Текст книги " Красный вереск"

Автор книги: Олег Верещагин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 38 страниц)

– Сходить, что ли? – поморщился Олег.

– «Не хочу, чтобы люлька досталась вражьим ляхам»? – спросил Йерикка, слушавший разговор.

– Грамотные, чай, – проворчал Олег. – Читали. Вот именно это и читали. И даже понравилось… Уговорил, не пойду.

Йерикка поднял руки вверх. Богдан любопытно поинтересовался:

– Что читали?

– «Тараса Бульбу», – пояснил Олег и, видя недоумение друга, продолжил разъяснения: – Это книга писателя Гоголя. Про войну с поляками… ну, народ такой. Там главный герой – казачий командир Тарас Бульба, фанатик вроде нас, грешных, собственного сына за предательство кончил. Его потом поляки на костре сожгли живьём, а попался он в плен из-за того, что от погони уходил, а от пояса отвязалась трубка – люлька называется. Ну, он закричал, это самое, что Йерикка сказал, спрыгнул с коня, начал трубку искать, тут его и скрутили.

– Одно почитаю потом, – решил Богдан. – Такое название и есть – «Тарас Бульба»?

– Угу, – вместо Олега ответил Йерикка, – у меня есть, я дам.

Резан тем временем спросил Гоймира – достаточно громко, чтобы привлечь общее внимание:

– Как теперь? На Тёмную пойдём? Или на Перунову Кузню? Куда кости кинем?

Олег непонятно для остальных засмеялся. А Хмур довольно громко добавил:

– Иль уж – где-то наши кости лежать станут? То поинтереснее будет…

Гоймир встал:

– Переберёмся за Ольховую. Да и на Тёмную Гору пойдём.

* * *

Погода чудила. Светило солнце, Земля на открытых местах подсыхала, курясь паром, прямо на глазах. В рощах щебетали птицы, вид с холмов на голые поля и медно-красные с золотом рощи настраивал на умиротворённый лад.

– По-моему, – угрюмо сказал Йерикка, – эта погода – штучки данванов. Они могут её корректировать.

– Зиму отменят, что ли? – удивился Олег. – Круто.

– Отменить не отменят, а задержат – сам видишь…

Чета выбралась на просёлок. Пустынный в обе стороны, он обеспечивал хорошую слышимость, и мальчишки посбрасывали плащи, кольчуги, рубахи и куртки, оставшись почти все голыми по пояс. Большинство даже разулись – идти босиком по тёплой и влажной земле оказалось приятнее, чем в мокрых кутах.

Умиротворённое настроение снизошло на всех до такой степени, что Гостимир хотел спеть, но Олег опередил его и проникновенным голосом затянул туристскую – под общие смешки:

 
– Восемнадцатый день ни корки —
Терпеливо несём эту кару!
Вот вчера доели опорки,
А сегодня сварили гитару.
 
 
Тяжело по горам пробираться,
(А голодными – бесполезно!)
Мы пытались поужинать рацией,
Но она оказалась железной…
 
 
Мы мужчины! Не потому ли
Так упрямо идём к своей цели?
Правда, трое на днях утонули,
А четвёртого – толстого – съели… [32]32
  Стихи В. Лейкина.


[Закрыть]
 

Закончив петь, Олег стащил жилет и, повесив автомат на голое плечо, а снайперку – за спину – начал исследовать ковбойку. Лицо при этом у него стало расстроенное:

– Кирдец моей рубахе, – сказал он догнавшему его Йерикке. – На глазах разваливается, а в горах я дуба дам. Придётся с убитого снимать… Твоя-то держится?

– Меня переживёт, она же домотканая, – успокоил его Йерикка. И запнулся, покосившись на Олега. А тот понял, что хотел добавить друг – может быть, штопаная-перештопаная ковбойка Олега тоже переживёт хозяина…

Морок легко взбежал на холм, мимо которого они проходили, шлёпнулся на живот, поднял к глазам бинокль. Через несколько секунд крикнул:

– Веска!

– Ольховатка то, – сказал Гоймир – Чужих-то не видать?!

Морок молчал ещё с минуту, потом сообщил:

– Нету никого. Так то – чужих нету.

– Завернём? – спросил Гоймир явно риторически. Раздались негромкие, но одобрительные звуки. – Ну и пошагали. Всё одно – по пути, считай…

– Верста оправо, верста облево…

– Боем больше, боем меньше…

– Жив ли, мёртв ли…

– Погнали-поехали! – поморщился Гоймир. – Так идём ли?

– Да идём, идём! – засмеялся Йерикка. – Поедим хоть как следует. И выспимся. Может – вечным сном…

…До Ольховатки оказалось версты четыре, последнюю пришлось шагать огородами, перебравшись через небольшой ручеёк, тёкший к Ольховой.

– Осторожнее… – пробормотал Йерикка, первым вступая на мостки. На огородах никого не было, сюда выходили задней стеной хлева, сараи, так что и весь вообще-то разглядеть стало невозможно. Рыжий горец перебежал, пригибаясь, мост и присел сбоку от него, держа пулемёт на ремне, висящем через шею и плечо. Потом вскинул руку и дважды согнул ладонь.

Олег побежал по левой стороне моста, Богдан – по правой, чуть позади, взаимно страхуя друг друга… На середине этого коротенького пути Олег вдруг ощутил тепло сосновых, грубо оструганных досок под ногами и… его пронзило желание остановиться, медленно сесть и спустить босые ноги к холодной воде. А потом – запрокинуться спиной на эти ещё пахнущие смолой доски, закинуть руки под голову… и лежать так. Очень долго и очень спокойно, глядя в дневное звёздное небо, подставив лицо солнечным лучам. И не вскакивать, услышав шаги человека…

Он передумал это всё за какой-то миг, ни на секунду не забывая, что в любой момент стена хлевов и сараев может ударить огнём. Сюда, в них. И он в самом деле свалится на этот тёплый мост. И будет лежать очень долго и очень спокойно, пока хангары не разденут его догола, а потом двое угрюмых лесовиков не прикопают в братской могиле где-нибудь на задах…

…Богдан отскочил вправо, замерев на расставленных, напружиненных ногах за спиной Йерикки. Олег прыгнул влево, держа автомат у плеча. Ему мешали высоченные сухие репьи, и он тоже был вынужден остаться не ногах, чтобы видеть цель.

Йерикка снова махнул рукой, и горцы цепочкой побежали через мостик. Гоймир, присев, пересчитал всех глазами и выдал директиву:

– Идём сажен за двадцать друг по другу. Последок – сажен сто – самые опасные будут, там перебежим одно. Сбор во-он…

– У-а, у-а, у-а!.. – захныкал кто-то, подражая плачу младенца. Намёк всем был ясен, даже Гоймир покраснел сквозь загар…

…Кое-где на огородах паслась скотина. Только она и обратила внимание на горцев, да и то не слишком пристальное. Это практически подтверждало данные Морока о том, что в веси нет врага – трудно найти место для нападения лучше, чем эти чёртовы огороды, где спрятаться можно разве что за кучами серой ботвы, оставшимися после уборки… Ещё неплохо бы в помидорах, подумал Олег, глаза у всех красные от усталости, да вот помидоров нет…

Богдан осторожно выглянул на улицу.

– Пусто.

Йерикка сделал то же.

– Странно что-то, – недоверчиво объявил он. – Солнечный день, только по хозяйству суетиться, а тут никого, как вымерли…

– Ушли стало, – предположил Одрин.

– Угу. А скотину всю оставили… Веска небольшая, всего двенадцать домов. Может, празднуют где чего?

– Нет вроде никаких праздников-то, – напомнил Гостимир, – ни наших, ни крещатых…

– Нет, – согласился Йерикка и ловким прыжком выбрался на улицу. Оказывается, он успел обуться и сейчас стоял, держа пулемёт под мышкой и покачиваясь с пятки на носок. – Ладно, – чуть повернул он голову, – пошли искать хозяев, раз они сами не выходят…

…Искать долго не пришлось. Первый дом, в который заглянули, оказался пуст, а во втором обнаружилось полно народу – и из-за стола, выпучив глаза и хватаясь за оружие, повскакали ребята в хорошо знакомой одежде. Наступила полная тишина. И в ней отчётливо прозвучал голос Йерикки:

– А я-то, дурак, подумал, чем тут пахнет по улице? Рыбой.

* * *

– Вот так-то, – заключил Горд, щедрой рукой наливая Гоймиру пива. – Шесть дней последком – восемь боёв. Й-ой, и то – из-за негодящего взорванного топливопровода!

– Негодящего? – Гоймир подмигнул тем из своих, кто ещё не спал. Дело было уже заполночь, хозяева разошлись по соседям, оставив избу в полном распоряжений гостей.

– Вот слово, всеми Сварожичами клятву даю! – Горд прижал для убедительности ладонь к груди и сделал честные глаза. – И глянуть-то было не на что, и плюнуть-то некуда! Одна-разъединственная труба…

– …по которой всего и текло-то, что горючее для данванов в Мёртвой Долине, – закончил Добрила, помощник Горда, и все парни из их четы дружно захохотали.

– То-то и оно, – возмутился Горд, – а они так разобиделись, стать мы у них холодильные яблоки скрали! И до того им зачесалось с нами перевидеться, что нам одно и стало – им встречь идти. Повстретились мы аж у Перуновой Кузни и восемь раз сходились вничью. Было у меня семьнадесят, осталось тринадесят воев, и был бы уж их верх, когда бы не Орлик. Тем часом мы-то так шумно стали, что мешали ему на Перуновой Кузне отсыпаться, как он спервоначала боев был. Он и спустился – глянуть, чем дело стало? Не скажу, что не рад был с ним перевидеться. У него-то всего и было, что дванадесят, да выжлоки его меньше моего ждали. А уж там-то вместе-оба мы их убедили, что говорить с нами – только язык трепать… так-то мы тут и есть, а Орлик в обрат на Перунову полез – досыпать. Выжлоки где – не знаю и часом узнать не рвусь.

– Й-ой, а Довбор где? – весело спросил Одрин, имея в виду их с погибшим Сполохом младшего брата и терзая ножом кусок мяса.

Горд и Гоймир мгновенно переглянулись. Одрин всё ещё улыбался. Он не понял. А Олег – понял и закусил губу. Трое братьев в трёх разных четах… Позавчера был убит Сполох, спасшийся при разгроме четы Борислава. А теперь…

Одрин переводил взгляд с Гоймира на Горда и обратно. Отложил нож. Спросил уже напряжённо:

– Довбор-то где? Горд?..

Загар сходил с его лица, как смываемая скипидаром краска.

– Ты… ты тише… Одрин… – сам еле слышно попросил Горд. – Война то… и что уж тут…

– Где Довбор? – Одрин встал, со стуком отодвинул скамью и нагнулся через стол к Горду.

– Сядь, сядь… – тихо просил тот.

– Меньшой где?! – и Одрин вцепился в ворот рубахи Горда.

– Руки! Ру-ки, р-руки, й-ой! – Гоймир оторвал руки Одрина от Горда, Йерикка, подскочив сзади, усадил художника на скамью и не дал встать. Горд, даже не пошевелившийся, повторял:

– Сядь, Одрин, сядь… – и кусал щёки.

Йерикка тихо отступил назад. Одрин спрятал лицо в покрытые ссадинами ладони, глухо спросил, не отнимая их:

– Убит ли?

– Да, – отозвался Горд.

– Схоронили где?

– Не возмогли схоронить…

– Добро, – Одрин опустил ладони. Глаза у него были сухими, губы моментально облетело белым. – Мать-то часом завоет… вот что горе-то…

– Сполоха тоже побили, одно с Орлами Вийдановыми разом, – пояснил Гойтмир. – Одринко, подумай сам – где вина Горда? Во что винишь?

– Не виню я, – Одрин смотрел прямо перед собой. – Й-ой, дома бы ему сидеть, дома – пусть бы. Говорили ему мы, да где, мог ли он? Мог ли… За отца месть шёл мстить, младший наш…

– Уходи ты, Одрин, – сказал Гоймир. – Один ты у своих часом. Так уходи, я говорю – нет позора!

– Правда, – подал голос Олег. Йерикка молчал, глядя в угол, и Олег понял – рыжий горец знает ответ Одрина лучше самого Одрина.

– Куда пойду? – Одрин улыбнулся – в белой маске прорезалась чёрная щель. – Нет… то так… – он повёл ладонью по столу, опрокинул ковш с пивом. – Спать стану. Бывайте.

Он поднялся, опираясь на край стола, словно лез на скалу с грузом за плечами. Горд громко сказал:

– Одрин! А рисунок-то свой помнишь? Город-то свой?! Построим мы его, дай срок – построим!

– А то, – казал Одрин, уже повернувшись к выходу в сени. – И построим. Да вот кто в нём жить станет? Привиды, да скажи, да тени надежд наших…

Он вышел, ударившись плечом в косяк. Горд налил всем пива.

– Негодящий я человек, – угрюмо сказал, он. – Три дня как Довбор-то погинул. А я в глаза его брату глядел да смеялся смехом…

– Отослать его надо, – упрямо заметил Гоймир. – Один из трёх, где мне прощенье искать, когда и его…

– Хватит, – прервал его Йерикка, – как ты его отошлёшь?

– Знать бы…

– Так и ничего… Горд, пива плесни. Вольг, будешь?

– Нет, – резко ответил Олег. И его вдруг прорвало: – Вы мне вот что скажите. Я человек дикий, городской. Вот у себя я паскудство встречал. Часто встречал. Разное – и мелкое, и побольше, и офигенное, со слона. Иной раз морды бил. А чаще… Там кто-то что-то за денежки сделал. А там – не сделал. А кто-то – вроде меня: заметил и промолчал. Тем более – такая отмазка: мол, лет мне ещё мало, и незачем своё счастливое детство марать. И готово ещё одно паскудство! Думал – мелочи… – Олег криво усмехнулся. – Смотрел кругом: сколько же хороших людей! Какая же жизнь классная! И ведь и правда! А вот сейчас думаю – пока, это паскудство есть, те, кто умер – и не обязательно тут, братцы, другие войны, они тоже есть, и много их! – они же лежат, как оплёванные! Схитрил, солгал, смолчал – всё равно что могилу обоссал! Я, может, сейчас хрень скажу, но мне так кажется: когда кто-то, – и Олег вдруг хрястнул по столу, – подличает, лжёт, просто молчит, тогда орать надо – вот тогда они, – Олег ткнул яростным жестом в стену, – все эти сволочи, которых мы под травку отправили, вторую жизнь получают! Фигня это, что душа подонка к Кощею без возврата попадает! Фигня! Чем больше на свете безнаказанной мерзости – тем больше у этих душ воплощений. Но я – я, блин, вернусь! Я тут не сдохну – вот им! – и Олег рубанул ребром ладони по сгибу правой руки. – И тогда мы посмотрим… – и он, неожиданно резко повернувшись, пустил в дверь выхваченный из ножен меч – так, что закруглённое лезвие вошло в доску, расколов её сверху донизу, на пол-ладони и задрожало, как живое. – А проживу я, – с осатанением процедил, вновь поворачиваясь к остальным, Олег, – их всех дольше. Чтоб вбить осиновый кол в их поганую яму! – вспомнил он бессмертного Жеглова.

– Ну ты даёшь, – со странной интонацией произнёс Йерикка. А Добрила – с горящими азартом глазами – громко сказал:

– А только свистни, тут и будем, землянин! Правдой ино неправдой к тебе будем, вот слово, ей-пра! – и он хлопнул Олега по плечу.

– И любого завалим, кого скажешь, – добавил Горд. Олег посмотрел кругом. И ответил:

– Спасибо, парни.

Интерлюдия: «Старательский вальсок»

 
Мы давно называемся взрослыми,
И не платим мальчишеству дань,
И за кладом на сказочном острове
Не стремимся мы в дальнюю даль…
 
 
Ни в пустыню, ни к Полюсу Холода,
Ни на катере к этакой матери…
Но, поскольку молчание – золото,
То и мы, безусловно – старатели!
 
 
Промолчи – попадёшь в богачи…
Промолчи, промолчи, промолчи!
 
 
И, не веря ни сердцу, ни разуму,
Для надёжности спрятав глаза,
Столько раз мы молчали по-разному!
(Но не «против», конечно, а «за»…)
 
 
Где теперь крикуны и печальники?
Отгорели и сгинули смолоду…
А молчальники вышли в начальники,
Потому что молчание – золото.
 
 
Промолчи – попадёшь в первачи…
Промолчи, промолчи, промолчи!
 
 
И теперь, когда, стали мы первыми,
Нас заела речей маета!
Но под всеми словесными перлами
Проступает пятно – немота…
 
 
Пусть другие кричат от отчаянья,
От обиды, от боли, от голода!
Мы-то знаем – доходней молчание,
Потому что молчание – золото!
 
 
Вот как просто попасть в богачи,
Вот как просто попасть в первачи,
Вот как просто попасть в… палачи.
Промолчи… Промолчи. Промолчи! [33]33
  Стихи А. Галича.


[Закрыть]
 

* * *

Порция хорошей погоды оказалась до неприличия короткой. Северный ветер принёс дождь – не холодный, но нудный, и затяжной, это видно было по тучам, обложившим небо и прочно заночевавшим на перевалах.

– А то ещё Морана обдувает нас снежком угостить, – ворчал Гостимир – Чуете? То её дыхание!

– Замолкни, – попросил Гоймир. Он уже давно всматривался куда-то вперёд, где высились древние вязы. – Птицы, – пробормотал он. – С недавна не по нраву мне, одно вот так они… летают.

Олег молча с ним согласился. Слишком часто он за последнее время это видел – стаи трупоедов, взлетающих на деревья, когда приближаются люди… И как эти твари сипят с веток, дожидаясь ухода живых…

И то, с чего они взлетают.

– Пошли, – сказал Гоймир, и на этот раз ни у кого не возникло желания его поправить…

…До вязов оказалось неблизко. И чем больше шагали горцы по раскисшей земле, тем большее беспокойство ощущал Олег. Беспокойство навязчивое и тягучее, предчувствие большой беды. Он не мог разобраться, в чём эта беда, кому она грозит, но ощущение, прочно поселившееся в нём, томило мальчишку, как ломота в теле при высокой температуре.

Потом стала видна просека. Словно что-то тяжёлое прилетело со стороны оставленной вчера утром Ольховатки и, снижаясь, в пахалось в гущу деревьев, ушло, ломая и раскидывая их, в чащу. «Самолёт упал», – первое, что подумал Олег, но тут же вспомнил, что нет тут самолётов. И открыл рот, но услышал голос Йерикки:

– Вельбот упал. Садился на планере.

– Вельбот? – переспросил Гоймир. – То ли сплю я?

– Если так – ты украл мой сон, – пожал плечами Йерикка. – Вельбот упал, – повторил он. – Они садятся на планере, когда отказывает энергоприемник, а это бывает очень редко.

Олег не совсем понял, что говорил Йерикка. И, кстати, сообразил, что очень мало знает о том, как и почему летают вельботы данванов.

– И Кощей с ним, раз упал, – нервно сказал кто-то, – Нам каким местом припекло?

– Если он сел на планере – там могут быть живые, – напомнил Йерикка, и все, подобравшись, посмотрели в сторону Гоймира.

– Глянем, – решил тот, и, повинуясь его жесту, чета рассыпалась в цепь. – Кого вытропите – сводите. И – тихо, – добавил Гоймир и первым, как и положено князю, бесшумно зашагал в изуродованную чащу…

…Вельбот наверное сумел бы сесть – выпустив короткие широкие отростки-крылья, он планировал в чащу, как ножом, срезая даже не тоненькие деревья. Но навстречу попался невероятно могучий, кряжистый дуб – и они лежали рядом: вывороченное из земли с корнями славянское дерево и наполовину сложенный в неразборчиво-уродливую гармошку данванский агрегат. Одно крыло разлаписто торчало вверх – лопнувшее до половины от удара. Второе крыло оторвалось и лежало чуть позади, как серебристый плавник невиданной рыбины.

– Одно так и мы в горах-то садились… – прошептал Яромир, и Гоймир яростно на него зыркнул – на взгляд Олега, зря.

Горцы неспешно окружили вельбот, не приближаясь к нему. Олег подошёл тоже. Он не мог никак сообразить, что же такое кажется странным в этой машине… Размеры? Вельбот был больше транспортника… Нет, не размеры… Что же, что?..

– Вот странный цвет, – удивлённо заметил Богдан, нагибаясь, чтобы рассмотреть брюхо. – Й-ой, а низом-то!

Серебристый сверху, внизу вельбот был ярко-алым. Крылья украшали две диагональные полосы – золотая и прерывистая зелёная… Да, вот оно! Что за цвет?! Олег повернулся к Йерикке:

– Они что, свихнулись – так красить машину?!

Йерикка не ответил. Он то морщил лоб, то оскаливал зубы – и стоял на месте, тогда как остальные горцы бродили вокруг машины, ища место, где можно попасть внутрь. Вид у рыжего горца был такой, словно он мучительно старается вспомнить что-то важное…

И, едва Олег успел об этом подумать, как его осенило. Он дёрнул Йерикку за рукав со словами:

– Гражданская…

– …машина, – потрясённо, словно сделал открытие, закончил Йерикка и посмотрел на Олега. – Это «андхейб» службы гражданских перевозок «Дильте ордсто», отец летал на таких… Боги, я их сто лет не видел!

– Если он гражданский, то что он тут делал? – непонимающе спросил Олег, удивляясь сам себе: с его глаз словно упала пелена. Ну конечно, вот такими пёстрыми были и гражданские самолёты Земли, а он-то… Закоротило его этой войной!

– Это как раз понятно, – вздохнул Йерикка. – Рейс из столицы на Невзгляд идёт через Северный Полюс, ведь там тоньше всего атмосфера и легче уйти в космос… Но неужели отказал энергоприемник?! Я про такое с гражданскими машинами и не слышал!

– Не повезло, – философски пожал плечами Олег. – А вот где данваны?

– Погибли, – предположил Йерикка. Тут как раз спереди крикнули, что лобовое стекло залито кровью – очевидно, экипаж изнутри шмякнуло при ударе.

Продолжить разговор или перейти к осмотру друзья однако не успели. Данок окликнул от опушки:

– Й-ой, Йерикка, то что тут?!

– Пошли глянем, – отпихнув локтем пулемёт, Йерикка зашагал на голос.

Несколько мальчишек стояли возле связанной из веток треноги примерно по пояс человеку, разлаписто закрывшей собой участок вскопанной земли. На одной из сторон треноги старательно была прикручена металлическая квадратная пластинка – какая-то деталь обшивки вельбота – исчёрканная зелёными строчками линейного алфавита. Венчал надпись сделанный этим же цветом рисунок Грифона Данвэ.

– Могила, – изумлённо выдохнул Йерикка, останавливаясь, как вкопанный. – Я их ни разу не видел, только слышал, какие они… Парни, это данванская могила! – на его удивлённый крик начали подтягиваться, бросив осмотр, остальные, а Йерикка, нагнувшись, словно плохо видел, прочёл: – Ан Фарт йорд Кортен… ан Рунто йорд Лески… ан Рунто йорд Пенвик… лок Арвэ йорд Ритан… дэм Фарт й'Кассе… дэм Джиан й'Вэл… дэм Риан й'Вэл… вим Леи й'Ост… Тут лежат трое взрослых мужчин, взрослая женщина, три мальчика и девочка.

Ответом ему было удивлённо-непонимающее молчание. Все переваривали информацию. Точнее, её часть, заключавшуюся в том, что тут лежат… дети данванов. Но… разве у данванов могут быть дети?! Разве злые духи любят, сходятся по любви, рожают, как люди?! Нет, каждый из мальчишек знал, что это так и есть, это должно так быть, ведь откуда-то берутся данваны… но сердце не могло принять того, что все понимали умом. И даже Йерикка молчал – он тоже никогда не видел данванских детей, они не жили даже в тех частях городов, что были взяты данванами под свои крепости.

– Экскурсия, – вдруг сказал Олег. Не Вольг, а именно Олег, в котором разом ожили дремавшие воспоминания о жизни на Земле. К нему повернулись удивлённые лица, и мальчишка нетерпеливо объяснил: – Ну как вы не врубаетесь?! Это экскурсия, просто экскурсия! Какие-нибудь отличники или победители олиипиад, им устроили такую экскурсию. Может, они не из какого города и не летели, а просто облетали Мир, любовались сверху, а им читали лекцию или показывали достопримечательности… Обратите внимание, дети, внизу – Тёмная Гора, высочайшая вершина, континента…

– Харр Хамар, – поправил Йерикка никаким голосом. Олег переспросил:

– А?

– Тёмная Гора на их картах – Харр Хамар…

Его слова будто обрушили плотину. Олег увидел, как раздуваются ноздри ребят, как они сжимают руки в кулаки. Как?! Не на отвоёванной земле, на всё ещё свободной славянской земле – данваны уже заготовили названия для рек и гор, для долин и озёр?! Почему-то это подействовало на большинство горцев сильнее, чем сожжённые веси и убитые друзья.

– Харр Хамар, так? – сдавленным голосом спросил Гоймир. – А и добро на том… То ли все погибли?

– Не все! – Резан махал от опушки образованной падением просеки – за вельботом. – Тропу пробили, что тебе секачи! Вот она!

Все бросились туда. Действительно, тропа вчерашней давности свидетельствовала о том, что сколько-то данванов ушли с места катастрофы своими ногами. Опытные глаза горцев определили, что шли они медленно, и было их десятка два-два с половиной.

– Там что у нас? – Гоймир сощурился. Йерикка ответил:

– Чёрная Пуща, весь такая. Версты три.

– Так и пойдём, – тоном приказа отрезал Гоймир. – Перевидимся, случай-то й-ой как редкостный!

И первым зарысил в чащу.

Олег задержался. И Йерикка задержался тоже, потому что понял, зачем задержался Олег.

– К чему это? – хмуро спросил землянин, глядя на поломанные деревья. – Дети и женщины….

– Дети и женщины? – спросил Йерикка недоумённо. – А Панково? Каменный Увал? Сосенкин Яр? Мне что, всё перечислить?! Стрелково, город Каменных Котов! – Ты же сам говорил – их нужно убивать!.. И мы будем их убивать! Ещё как будем! – глаза Йерикки горели, ноздри раздулись и отвердели. – Пусть не думают, что это – как ты сказал?! – экскурсия! Из их благополучного мира – уж не знаю, где он! – в наш, где война!

– Они не виноваты в войне, – тихо, но упрямо сказал Олег. – Это взрослые. Отцы и старшие братья…

– Скажи это, когда вешают, мучают и жгут наших, – посоветовал Йерикка ровным тоном. – Скажи ИХ отцам и старшим братьям, что наши женщины, дети и старики не виноваты в том, что мы воюем. Скажи – и посмотри, остановятся ли они, – Йерикка говорил спокойно, но Олега отшатнуло от его глаз – физическим толчком. – Крикни, что наши родичи ни при чём! Думаешь, сражаются только те, кто держит оружие? Нет, воюют все. На любой стороне все и всегда воюют, все люди. «Наши», «не наши»… а что скажешь ты о ребёнке из лесной веси, который родился в ночь погрома и не был ещё ни славянином, ни данваном, ни анласом – но был сожжён вместе с остальными… за компанию?!

– Ничего не скажу, – отчаянно выдохнул Олег. – Но это… НЕПРАВИЛЬНО! Нельзя делать добро грязными руками!

– Так делай его чистыми! – крикнул, не выдержав, Йерикка. – Не можешь – не мешай! Ты идёшь?!

– Да! – огрызнулся Олег.

* * *

Войт Чёрной Пущи – высокий, седой старик – побледнев, медленно поднялся из-за стола, навстречу незваным гостям. Йерикка шагнул влево, держа пулемёт на локоть. Олег – вправо, автомат висел поперёк груди… Гоймир подошёл к войту вплотную, их разделял лишь стол.

– Данванов приветил, седая голова? – тихо и страшно спросил он. – Что ж так оно? Прикинул – не придём? Прикинул – нет стать горцев?

– Не мог я им отказать, князь, – старик стоял прямо, только левое веко подёргивалось. Молчали, сбившись в кучку в углу, его семейные.

– Не мог? – спросил Гоймир, не сводя с него глаз, – А то пулемёт тебе в голову припёрли? Дом палить злобились? Домашних твоих на огне жгли?

– Я не из страха их принял, – тихо ответил старик. – Там одни детишки, всё больше вас моложе… поранение есть.

– Хватит, – оборвал его Гоймир, – слушать тоска… Сам их расселял? Не то разобрали… по доброте?

– Разобрали… Внучек, – умоляюще сказал войт, – не тронь их. Христом-богом прошу, матерью твоей заклинаю… Того ж и ваши боги не велят – беззащитных рубить… Маленькие там у них, в братья младшие тебе годятся…

– Родных братьев не было у меня, – ответил Гоймир. – А братана одного у меня спалили данваны – заживо.

– Они ж не винова…

Под столом Гоймир яростно ударил старика ногой в пах.

– Мх… – кашлянул старик, сгибаясь пополам. Поднял искажённое лицо: – Не тронь их, внучек… бога ради…

– Ты!.. – кулак Гоймира в краге взлетел, но рука Йерикки перехватила его над головой. Гоймир обернулся – с такими страшными глазами, что Олег поёжился – окажись он на месте Йерикки, и лежать бы ему на полу с пулей в голове…

– Ты что творишь, князь! – гневно крикнул Йерикка. – Вот то и правда не дело! Ты что старого бьёшь?!

Гоймир без слов огрызнулся – рыкнул – и выскочил за дверь, только плащ обмёл косяк. Олег сердито бросил дрожащим в углу:

– Не тряситесь, не тронем… Пошли, Эрик.

На душе у него было невыразимо гадко…

…Из двух домов, где отдыхали данваны, стреляли – не часто, но метко, и из того и из другого. Ракетные пули с треском взрывались в брёвнах, крошили стены сараев и хлевов, за которыми скрывались горцы. Олег определил на слух – пара или тройка пистолетов, не больше… но подставляться глупо.

– Наружу! – надсаживался Гоймир, лёжа у стены сарая с ППШ наперевес. – Все разом выходите! Живой ногой, не то подпалим, гадючье семя!

– Файле ан хоорз, славс слим! – отчаянно крикнул высокий мальчишеский голос, и пистолеты зачастили снова.

– Ну, про меня с конём он напраслину сказал… – пробормотал Гоймир и поднял руку, чтобы отдать приказ… но боковое стекло в ближнем доме с мелодичным звоном вылетело, наружу, перекатываясь, выпрыгнул гибкий, собранный в комок мускулов человек. Он не собирался бежать – встав не колено, открыл яростный огонь по залёгшим горцам из пистолета, что-то крича. Олег видел искажённое юное лицо над воротником куртки – плотным, стоячим, широким – и дёргающийся пистолет в голых руках, вылезших из размашистых рукавов, что-то, похожее на большие часы – на левом запястье… Рыжий, как и все виденные Олегов данваны, мальчишка стрелял снова и снова, магазин его пистолета казался бесконечным, ещё два ствола поддерживали из окон – и Олег увидел, как из распахнувшихся дверей крайнего дома – дальнего от него, Олега, от Гоймира и Йерикки – выскочили, сбежали по крыльцу и бросились через улицу к огородам несколько девчонок, прижимавших к себе младших детей.

Три пистолета давали им призрачный шанс бежать.

Очень призрачный, развеявшийся тут же.

Чья-то кучная очередь угодила в грудь мальчишки, и его швырнуло на спину. Олег видел, как он встал на «мостик», выплёвывая кровь изо рта и колотя каблуками в пыли… Его пистолет всё ещё продолжал стрелять… В бегущих девчонок тоже начали палить, и две упали; стрельбу прорезал истошный крик, его перекрыл озверелый рёв:

– Кто дрягнётся – пулю промежь зенок! – и тут же взаимоисключающее: – Сюда, живой ногой!

– Скиван! – отчаянно кричали из дома. – Скиван, фрам! – и стонущее-отчаянное: – Фра-а-ам, йоооо…

– Сюда!!! – продолжал, опять кто-то, и Олег узнал Одрина: стоя на колене за углом сарая, он взмахивал стволом ППС, и девчонки, задержавшись около двух лежащих подруг, поплелись обратно, медленно и обречённо. А Гоймир кричал уже:

– Выходите! Разом выходите, не то часом кончим их! Ну!

– Най драган! – прокричал Йерикка. – Йов свистерин…

– Скунда! – огрызнулись из дома, и в пыль вылетел пистолет. Несколькими секундами позже из окна другого дома так же был выброшен второй.

– Выходят, – коротко бросил Йерикка. Гоймир кивнул, приказал Олегу:

– Вольг, дом по заду обойди, не ровен час – в лес потекут… Рван, а тот – твой!

– Иду, – кивнул Олег. Пригибаясь, перебежал к плетню, скользнул под ним, обогнул дом, держась за пристройками, потом – выбежал в сад, примыкавший к лесу почти вплотную, и взял на прицел окна.

И, едва он это сделал, как из окна ловко спрыгнула девчонка помладше его, в поблёскивающих металлом брючках, каких-то сандалетах и просторной, явно мальчишеской куртке. Не оглядываясь, она протянула руки к окну:

– Скиван!.. – услышал Олег её торопливый голос. – Ххах, о, слапр ценав!.. Скунда, скунда, най усфилма…

С подоконника ей в руки сполз пацан лет четырёх – с огромными от страха и напряжения глазами, но не плачущий, он лишь пыхтел. Девчонка прижала его к себе и, обернувшись, увидела Олега, стоявшего у ближайшего дерева с автоматом наперевес.

Секунду они все трое смотрели друг на друга. Потом мальчишка зажмурился и хныкнул. Девчонка прижала его к боку обеими руками и выдохнула ненавидяще:

– Слим стиер… славс ратта… Най хавиан, айбеним, беним, бним, йланос!

Губы её дрогнули и она плюнула в Олега, но не попала.

– Беги, – немногочисленные данванские слова вылетели из головы мальчишки разом. – Беги в лес. Прячься, беги! – и он махнул рукой, посторонившись.

Девчонка отступила назад, неверяще глядя на Олега. Потом стрельнула глазами за его спину и криво усмехнулась. Кивнула на автомат:

– Скиота ин артс? Лайс…

– Беги, застрелю! – выкрикнул Олег. И она метнулась отчаянным прыжком, таща за собой мальчишку, побежала среди кустов, пригибаясь и петляя… Олег отвернулся…

…Двое парней лет по 14–16 стояли впереди, словно закрывая собой остальных. У одного левое плечо было замотано оторванным рукавом куртки – небрежно, наспех. Олег обратил внимание, что материя не впитывает кровь, и та всё никак не уймётся. «Этих убить будет легче, – обмирая, подумал Олег, – а остальные?!»