Текст книги " Красный вереск"

Автор книги: Олег Верещагин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 38 страниц)

– Уходи! – закричал Олег. – Уходи, раздавят! Уходи нахрен отсюда! – но тот лишь дёргал окровавленной спиной, и Олег понял, что Йерикка никуда не уйдёт, и закричал отчаянно, умоляюще: – Эрик, дурак, живи! Уходи! Живи, скотина!

«Да-да-да-да!» – соглашался «дегтярь», но Йерикка не слушал свой пулемёт, он лежал наверху и стрелял, стрелял в приближающуюся броневую махину. Олег видел, как он сменил диск – спокойно, ловко – дёрнул затвор и снова ударил огнём.

Олег взвалил Богдана – рывком! – на плечи и, застонав от напряжения, взобрался наверх. Тут же упал – не от тяжести, стоять было опасно.

– Глянь… – захрипел Богдан. Лицо его исказилось.

Сбоку от танка появился Твердислав. Он встал в рост и движением всего тела бросил на корму связку из трёх РКГЗ. Мелькнуло тугое, скатанное в яркий ком пламя взрыва, Твердислав дёрнулся, чтобы броситься в сторону, но правая сторона, танка толкнула его, подминая, как манекен…

– Я-а-а-а!.. – бессмысленно и страшно завыл Олег, хватаясь за автомат. Гусеницы танка повернулись, выхлестнув что-то влажное, яркое – и машина застыла. Олег бросился к ней, но Йерикка успел раньше. Он ударил прикладом в висок полезшего из носового люка механика и, едва распахнулся люк на башне, бросил туда гранату.

Твердислав полз в сторону, запрокинув белое с зеленью лицо, и Олег подбежал к нему, чтобы помочь встать. Твердислав двигался, мотая головой, как собака с перебитым хребтом, и следом за ним тянулось что-то мокро-грязное, а сам мальчишка казался слишком… слишком…

Слишком коротким.

Олег остановился, как вкопанный. И сглотнул удушливый ком.

Твердислав казался короче, потому что это мокрое и грязное было остатком его ног, размолотых до самых бёдер. Кое-где сквозь грязь весело били ручейки крови.

– Вольг, – глаза Твердислава были спокойными, он облизнул губы, – добей меня. Скорее. Часом не больно мне, но вот станет больно…

– Нет-нет-нет… – попятился Олег, мотая головой. Это было трусливо и даже подло, но то, о чём просил Твердислав, было выше его сил!

Твердислав открыл рот и закричал, колотясь затылком о землю. Вместе с кровью потекла, бурая жижа… Прибежавший Йерикка оттолкнул Олега и, выхватив меч, ударил им сверху вниз в горло кричащего мальчика, а потом, обернувшись, хлестнул Олега по щеке:

– Ты что, спятил?! Ты…

– Ре-бя-та-а-а-а!!!

* * *

Сразу пятеро стрелков выскочили из-за горящего танка, как черти из адской подворотни. Они предпочли не гореть и не бежать, а атаковать растерявшихся горцев. У Богдана заел автомат. Выстрелами из «вальтера» он свалил одного, но тут же был вновь вынужден укрыться в родной клуне и звать на помощь старших мальчишек.

Олег нажал на спуск подствольника, забыв, что он разряжен. Йерикка поступил умнее – бросил во врагов гранату и сам рванул вперёд, строча из пулемёта; навстречу ему выскочили двое. Высоченный стрелок ударил по «дегтярю» ногой и замахнулся на горца штыком. Олег вскинул свой автомат, чтобы срезать врага, но на него сбоку прыгнул второй – с ножом в руке. Сбитый ударом тела, Олег рухнул наземь.

Упав, он перекатился через плечо и, оказавшись на четвереньках, поймал руку противника с ножом, пнул его в колено и швырнул через себя – нож полетел в грязь. Олег навалился сверху на упавшего, ничком врага и, хрипя от ненависти, всем весом своего тела и злости вдавил его лицо в жижу на земле – и держал до тех пор, пока тщетно пытавшийся сбросить мальчишку стрелок, не перестал дёргаться.

Йерикка, сидя на корточках, стирал грязь с пулемёта. Его противник лежал на спине, лоб заливало синюшное пятно, глаза были закачены под веки.

Дым от горящих танков мешал смотреть, но, судя по звукам, атака захлебнулась. Олег, ругаясь, извлёк Богдана из ямы и перевязал сильно кровоточащую, но не опасную рану в бедре. Йерикка, стоя над телом Твердислава, медленно сказал:

– Он погиб, как герой, бедняга… Два танка сегодня. Спас нас всех…

– Похороним его? – спросил Олег. Спать не хотелось, но мальчишка знал по опыту – сейчас схлынет напряжение, и…

– Пожалуй, – Йерикка кивнул на снарядную воронку неподалёку.

Олег поднял убитого друга. Друга? Нет, пожалуй. Своими друзьями в чете он мог назвать Йерикку, Богдана… ну, ещё – Гостимира. Просто этот парень был один из них. Может, и не друг. Но боевой товарищ, погибший своём посту.

Твердислав был легче, чем при жизни, хотя с мертвецами вообще-то наоборот. Олег бережно опустил его в воронку, не замечая, что пачкается в крови. Закинул, лицо убитого остатками его плаща. И кутами начал сгребать землю в воронку.

– Погоди, – подошёл Йерикка с лопатой, бог весть где взятой, – я быстрее.

Он ещё не успел закончить свою работу, когда из веси прибежал мальчишка – он тащил котелок тушёного с овощами мяса, а за плечами – аж четыре одноразовых американских М72А2. Бухнув всё это добро наземь, он сообщил:

– Принёс, вот.

– Где ты раньше был?! – вдруг взорвался Олег, сжимая кулаки. – На десять минут раньше, и… а теперь – видишь?! – он в осатанении ткнул в сторону засыпанной воронки. – Там мой друг лежит! Он танк гранатами взорвал! Гранатами, потому что траханых РПГ…

– Будет, что он-то виной? – угрюмо спросил Богдан. – Есть станем лучше… Да и ты садись, – обратился он к хмурому парнишке.

Одних лет с Богданом – но мельче, босой, в куртке на голое тело, висевшей мешком, и подвёрнутых штанах, мальчишка был голоден, если судить по тому, как он ел. Горцы же снова начали засыпать, но по всей линии опять зашумело, залязгало – начиналась атака, и не с кем Олегу было спорить, какая по счёту…

– Так, – Йерикка прикрыл кастрюлю трофейной каской, – потом доедим… Молодые люди, дым меня раздражает, предлагаю выдвинуться за эти горящие гробы.

– Принято единогласно, – Олег вытер ладони о траву и подхватил все четыре РПГ.

Они перебежали под прикрытием дыма саженей на двадцать вперёд и залегли среди перепаханной земли рядом с тремя лесовиками. Олег только теперь заметил, что мальчишка попёрся следом за ними – он нёс «архар» убитого Твердислава, обоймы рассовал в глубокие карманы куртки.

– Шёл бы ты к родным, домой, – уже беззлобно посоветовал Олег, раздвигая трубы РПГ для стрельбы.

– Я из Панкова, – мальчишка нахмурился сильнее прежнего, потом с каким-то вызовом взглянул на Олега: – Сообразил, городской?

– Въехал, – пожал плечами Олег. Собственно, ему было плевать – в веси, возможность погибнуть была не меньше, а то, что мальчишка решил умереть с оружием в руках, не заслуживало ничего, кроме одобрения.

На этот раз Олег опоздал со снайперкой – пока пробирались на новую позицию, враг оказался уже на дальности действительного огня из автоматов.

– Две танка, ещё две машины, две скорострелки, двести сажен! – выкрикнул Богдан.

– Подпустим на семьдесят, – решил Йерикка.

Олег выпустил навесом по пехоте два тромблона. Один из лесовиков молча сунулся лицом в приклад своего карабина – пуля угодила ему в левое ухо. Одна из машин, объезжая широкую воронку, подставила бок – Богдан выстрелил почти мгновенно из РПГ и со смехом отбросил использованный выстрел; машина загорелась, пехотинцы-десантники посыпались через люки…

– Беречь для танков! – предупредил Йерикка. Но один танк уже горел – его подожгли откуда-то слева. Сперва загрохотал АГС, его поддержал второй, но тут же пара вельботов, вырвавшись откуда-то из-за деревьев, начала утюжить позиции.

– Сволочи! Ах, сволочи! – застонал Йерикка, перекосишись. Олег его вполне понимал. Вельботы безнаказанно и красиво ходили над позициями – когда же они ушли, то АГС больше не подавали голоса.

Потом всё начало куда-то подниматься, взлетать – и рухнуло…

…Олег очнулся оттого, что его кто-то целовал и при этом зачем-то бил кулаком в грудь. Мальчишка открыл глаза – и увидел над собой Богдана. Тот заулыбался и что-то сказал, но Олег не понял, что. Его стошнило. Отплёвываясь, он попытался сесть, но Богдан придавил его к земле:

– Лежи, что ты!

Только теперь до Олега дошло, что бой идёт, и вообще, наверное, прошла минута, а то и меньше. И ещё – что Богдан делал ему искусственное дыхание

– Жив? – раздался голос Йерикки. Олег приподнял голову. Йерикка стрелял из-за выброшенной взрывом земли. Рядом с ним отстреливался лесовик. В паре шагов – мальчишка. Второго лесовика не было видно.

– Живой он! – весело откликнулся Богдан, хватая автомат. – Ты лежи, лежи одно, – он коснулся плеча Олега, и бросился к остальным.

– Танк, танк! – заорал лесовик, хватая РПГ. Олег повернулся на бок, нашарил автомат, сменил почти опустошённый магазин и пополз вперёд.

Танк был саженей за двадцать. Ещё ближе двигалась лёгкая машина, возле неё бежали и стреляли солдаты, Олег видел их лица, нашивки на форме и даже цвет глаз. Лесовик выстрелил из РПГ, но танк шёл… и лесовик встал на колено, подхватывая вторую «трубу», а потом – упал, упало то, что выше пояса, срезанное очередью пулемёта. Олег достал из мешанины посечённых кишок склизкую трубу и выстрелил в танк. Одновременно Богдан выстрелил во вторую машину и поджёг её. Олег тоже попал, но танк шёл, хотя пушка его молчала, и из дыры в маске валил дым. Зато пулемёты захлёбывались, и гусеницы мощно взрывали землю, гипнотизируя Олега – он хорошо помнил, как они обходятся с живым человеком и сейчас чувствовал, что готов бежать, ноги напряглись против воли. Вскочить и бежать. Бежать, бежать, пока не стихнет за спиной этот тупой, мощный лязг, заполнивший собой весь мир! На месте остаться помогло трезвое понимание – стоит оторваться от земли, и он будет тут же убит.

Мальчишка скручивал каким-то тросом три противотанковые гранаты и брикет тротила – с трудом удерживая на весу четырехкилограммовую связку. Олег не сразу понял, зачем он это делает. Понял, лишь когда взглянул в лицо паренька – упрямое, злое, с чёрными на белом пятнами веснушек, но в то же время вдохновенное. Поняв же, заорал:

– Дай сюда! Я поползу! – но мальчишка, вывернулся почти из самых рук, больно звезданул Олега босой пяткой в глаз и выкатился из-за земляного холма. Полежал, перевернулся на живот и быстро, ловко пополз, вжимаясь в землю.

– Стой! – Олег рванулся за ним, но Йерикка дёрнул его назад:

– Прикроем его!

В самом деле – пехотинцы сообразили, что к чему. Но три ствола размели мальчишке дорогу. Он на секунду задержался у подбитой машины, поправляя свою связку, махнул рукой горцам и пополз дальше.

– Он же не сможет её кинуть, то тяжко, – прошептал Богдан.

– Он не станет её кидать, – тихо ответил Йерикка.

– То как? – расширил глаза Богдан. Вместо ответа Йерикка обнял его за плечо и, помедлив, сказал:

– Смотри, горец, как надо умирать.

Мальчишка поднялся в рост в шести шагах перед носом танка. Видно было, как пули прошили его насквозь, а потом он упал под гусеницы, вскинув над головой руки со связкой, ударившей по броне.

Олег, Йерикка и Богдан видели, как мальчишку разодрало в куски гусеницей… а потом сверкнуло пламя – ослепительно-магниевое, не гранатное. Подброшенная сдетонировавшей боеукладкой, башня танка взлетела и закувыркалась прочь, вращаясь, как тарелочка-фрисби…

– Имя-то его как? – спросил. Богдан. – Как имя-то его?!

И тогда Олег оказал слова, которые десятки раз слышал на Земле, но не воспринимал всерьёз – они были далёкими, эти слова, они не имели отношения к его, Олега, повседневности… а сейчас вдруг придвинулись, дохнув в лицо сталью, гарью и кровью, сделавшись близкими… Олег сказал:

– Имя твоё неизвестно, подвиг твой бессмертен… Что ещё тебе, Богдан?

Интерлюдия: «Вальс Гемоглобин»

 
Из серых наших стен, из затхлых рубежей нет выхода, кроме как
Сквозь дырочки от звёзд, пробоины от снов, туда, где на пергаментном листе зари
Пикирующих птиц, серебряных стрижей печальная хроника
Записана шутя, летучею строкой, бегущею строкой, поющей изнутри.
 
 
Так где же он есть, затерянный наш град? Мы не были вовсе там.
Но только наплевать, что мимо, то – пыль, а главное – не спать в тот самый миг, когда
Придёт пора шагать весёлою тропой полковника Фосетта,
Нелепый этот вальс росой на башмаках нести с собой в затерянные города.
 
 
Мы как тени – где-то между сном и явью, и строка наша чиста.
Мы живём от надежды до надежды, как солдаты – от привала до креста.
Как расплавленная магма, дышащая небом, рвётся из глубин,
Катится по нашим венам Вальс Гемоглобин.
 
 
Так сколько ж нам лет, так кто из нас кто – мы так и не поняли…
Но странный сей аккорд, раскрытый, как ладонь, сквозь дырочки от снов всё ж разглядеть смогли —
Так вслушайся в него – возможно, это он качался над Японией,
Когда последний смертник запускал мотор над телом скальпированной своей земли.
 
 
Ведь если ты – дурак, то это навсегда, не выдумаешь заново
Ни детского сна, ни пары гранат, ни солнышка, склоняющегося к воде,
Так где ж ты, серый волк – последняя звезда созвездия Иванова?
У чёрного хребта ни пули, ни креста – лишь слёзы, замерзающие в бороде.
 
 
А серый волк зажат в кольце собак, он рвётся, клочья шкуры оставляя на снегу,
Кричит: «Держись, царевич, им меня не взять, держись, Ванёк! Я отобьюсь и прибегу.
Нас будет ждать драккар на рейде и янтарный пирс Валгаллы, светел и неколебим, —
Но только через танец на снегу, багровый Вальс Гемоглобин».
 
 
Ты можешь жить вскользь, ты можешь жить влёт, на касты всех людей деля,
Мол, этот вот – крут, а этот вот – нет, а этот, мол – так, ни то и ни сё.
Но я увидел вальс в твоих глазах – и нет опаснее свидетеля,
Надёжнее свидетеля, чем я, который видел вальс в глазах твоих и понял всё.
 
 
Не бойся – я смолчу, останусь навсегда Египетским ребусом,
Но только, возвращаясь в сотый раз домой, засунувши в компостер разовый билет,
Возьми и оглянись – ты видишь? Серый волк несётся за троллейбусом,
А значит – ты в строю, тебя ведёт вальс весёлою тропой, как прежде – след в след.
 
 
Рвись – не рвись, но он не пустит тебя, проси – не проси.
Звёздною фрезой распилена планета вдоль по оси.
Нам теперь узнать бы только, на какой из двух половин
Будет наша остановка – Вальс Гемоглобин.  [15]15
  Стихи О. Медведева


[Закрыть]
 

* * *

– Я всё равно пойду.

Йерикка молча смотрел в глаза Олега. Землянин выглядел, как оживший мертвец, поднявшийся из могилы ради одного-единственного дела. А у Йерикки просто не было сил спорить. Силы все уходили на то, чтобы быть чуточку бодрее остальных. Да и дела были скверными, – мягко сказано. Во время атаки вельботов погиб Бодрый, лично лежавший за АГС. Хмур, узнав о гибели брата, ушёл, сел над его телом и никому не давал не то что хоронить, но и просто к нему приблизиться. А тут ещё этот придурок решил идти и вытащить Милка. Как будто то, что валяется вокруг без числа и погребения, не было ещё недавно людьми! Полверсты через поле, то, что атака может начаться вот-вот, собственная усталость – всё это не трогало Олега. Похоже, он и не слышал, что ему твердил Йерикка – глядел, себе куда-то в землю отсутствующими глазами, иногда вытирал, рукавом мокрое от дождя лицо, развозя по нему грязь. А потом сказал – как припечатал:

– Я всё равно пойду.

Йерикка плюнул с досады:

– Иди, – разрешил он. – Иди, может, там тебя уже ждут.

– Один с топором и двое с носилками, – оказал Олег. Улыбка, которой Йерикка уже долго не видел на лице друга, и странные слова удивили рыжего:

– Что? – спросил он.

– Это у нас в школе так говорили, – пояснил Олег. – «Иди-иди, тебя там уже ждут. Один с топором и двое с носилками.»…

…Ни автомат, ни меч, ни даже камас Олег с собой не взял. Вообще ничего, кроме револьвера. Всё остальное помешало бы проползти полверсты. Была глубокая ночь – не стемнело ничуть, но атаки, прекратились. Как надолго – никто не взялся бы сказать, но про себя Олег решил, что в случае чего отсидится в какой-нибудь «коробке».

Сейчас он полз в грязи среди трупов. Кое-где было чисто, но в большинстве мест убитые лежали валом. Четырёх, а то и девятидневной давности – и свеженькие. В давнишних уже вовсю хозяйничали черви, чувствуя себя, как дома. А погибшие недавно походили друг на друга, как две капли воды – той воды, что, казалось, вместе с кровью смыла с них и жизнь…

Олег переползал через них так же равнодушно, как через канавы или бугорки. Он в сущности никогда не боялся трупов. А тут, на войне, перестал испытывать к ним какое-либо вообще чувство. Смерть выключала человека из жизни, превращала его в… камень, в деревяшку, имевшую вид человека, но не более. Во что-то столько же далёкое от человеческого мира, как эти вещи. Жаль только, что нельзя прихватить у убитых врагов оружие…

…Танк, в котором сидел Милок, был взорван собакой-смертником. Экипаж, очевидно, сумел спастись, но кругом лежали трупы пехотинцев. Олег подполз к носу и облегчённо поднялся на ноги. Тут его было видно лишь со стороны своих.

На броне танка кое-где собралась прозрачная дождевая вода. Мальчик плеснул её себе в лицо, стукнул кулаков по металлу – он отозвался коротким мягким стуком. Монолит… Олег заглянул в открытый люк механика – никого. Упёршись ладонями в края, Олег полез внутрь.

Он раньше был в танке – когда воинская часть устраивала для школьников «день открытых дверей». Сейчас его поразил контраст между утилитарной теснотой Т-80 и почти роскошью этой машины. Но ни кондиционеры, ни мягкие кресла, ни красивая обивка не спасли танк от гибели.

Через внутренний люк он просунулся в башню. И сразу же увидел Милка.

Оба башенных люка были открыты, внутри – светло. Милок лежал на ребристом полу, свернувшись калачиком и уткнув лицо в колени. Одной рукой он всё ещё сжимал винтовку, другую выкинул над головой. Светлые волосы слева почернели – пуля попала над бровью, Олег видел серое, точно пеплом присыпанное лицо.

Мальчишка не знал, зачем припёрся сюда. Милка он знал не лучше и не хуже, чем полторы сотни других мальчишек племени. Может быть, это был всего лишь протест – неприятие беспамятства, поражающего людей на воине…

Убитого легче всего было бы через нижний люк, но его заклинило взрывом. Олег потащил горца через люк механика, попутно думая, как волочь его через поле.

Он уже выбрался наружу сам и наполовину выволок труп, когда услышал хрипловатый, но спокойный и уверенный голос:

– Бог помощь, сосед. Ты чего дохлятину ворочаешь?

Холодея, Олег обернулся.

И умер, умер сразу, умер на месте.

Потому что они стояли за танком – так, чтобы их нельзя было достать со стороны веси. Оба казались грозными, из-за тяжёлых жилетов о наплечниками и круглых шлемов, не касок, скрывавших почти всю голову. Широколицый мужчина с ливневым пулемётом – он говорил – был старше, с усталым и надёжно-уверенным лицом. Второй – года на четыре постарше Олега – держал мальчишку под прицелом автомата, его лицо выражало нервозность и азарт. Новичок. Хобайны. Раньше их тут не было – встало Стрелково поперёк горла, лучших своих прихвостней данваны сюда бросили… Эти мысли вихрем пронеслись в голове Олега, как уже не имеющие к нему отношения. Если даже он успеет (а он не успеет!) выхватить револьвер – выстрелить ему не дадут. И Олег прислонился спиной к холодному, мокрому танковому носу. Странно, непреодолимо захотелось спать. Он зевнул, получилось судорожно…

Старший непонятно посмотрел на мальчика, на полувыпавший из люка труп. Спросил вдруг:

– Брат? Или товарищ?

– Любовник, – зло ответил Олег. (На злость силы ещё оставались, удивительно!). – Стреляй, хватит болтать, – и добавил; – Сволочь, охвостье данванское…

– Он ещё лается! – возмутился молодой. – Шлёпнуть его и делу конец… – он двинул стволом автомата с узкой щелью формировки потока, нажал клавишу спуска (и Олег умер второй раз…), но старший его остановил:

– Погоди… Горец ты? – спросил он Олега.

– Я с Земли, – с вызовом сказал Олег. – Слышали про такую?

– А он? – хобайн кивнул на Милка.

– Горец.

– Значит, друг… Давай, тащи его. И ползи отсюда.

Молодой хотел что-то сказать, но потом пожал плечами и промолчал. Олег внимательно посмотрел на хобайна, сказал:

– Врага надо убивать там, где встретишь. Это закон.

– Славу свою добывай в бою, – ответил хобайн. – Это тоже закон. Зачем убивать безоружного?

– Это за вас другие делают, – не отвёл глаз Олег.

Потом он повернулся и потянул на себя Милка. Он всё ещё ждал выстрелов.

Но они не прозвучали.

* * *

– Хобайны? – спросил Гоймир задумчиво. – И наряжены полно?

– Да, – кивнул Олег. С усилием поднял голову после кивка.

Гоймир покусал кожу краги. Глаза у него закрывались, словно железные шторы без противовеса.

– Так то значит – брать весь готовятся, – сказал он. – Одно – как? И нам что быть? Вон, – он кивнул на Ревка и Яромира, сидевших неподалёку. Они замерли, привалившись к каменной стене, вытянув ноги и безучастно глядя перед собой, – то видел? Часом спать можно, а они-то не спят. Нет мочи уснуть. А кто ещё разное несёт, с места на место безделком бегает, патроны перебирает… Другие уж так уснули, что огнём жгли – мычат, а не проснутся! Всем часом выспаться нужно, хоть часов шесть. Так не дадут они нам те часы!

– Дураки будут, если дадут, – подтвердил Олег. А Йерикка вдруг сказал задумчиво:

– Я боюсь, что они не только не дураки, но ещё и умнее, чем мы думаем.

– Ясни, – сказал Люгода. На забинтованной голове Касатки оставались открытыми лишь рот и глаза, Люгода громко дышал.

– Они знают, что мы не спим пятые сутки. Шесть часов, чтобы выспаться, они нам не дадут. А вот час-полтора, чтоб ЗАСНУТЬ – дадут вполне. И проснёмся мы в плену… или в вир-рае. А что до хобайнов – так их данваны с вельботов прямо в весь высадят, как они с Медведями тогда поступили.

– Нельзя давать ребятам спать, – Олег чувствовал, что едва ворочает языком.

– Так ты и сам спишь одно, – безо всякого укора оказал Гоймир. – Мы все засыпаем. А если кто и нет – тот на малое дело не годен, куда воевать… Хоть четыре-то часа, пусть, и не шесть! – он выругался и ударил по грязи кулаком.

– Ну что же, выход один, – Йерикка встал, подпираясь пулемётов. – Пусть спят ребята, сколько можно. А мы потом разбудим тех, кого получится.

– Хороший выход, – Олег встал тоже. – Пошли бродить. На ходу я пока ещё не спал.

Они с Йериккой отошли шагов сто, и рыжий горец сказал, кладя руку на плечо Олега:

– Ты крепкий. Я бы не поверил, хотя Крук мне рассказывал, что твой дед тоже всех удивлял… Но ложился бы ты спать. Ты не воевода…

– Ты тоже, – улыбнулся Олег…

…Ударившись лбом в стену, Олег проснулся и потёр ушибленное место, пробормотав:

– Впредь не зарекаться…

Весь дрыхла. Кто где мог и уже часа два. Если и будет атака, то только сейчас…

Шесть больших вельботов шли к деревне под прикрытием двух более мелких, ощетинившихся стволами машин. Олег тупо смотрел на них – силуэты, плывущие через дождь. «Вот,» – бухнула мысль, мальчик перехватил автомат удобнее, сел у плетня и уснул…

…Йерикка сумел собрать полсотни человек. Горцев среди них не было ни одного – женщины и дети лесовиков, которые всё-таки худо-бедно спали. Он рассчитывал расстрелять вельботы, когда они зависнут для выброски десанта по канатам. И никак не ожидал, что большие машины с ювелирной точностью сядут прямо в улицы!

Рыжий горец понял, что это – смерть. Люди, казавшиеся неловкими из-за брони и снаряжения, побежали в улицы быстро и ловко. На редкие выстрелы они отвечали лавиной огня из ливневого оружия, ракетных ружей и дробовиков, снаряжённых гранатной картечью – таких «стволов» у обычных данванских рабов не было. Причём огонь был такой плотности, что можно было подавить вражескую группу, а не одинокое ружьё. На спящих хобайны не обращали ни малейшего внимания – или просто не могли отличить их от убитых, хотя вряд ли; на лицах Йерика различал маски тепловых сканеров.

Он застрелил троих. И видел, как убили ещё стольких же. Но за этих шестерых убитых врагов отдали жизни тридцать семь лесовиков. Женщин и детей. С оставшимся – их было не более десятка – Йерикка отступил к импровизированной больнице, где находились раненые.

Тут он получил неожиданную помощь. Человек пятнадцать раненых, превозмогая боль, взялись за оружие, среди них был и Морок. Пробовал встать Краслав, но его сил хватило лишь доползти до порога, где он и остался лежать, задыхаясь от бессильных слёз.

Кольцо наступающих сжималось. Йерикка никому не молился. Он только проверил, выведено ли наружу кольцо закреплённой под курткой и рубахой гранаты. Внуку старого князя и сыну казнённого данванами подпольщика нельзя попадать в руки врага живым. Когда припрёт – он выдернет это кольцо.

И, может быть, через несколько лет в племени Рыси – далеко отсюда – родится мальчик, который вырастет похожим на него, Йерикку.

Он очень хотел в это верить.

Но подлая память, которую он обрёл, живя в лживом и безжалостном городе, подсовывала коварные строки…

 
А время уходит… Куда?
Может – в вир-рай,
Где звёзд свет колюч?
А может быть – просто
Идёт в никуда?
И мы – в никуда…
 
 
Не по звёздному мосту,
Который – над нами
В лохмотьях туч.
Не в вечную жизнь,
А для вечного тлена.
 
 
Не в звёздную высь,
А просто – под землю,
Не чтобы вернуться —
А так вот, навечно.
Могилы сомкнутся,
И в Верью нет веры…
 

– Замолчи, – прошипел он, прогоняя голос, и повёл стволом, выцеливая первую расплывчатую фигуру врага.

Пусть – не похожий. Пусть. Лишь бы родился. Родится – значит, племя останется жить. Ради этого стоило умереть.

* * *

Олег не хотел просыпаться. Он не желал возвращаться в шумный, грохочущий мир, в эту войну, в эту смерть. Он спал – и спать было прекраснее всего, что он знал в жизни.

Мешал только Голос. Он бился в клетках сонного мозга, как рёв тревожной сирены. Он кричал и звал.

«Вставай! Да вставай же, подонок, мразь, трус! Надо драться! Ты слышишь – идёт бой! Встань, мальчишка, ничтожество! Это предательство – спать! Предательство – спать!»

«Отстань, – отбивался Олег, – я хочу спать, и я не желаю, чтобы мне указывали, что делать! Я…»

«Настоящий Олег – это я! – кричал голос. – Я, а не тупая, ленивая, ничтожная скотина, кусок мяса, который дрыхнет, пока убивают его сородичей! И я, Олег Марычев, не позволю тебе валяться и храпеть!!!»

Огненная боль рванула тело слева под ключицей – словно впился в него клыками какой-то зверь.

Рысь, например.

Олег открыл глаза…

…Хорошо, что он не пошевелился. Широкие спины шестерых хобайнов, согнутые около остатков стены, видны были шагах в десяти. Хобайнн возились с чем-то, похожим на лёгкое орудие… и Олег услышал команду:

– Выжечь их!

«Хорошо, что автомат не забрали.»

Он поднял оружие, прицелился в крайнего левого и вогнал весь магазин, тридцать 7,62-миллиметровых бронебойных, жал, по дуге – до крайнего правого, прямо в широкие маскировочные спины…

…Йерикка сделал своё дело. Он со своей инвалидной командой, бабами и детьми задержал десант почти на три часа, и хобайнов ждала даже не неожиданность, а нечто страшное. Они оказались в ловушках – невозможно было определить, откуда начнёт стрелять очередной проснувшийся. Некоторым показалось, что встают мёртвые – а что ещё думать, когда лежащее в грязи, перепачканное кровью тело вдруг поднимается и открывает огонь. Рассеянные по веске хобайны вынуждены были вести бой мелкими группами в окружении. В ответ на их требования подкреплений к Стрелково пошли машины и пехота – применять артиллерию и вельботы теперь, когда, бой стал похож на слоёный пирог, было опасно.

Десант, который должен был принести почти бескровную победу, сыграл на руку защитникам Стрелкова…

…– Сволочи, я спать хочу, – бормотал Олег, – сейчас вас всех кончу и досплю!

Под его словами подписался бы любой из защитников. Сейчас они стреляли даже не в данванских слуг, а в тех, кто-таки не дал им выспаться как следует. При малейшем затишье бойцы вновь начинали дремать.

– То добрый выстрел! – похвалил Богдан, когда танк, выпустив снаряд, прямым попаданием накрыл пулемётный расчёт хобайнов. – Часом хоть целуй их – до того красно они своих шерстят!

Богдан, Олег и кто-то из местных пацанов держали оборону в развалинах вечевого подворья. Танковый снаряд разорвался на обрезе стены, осыпав обороняющихся щебнем. Мальчишка, стрелявший из окна, грохнулся вниз, но тут же сел и потряс головой:

– Ух!

– Жив? – окликнул его Богдан.

– Так что мне сделается? Я откуда только не падал, не то что с окна! – возбуждённо почти кричал мальчишка. – С дерева падал сто раз, с лошади – двести, под танк падал…

– Под танк?! – изумился Богдан, меняя магазин.

– А то, – кивнул мальчишка, – танк до сих пор во-он там за околицей ржавеет!

– То как? – недоверчиво спросил Богдан.

– Ну я ж под него с гранатой падал, – пожал плечами мальчишка и засмеялся вслед Богдану.

Танковый люк откинулся, из него показалась голова танкиста. Он опасливо поворачивался, смотрел вокруг.

Крах! Танкист дёрнулся и сполз обратно. Олег перезарядил винтовку, процедил:

– Ну, идите сюда!

Танк, похоже, определился. Но, не прошёл он и пары саженей, как из подвального окна, на треть засыпанного щебнем, выдвинулся ухват, в котором – очень удобно! – лежала противотанковая мина. Ухват опустился точно под накатывающуюся гусеницу…

Рррах! Гусеница «потекла». Разворачиваясь, словно мамонт-подранок, танк кормой въехал в одни развалины, носом – в другие. Пушка, угрожающе качнувшись, начала разворачиваться. В тот же момент мальчишка, содрав с себя куртку, ткнул её в ствол и, пропихнув ударом автомата подальше, скатился в сторону, крикнув:

– Ложись!

Вместо обычного гудящего выстрела танка раздался настоящий взрыв. Олег оторвал голову от щебня. Ствол орудия был разворочен «цветочком». Из открытого башенного люка валил дым.

Мальчишка сел и, сплюнув, сказал:

– Вот так вот.

А Олег, перевернувшись на спину, захохотал.

– У… ух… ватом, – стонал он, колотя кулаком по щебню и повизгивая. – Ухватом и ку-ку-ку…

– Лет шесть ещё протяну, – с важным видом сказал мальчишка, – жениться успею, ты только подольше кукуй.

– Курткой! – выпалил Олег. – Ухватом и курткой! Танк подбил! О-о, мне нравится эта война!

– Вольг! – Богдан ткнул в сторону развалин наискось: – Гляди! Уходят!

Правильней было сказать «убегают». Группа хобайнов пересекала развалины.

– Поняли, что они тут не в кассу, – довольно сказал Олег. – Ну уж нет, без базара, я вас не отпущу…

Крах! Бежавший первым дёрнулся и, ткнувшись головой в стену, рухнул на землю. Олег выстрелил в последнего – тот, раскинув руки, повалился тоже. Но остальные, похоже, засекли, откуда стреляют.

– Стерегись! – прокричал Богдан. Струя радужного пламени – высокотемпературной плазмы – врезалась в развалины немного в стороне, резко запахло испаряющимся камнем. Вторая струя ударила ближе, но Богдан ответил очередью, пробив висящий за плечами одного из хобайнов накопитель – и часть улицы утонула в нестерпимой яркости вспышке. Мальчишки выскочили, из развалин на параллельную улицу, где горящая машина, словно раненый зверь, ворочалась среди руин. Очевидно, погиб экипаж, а управление заклинило. Неподалёку кучей лежали восемь или десять лесовиков.