Текст книги " Красный вереск"

Автор книги: Олег Верещагин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 38 страниц)

Олег кивнул. Яромир каменно-неподвижно сидел, за пулемётом. Полёт продолжался. И минуты через три вновь прорезался первый голос – настороженный:

– Скип френтен зисс! Ин зоу скиван, фир Данвэ Гроффа?! Скип френтен зисс!..

– Вейтан! З'с хенс! – цеплялся за последнюю надежду, тянул уже не минуты а секунды Йерикка – Олег понял, что он кричит: «Вижу их!».

– Скип френтен зисс, – голос сделался жёстким и непререкаемым, – родйан свес номме.

Йерикка повернул бледное лицо с шевелящимися губами к друзьям. «Запрашивают позывные», – различил Олег в шевелении губ. Борт одного из вельботов мелькнул совсем рядом, и Яромир, неожиданно выкрикнув:

– То тебе позывные, сволок! – нажал гашетку.

Серебряная струя хлестнула в борт вельбота. Он содрогнулся, дёрнулся, уходя вверх почти отвесно.

– Йов, у, слим!!! – взвыла рация, но Йерикка с непостижимой точностью, быстротой и силой всадил кулак в приборный щиток, сминая тангенту – словно выбивал зубы врагу – она поперхнулась и смолкла.

– Прыгайте! – выкрикнул Йерикка. – Я потяну дальше!

– Нет, – ответил Олег. Яромир, продолжая давить на гашетку, рывками водя ствол, высоким, отчуждённым от всего земного голосом запел:

 
– За родную-то землю не встанет кто —
У того и рукам, и чреслам пусту быть-то!
Не родить тому исторгу
Ни детей от жены,
Ни хлебов на полях…
 

– Вольг, прыгай! – крикнул Йерикка. – Прыгай, иди к восточному берегу Тенистого озера!

– Нет! – заорал Олег, мотая головой.

– Ты же ничем не можешь помочь! Прыгай, спасайся, мы спрячемся в тучах!

Вельбот бросило влево, ещё беспощаднее – вниз и вправо. В щёку Олег хлестнул ледяной ветер, и мальчишка увидел в борту вывернутую дыру.

– Гироскопы!.. – взвыл Йерикка, повисая на «джойстике». Обе боевых машины мелькали совсем рядом. К счастью, снежные заряды шли один за другим. Вниз неслись серые пики и ущелья Моховых гор, и вельбот то мчался у самых камней, покрытых мхом, то вдруг выпрыгивал в снежное небо, а земля проваливалась вниз. Какую-то страшную секунду он падал – просто падал с истошным трескучим свистом, и Йерикка закричал: – Правый борт обесточен! Прыгайте же!!!

Яромир стрелял. Оборачиваясь, Олег видел, что один вельбот гонится следом, а второй вновь забирает выше. Мальчишка нашарил в кассете бронебойный тромблон – предпоследний – и зарядил им подствольник. Ударил кулаком по красной клавише возле двери – она пискнула, плита откинулась, и воздух потёк вокруг Олега, как холодная упругая вода.

Он не промазал. Но вельбот лишь на миг сбился с курса – рассчитанный и на более серьёзные передряги, чем разрыв пятидесятиграммового заряда. Последовал тяжёлый удар в дверь – и Олег, ничего не успев понять, вдруг оказался в воздухе, летящим спиной вниз через снежную круговерть – к земле.

Он инстинктивно раскинул руки, стремясь затормозить падение. Вельботы мелькнули в вышине, как тени.

«Офигеть, какой идиотский конец», – успел подумать мальчишка.

Интерлюдия: «Новогодняя песня»

 
Сам не свой сегодня я с начала дня —
Песня Новогодняя в гостях у меня:
Импульсы нервные – то в тик, то в такт,
Часики верные – то «тик», то «так».
 
 
Ржавого месяца мышиный писк,
Куда скрипишь, лестница, – то вверх, то вниз.
Первая полночь, звени скорее,
Пусть звезда не оставит нас,
Покуда белые тигры Гипербореи
Не уходят из наших глаз.
 
 
Где ж ты, моя пятница? Прошляпил в ночи…
Но я умею пятиться – тупик научил —
Туда, назад, к началу, где в полный ход
Отходит от причала мой старый год.
 
 
Погружу в трюмы я стальные слова
Да дудочку угрюмую – 7.62,
Скорлупой крабьей хрустнет мир под ногой,
Уходи, корабль, приходи другой.
 
 
По морю аки посуху в заветный порт,
Словно стилет из посоха достать аккорд,
Издали, постепенно, а с седьмой строки,
Звонким штыком рефрена да в позвонки.
 
 
Тает снег кашицей по плечу,
Мне почему-то кажется, что я лечу,
С облака слой сажи смахнув плащом —
Куда летишь? Дальше, ну куда ж ещё.
 
 
Первая полночь, звени скорее,
Пусть звезда не оставит нас,
Покуда белые тигры Гипербореи
Не уходят из наших глаз. [22]22
  Стихи О. Медведева.


[Закрыть]
 

* * *

Мышковавший песец, фыркнув, отскочил в сторону. Тявкнул негромко и с интересом потянулся к торчащей из-под снега пуке со скрюченными пальцами. Тявкнул снова, прыгнул и побежал прочь, хвостом подметая снег.

Белая пелена зашевелилась. Рука дёрнулась, и Олег резко сел. Вид мальчишки был страшен, всю левую сторону лица покрывали наплывы засохшей чёрной крови, глаз не открывался, волосы склеились в единую массу. Олег прикоснулся к голове и закричал.

Горы отразили его крик – словно бы сразу отовсюду крикнули полтора десятка человек. Олег, покачиваясь, оглянулся.

Он почти сразу понял, как ему повезло. Падая, он угодил в сугроб на склоне и, поехав вниз, врезался в ещё один сугроб. Ещё больше повезло, что он не раскроил себе череп, хотя под сугробом прятался валун, в который он и въехал башкой. Повезло, что не замёрз и что, вдобавок ко всему, не налетел ни на что из своего собственного снаряжения, но и ничего не потерял.

Уже осторожнее Олег ощупал череп. Кость была цела. Но под волосами пряталась рваная рана, любое прикосновение к которой отзывалось болью, похожей на удар тока.

Шёл снег. Ветер улёгся, температура была немного ниже нуля, и Олег, всё ещё сидя, закутался в плащ. Небо медленно затягивали редкие тучи. Вокруг – ни души, лишь цепочка песцовых следов, которую заносил снег.

Сидеть не имело смысла и становилось очень холодно. Олег поднялся на ноги… и голова закружилась так, что он сел вновь и быстро закрыл глаза. К головокружению присоединилась тошнота.

«Плохо дело, – подумал Олег, – сотрясение мозга, стопудово… Надо идти. Надо.»

Он всё-таки поднялся, закинув за плечи поудобнее винтовку и автомат. Меч лежал под плащом, как влитой, словно часть Олега.

– Ничего. Дойдём, – сказал Олег, обращаясь к клинку. Его тут же вырвало желчью и водой. – М-м-м… – выдавил Олег, делая первый шаг. Он помнил карту и помнил, что Моховые – просто узкая цепочка гор, которую можно пересечь довольно быстро…

…если тебя держат ноги.

…Единственное, что помнил Олег – это что он точно держал направление. Несколько раз – падал, дважды – терял сознание и подолгу лежал в снегу, пока холод не приводил его в чувство. Ещё дважды – не смог подняться сразу и полз; полз подолгу, вспахивая снег, словно плуг снегоочистителя. Один раз съехал в каменное ущелье и не меньше часа пытался из него выбраться, плача от бессилия и злости. А потом просто побрёл ущельем и, перейдя холодный ручей вброд, вышел наружу…

Над горами клубились, громоздясь друг на друга, чёрные тучи. Олег помнил, что это означает приближение бурана. Но сил не было даже на то, что бы спрятаться – стоя на снегу, мальчишка смотрел не эти тучи равнодушным, усталым взглядом. Потом побрёл вниз очередным крутым склоном.

Оказалось, что он идёт прямо навстречу бурану. Когда он поднялся и на следующий склон, то увидел, насколько приблизились тучи. Они выглядели так страшно, так грозно, что Олег шагнул назад и всё-таки огляделся в поисках убежища – чёрная точка на фоне изломов белых гор.

И увидел в полуверсте на юг, в распадке между гор, вельбот. И палатку – кислотно-оранжевую палатку рядом с ним на снегу. Никого не было видно.

Олег узнал по исковерканному борту тот вельбот, который попал под выстрелы Яромира. Похоже, данваны так и не догнали ребят, и повреждённая машина была вынуждена сесть тут. Олег не испугался. Палатка – вот о чём он по думал. Палатка – это была жизнь. И не важно, что за неё придётся драться. Олег уже забыл, когда ему НЕ ПРИХОДИЛОСЬ драться за жизнь.

Казалось, вскрылся некий тайный резерв, спрятанный глубоко в организме. Олег побежал по склону. Скрыться было негде – и, если кто-то выглянет из палатки, его просто пристрелят. К счастью, экипаж или спал или просто не желал высовываться, ожидая бурана.

Олег добрался до вельбота одновременно с ним – и полярный день тут же превратился в круговерть снега, белую и тёмную, воющую на разные голоса. Прислонившись к борту машины, мальчишка думал. Бросить внутрь гранату? Оставалась одна старая РГ42. Кроме того, взрывом сорвёт палатку. Перебросив в руки автомат, Олег осторожно подошёл ко входу, закрытому изнутри.

Сиплый вздох вырвался у мальчишки. Он чувствовал, как тепло и уютно там, за стенкой. Голова болела и кружилась. Ветер пронизывал до костей и плащ и рубашку.

Толчком всунув ствол автомата между створками полога, Олег веером выпустил внутрь весь магазин. Потом, спеша, полоснул неподатливый стык камасом и пролез внутрь.

Тут в самом деле было тепло – топилась переносная печка на сухом горючем, на ней, в удобном углублении, разогревались какие-то банки. Горела небольшая, но очень яркая лампа, в её свете Олег понял, что не промахнулся. Трое данванов были убиты наповал и лежали на забрызганных кровью спальниках. Четвёртый ещё дышал, но как раз в тот миг, когда Олег шагнул к нему – дёрнулся и окаменел.

Что-то тихо шипело, и Олег не сразу сообразил – это исчезали дырки от его пуль в стенках палатки, ткань словно бы вскипала и затягивала отверстия.

Уже через силу мальчишка стащил невероятно тяжёлые трупы в один угол. Потом – обнаружил, что и надрезанный им стык тоже затянуло. Олег поднёс ладонь – стык послушно разошёлся. Олег сбросил оружие, снаряжение, подсел к печке и протянул ладони к огню. Снаружи вовсю гудел буран, двойные стенки колебались, но не пропускали ветра, а его свист внушал спокойствие – пока там ревёт и воет, никто не появится за экипажем. Обжигаясь, но не чувствуя боли, Олег снял с печки банки – в одной оказался суп-пюре, пахнущий грибами, в другой – мясо с овощами. В открытом термосе нашёлся кофе, тут же лежали галеты. Вздыхая от наслаждения, Олег принялся за еду. Сперва он боялся, что будет тошнить, но всё сошло нормально, даже голова меньше кружилась и болела.

Зато начала мучить совесть. Он тут, в тепле, сытый, а ребята, – где-то в горах, им нечего жрать… Что с Йериккой и Яромиром – вообще большой вопрос… «Я же не виноват!» – успокаивал себя Олег. – Так получилось… Отдохну и пойду через горы, а потом – к озеру…» Захотелось спать. Вовсю зевая, Олег рылся в вещах пилотов в поисках аптечки. Наконец, попалось что-то похожее. Олег долго не мог найти бинт, потом вскрыл чёрный пакет и, едва начал разматывать и в самом деле оказавшийся там сероватый свёрток, как тот вспенился желтоватой массой с больничным запахом. Принюхиваясь и самому себе представляясь дикарём, Олег кое-как забинтовал голову прямо поверх волос – и поразился тому, что мгновенно улеглась боль, голова перестала кружиться, а мысли – путаться. Никаких таблеток – хоть они и были – мальчишка принимать не стал, конечно. Вместо этого он разделся, развесил одежду вокруг печки и, насильно заставив себя почистить оружие, уснул, едва забравшись в наименее испачканный спальник.

* * *

Он не помнил, что видел во сне. Но точно – сон оказался невероятно чистым и светлым, потому что Олег проснулся с улыбкой, как давно уже не просыпался. Сейчас он был уверен в том, что всё разрешится наилучшим образом. Он выберется из гор и найдёт своих.

Олег потянулся, с острым наслаждением чувствуя, что сыт, выспался, согрелся, голова в порядке – и слыша, что буран кончился. Сидя на спальнике со скрещёнными ногами, он размотал бинт, удивившись тому, что рана зарубцевалась, а вместе с бинтом снялась и высохшая кровь. Потом – закусил и наконец-то умылся. Это – уже спеша…

…Через шесть часов Олег спускался вдоль горного ручья, прыгая по камням, в долину. Впереди – на много вёрст! – лежала мокрая тундра. И светило солнце! Дождя не было. Ручей растворялся в бескрайних сырых просторах.

И Олег пошёл к солнцу. На закат…

…Огромное красное солнце садилось куда-то за край этой унылой местности. Начавшее убывать Око Ночи светило в спину, чётче выступали на небе большие звёзды. Олег шагал прямо к этому солнцу, бездумно разглядывая его, слушая, как шлёпают по сырой траве подошвы кут, как посвистывает где-то лемминг. Он шёл так уже довольно давно, и лишь когда солнце на две трети утонуло в этой размокшей, скучной земле, понял, что это… первый закат, который он видит на мире!

Мальчик даже остановился, поражённый этой мыслью, не отрывая от заката взгляда.

– Осень пришла, – сказал он вслух, и звук собственного голоса, показался ему странным в этой тундровой тишине, где даже ветер молчал, словно его застрелили…

Впрочем – нет. Тут даже мысли о стрельбе казались какими-то неуместными, настолько спокоен, вечен и равнодушен был пейзаж. Наверное, он был таким и до того, как – вернулись славяне, и до данванов, и даже то того, как арии начали уходить с Мира по своим Радужным Дорогам… и когда вообще никто не жил под этим небом, и ничей голос не звучал в этом мире…

Олег повёл плечами, чтобы стряхнуть оцепенение. И зашагал дальше, держа автомат наготове, в руке.

Солнце так и не село до конца. Превратилось в узкий раскалённый серп и застыло, и этот серп горел, славно зарево пожара, не увеличиваясь и не уменьшаясь… от этого казалось, что время и впрямь остановилось. К сердцу Олега подкатила неожиданная тоска. Потом Олег подумал, что, если остановился мир, то остановилась и война. И вельботы застыли, и бомбы, падающие с пилонов, и взмах камаса в руке горца, и палец снайпера-хобайна на курке, и танк, и летящая в него реактивная граната, и артиллеристы возле пушек, и рыже-чёрные кусты разрывов, и падающий на спину дружинник, и брызжущая из его пробитого горла кровь, и серебряные лезвия над головами рубящихся славян и хангаров, и их открытые в крике рты, и падающая стена дома, и споткнувшийся в атаке офицер горных стрелков, и пуля, которая через секунду должна убить его, и никогда не виденный (но ненавистный!) анОрмонд йорд Виардта по кличке «Палач» где-то в своём штабе…

Всё застыло.

Вся огромная война.

Эта мысль почти испугала его. Он не знал, хорошо это или плохо – что война замерла. Полоска то ли заката, то ли уже восхода горела впереди.

– Я схожу с ума! – громко сказал Олег. С камней неподалёку с шумом, похожим на выстрелы, взлетела большая белая ушастая птица и понеслась прочь, неся в изогнутых парных когтях безвольно обвисшее тельце лемминга, с которого срывались, разбиваясь о камни, тяжёлые, маслянистые капли крови. Эта реальная картинка привела Олега в себя. Он на секунду прикрыл глаза, а потом долго, тяжело, как после упорного бега, переводил дыхание.

Торфяники и вереск. И где-то впереди – на юго-востоке – Тенистое озеро. Ребята. Лагерь. Холодный, равнодушный мир. Что он тут делает? Олег усмехнулся, сплюнул, широко сделал шаг…

…Торфяники заставили его забрать к западу. Эти болота, чёрные и унылые, были непроходимы. Во всяком случае – для одиночки. Тут наверняка жили топляки, и эта узкая полоска тянулась на вёрсты и вёрсты… Кое-где кружили бродячие огоньки.

– Блин… – Олег всмотрелся. На той стороне поднимались плоские, еле заметные холмы. На них виднелись остатки башен и стен – сумрачные развалины. Олег свистнул – в два пальца. Место было подходящим для лагеря – в остатках чьей-то крепости наверняка хватает сухих уголков – но это оказалось бы слишком большой удачей. Он ещё посвистел и пошагал дальше. Никого… Да нет, конечно, они возле озера. – Ну что ж, пойдём, – вслух сказал он. Солнце уже поднималось – третий час ночи. «Спать лечь, что ли? – подумал Олег. – Так, а ЭТО что за новости?!»

«Новости» двигались примерно в полуверсте кромкой болота. Двигались сюда. Бело-серые точки… раз… два… три… семь! Олег схватился за бинокль.

Полярные волки.

Олег помнил свою схватку с волком-одиночкой, чью шкуру он подарил Бранке. Но семь волков, сбившихся в стаю вопреки законам природы, скорее подарят ЕГО шкуру своим волчицам, не без мрачного юмора отметил Олег. И понял – надо бежать. Автомат тут не поможет, пули слишком скоростные и слабые для железного организма волка. Конечно, трёх или четырёх он успеет начинить свинцом, но остальные до него доберутся. Вот когда пожалеешь, что нет охотничьего ружья 12-го калибра, снаряжённого картечью…

Олег додумывал уже на бегу. Он нёсся по краю болот. Нет, не как на стадионе – рассчитывая силы. Он бежал так, как, пожалуй, никогда ещё не бегал в жизни – во всю мочь, подгоняемый страхом, стремясь к одному: успеть найти место, где можно проскочить болото и спастись на холмах.

Волки заметили его. Собственно – уже давно, стая и бежала к нему. Эти места были их вотчиной. Почуяв запах человека, звери хотели одного – загнать и убить его, как любого другого чужака.

Олег пробежал около версты и, оглянувшись, увидел волков позади в полусотне сажен. Они вроде бы даже не очень спешили… Мальчишка вскрикнул от ужаса и злости – и с разбегу влетел в болото.

Бурая жижа сразу поднялась до колен, и Олег понял, что попался. Он не тонул дальше, но двигался, как муха по липкой бумаге. А двое передних волков, тоже вбежав в воду, прыжками неслись к нему, высоко подняв тяжёлые, лобастые головы с умными, жестокими жёлто-карими глазами. Болото мешало и им, волки потеряли разбег… но не отступали, неслись наискось, кратчайшим путём.

Олег остановился и, защитив пах рукой, выхватил револьвер. Его мягкие пули могли сейчас оказаться куда эффективней автоматных.

Волки или не знали, что такое огнестрельное оружие – или не боялись его. Говорят, что такого не бывает – бывает, просто зверю нужно время, чтобы научиться бояться, даже такому умному, как волк. «Только бы не напали оба сразу,» – лихорадочно думал, поводя стволом револьвера, мальчишка. Он в отчаянье видел, как другие звери тоже бросаются в болото; не столь уверенно, как первые два, но без колебаний.

Один из бегущих волков обогнал своего собрата – более смелый или более не терпеливый. Он не рычал, но скалился – так жутко скалился на бегу, что нашлось бы немало людей, которые просто побежали бы…

Олег не сдвинулся с места.

Закусив губу, он ждал. И в тот момент, когда волк в паре сажен от него взвился в точном, смертоносном прыжке на горло – Олег выстрелил ему в грудь из револьвера. Точно в сердце.

Волк застыл в высшей точке прыжка. Он бросился с такой силой, что даже встречный удар семиграммового слитка металла, летевшего со скоростью 280 метров в секунду, не отшвырнул его, а лишь остановил. На бело-серую шерсть коротким, тугим толчком выплеснулась струйка крови – и зверь рухнул в торфяную жижу к ногам Олега.

Второй волк прыжком метнулся в сторону. Олег выстрелил по нему дважды, первый раз попав в крестец, а второй – в оскаленную морду, метнувшуюся к нему, как атакующая змея. Волк закрутился в грязи, лязгая зубами, изо рта и ноздрей лилась тёмная, пенящаяся кровь…

– Блин, блин, блин… – нервно повторял Олег. Ударил волка в голову ногой, поднял револьвер, целясь… Рука – сколько стрелял, на было такого! – дрожала: – Блин!

Первой пулей Олег промазал. Но вторую вогнал точно между глаз переднему волку, и тот закувыркался, с хрипом хватая грязь пастью. Четыре остальных приближались – решительно, непреклонно, жутким скоком… слышно было, как они дышат. Левой рукой Олег потащил из ножен меч. У него оставался последний патрон… и ни секунды на перезарядку.

Волки остановились разом. В трёх, не больше, саженях. Полукругом, разглядывая Олега странными глазами.

– Подходите, сволочи! – крикнул Олег. – Ну?! – добавил он, следя за тем, как волки стоят, то одну, то другую лапу поднимая из грязи и потряхивая ей в воздухе.

«Испугались нагана? Они не знают, сколько в нём патрон… Взять автомат? А если бросятся, пока буду перехватывать?»

Волки смотрели на мальчишку без злости. Скорее в их глазах было какое-то понимание. «Ты – такой же, как мы, – говорили глаза, – но это наша, территория. Мы должны тебя убить…»

И Олег вдруг понял, что они в самом деле похожи. Разве он не убивал тех, кто вошёл не его «охотничью территорию», хотя сплошь и рядом не испытывал ничего, кроме равнодушия? Просто потому, что ДОЛЖЕН был убивать… Разве он хоть кого-то жалел? А если и жалел – разве это спасло им жизнь? «Победа любой ценой!» – был лозунг этих гор, равнин, болот и лесов… Часто говорят, что «любая» цена может оказаться слишком высокой. Но каждый из Рысей, из горцев, из славян заложил бы душу Кощею, чтобы спасти свою родину. Такова была жестокая реальность войны, которую им навязали.

ПОБЕДА ЛЮБОЙ ЦЕНОЙ.

Это очень страшный лозунг. Но альтернатива выглядела ещё страшнее.

 
«Войны мы не хотели, видит Бог!
Но в этом мире места нам не дали…»
 

– вспомнил Олег строки из дедова стихотворения. Да, именно так. И за победу предстояло заплатить высокую цену. Нет, не смерть – это мелочь в сравнении с отданными весёлым смехом, открытым взглядом и наивными суждениями, обменянными на победу и умение убивать – ловко, быстро, без раздумий.

Всегда. Везде. Беспощадно. Молниеносно. Любого врага. Без страха. Без сожалений.

Что самое ужасное – даже без ненависти…

…Они бросились сразу, все четверо. Счастье, что Олег ожидал этого. Он выстрелил в упор, между мудрых и тоскливых жёлтых глаз, и волк рухнул на бок, загребая грязь лапами; одновременно – не глядя рубанул мелькнувший слева белый бок и пнул, изловчившись, третьего под челюсть. Всадил в мелькнувшую у живота пасть ствол револьвера, повернул, ломая зубы. Ещё раз обрушил меч налево, где в грязи вертелось что-то белое, живое… Зубы волка скрежетали по стали, он выплёвывал какие-то кровавые куски, и хрипел горлом. Олег пропихивал кулак с револьвером в глотку, не давая сомкнуть зубы. Ещё один зверь прыгнул на грудь Олегу, цапнул зубами, но попал на огниво меча, и мальчишка изо всех сил ударил волка сверху между ушей кулаком с торчащим яблоком, одновременно толчком вогнав револьвер в глотку ещё глубже… Оглушённый волк крутился на месте, и Олег вогнал закруглённый конец меча ему между лопаток, раскалывая позвоночник. Потом, как пробку из бутылки, вырвал наган из пасти другого зверя – и рука, и оружие были в слюне и крови… Держа руку на весу, мальчишка оглянулся, ещё не веря в победу.

А это была победа. Один из волков лежал мёртвым – с раскроенным черепом и раной на боку, из которой выпирали рассечённые рёбра. Раненый в позвоночник волк полз в сторону. Он не спасался от смерти, он просто не хотел умирать на глазах убийцы.

Олег нагнал его в два шага. Волк повернул голову, распластав неподвижные задние лапы и расставив передние. Из пасти текла кровь. Он не скалился, не рычал. И смотрел на мальчишку понимающе и спокойно. Потом – отвернулся и вновь пополз прочь.

Олег не добил его и не преследовал. Он смотрел вслед волку тоскливым и неподвижным взглядом. Тот отполз на полсотни шагов. Резко выпрямился, поднимая искалеченное, непослушное тело на все четыре лапы. Медленно запрокинул голову вверх. И рухнул на бок.

– Да, – услышал Олег свой голос, – дружище. Вот так – умереть. С поднятой головой, молча, бесстрастно и не обращая внимания на боль… Это – смерть, дружище волк, это – смерть…

Выбравшись из болота, он тщательно вымыл руки, протёр револьвер и меч. Кисть руки оказалась всё-таки повреждена немного, но не очень серьёзно. Выпрямившись, мальчик увидел, что трупы волков уже погружаются. Надо было идти. Идти дальше.

Интерлюдия: «Волк»

 
Опять, опять… Пожалуйста, молчи!
Когда луна парит холодной птицей,
Вы слышали когда-нибудь в ночи
Простую песню серого убийцы?
 
 
Рука сама хватается за нож.
Ужель, почуяв близость человечью,
Он злобно вспомнил, как хлестала дрожь
Его подругу, сбитую картечью?
 
 
А может быть, он плачет на луну.
Поняв беду совсем иного рода:
Мы все обречены на тишину
За горькой гранью нашего ухода.
 
 
Но, словно пропасть гулкой синевой
Иль ночью в чаще огонёк случайный,
Тревожит душу этот жуткий вой
Какой-то жуткой и запретной тайной.
 
 
Что знает он о звёздной глубине,
Так безысходно в песне муча горло?
Какая боль, немыслимая мне,
Такую муку из него исторгла?
 
 
Как будто ветер в ивах закачал
Глухое тело мёртвого рассвета…
…Такой тоски я в людях не встречал,
Но, может быть, они скрывают это? [23]23
  Стихи С. Щербакова.


[Закрыть]
 

* * *

До развалин Олег добрался около часа дня – болота тянулись дальше, чем казалось на первый взгляд. Но дороге ему то и дело попадались россыпи брусники, голубики и клюквы, и мальчишка нагибался, срывая кустики и губами обирая с них ягоды. А уже рядом с развалинами, в небольшой берёзовой роще из чахлых деревьев оказалось невероятное множество подберёзовиков. Олег собирал грибы в мешок из плаща, пока не ощутил неожиданно отчётливо, как жадно тянут из него изголодавшиеся берёзы Огниву – спеша и вздрагивая, он выбежал из рощи, как наскипидаренный.

Среди развалин было жутковато, и Олег устроился под стеной, в засыпанном почти, у самого начала то ли подкопе, то ли подземном ходе. Обнаружилось вдруг, что он очень устал. Едва хватило сил притащить из той же рощицы сушняка и, свалив его кучей у входа, завалиться на плащ. Полежав, он ощутил, как засыпает, и снова заставил себя, сняв куты, разложить их на просушку. Драные носки промокли насквозь. Ноги застыли от ледяной жижи, покрылись разводами грязи и начинали болеть. Олег угрюмо посмотрел на свои ступни и, закутав ноги плащом, свалился на колкий хворост. Повозился недолго – и уснул…

…Олег проснулся около четырёх. Спать на деревяшках – дело не слишком-то приятное. Но он давно привык к таким мелочам. Он сел, потянулся, стукнув кулаками в земляной потолок и чихнул, тряхнув головой. Потом откинул плащ и, встав на колени, выглянул наружу.

Здоровенный лемминг восседал в трёх шагах от пещерки. Он лопал, поглядывая на небо, какую-то травку, очевидно, опасался птиц вроде той, двухкогтистой. А опасаться-то надо было совсем другого! Камень, брошенный мальчишкой, стукнул зверька точно по черепушке – тот даже не пискнул…

…Через полчаса мальчик, негромко посвистывая, сидел у небольшого костерка, скрестив ноги, и нанизывал грибы на гибкий прут. На автоматном шомполе над огнём жарился выпотрошенный, ободранный и обезглавленный лемминг. Рядом (неэстетичное соседство!) сушились куты и носки.

Поворачивая над костром импровизированный вертел, Олег напевал пришедшие в голову строчки:

– Авгу-авгу-авгу-августин, Августин, Августин… – дальше он не помнил по-русски и добавлял невесть как и откуда запавшие в память слова: – Аллес ист хин![24]24
  Всё прошло! (нем.)


[Закрыть] – чего, конечно, не было в песне Леонтьева. Потом начинал сначала. Настроение было неплохое. По расчётам, до Тенистого оставалось вёрст пятнадцать, не больше. Их можно прошагать до полуночи, если не медлить с выходом. Несолёное мясо и несолёные грибы могли бы показаться отвратительными, но Олег не обращал на это внимания. Обжигаясь, он ел лемминга, ловко срезая мясо камасом у самых губ и тем же камасом подкалывая поджаристые дымящиеся грибочки, выложенный на плоский камень.

Куты ещё не высохли, и Олег, наевшись, решил побродить по крепости. Прихватив наган и всё тот же камас, он выбрался из пещерки…

…Развалины казались не просто пустыми и тихими, но ещё и затаившимися. Над щербатыми провалами древних арок сохранились суровые барельефы – чьи-то лица в низко надвинутых пернатых, неславянских шлемах смотрели на мальчишку внимательно и холодно. Тут и там вились по камням длинные спирали с закорючками и значками над и под ними – не кириллица, не глаголица, не линейный алфавит данванов. Если водить по ним глазами долго, начинал слышаться металлический лязг, то ли предупреждающий то ли угрожающий: так лязгают мечи ночной стражи у ворот города… Олег трогал эти камни рукой, проводя осторожно пальцами по глубоко врезанным буквам. Нет, тут жили не славяне. Может быть, арии – в незапамятные времена? Но они вроде бы совсем дикие… Даже про их письменность Олег ничего не слышал.

В середине развалин практически сохранилась башня – похожая на конус с отсечённой, плоской верхушкой, сложенная из красного гранита. С запада стену порезала узкая – одному человеку впритирку пройти – лестница с высокими, вытертыми ступенями. Она казалась врезана глубоко в стену – Олег шёл, словно в ущелье и лишь поднявшись наверх, понял, что башня эта – просто облицованный плитами удачный холм. Наверху образовывался как бы дворик, выложенный квадратными плитками белого цвета, порядком выветрившимися, но плотно подогнанными. Верхний ряд облицовки, неравномерно выступая над срезом холма, образовывал стену – по грудь Олегу – с зубцами выше его головы. В центре дворика в бассейн из трубки в виде разинутого птичьего клюва лилась струйкой вода.

Едва Олег ступил на плитки дворика, как сразу ощутил, что они тёплые. Ноги у мальчишки успели застыть – земля и камни были сырые и холодные – а тут… Подойдя к бассейну, Олег коснулся рукой воды и охнул изумлённо. Вода была горячей!

Олег сообразил, что где-то под землёй находится горячее озеро, как на Камчатке. И строители этой крепости – вот мастера! – воспользовались природным фокусом, чтобы создать тут, в северном краю, паровое отопление! Ведь не для обогрева же этой площадки использовалась горячая вода! Наверняка так в крепости отапливались все помещения!

Бассейн оказался проточным. Олег какое-то время посматривал с сомнением то на солнце, то на пейзаж вокруг. Отсюда он различал на востоке пятно рощи у берега Тенистого. Но соблазн был слишком велик. Сбегав в свою пещерку, он принёс сюда, наверх, оружие, обувь, носки, плащ, Ещё недавно он вдобавок залил бы «естественно-пионерским» способом костерок, но сейчас решил не трогать младшего брата Солнца-Дажьбога – пусть горит…

Раздевшись догола, мальчишка выстирал всю одежду, пользуясь глиной вместо мыла. Пока он раскладывал барахло на тёплых плитах, в бассейне скопилась чистая вода. Олег присел на край и, вытянув ногу, «булькнул». Горячая, конечно… даже очень. Но так хотелось вымыться в воде, в настоящей ванне, без оглядки на опасность…

– В конце концов – раки в кипятке варятся, а им по фигу, – не совсем понятно сказал Олег в пространство и, выдохнув, бухнулся в бассейн. Издав короткий вопль, он в ту же секунду попытался выпрыгнуть, но удержался. Её ли кто и слышал этот вопль – он уже вовсю бежит сейчас прочь от развалин.

И почти сразу Олег разулыбался, глаза стали сонными, привалившись затылком к камням, он удобней устроился на дне бассейна. Журчание падающей струйки успокаивало и. снимало напряжение. Вода уже не казалась горячей, она приятно ласкала. Крепость – точнее, её остатки – больше не таила суровых загадок, Олег словно вернулся домой, где всё понятно и привычно, а слово «автомат» чаще означает ящик с деньгами, продуктами или играми, чем оружие…

Олег неплохо выспался и потому не уснул сейчас. Но обалдел от наслаждения – это точно. Лежал в бассейне, не шевелясь, прикрыв глаза и слегка улыбаясь. Он слишком устал, чтобы сразу отказаться от такого счастья.

Когда же он всё-таки открыл глаза – то увидел направленный ему в лоб ствол.

* * *

Ствол принадлежал тяжёлому десятизарядному полуавтоматическому карабину «Тигр» калибра 9,3х53 мм. А «тигр» принадлежал в свою очередь сидящему на противоположном конце бассейна человеку, одетому в пятнисто-маскировочный костюм и горские куты. На ремне висели длинный нож, подсумок, фляжка и незнакомый Олегу револьвер в открытой кобуре. Человек устроился на краю бассейна по-хозяйски, положив ствол своей пушки на колено.