Текст книги " Красный вереск"

Автор книги: Олег Верещагин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 38 страниц)

Олег, запасшийся патронами к «калашникову» и нагану, а ещё – ручными гранатами, бродил по складу. Может быть, именно поэтому ему и попалась на глаза снайперская винтовка. В промасленном чехле, надёжно укрытая слоем смазки, загустевшим до консистенции сала, она стояла между ящиками с превратившимися в однородную массу сухарями. Это оказалась не СВД, а древняя, как мир, снайперская модификация старушки-«мосинки», на которую заботливо установили прицел ПС01. Винтовкой пользовались – на приклад чей-то нож нанёс почерневшие от грязи, но хорошо различимые хрестоматийные зарубки: двадцать две штуки. Тут же лежали пачки серебряноголовых бронебойных патронов.

Олег подумал. Взвесил винтовку в руке. И забросил её за плечо.

* * *

Налёт на склады вызвал неожиданно замедленную реакцию противника.

Но лишь потому, что одновременно в дельте Смеющейся партизаны подожгли пирсы и взорвали танкер с горючим, использовав ракеты «малютка». Ещё кто-то взорвал три только что настланные дороги у истоков Смеющейся и сжёг колонну, а невесть откуда взявшийся Горд, слетев со Светлых Гор, как волчья стая, расстрелял на аэродроме восемь вельботов и заходивший на посадку фрегат – такого успеха у партизан ещё не было. На закуску Горд уничтожил радиолокационную станцию и ушёл через те же горы, где благополучно потерялся снова и для своих, и для чужих. События эти происходили на севере Древесной Крепости и попытка поймать Гоймира на юге окончилась тем же, чем попытка поймать Квитко – на юге. Ничем, проще говоря…

…Рана в пах у Одрина была не опасной, но очень болезненной. Его накачали какими-то отварами, и он постоянно находился то ли в коме, то ли в состоянии устойчивого дебилизма, когда все потребности исчерпывались жидким питанием. Святомир страдал не от боли, а от невозможности двигаться. Он было пробовал ковылять, но Йерикка наорал на него и пригрозил «усыпить, как Одрина, если будешь ещё прыгать на простреленных ногах!» Мороку извлекли пулю, но сустав слушался плохо, и мальчишка, потеряв почти всю жизнерадостность, в основном сидел над озером, кидая в воду камешки и терпеливо ожидая, когда организм справится с раной.

Четыре дня прошли, как выразился Йерикка, «в напряжённом безделье». Горные стрелки в количестве не полезном для здоровья рыскали в округе. Зачастую – так близко, что, должно быть, видели пещеру, но не могли подумать, что туда ведёт тропинка – наткнуться на неё можно было только случайно. А уж подняться незамеченными…

И всё-таки эти дни стали для горцев мучением. Каждый убивал время, как мог. Йерикка читал Библию, то и дело штудируя её вслух, за что его обещали избить. Гоймир изучал карту. Олег возился со снайперкой. Гостимир сочинял музыку. Если точно было известно, что поблизости никого нет, все пели, сражались на мечах и чеканах, до одури купались в холодной воде или загорали – благо, солнце, решив взять реванш за дождливые дни, шпарило вовсю. Ну и конечно, особенно по вечерам, вспоминали все какие-то истории о своей прошлой жизни, без конца расспрашивали Олега о Земле, делились планами на будущее и разговаривали о девчонках.

В этих разговорах Олег участия не принимал. Гоймир демонстративно набрасывал на голову плащ и лежал совершенно неподвижного, но Олег готов был присягнуть, что он не спит – и становилось стыдно. Вдвойне стыдно от того, что никакого раскаянья Олег не испытывал, а при мысли о Бранке его снова и снова охватывала самая эгоистичная радость…

…В эти дни Олег ещё ближе сошёлся с Йериккой. Рыжий горец нравился ему во всех отношениях. С ним было интересно говорить на любые темы. Хотя иногда он говорил такие вещи, что Олег мог только открыть рот и с опаской посмотреть на друга – не спятил ли он?! Он мог по памяти часами читать разных местных авторов – и прозу, и стихи, а на четвёртый вечер, разговорившись, рассказал Олегу о том, что агентура данванов давным-давно проникла почти во все правительства и корпорации Земли.

– С чего ты взял? – ошарашенно спросил Олег. Нет, он и сам видел, как прочны оказались связи между двумя мирами, но такое безапелляционное заявление… – У нас, конечно, дерьма хватает, но так уж…

– История в картинках для детей… Самодостаточный, мир… – непонятно и зло прокомментировал Йерикка, глядя в проём входа на светлое небо северной ночи: мальчишки лежали носами на свежий воздух, подстелив плащи. – Ладно, слушай… Как я понял – и даже не столько из твоих рассказов – у вас, как и у нас на юге, изо всех сил насаждается цивилизация потребления. То есть, некая космополитическая верхушка насильственно сдерживает развитие человечества, тратя гигантские денежные суммы на оттачивание отточенного, улучшение великолепного. А делается это потому, что выход человечества за пределы Земли губителен для власти, тех, кто эту власть имеет… а заодно имеет и вас. Причём так, что большинство и не замечает… Я в одной нашей оппозиционной газете видел «портрет современной цивилизации» – телевизор вместо башки, огромное брюхо и гигантский пенис… – Йерикка хмыкнул. – Вот ты восхищался проектами Одрина, его картинами… Помнишь, ты мне рассказывал про старые журналы, которые любил рассматривать? Грандиозные проекты городов на морском дне, орбитальных станций, лунных баз… А вместо этого – «грандиозные проекты» всё новых и новых телешоу, миксеров, стиральных машин, пылесосов и кухонных комбайнов… Был у вас на Земле такой профессор-бельгиец, Зенон Бак. Он говорил так… – Йерикка прикрыл глаза, словно видя перед собой страницу: – Вместо того, чтобы тратить столько денег, усилий и времени на индустрию развлечений, профессиональный спорт, надо больше заниматься созданием возможностей для интеллектуального развития детей. Но несмотря на активные выступления учёных-технологов, как бы стихийные кампании, умело инспирируемые и направляемые политиканами, блокируют идеи и указания тех, кто более дальновиден и даёт мудрые советы… В 1957 году запустили вы ваш первый спутник. Дальше что? Через десять лет побывали на своём спутнике – Луна, кажется? А потом? Учитывая скорость развития человечества и растущий её темп, было бы предположить, что ещё через десять лет вы освоите всю свою систему. Или хотя бы на ближайшие планеты – Марс с Венерой – переберётесь. А на самом деле? Несколько десятилетий прошло, а вы и на Луне не закрепились. Странновато так. Суммы на освоение космоса у вас идут смехотворные, иначе не скажешь. Зато гигантские – отпускаются на «бытовые технологии» все под лозунгом «заботы о человеке». Автомобили с навигационным оборудованием, телевизоры с суперплоским экраном… Как там Стругацкие писали – создание индивидуальных квартир для муравьёв?.. Если вдуматься, всё это человеку не нужно, это вредные излишества. Ещё больше денег сжирает чудовище – индустрия развлечений, из-за которой «человек разумный» превратился в «человека развлекаемого». Он даже развлекаться сам не желает – ему нужно, чтобы его развлекали! И ему для этого массу возможностей предоставляют… Самоуважение, отвага, честь, воля к борьбе – всё это смыто половодьем бредятины, оккультизма… Вместо истории – фальсификация. Вместо прогнозирования будущего – «озарения» и «откровения». На щит поднимается проблема, экологии решающаяся как дважды два благодаря всё тому же выходу человека в космос. У человека настойчиво отбивают желание знать, узнавать – все силы на это бросают! Литература из учителя и наставника «превратилась в филиал «фабрики грёз». Со всех высоких трибун в открытую или исподволь убеждают людей, что мы бессильны, что есть «крыша», «потолок», выше которого не подняться. Программы планирования семьи, распределения ресурсов служат всё той же цели – подчинить человечество, превратить его в покорное, сытое, равнодушное, лишённое мужества стадо, все интересы которого ограничиваются едой, выпивкой, несложной работой, обилием развлечений и потрахом. Человечество разворачивают внутрь самого себя. И создаётся впечатление, что кто-то очень хочет запечатать его, как помидор в банке, на отдельных планетах…

– На двух, – уточнил Олег. Йерикка странным голосом спросил:

– Ты думаешь? А если на десятках планет живут наши братья? До скольких миров успели добраться арии? Только ли на Землю ведёт коридор из Мира? А машины, позволявшие в начале XX века переноситься меж звёзд? Ими пользовались русские и нацисты Германии – сколько миров посетили они?

– Ты думаешь?.. – Олега охватила сладкая жуть, когда он представил себе, что могут означать олова Йерикки. А тот твёрдо ответил:

– Уверен. И кто-то не жалеет сил и средств, чтобы мы никогда не встретились, чтобы сварились всмятку в собственном соку, каждый – в своём мирке, не поднимая глаз к звёздам… Что-либо другое, малейший рывок в небо – крах власти наших врагов. Постоянно воздействуя на запертого в просторах одного мира человека средствами массовой информации, новейшими технологиями, от которых на Земле просто негде укрыться, запугав людей всеми мыслимыми и немыслимыми бедами до полной потери здоровых инстинктов, они могут легко управлять народами. Такой путь – это путь в рабство. В тупик, из которого не выйти. Нанести врагам тотальное поражение можно было бы, вырвавшись в космос, став вровень с ними, сбросив контроль. Набрать силу, вернуться и ударить. За всё, за всех… За отупленные поколения, за детей, превращённых в недоумков этими монстрами, за десятки тысяч нерожденных, за оплёванную историю, за всех погибших… – Йерикка задохнулся, и Олег с жалостью и ужасов увидел, что он плачет. Плачет без слёз. – Я люблю Мир, Вольг. Я люблю его весь, не только горы. Я люблю его людей, я люблю звёзды над ним. Ты любишь Землю. Ужасно терять то, что любишь – знать, что теряешь – и не иметь силы помешать. Это чудовищное ощущение, оно ломает тебя, как непосильный груз… Я иногда вижу сон, Вольг. Хороший и жестокий. Что на Мир пришли наши братья. В сто раз более сильные, чем мы или вы. Пришли, чтобы помочь. И мы выжгли вою плесень, которой данваны затянули нашу жизнь. А вокруг всё стало, как на картинах Одрина… Но это лишь сон, – добавил Йерикка. – А наяву мне кажется, что данваны везде. Везде… Ты видел в Вересковой Долине компьютеры?

– Конечно, – кивнул Олег.

– А знаешь, почему к ним нет игровых программ?.. Потому что это суррогат реальности. Эти штуки лишают человека ориентации, умения чего-либо добиваться. Они отнимают желание действовать в реальном мире. В опасном и суровом. Выныриваешь из компьютерного мира – и тут же с ужасом ныряешь обратно. Туда, где ты самый сильный без усилий, самый умный без ума, самый храбрый без отваги… Мы – мир воли и стали. То, что от него уцелело на этой планете. Нам не нужны пластиковые миры. А для данванов это – предел хлева, в который следует загнать нас. Пустая, молчаливая планета, обслуживаемая автоматами, миллионы домов, в каждом из которых – переставший отличать реальность от вымысла человек. Ни любви. Ни ненависти. Ни стремлений. Это вариант для Земли, для твоего мира. А нас они просто уничтожат физически или сольют с хангарами. Есть такая программа… Ежели человеку дать чего он захочеть – хлебца там, отрубей пареных – то и будеть это, значить, не человек, а ангел… – словно процитировал Йерикка полузнакомые Олегу слова. Но тому было не до цитат. Он спросил:

– Откуда ты так хорошо знаешь Землю, Эрик?

– Много читал про неё, – усмехнулся Йерикка. – Да и очень похожи наши миры.

– Эрик, – Олег задержал дыхание. – Кто такие данваны? Они выглядят как люди. Или это маска?

– Нет, – словно нехотя отозвался рыжий горец. – Не маска. Они и в самом деле почти как люди. Даже без «почти». Я знаю двух парней – знал, вернее – и девчонку, у которых отцы были данванами, а матери – славянки. И знаю парня, у которого было наоборот. Его отец был славянином, а мать – данванкой.

– Это Чужой? – по какому-то наитию спросил Олег. И раньше, чем Йерикка открыл рот, понял – угадал!

– Да, – коротко ответил Йерикка. – Подумал и добавил: – Ты очень опасный человек, Вольг. Далеко не все способны, родившись на Мире, к тому, что у тебя получается после неполных трёх месяцев жизни здесь.

– Что у меня получается? – искренне спросил с удивлением Олег.

– Да так… – те стал отвечать Йерикка, заговорил вновь о данванах: – Иногда я думаю, что Невзгляд – никакая не планета. Просто спутник наблюдения… А их родина – где-то неизвестно где. Может быть, они тоже потомки ариев, которым никто не мешал в развитии и которые решили избежать конкуренции… Я не знаю, кто они и не хочу знать. Я знаю лишь, что они – зло. И с ними надо бороться, пока дышишь. Просто ради самоуважения. Или ради Верьи, как говорят горцы, Йерикка перевернулся на живот и, устроив подбородок на кулаках, задумчиво уставился на озеро. Олег подобрался поближе, сел, подогнув ноги вбок и опершись плечом на выступ стены. В такие минуты ему очень хотелось знать, о чём думает друг.

«Ни о чём хорошем.»

– Что ты сказал? – удивился Олег.

– Я? – отозвался Йерикка. – Ничего… Знаешь, у меня в школе была собака. Горский волкодав. Мне его подарил отец… А потом его сбил грузовик. Это было первое живое существо, которое мне пришлось хоронить.

– А у меня никогда не было собаки, – признался Олег. – Тебе было жалко его?

– Очень, – признался Йерикка. – Я так ревел… Здесь я редко плакал. Крук не одобряет слёз.

– А ему-то что? – удивился Олег.

– Ну, он же мой дед…

– А, да… – кивнул Олег. И вдруг до него дошло то, чего он раньше не понимал: – А… вот так фишка, вы с Гоймиром двоюродные?!

– Братаны, – удивился Йерикка. – А что? В племени все так и так родня. Об этом легко забывают – кто кому кто.

– Я заметил, – тихо согласился Олег. Йерикка внимательно посмотрел на него. И кивнул:

– Да. Это легко заметить.

– Ну вот, я ещё и братьев поссорил, – сделал вывод Олег.

– Поссорил? – Йерикка негромко засмеялся. – Да ничего подобного! Думаешь, я часто поддерживай тебя, потому что мы в ссоре, и я хочу ему досадить?! Нет, я не такой дурак, чтобы из чистой вредности поддерживать того, кто неправ. Ты просто очень хороший командир, Олег.

– Я?! – поразился Олег. – Ну это бред…

– А вот и нет, – возразил Йерикка. – Я знаю, что говорю. Ты этого сам, может, ещё не понял. Но ты потенциальный командир. Если мы тут уцелеем и ты вернёшься домой, то быстро это поймёшь.

– При чём здесь это? – Олег чувствовал себя сбитым с толку.

– Смотри! – вместо ответа выдохнул Йерикка, ещё плотнее прижимаясь к камням. Олег, молниеносно цапнув автомат, распластался рядом:

– Куда? – он зашарил взглядом по камням.

– Никуда, – Йерикка расслабился. – Вот это я и имел в виду.

– Пошёл ты! – Олег перевёл дух и сел, отставив оружие: – Экс-пе-ри-мен-та-тор! Балдафон хренов, – добавил он с некоторым возмущением и даже каким-то изумлением, Йерикка удивлённо переспросил:

– Как-как?

– Балдафон, – повторил Олег. Йерикка засмеялся, а Олег вдруг поинтересовался: – Слушай, Эрик. Мне иногда кажется, что ты какой-то… короче, вроде члена какого-нибудь тайного Совета Светлых Сил или что-то вроде. Может, правда?

– Спой-ка лучше, – попросил Йерикка. – Ты давно не пел.

– Олег вздохнул и не стал отказываться, вспомнив один текстик…

 
– Живёт живучий парень Барри, не вылезая из седла.
По горло он богат долгами, но если спросишь: «Как дела?».
Поглаживая пистолет сквозь зубы процедит небрежно:
«Пока ещё законов нет, то только на него надежда.»
 
 
Он кручен-верчен, бит о камни, но всё в порядке с головой.
Ведь он живучий парень, Барри: глоток воды – и вновь живой!
Он, если на нападут на след, коня по гриве треплет нежно:
«Погоня, брат. Законов нет – и только на тебя надежда.»
 
 
Ваш дом горит – черно от гари, и тщетны вопли к небесам:
При чём тут бог?! Зовите Барри, который счёты сводит сам!
Сухим выходит он из бед, хоть не всегда суха одежда.
Пока в законах проку нет – у всех лишь на него надежда!
 
 
Да, на руку он скор с врагами, а другу – словно талисман.
Таков живучий парень Барри – полна душа и пуст карман.
Он вовремя найдёт ответ, коль свару заведёт невежда, —
Пока в стране законов нет, то только на себя надежда! [11]11
  Стихи В. Высоцкого.


[Закрыть]
 

– Только на себя надежда, – повторил Йерикка. – Высоцкий?

– Он самый, – подтвердил Олег. – И ещё…

– Тихо! – Йерикка приподнялся на локтях, его лицо сделалось остервенелым. – Проклятье!

– Это что, опять шутка? – тревожно опросил Олег.

– Как бы не последняя, – резко ответил Йерикка. – Кто-то нас выследил. Смотри!

* * *

Не меньше трёхсот горных стрелков, примерно столько же хангаров и человек тридцать хобайнов в тяжёлой броне при поддержке трёх орудий обложили убежище четы. Видно было, как перемещаются поодаль пригнувшиеся фигурки, и чей-то яростный голос ревел в усилитель:

– Сдавайтесь, сволочи! Или вызываем вельботы и хороним вас в этой норе!

– А то вам по-ровному ноги переломать… – процедил добрый совет Резан.

В глубине площадки, около пещеры, можно было передвигаться без опаски – скала доминировала над местностью, Гоймир точно выбрал лагерь. Сейчас он совершенно спокойно готовил отход. Раненых и тяжёлое оружие предстояло опустить на тросах. Олег вызвался прикрывать отход, с ним дружно вызвались все остальные, но он выбрал Резана, Яромира, Хмура и Твердислава. Прочие поспешно спускали на речной берег грузы.

Выждав какое-то время, Олег сознательно пошёл на резкое обострение отношений – он разрядил подствольник в сторону кричавшего и, похоже, попал. Тот заткнулся, а вот позиции противника взорвались, как Везувий. Больше полутысячи бойцов поливали огнём при поддержке трёх скорострелок меньше двух десятков мальчишек, прижатых к обрыву – беспроигрышный вариант.

Это был настоящий бой. Олег почти сразу оглох от разрывов, и от страха его удерживала лишь мысль, что каждая секунд, которую они сражаются, даёт эту самую секунду друзьям, чтобы уйти.

В атаку были брошены хангары – спешенные и обкурившиеся травы до полного атрофирования страха. Около десятка выжлоков прорвались на тропку, невзирая на огонь.

Все они погибли от взрывов мин, заодно обрушивших тропу. Груда щебня и глины, выросшая у подножия скалы, была окрашена кровью и перемешана с частями тел, стонали засыпанные…

… – Пойдут хобайны – не устоим, – прохрипел Резан в ухо Олегу. В глаза пулемётчику текла кровь, он был ранен осколками гранита, выбитыми взрывом. – Цепкие, что тебе пауки, задавят нас, а там-то ещё не все слезли!

– Йо-ой, мама! Йо-ой, родная! Йо-ой, боль-но! – надрывался Твердислав. – Больно!

– Молчком! Молчком, слышишь?! – вопил в ответ Яромир, бинтуя ему развороченное бедро, весь в крови сам, как мясник на бойне. – Вольг, как будем?!

– Спускайте его нахрен! Йерикку сюда! – крикнул Олег. Яромира уволокли, подбежал Йерикка с пулемётом.

– Без меня не катит? – весело спросил он. Олег не ответил – хангары снова накатывались, стрелки били гранатами из помповых надствольников, а следом уже уверенной, тяжёлой побежкой передвигались группки хобайнов.

– Огнемёты, – вытянул руку Хмур. – Штуку сюда положат – гореть нам…

– Отсеките их! – скомандовал Олег Йерикке и Резану. Два «дегтярева» подали голос одновременно. Хобайны залегли, словно растворились среди камней и кустов, а пулемёты резанули по хангарам…

…Граната из гранатомёта разорвалась рядом с Олегом, настолько близко, что конусом ушедшие вверх и в стороны осколки его не задели, но зато взрывная волна подняла его и шмякнула в стену пещеры. Яромир, наблюдавший за тылом, вдруг начал орать и стрелять, к нему бросился Хмур – оказалось, что горные стрелки лезут по откосу. Йерикка принял решение отступать…

…Исчезновение горцев привело командовавшего операцией данванского офицера в состояние, близкое к помешательству. Пятна крови на камнях показывали, что среди бандитов есть раненые или убитые. Но куда они делись – а с ними ещё полтора десятка живых и здоровых с грузом! – было не более объяснимо, чем христианское триединство господне. Лишь через три часа горные стрелки случайно наткнулись на спуск к речному берегу.

Данван никогда не охотился на местных кроликов. И не знал, что этот зверёк, как и его земной собрат, никогда не живёт в норе, не проделав запасной выход – а то и два…

…Имея пятерых раненых, Гоймяр просто не мог уйти далеко. Чета вброд перебралась на поросший березняком островок и засела там, ожидая худшего. Но, кроме пары вельботов, проскользнувших над рекой, ничего опасного или даже просто подозрительного не появилось.

Олег пришёл в себя оттого, что Йерикка положил ему на лоб мокрую тряпку.

– За-ачем?? – простонал он, садясь. И тут же снова застонал – уже без слов, показалось, что в оба виска сразу вогнали тупые колья, и голова сей час лопнет. – Мы ушли? Что со мной? Ой, как больно-о…

– Ушли, – спокойно ответил Йерикка. Сидя рядом, он чистил пулемёт. – А у тебя контузия. Пройдёт.

Придерживая голову рукой, словно опасаясь, что она оторвётся, Олег осмотрелся. И сказал с отвращением:

– Местечко так себе.

* * *

Надо сказать, что Олег выразился слабовато. Местечко оказалось очень поганым. Горцы просидели на островке двое суток, питаясь мокрыми остатками сухих пайков и пойманной в реке рыбой – в основном, форелью – которую приходилось жрать сырьём, так как разводить огонь было опасно, вельботы барражировали вокруг слишком часто. Вкус сырой рыбы, казалось Олегу, будет преследовать его до конца дней… и временами возникало ощущение, что этот конец чем скорее наступит, тем лучше.

Из раненых больше всего беспокоил Святомир. Раны его были не опасны, но двигался он по-прежнему как кролик с перебитыми задними лапами. Сильнее остальных страдал от своей беспомощности сам мальчишка – ему казалось, что он связывает чету, хотя остальные все наперебой и убеждали: мол, всё равно надо пересидеть!

Но Олег видел, что Гоймир недоволен задержкой вообще. По его мнению, была она просто бездельем – в то время, как остальные партизаны воевали вовсю и весьма успешно. Судя по радиоперехватам, данваны перебрасывали в горы добавочные силы – и не маленькие. Это было похоже на жест отчаянья. Стремясь уничтожить горцев любой ценой, всемогущие правители Мира становились смешны. Почти двухсоттысячная армия с мощными средствами усиления, гоняющаяся едва за двадцатью пятью тысячами не ахти вооружённых партизан – такая армия вызывала уже не страх, а смех и презрение. Тем более, что даже трупы врагов попадали в руки данванов крайне редко, чаще же горцы наносили обидный удар – и растворялись в окружающем мире прежде, чем их настигала вся нешуточная мощь данванов. Из неудач «взмятения» были сделаны неплохие уроки… Операция, казавшаяся прогулкой, втянула в себя вдвое больше солдат, чем предполагалось, а результаты?! Пройти дальше Длинной Долины оказалось не возможным. До пяти тысяч горцев и лесовиков взорвали почти все ущелья, заняли перевалы и дороги – и с методичным хладнокровием отбивали все атаки. За их спиной была Горная Страна, снабжавшая защитников всем необходимым, а войска данванов снабжались плохо – тыловые коммуникации рвались, как нити. Огромное количество войск приходилось держать на их охране, причём это всё равно плохо помогало, так как поддержка местного населения обеспечивала скрытность и быстроту действий… Приходилось начинать утюжить горские города – крепости, чего первоначально хотели избежать…

…Все эти события проходили мимо четы Гоймира, и это никого не радовало. Поэтому, когда вечером третьих, суток Гоймир заговорил о том, что надо идти на полночь, к озеру Текучему, его поддержали все. Гостимир предложил сплавиться по реке, а там пешком, но от этого всех удержала простая мысль: ночи такие же светлые, как дни… До Текучего пришлось добираться пешком. А на озере Гоймира неожиданно стукнула мысль – навести порядок!

Это оказалось сложнее, чем предполагалось. Провонявшие потом рубахи, драные плащи и куртки, окаменевшее нижнее бельё и по месяцу немытые волосы способны были привести в отчаянье самых стойких. Немного смешно было видеть, как отважные юные рубаки слоняются вдоль берега, ища место для постирушек, или со стенаниями орудуют иголкой, вонзая её по большей части себе в пальцы. Но посмеивался Олег лишь до того момента, когда, обнаружил, что его собственные носки приобрели стойкость бумерангов. Плавки сделались задумчивыми и разорвались в шагу. Ковбойка утратила первоначальный цвет, джинсы поблёскивали экзотическими оттенками металлика от въевшейся грязи…

А деньки по-прежнему стояли, как по заказу. Горцы уверяли, что такая погода в последних числах лета – в порядке вещей, и предыдущие дожди были исключением. Но Олег видел только это лето – и исключением казались ему именно эти дни – тёплые, прозрачные, тихие и солнечные.

Озеро Текучее лежало во впадине, окружённой скалами, поросшими могучими соснами – со всех сторон, кроме небольшого галечного пляжика, полого уходившего в прозрачную, чистейшую воду. Напротив пляжика падал с высоты рассеянный водопад – в озеро вливалась маленькая речушка. А к самому пляжику подступали дубки. Почти одновременно с четой Гоймира на берегах появилось ещё несколько отрядов – оставалось лишь разворачивать их в менее романтичные места. Пакостить озеро постирушкой было прямо-таки кощунством. К счастью, неподалёку протекал ручей…

…Когда мальчишка вырывается из ада – веселье, остроумие, юность просто-таки фонтаном прут из него, вышибая любые пробки сдержанности. Он не думает, что спасся от смерти – точнее, не знает, что думает об этом. Я жив – а раз я жив, значит, не умру никогда. И кто сказал, что я не герой?! Конечно, жаль погибших – но я-то жив!

К первому вечеру на озере чета привела себя в порядок. Конечно, весьма относительно – матери пришли бы в ужас, попробуй кто-нибудь доказать им, что этот очень иррегулярный отряд состоит из их сыновей.

Олег как раз выкручивал свои носки, когда его отвлёк от этого полезного занятия задорный свист. Он вскинул голову – прямо над ним на скале стоял и смотрел вниз Богдан.

Несколько секунд Олег просто моргал глазами. Потом заорал:

– Братва! Бог дал нам Богдана! Вернулся!

Богдан спрыгнул вниз и, приземлившись прямо перед Олегом, обнял его. Со всех стороне приветственными возгласами бежали остальные, но мальчишка успел шепнуть:

– То тебе… – и сунуть в руку Олегу свёрнутый листок бумаги…

…Это было письмо от Бранки. Богдан привёз их несколько и сейчас весело рассказывал, как нашли его приехавшие с восхода запоздавшие к общему веселью воины, передали письма, как он искал чету по следам… Но его рассказ мало занимал Олега. Лёжа на песке подальше от общего шума, он вчитывался в скоропись глаголицы. Да, скоро нужно будет куда-то идти, стрелять, что-то взрывать, но сейчас – да простится мне. К чёрту. Есть я – и Бранка, до неё можно дотронуться, она живая и пахнущая солнцем и горькой травой с пустошей. Бранка есть, и не нужно отбиваться от накатывающего временами страха, что говоришь со своим воображением…

«Тяжко ждать. Легче самому дело делать. Лечу к тебе мыслью, песней лечу к тебе – где ты, как ты, любый мой?! Одно не тронет тебя Морана. Я так хочу! Хожу на стену, в туманы гляжу – осень горами шагает – где ты, солнце моё?! Не уходи уходом, слова не сказав – вернись, в глаза мне взгляни хоть мельком, промельком, мигом единым сыта буду – где ты, жизнь моя, Вольг?!»

Смаргивая слёзы с ресниц, шмыгая носом и не стесняясь этого, Олег снова и снова вчитывался в поспешные, набегающие друг на друга – не на бумаге, СМЫСЛОМ! – строки-зов. И шептал что-то, веря – Бранка его слышит.

Не может не слышать!!!

Интерлюдия: «Эхо любви»

 
Покроется небо пылинками звёзд,
И выгнутся ветви упруго.
Тебя я услышу за тысячи вёрст,
Мы – эхо,
Мы – эхо,
Мы – долгое эхо друг друга.
 
 
И мне до тебя, где бы я не была,
Дотронуться сердцем не трудно.
Опять нас любовь за собой позвала,
Мы – нежность,
Мы – нежность,
Мы – вечная нежность друг друга.
 
 
И даже в краю наползающей тьмы,
За гранью смертельного круга,
Я знаю – с тобой не расстанемся мы.
Мы – память,
Мы – память,
Мы – звёздная память друг друга… [12]12
  Стихи Р. Рождественского.


[Закрыть]
 

* * *

В блаженном состоянии Олег вернулся в лагерь. Большинство читали принесённые Богданом письма, сам он спал, завернувшись в плащ – устал. Навстречу Олегу попался Йерикка, чинивший оковку на ножнах меча, и Олег обратился к нему с бездельным вопросом:

– А где Гоймир?

– Не знаю, – поднял Йерикка спокойные глаза. – Да тут где-нибудь. Ему-то не от кого получать письма.

Хорошее настроение Олега испарилось. Мысленно он плюнул. Да чтоб они провалились, эти горцы с их гипертрофированной гордостью! Почему он должен чувствовать себя, словно… словно совестливый барон рядом с парнем, девчонку которого он выбрал для права, первой ночи?!

– Н-н-н-ну, козёл… – процедил он и выдохнул: – Всё, блин!

– Сто-ой! – Йерикка очень вовремя перехватил его за пояс. – Пр, жеребчик! Куда рванул, можно спросить?

– Сейчас найду Гоймира, – нарочито медленно, чтобы голос звучал спокойно, ответил Олег, – и снесу ему башку. Или пусть он мне снесёт. У меня терпелка не из стали, меня эта тень отца Гамлета задолбала, если честно – это, блин, плюнуть нельзя, чтобы в него не попасть! И мне положить на то, что он князь, если он даже проиграть достойно не умеет!

– Ха, какие речи! – не потерял хладнокровия и ироничности Йерикка. – Прямо дуэль Пушкина с Дантесом!

Он рассчитывал, что Олег задаст обычный вопрос: «Откуда ты это знаешь?» – но землянин рванулся, и усаживать его силой означало нарваться на драку. Драться Йерикка не боялся, но и не хотел, а если отпустить Олега – он вполне может в таком состоянии найти Гоймира и без предупреждений начать и кончить разговор ударом меча по шее. Йерикка знал одну скверную сторону войны – она прививает любовь к простым выходам… и это не всегда хорошо.

Но проблема решилась сама собой – Гоймир появился, и на его лице не было ни скорби, ни тоски. Больше того, он потрясал связкой огромных рубин и вопил:

– Там-то, ручьём ниже, та-акенная рыба гульмя гуляет!

– А вот Горда-то нету, – откликнулся Резан, – то-то он бы распорядился! – и, переждав смех, спросил: – Чем притянул?

– Так руками! – Гоймир шлёпнул добычу на песок.

– А то, – согласился кто-то: – «Й-ой, плечо-от мне вправьте, браты, хотел показать, какую прошлым днём поймал, да вот вывернул!»

– Так гляньте пойдите, – не обиделся Гоймир, поднимая свои куты с песка.

Йерикка увидел, как пальцы Олега медленно разжались на рукояти меча, и лицо его приобрело обычное выражение. И рыжий горец в который раз уже подумал, что зря не воспрепятствовал Олегу присоединиться к чете..

…Около костра Олег рассказывал про конкурс пирогов, который девчонки устраивали в апреле в школе.

– …последнее место?!» «– Да вот, – говорит, – неудача.» «– Ты что, даже пирог испечь не смогла?!» «– Почему, – отвечает, – испекла как не фиг делать!» «– А сама пробовала?» «Заставили…» – и, переждав смех, вдруг спросил: – Я вот не пойму. Нас – хорошо ещё если двадцать пять тысяч. Их – двести. С техникой. Я воюю и не врубаюсь, почему они нас с маху не сомнут?