Текст книги " Красный вереск"

Автор книги: Олег Верещагин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 38 страниц)

Но Олег давно перестал замечать эту красоту, лишь по временам, когда лес расступался широко, и далеко-далеко на западе сверкало море, мальчишка замедлял шаг. Но и это он делал лишь для того, чтобы пробормотать пару нелестных слов в адрес различимых на этом блеске серых штрихов – кораблей десантной эскадры.

Он перебрался по бревну через широкий бурный ручей. И сразу же встал на колено.

В нескольких шагах, у большой глыбы, похожей на ракету, готовую к старту, лежал ничком человек в форме горного стрелка. В правом виске чернела дыра, залитая свежей кровью. Подальше лежал второй – на спине, с развороченной грудью. Третий, четвёртый и пятый виднелись ещё дальше – что с ними, было неясно, но то, что они мертвы, сомнению не подлежало.

Ироничное уханье совы, раз давшееся совсем рядом, заставило Олега вскочить, вскинув руку:

– Салют!

Парня своих лет, появившегося из-за «ракеты», Олег чуть-чуть помнил по ярмарке – это был Мирослав, правая рука Квитко из племени Снежных Ястребов, как и Рыси, оставшегося зимой без взрослых мужчин. Поднявшегося впереди из вереска рослого немолодого мужчину Олег не знал, цвета его тоже не были знакомы, но он догадался, что это и есть Дрозах, Лис. Стволом вверх Дрозах держал длинную СВД. Подальше появился мужчина с АКМС при подствольнике – тоже Лис, наверное.

– Добрая встреча, приёмыш, – добродушно поздоровался Дрозах. Олег кивнул:

– Чем это вы тут занимались?

– Я иду-от, – пояснил Мирослав. – А они мне навстречу. Но они-то тут уже сидят, одно! Так того – я. А тех – то они.

– Всё ясно, – согласился Олег. – Ну, обошлось, и хорошо.

– Куда как добро! – захохотал Дрозах. – И то добро, что не разминулись лесом! Ладом, пошли вон до тех пёночков, говорить… Й-ой, а что ж воеводы ваши, индо заняты так?

– Опаской живут, а наших голов не чтоб жаль, – подмигнув Олегу, ответил Мирослав. – Да пошли.

Они двинулись по вереску к сосновому борку в сотне шагов от того места, где стояли.

Олег чуть приотстал. Дрозах и неизвестный молчаливый его спутник шли почти рядом. Мирослав вырвался вперёд и шагал уже по опушке, держа на плече американский карабин «кольт» с массивным подствольником.

– Пёночки-то где? – спросил он, повернувшись.

– Глянем, глянем! – откликнулся Дрозах. – Там-то их ровным четыре…

Олег нагнулся – поправить ремни кута – уже у самых сосен.

Когда он выпрямился – перед ним никого не было. И мальчишка не сразу понял, что его спутники… лежат.

Никогда в жизни не было Олегу так страшно. Даже когда их с Богданом захватили в плен. Там всё было понятно, а тут… Тихий сосновый бор светился насквозь, как решето, было солнечно и тепло, но от этого происходящее казалось ещё более жутким и нереальным.

Ближе всех лежал оставшийся безымянным Лис – и Олег мог видеть совершенно отчётливо дырочку от пули точнёхонько между бровей и застывшее на лице спокойное выражение: убитый так и не понял, что с ним произошло. Подальше, уткнувшись лицом в валежину, замер Дрозах. Прядь волос на затылке слиплась от крови – там, очевидно, скрывалось выходное отверстие. И шагах в пятидесяти лежал на спине, разбросав руки и ноги, Мирослав.

– М-мир… – обрывисто окликнул Олег. Его била дрожь; он ощущал на себе внимательный, пристальный взгляд стрелка. И всё-таки пошёл на подламывающихся ногах к Мирославу. Мальчишке казалось, что он идёт, разрывая грудью плотную, упругую паутину… и только пройдя половину расстояния, он понял с беспощадной отчётливостью – это страх.

И ещё – что он на прицеле…

…Один из друзей отца, дядя Витя, был в своё время профессиональным снайпером спецназа ГРУ МО СССР. Олег любил слушать его рассказы. Противник, уложивший, как на стенде мишени, троих горцев, мог быть только очень опасным и опытным врагом. Но он не выстрелил сразу… И сейчас Олегу вспомнились рассказы дяди Вити. «Если не выстрелили сразу, – говорил он, – то мысленно невольно назначаешь рубеж, до которого позволяешь дойти врагу. Что угодно – дерево, куст, труп, камень приметный. Из-за этой привычки я однажды промахнулся и однажды именно благодаря ей уцелел. Первый раз тот, в кого я целился, интуитивно что-то ощутил и успел спастись. Второй раз так же спасся я сам…

…Рубеж! Тело Мирослава!

Зачесался висок. Словно кто-то легко-легко прикасался к нему. Главное – не выдавать чувств. Мне просто страшно. Не дать понять, что догадался, а то он выстрелит раньше.

– Мирослав, – позвал Олег снова.

Ещё два или три шага. Два? Или три?

И сделав третий – последний! – шаг, Олег сжался в комок, бросаясь вниз и в сторону.

Выстрела он не услышал. Но увидел, как, подскочив, повалилась молоденькая сосенка – на уровне его виска. И почти тут же вторая пуля подняла фонтанчик дёрна и палых иголок там, куда упал сначала успевший откатиться за сосну Олег. Третья – навылет прошибла дерево, и Олег увидел в нескольких сантиметрах от лица бело-розовое, похожее на рану в живом теле, отверстие, оплывающее янтарной, пахучей смолой…

Очень медленно и осторожно Олег выглянул у самых корней. Скользнул взглядом по верхушкам сосен – для порядка, там не спрячешься, да и неудобно стрелять с корабельного гиганта… Перевёл дыхание, чувствуя, как пот стекает по спине – холодный, липкий…

В лесу стояла тишина. Молчали даже птицы, напуганные непонятным.

«Интересно, он думает, что убил меня? Если да, то сейчас появится… он не мог не видеть, что нас шло четверо…»

Мальчишка сдунул травинку, мешавшую смотреть… и песком, землёй, кусочками корня брызнуло в глаза! Прежде чем зажмуриться от нестерпимой рези, Олег успел заметить сажень за пятьдесят, в подлеске, редком и невысоком, как и везде в сосняках, мгновенный промельк движения, но выстрелить уже не смог – слёзы лились ручьём.

Проморгавшись, Олег перехватил автомат. Раз этот – на земле, значит, ему несподручно бить в лежащего… или ползущего. Вот и сейчас – целил в голову, а попал в корень. Сосенка эта уже засвеченная, надо место менять.

Тихо, чуть ли не прокапывая перед собой канавку, Олег переполз в сторону и ближе к тем кустам, где видел движение. Снайпер не стрелял; в то, что не заметил, верилось слабо, скорее, понимал, что не попадёт в ползущего и не хотел светиться сам.

Олег, вжавшись в землю, поднёс к глазам бинокль, благодаря покойного гусарского офицера и прикрывая линзы ладонью, чтобы, упаси бог, не дать вспышки. Лёжа совершенно неподвижно, он минут пять рассматривал кусты. Страх ушёл, его сменил азарт охоты – самый настоящий, ещё более острый от того, что сейчас Олег был и охотником и дичью. В сравнении с простой охотой это были овсяная каша без соли на воле – и венгерский гуляш с красным перцем…

Пусто… Нет, он там, там… и сейчас, как Олег, рассматривает сосны в прицел. Может быть, даже видит Олега, но выстрелить не получается – неудобно… вот только Олег-то его не видит!

Быстро вскинув на руке автомат, мальчишка густо ударил по кустам – веером, простреливая каждый шаг примерно на уровне человеческих коленей, пока не кончился сорокапятизарядный пулемётный магазин.

Олег даже не успел его поменять. Длинное тело вывалялось из-за зелени, роняя винтовку; попыталось зацепиться за кусты – и рухнуло мёртво – нога осталась в развилке спружинивших ветвей.

– Попал, – выдохнул Олег, ощущая, как дрожат руки. Сменил магазин на ощупь и повторил: – Попал.

«….а не дуром ли?» – подумал он через секунду. И, достав из-под жилета головную повязку, которую пока не носил, нацепил её спуская глаз с подстреленного, на пятку подтянутой ноги. Медленно выпрямил ногу, поставил на носок…

…Удар пули швырнул ногу в сторону. Олег выпустил очередь в ответ – и пуля вырвала клок кожи из жилета у плеча, с визгом и хлюпаньем ссеклась о металлическую чешую прокладки, ушла в сторону. Мальчишка вжался в землю и чуть повернул голову.

Кута на пятке оказалась распорота. Повязка качалась на ветке куста шагов за десять.

– Ладно… поползём дальше, – процедил Олег.

«Дальше» оказалось ямой под корнями выворотня. Отцепив с пояса кожаную баклажку, Олег осторожно установил её на краю ямы. Потом так же осторожно установил перед ней бинокль, а сам перебрался в другой конец ямы и, прячась за толстым корнем, приподнялся на локте и выставил ствол автомата.

Не шевелились кустик… Заметил, что переполз сюда? Не заметил? Выжидает…

Минуты ползли, как пьяный на четвереньках. Чирикнула птичка, откликнулась ей другая… и сосняк вновь наполнился жизнью. Через прогалину проскакал местный заяц – вообще-то не совсем заяц, но похож, и очень – присел, шарахнулся от трупов.

«А ведь и «он» видит этого зайца!» – удивлённо подумал Олег. – «И заяц этот всё ещё будет жить и прыгать, когда один из нас умрёт… и вот эти муравьи будут суетиться…»

И внезапно мальчику стало до стеклянности ясно, насколько кошмарна ситуация в сравнении с тем, что их окружает: на мирной поляне в самое окончание лета, среди жизни, два человека со звериным упорством выслеживают друг друга, чтобы убить! Нет, звери так не охотятся друг на друга, это могут только люди. Захотелось бросить автомат… и встать, отряхивая джинсы от налипшего влажного песка… и подставить лицо падающим в просветы крон солнечным лучам…

Очень медленно и очень твёрдо между двух сучьев молодой сосенки, росшей среди кустов, выдвинулся винтовочный ствол.

Он был обвешан лентами с искусственными иглами. И, как это бывает в таких случаях, «картинка проявилась» полностью – стало видимым то, чего не замечал раньше. Глухой капюшон-маска с прорезями для глаз – невидимых на расстоянии – скрывал голову за длинной трубой прицела, не дававшего бликов, с козырьком.

«Тише, – приказал себе Олег, обретая неподвижность камня. – Только не спешить. Не смей спешить.»

Белое пламя беззвучно метнулось перед стволом винтовки. Олег увидел, как баклажка, расплёскивая воду, взлетела вверх и упала в песок.

С такого расстояния Олег попал бы даже вслепую. И на этот раз он знал, что не промахнулся – потому что видел, как голова судорожно дёрнулась, а винтовка скользнула вперёд, выпущенная из рук, и повисла ремнём на сучке. Однако Олег не был уверен, что убил. И, если у этого гада был пистолет, не исключено, что сейчас он ещё живой лежит в кустах и готовится перед смертью прикончить хоть ещё одного горца.

Олег выполз из ямы и, перебегая от куста к кусту, выбрался к укрытию снайпера с фланга. Распоротая пятка мешала бежать.

Ещё шагов за десять Олег услышал странный звук – словно дышала, устав от жары, часто и громко, большущая собака. Ступая на носки и держа автомат наизготовку, он обошёл кусты…

…Первое, что увидел – глаза. Серые глаза в прорезях маски, смотревшие бессмысленно-умоляюще, глаза умирающего животного.

Снайпер лежал на спине, выпрямив одну ногу и согнув другую, разбросав руки. Он был одет в мешковатый глухой комбинезон и сапоги, похожие на горские куты – Бранка говорила когда-то, что эту идею данваны украли у славян. На широком ремне висели бинокль, подсумок, нож, большая кобура – но воспользоваться оружием снайпер уже не мог. Олег боялся зря.

Он попал. И попал хорошо.

Три пули прошили грудь справа – от середины к боку. Кровь текла через дыры в комбинезоне и через рот – маска была мокрой, лишь вздувалась кровавым пузырём при каждом вздохе, выталкивавшим новую порцию крови. Левой рукой снайпер то сгребал в кулак землю, то выпускал её…

Олег молча стоял над ним. Азарт исчез, как раньше исчез страх. Нет, мальчишка не раскаивался. Ему было просто грустно и жалко этого дурака, умиравшего в сосновом лесу в такой классный денёк… Он видел, что снайпер невысокий, узкоплечий, и…

…Догадка была настолько страшной, что у Олега перехвалило дыхание. Качнувшись – автомат ударил по колену – он окаменевшими, негнущимися пальцами поднял маску, отлепившуюся с пластырным звуком, на лоб.

Это была девчонка. Красивая светловолосая девчонка на пару лет старше Олега. Ртом у неё шла кровь, и где-то в горле клокотало дыхание, выходившее через простреленную грудь.

– Я-а-а… – бессмысленно сказал Олег, садясь на корточки рядом с ней. – Сейчас, сейчас, погоди… – он полез за пакетом первой помощи, но почти сразу опустил руку. Девушка вдруг оскалилась, глаза запали, по телу прошла судорога – и всё кончилось.

Он не помнил, сколько сидел возле трупа, не двигаясь и даже не мигая, без мыслей и чувств. Потом вяло обшарил карманы комбинезона – они были пусты, лишь из внутреннего выскользнула, умножая боль, цветная фотография, с девчоночьей аккуратностью запаянная в пластик. На фоне какой-то почти строго конической скалы стояли, обнявшись и склонив головы друг к другу, улыбающиеся девчонка (Олег узнал убитую) и мальчишка, одетые ярко и весело. Было видно, что они не позируют – им просто хорошо друг рядом с другом. Сзади было написано – кажется, чёрным карандашом, не данванским линейным алфавитом, а глаголицей: «Встретимся здесь, Машендра!»

– Маша, Мария, – сказал Олег, пряча снимок обратно. – А где-то есть парень, который тебя любит… а я тебя убил, потому что есть девчонка, которая любит меня – меня, кого ты хотела убить… – он говорил, словно мёртвая могла его услышать. Она молчала, и кровь чёрными сгустками высыхала на оскаленных зубах, а по глазам плыли облака.

И тогда Олег обнажил камас и начал рыхлить им песок, разрубая густые переплетения корней…

…Он зарыл убитую на глубину меча – глубже не получалось – и долго строгал камасом найденную деревяшку, пока не получил грубый крест, на котором нацарапал, путаясь в оставшихся чужими знаках: «19 августа 2001 года по счёту Земли я, Олег Марычев, убил тут в перестрелке снайпера по имени Мария, примерно 17 лет. Она сражалась за захватчиков, но мне жаль её. Будь проклята война!» – последнее он добавил в непонятном ему самому порыве.

Ему почему-то казалось важным похоронить именно эту девчонку, а не своих товарищей по оружию… Переставив автомат на одиночный огонь, он выпустил в воздух три пули – салют. Потом какое-то время стоял у свежей могилы. Наверное, он бы многое мог сказать девчонке, окажись она живой. Но она села на этой прогалине со своей снайперкой… Олег посмотрел на винтовку – и увидел на прикладе из пятнистого материала одиннадцать нарисованных мечей. Она села и убила ещё троих. Четвёртый оказался ловчее, монолог выстрелов превратился в диалог, и…

…Приглушённые голоса вывели мальчишку из ступора. Шагах в шестидесяти – вниз по склону, за рощей – говорили по-славянски двое.

Голос одного звучал ужасно-механически. Это был данван.

* * *

Ползком, вжимаясь в опавшую хвою на песке, Олег добрался до начала откоса. И выглянул, прячась за корни сосны, торчавшие из склона, как оголённые нервы…

Двое – один в форме горных стрелков, а второй – в громоздком снаряжении, со шлемом на голове – неспешной, уверенной походкой поднимались по склону, без тропинки, просто так.

– Сработала она или нет? – спросил стрелок. Данван засмеялся – смех звучал естественно:

– Мария? Она не умеет мазать. Сейчас увидишь сам.

– Вроде бы последние выстрелы были из автомата, – сомневался стрелок. Данван поднял плечи:

– У неё бесшумное оружие… Как ты решил действовать дальше?

– Тут всё в порядке, господин зегн, – довольно сказал стрелок. – Бандитов Квитко и Дрозаха мы навели на Сосенкин Яр, сейчас они туда уже добрались, и капкан захлопнулся. Войт – наш человек. Часовых двое, они все устали. Мы их снимем всех одними тесаками. Двести человек у меня наготове. Потом – быстрый марш-бросок, мы прочёсываем лес до Горного Потока, а хангары – из-за реки, и отряд Гоймира в ловушке!

– Неплохо, – ответил данван. Добавил: – Жарко тут у вас. Я не ожидал такого.

– Да, это же ваша первая поездка в наши места, господин зегн… Бывает и жарко.

Олег положил автомат на корень. И замер, услышав слова данвана:

– Сейчас заберём Марию – и быстро к вашим. Должны обернуться до начала операции, три сотни шагов – не расстояние.

«Триста шагов? – Олег обомлел. – А если бы они поспешили и нашли меня в позе скорбящего?.. – даже думать было страшно, но Олег заставил себя собраться. Опасность грозила не ему. Под угрозой были те, кто сейчас отдыхал в веси – совсем недалеко. Он не вполне понимал, как враг сумел устроить ловушку, засаду, откуда столько знал о горцах. Да это и не было важно. За своих друзей Олег готов был умереть… да вот только сейчас требовалось не умирать, а жить и предупредить своих! – Ну, боец, действуй… И без промаха!»

Не спуская глаз с приближающихся врагов, Олег достал из ножен штык-нож. Оставив автомат на земле, выпрямился в рост, отводя руку для броска. Пятнадцать шагов. Должен попасть. Должен.

Данван поднял безликую голову. И подался в сторону – напрасно. Олег и не думал метать штык в эту бронированную статую. Оружие, перевернувшись в воздухе, полетело в стрелка – и тот, сделав движение, словно рукой ловил муху, качнулся и покатился назад. Данван схватился за короткий автомат, висевший на боку – разлапистый, вместо отверстия ствола – узкая щель – но Олег с силой, порождённой ненавистью и отчаяньем, прыгнул с откоса, целя обеими ногами в грудь бронированной смерти, застывшей ниже его.

Тот было пригнулся, но Олег, извернувшись в полёте так, что хрустнули позвонки, всей тяжестью тела, помноженной на скорость падения, рухнул на данвана сверху.

Занятия боксом, вообще спортом на Земле, бесконечные тренировки здесь не прошли даром. Но данван превосходил Олега на несколько порядков. Сбитый с ног, он сумел подставить локоть так, что Олег едва не убил сам себя – ещё чуть, и попал бы на него солнечным, тут бы и амбец. А потом два удара – кулаком в горло и ребром ладони в печень – скрутили мальчишку, будто выжимаемую тряпку. Жизнь ему спас жилет Бранки, но первые мгновения Олег мог только беспомощно наблюдать, как выронивший автомат данван оглянулся в сторону оружия, махнул рукой и неспешно достал длинный, с широким концом нож. Встал на колено, примериваясь – резать. Олег понимал, что надо сопротивляться, драться, хотя бы в сторону откатиться, но внутренности скручивала боль, воздух-то в горло, и то с трудом проходил! Слепая бликующая маска приблизилась…

– Всё, – сказала она.

Паралич внезапно исчез, руки Олега, бешено зашарили по поясу, но меч не вылезал из ножен, да и что от него пользы? Потом он вспомнил, что меч – за плечами, он лежит на мече – и пальцы сомкнулись на камасе. Олег удачно пнул врага в грудь – тот качнулся, сел на три точки, покачал головой:

– Глупо, – и отвёл нож для удара, приподнимаясь.

Тогда Олег, вскрикнув от злости и страха, толкнулся ногами и, крутнувшись на спине, ударил врага справа под мышку. Держа камас обеими руками.

…Когда его перестало рвать – орехами, желчью, водой и кровавыми ошмётками – он, всё ещё сотрясаясь от позывов, подобрался к данвану, словно к опасному зверю и, пошарив под подбородком, стащил с того шлем – удобный, уютный какой-то. Опасливо отложил – но шлем либо не был рассчитан на детонацию, либо, что вернее, детонировал на голове рискнувшего его надеть врага.

У данвана было узкое, бледное лицо с едва заметной россыпью веснушек, прямой нос, чеканный подбородок и крупные зелёные глаза – именно зелёные, как трава. Ярко-рыжие волосы – коротко острижены. На вид данвану было лет 20–25, если их годы совпадают с людскими.

На левый глаз данвана упала сосновая иголка. Олег вздрогнул. Но убитому уже было всё равно.

– Ну? – хрипло спросил Олег. – Всё, это ты в точку попал – всё, только кому, сволочь? Кому?!

Сидеть долго было нельзя. Олег подобрал своё оружие. Триста, шагов, они сказали? Сосенкин Яр? Олег потёр горло, застонал от боли, отдёрнул руку. Потом побежал. Каждый шаг отдавался болью где-то внутри, там ёкало и хлюпало. Закусив губу, Олег старался держать глаза широко открытыми и дышать размеренно. Он надеялся, что боль уйдёт сама собой, как после про пущенного удара на ринге, но она не уходила, и Олег понял, что данван его покалечил.

Но он бежал. Он бежал, потому что вспомнил разом всю свою недлинную прошлую жизнь, и друзей – здешних и тамошних, и книги, над которыми хочется плакать, и деда, которого он не знал, но любил, и Бранку… Неужели он, здоровый лось, не может пробежать триста шагов из-за какой-то дурацкой боли?! Люди делали и большее ради меньшего. Или всё, что он говорил себе – враньё?!.

…На первую группу стрелков – четверых, расположившихся за кустами – Олег выскочил неожиданно для себя и для них. Они слышали, как кто-то бежит, но не обратили внимания, решив, что это свои, – а Олег, опомнившись, врезал в них с нескольких шагов картечью из подствольника и, перепрыгивая через оседающие тела, понимая, что раскрыт, бросился к домам вески, видневшимся шагах в ста… по открытому месту. Бросился, крича сквозь боль, забушевавшую в нём бурей:

– Прос-ни-те-е-есь!!!!

Наперерез ринулись двое – Олег срезал их на бегу очередью. И кусты взорвались огнём.

Споткнувшись, Олег полетел в огородную борозду лицом. Перевернулся, открывая рот.

Голубое небо быстро багровело, и в нём покачивались листья огуречных плетей. На одном из них сидел какой-то жучок, деловито объедавший зелень.

– Вот блин, – изумлённо спросил Олег, переставая видеть, – убили, что ли?

* * *

Сухо пахло тёплым сеном. Но на сеновал-то он как попал; что за фишки? Олег изучал высокие балки, увешанные какими-то сере-зелёными снизками трав. В открытом окне, нахохлившись, сидела большущая, как Гельмут Коля, сова.

– Бабуль, можно к нему? – послышался снизу приглушённо-умоляющий голос Йерикки.

– Спит он, – отозвался непреклонный старушечий скрип. – Иди пока. Проснётся – тогда.

– Да я тихо! Бабуль!

– Иди, я сказала! А то вот лопата-то… Дырок понаделать, так на это вы, мужики, что стар, что млад, лихие, много ума-то не надо, прости Господи душу мою грешную… А я – лечи. Да ещё прячь. То мужика порубленного. Ну там-то хоть в возрасте да в сознании. А тут мальчонка без памяти! Как вчера-то идолы эти глиномордые завели ко мне во двор коней поить – а он возьми да и заблажи там! Хорошо, догадалась ведра уронить… Иди, не доводи до греха!

– Бабуль, ну я ж на полчаса, мы уходим…

– Войт-то увидит…

– Много он одной башкой с кола увидит!

– Тьфу, нехристь! И как вас только земля носит – некрещёных, да…

– Бабуля…

– Не пущу, сказано! Ему сейчас спать – самое дело? Дня через три поднимется – тогда, и увидитесь!..

– Эрик! – радуясь собственному голосу, позвал Олег. Попытался приподняться – закружилась голова, заболело всё тело, в ушах пошёл звон, а перед глазами опустилась красная шторка. Как тогда, после раны, полученной от Гоймира…

Йерикка взлетел на сеновал птицей. Сел рядом, бережно коснулся плеча Олега. Левая рука рыжего горца висела на перевязи из ремня.

– Как ты? – тихо спросил он.

– Нормально, – торопливо ответил Олег. – Погоди, слушай, как там все?

Йерикка широко заулыбался:

– Да как-как… Часовые-то тебя увидели. Бой начался. Да такой, что мы услышали. Атаковали с тыла засаду, ну и не ушёл никто. Хангары сунулись позже, мы их огнём. Там меня в руку и цапнуло… Пустяк, заживает уже.

– Убитые есть?

– У нас – никого. У Квитко один, да у Дрозаха – трое… это если тех, что в лесу убили, не считать. Могло быть хуже. Офицеров ты прикончил?

– Я… Эрик? – нерешительно сказал Олег.

– Ты что? Плохо? – забеспокоился тот.

– Нет… то есть, да, – сбился Олег. – Мне не так плохо… Эрик, я девчонку убил. Снайпера, который наших подкараулил…

– Я видел крест, – ответил Йерикка. – Что ж, всё было честно… насколько вообще это бывает честно с ними. У нас вот тоже…

– Что? – Олег повернул голову. Йерикка медлил. – Говори, раз начал…

– Скажу, – поморщился Йерикка. – Чета Стойгнева погибла. И ещё одна чета, из племени Касатки. Они вместе были.

– Стойгнева? – Олег напрягся. – А как же Яромир? Стойгнев ведь…

– Его брат, – подтвердил Йерикка. – Что Яромир?.. Он ночью ремень от снаряжения в клочки изгрыз, как нам сообщили…

– Как это случилось? – тихо спросил Олег.

– Как… Заманили в засаду на перевале в Моховых Горах. Наших троих и двоих Касаток взяли в плен. Связали, положили на леднике, ну и начали водой поливать, пока они все в лёд не вмёрзли… – Йерикка подумал и добавил так, словно это и было единственно важным: – Никто из них не предал. А тех, кто их казнил, на другой день всех в снег уложили, там же, в горах. Не скучно ребятам будет спать во льду…

– Да… – откликнулся Олег. – А где это я?

– А, – оживился Йерикка, выловил, соломинку и прикусил её, – на сеновале у одной бабки. Ох, ругательница! – он восторженно покачал головой. – Мы ей говорим: «Спрячешь? Раненый…» – ну, ты, по правде сказать, вроде был уже и не раненый, а холодненький, тебе две пули под жилет в бок справа попали, а третья – в левое бедро… Так вот. Она как начала нас крыть! А сама на сеновал ведёт и место показывает. Мы тебе помочь, а она на нас с метёлкой: «Идите отсюда, сама я!».

– Что, я… очень плохой был? – спросил Олег, и Йерикка честно признался:

– Мёртвый ты был, Вольг. Я было попробовал тебя вытащить, да ты уж, наверное, до самого вир-рая добраться успел, я тебя только и смог – не отпустить совсем. А бабуля тебя за двое суток на этот свет перебросила. Не иначе, как у неё в юности Числобог бывал да и передал знания. Она ведь и пули из тебя без ножа вынула!

– Так я двое суток здесь?! – изумился Олег.

– А сколько же? – Иерикка улёгся на сено. – Й-ой, хорошо… Мы тебя навещали всё это время… по-тихому, конечно, мы тут, в лесу, стоим, недалеко.

– Уходите ведь? – тоскливо спросил Олег. – Бросаете, как Богдана? Йерикка, глядя на крышу, кивнул:

– На Тёмное… Ты не рвись, мы пришлём за тобой.

– Странно оставаться, – признался Олег. – Пушки мои где?

– Ты что, правда боишься?

– Боюсь, – вздохнул Олег. – Знаешь, как страшно, когда… вот такой, шевельнуться не можешь…

– Мы же никого с тобой оставить… – начал Йерикка виновато, но Олег его перебил:

– Ладно, это я немного расклеился. Всё будет о'кей. Это на продвинутом международном языке Земли – на американском – значит: хорошо.

– Послушай, Вольг, – Йерикка повернулся на бок, устроил локоть в проминающемся сене, – а о чём ты думал, когда, рванул под огнём через огороды? Только по-честному: о чём? Ведь ты… на смерть побежал!

– О разной фигне, – честно сказал Олег. – А что убьют – я и не подумал. Только когда упал… Понимаешь, лежу, небо красное, а на листке жук сидит. И жрёт этот листок, сволочь! – Олег хрюкнул. Потом задумался и добавил: – Просто офигеть, до чего эта дура старая равнодушна к лучшему из своих творений!

– Ты о природе? – догадался Йерикка.

– О ней, – неохотно ответил Олег. Ему снова захотелось спать. – Никому мы не нужны, кроме самих себя. Я это понял, когда дед умер…

– Да и самим себе, похоже, не очень, – Йерикка сел. – После этого боя посмотрел я… лежат две сотни наших молодых парней. Славян, как ты, как я. В хряпу! – он рубанул воздух рукой: – В месиво нарублены… месиво со свинцом. А мне не противно, не страшно – я радуюсь! Самые свирепые хищники добрей, чем мы, люди.

– Почему, Эрик? – тихо спросил Олег.

– Да потому, что они ничего не хотят, – ответил Йерикка, – ничего, они всегда довольны своей жизнью. А человек всегда недоволен… а как жизнь менять? Наверное – только так… и знаешь, что самое поразительное? – Йерикка сцепил руки на поднятом колене. – Всей этой стрельбой действительно МОЖНО изменить мир к лучшему. Высокая идея – суть не оправдание для пролитой крови, а то, что действительно её оправдывает.

– А данваны? – спросил. Олег.

– Они как раз не хотят ничего менять, – покачал головой Йерикка.

– Знаешь, чего мне хочется? – Олег осторожно пошевелился, ложась удобнее. – Если мы победим – чтобы ты побывал на Земле. Там есть одна такая забегаловка… Я влезу в кроссовки, в тишотку…

– А вдруг это будет зимой? – спросил Йерикка.

– Что? – изумился Олег.

– Ну, вдруг мы победим зимой?

– Да ну тебя! – засмеялся Олег и прикусил губу: – О-оххх…

– Болит?! – забеспокоился Йерикка. Олег улыбнулся:

– Нет… Так, побаливает немного… – он зевнул. – Спать охота… Послушай, Эрик, я тебя попрошу… – он смутился и умолк.

– Ладно, – кивнул тот, привалясь к стене сеновала.

– Что? – удивился Олег.

– Ладно, посижу, пока не задрыхнешь.

– Я же ни словечка…

– Считай, что я прочёл твои мысли. Спи, Вольг. Пушки твои я тут, рядом оставлю. Спи.

Закрыв глаза, Олег уснул почти сразу. Он только услышал ещё, как Йерикка насвистывает грустную песенку.

* * *

На сеновале мальчишка отлёживался ещё двое суток. На Земле такие ранения уложили бы его в постель на месяц, и это считали бы хорошим сроком. Но тут получалось по-другому.

Баба Стеша оказалась до невероятности криклива и ворчлива, но она отлично кормила Олега и лечила непонятными и действенными методами. Однако и она пришла в лёгкое изумление, когда утром третьего дня обнаружила мальчишку у дверей сеновала: всё ещё морщась, он колол дрова.

Баба Стеша вытянула Олега полотенцем по спине и погнала обратно на сеновал, поливая бранью за то, что он вылез наружу. А запихав мальчишку в укрытие, она остановилась в дверях, убрав руки под передник, изумлённо покачала головой:

– Ой народ горцы! Из стали откованы… Тебе бы лежать, малый, слышишь?

– Слышу, – отозвался Олег. – Я себя нормально чувствую!

– Про то и говорю… – непонятно ответила старуха. – Ой, народ… Бог-то, кажись, за вас.

– Говорят: бог-то бог, да и сам не будь плох! – откликнулся: сверху Олег. Баба Стеша фыркнула, как молодая, и ушла в дом.

Лёжа на пахучем сене с руками, заложенными за голову, Олег лениво размышлял «за жизнь». В щели под стрехой пробивались широкие лучи солнечного света. «Погода – как по заказу, – весело отметил Олег, – ребятам сейчас хорошо. Да и мне будет неплохо их догонять. Завтра и уйду…».

От этого решения настроение стало вообще радужным. Сутки, другие – и он вновь со своими… Но тут по какой-то странной прихоти сознания Олег задумался над происходящим вообще. Чудно как-то всё сложилось. Откуда враг узнал столько вещей, которые должны были быть известны партизанам – и больше никому? Место встречи, место лагеря Гоймира, о том, что горцы хотели встретиться в Сосенкином Яру? Вся эта канитель с засадами, окружением, ловушками – её мог затеять лишь знающий человек, посвящённый в дела четы… даже нескольких чёт! Сорвалось-то по чистой случайности! «Благодаря мне,» – весьма гордо заметил Олег, шурша сеном и потягиваясь в нём – всё ещё осторожно, чтобы не вызвать боль. Но рана вроде бы не тревожила… Он снова начал думать о завтрашнем дне – и отвлёк его от этих мыслей разговор.

За стеной.

Олег знал, что стена эта выходит в один из переулков, а тот, в свою очередь, выводит к дороге вдоль реки. Он не раз посматривал от нечего делать на этот переулочек, где в подсохшей за последние дни пыли и в зарослях странных красноватых лопухов рылись куры. Люди тут ходили редко – да, и вообще в Сосенкином Яру их жило куда меньше, чем в Стрелково.