Текст книги " Красный вереск"

Автор книги: Олег Верещагин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 38 страниц)

Олег перелистывал страницы одну за другой. Не все даже карандашные записи удавалось разобрать…

– Сего дня на переправе через реку погибли урядник Пров Данилов и казак Егор Затрата. Они проверяли брод, когда какое-то чудовище вроде морского спрута схватило Затрату вместе с лошадью. Урядник Данилов, не желая бросать товарища, подскакал вплотную и стрелял из карабина, а потом рубил гадину шашкой, но она уволокла и его. Мы забросали омут, из которого она появилась, гранатами с химическими взрывателями, надеюсь – убили эту тварь. Но всё равно – очень жаль обоих казачков, акая страшная смерть… Упокой, Господи, души рабов твоих… Проводники из местных славян уверяют, что это было злое божество из близких к этим местам земель Ханна Гаар, которое называют Чинги-Мэнгу. А г-н Валленберг рвёт и мечет не столько от того, что погибли люди, сколько оттого, что не смог заснять это чудище на фотопластинку…

– Горцы – народ совершенно дикий, но в то же время благородный и полный достоинства и гостеприимства. Чем-то они напоминают германцев Тацита, про которых с таким увлечением рассказывал нам в корпусе подполковник Скосырев. Что удивительно – они, как и прочие здешние туземцы, не подвержены никаким болезням, и богатейший арсенал современной медицины не может нам тут создать тут ореола богов, которым, как правило, окружены европейцы среди племён отсталых. Оружия нашего они тоже не боятся, даже в некотором роде презирают его, чем отличаются от своих собратьев с юга, где с такой охотою брали в подарок берданки. Но нам очень рады, говоря, что «наконец обратом пришли братья, что порешили в ином мире встать.» Они убеждены, что их предки пришли с Земли, но тут ещё не очень ясно – похоже, переселение имело место несколько раз. Какие тут звёзды – они пушистые и похожи на котят. Хочется погладить…

– Похоже, я заболел. Пальцы кажутся невероятно толстыми, всё тело будто обложено льдом, а голова горит. Плохо вижу, что пишу – страница, то приближается к самым глазам, то становится не больше спичечного коробка. Не знаю, что со мной. Страшно хочется прилечь, чудятся голоса родных. Мы напрасно углубились в это болото. Жаль товарищей. Но, может быть, ещё кто-нибудь выберется?! Я буду ждать. А сейчас – прилечь, хотя бы ненадолго. Приду в себя – допишу…

…Олег вздохнул и отодвинул дневник. Не было никаких сомнений, что гусар не пришёл в себя и уже ничего не дописал. Неизвестная болезнь – судя по описанию, похожая на малярию – убила его. Странно – Олег жалел Кологривова куда больше, чем убитых, лежащих в соседней комнате. Если бы можно было взять дневник с собой! Олег с сомнением посмотрел на тетрадь. Тяжёлая и не маленькая. Нет, придётся оставить, как ни скверно…

К счастью, он не успел задуматься, что и ему может вот так же не повезти, как не повезло гусарскому офицеру – не успел, потому что снаружи, у крыльца, хорошо знакомый голос приглушённо воскликнул:

– О, то оно?

– Живой ногой идём, – поторопил второй голос, – я поверху мокрый до пят, а понизу – так по уши.

Улыбаясь, Олег повернулся к двери, и, когда она открылась, а Морок полез в неё, стряхивая воду с волос, вкрадчиво спросил:

– Холод, младших, значит, вперёд пропускаем?

* * *

Богдан так и не проснулся, хотя Морок, закутавшись в плащ, повалился на ту же лавку головой к его голове, даже не поев. Холод предложил ложиться и Олегу, но тот пожелал раньше услышать, каким ветром занесло сюда остальные пятьдесят процентов группы, а заодно рассказать и о своих приключениях.

Холод слушал и ел, покачивая головой и отпуская маловразумительные короткие замечания-междометия.

– Ты рассказывать собираешься – или так и будешь жрать?! – рассердился наконец Олег. Холод огорчённо посмотрел на только что вскрытую консервную банку и кивнул:

– Так слушай… Сажень на сотню мы прошли и о болото упёрлись. Обратом повернули, туманище пополз, ну мы и встали. Кричать думали, да Морок скажи: «А будь кто рядом – дозовемся, да кого?» Пождали ещё. От того ожидания гляди уши опухнут! Я-то: «Пойдём?» А он мнётся: «Страшно.» «Да не в болотину, – говорю, – кромкой к нашим пойдём.» Пошли. Шли, шли – вас и след простыл. Братушка мой расскулился, как щен: «Да и где они?! Да и утянули их в болотину, верным-верное! Да и идти-то нам куда?» Я-то: «Не скуль.» Он молчком пошёл, да время спустя говорит: «Этим местом избушка должна быть, одно Гоймир про неё поминал. Искать станем – Богдан про ту избушку припомнить мог…»

– Хрен он вспомнил, – мрачно ответил Олег. – Он сам… а! – Олег махнул рукой: – Так, а потом?

– Я-то про ту избушку и краем не слыхал – да что делать? Идём. Мыслю, смекаю: малым часом не добредём – прибью проводника. Туманом бредём, чудеса всякие морочатся – уводнев перепляс… Братишка мой лицом слинял, одно и мне не очень. Ну а там и вышли к избушке.

Мальчишки примолкли. Холод снова начал жевать, но уже без прежнего азарта, потом сказал: – Да ложись ты. Подниму я вас, посижу.

– А они? – Олег ткнул через плечо в спящих младших. Холод тихо засмеялся:

– А ты глянь. Глянь, глянь…

Олег тоже оглянулся. Морок и Богдан спали голова к голове и разбудить их не поднялась бы рука у самого строгого сержанта-сверхсрочника.

– Разбалуем мы их, – проворчал Олег мудрым и суровым голосом Ворчливого Ветерана С Золотым Сердцем из кичового голливудского ура-боевичка. – Ладно, пусть дрыхнут. Я тоже завалюсь.

– Давай, – Холод неожиданно широко зевнул, лязгнул зубами и заулыбался.

– Эй, эй, не усни, – посоветовал Олег, ложась на стол. Под голову он подложил свёрнутый плащ, а ноги поставил на скамью. Поза была не слишком удобной – Холод жевал и что-то похрюкивал – но Олег спал уже через несколько секунд…

…Дверь в избушку открылась, и внутрь заполз ледяной туман. Облившись потом от страха, Олег медленно повернул голову:

– Холо-од?..

Тот спал, уткнувшись лицом в стол. Олег, протянув руку, шарил ею вокруг в поисках автомата – и не мог найти.

Дверь распахнулась до седела и осталась открытой. Олег сел на столе и взялся за револьвер.

На пороге клубился туман, и в нём кто-то стоял. Олег видел человеческую фигуру, не больше, но это он видел точно. Взведя курок ударом ребра ладони, Олег спрыгнул на пол:

– Кто это? – резко, громко спросил он.

– Я, – ответил тихий глуховатый голос. Человек шагнул внутрь, и Олег, задохнувшись, опёрся рукой о стол, чтобы не упасть. Наган в его руке ходил ходуном.

Ночной гость был высокий молодой мужчина со щегольскими усиками, форме начала прошлого века. Его сапоги впечатывались в пол с чавканьем, словно в мокрую глину.

– Штаб-р-ротмистр? – выдавил Олег. – Что вам…

– Дневник, – ответит офицер.

– Зачем он вам? – Олег испытал облегчение от того, что мёртвый остановился у начала печки, не пошёл дальше в комнату. – Вы всё равно в него больше ничего не можете записать! – продолжал он упорствовать, сам не понимая, почему.

– Не всё написанное человек может прочесть, – возразил гусар. – Мёртвые знают куда больше живых, вам предстоит в этом убедиться очень скоро.

Олег не понял, как штаб-ротмистр оказался возле него. Холодная тяжёлая рука легла на плечо, и под её тяжестью Олег начал погружаться в оказавшуюся под ногами трясину – ощущение бездны внизу оказалось настолько непереносимым, что он не выдержал и… проснулся.

Конечно, Холод тряс его за плечо, повторяя:

– Что ты, что?

– Сон… – Олег сел и посмотрел на дверь. – Вот… блин!

– Кикимора навалилась? – понимающе спросил Холод. – Одно вставать пора. А они-то, – кивок на лавку, – спят, как с ярманки приехали. Ты криком закричал, а они и не поворотились.

– Умыться бы, – Олег провёл по лицу ладонью, повторил: – Вот блин…

Во рту был пакостный привкус короткого и беспокойного сна. Подтягивая ремень, Олег вспомнил:

– Эй, ты ведь не спал совсем! Ложись, дрыхни, а мы сами всё сделаем…

– Да вот то ещё… Будим их?

– Будим, – согласился Олег и вздохнул: – Как там наши? Небось, всё ещё этих покойничков ищут.

Холод не ответил – кинул пустой консервной банкой, угодив в спину Богдану – тот вскочил с таким обалдевшим лицом, что Холод засмеялся, а Олег сказал:

– Страшный Суд проспишь.

– Мой черёд?! – Богдан оглядывался, моргал. – Холод?!. А где… й-ой, вот! Как вы тут?!

– Из болотины выползли, – пояснил Холод, а Олег строго добавил:

– Проспал ты всё на свете. Вон, Холод за тебя караулил.

– Будет тебе, – махнул рукой тот, – он одно не поймёт никак, часом на каком свете… Мы вам, отоспаться дали, побуди Морока…

…– Я сперва думал – устроить ловушку на болоте, – говорил Олег, пока они все приводили в порядок оружие. – А потом ещё доработал. Вытащим на крыльцо пару солдат, слегами по-тихому подопрём, а сигнал ориентируем на опушку, где мы с Богданом чуть не утонули. На вид место ровное. Аппаратуру беру на себя.

– Догадаются, – возразил Холод. Олег пожал плечами:

– Да ну и на здоровье. Мы-то чем рискуем? Нас тут уже не будет… Помогите всю эту фигню вытащить.

* * *

– Выйдешь в поле, сядешь срать – далеко тебя видать, – задумчиво сказал Холод, вытягивая из грязи по грудь увязшего в ней Морока.

– Родичи-Сварожичи, что вы меня лосем не сотворили? – пробормотал тот, опираясь на карабин.

– Одно рога его ты видел? – поинтересовался Богдан, помогая ему встать на ноги.

Олег покидал болото с большим облегчением. Его здесь не оставляло чувство нереальности окружающего и… то ли его, Олега, чуждости, то ли мира болотного – ему, Олегу. До кромки оставалось совсем немного, Олег потянулся и совсем было собрался сказать что-то жизнеутверждающее, когда увидел впереди между деревьями движущиеся ровным шагом, пригнувшиеся фигуры хангаров. Они шли тяжело, по кольчужную оторочку своих кафтанов в грязи, но уверенно, наклонив стволы винтовок.

И ясно было – предельно ясно – что они видят четверых подростков тоже.

…Плюхнувшись в грязь, ребята немедленно расползлись в стороны. «Калашниковы» (на двух – подствольники) и «архар» были, конечно, хорошим оружием, но хангаров оказалось до сорока, и первые же секунды боя выявили у них не меньше десятка пулемётов. Пули с мокрые треском прошивали стволы деревьев навылет и подсекали ветви кустов, простреливая всё болото вглубь.

– Попались, как куры в ощип, – поделился впечатлениями Холод. – Кровь Перунова, у меня есть-то две сотни да полста к пулемёту! – он имел в виду свой РПК.

– Попробуем заставить их залечь! – азартно ответил Олег. – И уйдём через болото!..

Он хотел ещё что-то добавить, но осёкся, услышав в изумлении то, что раньше доводилось слышать только в фильмах:

– Эй, э-э-эй, бандит, сдавайся! – закричали со стороны хангаров на городском диалекте. – Оружие бросай, выходи, слышишь?!

Бам! Бам! Олег и Богдан разом, разрядили подствольники. Гранаты, детонируя в полёте о ветви кустов, разрывались над лежащими хангарами, осыпая их мелкими осколками. В ответ послышалось карканье: «Харр, харр!» – и хангары, повскакав на ноги, побежали вперёд, стреляя от животов из винтовок.

Командовать уже не имело смысла. Олег стрелял на уровне груди бегущих длинными очередями, пока автомат не уводило в небо, слыша, как бьёт РПК и ругается слева, стреляя из «архара», Морок. Богдан отстреливался чуть дальше, и все четверо старались менять позиции, ползая в грязевой каше на самом краю болота.

Хангары залегли, возобновив стрельбу из пулемётов. До них оставалось шагов сто, не больше.

– То ещё! – крикнул Холод, указывая налево. Быстрым шагом оттуда, пригнувшись, подходили по кромке болота ещё хангары. – Окружают, Вольг! – он перенёс огонь пулемёта на них.

– Морок – к нему! Богдан – сюда! – отрывисто скомандовал Олег, стреляя в офицера-славянина, поднимавшего свой отряд. Тот встал на колено с перекошенным лицом и рухнул на бок, винтовка воткнулась стволом в грязь. Хангары каркали своё, но больше не вставали. Однако второй отряд продолжал наступать.

Морок, перебегая, вдруг повалился наземь и, ругаясь, покатился к кустам, пытаясь зажать рану в правом боку. Холод на миг повернулся, его лицо сделалось отчаянным, но от пулемёта он не оторвался. Богдан, распластавшись рядом с Мороком, начал ловко бинтовать его, помогая зубами.

– Тебе надо угодить с ним! – крикнул Олег.

– То ещё! – огрызнулся мальчишка.

– Искалечу, дубло! – прохрипел Олег, яростно стреляя снова и снова.

– Перепугал! Вон Холод его потащит, они одно стать, братья!

– У-у… – Олег плюнул. – Да куда же вас столько… Ну вы тупые всё-таки… Холод, тащи его в лес!

– Бро… бросить?! Тебя бросить?! – Холод не повернулся, он менял магазин.

– Спасай брата! Найдёте наших – расскажете! Ну?! Я тут командую!

Холод оглянулся. С виска у него, из-под повязки, густо ползла кровь. Горец был в растерянности. Бросить друга?! Но брат! Брат!

– Мечи и камасы у нас возьмите! – Олег не понимал, что кричит, не понимал и того, что приговаривает себя и Богдана к смерти. Он поступал так, как поступали Положительные Герои в фильмах. – Давай скорей, пока не обошли!

Холод, не переставая ругаться, взял пулемёт на ремень, перехватил у Олега и Богдана перевязи с холодным оружием и, взвалив на плечи Морока, ползком потащил его за кусты. Несколько хангаров сунулись наперерез, но Олег короткими очередями уложил их в болото. Богдан отстреливался из-за валуна. Олег окликнул его:

– Мотай отсюда!

Тот сделал одной рукой межпланетный неприличный жест и швырнул, приподнявшись, «лимонку» в перебегавших группкой хангаров. Олег примкнул к автомату сбоку штык.

– Надо было патроны у ребят взять, – запоздало пожалел он. – Бог…

Что-то со звучным шлепком упало в грязь рядом. Олег обернулся и увидел слегка выступающий из жижи серо-зелёный бок гранаты. В метре от себя.

Он успел вжаться всем телом в грязь и открыть рот…

…Влажная тряпка прошлась по лбу, уменьшила боль. Олег открыл глаза. Богдан стоял над ним на коленях, выжимая оторванный кусок рубахи.

– В себя возвернулся! – обрадовался он, когда Олег моргнул. – Я часом боялся – всё ж убило тебя!

– Где мы? – сквозь кашу, забивавшую рот, выдавил Олег. – Что со мной было?.. Ой, голова…

Богдан нахмурился и сел рядом, продолжая крутить тряпку.

– В плену мы, – ответил он. – Тебя одно гранатой стукнуло, я-то к тебе кинулся… ну и навалились, повязали…

– А ребята? – Олег пошевелился, повернул голову, схаркнул липкую кашу. Они лежали возле чёрных резиновых колёс какого-то прицепа и несколько хангаров, похожих на Страшилу из «Волшебника Изумрудного города» в нелепых плащах, накинутых поверх доспехов, стояли неподалёку, направив на лежащих короткие копья, украшенные цветными хвостами.

– Не вытропили их, – Богдан опёрся затылком о. колесо. Теперь, когда Олег очнулся, он почувствовал себя спокойнее – всё-таки не один… – Что будет часом, с нами-от?

– Выше нос, – Олег скривился и сел, – Худшее уже произошло – мы в плену. У вас тут есть какие-нибудь конвенции? По правам военнопленных или о несовершеннолетних? Нет? Жа-аль…

Часовые вытянулись, демонстрируя неожиданно хорошую выправку. Подошедший человек был явным славянином – тоже в плаще, но сидевшем куда более прилично. Однако глядел он на мальчишек, словно на отвратительных животных. «Хобайн? – подумал Олег. И вспомнил вдруг, что самыми страшными воинами турок были захваченные и воспитанные ими дети европейцев. – Похоже, хана.»

– Бандиты, – удовлетворённо сказал между тем офицер. – Рад, что мы с вами сможем разделаться, как вы того заслуживаете!

Олег придержался рукой за колесо и заставил себя встать.

– Мы не бандиты, а партизаны. Мы защищаем свою землю.

– Молчать! – глаза офицера сузились. – С тобой разговор вообще будет особый – похоже, ты из наших мест! А пока на допрос со мной отправишься ты! – он ткнул в сторону Богдана, который побледнел так явственно, что офицер зло усмехнулся.

– Этот парень – только мой подчинённый, – упорствовал Олег. – Вам надо допрашивать меня…

– Молчать! – повторил офицер, указывая на Богдана хангарам. Ещё двое из них уткнули в грудь Олегу копья, и он смог только крикнуть:

– Держись, не бойся!

…Когда Богдана впихнули в палатку, где уже сидели несколько офицеров, он почти возблагодарил богов – тут было тепло и сухо. Мальчишка осмотрелся, потом переступил с ноги на ногу – на пол натекла лужа.

– Чёрт побери, – шевельнулся на стуле высокий офицер, не старый, но седой, – да это же мальчишка! Сколько тебе лет, горец?

– Четыренадесятая весна, – угрюмо, но без промедления ответил Богдан. Он решил не врать, по возможности. Было страшно, и страх не уходил.

– Какая разница? – резко спросил третий офицер, узколицый, похожий на лису. – Они все опасны, и чем моложе – тем хуже – потому что их ещё не учили. Второй – тоже щенок, но между прочим я уверен, что именно он уничтожил группу Пестемеева и подстроил крушение вельбота штаба! Похоже, он вообще с юга и даже ещё более опасен, чем этот дикарь…

– Хорошо, хорошо, – поморщился седой, – допрашивайте сперва этого…

– Имя? – качнул пальцем лисолицый.

– Богдан из племени Рыси, – мальчик старался твёрдо держаться на ногах.

– Кто командир… воевода твоего… твоей четы?

– Я… – мысленно Богдан попросил Дажьбога о помощи и отчеканил: – То я не отвечу.

– Этот, что с тобой, сказал, будто он твой воевода! – офицер встал на ноги и заложил руки за спину.

– Вёснами он старше, потому и приказы приказывал, – пояснил Богдан. – А воеводой над нами не он.

– О чём он говорит? – весело спросил третий офицер, совсем молодой блондин, вдруг живо напомнивший Богдану дядю-стрыя[6]6
  Дядя со стороны отца.


[Закрыть], погибшего зимой.

– У них жёсткая система, – пояснил негромко седой, – второй пленный старше возрастом, поэтому назвался командиром.

– Численность вашей четы? – задал новый вопрос лисолиций.

– То я не отвечу.

– Что собираетесь делать?!

– То я не ведаю.

– Куда идёте дальше?!

– То я не ведаю.

– Где останавливались в прошлые разы?! Кто помогал вам?!

– То я не отвечу.

Удар был очень сильным и неожиданным. Богдан отлетел к выходу и не упал только потому, что один из часовых ударил его прикладом в спину – Богдана бросило вперёд, он рухнул ничком. Сел. Слизнул кровь, двумя струйками тёкшую из носа. Встал и выпрямился.

– Сколько чёт выслало ваше сучье племя?! – прошипел офицер. – Говори, дикарь!

– То я не отвечу, – твёрдо сказал Богдан.

– Отвечай!

– Я на те вопросы отвечать не стану, – Богдан хлюпнул разбитым носом.

– Ваше племя имеет прикрытие с востока?!

– То я не отвечу.

– Послушай, – лениво сказал белокурый офицер, – ну что ты дурака валяешь? Тебе ещё и четырнадцати нет. Отбарабань, что спрашивают, и поедешь в школу. Или ты боишься, что тебя расстреляют? Мальчишки твоего возраста вообще не имеют права участвовать в боевых действиях на любой стороне.

– А хобайны? – Богдан снова хлюпнул. Офицер засмеялся:

– Дети-хобайны?! Это же сказка времён восстания!

Богдан зажмурился. И вспомнил Славко, который, сгорая на костре, пел боевую песнь Рысей.

Он открыл глаза, и без страха взглянул на офицеров:

– Переветчики вы, перескоки, – презрительно сказал он. – А у нас коли беда у ворот – каждый мужчина клинок берёт. Вот и весь вам сказ на ваш спрос.

– Значит, ты – взрослый мужчина и воин? – подался вперёд лисолицый. – Ну что же – тогда тебе не на что будет жаловаться…

…– Ты не похож на горца.

– Я горожанин, – коротко ответил Олег, гладя поверх голов допрашивавших.

– Откуда?

– Из Харианы, – вспомнил Олег одну из надписей на дедовом приёмнике. А вспомнив – испытал стремительный, похожий на падение в пропасть, ужас от того, как быстро и страшно для него всё закончилось.

– Имя?

– Олег М… икичев.

– Возраст?

– Мне пятнадцать.

– Господи, – покачал головой сухощавый офицер.

– Меня интересует, – заставил себя Олег держать тон, не скатываясь на скулёж, – что случилось с моим младшим товарищем. С Богданом.

– У него свадьба, – ответил офицер, ведший допрос. Седой уставился в стол. – Он сейчас гуляет. Хочешь посмотреть?

– Если с ним… – начал Олег, но офицер крикнул:

– Советую отвечать на вопросы, а не ставить условия? Наши хангары – дикари похуже ваших друзей, они ещё не все отказались от человеческого мяса! Кроме того, они часто путают пол своих пленных!

– Перестаньте, – досадливо оборвал седой.

– Где, Богдан?! – Олег не слышал угроз.

Когда в палатку волоком втащили окровавленного, с бессильно мотавшейся головой горца, Олег смотрел на него одну секунду. Ровно. Потом, молча и молниеносно развернувшись, достал допрашивавшего его офицера панчем с правой в челюсть.

* * *

Низкие серые тучи, тянувшиеся под ударами холодного ветра с севера на юго-запад, к Ан-Марья, распарывали толстые, грязные брюха о верхушки столетних сосен, рвались на длинные лоскуты, проливавшие ледяной дождь. Земля, казалось, кипит – жидкое месиво, в которое она превратилась, вспузыривалось под ударами жёстких ливневых струй. Дождь хлестал почти сутки… а до этого почти сутки лепил мокрый снег, и всё кругом промокло, раскисло и подёрнулось мутной вуалью из дождевой пелены.

Лагерь у южных отрогов Дружинных Шлемов был тих. Хангары, сидя в палатках, покуривали дурь из маленьких трубочек да тянули заунывные песни под аккомпанемент похожих на балалайки кумр. Славяне просто отсыпались.

Полевые орудия, уныло поднявшие зачехлённые хоботы стволов к небу, сгрудились в углу лагеря. Часовой в чёрном от воды плаще медленно месил остроносыми сапогами грязь. Его похожее на глиняную маску лицо под капюшоном было исполнено сонного равнодушия. На плоском штыке, задранном в небо, поблёскивали капли.

Около колёс крайнего орудия, ушедших в грязь до ступиц, застыли в чудовищно неудобных позах раздетые догола мальчишки. Они полусидели на корточках – полустояли на коленях. И, если всмотреться, становилось ясно, что поменять положение им мешают тонкие стальные тросы. Встать в рост не давал один, пропущенный в колесо и стягивавший за спинами руки пленных. А сесть или хотя бы встать на колени препятствовал другой – петлями охватывая шеи, он проходил над стволом. Садистский интерес заключался в том, кто раньше ослабеет и, упав, удавит товарища. В полной мере наслаждаться происходящим мешала погода.

Дождь стекал по телам мальчишек, пего-синим от кровоподтёков и грязи. Но они даже и не дрожали больше, замёрзшие до такой степени, когда ни холод, ни ветер уже не воспринимаются.

Богдан был почти без сознания. Приоткрытые посиневшие губы чудовищно распухли. Распухшими были и ступни мальчишки – грязь вокруг них мешалась с кровью, выступившей из-под ногтей – его били по ногам шомполами. Олег, сохранивший больше сил, нет-нет, да и вытягивался, как мог, вверх, давая Богдану на минуту-полторы встать на колени полностью. Потом трос тянулся – и Богдан совершенно безропотно приподнимался, двигаясь, как во сне.

Богдан мотнул головой – даже не мотнул, перекатил её сплеча на плечо, со свистом втягивая воздух.

– Эй, – позвал Олег, чуть повернув голову. Богдан не отозвался, Олег повторил: – Эй!

– А-а-а?.. – послышался вздох.

– Ты главное глаза не закрывай, слышишь? – обеспокоенно приказал Олег. – Ну, слышишь?! И не молчи ты, говори со мной, усёк?! Говори!

Говорить Богдану не хотелось. Ему хотелось спать, потому что во сне не было тупой боли в ногах. Умом мальчишка понимал, что это желание и есть смерть, но тело почти не повиновалось. Во сне было тепло и тихо…

– Не смей спать, Богдан! – тормошил его Олег. – Шесть умножить на двадцать пять – сколько?!

– Не вяжись… – осветил Богдан. – Я малое время посплю, мне надо… а ты вяжешься, чтоб тебя…

– Так, ругайся на меня! Ну, ещё!

Но Богдан ещё что-то пробормотал и умолк. Олег звал, дёргал трос, ругался, но Богдан больше не отзывался, и Олег понял – всё. Петля начала давить шею – Богдан всё дальше и дальше уходил «за край», как здесь говорили, а с ним уходил и он, Олег.

Олег взглянул в тоскливое серое небо и закрыл глаза…

…Часовой подошёл к пушке, возле которой были привязаны мальчишки. Глаза обоих были закрыты, они ещё дышали, но уже совсем слабо. Спустив штаны, хангар помочился в лицо младшему. Потом присел и погладил его по бедру – оно было холодное и мокрое, как у забытого на дожде трупа, но часовой всё равно ощутил сильное желание…

…Каменная россыпь на склоне холма была так же мокра, как и всё вокруг. И пришлось бы очень долго вглядываться, чтобы понять – многие из валунов вовсе не валуны, а лежащие совершенно неподвижно люди в плащах.

– Часовой около них один, – сказал Йерикка. Гоймир чуть наклонил голову: с бровей и ресниц упали чистые капли:

– Дождь на руку лёг. Надо живой ногой ребят вызволить. Одно жаль – отпускать нечисть!

– Ввосьмером всех не перережем, – Йерикка слизнул капли с губ. – Но ночью мы сюда вернёмся…

…Часовой вгляделся. На какой-то миг ему показалась глупость – что камни на склоне движутся. Нет, конечно, даже в этой земле такого не бывает. Дождь и сбегающие с холмов ручейки смутили его.

Он дошёл до конца, своей тропинки, повернулся и снова вспомнил о мальчиках возле орудия. Их скорченные фигуры синевато-белыми тенями выделялись возле колёс. Младший почти лежал в грязи. Старший, мучительно подавшись вверх, застыл, дождь барабанил по груди и запрокинутому лицу. Мельком подумав об их мясе, часовой решил всё-таки попользоваться младшим, даже если тот издох.

Он уже почти дошёл до пленных, когда что-то заставило его обернуться. Он вдруг почувствовал… нет, не страх. Внезапное и острое, как нож, понимание того, что уже мёртв. Медленно – очень медленно и очень покорно – часовой обернулся.

Он прошёл мимо своей смерти. Славянин с грязным лицом встал прямо из лужи. Сверкнули зубы – он улыбался. Страшное изогнутое лезвие ножа покрывала та же грязь.

– Молчи, – сказал Гоймир по-хангарски. И хангар вспомнил рассказы своего дряхлого прадеда, над которыми он смеялся. О давних временах, когда не было Хозяев. И о жутких славянах-саклавах, духах-буссеу, которые приходят в ночи… приходят в ночи…

– Пощади, – часовой упал на колени в грязь. Сильная рука откинула ему голову. Хангар увидел оскаленные зубы, серые глаза, пряди рыжих волос, прилипшие ко лбу.

Огненная, узкая боль пересекла горло наискосок, лишив возможности вдохнуть… и жить.

Йерикка, держа наготове камас, побежал к орудию. Когда Гоймир и ещё двое ребят подоспели, Йерикка, ругаясь на двух языках, раскручивал узлы троса.

Казнь, которой подверглись попавшие в плен, поразила горцев, не отличавшихся сентиментальным добродушием. Богдан совсем застыл, дыхание его было редким и неглубоким. Олег тихо хрипел, из углов рта текла пена, которую тут же смывал дождь.

Ревок оттолкнул Иерикку, в его руке оказались ножницы из штыка и ножен от него. Двумя точными движениями Ревок перекусил трос. Гоймир перекинул через плечо Богдана. Йерикка, раня пальцы, расширил петлю на шее Олега, тот со свистом втянул воздух и надсадно закашлялся, но в себя не пришёл.

Рослый и сильный, Йерикка легко поднял друга и накинул на него свой плащ, а потом уверенной охотничьей побежкой горцы покинули вражеский лагерь – так же тихо и незаметно, как и появились в нём.

* * *

Когда Олег пришёл в себя, над ним был низкий пещерный свод, на котором плясали тени. Рядом горел, распространяя приятное тепло, костёр. Олег лежал, закутанный в два плаща – восхитительно сухих. На шее и руках плотно лежали бинты.

– Пришёл в себя? – послышался, весёлый голос. Олег повернул голову, морщась от боли в шее. Рядом с ним сидел Морок. Увидев, что Олег смотрит на него, мальчишка весело сморщил нос: – На вот, попей.

«На вот» оказался густой и горячий бульон. Первые несколько глотков отплатили болью в горле, но дальше дело пошло легче. Опустошив котелок, Олег снова прилёг.

Теперь он мог понять, где находится. Кроме него и Морока никого в этой небольшой пещерке не было.

– Где остальные? – спросил Олег. – Что с Богданом? Я помню, что он отрубился…

– Да ничего ему не отрубили, – возразил Морок. – Тут он, в веске обок, у верного человека. Вытянет! – Морок поправил плащ на Олеге. – И прочие не далеко. Дождь перестал-от, они и поджидают прочие четы. По ночи охота будет на тех, что над вами измывались. Й-ой, не повезло мне! – Морок с досадой коснулся бока.

– Я бы тоже не прочь подняться, – сказал Олег. У входа зашуршал папоротник.

– Где тут наш обмороженный? – весело спросил Йерикка, вваливаясь в пещерку. – Всё ещё симулируешь? – насмешливо спросил он, но руку Олегу пожал с неуклюжей нежностью и задержал в ладонях.

– Вроде того, – ответил Олег. – Мне тут сказали, что я не должен вставать…

– Конечно, не должен, – подтвердил Йерикка. – Ты же не хочешь нам провалить всё дело, споткнувшись в самый решающий момент?

Он положил под бок Олега свёрток из ткани и откинул его край.

В свёртке Олег увидел рукояти меча и камаса.

* * *

…Чета Гоймира ушла на запад, мимо Лесного Болота, к Светлым Горам, чтобы, перевалив через них, продолжать активные боевые действия в глубоком тылу противника – на просторах долины Древесная Крепость, между реками Смеющаяся и Горный Поток. Вместе с ними на запад двигались дождевые тучи.

Олег, вскочив не большой камень, повернулся лицом к долине, остающейся позади. Туман скрывал Мёртвую Долину. Южнее свинцово поблёскивали озёрные воды Светозарного, дальше, возле цепи Дружинных Шлемов, ещё тянуло дымом от сожжённого лагеря врага, а за их цепью высился пик Слёзной, вновь увенчанный тучами…

…– О чём задумался? – спросил Йерикка, вставая рядом. Пулемёт у него висел наискось через грудь, стволом в землю.

– О людях, – вздохнул Олег. – Йерикка, ты же ботаник, скажи мне, отморозку с Земли: куда уходит всё то, что мы делаем?

– О труды, что ушли, их плоды, что ушли, головы и рук наших труд… – понимающе прочёл Йерикка. – Что же… Большое складывается из малого. И если оно ОЧЕНЬ большое, малости просто стараются и превращаются в общий фон.

– Ты о Круге? – тихо спросил Олег. И вздохнул, а Йерикка молча кивнул. Только вчера Олег узнал, что младший из тех, с кем он когда-то в башне обсуждал охоту на снежищ, погиб двое суток назад в бою у Тёмной Горы. – Но его-то мы не забудем!

– Мы – да… Но больше о нём нигде не будет сказано. А если мы проиграем – уйдёт и эта память… – и Йерикка снова удивил Олега: – Знаешь, как говорил Омар Хайям:

 
– Мы уйдём в никуда – ни забот, ни примет.
Этот мир простоит ещё тысячи лет!
Нас и прежде здесь не было – после не будет…
Ни убытка, ни пользы от этого нет…
 

Олег помолчал и ответил с вызовом:

– А я знаю другие стихи…

 
И на самом пороге смерти
Тени теням шепнут
Убеждённо и дерзко:
«Верьте! Вечен ваш труд!»
 

– Киплинг, – определил Йерикка. – Ты молодец, Олег.

– А? – удивился Олег. – Не я, а Киплинг!

– Пойдём, – улыбаясь, Йерикка хлопнул Олега по плечу, – а то отстанем!

* * *

Ночью температура в Светлых Горах упала до —20^оС. Выщербленное Око Ночи светило всё равно ярко, мешаясь с повисшим над самым горизонтом солнцем.