Текст книги " Красный вереск"

Автор книги: Олег Верещагин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 38 страниц)

Олег вжался в скалу, глядя через плечо и постанывая от ужаса. Хмур пролетел мимо молча – как камень, раскинув руки и ноги, волосы развеваются вокруг лица. Олег видел, как он начал переворачиваться, стремясь войти в воду отвесно…

…и головой ударился в скалу.

Его подбросило вверх, как на батуде. Только скала не была пружинистой сеткой. Хмур взлетел по дуге, мотнув руками и ногами, как манекен. Снова рухнул на скалы, уже ниже. Снова взлетел по дуге, но уже не так высоко. И с маху рухнул во вскипевшую волну, прямо в её пенный гребень…

– Ы-ы-ы… – горлом, еле слышно прокричал Олег. И услышал хриплый шёпот Йерикки:

– Молчи. Лезем дальше.

Олег понял, что не сможет оторваться от скалы, даже если от этого будут зависеть судьбы мира. И как раз когда он это осознал, до него вновь донеслись слова Йерикки – голос был сиплым от злости:

– Вольг, – Олег повернулся и увидел дуло «парабеллума» в сажени от своего лба, – или ты лезешь дальше, или я прострелю тебе голову и отправлю к Хмуру. По счёту три. Раз…

Олега сдвинул с места не страх, а стыд. Стыд за то, что его другу приходится грозить ему пистолетом. Он кивнул и перебрался на другой уступ.

…Наверху послышались голоса. По камням стучали шаги. Горцы перебирались через «линию фронта», и над их головами были враги.

Олег ещё никогда так никого не ненавидел, как тех, наверху. Смешались и разбившийся Хмур, и окровавленные пальцы, и пистолет Йерикки, и часы, проведённые в этих скалах, и то, что приходится прятаться…

…С коротким щелчком, похожие на выстрел, под ногой Олега обломился каменный уступ. В этот миг он даже не успел испугаться – тошнотворный, похожий на прокисшую кашу страх пришёл лишь когда он висел, намертво вцепившись в камни обеими руками, а Йерикка протягивал ему перевязь меча.

– Что там такое? – послышался наверху ужасный безжизненный голос. – Посмотри.

Горцы вдавились в камни. Йерикка достал пистолет вновь – но теперь уже с явным намерением разнести череп любому, кто их заметит. Олег опустил голову – не от отрази, а чтобы его лицо, белое на фоне камня, не выдало их врагу.

Очевидно, тот, наверху, не имел никакой охоты смотреть в пропасть. Ход его мыслей был ясен – кто там может быть?! Он едва заглянул вниз – и конечно с высоты трехэтажки не различил горцев среди камней. Было слышно, как он докладывает данвану, что всё спокойно… ну, в каком-то смысле всё и впрямь было спокойно, ведь мальчишки не то что не двигались, но даже не дышали!

Казалось, века прошли, прежде чем Йерикка оттолкнулся от скалы и подал рукой знак: вперёд и вверх. Пора было выбираться в тыл врага.

В месте подъёма скала оказалась почти отвесной. То ли от страха, то ли ещё как, но Олегу показалось, что она загибается наружу! Но вот Йерикка чуточку высунулся над краем обрыва… Вот – лёгким, пластичным движением вынес себя на край, развернулся на животе и протянул руку вниз, помогая выбраться Олегу.

Когда наверху оказались все, то ещё несколько минут они просто лежали во мху, не двигаясь и закрыв глаза. И каждый старался не думать, что эту дорогу придётся проходить снова. И что Хмур, наверное, уже погрузился на дно… а к вечеру, может быть, и они присоединятся к нему. Не то чтобы так уж пугала эта мысль – но и приятной не была, это точно.

Наконец Йерикка завозился и, перевернувшись на живот, внимательно осмотрелся. От позиций стрелков, находившейся за полсотни сажен всего, их отделял естественный вал, похожий на вздыбившуюся и окаменевшую волну. Почти от того места, где они залегли, начиналось главное понижение, кое-где росли одинокие сосны, окружённые подушками мха. В полуверсте стояли три орудия – длинноствольные, на разлапистых треногах-лафетах, колёс Олег не видел. Двое часовых ходили контркурсами параллельно друг другу. Чуть дальше виднелись четыре палатки и вельбот, затянутый чехлом.

Олег, лежавший рядом, неловко молчал. Но Йерикка уже забыл о том эпизоде на скалах.

– Идём по одному через каждые десять счётов, – прошептал он. – Собираемся во-он у того валуна. Святомир, пошёл, Вольг, считай.

Святомир побежал, скрываясь за камнями, насколько позволяла местность и держа у бедра РПК – РПК убитого Холода. Он был почти незаметен – скорее просто движущееся размытое пятно, не человек.

– Вольг, пошёл, Рван, считай.

Ощущая себя совершенно беззащитным, Олег побежал. Почему-то он старался бежать именно по следу Святомира, будто это имело какое-то значение. А тот вдруг упал – словно в землю провалился – и Олег упал тоже, вжавшие в мох.

Оказалось – не напрасно. Чёртовы камни, не поймёшь, кто, когда, откуда – появляется! Двое стрелков с закинутыми за плени винтовками шли рядом со стороны каменного гребня. На фоне неба их фигуры рисовались чёрными силуэтами. Это были, похоже, всё-таки не стрелки, а артиллеристы. Они прошли так близко от Олега – между ним и Святомиром – что мальчишка различил их лица, услышал дыхание и разговор:

– Тысяч сорок скучковалось, куда! А какой наигрыш – упад!

– Придурь это, мне такое не прёт…

– Да у тебя задвиги по наигрышу, всё не как у людей…

По подошве щёлкнули. Олег обернулся – это был Йерикка, лицо холодно-азартное. Он провёл пальцем по горлу и показал на удаляющиеся спины. Потом дёрнул себя за плащ.

Олег кивнул, выставив большой палец – жест неизвестный тут, но понятный. Он понял – нужна форма. Йерикка подал сигнал Святомиру.

Олег вытащил камас и, мягко поднявшись, прыжками начал нагонять тех двоих. Они ещё шли, разговаривали о чём-то своём, смеялись, спорили… Олег сделал два последних больших уже не шага, а прыжка – метнулся на спину тому, что справа, рванул за волосы на себя его голову и полоснул изгибом клинка по шее – вмах, слева направо. И вдавил лицо уже упавшего в мох, чувствуя, как содрогается умиравшее тело. Он не видел, как Святомир, выскочив буквально из-под ног второго артиллериста, зажал ему рот ладонью, толкнул голову от себя и вогнал камас под челюсть. Потом, уже опуская убитого на мох, выдернул окровавленное лезвие и встал на колено, оглядываясь…

…Переодевались Рван и Святомир. Длинные волосы пришлось оттянуть назад и убрать за воротники курток, оружие оставить. В целом ребята были довольно похожи на погибших артиллеристов – лицами, цветом волос и глаз, сложением… конечно, и на батарее все друг друга знают, маскировка может оказаться ненадёжной, но лучше так, чем никак.

Рван и Святомир неспешно зашагали дальше. Олегу и Йерикке оставалось лишь ползти, проклиная всё на свете. Часовые издалека взглянули на приближающихся людей и больше не смотрели – свои. А зря – свои-то лежали сейчас в вереске, и шли самые что ни на есть чужие.

«И чего я в это ввязался? – мрачно размышлял Олег, то и дело попадая коленками и локтями на камни. – Стреляю я неплохо, чего скромничать, но вот ползать мне как-то…»

Святомир и Рван поступили очень умно – подошли с таким расчётом, чтобы один из часовых находился к ним спиной, а второго отделяло орудие. Бросок – часовой рухнул с камасом в затылке. Рван, выждав момент, вывернулся из-за пушки лицо в лицо со вторым часовым и ударил его в горло.

Теперь Йерикка и Олег вскочили и, подбежав в рост, присели возле лафетов. Йерикка отдал команду:

– Рван, займись вельботом, Святомир – палатками, Вольг – снимай приделы.

Сам Йерикка, открывая затворы орудий, заталкивал туда обтянутые плёнкой заряды пластита и выводил наружу детонационные шнуры. Олег прикладом «калаша» калечил прицелы – благо, их, как и всякую тонкую технику, легко было вывести из строя.

Артиллеристы спали, наломавшись за ночь. Святомир размещал у входов те же заряды взрывчатки, используя как инициаторы РГД на растяжках. Рван устроил два заряда под днищем вельбота. И всё-таки слишком уж гладко всё было. А подобная гладкость кончается плохо. Из крайней палатки, к которой как раз подобрался Святомир, зевая, вышел солдат. На самого Святомира, возившегося у входа, что самое интересное, артиллерист не обратил внимания – тот всё ещё был в форме – а вот Йерикку и Олега увидел. Широко раскрыл глаза и завопил:

– Партизаны-ы!!!

Йерикка, взвившись в прыжке, обеими руками обрушил меч на плечо крикуна, разрубив его до паха наискось. Олег побежал вдоль пушек, поджигая шнуры и с трудом подавляя желание оглянуться – позади вовсю гремели уже взрывы, пытавшиеся выскочить из палаток, гибли сами и убивали своих товарищей. Йерикка без размышлений полоснул огнём по единственной не заминированной палатке, свалив её пулями – судя по тому, что под оливковой грудой никто не шевелился, пули достали всех.

Олег поспешно отбежал от орудий – вовремя, первый взрыв разорвал крайнему казённик. Махнув рукой Йерикке, Олег огляделся… и совершенно неожиданно увидел офицера. То, что это офицер, он понял сразу – хотя так и не научился до сих пор разбираться в званиях и знаках различий врагов – ещё до того, как офицер начал поднимать пистолет… медленно, будто раздумывал, стрелять или нет, хотя – над чем тут можно было раздумывать? Олег врезал ему в пояс из автомата, яростно завопив:

– Откуда он выскочил?!

– Должно, задом выполз, – ответил Рван. Олег, перепрыгнув через остатки взорванной взрывом палатки, подскочил к офицеру.

Тот был ещё жив. Правда, судя по всему, всей жизни ему оставалось несколько минут – он буквально плавал в своей крови, дымившейся на прохладном воздухе. Однако лицо офицера оставалось спокойным, а глаза – внимательными и чистыми.

Брезгливо-осторожным ударом ноги Олег отшвырнул подальше пистолет и опустился на колено.

– Молодцы, – негромко, но без предсмертной одышки оказал офицер. Олегу показалось, что он ослышался, но тот повторил со странным удовлетворением: – Молодцы, отлично сделано…

– Почему ты хвалишь нас? – спросил Олег, ощущая неожиданную робость и уважение: – Мы убили тебя, и ты должен нас ненавидеть.

Офицер застонал, но тут же улыбнулся:

– Я вас ненавижу… Вы не даёте нашему народу умереть спокойно… пробуждаете ложные надежды и заставляете испытывать стыд… Но данванов я ненавижу ещё больше – они отняли у нас разум… – он судорожно свёл ладони на окровавленном животе, со свистом втянул воздух и продолжал: – А больше всего я ненавижу себя… за то, что сражался против вас… запомни, горец, нас надо перебить без жалости, мы – смертельно больны, мы – зараза… мы – вот наши враги, не… не данваны… кххха… – он выплюнул кровь.

– Мы никого не хотели убивать, – сказал Олег. Сказал правду… и ему почему-то стало очень горько, словно его незаслуженно и больно оскорбили. – И не хотим.

Но офицер уже не слышал. Его глаза покрывала пыль, оскал блестел алым,

Мальчишка, помедлив, закрыл ему глаза и вытер о мох испачканную в крови ладонь. Потом огляделся.

Остальные стояли за подорванными орудиями, внимательно глядя в сторону каменного гребня. Олег взглянул в другую сторону… и оказался лицом к лицу с солдатом.

В его глазах – огромных от ужаса – были слёзы и животный страх. Артиллерист, стоя на четвереньках, смотрел из-под сорванного полотнища палатки. С виска капала кровь. Умоляющим медленным жестом он протянул руку с пляшущими пальцами к Олегу;

– Не стреляй… – послышался севший голос. – Пожалуйста, не стреляй… П-пожалуйста… не убивай меня… – он плакал, и рука, протянутая к Олегу, тряслась.

– Откуда ты такой взялся на мою голову… – проворчал Олег, убирая автомат. Оглянулся на горцев ещё раз и указал рукой: – Мотай отсюда. Давай, бегом! – и слегка хлопнул по земле ладонью, словно спугивал животное.

Артиллерист выскочил из-под брезента и, вскочив на ноги, побежал, спотыкаясь, к соснам неподалёку. Однако, было ему суждено пробежать шагов полсотни, не больше. Загремел «дегтярев», и бедняга, кувыркнувшись через голову, скорчился в вереске.

– На х…?! – разъярённо обернулся Олег. Йерикка, спокойно поднимая ствол пулемёта вверх, скользнул по другу отсутствующим взглядом и пояснил:

– Потому что ты повёл себя, как дурак.

Конкретнее объяснить не успел – подскочил пышущий волнением Святомир:

– Й-ой, идут! Там!

В самом деле, с гребня спускались полдюжины стрелков, следом – ещё столько же… Судя по рассыпному строю и тому, как они пригибались, враг понял – на батарее нелады.

Олег оглянулся на сосновый лес. До него было не больше ста сажен. Бросок – и ни один чёрт не найдёт их в чаще. А дальше… дальше – свобода. Жизнь. Кто их осудит за это? Ведь иначе погибнут все… а так спасётся хоть половина четы… Хоть половина!

«И ты», – услышал Олег беспощадный, хорошо знакомый ему голос, Голос совести; голос мёртвого.

«Да, и я! Я вызвался добровольцем, я полез по этим скалам, я десять раз мог погибнуть – как Хмур, или в бою! Так неужели я не заслужил жизнь?! Мне и пятнадцати нет! Я хочу жить! Я хочу вернуться домой, я хочу Бранку обнять! Я…»

«Бранка плюнет тебе в лицо, если узнает, как ты спасся. А что до остального… выходит, ты на это пошёл, спасая свою жизнь?»

«Да! И свою!»

«Вот именно – И.»

Олег тихонько сплюнул. Йерикка покосился на него:

– Ты что?

– Ничего, – сердито ответил Олег. Йерикка тронул друга за плечо:

– Не сердись.

– Ерунда, – ответил Олег. – Что там у нас?

* * *

Стрелки обо всём догадались. Да и трудно было не догадаться – вельбот завалило взрывом, палатки лежали, рысью они вернулись за гребень.

– Часом другим числом припожалуют, – тоскливо заметил Рван. Он сидел на лафете и тёр икры. – То ли на скалы махнуть?

– Теперь догадаются, – Йерикка осматривался, – и снимут всех… Нашумели мы. Жаль, не знаю я здешних пещер.

– Так как станем? – Святомир, сам того, наверное, не замечая, провёл языком по губам. Йерикка усмехнулся:

– Пока отдохнём. Ну а потом, – он потянулся и зевнул, лязгнув зубами, – потом мы, очевидно, умрём.

Интерлюдия: «В темноте»

 
Темнота впереди… Подожди!
Там стеною – закаты багровые.
Встречный ветер, косые дожди,
И дороги, дороги неровные…
 
 
Там чужие слова, там дурная молва.
Там ненужные встречи случаются,
Там сгорела-пожухла трава,
И следы не читаются – в темноте!
 
 
Там проверка на прочность – бои.
И туманы, и ветры с прибоями.
Сердце путает ритмы свои,
И стучит с перебоями…
 
 
Там чужие слова, там дурная молва.
Там ненужные встречи случаются,
Там сгорела-пожухла трава,
И следы не читаются – в темноте!
 
 
Там и звуки, и краски – не те,
Только мне выбирать не приходится?
Очень нужен я там, в темноте…
Ничего – распогодится!
 
 
Там чужие слова, там дурная молва,
Там ненужные встречи случаются,
Там сгорела-пожухла трава,
И следы не читаются – в темноте! [36]36
  Стихи В. Высоцкого.


[Закрыть]
 

* * *

Отдалённые звуки кувикла донеслись до сидящих за разбитыми орудиями парней.

– Похоже, Резан оплакивает брата, – вслушавшись, заметил Йерикка.

– А вот интересно – собрать бы ансамбль ваших народных инструментов и забацать хэви-рок, – неожиданно даже для самого себя заявил Олег. – Мне кажется, получилось бы круто.

Все вежливо покивали, хотя даже Йерикка едва ли понял, о чём идёт речь. Потом Рван принёс охапку коробок с пайками и, усевшись на мох, начал их потрошить, вываливая консервные банки, упаковки галет, пакетики с чёрт-те-чем…

– Вообще-то поесть не мешает, – поддержал его молчаливые действия Йерикка. – Святомир, разожги костёрчик, может, успеем ещё.

– Я схожу за водой, – вызвался Олег. Йерикка подтолкнул к нему армейский шлем с выдранным амортизатором:

– Держи, сойдёт за котелок. И не бойся, не взорвётся.

Помахивая каской, которую он держал за ремень, Олег отправился на поиски ручейка. Он сам удивлялся себе – до гибели оставались какие-то минуты, может быть, а ему было совершенно всё равно, словно смерть – это и не самое страшное, что может приключиться с человеком.

Искать долго не пришлось – прозрачный ключ бурлил в щели меж двух глыб. Тоненькая струйка с хрустальным звоном падала в выемку, выбитую в мокром граните, поросшем мхом.

Мальчишка подставил шлем под струйку и напился сам – оказывается, он уже давно чертовски хотел пить, внутри всё спеклось в комок. Вода оказалась ледяной и необычайно вкусной…

…Солнечный луч, упав откуда-то из облаков, зажёг золотые искры в струе родничка. Всего один луч – а небо тут же заволокло вновь. Но это могло означать лишь одно – погода начинает катастрофически улучшаться.

Олег выругался длинным матом, глядя в небо. Потом взял шлем и направился к своим. Но тут же остановился. Странно – ему почудилось, что его окликают. Или нет, не то… не окликают… а что-то… Он осмотрелся, испытывая всё то же ощущение – словно уловил краем уха крик и не можешь понять, откуда он донёсся. И не голосом его звали – оклик прозвучал где-то прямо в мозгу, и не словами, а… вот чёрт, и понятий-то таких нет!

– Уж не с Бранкой ли что? – спросил Олег вслух, и при дневном свете ему стало жутко, словно в ночном кошмаре. Но тут же пришло понимание – нет, Бранка тут ни при чём.

Олег ещё постоял, вслушиваясь. И, пожав плечами, уже окончательно двинулся к ребятам…

…Костерок уже горел, пайки были выпотрошены. Йерикка, лёжа на лафете, смотрел в сторону каменного гребня.

– Почему они не идут? – Олег, вешавший «котелок» над огнём, услышал бормотание Йерикки.

– Торопишься на тот свет? – спросил Олег. Йерикка с мрачноватым юмором ответил:

– Интересно же посмотреть…

Олег не нашёл, что сказать и лишь повёл плечом.

Святомир разбирал консервы – тушёнку, каши какие-то, вроде бы паштет – всё массового производства, в блёклых баночках и пакетиках. Один из таких пакетиков он открыл, понюхал, попробовал на кончике языка и скривился:

– Й-ой – о-о, то что?

Олег взял пакетик – коричневый, из фольги – и удивился:

– Похоже на кофе!.. Только… – он сам осторожно лизнул. – Только вроде и нет.

– Кофейный напиток, – пояснил Йерикка, обернувшись. – Из ячменя или желудей.

– Желудей? – Святомир с подозрением уставился на пакетик. – Вот уж не пробовал, да и не тянет. Ячмень-то ещё и пускай бы, но чтоб я ПИЛ жёлуди?! – он передёрнулся. – Я не священный хряк Волоса?

– Ну, что-то общее между вами всё-таки есть, – Олег открыл упаковку с рыбой. Это, как ни странно, оказалась салака холодного копчения, и её одобрили даже придирчивые рыбаки-славяне.

Йерикка в этом обсуждении участия не принимал. Он то хмыкал, то потирал лоб, потом морщился и качал головой, словно прогонял пустячные мысли. Потом задумчиво сказал:

– Глупый пингвин робко прячет… Не помню, кто это. И что он прячет – не помню. Святко, что он прячет?

– Кто? – озадаченно поднял лицо от банки, которую собирался вывалить в воду, Святомир.

– Да так…

– Четыре варианта, – с удовольствием вклинился Олег. – а) тело жирное; б) постную грудинку; в) заначку; г) рацию, оружие и документы.

– Вот-вот – рацию, оружие и документы… Вольг, ты ничего не заметил, пока мы по скалам ползли?

– Заметил, – Олег распорол ножом банку с кашей и изучал её содержимое. – Что я перепугался до столбняка. А что?

Йерикка словно бы нехотя присоединился к остальным. И сообщил:

– Там, совсем недалеко от края, есть вход в пещеру. Или в грот… Можем суметь отсидеться, а потом и до наших доберёмся.

– Нет там пещеры одно, – возразил Рван. – Я верно помню. Где видел её?

– Я… – начал Йерикка и вдруг изумлённо моргнул. Медленно проговорил: – А знаете, я её НЕ видел. Я только сейчас понял, что не видел… но она ЕСТЬ. Разрази меня гром, если я понимаю… но это так. Вот сейчас я её так отчётливо видел – даже куст перед входом?

– Странное отверстие для маленьких жучков, – отстранённо, явно думая о своём, сообщил Олег.

– То и оно, что для маленьких, – со значением отозвался Рван. Йерикка на него зыркнул:

– Боишься не пролезть?

– Да я-то пролезу… – всё так же с намёком продолжал Рван, – а то…

– Цыц, щенок! – свирепо сказал Йерикка. – Если это в мой адрес, то я тебя использую по назначению – привяжу к яйцам верёвку и пинками загоню в дыру – волотам на поживу!

– Волотов не бывает одно, – хихикнул Рван, подгибая под себя ноги и упираясь ладонями в щиколотки.

– Объяснишь это им, – хладнокровно ответил Йерикка.

– Оно бы и сплошная радость вас слушать, – вмешался Святомир, облизывая и убирая ложку, – да часом идут сюда… Говорить будем?

– Опоздали, – заметил Олег. Йерркка хладнокровно возразил:

– Почему? Отобьёмся и уйдём.

– Рад, что ты в этом уверен… – Олег ещё что-то хотел добавить, но вместо этого немного удивлённо сказал: – Глядите, кто это?

Мальчишки обернулись в сторону его вытянутой руки. Сажен за десять от них между двух больших камней стояло приземистое – по колено – существо, покрытое буро-красными волосами до такой степени, что его легко можно было принять за поросший высохшим папоротником пригорок, только глаза в этой мешанине посверкивали.

– Й-ой, да то каменка, – отмахнулся Святомир, – ты их и впрямь одно не видел… Без вреда оно, крошки вон за нами подъест.

Каменка тем временем начала (начал?) подскакивать на месте и издавать странные писклявые звуки. Горцы, готовя оружие, с интересом посматривали в сторону пещерного жителя. Стрелки приближались перебежками – их было около двух десятков, но на гребне замечалась ещё возня.

И вновь наплыло на Олега странное ощущение – будто его зовут, окликают. И теперь тоже он не успел разобраться, что к чему, потому что Йерикка уронил вжатый в плечо пулемётный приклад и негромко вскрикнул:

– Й-ой, балда! Сам же просил у них помощи, а теперь… Там – тоже вход в пещеры!!!

* * *

– Тучки-то растягивает, Гоймирко.

Лежавший на разостланном плаще Гоймир опустил бинокль. Богдан, ставший с ним рядом на колено, говорил спокойно-бесцветным голосом. Но в этой бесцветности крылся приговор.

Судя по взрывам, Йерикка со своими уничтожил орудия. Но только затем, чтобы все погибли от ударов вельботов. Гоймир уже приказал понадёжнее устроить стволом в небо плохо приспособленный для стрельбы в воздух «утёс». Если будет разведривать с такой скоростью, то до визита врага с воздуха осталось каких-то полчаса… Юный князь-воевода погладил поцарапанную ложу ППШ. И подумал мельком, что мог бы уже поменять эту машинку на «калаш», взятый у кого-нибудь из убитых. Но ППШ принадлежал ещё деду, воевавшему с этим оружием аж полвека назад, и бросать его казалось кощунством. Да и вещь правда хорошая, вот только переводчик огня сработался, иногда сбрасывается с одиночного на автоматическую сам собой…

– Как там наши? – спросил Богдан, не сводя глаз с вражеских позиций. Гоймир хотел сказать было, что это вообще-то уже не важно, но пожалел младшего. Однако, Богдан сам спросил ещё: – Вельботы скоро ли ждать?

– Недолго, – ответил Гоймир. – А то трусишь?

– Так есть немного, – Богдан шмыгнул носом. – Да всё больше обидно. Будто бы на зверя в клетке охотятся… Быть стать, к воде-то слезем, да и рискнём переплыть по-за окружение?

Гоймир несколько мгновений молчал, откровенно оценивая эту возможность. Да, можно, пожалуй, успеть спуститься… но вода – чистый лёд, не замерзает лишь потому, что постоянные волны не дают этого сделать. В такой воде живёт Морана. Схватит – и любой витязь вздохнуть не успеет.

– А то и добро, – решил Гоймир. – Вот станут нас живыми-то брать, как патроны выйдут – тут и попрыгаем вниз… – он посмотрел на младшего и спокойно, даже ласково сказал – Ты не бойся. То быстро совсем.

Подошли Резан, Мирослав и Ревок. Все выглядели жутковато – усталые, обветренные… И всем было ясно – светлеет с каждым ударом сердца, с каждым вздохом. Они не успели обменяться парой слов – Мирослав тонко вскрикнул и выкинул руку в направлении моря, на северо-запад.

Четыре точки двигались лесенкой, постепенно вырастая в размерах… и становилось понятно – сейчас эта точки превратятся в вельботы, те окажутся над головами противника – над их головами – и всё кончится.

Мирослав бросился разворачивать крупнокалиберный пулемёт, остальные вскинули оружие… хотя это и было нелепо – стрелять в штурмовики из автоматов. Приближаясь, вельботы неспешно снижались, и была в их движении тупая механическая уверенность, железное превосходство. И то сказать – первый же их заход просто-напросто размажет всех пятерых по камням…

… – Давайте сюда! Скорее!

Ревок подскочил – голос раздался из-под самых его ног. Все уставились именно туда – где в расщелине под камнем солнечный свет неясно обрисовывал контуры человеческого лица и поблёскивали два глаза.

Резан, изменивший Мирослава за «утёсом», даже не дёрнулся – он стоял на коленях, подняв ствол и острым, узким взглядом следил за приближающимися вельботами.

Богдан, самый младший из всех, вдруг подумал о каменках, которым, наверное, немало остатков еды перепало от горцев – вот они теперь и решили спасти погибающих людей.

Ревок просто не мог перевести дух.

Мирослав решил, что сошёл с ума.

Узнал глаза и лицо только Гоймир – впрочем, их он мог бы узнать и в полнейшей темноте. Под камнем находился Вольг – чтоб ему было пусто! – но сейчас он оказался как нельзя кстати!

– Сюда, кретины, тут коридор! – лицо Олега исчезло, щель с грохотом расширилась. Гоймир подтолкнул к ней Богдана – тот исчез мгновенно. Следом протиснулся Мирослав, потом – Ревок.

– Резан! – крикнул Гоймир. Тот повёл плечами:

– Иди сам, я тут встану.

– Резан, сюда! – приказал Гоймир. Резан, не оборачиваясь, крикнул:

– Брата моего убили! Месть мстить останусь!

– Гром Перуна на твою голову! – зарычал Гоймир. – Слово князя слушай! Бросай пулемёт, сюда!

– А чтоб мне пусту быть, коли так стану!

До вельботов оставалось версты три, не больше. Сейчас это были уже не точки – отчётливо сверкали блистеры.

– Прости уж, Резан, – Гоймир обрушил, удар кулака на затылок «заклинившего» парня и спихнул его в дыру, как куль с мукой – прямо в подставленные руки. Сам остановился, с сожалением оглядываясь на стоящий «утёс». Снова бросать! Но от переднего вельбота оторвались расходящиеся пучки белых щупалец, оканчивавшихся чёрными штрихами…

…Пол оказался близко. Гоймира подхватили, не дав упасть, рванули в сторону. Он крикнул:

– Бегом! – но наверху гулко загрохотало, облака крошки, пыли, перегретого воздуха с запахом чеснока ворвались в коридор. Скала дрогнула, её стены зашатались… и всё.

– Живой ли я? – поинтересовался Гоймир, откашлявшись. – Или уж к Кощею погадал?

– Жив, жив, – послышался голос Йерикки, и темноту распорол оранжево-алый, искристо-брызжущий свет: рыжий горец держал в руке фальшвейер. Свет этот выхватывал из темноты резкие, чёрно-красные лица мальчишек, казавшиеся в этом освещении какими-то рисунчатыми, картинными, словно у пренебрегающего полутонами художника. Святомир опирался на стену с закрытыми глазами, левое плечо его было перемотано раскисшей от крови тряпкой.

– Под конец зацепили, уже когда вниз спускались, – пояснил Йерикка. Гоймир спросил:

– А Хмур?

– Разбился, – почти равнодушно ответил Йерикка. – Со скалы сорвался.

– А нас завалило, – подал голос Олег. – Ракетами били, что ли?

– Й-ой, а мне-то думалось – хлопушки в нас метать станут, – съязвил Гоймир. Олег не отреагировал, сказал:

– А свой вход мы сами подорвали… Что делать?

– Идти на запад по коридорам, – уверенно объяснил Йерикка, – там уклон, где-нибудь выйдем. Не заблудимся, выведу.

– Стать мне кто скажет, как вы сюда забрались? – настойчиво спросил Гоймир…

…Йерикка рассказывал на ходу, как до него пытались «достучаться» каменки, а он, привыкший к тому, что «потаённый народец» равнодушен к человеческим делам, этого не понимал. А тем временем они шли по коридорам – сначала с фальшвейером, потом – следом за Йериккой в темноте. Олегу, впрочем, тут было достаточно светло, и он на ходу жевал мысль – неужели и он ТОЖЕ слышал зов каменок?!

Туннели, которыми они двигались, в незапамятные времена пробили потоки воды. Местами пол, стены и потолок отшлифовались до гладкости льда. Никаких звуков не было в этом холодном тёмном мире – лишь дыхание, шорох шагов, да позвякивание металла. Из-за того, что эхо катилось по коридорам вперёд и назад, казалось, что либо кто-то приближается, либо нагоняет чету.

Шли долго. Коридор петлял, и Йерикка признавался, что они идут уже не на запад, а на юго-восток – вглубь горного массива, в сторону Тёмной Горы, где выбегает из-под гор Воронья Речка, берущая начало в Светлоозере.

– Так что, блудимся? – на ходу спросил Гоймир. Йерикка ответил с отчётливой досадой:

– Я не могу заблудиться. Север там, – он махнул рукой, хотя его никто не мог (разве что Олег) видеть. – Не какая от этого польза?! Нас же ведут коридоры! Впрочем, можно вернуться… или идти сквозь стену.

– Гоймир, – подал голос Мирослав, поддерживавший Святомира, – Святко падает, передых дай.

– Станем, – решил Гоймир. – Хоть и правда передохнём.

Мальчишки, закутавшись в плащи, сели прямо у стены, прижавшись друг к другу. Наступила абсолютная тишь – даже дыхание еле слышалось. Олег старался не прислушиваться. Ему было жутковато от этой тишины, да и остальные явно были не в своей тарелке – для них-то вокруг царила ещё и тьма. Приказав себе не валять дурака, Олег почти уснул, приятно расслабился, но дикий вопль вырвал его из забытья. Он вскочил, не понимая, что к чему, с кем-то столкнулся, кто-то ударил его, он ударил в ответ, кругом орали, ругались и звали друг друга ребята. Кто-то – кажется Святомир – почти истерически кричал:

– Пустите!.. Не хочу!.. Душно мне!.. Умираю, душно!.. Прошу, пустите!..

С шипением зажёгся фалышвейер. Все были на ногах, с оружием; Йерикка и Ревок удерживали бьющегося Святомира. Глаза раненого были закачены так, что зрачки ушли под веки, кожа поблёскивала от пота. Йерикка удерживал голову и руки, Ревок навалился на ноги.

Святомир затих, с присвистом дыша и перебирая пальцами плащ. Йерикка рукавом вытер лоб раненого, положил на него ладонь.

– Тш… тш… это был сон, плохой сон…

Святомир открыл глаза и по-детски жалобно пробормотал:

– Мне помнилось – закапывают меня, живого хоронят… а земля-то холодная, сырая…

– Я тебе уже сказал, что это был сон, – ласково пояснил Йерикка. – Давай садись. Без света плохо, но фальшвейеров у нас всего два осталось…

– Огонь! – вдруг закричал Богдан, державший фальшвейер. Левой рукой он перехватил для стрельбы АКМ. – Там – огонь!

Размахнувшись, он швырнул фальшвейер далеко вперёд. Все немедленно распластались на полу и у стен, выставив оружие.

Фальшвейер горел. И дальше по коридору блестели редкие, не очень яркие, но чёткие подрагивающие огни.

Прошло несколько напряжённых мгновений. Каждому подумалось, что враг мог их обойти… или что в пещерах живут какие-нибудь твари, которым явно нечем питаться и которые не откажутся закусить свежими мальчиками. Но огни не приближались и не отдалялись… а когда догорел фальшвейер – погасли и они.

Йерикка негромко рассмеялся. Гоймир тут же спросил:

– Отражение?

– Ты тоже догадался? – рыжий горец быстро и бесшумно встал. – Поднимайтесь, огонь просто в чём-то отражался.

– Отражался? – с сомнением спросил Олег. – В чём?

– Может, угольное зеркало, – ответил Йерикка, – или даже самоцветы… или хрусталь.