Текст книги " Красный вереск"

Автор книги: Олег Верещагин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 38 страниц)

Йерикка медленно улыбнулся:

– Значит, я ничего не понимаю в людях. Тогда мне всё равно лучше умереть. А он может неправильно понять…

– Ты так увечен в этом Чубатове? – Олег не хотел шевелиться, уж очень было холодно, и он задумчиво рассматривал облачка пара, взрывавшиеся изо рта. – Сам подумай, за что ему нас любить? Вспомнил бы лучше, как мы жгли его колонну. И что он нам обещал!

– Он похож на нас, – тихо сказал Йерикка, – он хочет победить честно. Я уверен, что он не обманет.

– Я всё-таки останусь, – упрямо сказал Олег. И Йерикка больше не возражал – устроился удобнее и перевёл взгляд на медленное течение ручья, на туман, текущий над каменистыми осыпями, среди кустиков вереска…

– Ты часто думаешь о Бранке? – вдруг спросил он, не поворачиваясь.

– Нет, – тихо ответил Олег. – Стараюсь реже. Это всё равно, что мучить самого себя…

– Да… – словно о чём-то своём, откликнулся Йерикка.

– Ты мечтаешь вернуться? – в свою очередь спросил Олег.

Йерикка повернулся наконец. Поднял плечи – то ли пожимая ими, то ли ёжась от сырого холода.

– Я не верю, что мы вернёмся. Вернее… запрещаю себе верить.

Олег привык к тому, что Йерикка может сказать весьма интересную вещь – такую, что останется только взяться за подбородок и промычать: «Да-а…» Поэтому лишь коротко попросил:

– Поясни.

– Да тут всё ясно… Когда я думаю о возвращении, я начинаю беречь себя. Мы же должны идти в каждый бой так, словно он – последний, Вольг. Понимаешь – последний! Бой, в котором не жалеют ни себя, ни врагов… Нас слишком мало, чтобы победить по-другому. Поэтому, – заключил Йерикка, – я для самого себя давно уже мёртв. Тебе не страшно говорить с трупом, Вольг?

– Напугал, – тихо фыркнул Олег и после короткого молчания добавил: – До смерти. Лучше окажи мне, учёный человек из большой яранги – неужели после всего этого мы снова будем восхищаться войной и военными подвигами?

– А ты как думаешь? – вопросом ответил Йерикка.

– Я? – уточнил Олег.

– Ты, ты, – с лёгкой насмешкой подтвердил Йерикка.

– Если бы я знал ответ – я бы не спрашивал.

– Й-ой, какая наглая, неприкрытая фаллософия! – в притворном ужасе и очень тихо возопил Йерикка – Ладно, слушай… Дед во время восстания был знаком – не очень коротко, но был – со Стариновым[17]17
  Илья Григорьевич Старинов (1900–2000 г.г.), полковник в отставке, кандидат технических наук, профессор, кавалер 11 орденов, участник Гражданских войн в России и Испании, Советско-финской и Великой Отечественной, прославленный диверсант и наставник тысяч партизан, минёров и диверсантов.


[Закрыть].

– Что, с тем самым?! – в священном ужасе выдохнул Олег, вспомнив рассказы Игоря Степановича. – Он тут был?!

– Бывал, – как ни в чём не бывало, подтвердил Йерикка, в очередной раз потрясая Олега той простотой, с которой он говорил о пребывании на Мире людей, хорошо известных в самых различных кругах Земли и, казалось, никогда её не покидавших. – Сидели они вместе в развалинах одного дома – ну, там, южнее. Дождь лил, под ногами грязь, капает за шиворот… короче, знакомая картинка. Илья Григорьевич бухтит: «Ну вот, голос сорвал на хрен, простыл в этой сырости. И что за жизнь – грязища, сверху льёт, да ещё стреляют… Ну что я, не навоевался, что ли? Да и какой из меня сейчас вояка, мне уже за шестой десяток, спина болит, насморк, голос сорвал, а всё лезу куда-то! Чего мне надо?! Сидел бы дома, и дело с концом, у меня же не китель – иконостас, и пенсия, и уважение… А я всё тут торчу, бойца из себя корчу. Мне что – больше всех надо?! Брошу всё к чертям, домой надо, до…» Тут ракета, сигнал к атаке – бамп! Дед оглянуться не успел – а Ильи Григорьевича рядом уже нет, и только откуда-то спереди: «У-р-р-а-а-а…» – удаляется.

Олег тихо хихикнул. Потом признал:

– Может, и так.

– Забудем, – уже не весело, а спокойно-задумчиво сказал Йерикка. – К счастью… или к сожалению, но забудем и боль, и холод, и дожди, и голод, и ужас, и кровь, и страдания. Только одного никогда не забыть – наших погибших. Они навсегда с нами, они навсегда дружина племени… Будем помнить, пока существуем.

– Эту войну мы выиграем, а… – Олег умолк, обдумывая, как говорить дальше, но Йерикка легко догадался, что он хочет сказать:

– А что будет дальше – я не знаю, – ответил он. – У нас нет будущего. Рано или поздно нас подомнут, и анласов подомнут… или уничтожат. Данваны могут позволить себе ждать. Если бы боги помогли нам, как некогда, нашим предкам – найти Радужную Дорогу…

– Что найти? – насторожился Олег.

– Путь, – коротко ответил Йерикка. Помолчал и всё же добавил – То место, через которое люди уходили с Мира и приходили на Мир. Он где-то есть. Никто не помнит – где, хотя его уже много лет стараются найти и одиночки-романтики, и данваны, и мы.

– Мы – это кто? – быстро спросил Олег.

– Мы – это мы, – отозвался Йерикка. – Тогда, можно было бы попробовать начать с чистого листа. А здесь нас ждёт гибель.

Они снова умолкли, слушая, как шепчет еле слышно туман, оседая на камешках осыпей и веточках вереска. Это было похоже на еле-еле слышные голоса, в которые трудно не вслушиваться – казалось, в этом шёпоте, в этих голосах, есть слова, неясные и загадочные, то ли зовущие, то ли предупреждающие о чём-то… Олег невольно напрягал слух, пытаясь понять, пока Йерикка не сказал ему мягко:

– Не слушай голос тумана.

– Что? – очнулся Олег. – Почему?

– Можно потерять себя, – пояснил Йерикка.

Олег кивнул. И сказал с неожиданной даже для самого себя тоской:

– Я вот думаю – за что мне Бранка? Я самый обычный… А вдруг всё это ошибка?..

Йерикка вдруг встал и, взяв Олега за плечо, легко оторвал от камня, вздёрнув на ноги. Заглянул в глаза:

– Не смей так даже думать! Не смей, понял?! Тебе в самом деле досталось счастье… больше того, ты его отбил себе, ты заплатил за него кровью! Так оставайся достоин его! Ты не имеешь права думать о плохом! Понял?!. – с силой спросил он. – Может быть, любовь – это последнее, что позволяет тебе оставаться живым человеком!

Он разжал пальцы. Олег, удивлённо глядя на друга, ответил:

– Я не знаю, Эрик, есть ли для любви место здесь…

– Если человек любит – его любви найдётся место и в аду… – Йерикка прислонился к камню спиной.

Олег не знал, что ответить на это. Раньше у него нашлись бы слова. Раньше… раньше он вообще умел думать о многих вещах, не только о войне. Это было давно. Или вообще не было, или умел это кто-то другой, похороненный в горах.

Что он получил взамен потерянного?

Олег не сразу понял, что Йерикка читает стихи…

 
– Знаешь ли ты, как память
В эти часы остра?
Стиснутые лесами —
Парни сидят у костра.
 
 
Кто-то сидит притихший.
Кто-то поверх голов
Смотрит на звёзды выше
Глухонемых стволов.
 
 
Стачивая усталость,
Где-то на грани сна,
Плакала и металась
Тоненькая струна.
 
 
Пела она всё шире,
Чистая, словно снег…
Где-то в огромном мире
Твой приглушённый смех.
 
 
Тёплого лета вечер —
Нежная голубизна.
Милая и беспечная,
Выгляни из окна!
 
 
В небе поймай глазами
Блик моего костра.
Знаешь ли ты, как память
В эти часы остра?
 

– Эрик, и всё-таки ты пишешь стихи! – не выдержал Олег.

– Я не пишу стихов, – терпеливо ответил Йерикка. – Это Звенислав Гордятич. И те, про зиму, которые я читал в прошлый раз.

– Кто он был? – поинтересовался Олег. – Ты так часто про него говоришь.

– Он был горожанин из столицы. Воевал во время восстания и писал стихи, песни, повести… Это у него был друг с Земли. Некоторые говорят, что Звенислав и сам не раз посещал Землю. Потом, когда восстание подавили, жил в городах. Его запрещали, он всё равно печатался… На него несколько раз нападали «хулиганствующие элементы». И в конце концов – застрелили при ограблении магазина. Обычное дело, Вольг… У меня есть его книги. А эти стихи – из сборника «Правда цвета свинца». Воины часто пишут стихи. Вот и твой дед писал. Он бы гордился тобой.

– Да, – коротко ответил Олег. Йерикка. взглянул в небо и заметил:

– Сейчас тебе кажется, что ты очень много потерял… А на самом деле – ты нашёл тут желание драться… Идёт. Убери автомат.

– Уберу, когда уверюсь, что он идёт один, – упрямо сказал Олег, внимательно осматриваясь. Вслушиваться не было нужды – он тоже слышал, как стучат по осыпям камешки.

* * *

Чубатов вышел из тумана неподалёку, из-за скалы. Он шёл без оружия, сунув руки в карманы куртки, волосы на непокрытой голове блестели от капелек тумана, серебром осевших на них. Чубатов был ещё молод, лет тридцати, плечист, хотя и невысок, с типично славянским лицом – но отмеченным каким-то отпечатком… словно мутные подтёки на стекле, видимые лишь на просвет. Мальчишки стояли неподвижно, и офицер заметил их, подойдя почти вплотную. На лице его не отразилось ни испуга, ни удивления, а Олегу стало немного стыдно, и он поставил автомат прикладом к ноге.

– Двое? – удивился Чубатов, и Йерикка ответил:

– Этот парень не слишком вам верит. Я не смог от него избавиться.

Олег возмущённо вскинулся и встретился глазами со взглядом офицера. Вспыхнул; Чубатов спросил:

– А кто он такой?

Йерикка поносился на друга, словно впервые его увидев, и пояснил:

– Авантюрист.

– А похож на ангела, – усмехнулся Чубатов. Йерикка подтвердил:

– Он и есть ангел. Ангел-авантюрист.

– Коз-зел, – прошептал Олег. Чубатов наклонил голову:

– Хорошо… Вот ты какой, получается, Йерикка Мечиславич, – он заинтересованно оглядел Йерикку с головы до ног. – Я тебя немного другим представлял.

– Да и мне казалось, что вы старше, – мирно ответил Йерикка. – Прохладно сегодня, а?

– Прохладно, – Чубатов полез в карман и достал… небольшой термос. – У меня тут кофе. Не откажетесь?

– Давайте, если не жалко.

Йерикка открутил крышку-стаканчик, и Олег невольно втянул воздух. Кофе захотелось чудовищно, однако он мотнул головой, когда Йерикка протянул Фляжку:

– Не хочу.

– Хороший кофе, – похвалил Йерикка, возвращая посудину Чубатову. Тот убрал термос и спросил:

– Пришёл за своим князем?

– Да, – согласился Йерикка. Чубатов вновь долго изучал его внимательным, жёстким взглядом:

– Ты же совсем не похож на него! – сказал он резко. – Он зверь. Он даже не говорит, только рычит.

– Мы с ним друзья. Но я бы его выручил, даже если бы мы с ним были врагами, потому что мы больше чем друзья – мы соратники, – спокойно разъяснял Йерикка.

– Если вы думаете, что мы добрей – напрасно, – вмешался Олег. Йерикка согласился:

– Он прав. Людей тут давно не осталось, только звери.

– Когда вы жгли мои машины… – начал Чубатов, но Йерикка прервал его:

– Не надо. Что будет, если вас пустить в наши долины? То же, что здесь? Или хуже? Врагов надо убивать, чтобы жили свои. А как убивать – не важно.

– Тогда застрели меня, – вдруг сказал. Чубатов. – и возьми своего князя – он лежит там, наверху осыпи, я приволок его с собой… Я тоже устал от войны и хочу отдохнуть. А это будет долгий отпуск.

– Не говорите глупостей, командир, – с досадой сказал Йерикке. – Вы пришли сюда затем, чтобы умереть?

– Может быть, почём ты знаешь?

– Не говорите глупостей! – повторил Йерикка. Но уже неуверенно.

– Тогда ты его не получишь.

– А зачем вы пришли? – Йерикка начал кусать губу. Он нервничал.

– Мне захотелось посмотреть, все ли у вас такие, как он, – Чубатов мотнул головой вверх, в туман. – И теперь вижу, что не все.

– Да, – вновь подал голос Олег. – Но Эрик – очень редкое исключение. Остальных вы превратили в таких же зверей!

– Олег! Не смей!!! – закричал Йерикка. Но не успел – впервые в жизни, может быть, не успел сделать то, что хотел. Стоял слишком далеко… И слишком хорошим учеником был Олег…

«Наган» в левой руке Олега грохнул в упор. Куртка на правом боку Чубатова тут же порыжела от пламени, как волосы Йерикки. Резное эхо заметалось по осыпям, как большая чёрная птица в тесной клетке.

Чубатов выгнулся, стараясь одновременно увидеть и рану, и Олега. Во взгляде его было странное удовлетворение.

– Когда стреляешь в человека в упор – не смотри ему в глаза. Можешь промахнуться, – негромко, но отчётливо сказал он. Потом добавил: – Вот и настал мой отпуск, – зажал ладонью рану и рухнул к ногам отшатнувшегося Йерикки.

– Мне кажется, нельзя тебе больше на свете жить, – извиняющимся, но уверенным голосом произнёс Олег. – Никак нельзя. Неправильно это… после бабы Стеши… и остальных всех…

– О боги… – потрясение прошептал горец, бледный, как туман вокруг, глядя, как Олег убирает револьвер в кобуру. Потом спросил: – Что ты наделал? Ты… сошёл с ума? Ты же его убил!

– Убил, – подтвердил Олег. Он тоже быстро бледнел, как от тяжёлой раны, губы плотно сжаты, на скулах горели треугольные пятна. – Что мне, смотреть на него было? Или вашу пофигень слушать? Или наблюдать, как он посмеётся и уйдёт?!

– Он нам поверил! – заорал Йерикка в бешенстве, сжав кулаки. – Он сюда пришёл, а ты…

– Да он над нами смеялся, – спокойно ответил Олег. – Он знал, что ты его не тронешь… Посмотреть он на нас пришёл! Что мы ему – зоопарк?!. Да успокойся, не ты же его убил. Я вон и кофе его пить не стал…

– А звал его я! Одного! И…

– Зачем ты его звал? – перебил Олег. – Поскоморошничать перед ним? В древних князей поиграть?! Ты бы его на поединок ещё…

Йерикка ударил – тяжело и точно. Олег отлетел, покатился по камням. Сел. Провёл ладонью по губам, с которых капала на камни кровь. Встал на ноги, вновь коснулся губ. Йерикка замер выше на склоне, подняв кулаки, хрипло окликнул:

– Давай драться!

– Разрядился? – невнятно спросил Олег, спуская с губ длинную нить кровавой слюны. Потянул носом воздух. – Пошли за Гоймиром.

Он прошёл мимо рыжего горца, как мимо пустого места, на ходу подобрав автомат. Йерикка несколько секунд смотрел ему в спину, словно ждал, что Олег повернётся и драка-таки состоится. Потом – опустил руки и пошёл – сначала, а там и побежал за Олегом. Догнав, положил руку на плечо:

– Прости!

Олег повёл плечом. Йерикка не отпускал. Землянин вновь сплюнул:

– Пусти, – не зло, а очень устало попросил он.

– Олег, прости! – Йерикка обогнал его, встал на пути. – Хочешь – я извинюсь?! Ну стой же ты!

– Стою, – Олег остановился, и тот различил, что на ресницах друга скапливаются слёзы. – Чего тебе?

– Ты обиделся? – глупо спросил Йерикка. – Прости…

Олег вновь длинно потянул воздух носом, разбитые губы вздрогнули, но слёзы так и не капнули. Вместо этого он сказал:

– Скотина ты…

– Да, – согласился Йерикка.

– И дурак…

– Точно! – почти обрадовано подтвердил Йерикка.

– За что ты мне врезал?

– Ну, ты же сам говоришь – дурак… Очень больно?

– Обидно, – угрюмо ответил Олег. – Ладно, проехали. Будем считать, что стали чуточку грязнее, чем раньше… Пошли, Гоймир, наверное, там с ума сходит!

– Подожди, – Йерикка удержал его. – Ну-ка… – он вдруг смутился и резко покраснел. – Ты не удивляйся… и чего не подумай… – сбивчиво и невнятно пояснил он. Потом взял голову Олега ладонями с обеих сторон и прикоснулся губами к его губам!

– Блин!!! – Олег отшатнулся. – Ты че?!

– Погоди… – Йерикка досадливо сморщился и, несмотря на сопротивление Олега, повторил то же. Замер. Олег видел совсем близко его сосредоточенные и отрешённые глаза. Нет, так не целуются – ни в шутку, ни всерьёз… – Вот, всё, – Йерикка отшагнул, вытер губы, сплюнул. И уже весело подмигнул.

– Что – «всё»? – удивлённо и сердито спросил Олег. И сообразил, что губы не болят и кровь не идёт. Он прикоснулся к губам – припухлость исчезла, рана изнутри на верхней – тоже. – Ну… – он пожал плечами. – Каждый раз удивляюсь! Но вообще-то… это ведь руками делается?

– Да в принципе это можно любой частью тела делать, – заверил Йерикка.

– И?.. – многозначительно не договорил Олег.

– Желательно – с девчонками, – ответил Йерикка. – Боюсь тебя огорчить, но ты не возбуждаешь.

– Это потому, что я давно не мылся, – заверил Олег. – Обычно я совсем другой, мой сладенький…

…Гоймир лежал в сотне шагов вверх, по осыпи. Очевидно, зная о его угрюмой целеустремлённости, Чубатов скрутил его так, чтобы мальчишка не мог дотянуться до ремней зубами или перетереть их о камень. Но Гоймир продолжал с упорным выражением на лице шоркать верёвку на ногах о гладкий кусок гранита.

– Пресс качаешь? – осведомился Олег, выныривая из тумана.

Что отразилось на лице князя – понять было невозможно из-за отсутствия лица как такового. Сине-красно-чёрную маску назвать лицом было можно только в приступе буйного оптимизма. Глаза едва смотрели, губы вспухли, левая скула, лоб и левый висок – рассечены, и там и сям виднелись следы ожогов.

– Наконец-то, – не очень внятно заявил Гоймир. – Я уж так думал – забыли про меня… Чубатов?..

– Внизу лежит, – указал взмахом руки Йерикка. Олег перерезал верёвки на руках и ногах. Гоймир, даже не поблагодарив, сел и поморщился:

– Рёбра ноют…

– Откуда ожоги? – Йерикка присел, взял князя пальцами за подбородок, повертел: – Чего молчишь?

– Зажжёнными сигаретами меткость выверяли, – пояснил Гоймир, – об заклад бились, кто глаз выпалит… Оченно весело всем было.

– Ну и как? – рассеянно поинтересовался Йерикка.

– Косорукие, – махнул рукой Гоймир и снова перекосился: – У-ухх…

– Дело не в этом, – спокойно поправил Олег. – Трудно попасть в глаз такому китайцу, в которого они тебя превратили. Добротная работа.

– 3-заткнись… – процедил Гоймир. – Тут близким лошадь должна стать. И оружие моё он с собой прибрал, – Гоймир начал раскачиваться, сунув руки под мышки – видно было, что он с трудом удерживается от стонов.

– Даже не поблагодаришь? – Йерикка водил ладонью над лицом Гоймира. Тот спросил:

– Про что?

– Если б не он, – разъяснил рыжий горец, – путешествовал бы ты сейчас обратно, а я бежал бы следом и хныкал: «Дяденька Чубатов, отдайте!»

– Не внял, – взгляд Гоймира из «щелей» стал недоумённым.

– Потом расскажу, – пообещал Йерикка, – если захочешь. Вставай, пошли, а то ещё, чего доброго, явятся визитёры… Идти-то можешь?

– Доковыляю, – буркнул Гоймир, поднимаясь. Лицо его исказилось, и Йерикка заметил:

– Не делай больше так. Наши увидят в тумане – стрелять будут. Или вообще со страху помрут.

Гоймир вдруг хрюкнул. И сообщил:

– При мне там баснь сказывали. За нас.

– Про нас? – удивился Йерикка. – Ну-ка, ну-ка, не знал, что мы уже так популярны!

– В ночь офицер из палатки выходит. Дождь так, холод, ветер, мозгло кругом. Пусто, склады стоят… Офицер окоём глянул и говорит: «И как те горцы в такую незгоду в горах воюют?!» А ему от склада: «Й-ой, не говори. Одно что ни час – мучаемся.»

…Гоймир сначала и вправду ковылял, но уже через полверсты разошёлся – в прямом смысле слова. Йерикка помалкивал. Олег шёл впереди, вслушиваясь и вглядываясь. До истечения срока оставалось чуть больше суток, нужно было искать своих.

Олег находился в несколько обалделом состоянии. Всё произошедшее – с момента их ухода из одинокой избушки – казалось приключенческим фильмом, где всё возможно и сходит с рук. И в то же время он понимал, что это не больше фильм, чем вновь начавшийся дождь. Этот дождь – часть жизни. И то, что произошло – тоже. Могло быть лишь так, не иначе.

Когда-то давно люди выдумали себе судьбу. А позднее те, к то слабее духом, стали оправдывать судьбой неудачи или бездействие. На самом деле судьба – это вовсе не слепая сила, движущая людьми. Судьба – это внутри самих людей, то, что вложено в нас, то определяет наши поступки… но не слепо, а согласно воспитанию, идеалам и стремлениям. Всегда можно отказаться от трудного пути и тяжёлых дел. Но, если ты отказался – ты предал самого себя. И люди идут своими дорогами, выбрав их раз и навсегда.

И судьба тут не при чём…

…Они отшагали вёрст пятнадцать, не меньше, и уже собирались завалиться спать, но позади, по звуку – за пару вёрст – послышался сигнал хангарской трубы.

– А то и за нами… – сказал Гоймир. – След тропят… – прислушиваясь, он перестал смотреть под ноги и влез в болотину, где и остановился, оглядываясь недоумённо.

– Ты, между прочим, в болото попал, – сообщил ему Йерикка. Гоймир плюнул, выдрал ноги, и, выбравшись на сушу, заметил:

– Добро, а то уж мыслю – ноги не держат!

Труба прозвучала ближе. Мальчишки переглянулась – молча. Но каждый из них понимал, что их всего трое, а хангары идут по следу, что они трое устали и измотались, а враг свеж…

…Олег подмигнул.

Йерикка усмехнулся.

Что сделал Гоймир – понять было невозможно, но он сказал:

– Один на десять – ровно, а и больше – не страх.

– А раз нас трое – то стоим и сотни, – добавил Олег.

– Эта арифметика мне по душе, – подытожил Йерикка. – Ну, Вольг, где твой самопал? Его выход.

Металлический лай, упорный, монотонный и хриплый, появился в отдалении. Это напоминало охоту – труба, собаки… Очевидно, и Йерикка подумал о том же, потому что с нервным смешком сказал:

– Сколько раз охотился – никогда не думал, как себя чувствует дичь.

– Кабан в тебя когда-нибудь стрелял из автомата? – осведомился Олег.

– Нет, – признал Йерикка.

– Желание-то на охоту у них разом убудет, – зловеще пообещал Гоймир, устраивая ППШ для стрельбы с упора.

Лай. Азартный, надсадный – псы уже почуяли добычу, они ощущали то, чего ещё не понимали их хозяева – близость тех, кого надо схватить, разорвать!

Сигналы труб. И уже отчётливый стук копыт по мокрой земле – не дальше трёхсот сажен, кажется.

Интерлюдия: «Моё поколение»

 
Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого б не жалели.
Мы пред нашим комбатом, как пред господом богом, чисты.
На живых порыжели от крови и глины шинели,
На могилах у мёртвых расцвели голубые цветы.
 
 
Расцвели и опали… Проходит четвёртая осень.
Наши матери плачут, и ровесницы молча грустят.
Мы не знали любви, не изведали счастья ремёсел,
Нам досталась на долю нелёгкая участь солдат.
 
 
У погодков моих нет ни жён, ни стихов, ни покоя, —
Только сила и юность. А когда возвратимся с войны,
Всё долюбим сполна, и напишем, ровесник, такое,
что отцами-солдатами будут гордиться сыны.
 
 
Ну, а кто не вернётся? Кому долюбить не придётся?
Ну, а кто в сорок первом первою пулей сражён?
Зарыдает ровесница, мать на пороге забьётся, —
У погодков моих ни стихов, ни покоя, ни жён.
 
 
Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого б не жалели.
Кто в атаку ходил, кто делался последним куском,
Тот поймёт эту правду, – она к нам в окопы и щели
Приходила поспорить ворчливым, охрипшим баском.
 
 
Пусть живые запомнят, и пусть поколения знают
Эту взятую с боем суровую правду солдат.
И мои костыли, и смертельная рана сквозная,
И могилы над Волгой, где тысячи юных лежат.
 
 
Это наша судьба, это с ней мы ругались и пели,
Поднимались в атаку и рвали над Бугом мосты.
…Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого б не жалели.
Мы пред нашей Россией и в трудное время чисты.
 
 
А когда мы вернёмся, – а мы возвратимся с победой,
Все, как черти, упрямы как люди, живучи и злы, —
Пусть нам пива наварят и мяса нажарят к обеду,
Чтоб на ножках дубовых повсюду ломились столы.
 
 
Мы поклонимся в ноги родным исстрадавшимся людям,
Матерей расцелуем и подруг, что дождались, любя.
Вот когда мы вернёмся и победу штыками добудем —
Всё долюбим, ровесник, и работу найдём для себя. [18]18
  Стихи С. Гудзенко.


[Закрыть]
 

…Поймав в прицел пса, бежавшего первым, Олег нажал спуск.

* * *

Грузовик явно заблудился. Шёл медленно, на ступеньке стоял, вглядываясь под колёса, солдат, ещё один сидел на крыше с ручным пулемётом. Широкие парные колёса вязли в грязи по верхний край, но грузовик взрыкивал мощно и выдёргивал себя из бурой жижи. Слышно было, как орёт солдат на подножке, командуя водителю, куда держать курс:

– Левей… яма же, ядрёна мать!.. Ещё левей!.. Ага, так… так… так… Вправо! Поколем – головы оторвут!

Собственно, машина ничем не мешала горцам, лежавшим в грязном и мокром кустарнике. Они лениво наблюдали за ползущим в жиже грузовиком, пока Олег не подтянул к себе винтовку и не сообщил:

– Сейчас я их…

– Чего они тебе? – спросил Холод. – Пусть себе едут…

– Интересно посмотреть, что везут, – возразил Олег.

Другие забормотали кто в лес кто по дрова. Гоймир, лежавший на спине, перевернулся на живот. Серое от усталости и въевшейся грязи лицо выглядело равнодушным.

– А пускай, – сказал он. – И то – глянем. Одно консервы там?

– А то ещё – их Христос во втором пришествии, – вполголоса сказал Гостимир. – В то скорей поверится, чем в консервы-то…

Олег не вслушивался. Он вёл стволом за пулемётчиком. Ничего, кроме холодного удовлетворения, что сейчас он отправит на тот свет ещё одного врага. И сейчас, уже стреляя, он думал не о жизни, которой лишает человека, а о том, что хорошо бы и вправду там оказались консервы.

Пулемётчик привстал, схватился за правый бок и, роняя оружие, пополз на капот.

– Промазал, – резюмировал Олег, хватая автомат, – хотел в висок.

Грузовик резко тормознул – труп, мотнув руками, слетел в грязь, стоявший на подножке попытался спрыгнуть, но Гоймир, встав на колено, практически изрешетил кабину из ППШ. К нему присоединилось ещё несколько стволов. Через несколько секунд уже было тихо, лишь осыпались с хрустом битые стёкла кабины, да отчётливо журчала струйка крови, стекавшая в грязь с руки обвисшего на двери трупа.

Яромир, подбежав к машине, свистнул:

– Места-то тут три, а мёртвых двое!

Подошли остальные. Кто-то сплюнул:

– Уполз один-то!

Олег равнодушно посмотрел в кабину. Она была внутри забрызгана кровью, со среднего сиденья свешивался, открыв рот, мертвец.

– Так вот след, – появляясь в дверях напротив, Одрин указал на широкую кровавую полосу – словно кто-то провёл плотной кистью через сиденье и ступеньку.

– Тропите, – откликнулся с обочины Гоймир. – Взрывчатку давайте.

– Вольг! – окликнул Богдан. – Твой-то тут живой!

– Что?! – Олег обежал машину. – Вот блин! Говорю же – я ему в висок целил… – Олег всмотрелся в лежащее в грязи тело и возразил: – Да чего вы гоните, подох!

– Жить хочет, потому и подох, – заметил Йерикка. – Дышит, скот!

– Добейте кто-нибудь, – поморщился Олег.

– Подранка одно охотник добивает, – это подошёл Гоймир, чавкая кутами по грязи. – Да где ж взрывчатка?

– Зде-есь! – коротко и торжествующе крикнул Одрин из кустов. Потом ударил «наган». И ещё раз. – Живучий…

– Что, уж мечом отмахнуть лень?! – переключился Гоймир. За его спиной Гостимир сделал испуганное лицо, а Йерикка под шумок ткнул мечом в горло раненого и достал брикет тротила:

– Пошли, Гоймир, вот взрывчатка…

…– Ящики одно, – Мирослав потянул один на себя, не удержал – грохнул, и в грязь выкатились зеленоватые бутылочки. – То ж пиво!

Йерикка поднял бутылку – на жёлтой этикетке скрещивались два белых колоса. Прочёл:

– «Самоцветное»… Четыре градуса, – стукнул кулаком в перчатке по горлышку, плеснув белую пену, потом – золотистую струю.

– Дай-ка. – Олег поднял одну, сорвал пробку, глотнул. – Хорошее пиво. Прихватим по штучке?

Кое-кто из горцев тоже подобрал бутылки, но особого энтузиазма никто не проявил. Олег всё же положил пару в крошно, вздохнул:

– Бить жалко…

– Если б можно было в них хоть отраву залить, – ответил вздохом Гоймир. Мальчишки переглянулись – не враждебно и не дружелюбно, как раньше, а просто устало… Неизвестно, что подумал Гоймир, а Олег горько сказал себе: «Кажется, сил у нас не осталось даже на злость!» Он попытался вспомнить Бранку и чуть улыбнулся, когда она всплыла перед мысленным взором, как живая – отчётливая и улыбающаяся…

– Ты чего лыбишься? – вдруг спросил Гоймир. Олег вздрогнул:

– Представил себе, как это было бы – с отравой, – он в самом деле представил себе это и улыбнулся ещё шире. И Гоймир засмеялся тоже, и серое лицо его вернуло себе свои пятнадцать лет, посветлело…

– Наособицу – отвар чемерицы, – сказал он. – А так всё придётся колотить.

– Да сожжём его, и всё тут, – предложил кто-то.

– Вообще не надо было его трогать, – вдруг сказал Йерикка. Пояснил, видя, как на него с изумлением глядят остальные: – Мы ведь уходить собирались Тут пустоши заболоченные на сутки пути. Если нас накроют на чистом месте?

– Что же теперь – вообще их не трогать? – спросил Олег.

– Или мы идём на отдых – или продолжаем драться, – резко ответил Йерикка. – Мы сейчас небоеспособны…

– Эрик, прекрати! – заорал вдруг Олег. – Меня достали твои разговоры о небоеспособности! Два дня назад мы втроём перебили шестьдесят ханагров, как сидячих уток – и впредь так будет!

– Ты, помнится, тоже ратовал за уход, – спокойно напомнил Йерикка, лишь глаза расширились тревожно.

– Но не за бегство! – крикнул Олег, и часть горцев зашумела одобрительно.

– Тише! – повысил голос Йерикка. – Вы отдохнули пару дней – и уже готовы рваться в бой – так вам кажется?! Ну так вы ошибаетесь! Если на нас сейчас навалятся – мы выдохнемся очень быстро! Я уж не говорю, что у нас почти нет боеприпасов!

Он уже кричал. И это было настолько необычно, что Олег первым сказал примирительно:

– Да ладно… чего ты завёлся? Сожжём грузовик и уйдём, они и не допрут, что к чему… Разве нормальный человек через эти пустоши попрётся?

– Если мы сейчас погибнем, – уже спокойно оказал Йерикка, – то от излишней храбрости. Поймите всё это. Поймите, что нам выгодно жить дольше – мы сможем причинить врагу больше вреда.

Надо сказать, смысл слов был жутким. Парень прикидывал, не как ему жить, а как попозже умереть. Все примолкли, обдумывая сказанное.

Гоймир опомнился первым:

– Добро, кому ещё пиво требуется – берите.

Пива больше никто не хотел. Мальчишки, уходя, выпустили горючее в грязь, и Гоймир, не оборачиваясь, кинул через плечо брикет тротила с зажжённым фитилём.

* * *

Они подошли к тому месту, где в Тёмное озеро впадала одна из многих мелких безымянных речушек, берущих начало на болотистых пустошах к полдню. Здесь, в прибрежных скалах, Холод и Морок наткнулись на могилу одного из парней Квитко – каменный холмик с лежащим поверх него налокотным щитом, украшенным символом племени.

Какое-то время братья стояли возле неё. Морок, неловко качнувшись, смахнул ладонью воду со щита. Посмотрел на старшего брата. Тот успокаивающе потрепал младшего по волосам:

– То добрая смерть…

– Слово мне дай… – попросил Морок, – одно что – схоронишь меня… – он зябко передёрнулся: – Нету охоты валяться… что ТЕ.

– Слово, – Холод вскинул руку, призывая Дажьбога в свидетели: – А и дождь кончился, смотри.

Дождь в самом деле перестал. Но тучи не разошлись, и ясно было, что они лишь собираются с силами, намеренные продолжать лить слёзы по ушедшему лету.

А лето и правда ушло. Да и было ли оно по-настоящему?.. Так думал Олег, глядя на прибрежные камыши.

– Могилу сыскали, – сказал, подходя, Богдан. – Кто-то из наших.

Олег кивнул. Они стояли и смотрели, как вдали закипает вода – там уже вновь шёл дождь, спешил сюда, не желая оставлять без присмотра этих странных ребят…

– Мне про ночь сон снился. Что мы не вернулись, – вдруг сказал Богдан, трогая носком кута чёрную, насыщенную торфом воду у берега.

– Это был страшный сон? – тихо спросил Олег, не отрывая взгляда от приближающейся серой стены.

– Нет… Тоскливый одно. Нас-то уж не было, страшно быть не могло. Я в том сне умер – так хуже, чем страшно. Тос-кли-во. Вот что дождь этот… Ты умирал во сне, Вольг?

– Я умирал наяву. И ты тоже.

– Слушай, – Богдан подёрнулся к Олегу, глаза у него были шальные, – а ну как что мы и умерли? Тогда, в плену-то? А часом…

– Прекрати, – Олег почувствовал, как по спине прошла дрожь.