Текст книги " Красный вереск"

Автор книги: Олег Верещагин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 38 страниц)

Олег приложился и выстрелом из подствольника разул машину на вторую гусеницу. Потом, подбежав к корме замершего чудовища, постучал прикладом в бронедверцу:

– Есть кто живой? Выходи, болезные, по счёту три не выйдете – сожжём в Попенгаген! Раз!..

Дверца распахнулась, наружу вылетели две автоматических винтовки, показались двое стрелков. Один из них бормотал:

– Не стреляйте, не стреляйте…

Второй вылез неловко, уже держа руки поднятыми. Олег схватил его за шиворот, бросил к стене:

– Давай, скотина!

Богдан пнул первого в бедро, потом – ниже пояса, крикнул:

– По-внутри – кидай стволы!

Из машины вылетели ещё несколько винтовок, один за другим вылезли четверо стрелков. Мальчишка-лесовик, уже заглянувший в башню, доложил:

– Тут мёртвые… Эй, ты! – он ткнул одного из стрелков в спину, – Снимай куртку, живо!

– Сейчас, сейчас… – заторопился тот. – Вы только не стреляйте, не стреляйте…

– Хорошая куртка. Барахло у вас хорошее. А сами вы – хорошее барахло, – скаламбурил мальчишка, влезая в куртку. Солдат кивал и улыбался, словно паренёк говорил на иностранном языке, и стрелок боялся его обидеть, сказав что-то не то в ответ. Олег с отвращением смотрел на пленных, которым их ужас не давал даже стоять прямо, они гнулись, приседали, корчились, словно нестерпимо хотели в туалет. Славяне, такие же славяне, как горцы, той же крови, почти с тем же языком… Как изуродовали их душу надменные и всесильные господа со звёзд – не оставив ни гордости, ни веры, ни чести – только простейшие животные инстинкты, над которыми доминирует главный – страх за свою бесценную жизнь.

– Отойди, – потребовал Олег, двинув стволом автомата. Мальчишка послушно отошёл. – Лицом к стене, быстро! – крикнул Олег. – Быстро! – никто не повернулся, стрелки обезумевшим, глазами смотрели на автомат.

Олег прошил их одной очередью. Четверо упали сразу, один – попятился к стене и сполз наземь по ней. Шестой удержался на ногах, но Богдан, подойдя к нему, вложил в ухо ствол «вальтера» и, сказав «бам!», нажал спуск.

– Тебя как зовут? – спросил Олег у спокойно наблюдавшего за этим мальчишки. Тот вдруг засмеялся:

– Не узнали?! Нет, честно не узнали?!

– Не-е… – удивился Богдан. А Олег, всмотревшись в лицо лесовика, сказал уверенно, удивляясь, как он не сообразил раньше:

– Володька! Вот чёрт! Ну, Богдан-то тебя не узнал, он тебя и не видел, но я, я-то! Жив?! Молодчина!

А про себя подумал, что здорово изменился их проводник…

Интерлюдия: «Легенда»

 
Среда связок в горле комом теснится крик.
Но настала пора, и тут уж кричи не кричи.
Лишь потом кто-то долго не сможет забыть,
Как, шатаясь, бойцы о траву вытирали мечи.
И как хлопало крыльями чёрное племя ворон,
Как смеялось небо – а потом прикусило язык.
 
 
И дрожала рука у того, кто остался жив,
И внезапно в вечность вдруг превратился миг
И горел погребальным костром закат,
И волками смотрели звёзды из облаков,
Как, раскинув руки, лежали ушедшие в ночь,
И как спали вповалку живые, не видя снов.
 
 
А жизнь – только слово. Есть лишь любовь и есть смерть.
Эй, а кто будет петь, если все будут спать?
Смерть стоит того, чтобы жить,
А любовь стоит того, чтобы ждать. [16]16
  Стихи В. Цоя.


[Закрыть]
 

– У нас убит один, у Бодрого…

– У Святослава.

– Да, у Святослава – трое. То будет живых семнадцать и шестнадцать… У Стахора осталось одинадесять, у Хассе…

– Хассе убит вечор, в его место Джефри Рендалл…

– Так… у Джефри – четырнадесять, у Люгоды – двенадесять… Счётных семьдесят человек, – Гоймир потёр переносицу. – Хвала Дажьбогу, думал я – станет мене живых-то…

Йерикка, до сих пор не считавший, хмыкнул:

– Й-ой, зато из девятисот почти лесовиков цело дай бог две с половиной сотни, да и те все… – он махнул рукой.

Они сидели в комнатке, образованной рухнувшим на две уцелевшие стены полом чердака. Пахло дерьмом, мокрой землёй, гарью и кровью. Вот уже как семь часов противник не давал о себе знать, только постреливал. Уцелевшие хобайны стянулись к центру веси и окопались в развалинах. Горные стрелки сидели на окраине. Основные силы обороняющихся сосредоточилась у «больницы».

– Патронов хватает, – сообщил Резан, – а вот гранат – что ручных, что тромблонов, что выстрелов к гранатомётам – тех не стало считай. – Прорываться станем, – вздохнул Гоймир, – князей, воевод, да бойров прежде на вече сведём… Вольг-то где?

Едва он это спросил, как Олег спрыгнул сверху, устоял на ногах и засмеялся. Богдан и Володька уселись на краю стены, свесив ноги.

– Гони своих оружничих, – мотнул головой Гоймир. Олег щёлкнул пальцами – младшие мальчишки переглянулись, хихикнули и исчезли. Олег посмотрел им вслед и начал деловито:

– В общем, так. В сторону гор можно рвать, особенно если мы врежем в одну сторону, а женщины с детьми пойдут туда. Гостимир рацию слушал – подошли Горд и Вийдан, и ещё кто-то. Они встретят и прикроют. Горда я видел сам. Он всё так же воняет рыбой.

– Не шутковать можешь? – покривился Гоймир.

– Могу, – согласился Олег. – Вопрос в том, кто будет тем идиотом, который останется прикрывать? Лично я не намерен никому уступать этой чести.

– Позитивная оценка своих умственных способностей, – согласился Йерикка.

– Так что, – Гоймир кивнул, – мы и станем. Семьдесят бойцов с ручками хватит. А как уйдут люди, так и мы пойдём. Кто куда. Собираем наших-то. Говорить станем…

… – Я не уйду!

– Куда ты денешься.

– Я сказал – не уйду!

– Скажу – и уйдёшь.

Володька стоял перед Олегом, сжав кулаки и сверкая глазами. Землянин совершенно хладнокровно чистил автомат. Богдан, полулежавший неподалёку, в разговор вообще не вступал.

– Что ты меня гонишь? – голос Володьки стал жалобным. – Раньше был хорош…

– Ты и сейчас неплох. Но ты мальчишка. Тебе ещё жить и жить. Я тебе сколько накуковал? Четыре – как минимум. А я куковать умею.

– А Богдан? Вольг, ты не шути, пожалуйста! Понимаешь, я воевать хочу, – голос из просто жалобного сделался умоляющим, – я им, гадам, мстить хочу за… – он махнул ладонью под глазами: – Олег, пожалуйста!

– Володька, я тебе сейчас влуплю…

– …и оставишь?! – с надеждой хлопнул намокшими глазами мальчишка.

– …и отдам под конвой. Всё. Разговор закончен. Иди.

– Вольг, ну же…Богдан.

– Богдан – родич, воин племени.

– А ты?! – завопил Володька.

– Я – местьник. – сурово ответил Олег. И добавил жёстко: – И я твой командир. Ты сам это сказал. И я приказываю тебе уходить.

– С бабами и сопляками, – горько сказал Володька, поправляя на плече ППС.

– Уходят и бойцы, – непреклонно возразил Олег.

– Я всё равно буду драться, – тихо, но решительно сказал Володька. – Я в горах останусь, один останусь, если не разрешат!

– Владислав, – тщательно выговорил имя мальчика. Олег и, взяв его за плечи, поставил между колен, – парень, пойми ты. Я тебя понимаю, не думай, но пойми и ты меня. Тут, – он ткнул себе под ноги, – не будет никакой победы. Ничего такого, про что станут былины складывать. Мы дадим вам уйти и уйдём тоже. А тебе ещё достанется повоевать. Поживи. Найди себе девчонку, поцелуйся с ней! – Олег встряхнул мальчика. – Чёрт, с ними можно не только целоваться, я тебе точно говорю! А потом можешь воевать снова.

«Я говорю, как взрослый с ребёнком! Вон и Богдан пялится,» – смущённо подумал Олег. И отстранил мальчика:

– Ну, Владислав, давай. Иди и не вздумай обмануть командира. Бойцы так не поступают.

Мальчишка подался к Олегу и, крепко его обняв, почти побежал прочь, оставив землянина посмеивающимся, смущённым и недоумевающим.

– Братишку бы мне такого, – сказал Олег наконец, поворачиваясь к Богдану. Тот сидел, надутый: – Э-эй, ты что, ревнуешь?!

– Что выдумал, клянусь тупиком Перуновым! – хмуро ответил Богдан, не глядя на Олега и пиная ногой мусор.

– Богдан, – ласково сказал Олег, – ты дурак.

* * *

«21 руеня. В школе уже три недели идут занятия, а тут всё осень никак не наступит, все деревья зелёные… Это – я?!?!??»

Мысль, мелькнувшая в голове Олега, была полна недоумением и ужасом. Он поднял руку, чтобы ударить по воде и уничтожить этот кошмар, но тут же с усмешкой опустил её. Похоже, он превращается в дикаря, который старается уничтожить то, что его пугает – и считает, что этим исчерпывается дело. Олег вновь всмотрелся в отражение.

Резко выступившие скулы… чётко очерченный подбородок… тёмные губы в ещё более тёмных трещинах… загорелая, обветренная кожа… холодный, усталый взгляд покрасневших глаз… волосы – сосульками неразличимого цвета, отросшие, спутанные… (Олег достал из-под жилета подарок Бранки, помедлил и, расправив, стянул пряди надо лбом, чтобы не мешали глазам.) Человек в заводи выглядел усталым и даже больным – но одновременно опасным. Ещё в мае Олег не поверил бы в себя – такого.

Он выспался, но усталость не прошла. Она лишь стала незаметной. Хронической. И это было опасно. Такая усталость накапливается и убивает… или сводит с ума…

…Они вырвались из веси и сразу же разошлись в стороны. Просто чтобы запутать следы, ещё не решив, кто что будет делать дальше. Чета Гоймира забилась в какой-то овраг и проспала там почти четырнадцать часов. Первое, что они ощутили, проснувшись – боль от ран и дикий голод. Кое-кто просто не смог сдвинуться с места. Остальные, не дожидаясь команд, разошлись вокруг в поисках жратвы…

…Поднявшись на ноги, Олег вброд перешёл ручей. Дождь не переставал, мальчишка давно забыл, что такое сухие одежда и обувь, да это его и не слишком волновало. Он был жив – это уже очень много. Как тут говорят: «В бою побывать – цену жизни узнать.» Правильно…

На полянке между сосен и здешних деревьев, похожих на маленькие ели, но с тонкими листьями вместо иголок, росли собранные в шары мелкие бело-зелёные цветы на ножках высотой в полметра. Олег узнал черемшу и упал на колено, доставая камас. Разрыхлив землю вокруг нескольких кустиков, мальчишка выдернул их, отсёк небольшие луковички, очистил остриём и начал с хрустом жевать, посматривая по сторонам и морщась от скрипящей не зубах земли. Из близких кустов на него смотрела, мигая большущими глазами, мавка – улыбалась, и взгляд её был безмятежен; оборванный и грязный человек, от которого пахло смертью, её не пугал и не удивлял. Самое любопытное и доброжелательное создание здешних лесов…

Сейчас, когда голод начал отступать, Олег вспомнил сам прорыв – и замер, неровно дыша и глядя мимо… мимо всего на свете…

…Они ударили единым кулаком и проломили окружение почти сразу – с грохотом, стрельбой, криками; так, что казалось – не семьдесят, а семьсот человек прорываются наружу. Скорей всего, враг так и подумал. Шесть или семь большегрузных машин, набитых взрывчаткой, попались им в руки посреди всего этого хаоса – на них уходили дальше, и Олег, если честно, по сю пору не понимал, как они не взорвались в бушевавшем вокруг море огня, когда неслись через вражеские тылы, лёжа поверх ящиков со взрывчаткой и стреляя во все стороны.

В какой-то момент Йерикка вырвал из рук Олега готовый к стрельбе «шмель» и, вскочив, выпустил термобарическую капсулу – проследив её полёт, Олег увидел корытообразные тени вельботов, которые в тот же миг закрыл шар объёмного взрыва, а потом Йерикка заорал:

– Попал! Хоть на земле одного кончил!

Они бросили грузовики и подожгли их в трёх верстах от веси, в самом лесу. Тут их нагнали хангары. Отбиваясь, чета уходила в лес, заставив врага гоняться за своей тенью… и в конце концов – оторвалась, но ещё долго потом в бешеном темпе уходила по лесам, будто задавшись целью загнать себя насмерть…

Странно, но, когда они спали в овражке, Олег увидел сон. Первый за огромное количество дней. Наверное – за минуту-другую до пробуждения, когда организм отдохнул. Странный сон.

Он видел актовый зал своей школы в Тамбове. Зал выглядел так, словно в нём только что закончился вечер – горел софит над пустой сценой с оставленными инструментами, рисовались в полумраке ряды столов. Олег помнил этот вечер – перед самым отъездом на Эльдорадо, помнил, как готовили его и как он проходил.

Он вошёл в зал по какому-то делу – не тамошний, а здешний – с оружием, в грязной, порванной одежде, с мечом за плечами, как будто так и нужно. Сперва ему показалось, что внутри никого нет. Олег прошёл вдоль столов и увидел за крайним, возле самой сцены, где свет софита был достаточно ярким, двух человек. Он подошёл ближе – и узнал Вадима и Юрку Юрасова, одетых в военную форму: мешковатые маскхалаты, перетянутые ремнями. Мальчишки обернулись на подошедшего Олега. Странные у них были лица – печальные, спокойные и строгие.

Олег ничего не спрашивал. Он просто стоял и смотрел, и первым заговорил Вадим:

– Куда ты ушёл? – ясным голосом, мягко улыбаясь, спросил он. – Я тебя искал, и родители твои. Вот, до начала августа искали.

– И бросили? – поинтересовался Олег. Юрка негромко сказал Вадиму:

– Он же ничего не знает…

– Мы не бросили, – покачал головой Вадим. – Просто война началась.

– Какая? С кем? – непонимающе заморгал Олег. Юрка удивился:

– А то ты не знаешь?

– Я думал… это только здесь, – смешался Олег. Юрка вздохнул:

– Уже нет… – а Вадим пожал плечами:

– Так что не до тебя стало, извини… Почти вся Россия в развалинах. Да и остальной мир тоже… Мы с ребятами в неразберихе по-наглому пролезли в добровольческую дивизию ВДВ.

– Пролезли, ну и что? – хмуро спросил Юрка. – Я и повоевать не успел…

– Были неверные данные, – пояснил Вадим. – Нас сбросили прямо на вражеские позиции, половина ребят погибла ещё в воздухе. Юрка тоже. Его даже и не нашли… Маме написали, что без вести, но мы-то знаем, что он убит.

– А ты? – холодея, спросил Олег. – А ты?!

Вадим молча улыбался. Вместо него ответил Юрка:

– А он получил бы если не Героя России, то уж «Заслуги» с мечами – точно. Он ведь приземлился прямо на капэ врага; перебил охрану, взял в плен генерала и захватил бумаги. Но уже когда доставил, всё к нашим – пуля из снайперки прямо в затылок… Он упал в траншею уже мёртвый.

– А мама? Отец? – еле ворочая языком, спросил Олег.

И – к счастью – проснулся.

* * *

Олег вернулся в импровизированный лагерь в самом разгаре обсуждения. Горел под унылым дождём небольшой трескучий костерок, на нём жарились тушка косули и грибы. Лежали на листьях лопуха водянистые ягоды, клубни саранки, корни рогоза, черемша – Олег, ни слова не говоря, выгрузил свою, присел рядом со всеми.

– Переждать, отдохнуть дня четыре – и уходить, – говорил Резан. – Отдохнуть непременно – перераненые у нас все, усталые, Йерикка не даст соврать:

Йерикка кивнул. Краслав – ещё совсем слабый – оскалился:

– Мы не кинем сражаться! Ты струсил!

– Нет, – холодно возразил Резан. – Я был за то, чтоб идти к Стрелково. Но часом мы бойцы никакие. Сгинем и всё.

– Хочешь, чтоб поломались мы, как Квитко?! – крикнул Крааслав. – Ты про то сам говорил!

– Не шуми, – миролюбиво ответил Резан. – Услышат. Коли чается тебе гибели со славой, так я хочу пожить с пользой.

– То хорошо говорить, раз брат твой, – Краслав ткнул в Данка, чистившего «наган», – целым ходит?

– Т-т-т-т! – помахал рукой Гоймир. – Уймись. Сядь, Славко. Резан?

– Я сказал, – Резан сел и добавил: – Устали мы. Отдохнуть должны. А там и сражаться внове можно.

– Помога где? – вдруг поднял голову Хмур. – Что в городах? Что Земля? Мы бьёмся тут… – он вскочил, стиснув кулаки. – Предали нас, кинули! На Земле нас предали, горожане нас предали – кто мы им, горцы, дикие люди! Одно подохнем тут из-за-про сволока этого, чтоб их Кощей…

Олег внутренне сжался и беспокойно посмотрел по сторонам. Наверное, ни разу за эти месяцы он не думал всерьёз, что вокруг чужие люди. И вот…

Но он поспешил. Резан махнул рукой. Йерикка длинно присвистнул с насмешливым лицом. Гоймир поморщился:

– Сядь, что ты бредом-то бредить…

– Бредом?! Так где добровольцы их?! Где укрепа?!

– Где укрепа, Хмур? – спросил Гоймир в ответ. – Да вон, горло Вольгу перережь, так станет укрепа перед тобой, что лист перед травой…

– Да то не мне его резать стать, а тебе! – крикнул Хмур. – То не мою пару он поимел и в свою перевернул при всём честном народе – твою! А тебе всё улыбки… князь!

Олег почувствовал, как заныло то место, куда пометил его когда-то меч Гоймира. Мальчик взялся за рукоять своего меча, но его опередил Гостимир:

– Заткнись! – меч бояна сверкнул под дождём. – То дело их – Гоймира да Вольга, но за свою сестру я перед Ладой встану, перед коном её и рядом!

– Мечи?! Так что! – Хмур выхватил свой клинок, сталь ударилась о сталь, лица мальчишек озверели… и в ту же секунду оба меча, описав в воздухе свистящие дуги, отлетели в стороны, схватившиеся едва удержались на ногах, а между ними возник Йерикка. Рыжий горец был безоружен и улыбался. Голос его звучал твёрдо, но мирно:

– Тихо. Тихо, тихо, тихо, вы что это? Вы на войне, а в это время ни с кем, кроме врага, клинков не скрещивают – так сказал Прав, то закон Рода. Но мы ждём извинений.

– Виниться?! Мне?! За что?! – выкрикнул Хмур запальчиво. Ни он, ни Гостимир не убрали оружия. Краем глаза Олег заметил, что Гоймир держится за рукоять камаса, и пальцы у него белые.

И нет сомнений, в кого он до боли хочет метнуть камас.

– За оскорбления, нанесённые Гоймиру, Вольгу, Гостимиру и Бранке. За то, что плёл ты тут о предательстве – извиняться не надо, это просто чушь. Так мы ждём, Хмур.

Злость и бессмысленность волной схлынули с лица Хмура. Он кивнул:

– Добро… Вину мою простить прошу. От всего сердца прошу. Стыдно мне.

– Гостимир, ты первым обнажил оружие, – повернулся к нему Йерикка. Тот убрал меч и с готовностью сказал:

– Прошу простить меня.

– Мы часом не решили, как будем, – Гоймир убрал руку с камаса, в его лицо постепенно возвращались краски.

– А на мой глаз – решили, – возразил Резан. – Часом мы не чета, а семьнадесят тяжёлым больных, про себя в первую голову опасных. Останемся – погромят нас. Лишь за нами станут охотиться, иных-то чёт в Древесной Крепости нету часом.

– И полагаю, что весей тоже не осталось, – добавил Йерикка.

– Ты тоже голос за уход кладёшь? – спросил Гоймир. Йерикка поднял ладонь:

– Дождь. Усталость. Раны. За столько времени отдать врагу только одну долину – это победа. Предлагаю уходить за Моховые Горы, к Тенистому озеру.

– Туда?! – воскликнул Холод. – То ж болотные равнины, а озером – мертвецкая…

– Хоть тихо там, – возразил Йерикка. – Уйдём, неделю пересидим и вернёмся. Дадим бой вместе с остальными нашими на перевалах Светлых Гор, наши туда ушли. Гоймир, ты пойми, Резан прав. Мы не сможем сражаться. Почти все больны от усталости, я за свои слова отвечаю. Раны заживают хуже, раздражительными все стали, спят плохо…

– Оплевал нас вконец, – усмехнулся Рван.

– Да нет, это просто логичное завершение слишком долгого периода боевой активности, – парировал Йерикка. – Ещё немного – и пойдут необратимые изменения в организмах. Данваны нас голыми руками возьмут и даже убивать не станут – раздадут по своим больницам, как экспонаты. Мне не улыбается до конца дней – своих рыть окопы детским совочком, кричать «пух-пух» с палкой в руках и обращаться к посетителям с криком: «Бросай оружие, гад!»

– Умеешь ты говорить красно, – кисло признал Гоймир. Посмотрел, вокруг признался: – Й-ой, тошно-то уходить уходом?

– А кому радостно? – спросил Резан. – Вольг, чего молчишь, как неродной?

– Мне вот что скажите, – медленно спросил Олег, – у вас снег когда начинается?

Все уставились на него. Потом Йерикка медленно – так же, как Олег – заявил:

– Э-э-э… а ведь точно. Это он в корень. Ещё месяц – и тут на сажень будет.

– Как станет, – возразил Одрин, – три-то года назад листопад покончился, грудень вовсю заступал, а плюс пятнадцать стояло – и ни снежинки.

– Три года назад – не знаю, – объявил Олег, – но уж давайте снег предположим в обычное время. До тех пор желательно дожить, поэтому и я предлагаю уносить ноги. Не будем опускаться до тривиальных обвинений в трусости, – он не удержался от укола; Йерикка изумлённо покачал головой, услышав ввёрнутое могучее словечко «тривиальный», совершенно убойно звучавшее в такой обстановке, – трусов среди нас нет по определению. Идиотов – больше, чем я предполагал. Когда мы выходили из Рысьего Логова – думал что только я да Эрик, теперь вижу – ошибся. Но трусов нет… Буду говорить о себе. Я плохо сплю. Мне снятся унылые кошмары. Я похудел килограмм на пять. По-вашему – это треть пуда. Наконец, я просто хочу высушиться. Я две недели хожу в мокром барахле. Конечно, я уже почти привык и это создаёт определённый колорит. Но в перспективе, если чуточку похолодает – создаст ещё и кучу болезней.

– Ясен день, – кивнул Гостмир. – Просто порешим: кто за то, чтоб тут встать?

– Я! – крикнул Краслав.

– Я, – неожиданно заявил Богдан.

– Ого, – негромко заметил Олег.

– Я, – кивнул Мирослав.

– Даже коли два моих приложатся, – задумчиво подвёл итог Гоймир, – так поровну – пять против двенадесяти. Что же – по-завтра уходим. Коротким путём. А часом поедим, то никогда не вредно.

* * *

Ночью неожиданно появились комары. Обычно они в дождь не донимали. Но сейчас, очевидно, ребята легли спать в их родном доме – кустарнике – и, возмущённые наглым вторжением, комариные четы двинулись на отражение мерзких пришельцев, примерно показав горцам правильность их собственной тактики быстрых и мелких налётов. Мальчишки отбивались до утра – и в конце концов все были в крови, как после тяжёлого и неудачного боя, а комары, трубя победу, отступили.

– Да сколь же им данваны заплатили? – в полном изнеможении простонал Гостимир. А Богдан, к утру окончательно обалдевший, завопил:

– Вон же они обратом летят, да и с факелами!!!

– Бродячие огоньки, успокойся, – заявил Йерикка, всмотревшись. В самом деле – в лесной чаще танцевали – очевидно, над гнилыми пнями – призрачные огни, для них сырая погода, была самое то.

– А то что? – напряжённо спросил Ревок, становясь на колено. – Одно бродячие огоньки?

Гоймир приподнялся посмотреть и тут же, свалив Ревка, плюхнулся обратно, страшным шёпотом выдохнув:

– Стрелки!

Практически без слов горцы рассыпались по краю оврага и приготовили оружие. Вступать в бой никто не хотел – все молили богов, чтобы враги прошли мимо.

Но горные стрелки – они были в каких-то трёхстах шагах! – шли несколькими широкими цепям, живо напомнившими Олегу немцев, прочёсывающих лес в кино про Великую Отечественную. Не оставалось никакой надежды, что они пройдут мимо. Олег видел лицо Гоймира – окаменело-страдающее. Ясно – он казнил себя за то, что разрешил вторую ночёвку в этом овраге, пожалел уставших людей…

– Три ста, не мене, – зло сказал Гоймир. – Так что… Уходить всем. Прикрою я, со мной…

– Я, – вызвался Резан.

– Я, – подал голое Гостимир.

– И я, – добавил Олег, всем своим видом показывая, что готов к любым возражениям. Гоймир кивнул, одновременно поднятой рукой пресекая дальнейшие попытки добровольчества:

– Йерикка, остальных уводи. Идите на закатный полдень, быстрым делом.

Йерикка не стал спорить. Он кивнул и, отдавая приказы жестами, быстро поднял ребят и повёл за собой. Сам он уходил последним – почти все проявляли резкое желание остаться, приходилось их подгонять.

– По крайней мере, я выспался, – нашёл луч света в тёмном царстве Олег. Гостимир напевал:

 
– А до дому-то родного
Пути-то не днями считаны,
Считаны-то пути те
Жизнями бессчётными,
Вымощены пути-то те
Костьми храбрых дружинничков…
 

– Два ста шагов, – оповестил Резан, готовя «дегтярь».

– На сотню подойдут – бьём, – скомандовал Гоймир, удобнее устраивая на выпуклом корне ППШ. – Через тридцать счётов уходи, Гостимир, через других тридцать – Резан, через третьих тридцать – Вольг. Я – остатним, Вольг, ты меня вон с того места прикроешь.

– Так, – откликнулся Резан. Остальные промолчали, лишь Олег, помедлив, сказал вдруг:

– Обидно будет, если сейчас грохнут. Так в девятый класс и не схожу…

– А каким временем не обидно стало бы? – спросил Гостимир, оборвав мурлыканье.

– Да хоть в Стрелково. Там бы я и не допёр, что погибаю.

– Верно, – Гостимир улыбнулся. – Лежал обок меня лесовик. Говорит мне: «Давай зажигалку». Пригнулся я, в крошно – у ноги стояли – полез, слышу: «Жик!» Голову так-то вздел – лежит он, где лежал, а голова-то за сажень катается, осколком, что ножом, сняло. Так мне и не икнулось – убрал зажигалку в обрат, да и «судаев» взял наново.

– Прицеливай, – буднично приказал Гоймир. Олег – хотя и держал в руках автомат – уже по привычке выбрал себе пулемётчика, шедшего в первой цепи почти на левом фланге. – Пали.

Он не крикнул это, он это сказал. Троим бойцам не надо командовать криком.

…Олег был уверен, что попал в двоих. Остальные тоже упали – но, конечно же, в основном, чтобы уберечься от пуль. Мальчишка, стрелял, перебегал, меняя места, снова стрелял, пока не услышал крик Гоймира:

– Беги! Ты ли оглох?! Беги!

Олег вскочил, метнулся по оврагу, на салон, в кусты… Перебегал на пригорок, свистнул, дал очередь, разрядил наудачу подствольник, хотя тромблонов оставалось всего два или три… Снова свистнул…

Гоймир не появлялся.

* * *

– Я уже сто раз говорил и повторю в сто первый! Я орал, стрелял и свистел, пока они не начали подбираться ко мне. Только тогда я побежал. Я едва не попал, к ним в руки.

Олег сидел на поваленной валежине. Он принудил себя говорить спокойно, но то, как блестели его глаза, выдавало волнение. Сидящие и стоящие вокруг горцы слушали.

– Ты видел Гоймира убитым или пленным? – спросил Йерикка. Тут же вскочил сидевший рядом с Олегом Богдан:

– Как смеешь Вольга без вины винить?!

Йерикка поднял брови и сказал серьёзно:

– Я и не думаю его обвинять. Ни в чём, да хранят меня боги.

Он говорил искренне. Но Олег смотрел вокруг – и видел в глазах у многих укор… или понимание. Казалось, ребята считают, что он просто-напросто избавился от своей давней головной боли!

На самом деле ничего такого в глазах горцев не было. Если кто-то и подумал так, то сразу отмёл эти мысли. Свести счёты, пользуясь войной, было даже не подлостью – это непредставимо. Но Олег – уставший, расстроенный раздражённый – ошибся и убедил себя в этой ошибке.

– Так видел? – спросил Йерикка снова. Олег посмотрел на него:

– Нет, – голос его дрогнул. – Я его вообще больше не видел. Я не виноват. Ну, честное слово!

– Так сходится, что он убит, – кивнул Резан. – Не казни себя, Вольг, твоей вины тут нет.

– Мёртвые-то не бегают, так он тебя и не догнал, – мрачно согласился Гостимир.

– А погибнуть, отбивая труп… – Йерикка поморщился. – Это что-то из былины. Благородно, но глупо.

Утешения возымели совершенно обратное действие. Олег кусал губы, чтобы не заорать. Потом вскочил:

– Я его найду! Кто со мной?! – горцы молчали, и Олег крикнул: – Тогда я один!

– Тише! – завопил вдруг Богдан. – Вот, слушайте!

Это было так неожиданно, что все разом умолкли. И услашали свист двигателей вельбота. Все сразу завертели головами, хватаясь за оружие… и голос с неба, усиленный мощными динамиками, заревел:

– Слушать меня, щенки! Ваш князь, – в голосе отчётливо прозвучала издёвка, – сейчас у меня, Чубатова, его старого друга! Живой и – пока что! – невредимый! Я подожду его убивать, и не потому, что я такой добрый, а потому, что я хочу – пусть он испытает то, что испытал я, видя моих людей убитыми! Я знаю, мальчики – вы где-то в лесу! Готовьтесь, этот лес стянет вашей могилой!..

…Впервые за очень долгое время горцы оказались под крышей. Они отыскали избушку охотника. Никого тут не было, но сам домик был цел.

Ни сушиться, ни есть никто не торопился. Ребята были злы. Они злились не на Олега, никакой вины никто за ним не видел – ну не мог же он, в самом деле, один отбить князя? Раздражала наглость врага, говорившего так, словно всё уже решено. Беспокоила судьба Гоймира. Бесила мысль, что, настроившись на отдых, снова придётся воевать. Виноваты во всём были, конечно, данваны. Кто-то предлагал начать погром всех окрестных гарнизонов – просто из чувства протеста. Кто-то настаивал на быстром налёте – узнать, где держат Гоймира и освободить его налётом. Олег вообще молчал – сидел в углу, грыз ногти и рычал на Богдана, пытавшегося его расшевелить. Йерикка в спорах участия не принимал – сидел в другом углу. Ногтей не грыз, но тоже был мрачен. Когда спор перешёл в стадию выкриков «а ты кто такой?!» и толчков в плечи, Йерикка встал и обрушил на стол приклад пулемёта:

– Ти-хо!

Стол крякнул и просел. Наступила недоумённая тишина. Йерикка огляделся вокруг и заговорил:

– Ясно одно. Гоймира надо освободить. Но мне лично ясно и другое – силой мы его не освободим никогда… Т и х о!!! Тихо, я сказал! Не освободим силой – это не значит, что не освободим вообще никак. У меня есть, кое-какие наброски плана – не план, повторяю, а наброски плана! Поэтому завтра я возьму с собой… – Олег поднял голову, – Вольга возьму. И мы пойдём освобождать князя. А вы пойдёте, куда хотите, и задачей вашей будет – не залететь в течение трёх дней. Если мы не появимся – Резан вас поведёт за Моховые Горы. Это сказал я… и я не выношу этот вопрос на обсуждение, я просто приказываю.

Он обвёл холодным взглядом всю чету. И никто не раскрыл рта, чтобы возразить или просто подать реплику…

…Ночью Олег спал плохо. В домике воняло потом, грязью, сырым металлом, кожей, тканью, кровью, ребята стонали во сне, храпели, метались… Но мешало не это. Он просто ждал утра. Ждал, когда можно будет идти. Ждал, натянутый, как струна.

Йерикка сидел за столом, завернувшись в плащ и поставив босые ноги на перекладину внизу. Он что-то чертил на карте. Когда Олег проснулся в четвёртый раз – повернулся к нему и тихо сказал:

– Чего не спишь? Спи… – и Олег в самом деле заснул, а проснулся когда Йерикка тронул его за плечо.

Все ещё спали, только Резан сидел за столом и что-то ел, а Богдан, подтянув колени к подбородку, грустно следил за Олегом – всё ещё надеялся, что тот возьмёт его с собой.

Олег быстро оделся. Одежда просохла и, хотя он понимал, что вымокнет сразу, как только выйдет на улицу, одеваться в сухое было приятно. Йерикка отдавал последние распоряжения Резану, тот кивал:

– Три дня. Нигде не задерживайтесь, ни во что не лезьте… и, если мы не вернёмся, лишнего мига не ждите!

– Продержимся, – пообещал Резан: – Да уж вы… – он поморщился: – Понимаешь?

– Вольг, – услышал тем временем Олег шёпот. Богдан весь вытянулся к нему с надеждой в глазах, зашептал горячо: – Ну возьми меня, Вольг. От сердца прошу…

– Меня самого берёт Эрик, – если честно, Олег был рад, что Богдана с ними не будет. Он не знал, что там придумал Йерикка, но освободить Гоймира представлялось мало возможным. И тянуть с собой на смерть младшего дружка не хотелось.

– Упроси его! – Богдан дёрнул Олега за рукав.

– Тебе что, героем хочется стать? Успокойся, мы все уже герои.

– За что ты так-то, Вольг? – Богдан покраснел. – Я-то…

– Вольг, идём, – позвал Йерикка уже от дверей. Олег встал, коснулся пальцем носа Богдана: