Текст книги " Красный вереск"

Автор книги: Олег Верещагин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 38 страниц)

– Без вопросов, – Сашка вновь махнул рукой и поспешил за своими.

А чета вдоль гор двинулась на север – к Ольховой, за которой из лесного моря вздымались вершины Тёмной и Перуновой Кузни…

…Снова моросило. Погано так – англичане про такой дождь говорят «идёт кошками и собаками», что как нельзя лучше применимо к ситуации, когда вся крыша над головой – плащ и сплетённые ветви кустов.

– Оно и снегу пора, – проворчал Холод. – А тут…

Олег молча спасался от текущей под задницу воды на своём крошне. По его глубокому убеждению, снегу было ещё сильно не пора, и вообще – боги к ним весьма, милостивы. Кстати, сегодня он заметил, что фактически гол до пояса – остаткам его ковбойки мешали развалиться только жилет Бранки и ремни снаряжения. Дома в такую погоду он свалился бы с гриппом…

Под ветви влез, согнувшись втрое, Резан.

– А как оно? – спросил его брат.

– Тучи на перевалах, – отозвался Резан, которому дали место. – Окоём – что тебе молочный кисель. Да кисель вкуснее будет стать.

Сидевший с краю Святомир, высунув руку из-под кустов, сделал вид, что зачерпывает туман ладонью и ест с неё.

– Воды перехватили, – под общий негромкий, но дружный смех объявил он. Но смех утих быстро – все примолкли, теснее прижавшись друг к другу.

– Слышали? – вдруг спросил, подняв голову, Краслав.

– Что?

– Что такое?

– Слышал что?

– О чём, Краслав?

– А то ли и правда, не слышали? – спросил Краслав, обводя всех изумлённым взглядом: – Крик-то?

– Крик? – эхом откликнулся Йерикка. – Нет, ничего. А вы, ребята?

Посыпались отрицательные ответы. Мальчишка хмыкнул:

– То ли сплю… Вопль приснился, да дикий такой…

Йерикка смотрел на Краслава с непонятным Олегу беспокойством. Тот поддёрнул плати и, судя по всему, в самом деле решил уснуть. Вновь установившееся молчание нарушил Морок:

– Стать, то сирин орала?

– Дошёл, – пробормотал Йерикка. А Гоймир выругал Морока:

– Смолкни, пусто тебе быть!.. Приснилось ему что, вот и всё!

Снова стало тихо. Дождь шуршал по листьям и плащам, но мальчишки, греясь друг о друга, постепенно начали задрёмывать. Олег тоже уснул, привалившись к плечу Йерикки, который и разбудил друга минут через сорок.

– Что такое? – осипшим голосом спросил Олег. Он сообразил, что не спят уже многие, а сидящие с краю внимательно всматриваются в облачную муть, выставив оружие.

– Ходит кто-то, – тихо пояснил Йерикка. – Сперва по осыпи… потом там, по скалам, по сосняку…

Олег почувствовал, что его продрало морозом. Помимо воли он уставился в туман, стараясь рассмотреть там что-нибудь. Но было неподвижно и тихо – лишь дышали ребята, да вдруг отчётливо и странно застучали камешки на осыпи.

Странно – почтя два десятка смелых, сильных, хорошо вооружённых ребят, не боявшихся ни рукопашной, ни численного превосходства, врага, превратились в напуганных детей перед чем-то, бродившим вокруг. Всем в головы полезла разная мистика. Казалось, что кто-то внимательно и недобро рассматривает их из тумана… а главное – отлично видит не только ребят, но и их страх. Кто-то уже бормотал заклинание.

– Скаж, – тихонько шепнул Гоймир, – скаж уводничий, и всё тут…

Но в голосе его не было уверенности. И Олега словно под рёбра толкнули.

– Пойду-ка посмотрю, – сказал он и, перехватив автомат, начал выбираться наружу.

Пример – великое дело, да и трудно трусить, когда твой друг уже преодолел страх. Горцы начали выползать следом.

– Слышите?! – вдруг резко выпрямился Краслав: – Ну, этот час слышите?

Все замерли. Снова щёлкали камни, и Гоймир зашипел:

– А то… Понову на осыпи…

– Й-ой, нет! – со злым нетерпением бросил Краслав. – Крик!

– Да тебя! – раздражённо и испуганно пробормотал кто-то. – Тут и то… – он не договорил, но явно хотел сказать «страшно». Однако, все вновь прислушались. Сейчас стояла полнейшая тишина, звонкая, как хрусталь. Облачная вата плыла словно сама по себе, обтекая замерших с оружием в руках парней.

Олег почувствовал, что ему не хочется идти навстречу чему-то неизвестному сквозь эту мокрую муть. Но и трусить, отступать – было не в его стиле. Держа автомат наперевес, он шагнул вперёд.

– Вольг, пожди, – окликнул его Краслав, – я…

Резкий, отрывистый и страшный треск винтовочного выстрела прозвучал, казалось, совсем рядом. Стреляли на голос, очень точно. Бедняга Краслав вдруг завертелся на месте, как часто бывает при попадании в голову – и грохнулся на камни. Однако, неожиданно поднявшись, – из головы чёрным ручейком бежала кровь, – он выкинул руку куда-то в направлении ручья и закричал чужим, деревянно-скрипучим голосом:

– Гляньте, гляньте, она плачет!

Горлом у мальчишки хлынула дымящаяся розовая пена, и он, упав снова, быстро и часто задёргался.

Все услышали уже знакомый звук – щёлканье камешков, только на этот раз – частый и ещё более быстрый, кто-то убегал вверх по осыпи.

Гоймир начал стрелять первым и, кажется, сразу же попал, но и другие били туда же, вспарывая туман кипящими следами трасс. Что-то с шумом покатилось по осыпи, горцы бросились на звук.

Уткнувшись лицом в щебень, под низом осыпи лежал, раскидав руки и ноги, хобайн – мёртвый, как камни вокруг, в него попали не меньше десятка пуль, и сверху, от того места, где он упал, тянулись быстро размываемые дождём кровавые следы. Рядом, мокро поблёскивая воронёным стволом, валялась снайперская винтовка – такая же, вспомнил Олег, как у убитой им в Древесной Крепости девчонки.

– От своих отбился, надо стать, – сказал Гоймир, – вытропил нас, следил, а тут мы вышли – не удержался… Что тебя понесло?!

Олег замер, неверяще глядя на Гоймира. До него не сразу дошло, что тот его фактически обвиняет в гибели товарища!

– Ты хочешь… – медленно начал он, но Резан хмуро перебил:

– Будет, Гоймирко. Глупство это.

Неизвестно, что и кто сказал бы дальше, но подошедший Йерикка сообщил:

– Краслав мёртв.

Спорщики сразу замолкли, уставившись себе под ноги. Смерть Краслава была до совершенства нелепой – пуля, пушённая в тумане на звук, только потому, что мальчик не вовремя заговорил.

– Пошли, нечего на дожде стоять, – нарушил тишину Йерикка.

Все разом, посмотрели на невидимое небо. Надо же, а они и перестали замечать, что идёт дождь… Молча и неспешно двинулись к стоянке.

Йерикка задержался возле закинутого плащом тела. Олег остановился тоже, пиная камешки ногой.

– Умер сразу, – глухо сказал Йерикка. – Не знаю, как он ещё разговаривал…

– Эрик, – начал Олег, – неужели…

– Нет, – ответил Йерикка, поправляя плащ на пробитой голове Краслава.

– Что? – удивился Олег.

– Ты ведь хотел спросить, не виноват ли в смерти Краслава? Нет, не виноват. Это просто пуля.

– Утешение, – вздохнул Олег, глядя на мокрый плащ, тяжело облепивший лежащее тело. Там, где лицо, плащ поблёскивал, промокший не от воды, а от крови. – Знаешь, Эрик, я дома часто не делал разных мелочей, которые мне поручали родители. Лень было. Хочешь скажу, почему? Я был уверен, что это всё равно сделают за меня. А здесь мы делаем вещи, о которых я и помыслить не мог. И не жалуемся, потому что никто за нас этого делать не станет. Ни-кто…

Йерикка кивнул, но вид у него был отсутствующий, и Олег не понял – его словам кивал Йерикка, или каким-то своим мыслям. А рыжий горец внезапно сказал:

– Желя… помнишь, Краслав всё талдычил, что слышит крики?

– Ну?

– Он слышал, как кричала его Желя, – ответил Йерикка. Олег недоумённо посмотрел на него, но Йерикка предельно серьёзно продолжал: – Карна перерезала нить Огнивы. Желя это почувствовала и закричала. А Краслав ощутил, так бывает.

– Да ну, – только и смог сказать Олег.

– Говори, что хочешь, – торжественно и непреклонно заявил Йерикка. – Помнишь, он кричал ещё, что видит, как она плачет? Это ведь он уже ОТТУДА кричал.

Олегу сделалось не по себе, и он возразил:

– Попадёт бронебойная в башку, ещё и не такое увидишь…

Но Йерикка только покачал головой. Он больше не был расположен об этом говорить…

…АКМС Краслава с подствольником взял себе Морок.

* * *

– А жрать охота, тупиком Перуновым клянусь, – вздохнул Богдан.

– Заткнись, а? – попросил его Олег. Есть хотел и он, причём так, что живот просто-таки непрерывно ныл тупой болью.

– Замолкните все, – приказал Гоймир. – Я-то не меньше вашего хочу!

Олег, выбирая место, куда поставить ногу на мокрой осыпи, вдруг подумал, что и он сам, и остальные здорово изменились. Раньше они чаще шутили, подкалывали друг друга, мечтали, болтали на разные темы, не касающиеся войны… Последнее время они воевали, спали, ели и шли. Шли – больше всего и молча. А если говорили – то о еде и войне. Или ругались по мелочам внезапно и зло, вспоминая старые обиды, которые, если подумать, и одного-то чиха не стоили. И даже учебные схватки вдруг превращалась в настоящие поединки со злыми выдохами и ударами, выворачивающими кисти.

Трофейную рацию пришлось бросить – они не знали, что в чете Горда один парень, поссорившись с лучшим другом из-за места у костра, зарубил его ударом меча. И тут же, осознав сделанное, бросился на меч сам…

Ещё несколько чёт были вынуждены уйти из зоны боёв – люди оказались предельно измотаны, больны от усталости… Чету Гоймира спасали от чего-то подобного сразу несколько обстоятельств: личный пример и твёрдое руководство Гоймира, настойчивая жёсткость Йерикки, полное хладнокровие Олега в любых обстоятельствах, талант Гостимира. И всё-таки, оглядываясь и осматривая лица друзей, Олег отмечал, что с них сошла значительная часть человеческого.

«Так вот что самое опасное, – думал Олег. – Война стирает с человека… самого человека. Наверное, не всякая война, а именно такая. Непрерывная… Род и все боги, пусть никто и никогда не оценит того, что мы сделали, пусть о нас вообще забудут, но если после всех этих мук мы ещё и проиграем!.. Над этим можно будет посмеяться вдосталь. Жаль, что в здешнем пантеоне нет никого вроде Локи[30]30
  Хитрый, проказливый, находчивый и даже злокозненный бог-насмешник из скандинаво-германского пантеона. Действительно безаналоговый персонаж в мировом мифологии.


[Закрыть] – это было бы по его ведомству, а то Кощей больно серьёзен для такого прикола…»

Оценивая свои чувства, он приходил к выводу, что перестал бояться смерти. Причём – не как раньше, когда он слабо представлял себе, что это такое. Познакомившись с нею довольно близко во всей её неприглядности, он не начал её бояться. Скорей – гордился тем, что идёт октябрь, они уже столько отплясывают трепака с Белой Девкой – и живы. И сражаются. А значит – враг не движется вперёд. Только это могло иметь значение.

«Скольких же я убил? – подумал Олег, взглянув вверх. Попытался подсчитать – не получалось. Не вспоминались ни лица, ни обстоятельства. – Наверное – много. И никого не могу вспомнить.» Зато припомнилось другое – как в одной книжке ему попалась строчка из дневника известного в прошлом детского писателя Гайдара, деда горе-экономиста из нынешних. Дед – его звали Аркадий – тоже начал воевать в четырнадцать лет. А уже в его взрослом дневнике была эта строчка: «Вспоминались люди, которых я убил в детстве.» Может быть, и он когда-нибудь вспомнит… если останется жив.

Они выбрались на край осыпи. Дальше начинался спуск в долину реки Ольховой. Эти места были защищены горами со всех сторон от океанских и северных ветров. Соседство со Светлоозером и большие реки – Ольховая и Воронья – обеспечивали высокую влажность. Тут было туманно и тепло.

Небольшой прозрачный родничок, выложенный по краю кирпичами явно человеческой рукой, тихонько булькал и плескался. Тут же стоял берестяной ковшик. Подальше начиналась роща, а правее виднелась – верстах в пяти – весь лесовиков. Казённые Коты были не против такого соседства… Горцы тяжело бухались наземь у родника. Возле небольшого болотца, черневшего в тридцати-сорока саженях слева, густо рос рогоз, и скоро все жадно ели белые, видом похожие на бананы (а вкусом – на ничего, консистенцией же – на мыло) корешки.

– Гоймир, – сказал Олег, – еду надо добыть, а то ослабеем.

– Говори, – откликнулся Гоймир, лежавший на спине. Обветренное, похудевшее лицо юного князя казалось совершенно бесстрастным.

– На полях у вески должно что-нибудь быть.

– Красть? – спросил Гоймир и усмехнулся: – А то и… Всё одно, про нас, горцев, говорят, что мы воры… Да и места не зря Оленьей Долиной прозваны…

– Я опробую охоту, – предложил Яромир. – Возьму кого, да и сходим.

– Ну а я на поля, – дополнил Олег. Он вообще-то чертовски устал и с удовольствием просто полежал бы у ручья, а потом – поспал, да только отказываться было нечестно. – Эрик, пойдёшь со мной? – рыжий горец молча кивнул, а Богдан попросил:

– И меня бери.

– Добром на костёр, – сказал Святомир, и Богдан огрызнулся:

– Жаба давит?!

– Покойней, малёк, – уже себе под нос буркнул Святомир. Богдан сделал вид, что не слышит.

– Вернёмся часа через три, – пообещал Олег. Ему посоветовали:

– Одно там местом репу не парьте, уж потерпите малость.

– Ха. Ха. Ха, – раздельно выговорил Олег. И добавил с отвращением: – Ну как остроумно… ослоумно!

Горцы не знали, кто такой осёл, и ответ был добродушным:

– Посохло остроумие, кормили-то плохо…

Олег счёл за лучшее не отвечать. Яромир, взяв с собой Резана и Рвана, уже шёл в сторону рощи, и землянин махнул «своим»:

– Пошли! – изрёк он сакраментальное.

Йерикка повесил на плечо пулемёт, и это не показалось Олегу странным или смешным. Поход за репой и капустой в любой момент мог превратиться в схватку.

– Пошли.

* * *

Через полчаса они вышли к Ольховой. Широкая, но мелкая река текла быстро, вскипая бурунчиками и рябью на перекатах и отмелях. Тут и там в неё вбегали ручейки, и Олег подумал, что летом тут настоящая парилка.

Шли молча. Каждый ловил себя на мысли, что, если и заговорит, что обязательно о еде. Йерикка шагал последним. Богдан – впереди, шагах в двадцати. Он вызвался сам, и Олег созерцал его спину с пятном между лопаток на рубашке: царило безветрие, припекало сильно – казалось, что не октябрь, а август на земле. Волосы у Богдана, падали на плечи и выглядели мокрыми – на самом деле они были просто грязными, и Олег знал, что его волосы – таких длинных он в жизни не носил, стригся-то полгода назад! – выглядят так же жутко.

Наверху, в небе, кругами ходили какие-то хищники, каких не водилось на Земле. Но повадки у них и тут были прежние – кружиться над мёртвым или обречённым животным. Уж не над ними ли?..

– Смотри-ка, то что? – Богдан остановился и указал рукой вниз, на перекат. Олег всмотрелся, но Йерикка уже, кажется, понял – что. Пробормотав «Боги!» – он начал широкими, заверенными прыжками спускаться к воде.

Олег и Богдан, переглянувшись, заспешили следом. Тем не менее, когда они добежали до Йерикки, он, стоя по щиколотку в воде, уже смотрел, тяжело дыша, себе под ноги.

На перекате лицом вниз лежал горец. Длинные волосы шевелились в воде, и казалось, выброшенные над головой руки шевелятся тоже, словно убитый цепляется пальцами за камни на дне, боясь, что его унесёт… Ножны меча, закреплённые за спиной, были пусты.

– Ничего себе… – тихо сказал Йерикка. Нагнувшись, перевалил убитого на спину. Богдан сдавленно охнул, Йерикка повторил: – Ничего себе…

Лицо убитого было наискось развалено ударом клинка, рану размыла вода. Череп и лицевые кости оказались прорублены. Йерикка нагнулся, снял рассечённую повязку, алую с чёрным силуэтом птицы. Сказал:

– Орлы… Нельзя его так оставлять. Помоги, Вольг.

Он взялся за плечи, Олег – за ноги. Ноги в кутах были как твёрдое палки, обтянутые мягкой холодной резиной, прикосновение к ним вызывало тошнотную дрожь.

Они опустили убитого на гальку, и Йерикка собирался обшарить его на предмет более точного выяснения того, кто он был, но Богдан выдохнул:

– Вниз…

Они уже давно отвыкли задавать вопросы в таких ситуациях – просто распластались на камнях, схватившись за оружие. И почти тут же увидели то, что увидел до них Богдан.

Шагах в ста, по другому берегу, бежал горец. Бежал без оружия… нет, в левой руке у него был пистолет, а в правой – обломок меча, рукоять и вершок лезвия. Лицо бегущего окаменело, перекошенное отчаяньем.

– Из четы Вийдана, – пробормотал Йерикка.

– Й-ой… – начал подниматься Богдан, но Олег припечатал его к гальке толчком в спину, прохрипев:

– Смотрите?

Все трое обмерли. Следом за бегущим по берегу мягко и быстро неслись не меньше сорока хангаров – потоком, массой, поблёскивая вскинутыми саблями.

– Убьют его… – простонал Богдан. Йерикка, смертельно побледнев, ответил спокойно:

– Да. А вмешаемся – и нас тоже, и его мы не спасём.

Йерикка был прав. Но то, что произошло дальше, заставило Олега вцепиться в камни, снизывая кожу на пальцах. Он слышал, как дышит открытым ртом Богдан, как Йерикка словно откусывает воздух…

Орёл понял, что ему не убежать. Хангары нагоняли его играючи, с садистской неторопливостью, взвизгивая и клекоча на своём языке, смеясь… Горец не захотел умирать от удара в спину – повернулся и, что-то нечленораздельно выкрикнув, бросил во врагов сначала обломок меча, потом – пистолет, очевидно, пустой… Выхватил камас… но передний хангар, быстро нагнувшись, ловко и точно ударил славянина саблей в правое плечо – послышался злой выдох, короткий треск разрубаемых костей. Хангар отточенным движением вырвал саблю, дёрнув на себя – освобождая оружие и одновременно вгоняя его глубже, в середину груди.

Струя крови из распоротого лёгкого брызнула через рот выгнувшегося назад мальчишки. Второй хангар, пролетая мимо, прервал агонию ударом по шее наискось – голова упала на камни, следом рухнуло тело. Ещё кто-то поддел отрубленную голову на конец копья, и всадники тучей заклубились над лежащим, топча обезглавленный труп конями.

Олег спрятал лицо в сгибе руки. Он ощущал себя скотом. И не поднимал головы, пока Йерикка не тряхнул его за плечо:

– Вставай, надо идти.

– Куда? – стараясь не заорать, спокойно спросил Олег.

– Богдан пойдёт к нашим. А мы с тобой – по ручью. Надо посмотреть, что там творится.

Противоположный берег был пуст, лишь на камнях блестели кровавые пятна, да лежали разбросанные куски того, что было славянским парнишкой из племени Орлов. Голову хангары забрали с собой.

* * *

Идти оказалось недалеко. Шум схватки был слышен сажен за триста, и мальчишки, переглянувшись, молча свернули за кусты, под прикрытием которых выбрались на каменистый холм, где и залегли у корней огромнейшем сосны.

Тут всё было предельно ясно. Вийдан, сын старого князя, соперник Олега в рукопашном бое на ярмарке, выбрал, как ему казалось, идеальное место для стоянки – нечто вроде небольшой каменной чаши с одним выходом, где в случае чего можно, было держать оборону, как в крепости. Но эта чаша стала ловушкой. И никому не суждено было уже узнать, что произошло – часовой ли заснул, подползли незаметно вражеские лазутчики, или ещё что. Засев на верхнем краю чаши, спешившиеся хангары открыли ураганный огонь по спящим мальчишкам. Со своего наблюдательного пункта Олег и Йерикка видели жуткое месиво из останков снаряжения, плащей и оружия, в которое были превращены не успевшие даже проснуться горцы. Несколько человек с оружием лежали около камней, среди снаряжения… Когда же огонь перестал доставать немногих сумевших укрыться, в долину ворвались конные…

Орлов в живых оставалось четверо. (Тех, что погибли у ручья, Вийдан, наверное, успел как-то послать за помощью… или почему-то решил их спасти, что вернее) Они стояли у большой, наклонной, вросшей в землю глыбы.

Сам Вийдан – Олег узнал его – с перекошенным лицом, левая рука замотана обрывком плаща – и ещё один, совсем сопливый – собой защищали двух других. Парень с забинтованной головой придерживал привалившегося спиной к камню мальчика, раненого пулей в горло – он выплёвывал кровавые струйки… Хангары кружили рядом, не спеша нападать, хохоча и изощряясь в издевательствах на ломаном славянском.

Скорее всего, они боялись. Пятеро их товарищей лежали на камнях зарубленные, меч Вийдана и оба клинка его младшего соратника покрывала кровь.

– Нападайте! – выкрикнул Вийдан. Ответом ему был издевательский смех. На белых губах воеводы выступила пена. Он прокричал: – Добро! Иду, Дажьбоже Солнце Светлое!

Взвившись в воздух, он оказался между двумя хангарами. Левый взмахнул саблей, обрушивая удар на голову Вийдана. Тот отбил лезвие… раненой рукой. Сабля начисто снесла её ниже локтя, но Вийдан захохотал, плеснул своей брызнувшей кровью в глаза хангару и, ткнув второго, так и не успевшего замахнуться, мечом под пластинчатую броню, в пах, вышиб его из седла. Потом – махом отсёк передние ноги лошади… Спешенный хангар, подскочив спереди, с нескольких шагов ударил в грудь Вийдана из винтовки. Тот качнулся назад под ударами пуль, но тут же шагнул вперёд. Визжа, хангар стрелял, пока не кончился магазин – почти одновременно с этим меч Вийдана снёс ему голову. Кровь хлестала, из дыр в груди и спине Орла, но он шагнул вперёд, не роняя меча. Ещё двое открыли огонь из винтовок – из спины Вийдана брызнуло крошево. Заехавший сзади хангар рубанул парня по плечу, толкнул конской грудью… Вийдан – в открывшейся на спине ране блеснул позвоночник, выпятились, натягиваясь, сухожилия – развернулся, махнул мечом, всё ещё не желая умирать… и рухнул к ногам своих убийц, которые всё ещё неверяще, с испугом, смотрели на него.

Товарищ Вийдана воспользовался происходящим умело. Бросившись вперёд, он ударом камаса распорол одной лошади брюхо, рубанул по плечу спешенного воеводой хенгара, оставил вылетевший из рукава кистень в черепе другого, повалившегося с коня в пробитом шлеме, быстро крутнулся, ссёк всадника выпотрошенной лошади, метнул камас в перезаряжавшего винтовку хангара… и встал на колени, закрывая быстро оплывающее кровью лицо. Его ещё раз ударили по голове, отсекая часть черепа, падая, мальчишка вскинул обе руки, сжав ими рукоять меча – именно тогда Олег узнал его.

Тёрн.

– Всё, – шепнул Йерикка и наконец-то спрятал лицо в мох – так, что выступила вокруг бурая, грязная вода, словно хотел утопить в этой жиже память об увиденном.

А Олег смотрел. Оставались ещё двое раненых. Тот, с перевязанной головой, тоскливым и гордым взглядом обвёл приближающихся врагов. Прищурясь, посмотрел на небо. И быстрым, уверенным движением камаса перерезал горло своему товарищу.

Спешившиеся кривоногие уродцы, похожие на орков с иллюстраций: к книгам Толкиена, бросились к горцу. Он, неожиданно выпрямившись, до жути звонким, прощальным голосом прокричал ввысь:

– Будь, солнышко! – и, вогнав камас себе в солнечное, начал медленно, не отнимая ладоней от рукояти, сползать по камню вниз. На лице его обрисовался полный, окончательный покой.

Кого он звал? Солнце в небе? Или ТУ, ту, кого называл солнышком, кого целовал на площади своего кремля, кому обещал вернуться?..

…Смотреть на то, как хангары, грызясь и повизгивая, обирали убитых, было труднее, чем на само побоище. Чувство гадливости стало почти непреодолимым, Олегу казалось, что внизу шмыгают не люди, а какое-то злобные твари из басен. Да, убитые не было уже ни больно, ни обидно… но как же больно и обидно было Олегу!!!

Наконец хангары, повскакав на коней, убрались из смертельной ямы. И тут же большой ширококрылый стервятник, неподвижно сидевший до той поры на старой, согнутой ветрами, сосне, хрипло засипел и, сорвавшись вниз, пошёл снижаться спиралью…

– Пошёл! – заорал, вскакивая, Олег – даже ничуть не боясь, что его услышат ещё недалеко отошедшие враги. Швырнул в птицу камнем, и та, снова засипев, вернулась на свой пост… Стервятник много лет прожил на свете и знал по опыту, что двуногие так и так не уберут всё, останется и ему на поживу…

Йерикка поднял голову. Грязная вода стекала по лицу, но он неожиданно широко улыбался.

– Знаешь, куда они пошли? – спросил Йерикка тихо и весело, почти убедив Олега в том, что его друг сошёл с ума, – Они в весь пошли. А мы за ними поедем. И подождём ночи… – он засмеялся, но резко оборвал смех. – А потом мы их всех перережем. Всех… – он медленно поднялся и провёл пальцем перед лицом Олега, – всех… всех… К Кощею их всех без возврата! – и он вдруг рухнул на камни и начал кататься по ним, рыча, что-то выкрикивая и. выдирая целые куски мха.

С хладнокровием, которого он не ожидая сам от себя, Олег выплеснул ему в лицо воду из баклажки.

– Хватит, – сказал землянин, грубо толкнув дышащего открытым ртом рыжего горца в бок. – Кончай истерику. Пошли посмотрим.

– Пойдём, – Йерикка легко поднялся, и лицо у него было уже совсем спокойным…

…Олег пожалел, что спустился вниз, почти сразу. Смерть от бивших в упор многих стволов была кровавой и неприглядной. Внизу лежали девятнадцать трупов. Вийдану везло – он не только не потерял за прошедшие месяцы никого из своих, но где-то подцепил пополнение. И все они погибли тут – большинство в этом бою, а двое – у ручья.

Речь шла не о том, чтобы похоронить или хотя бы прикрыть погибших. Это – потом. Пока что они не обидятся, если их оставят лежать на камнях. Они обидятся, если лягут в могилы неотомщенными. Но это им не грозит. Даже если Рысям Гоймира придётся погибнуть за своих кровников Орлов. Месть, месть за своих, за славян! Месть страшная и неотвратимая, как гром Перуна! Месть!

Так думали и Олег, и Йерикка. А пока они начали, сами не зная, зачем это делают, стаскивать трупы в одно место. Может быть, просто потому, что ничего не делать и оставаться тут было страшно. За этим занятием их и застали вбегавшие в ложбину горцы.

Видно было, как они спешили – уж кто знает, что наговорил им Богдан. Но, вбегая на место трагедии, они останавливались и застывали в ужасе и гневе. Одрин вдруг закричал и бегом бросился к одному из тел, которых не успели коснуться Олег и Йерикка; Гоймир и Яромир разом его перехватили, стиснули, прижали к себе.

– Пустите! Сполох! – пронзительно закричал Одрин, и только теперь Олег узнал его брата-погодка, с которым Одрин в Вересковой пошёл в резные четы, из-за чего-то крупно повздорив. Но… если Сполох с Орлами – значит, и чета Борислава, в которую он ушёл, погибла?!. Едва ли Одрин думал об этом – он извивался так, что повисших на нём ребят мотало пушинками: – Сполох, й-ой, Сполох! Как стану теперь?! Что матери скажу, брат мой, брат!..

Вспышка ослабила Одрина. Его повалили. Гоймир, придерживая голову художника, что-то шептал. Потом – поднял голову:

– Ну что?

– Ушли в весь, – мотнул волосами Йерикка.

– Пойдём?

– А можно не ходить?

– Там они разом упьются и завалятся спать, – Гоймир широко улыбнулся, но одними губами: – А умные-то тем часом и идут, как дураки спят… Что та весь?

– Хрустальный Родник, – ответил Йерикка, а Олег добавил:

– Поэтичное название.

– Дай срок, выжлоки-то им друг друга стращать станут, – пообещал Гоймир, вставая. Одрин сел, обхватив голову руками: – Далёко ж?

– Вёрст семь. Добежим по холодку.

Гоймир кивнул и, отвернувшись, оглядел место побоища.

– Заплатят они нам, – почти прошептал он, – да и мы уж платим…

Олег тоже осмотрелся, будто всё тут впервые увидел. И понял отчётливо – этого не забыть никогда. И не ради мести, а просто потому, что такое не получится забыть, даже если очень-очень захочешь… Не важно – победим, проиграем: любой итог уже не вернёт к жизни никого из погибших ребят. Для них всё кончилось здесь – кончилось, больше НИЧЕГО не будет.

* * *

Чета бежала не слишком быстро, но уверенно, не спотыкаясь на осыпях, не попадая ногами в расщелины – только еле слышно шуршали куты на камнях, да слышалось ровное, размеренное дыхание. Наследили хангары здорово, не собьёшься…

«По холодку добежим, – вспомнил Олег слова Йерикки. Сейчас они звучали иронично: пот заливал глаза, струился по спине, автомат при каждом прыжке беспощадно всаживал рукоятку затвора под рёбра. – Вот тебе холодок!»

Сердце дрожащим комком подкатывало к горлу. Рваный ритм бега выбивал из равновесия, ноги, казалось, отказываются служить, и Олег серьёзно опасался, что может просто упасть. Мысли о погибших или предстоящем бое его больше не волновали. Погибли? Отлично, им не надо никуда бежать! Не надо вообще шевелиться… Бой? Да великолепно, ура, лишь бы не надо было так двигать ногами… Да-а, это не стадион…

Но Гоймиром он ещё мог восхищаться – и совершенно искренне. Князь-воевода вёл себя, как настоявши предводитель: не только бежал, но ещё и вертелся вокруг остальных бегущих, следя, чтобы никто не отставал, подбадривал, подгонял. Казалось, он совершенно непрошибаем для усталости. Хотя это, конечно, так не было, просто не могло быть так.

Олегу казалось, что он бежит по раскалённому железу. С ужасом ожидая очередного толчка боли при приземлении, мальчишке клялся себе, что не сможет больше сделать ни шагу, что он просто упадёт… но тело снова взвивалось в воздух в очередном прыжке. И ещё. Я опять…

…До Хрустального Ручья чета добралась около двух часов ночи, в то самое время, когда становилось уже по-настоящему темно.

Три десятка, аккуратных домиков стояли в форме креста вдоль двух улочек, сходившихся у церкви. Деревню окружал словно светящийся в серой тьме березнячок. О то всей картины веяло бы покоем и миром ночного отдыха… вот только два дома уже догорали, на улицах лежали тут и там длинные тёмные мешки. Трупы… Возле нескольких домов стояли, привязанные и рассёдланные кони хангаров.

Всё это очень мало интересовало Олега. Он рухнул в начавший уже жухнуть папоротник, растянул ремни кутов и стащил их с пылающих ног, стиснув зубы, с удовольствием поставил ступни на мох. Не сбил нигде – и то хорошо…

Остальные тоже разувались. Гоймир никого не торопил – сидел, прислонившись затылком к камню, закрыв глаза и уронив руки на колени. Он разуваться не стал.

– Мне он что-то не нравится, – еле слышно шепнул Олег Йерикке, который рядом растирал подъём ног. Не поднимая головы, тот усмехнулся:

– Не удивлюсь, если он решил себя в конце концов загнать.

– Мне что, до конца дней своих чувствовать себя виноватым?! – раздражённо спросил Олег. Йерикка головы опять-таки не поднял:

– Не пытайся о нём заботиться, ему от этого только хуже. Трудно оставаться другом тому, кто увёл у тебя девчонку, а уж принимать от него заботу… – Йерикка вздохнул.

– До чего хорошо ты умеешь успокаивать…

– Ты хочешь сказать, что нуждаешься в успокоениях? – Йерикка пошевелил пальцами ног и констатировал: – Нормально. Вообще-то бегают в таких местах самоубийцы и, те, кто очень торопится.

– А мы кто? – осведомился Олег, подтягивая автомат ближе и снимая его с предохранителя.

– Мы самоубийцы, которые очень торопятся, – серьёзно ответил Йерикка.

В наступившей тишине прокричала утренняя птица. Уже вновь светало, стояло полное предутреннее безветрие. Деревенька, деревья, скалы, луга – всё казалось написанной умелой рукой картиной. Абсолютная неподвижность пейзажа усиливала впечатление.

– А то ещё поедим? – предложил Морок.

Его предложение встретило одобрение, и скоро все уже жевали «траву», как называл Олег разные съедобные растения.