Текст книги " Красный вереск"

Автор книги: Олег Верещагин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 38 страниц)

Лицо Гоймира пробил ток судороги. Он негромко ответил:

– Про что? Всё понапрасну… с кем выходить?

Йерикка резким движением намотал край плаща на левую руку и сжал правую, обтянутую короткой перчаткой, в кулак. Вскинул этот кулак над головой…

– Это всё – моё, – отчётливо и размеренно сказал, он. – Память о тех, кто пал – моя. Земля, в которой они лежат – моя. Небо, под которым мы живём – моё. Боги и навьи – мои. И я за всё это буду драться, пока не погибну – или не выброшу прочь последнего врага. Если надо – буду драться один, потому что… – он вдруг обрушил кулак вниз так, что свистнул воздух и резко запахло озоном: – Потому что это – мои горы!!! Теперь я ухожу. А вы можете жевать свои потери и листать свои страхи. Можете оставаться, если у вас не хватает храбрости умереть по-мужски. Я всё сказал.

Олег, всё ещё стоявший сбоку от двери, сделал шаг и встал плечо в плечо с Йериккой:

– О'кей, – буркнул, он. – Подожди меня, я почищусь и пойдём воевать дальше, а кто не хочет – скатертью дорога до родного порога… если ноги понесут. Где тут барахло выстирать можно?

Интерлюдия: «Маленький Принц»

 
Свята земля, не свята – иль в пиру, иль в бою…
На ней не найти ни Эдема – ни даже Сезама…
Но Маленький Принц покидает планетку свою,
Как, будь он большим, покидал бы свой каменный замок…
 
 
Он держит в руках окончанья священных границ,
Стоит, каменея в потоках стремительной жижи,
И небо над ним опускается ниже и ниже,
И чёрные тени ложатся у впалых глазниц…
 
 
…В слепой крови, прокушена губа!
Ему б давно сказать – мол «не играю!»,
Но… солнышко не светит самураю
За гранью полосатого столба.
 
 
Обрывками приставшая к спине,
Душа его по краешку прошита
Нервущимися нитями бушидо —
И этого достаточно. Вполне…
 
 
В ночи Гиперборея не видна…
Стрихнином растворяется в стакане
Печаль твоя, последний могиканин…
Так вырви же решётку из окна!
 
 
Из сердца заколдованных трясин,
Где мутная вода под подбородок,
Летучий dream болотного народа
К подножию рассвета донеси!
 
 
А в час, когда полночная звезда
Взойдёт на полог млечного алькова —
Налей себе чего-нибудь такого,
Чтоб не остановиться никогда…
 
 
А потом ты уснёшь – и, быть может, увидишь ещё,
Как медленно солнце встаёт, разгибая колени,
И Маленький Принц покидает свои укрепленья,
Горячим стволом согревая сырое плечо.
 
 
Взойдёт над миром полная Луна —
Прекрасна, но – увы! – непостоянна…
Забудьте обещанья, донна Анна.
Не стойте у открытого окна. [38]38
  Стихи О. Медведева


[Закрыть]
 

* * *

В комнатах пещерной базы – в более поздние, очевидно, времена, уже не, гитлеровцами – были сделаны немаленькие запасы продуктов, боеприпасов и оружия. Впрочем, из последнего Гоймир, вздыхая, решил взять только третий по счёту «утёс», пообещав волхву, выведшему проводить чету, заглянуть позже. Помимо всего прочего, Сновид «починил» Святомира так же легко, как чиркают спичкой и благосклонно выслушал желание горцев отправиться к Перуновой Кузне.

– Тут трое суток пути, – предупредил он, – а по реке лучше не сплавляться – данваны совершают облёты.

Длинными переходами он вывел, чету к прятавшемуся под речным обрывом гроту – в него приходилось пролезать сквозь узкую щель, которой кончался коридор. Снаружи шёл снег – падал наискось в струях ветра, делая их видимыми и живыми, похожими на белёсых змей. Бледное, светило солнце – скоро оно и вовсе перестанет подниматься высоко… Чёрные, ледяные даже на вид, воды Вороньей текли внизу, и мальчишки плотнее запахивали плащи

– Спускайтесь, – указал на воду Сновид, – и пусть с вами будет Среча и благословение богов и навьев.

Он поочерёдно поцеловал каждого из ребят в лоб, никого не выделяя, даже Йерикку не задержал. И лишь Олега придержал-таки рукой за плечо, глядя ему в глаза своими – яркими и проницательными.

Но и ему ничего не сказал.

* * *

Грозу натянуло откуда-то с юга, даже с юго-запада, от океана. На фоне сплошного, клубящегося фронта туч вспыхивали – страшно, заливая всё вокруг металлическим светом – ветвистые молнии. Снег, шедший последние сутки, мгновенно улёгся, его сменил ожесточённый ветер. Гроза ещё шла над Вороньей, и было видно, как молнии вспарывают воду. До грозового фронта оставалось ещё вёрст десять, но он приближался с бешеной скоростью, особенно жуткий в сумерках вечера, и грохот разрядов просто-таки пугал, хотя Олег и не боялся грозы. Резан шептал молитву – такую Олег впервые услышал от Бранки за Сохатым Перевалом, в начале лета, почти полгода назад. Йерикка стоял, опершись на пулемёт, прищуренными глазами меряя грозу, словно соперника в схватке.

– Разом подойдёт, – сообщил Богдан таким спокойным голосом, что сразу становилось ясно – ему не по себе. – Ты что ж, осерчал на нас, Перун Сварожич?! – крикнул мальчишка в тучи, но шуточка вышла так себе. При виде клубящейся чёрной тучи, пронизанной холодным светом молний, нетрудно было себе представить грозного бога – как он мчится на вороном жеребце по небу, взмахами тупика поражая Змея. Перун был мирным богом, пока не пришла беда, и тогда его молот-топор превратился в оружие; нет страшнее выведенного из себя, разгневанного прежде мирного человека…

Теперь его гнев мог застать на открытой осыпи дозор Рысей. Остальные вместе с Гоймиром прятались сейчас в пещерке за три версты отсюда, до них гнев Сварожича не достанет и краем, а тут…

За трое суток чета покрыла путь от Тёмной до Перуновой Кузни – насквозь весь север Оленьей Долины, мимо разрушенных войной весей и заимок рыбаков на речном берегу. И всё слышнее становилась стрельба – за горами, или среди них, поди разбери. Ветры сорвали последнюю листву с деревьев, оголились леса, и теперь их заваливал снег… но вот пришла припоздавшая гроза, словно Перун решил разбудить напоследок уже взятый Мораной мир!

– Прятаться надо, – решительно сказал Олег. – В пещеру какую-нибудь, нафик…

– То ли ума лишился?! – испугался Богдан. – Склон-то – вон, непрочный, ударит Перун – и пойдут оползни донизу… В ущелье надо уходить, там-то гроза не страшна…

– Верно, – поддержал Йерикка, – пошли…

…Гроза достала их у самого входа в ущелье – дышать сразу стало нечем, ветер с дождём бушевал вокруг, разговаривать не получалось даже криком – гром гремел, не переставая, сотрясались от близких ударов молний скалы, и очередной удар бросил всех четверых наземь, словно могучая рука – картонные фигурки. Волна тёплого, словно из парной, насыщенного озоном воздуха прокатилась над лежащими.

– Нас тут убьёт! – прокричал Олег. – Прятаться надо, говорю!

Небо раскололось. Олег видел, как Йерикка что-то кричит, вытягивает руку – и, хотя и не слышал, что орёт друг, но, посмотрев в направлении, им указанном, увидел в скале то ли трещину, то ли вход в пещеру. Олег поднялся и, спотыкаясь, побежал к этому чёрному пятну.

Он протиснулся, едва не застряв крошном, внутрь и обнаружил, что сразу за узостью начинается коридор пещерного прохода. Олег обернулся, чтобы позвать остальных…

…Он открыл глаза в темноте. Точнее, ему-то было видно почти всё, но Олег понимал – кругом темно, и темнота эта не просто темнота ночи. Это темнота подземелья.

Олег сел. Ничего не помнилось – только как он поворачивается, а дальше – провал. Очевидно, молния ударила прямо в камни или у входа в пещеру «Как же ребята?! – с беспокойством подумал Олег, ощупывая себя – целый, похоже. – Что если их убило?!»

Впрочем, проверить жуткую догадку не было возможности. Олег видел на полу шагов за двадцать от бывшего входа, сейчас наглухо запечатанного оползнем. Хотя нет – не оползень, а просто сползла громадная, весящая десятки тонн, гранитная плита и закрыла щель, как мышеловку. Олег остался жив только потому, что удар молнии отшвырнул его за миг до падения плиты… но этот выход больше не существовал.

Мальчишка прислушался – не ушами, а собой. И понял – гроза идёт. За спиной у него – север, и точно на север ведёт коридор, в котором он лежит.

Страха не было – Олег был уверен, что выберется и боялся только за друзей.

Поднявшись на ноги, Олег поправил снаряжение, провёл пальцами по рукояти меча за плечами. Одёрнул дарёную Богданом данванскую рубашку, плащ. И, взяв автомат привычным боевым хватом – приклад к правому плечу, ствол чуть опушён и смотрит вперёд – двинулся по узкому, низкому коридору, полагаясь на своё чутьё, которое подарили ему Мир и война.

Он сделал не больше сотни, шагов – коридор открылся в подземный зал, у которого не было видно потолка. Вернее, сперва Олегу показалось, что это зал, и только войдя в него, он сообразил – перед ним тянущаяся во все стороны, сколько хватало глаз, высокая и достаточно широкая пещера-коридор. И была она завалена – Олег различил не так уж далеко, почти такой же обвал, как тот, что отрезал его. Только этот случился очень давно – края перекрывшей пещеру плиты – целой скалы! – вросли в камень пола и стен.

Идти можно было лишь вправо, что Олег и сделал. И буквально через десяток шагов увидел на стенах вереницы росписей.

Это были не рисунки, а буквы – такие же, как в брошенной крепости на юге: ряды закорючек со значками. Олег бездумно повёл по ним взглядом – и УСЛЫШАЛ!!! Молодой весёлый голос повторял на языке анласов – на котором любил говорить Йерикка:

– Мес стата ту ана доркас дела та, куом иесхати эй хэтто имесхати. Если хэтти ети пантас Арьяс – ети эй на желайа оба вирбас, фраэр. Донек буди сам тусс балам эй скер.

И снова. Голос не ассоциировался с мрачными проклятьями, заклинаниями колдунов – казалось, говорит… старший брат, которого никогда не было у Олега: сильный, храбрый и добрый. Вот только неизвестно было, о чём он говорит.

Олег помотал головой и отвёл взгляд от строчек, высеченных в незапамятные времена неизвестным мастером с непонятной целью. Это, конечно, красиво и здорово… но ему-то надо выйти отсюда и найти своих!

И он зашагал по коридору – широко и размашисто, замечая всё новые и новые признаки того, что тут были когда-то люди, и были как частые гости: держатели факелов в стенах, и не кое-каковские, а из кованого металла, узорчатые… и вытертые колеи в полу… пожалуй, тут и телеги ездили! Может, когда-то это и не пещера, была, а ущелье, сквозной проход через горы из Оленьей Долины в Длинную, а там и дальше? А потом – скалы сошлись верхом, да ещё вход завалило… Как бы не протопать горы насквозь – Олег внимательно смотрел по сторонам, выглядывая подходящее по виду ответвление, которое может вывести его на свет.

Такого не находилось. Зато свет разгорелся впереди.

Словно стояла впереди гигантская призма и, принимая солнечный свет, превращала его в радугу. Вот только ночь – там, наверху… От света не было тепла и не походил он на холодно-прекрасное сияние уже виденных Олегом крупных бриллиантов, которые светятся в темноте. Больше всего это действительно напоминало радугу…

И отсветы этой радуги ложились на пол и стены, прогоняя темноту – тем больше, чем дальше шёл Олег. Скоро ему стало казаться, что он идёт в радужном туннеле – внутри семицветной игры света, охватившей его со всех сторон.

Тогда Олег остановился. Потому. что внезапно отчётливо понял – где он находится. И настолько неожиданно-очевидным оказалось понимание, что он удивлённо сказал вслух:

– Радужная Дорога.

Никогда в жизни не подумал бы он, Олег Марычев с Земли, неполных пятнадцати лет, принятый в племя Рыси, что встреча с величайшим чудом и надеждой Мира, о которой он столько слышал, может произойти так буднично и просто.

В замешательстве он оглянулся – что если его уже забросило куда-то?! Нет, коридор был тот же самый, и с места, на котором он стоял, переминаясь с ноги на ногу, было видно край этого сияния. Тогда Олег посмотрел вперёд, глубоко вдохнул и пошёл вперёд снова…

…Непонятно было, откуда идёт свет, да Олега это и не очень интересовало – достаточно того, что свет был красив и безвреден. А в стенах гигантского тоннеля Олег увидел арочные входы. Сперва ему даже показалось, что эти арки сотворены людьми и даже украшены резьбой по камню, но, ближе подойдя к первой, мальчишка понял, что постаралась матушка-природа, которой иногда взбредает в голову фокусничать – и возникает каменный цветок или статуя, не уступающая если не Микеланджело, то уж Церетели – точно. Входы располагались слева-справа в шахматном порядке и были достаточно высоки, чтобы в них прошёл, без проблем Т-10М – последний тяжёлый танк СССР, виденный Олегом в Москве. И эти входы не были просто чёрными – или светлыми – провалами. В них дрожала и пульсировала многоцветная плёнка – словно выдувал кто-то через них мыльные суперпузыри.

Олег подошёл к левому – ближайшему. Осторожно вытянул ствол автомата к плёнке, ожидая почему-то, что она лопнет… но автомат просто вошёл сквозь неё внутрь. Олег хмыкнул и пропихнул его дальше – до магазина. Потянул обратно – бесплотная преграда отдала оружие так же равнодушно, как пропускала.

Тогда Олег отодвинул автомат на бедро, вытянул руку и шагнул вперёд сам.

* * *

Сперва ему показалось, что вокруг ночь. Чёрными тенями, высились раскидистые деревья, чёрной с золотыми проблесками была короткая – щетинкой – трава под ногами… Но потом Олег поднял голову…

На серебристо сверкающем, похожем на приготовленный к чеканке лист, небе чётким диском мягко светило зелёное солнце. И никакой ночи не было – чёрный цвет оказался естественным цветом листвы и травы, а стволы деревьев отливали при ближайшем рассмотрении алым. Среди деревьев что-то мелодично позванивало – будто колокольчики из хрусталя, повешенные среди листвы, раскачивались от ветра.

Олег кашлянул и сглотнул слюну, удивившись, до чего пересох рот. Да что рот – вся глотка! Мальчишка оглянулся – за его спиной не было никакой плёнки – просто пещерный вход в скалу цвета свинца, пронизанную красными прожилками, Охваченный страхом, Олег прыгнул… и безо всякого сопротивления или усилия оказался в подземном коридоре. Несколько минут, не меньше, стоял, тяжело дыша и вспоминая мрачный и красивый мир, где, похоже, была очень низкая влажность. Нет, человеку там дышать без специальной маски трудно, а то и невозможно. Олег глотнул на пробу и облегчённо перевёл дух – горло работало нормально. Тогда он, охваченный уже самым настоящим нетерпением, перебежал к следующей арке и, помедлив, шагнул внутрь…

…Его полоснул тёплый ветер, прижавший мальчишку спиной к скале – и слава богу!!! Тут выход тоже располагался в пещере – но пещера эта открывалась на пятачок в шаг шириной, лепившийся к скале над вздымающимися чудовищными волнами, увенчанными коронами из пены. При этом пронзительно-розовое небо оставалось абсолютно чистым – лишь светили разбросанные тут и там десятки то ли лун, не то даже звёзд размером от булавочной головки до большого диска. Правее Олег, извернувшись, увидел на берегу город – ощетинившийся на море клинками длинных волнорезов, отгороженный от бешеных валов грандиозной стеной отбойника, монолитной, как металлический щит. Приглядевшись, Олег увидел на стене рисунок – расставив ноги, человек с бешеными глазами держал перед собой щит, как бы закрывая город от волн.

Людей на таком расстоянии не было видно, да и дома сливались в одну массу, из которой вздымались гранёные шпили. Ветер хлестал в лицо, гремели волны. Олег сделал шаг – и упругий поток воздуха буквально вогнал его в пещеру.

– Эрик был прав, – тихо сказал мальчишка, запуская пальцы в волосы, перевесившиеся через повязку, – люди. Вот это фишка! Вот это да! – и он засмеялся, потряхивая головой, немного нервно. Прервал сам себя: – Так, ну а дальше?!

Он вошёл во вкус. Пересёк коридор, решив попробовать другую стену – и нырнул в дверь, вторую с этой стороны.

Тут не было никакой пещеры, а просто два дерева, росших довольно далеко друг от друга на пологом склоне, сбегавшем к реке. Припекало солнце – маленькое, белое, ослепительное. Склон порос бурой травой, сплётшейся в упругий ковёр; на том берегу реки росли небольшими рощицами такие же деревья, и дальше, среди моря похожей травы – тоже они, а между ними тут и там паслись кучки длинноногих животных с выстланными вдоль спины тонкими рогами. На отмели лежала какая-то туша – здоровенная и бесформенная, в небе парили ширококрылые птицы с раздвоенными хвостами. Мир выглядел жарким и сонным, как солярий, но и тут Олег не задержался – его подстегнуло знакомое гудение, и он метнулся обратно, успев заметить над рекой неспешно летящий вельбот. Мир данванов? Или ещё какой-то, покорённый ими? Решать этот вопрос на личном опыте не хотелось, и Олег направился к следующей на этой стороне арке, на ходу задумчиво пробормотав:

– Вокзал… Планета-вокзал и планета-роддом… Нет, данванам это отдавать нельзя!

Он шагнул через радужную плёнку… и до колен провалился в снег. Дыхание обожгло холодом. Молчаливый, насквозь промёрзший, стоял, вокруг лес, холодом дышали два камня, возле которых оказался Олег. Было безветренно, тихо – только угрюмо и монотонно вскаркивал неподалёку ворон, да шуршал под ногами крупчатый, стеклянный от мороза снег. Бледное солнце спускалось к верхушкам кедров, и одновременно с этим солнцем виднелась в небе белёсая, почти полная луна. Да ещё расплывался в небе инверсионный след самолёта.

Молча и потрясение смотрел Олег на рыжую белку, язычком пламени взметнувшуюся по стволу. И медленно, очень медленно осознавал, где находится.

Нет, это была не очередная геоморфная планета. Это была – Земля. А на Земле есть только одна страна, где в ноябре среди растущих кедров может быть так холодно.

– Россия, – сказал Олег и шмыгнул носом. Слёзы сами собой побежали из глаз, студя щёки на морозе и склеивая ресницы. Не было ни фанфар, ни торжественной встречи – вот так всегда и происходит то, чего долго ждёшь: просто и даже как-то скучно. Холодно, конечно, но плащ и данванская куртка не дадут замёрзнуть. У него есть оружие, кое-какая еда, зажигалка. Сейчас он отойдёт от ворот на Радужную Дорогу и пойдёт по заснеженному лесу. Да, будет трудно, но теперь он не может заблудиться и обязательно выйдет к людям. Может быть, уже завтра. А там… а там… Олег вытер глаза рукавом и расслабленно улыбнулся. Может быть, уже через неделю он будет дома. Там, где его уже давно, конечно, записали в погибшие? Отчётливо придвинулся двухэтажный дедов особняк, комната, к которой он так и не успел привыкнуть, школа, Вадим… Мама, он маму увидит! И отца! И всё это – не за тысячи световых лет, всё это – тут, на одной маленькой планете, в одной стране! Он дома, он в России!!! И это – не когда-то будет, это сейчас, вот он – дом! А потом – потом он может и вернуться, ведь теперь-то он умеет держать направление и не потеряет эти два камня…

Олег набрал, нагнувшись, в горсть колкого снега и провёл рукой по лицу, чтобы ощутить его запах – свежий и морозный. Воздух быстро синел – вечер, надо торопиться, чтобы разжечь костёр. Кончилось его приключение…

Мальчишка с кривой улыбкой стряхнул вниз тающий снег, и тот, успевший слипнуться, комком канул в сыпучую белизну. Бывают в жизни мгновения, когда мы не принадлежим ни себе, ни близким, когда мы служим чему-то большему, и отказаться от этого – значит предать самого себя. Без удивления Олег понял, что знал, как поступит, с самого начала – он просто тешил себя мыслями о дороге домой, о земном вечере и мирном костре в холодном лесу. Он больше не был собой – он хранил тайну Радужной Дороги и не имел права держать её у себя ни часа лишнего.

Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ, МАМА – написал он стволом автомата на снегу. Пусть охотник или лесник, если занесёт его в эти места, гадает, откуда взялась в пустынном лесу надпись на снегу… если раньше её не засыплет свежим.

– Я вернусь, – сказал Олег в пустоту. – Потом. Обязательно вернусь, а сейчас мне надо идти. Я уже не маленький… и… и прости меня. Если можешь.

Он повернулся и, не оглядываясь, не задерживаясь, вошёл обратно в ворота…

Он не заглядывал под другие арки. Олегом внезапно овладела апатия. Пусть сюда приходят те, кому нужно, и ищут мир себе по душе – что за дело до этих миров ему, отказавшемуся от своего. Пусть не навсегда, пусть он теперь знает, что дорога домой есть, что она проста.

Мы перестаём быть детьми, когда делаем выбор, соразмеряя его не критерием «хочу-не хочу», а – «важно-не важно», «главное-не главное»… Омерзительный чёрно-белый выбор. Выбор цвета мира, в котором он научился сражаться.

Он ещё долго брёл по коридору, не глядя на арки – десятки арок! Тут хватит миров на всех. Любых. Данваны проиграли, но… но почему так ломит в груди?!

Кто – или что? – создал – или создало? – этот странный тамбур? Вселенная – или некая древняя суперцивилизация, оставившая Радужную Дорогу в наследство людям? Сколько планет успели заселить выходцы с Мира, прежде чем забылась дорога на Дорогу? Многие ли пытались найти её?

Олег остановился там, где сияние начало слабеть. Он хотел оглянуться, но вместо этого прижался к стене, схватившись за автомат, почувствовав присутствие человека. И облегчённо вздохнул, услышав оклик:

– Вольг, ты?!

* * *

Богдан подбежал к Олегу с зажжённым фальшвейером в руке, радостный, и сразу обнял свободной рукой старшего друга, говоря:

– А мы-то тут ищем-ищем тебя, уж думали – завалило до смерти, да Йерикка всё говорил, что живой ты, упёрся… ну и разошлись мы тебя искать! Живой, вот добро-то, вот добро!

– Ладно, ладно, – добродушно отстраняя младшего и чувствуя, как отпускает тоскливая боль, ответил Олег, – я живой и даже не поцарапанный… гаси свою фыркалку, пойдём к нашим. Ты сам-то не заблудишься?

– Не, – мотнул головой Богдан, – часом пойдём… А свет-то там откуда?

И Олег обманул его:

– Хрусталь отсвечивает, да и самоцветы есть… Там большая пещера.

Что-то подсказало Олегу – надо, чтобы Йерикка был первым, кто узнает о Радужной Дороге. А своего внутреннего голоса Олег уже научился слушаться…

…Они крались вдоль стен – каждый вдоль своей – чутко прислушиваясь к происходящему. Коридор несколько раз разветвлялся, сворачивал, и Олег подумал, что у Богдана хорошо развито умение ориентироваться – даром что боги не послали ему ничего «волховского». Очевидно, он просто запоминал дорогу и считал шаги, потому что теперь временами Олег слышал его тихое бормотание…

Молчание. Темнота – для Богдана. А Олега начало томить омерзительное предчувствие ждущей впереди смертельной опасности. Не врагов он боялся, нет… точнее – не ОБЫЧНЫХ врагов.

– Богдан! – крикнул он вдруг, сам не зная, почему, когда напряжение стало невыносимым, и, упав, покатился под стену, стреляя короткими очередями из автомата по коридору. Богдан тоже упал, бледные вспышки его очередей освещали перекошенный рот и окаменевшее лицо. Из коридора навстречу неслись серебристо посверкивающие ленты, похожие на плотный рой насекомых – огонь ливневого оружия.

Данваны.

Олег влепил длинную очередь туда, откуда исходила одна из серебристых лент – и она перескочила на потолок, потом иссякла, и что-то тяжело упало… но тут же неподалёку туго, увесисто зацокало по камням, и Богдан вскрикнул:

– Граната! – но Олег уже сообразил сам и прижался к камню, прикрыв голову автоматом, а когда взрыв прогремел – выстрелил в потолок из подствольника, надеясь, что тромблон успеет взвестись, хлопнуло – после разрыва ручной гранаты взрыв ВОГа казался несерьёзным, так – петарда… но кто-то отчаянно и тонко закричал, потом послушался топот убегающих ног. Богдан, вскочив на колено, повёл очередью через коридор, что-то крича в упоении, от стены до стены – и долго кто-то катился куда-то по камням…

Стало почти тихо. Лишь кто-то отчётливо, даже страстно как-то, повторял в темноте, захлёбываясь:

– Ой мама, ой мама, ой мама…

На нестерпимо ужасную секунду Олегу подумалось, что они с Богданом убили своих. Но справа зашипел фальшвейер, да и «ночное зрение» вернулось к Олегу – он, кстати, не сразу сообразил, что в бою не видел. То ли от напряжения, то ли от неожиданности, то ли ещё от чего… Никто не стрелял из шевелящейся тенями темноты. И Олег видел трупы на полу – трупы, совсем не похожие на трупы горцев.

Потом ребята подошли ближе – медленно, настороженно держа своих противников на прицеле. Убитые были одеты в хорошо знакомые Олегу монолитные и многоцветные комбинезоны – в такой был одет убитый им в самом начале похода разведчик хобайнов. Судя по всему, и это были они тоже.

Ближе всех на каменном полу корчился в луже крови примерно ровесник Олега. Его ливневик валялся у стены. Тромблон, срикошетив, попал ему в живот и разорвался, выхлестнув внутренности на пол. Перебирая их окровавленными ладонями, хобайн твердил безостановочно:

– Ой мама, ой мама… – на белые скулы от фальшвейера ресницы – длинные, загнутые, почти девчоночки – отбрасывали острую тень.

– Хобайны, – с отвращением сказал Богдан. – А там-то смотреть станем?

Олег кивнул. Он бы с удовольствием не пошёл сюда вообще, чтобы не слышать обморочного, полного боли и тоски, шёпота. Умирающий был похож на Холода – как похожи все здоровые, выросшие в заботе и любви дети славян. И разве вина этого парня, что о нём заботились и его любили злейшие враги его народа?! «Когда же это кончится?! – закричал Олег внутри себя. И холодно ответил сам себе: – Когда они – или мы – погибнем все.»

Второй – это в него Олег попал из автомата, кучно, в грудь – был постарше и лежал, вытянувшись в струнку, посреди коридора. Один глаз убитого остался сощуренным, на второй упала чёлка. Последний валялся шагов за десять дальше – Богдан попал ему в пояс и это он катился под уклон; впрочем, уже мёртвый. Сейчас он замер, вывернув шею, словно пытался оглянуться через плечо…

Богдан достал из ножен меч.

– Слушай… – Олег поморщился.

– Что? – Богдан посмотрел на него спокойными, ясными глазами.

– Нет, ничего, – Олег отвернулся и пошёл обратно, туда, откуда всё ещё шептал тихий голос:

– Ой мама, ой мама…

Вжих… храк! Мимо Олег прокатилась голова – вверх по коридору Богдан катил её ногой с каким-то задумчивым видом.

– а тут что-то… – нерешительно заметил он, вдруг останавливаясь: – Они нам встречь шли. По что бы так?

– Погоди, – Олег встал на колено рядом с умирающим хобайном. Тот больше не шептал – он приоткрыл глаза и смотрел на Олега неожиданно злым, яростным взглядом. Молча. И Олег смотрел ему в глаза, не следя за руками… и опомнился лишь когда услышал хлопок, а из раскрывшейся левой ладони умирающего ему под бок, в лужу крови, скатилась граната.

– Получай, сволочь… – выдохнул хобайн. И закрыл глаза вновь.

Безошибочный инстинкт бросил Олега в сторону. Он закрыл голову руками, успев увидеть, как Богдан рухнул, словно подрубленный – ногами к месту взрыва. Коротко ухнуло. Ударило по стенам градом осколков.

– Живой? – спросил Олег, приподнимаясь. Богдан неподалёку поднял фальшвейер:

– А то… Храбрый был, что ни говори!

– Была, – стеклянно ответил Олег. – Это девчонка, – и вдруг он закричал, ударив кулаком по камням: – Да что же это такое, твою мать?! Девчонка! Я снова убил девчонку! – он колотил кулаком в камень, пятная его кровью, и почти плакал: – Я снова убил девчонку, девчонку, девчонку! Да когда же это кончится?! Почему я ещё живой?!

Богдан стоял рядом. Он был полон жалости к старшему другу и даже убитой. Славяне всячески оберегали своих женщин и девушек от участия в войне, считая, что это ни в коем случае не женское дело. Но вот их враг, похоже, придерживался иного мнения.

– Не знал ты, – насупленно сказал Богдан, положив ладонь на плечо Олега, – она ж в нас стреляла, что уж…

– Почему я?! – зло ответил Олег. – За что мне такое?! Ведь это – девчонка! Я ненавижу убивать, я ненавижу эту войну, я себя ненавижу!!!

Богдан сел рядом, заглянул в лицо Олегу. Неловко попросил:

– Да ладно… ну что ты?

Олег спрятал лицо меж ладоней. Вздохнул и тоскливо сказал:

– Как же я домой хочу…

– А то, – ответил Богдан. – В обрат пойдём?

– Веди дальше, – Олег встал на ноги…

…Дальше по словам Богдана всё время надо было идти прямо, и младший двинулся следом за Олегом, который перебрался в центр коридора. Богдан шёл по левой стене и думал: «А верхом-то ещё гроза не ушла, – он взглянул на тяжёлую громаду потолка, невидимую, но ощущавшуюся всей своей каменной толщей. – Про что там Вольг раздумался? Й-ой, не свезло ему – девку убил… – он вгляделся в спину друга, который шагал впереди. – А вот идёт он, да и не помыслит, что я его люблю. Не помыслит, не знает, а я и не скажу никогда, потому… так потому, что глупо с языка звучит. Девкам так-то говорят, ну – родным ещё, не другу. Может стать, он знает, то ж правда – люблю. Не то что родителей, не то что… – он даже про себя не осмелился назвать имя её, – не то! Иначе вовсе…».

Олег не думал ни о Богдане, ни даже об убитой девчонке. Он устал – и думая об этом и о том, насколько несправедлива жизнь. Он не хотел убивать. Он устал и от этого. Всё растворилось в кровавой грязи. Вместо романтики пришло суровое и неумолимое осознание необходимости происходящего, высшей необходимости. Той самой, ради которой жгут города, и подписывают смертные приговоры, которая пугает правозащитников из тёплых кабинетов – и которая существует.

Пока они убивают – данваны не идут дальше.

Собственно, только это и осталось важным. Да ещё то, что надо рассказать Йерикке…

…Они оба допустили ошибку. Всего одну – но и её было достаточно на этой войне. Олег посмотрел влево, где ему почудилось ответвление. Оно там и БЫЛО! Но Олег, уставший уже хронически, раздражённый, думающий о другом – решил, что видит тень скального выступа. А Богдан просто был невнимателен – он полагался на Олега и не помнил этого коридора, потому что в прошлый раз его не заметил.

Олег ничего не успел осознать.

* * *

Олег очнулся довольно давно, вот только глаз не открывал. Сквозь плотно сжатые веки он видел режущий белый свет, как от софита. Лопатками и затылком чувствовал стену – бугристую, холодную… Сперва ему казалось, что он связан, но потом дошло – просто не шевелятся ни руки, ни ноги, ни шея. И он совершенно ничего не помнил. Шёл по коридору, Богдан следом – и вдруг…

И вдруг – он здесь.

«Перелом позвоночника, – с ужасом подумал мальчишка, – кранты… Сдохну здесь…»

И только потом до него дошло – голоса. Не только свет, но и голоса – два совсем мальчишеских, один уже юношеский, «подломившийся». Громко говорят на городском диалекте… или по-русски? На какое-то мгновение подумалось – он попал в аварию, всё, что было – бред…

– Как ты мог допустить, чтобы второй бежал?!

– Этот старше, опасней, я выстрелил в него…

– Надо было бить широким лучом?

– Перестань, ты же знаешь – на них действует только направленный удар, это тебе не толпу на Строод разгонять…

– Этот очнулся?

– Не должен, паралич на час гарантирован, а прошло всего минут двадцать.

– Сам говоришь, что на них слабее действует. Его надо допросить.