам так же, как и горные козлы.

– Даже человек не может создать совершенно гладких стен, – поучал Йерикка, – уж куда старой дуре Природе! Пройти версту по скалам, да ещё в виду кораблей – дело нелёгкое, но выполнимое… Ну, пошли!

И подал пример, соскользнув вниз сразу на десяток саженей.

Кое-какой опыт у Олега всё-таки имелся, и не только здесь приобретённый, поэтому он сумел, соскальзывая, погасить скорость толчком ног. Качнувшись «маятником», он перелетел туда, куда указывал Йерикка – а вниз уже скользили другие.

Представьте себе, что вы прыгаете с камня на камень над морем на высоте тридцатиэтажного дома. Причём – без страховки, да ещё там, где, случается, ногу можно поставить лишь ребром! Олег ощущал себя скованным и неловким по сравнению с остальными мальчишками, которые, используя чеканы как ледорубы и альпенштоки, скакали с камня на камень точными, рассчитанными и красивыми движениями. Однажды он едва не сорвался и чуть ли не минуту отдыхал, стиснув зубы, обливаясь потом и влипнув телом в скалу. Автомат тянул назад, винтовка – вбок, и казалось, что заставить себя сдвинуться с места будет попросту невозможно, но мальчишка пересилил себя – не возвращаться же назад? Да и вернись – что за польза?

В целом-то Йерикка был прав. Скалы, казавшиеся сверху отвесными, вблизи отнюдь не были неприступны: куда поставить ногу, куда сунуть пальцы и за что захлестнуть верёвку – всегда найдётся… но это имеет очень мало общего с удобством и безопасностью.

Тем не менее, человеку, не имеющему определённой закалки, скала показалась бы совершенно неприступной… да она таковой и была для многих. Не исключено, что именно поэтому враг не так чтобы тщательно и охранял обрыв. Собственно, достаточно было кому-нибудь взглянуть вниз – и план Йерикки рухнул бы вместе с его исполнителями. Но нормальному человеку не придёт в голову смотреть в бурное море с высоты в полтораста сажен.

Что такое верста? Её можно пройти, не очень спеша, за двадцать минут. Но что такое верста, если не идёшь, а ползёшь по скалам? Это не двадцать минут. Это даже не час. Это – ЧАСЫ.

И на протяжении этих часов ты ползёшь, цепляясь за выступы, выбоины и кустики разбитыми пальцами. Ползёшь молча, стараясь даже дыхание сдерживать.

Когда лезешь по скале – нельзя смотреть ни вверх, ни вниз – только перед собой, иначе сорвёшься от головокружения. Но Олег нет-нет, да и посматривал вверх – просто не мог удержаться, страшно было подумать, что можно пропустить момент, когда на тебя посмотрят враги… Чуть выше его карабкался Хмур, сразу за ним – Йерикка с пулемётом за плечами. Именно потому, что посматривал Олег вверх, он и увидел то, что потом часто приходило в снах…

Хмур потерял равновесие.

Олег не понял, как это сложилось – то ли горец слишком далеко отклонился от спасительной скалы, то ли неудачно вцепился пальцами… Но только он начал страшно медленно клониться назад. Левая рука описала в воздухе круг, правая царапнула по скале, потом ударила по пальцам протянутой ладони Йерикки – с перекошенным лицом тот, извернувшись, тянулся к Хмуру. Тело мальчишки всё дальше и дальше клонилось в пропасть; ноги оторвались от скалы.

Очевидно, даже в эту секунду Хмур не потерял самообладания. Он оттолкнулся изо всех сил – чтобы упасть не на скалы, а в воду. Тогда ещё оставался шанс. Мизерный, но шанс.