Текст книги " Красный вереск"

Автор книги: Олег Верещагин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 38 страниц)

Он оторвался от бумаг и огляделся. Всего через два месяца?! Так скоро?! Уйти – и не будет больше ничего этого, только в снах увидится кремль и город, и яблони, оберегаемые каменными откосами от суровых зим…

«Отец! – отчаянно воззвал. Йерикка. – Помоги, подскажи, я запутался! Остаться, может быть?! Не страшно, страшно останься и погибнуть без смысла… Отец, отец…» Он спрятал лицо в руках и сидел так, пока не вошёл Гоймир. Молча сел напротив, положил на стол руки. Улыбнулся левой стороной лица – правая, рассечённая тесаком, так и осталась неподвижной, как ни стирались лекари и сам Йерикка… Ну, шрам – это ерунда. Дважды за эти два месяцы уже намекали Гоймиру послы из других племён – неплохо бы молодому князю хозяйку в дом. Причём во второй раз – были это послы от Серых Медведей. Конец старой вражде… И с Орлами – конец, он, Йерикка, решил по весне играть свадьбу, не испытывать больше судьбу. В нём тоже княжеская кровь, а та, что ждала его, о которой рассказал он, готовясь погибнуть, Олегу, дочь князя, сестра княжичи… Старый боец живым вернулся с гор, а внук его погиб.

Бывает так… Нет, не уйти нельзя – как её бросишь?

Но до каких пор?! Злость неожиданно вскипела в Йерикке. До каких пор будет позволено данванам уродовать людей и кривить пути целых народов?? До каких пор даже победа над ними будет оборачиваться поражением?!

– Недобрые мысли, – сказал Гоймир. В нём почти ничего не осталось от того мальчишки, каким должен был быть пятнадцатилетний. – Верно?

– Верно, – с трудом перевёл дух Йерикка.

– А я перед походом нашим гадал, – вдруг вспомнил Гоймир. – Как сказано – конём гадал.

– А мне ничего не сказал? – удивился Йерикка. – Ну и куда он упал?

– То-то и оно, – странным голосом отозвался Гоймир. – Не оправо, не облево. На грудь он лёг, а чекан мой обломился. Вот и думай – к чему… Слышишь, Йерикка; не все уходить согласны.

– Я бы удивился, будь наоборот, – вздохнул Йерикка.

Хлопнула дверь, и вошёл Олег – румяный с мороза, пушистая ушанка из песцового меха – в руке. Весело сказал:

– Чуть свет уж на ногах – и я у ваших ног! Привет.

– Здоров будь, – Гоймир встал, кивнул Йерикке: – Пойду.

– Погоди, – задержал его Олег. Положил руку на плечо. – Постой, князь. Уходить собираетесь, так?

– Сам ведаешь, – сдержанно ответил Гоймир, – так что спрашивать?

– А то, что Бранку с собой беру.

Что Гоймир – Йерикка поднялся из-за стола. Гоймир же просто побледнел – Олег не заметил, кажется, а Йерикка – заметил и горько подумал, что двоюродный брат ещё надеялся: в ином мире, вдали от Олега, Бранка со временем снова будет его, Гоймира…

– И она согласна? – изумился Йерикка. Олег, не в силах сдержать счастливой улыбки, кивнул:

– Сама предложила, и надеяться не смел!

– Как же вы там, на Земле? – спросил ещё Йерикка. Олег отмахнулся:

– Где один, там и двое. Предки не съедят, а если и съедят, так всё с ней на пару…

– Чего ж, – наклонил голову Гоймир, – то добро. По чести… Пойду я.

– Ну погоди, – Олег его удержал, заглядывая в лицо. – Ну пойми ты. Ну так получилось. Что ж теперь?!.

– Ладно, – Гоймир приобнял Олега, потом толкнул кончиками пальцев в лоб и вышел. Олег посмотрел ему вслед, вздохнул – но уже снова улыбался, когда повернулся к Йерикке. Рыжий горец всё ещё стоял за столом и спросил:

– Ума хватит – на юг её везти?

– О том и пришёл говорить, – Олег сел. Йерикка продолжал стоять. – Ты мне друг или портянка?

– Как посмотреть, – осторожно ответил Йерикка и засмеялся. – Так, что? Вы когда уходите?

– В мае.

– А за мной приедут в начале марта, так?

– Так…Ты что, хочешь до мая задержаться?

– Я бы задержался. С милой душой, – Олег потёр висок. – Но понимаешь… себе самому противен становлюсь. Я тут ем, пью, сплю и веселюсь, а дома-то через три месяца по мне год справлять будут. Понимаешь?! Так что я с ней всё обговорил. Я уеду в марте. А в мае, когда уходить вам – ты её отправь Дорогой на Землю вместе с ребятами из «Славяна», там трое или четверо собираются возвращаться, Сашка тот… Адрес я дам, они её и доставят. Четырнадцать лет друг без друга жили, два месяца потерпим!

– Сделаю, – Йерикка сел. Олег потянулся через стол, пожал ему плечо. Задумался и внезапно сказал грустно:

– Не так всё кончается.

– Не так, – согласился Йерикка. – Ты об этом тоже думал?

– Думал, – отмахнулся Олег. – Победа, а вы спасаетесь, они вон города ваши жгут… И я тоже как-то не так… Мне ведь остаться надо, я понимаю.

– Ты и так уж столько сделал для нас… – Йерикка не договорил. Олег посмотрел на него:

– И с тобой больше не увидимся… Вот проклятая жизнь! – он стукнул кулаком по столу: – Ты, Богдан… Вы мне как родные стали! Ты говоришь – я там для вас что-то сделал… А сколько вы для меня сделали? Да нет, не то: это же вы меня СДЕЛАЛИ! И как мне теперь на Земле?! Я же знаю – там всем данваны заправляют! Что же – просто так жить, и всё?!

– Разберёшься, – ответил Йерикка. – Горожане наши тут остаются. Связи остаются… Если захочешь – найдёшь и людей, и пути, и союзников отыщешь. Только поживи хоть лет пять нормально. Рано всё это, Вольг, рано…

– Хоть скажи, куда уходите, – попросил Олег.

– Мы путь закроем, – нехотя объяснил Йерикка, – зачем говорить…

– Значит, совсем?

– Совсем… или лет на триста, пока не научимся летать меж звёзд.

– Или пока данваны и там до вас не доберутся.

– Или пока не доберутся… Слушай, как ты говоришь – не капай на мозги?

– Хорошо, – покорно согласился Олег. И сказал: – Я ещё просить хотел. Пойдёшь ко мне в сваты? Хочу чтоб всё по закону.

Йерикка открыл рот. Моргнул и, покачав головой, расхохотался, искренне и с каким-то облегчением…

…– День добрый тому дому!

Бранка, вскочив, закрыла лицо руками и привалилась в угол. Остальные домашние, окаменев, смотрели на ввалившуюся, с мороза троицу, дружно отряхавшую со спин и ушанок снег, пока Йерикка, тряхнув рыжими волосами, не развёл руками:

– Шли тут краем, да припомнили разом – в доме-то девка живёт, скоро час – перестарком стянет – брать никто не берёт, женихи двор переулками обходят!

– Жаль нас взяла, – звонко поддержал Богдан, кланяясь поднявшемуся из-за стола наконец деду Бранки. – Дай, думаем, добро сделаем, жениха-то залучим. Подобрали первого встречного – благо, некалечного, не увечного.

– Вот, – Йерикка выпихнул вперёд Олега, который, красный, как рак, уставился в пол, – в обочь дороги валялся – то и ноги его не держали, а так всем хорош, да и берёт без придачи – ему-то в его разуме что коза, что девка – всё равно.

– Ну то и гулять на сторону не станет, – «утешил» Богдан, хлопая Олега по спине, – ноги не понесут, не просыхает. Да и хуже женихов – не счесть. Наш ещё из прилику – лицом да умом не задался, так уж спокойный, как остатний зальёт…

Старый бойра поклонился в ответ и, поглаживая седые усы (левый закинут за ухо, правый спадает на грудь), заговорил в ответ:

– Благо вам, добрые люди, что про-за убогую мою озаботились. И впрямь – пора ей замуж-то, да вот не глянет на неё никто, а кто глянет – заикой станет. Девка-то не чтоб красива. Глаз правда большой – левый, правый-то помене станет. Руки работящие – как за столом с кашей воевать. А что ноги наплетаются – так и она гулять не будет, ну и заживут, дай Лада, душа в душу… – он протянул руку и за косу вытащил не отнимавшую рук от лица Бранку из угла: – Годна ли такая жениху – уж больно добра молодца сыскали, побрезгует разом!

– И такую возьму! – поднял глаза от пола Олег. – Мне ли чваниться? Заслуг на мне особых нет, сам – приблудный, не отсюдный. Всего и чина-то – приёмыш, а что умений – так всех и есть, что драться могу, стрелять без промаха, да врага бить не больше одного раза. Да ещё сгожусь – её любить по самую смерть, до гробовой доски. Станет ли моих богатств, славный бойра? Или ещё что потребуешь?

– А и хватит, ножа дуй, – согласился старик, выпуская косу. – Бери, коли сама пойдёт. А уж мы про тебя наслышаны, и не худые те слухи, Вольг Марыч…

– Куда ж уводит?!. – вскрикнула мать Бранки и, сорвав с головы венец, упала на стол, ещё что-то выкрикивая, и по обычаю, и искренне… Но Олегу не было её жаль – он раскинул руки навстречу приближающейся девушке, счастливо и неожиданно подумав, что лишь теперь, вот с этого мига, она и правда – его.

В тот момент ему не было нужно больше ничего.

* * *

– Уважаемые пассажиры. Наш поезд въезжает на территорию протектората. Просим приготовить необходимые документы.

Сопровождающий Олега со спокойным лицом полез в барсетку, одновременно глазами показал Олегу: «Сиди спокойно!» Мальчишка кивнул и вновь уставился за окно, за которым поплыл, крытый перрон, залитый электрическим светом

Временами ему казалось, что он уже вернулся домой. И это сходство наводило на грустные мысли.

Олег закрыл глаза. Лучше думать о недавнем прошлом…

…Бранка не поехала его провожать на Сохатый. Она хотела, но Олег остановил её на пороге, сказав:

– Не забудь привезти оружие. Главное – меч и наган. Хорошо? До скорого.

От этих просто и спокойно сказанных слов не находившая себе до того неделю места Бранка как-то сразу успокоилась. Может быть, окончательно поняла, что они – вместе. Ну а что впереди два с лишним месяца разлуки – так разве не были они в разлуке и больше, и в какой: где грозили Олегу ежечасная гибель. Конечно, юг – не вир-рай, но люди ездят и туда, и оттуда и живут там…

Олегу нелегко дались те спокойные слова – будто и впрямь уезжал в обычную отлучку. Но он видел, как сразу легче стало Бранке. И не хотел для неё лишних мук. Правда ведь – скоро увидятся. Он даже не оглянулся, когда шёл к коню и выезжал со двора.

Сейчас – жалел об этом. Неприятное предчувствие его беспокоило – из тех предчувствий, которым он научился доверять ещё до того, как раскрылся его Голос Крови.

На Сохатый они ехали втроём – он, Йерикка и Богдан. На юге уже наступала весна, а тут, в горах, ещё царствовала Морана. Кони рысили по узкому, но натоптанному тракту. Места хватало как раз чтобы ехать втроём колено в колено. Мальчишки молчали, хотя каждый понимал – вот ещё конский шаг – и меньше времени остаётся… а вот ещё и ещё… Олег мучился: надо было говорить, а он не знал – что, и мелькнула поганая мысль – лучше бы он не находил Дорогу, тогда можно было бы утешать себя мыслью, что вернёшься когда-нибудь, и не прощаться, а говорить «до свиданья». Для прощаний навечно люди не выдумали слов, потому что не любят их и не верят, что такое прощанье хоть раз выпадает в жизни каждому.

– Богдан, – оказал Олег на рыси, – возьми себе мой камас. У меня дома есть дедов, а этот пусть будет тебе.

– Хорошо, – сипло ответил младший мальчишка и хлюпнул, но тут же пояснил: – В лицо бьёт…

– А тебе я снова ничего не подарил, – повернулся Олег к Йерикке. – И на свадьбе твоей не гулять мне…

– Угу, – отозвался Йерикка и ожёг коня зажатой в руке крагой.

Потом впереди за прогалиной – внизу – замаячили на светлом снегу сани и фигуры двух человек. Один из них поднял руку, Йерикка, осадив коня, ответил тем же и соскочил на твёрдый наст обочины.

– Давайте прощаться.

Богдан подошёл первым. Облапил Олега, поцеловал в щёку и, сняв ушанку, отошёл в сторону, уже открыто всхлипывая.

Йерикка остановился напротив.

«Давай не будем ничего говорить», – услышал Олег и наклонил голову. Они обнялись тоже, и Олег пошёл к саням. Не выдержал – оглянулся.

Йерикка стоял с поднятой рукой. Богдан – отвернувшись, в руке – поводья всех трёх коней…

…– Под утро будем в Хариане.

Олег нехотя оторвал взгляд от окна. Его проводник смотрел внимательно и понимающе – молодой мужчина, встретивший его на Сохатом и оттуда умело и добросовестно, как ценный груз, доставивший сперва, через линию хротов, на первую станцию в Трёх Дубах, а оттуда – уже сюда, в протекторат, на «вполне цивилизованную территорию». Но проводник был чужим. Всё равно чужим.

– Я пойду пройдусь, – Олег поднялся. Проводник кивнул:

– Только недолго.

Вагон-монорельс мог показаться Олегу роскошным, но проводник объяснил, что это самое обычное средство передвижения… если есть деньги. И вообще – не ощущалось, что находишься на территории тоталитарного государства. Он бы и не поверил, скажи ему кто-нибудь, что в тех же Трёх Дубах есть ничем не закамуфлированный, самый настоящий рынок рабов, и что данваны практикуют там казни на кольях…

За окном тронувшегося и набиравшего ход монорельса вдруг мелькнули развалины – свежие, закопчённые, высвеченные прожекторами. «Вот тут были бои, – тихо сказал кто-то из стоявших, как и Олег, в коридоре. Тихо сказал, человек обычный не услышал бы, но Олег услышал, – два месяца они держались… – Молчи, – ответил женский голос, – мальчишка слушает, по-моему…»

Следы восстания. Олег прижался лбом к стеклу. Они праздновали победу, не вспоминая о тех, кто так помог им тогда – и для кого никакой победы не могло быть. Наверное, и его молчаливый спутник участвовал в восстании…

Теперь, когда уйдут горцы – символ славянской свободы – данваны добьют Сопротивление. Это только вопрос времени…

…В зеркале на двери Олег увидел себя. Джинсы остались прежними – тут носили такие, и Олеговы с честью вынесли все передряги. На белый свитер с толстым воротом-бубликом надета оранжевая тонкая куртка-ветровка с капюшоном и какой-то мультипликационной рожей слева, на груди. Короткие сапоги на липучках-захлестах, с искусственным мехом. Так вполне можно было показаться и здесь, и на улицах Тамбова. Разве что там в марте так будет холодновато. Из карманов ветровки – тоже по здешней моде – торчали перчатки-краги. Постригся Олег коротко – и почти с удовольствием, длинные волосы ему не очень нравились.

– Едем, – сказал Олег своему зеркальному двойнику и, украдкой оглядевшись, заставил дверь отъехать в сторону.

* * *

Первое, что Олег увидел в Хариане – огромную дыру в здании вокзала, какую оставляет бронебойный снаряд, выпущенный с близкого расстояния. Дыру заделывали рабочие в спецовках.

Вокзал и его окружение неприятно поразили мальчишку всё тем же узнаванием. Шум, беготня, патрули «охраны правопорядка» с оружием в руках и не испорченными интеллектом физиономиями, какие-то личности в лохмотьях, кучкующиеся в тёмных углах, шумные компании молодёжи, излишне громко и вызывающе заявляющие о себе; перед зданием – площадь, забитая транспортом (Олег узнал «шевроле», «саабы»!), поодаль, у ярко освещённых витрин – одиночками и группками прохаживаются или стоят вызывающе одетые обоеполые «ночные бабочки» и «мотыльки», из которых старшие годились Олегу в бабушки и дедушки, а младшие – в младшие же сёстры и братья. На три стороны от вокзала тянулись людные, несмотря на раннее утро многоцветно освещённые улицы. В этой режущей глаз многоцветности не было ничего от врезавшегося в память сияния радуг – кислотные цвета вызывающе кричали в глаза, бежали, сменяли друг друга, смешивались, рождая противоестественные, болезненные какие-то сочетания. Олег поднял голову. Звёзд не было. И даже неистребимое Око Ночи расцвечивали воздушные рекламы – лазерные и пиротехнические.

«Неужели я всё это уже видел – и не замечал?» – подумал Олег, накидывая капюшон. Холодно не было, но дул сырой ветер с неприятным запахом каких-то то ли фруктов, то ли ароматизаторов воздуха…

– Поедем на машине? – спросил Олег. Его проводник покачал головой:

– Тут близко, а машины легко отслеживаются со спутников.

– А где данваны?

– Вон там, – проводник указал на ранее не бросавшуюся в глаза Крепость. Она висела в небе над далёкими окраинами, кажущаяся даже отсюда огромной и грозной. Конечно, она не висела – Олег различил скалу, судя по всему – искусственную, на которой Крепость и возвели. – Сюда они редко спускаются… Идём, идём. Если всё будет нормально – ещё до рассвета будешь дома.

– Дома, – невольно повторил Олег. – Пошли.

Они пересекла площадь наискось и двинулись по одной из улиц – как раз в сторону крепости. Олег невольно рассматривал лица шедших навстречу людей – вроде бы самые обычные. Многие – да что там, большинство – внешне не отличались от горцев, но и у них в глазах была какая-то настороженность ко всему и всем на свете, особенно легко читавшаяся мальчишкой, потому что он привык к таким глазам у себя в мире. Но встречались отталкивающе-неприятные лица, чисто физически неприятные: какие-то пятнистые, узколобые, широкоротые, у некоторых людей с такими лицами пальцы на руках имели одинаковую длину. Олег без объяснений понял – подарок от матери-природы за помесь с хангарами, насильственную или добровольную. На хангаров были похожи и некоторые молодёжные компании – но тут уж речь шла просто о причёске или элементах одежды. От таких чаще других Олег слышал брань и такие отличались особенно вызывающим поведением.

Прошли мимо роскошной церкви, возле которой сидело множество нищих. Из дверей густо пахло благовониями и слышалось величавое пение. – Олег краем глаза увидел ряды коленопреклонённых людей. Сразу за церковью два дома стояли в развалинах, там промелькнули две девчонки, одетых до ужаса знакомо: дутые куртки, лосины, сапоги на здоровенной подошве. Олег заметил, как одна из них подала подруге знак, и та быстрым движением положила на обрез стены букет живых цветов. Обе тут же спрыгнули куда-то вглубь развалин и пропали. Мальчишка даже спрашивать не стал, зачем это – конечно, цветы предназначались тем, кто погиб тут во время восстания, развалины были свежие…

Прошли под здоровеным красочным плакатом, специально подсвеченным прожектором. Улыбающийся мальчик лет 10–12 ясными глазами смотрел на улицу. Подпись глаголицей гласила:

ПРОГРАММА «ПЛАНИРОВАНИЕ СЕМЬИ»

ВСЯ ЛАСКА – ЕМУ ОДНОМУ!

Сразу после этого попался на глаза второй плакат, рекламировавший контрацепцию. Это был умело составленный коллаж, изображавший попрошайничающих, роющихся в отбросах, истощённых, голодных детей. Алые буквы словно кровоточили:

ЗАЧЕМ ЭТО ИМ?!

Миновав целую цепочку магазинов, возле которых шныряли плохо одетые дети с блестящими глазами (как с плаката!), Олег и проводник перешли на другую сторону улицы и свернули в параллельную, такую же яркую и даже ещё более людную. В одном из зданий Олег по неуловимым но ясным признакам узнал школу – наверное, у школ вообще какой-то особый запах и вид, может быть, даже одинаковый во всех частях Вселенной. Подъездную аллею тоже украшал плакат: парень обнимал девушку под надписью: «Позаботься о ней!» Ниже мельче было добавлено: «В вашем районе тоже есть пункт стерилизации – живи сегодня!»

Это была реальность мира Олега, доведённая до абсурда, почти смешная… но люди вокруг были живыми, настоящими, вынужденными жить в этой реальности!

– Сюда, – указал проводник на переулок, похожий на щель, над которой тоже распростёрся плакат: весьма цивилизованного вида хангар любовно обнимал славянку (чуть ниже его ростом). Лозунг играл всеми красками оптимизма:

СЕГОДНЯ – ОДНА СЕМЬЯ!

ЗАВТРА – ОДИН НАРОД!

ПРОГРАММА «ДУШЕВНОЕ СОГЛАСИЕ»!!!

Сразу слева в переулке надпись над одной из дверей предлагала откровенно:

«У нас горяченькое с малолетками! Хангарский секс: малолетки + животные! Круглосуточно.»

– И вы это не сожжёте? – не выдержал Олег. Проводник коротко ответил:

– Жжём, – и добавил. – На следующий день они открывают два.

Олег заткнулся.

Они спустились по крутой лестнице в новую улицу – с обеих сторон окружённую домами за заборами. Тут было почти тихо и пусто. В свете нескольких фонарей грязно поблёскивал снег вдоль узкой проезжей части.

– Подожди тут, – проводник указал Олегу на чёрную стену кустов, казавшуюся сплошной, – за кустами. Через десять минут я вернусь. По возможности вообще не двигайся, понял?

– Понял, – перешагнув полосу снега, Олег встал за кусты и, повернувшись, обнаружил, что его проводник исчез.

За заборами светили огоньки и перебрехивались собаки – тут они были. Олег вспомнил, что рассказывал Йерикка – в обеспеченных семьях в моду всё больше входят «электронные любимцы» вроде земных Тамагочи, только посложнее… Справа улица оканчивалась тупиком, а слева была видна перпендикулярная улица и что-то вроде остановки обществе иного транспорта. Олег её скучливо разглядывал – С-образный павильончик из прозрачного пластика – когда услышал шум, выкрики и смех, приближавшиеся с той стороны, откуда привёл его проводник.

Мальчишка успел повернуться и увидел компанию ребят – своих ровесников, человек шесть или около того – вывалившуюся из улицы. Казалось, что они водят хоровод вокруг неуверенно ступающего пожилого мужчины.

– Может, догонишь?!

– Угадай, кто?!

– Э, тебе очки не мешают?!

И прочие довольно плоские шуточки, вызывавшие, тем не менее, обвальные взрывы хохота.

По походке и длинной палке, а так же по очкам, нелепым ранним утром, Олег понял – человек слеп. Компания дуреющих от безделья балбесов не нашла ничего лучшего, как прицепиться к слепому!

Олег заставил себя сосчитать до десяти. Но не затем, чтобы успокоиться и не затем, чтобы собраться с духом. Просто нужно было оценить ситуацию. Оставаться посторонним наблюдателем он не собирался и, перешагнув всё тот же снег, миролюбиво окликнул ребят:

– Парни! – и, когда они обернулись все разом, заговорил, подойдя ближе и не заботясь, чтоб его поняли: – Почему бы вам, таким суперменам, не убраться отсюда… – он с особенным наслаждением указал, куда, – и не поискать более достойных противников, чем слепой?

Со стороны казалось, что Олег улыбается – на самом деле он скалился, медленно оглядывая придурков одного за другим. Они – тоже медленно – переваривали сказанное, пытаясь понять, не комплимент ли это, и только через минуту примерно оценили это, как насмешку.

– Ты на кого скачешь? – процедил крепкий парнишка типично славянской внешности и с лицом вовсе не дегенеративным. Он сунул руку в карман расстёгнутой куртки и пошевелил там пальцами…

– Уложи его!

– Ты кто такой, уродец?!

– Проломи ему башку, Вовка!

– Клади его!

Дебиловатое веселье сменилось злобой. Теперь перед ними был не слепой, над которым и в самом деле можно разве что похохотать. Этого дурачка следовало проучить – за то, что лезет не в своё дело, за наглость и за дурацкую смелость. И проучить жестоко. Впятером (а их было не шестеро) – недолго, безопасно и просто…

Только вот Олег был далеко не прежний. Прежний не полез бы в такую драку, это было безрассудно. Однако, эти пятеро ничего не знали и не могли знать о том, что он знал теперь – и Олег ещё раз предупредил нападающих, искренне надеясь, что они его НЕ послушаются:

– Если не уберётесь отсюда ко всем чертям – через минуту не сможете даже об этом пожалеть.

Он ожидал, что ударит этот… Вовка. И едва не попался – ударил зашедший сбоку полухангаренок, ударил ногой в колено, и Олег понял, что его собираются если не убить, то крепко покалечить, чтоб больше не лез не в свои дела. И всё-таки Олег успел – причём проделал всё так, что атакующий оказался выключен из драки вообще. Погнув в сторону, Олег перехватил бьющую ногу, дёрнул на себя, повернул ступню и одновременно ударил по колену каблуком сверху, после чего отшвырнул нападающего под ноги его приятелям – и встретил ударом ноги в живот бросившегося на него справа, ощутив какой этот живот мягкий – ухнув, противник отлетел в сторону. Поставив блок левой под размашистый удар перескочившего через упавшего, правой – ребром ладони, без жалости – рубанул его сверху по ключице. Того перекосило, он завыл, садясь на дорогу.

Вовка ударил только теперь, мощно и точно – на пальцах поблёскивала рамка кастета. Но ещё да миг до удара Олег нырнул вперёд, и Вовка, получив панч в солнечное, грохнулся на спину, разбросав руки; кастет слетел с пальцев.

Оставался ещё один, и Олег, пружинисто распрямившись, увидел его. Он стоял шагах в шести, держа обеими руками пистолет. Невесть как попавший в руки дрожащего сопляка ТТ.

– Отойди, – голос мальчишки дрожал, как его колени, но прыгать на него за шесть шагов значило схлопотать пулю.

Олег окончательно забыл, где он и что с ним. Он был в бою, его взял на прицел враг… а ещё один, постанывая, уже поднимался на ноги, держась за живот. В бою врага следовало уничтожать быстро и беспощадно.

Не сгибая ног, Олег прыгнул назад с перекатом. Треснул выстрел, пуля прошла где-то рядом, но в руку уже попал кастет. Мальчишка, стреляя, метнулся к Олегу, он мазал.

Олег метнул в него кастет. Метнул, целясь в переносицу.

Мальчишка закричал. Он сел наземь и кричал жалобно, не переставая, а Олег, вскочив, ощутил вдруг ужас. Что он наделал?! Это не война, это уличная драка, и что с того, что сопляк со страху выхватил пистолет, которым толком не умел пользоваться?! Олега ужаснула не мысль о том, что он убил мальчишку, а то, как механически, быстро и бездумно он бросил кастет – бросил, чтобы убить наверняка…

Мальчишка всё ещё кричал, и Олег с облегчением понял – с ним всё в порядке. Нет, Олег не промахнулся – просто пистолетная отдача как раз подбросила руку, и кастет, скользнув по стволу, раздробил горе-стрелку указательный палец у основания.

Олег шагнул к тому, который вставал – и мальчишка сел от одного взгляда. Мутные от ужаса глаза смотрели на Олега беспомощно и обморочно.

Ногой отбросив пистолет, Олег сгрёб парня за отвороты куртки и поднял его – обмякшего, как тряпичная кукла – к своему лицу. Отнял правую руку от ворота и вытер её – парень заскулил от ужаса – о плечо побитого. Потом брезгливо оттолкнул его прочь, бросив:

– Не буду я о тебя мараться. Помоги своим дружкам – и убирайтесь отсюда!.. Ему сначала помоги, – Олег кивнул на мальчишку, который перестал кричать и просто сидел, баюкая руку и всхлипывая. Потом спросил резко: – Откуда у тебя пистолет?

– На… нашёл, – пробормотал тот. – По… после боёв, честное сло… слово!

– Верю, – Олег убрал пистолет в карман ветровки, отбросил в кусты кастет и нагнулся к Вовке. Сперва показалось даже, что переборщил… но потом стало видно, как подрагивают ресницы лежащего и как затаённо он дышит.

– Можешь, не притворяться, – сказал Олег. – Только запомни – когда у тебя в следующий раз зачешется – найди равного себе по силам. И вспомни, как ты тут валялся, вонючий от страха, и даже глаз не осмеливался открыть, А теперь, – Олег пнул лежащего ногой в бок, – уползай отсюда, мразь! – и, повысив голос, обратился уже ко всем: – Слушайте? И запомните – самая большая на свете подлость – быть сильным за счёт слабых. Запомните это так крепко, как только сможете. И у вас ещё будет шанс стать людьми. Не большой, но будет – даже в этом мире! – Олег повернулся к неподвижно стоявшему неподалёку слепому: – Я вас провожу сейчас. Подождите немного, пожалуйста.

* * *

– А Йерикка был прав, за тобой нужен глаз да глаз, – заметил проводник, открывая самую обычную калитку. – Проходи, боец.

– Не сдержался, – признался Олег. Он ощущал удовлетворение после драки и даже нехорошие ощущения несколько отступили. Вместо них появилось немного нервное ожидание. – Послушайте, а куда выводит ваш канал связи?

– В город Тулу, – проводник поднялся на крыльцо, и дверь сама отворилась навстречу в тёмные тёплые сени. Сильные руки бесцеремонно обшарили Олега, извлекли пистолет. Мужской голос настороженно спросил:

– Откуда?

– Трофей, – ответил проводник, – всё нормально.

– Держи, – ТТ вернули, и Олег подумал, что подобрал пистолет просто уже из укоренившейся привычки быть при оружии… А вот правда чудно – в горах все ходят при оружии, но никто не лезет к соседу через забор с автоматом – разбираться по поводу похищенных для полевика петухов…[43]43
  Чтобы задобрить духа поля, нужно было принести ему, в жертву петуха, причём обязательно: а) чёрного; б) безголосого; в) украденного у соседей; г) соседи непременно должны быть добрыми людьми и хорошими соседями.


[Закрыть]

– Сюда.

В небольшой комнате – вроде бы кухне – обставленной тоже очень привычно, почти по-земному, стоял на столе радиоприёмник, возле него, опершись на стол одним локтем, сидел молодой парень в наушниках, он быстро повторял в микрофон группы цифр, замолкал, к чему-то прислушиваясь, кивал и говорил снова. Ещё один – тот, что обыскивал Олега – войдя, встал у окна, закрытого плотными шторами. На бедре у него висел штатовский автомат «кольт». Проводник Олега сразу прошёл куда-то в комнату, но тут же вернулся и подал Олегу несколько пятисотенных бумажек:

– Вот, ваши, настоящие… Погоди минуту, там сейчас ждут сигнала.

– Да не надо, – попытался отказаться от денег Олег, но проводник спросил.

– А разве этот город, Тула, от твоего близко?

– Вёрст полтораста, – признал Олег. – Я же паспорт дома оставил, а без паспорта мне всё равно никто…

– Доберёшься на автобусах или пригородных, – проводник проявил отличное знание реалий мира Олега, – на это ещё и больше денег понадобится, чем на скорый… Бери, не валяй дурака. Там у вас тоже утро сейчас. Температура —8 С, ветер. Шапку найти?

– Я с капюшоном, – неловко ответил Олег. Он никак не мог свыкнуться с мыслью, что вот сейчас и правда вернётся домой. Через девять месяцев. Целая жизнь… да нет, больше, чем жизнь.

– Правда, что горцы собираются куда-то переселяться? – спросил тот, с автоматом. Олег тут же ответил:

– Не знаю, не слышал… Да и куда им?

– Говорят, – качнул стволом неопределённо сопротивленец. Радист излишне громко подал голос:

– Всё, скажите там, пусть вызов дают, ЭФ к приёму готов.

– Сейчас, – проводник снова вышел в комнату. Олег почувствовал, что его потряхивает – всё сильнее, сильнее… Даже зубы застучали сами собой, мальчишка бросил взгляд на автоматчика, но тот ободряюще кивнул:

– Всё нормально. Не ты первый, не ты, боги дадут, последний…

Дверь распахнулась. Из соседней комнаты в кухню молча и быстро полезли люди в чёрной униформе, с короткими автоматами на петлях, только глаза посверкивали в овалах прорезей. Олег отскочил вбок – на столе взорвался приёмник, радист ткнулся в его остатки залившимся кровью лицом.

– Лицом вниз! – крикнул тот, что ворвался в кухню первым. Вместо этого Олег выхватил ТТ – быстрым и точным, как часы-хронометр, движением. Двое в масках были убиты выстрелами в лицо на месте; как и все «спецназовцы», они не привыкли, что их распоряжения не выполняются, были уверены в неотразимости униформы и диких воплей на пределе рассудка.

Только Олег видал и не этакое.

К сожалению, рефлексы подводят всех. В ТТ оставались всего два патрона – остальные расстрелял по Олегу безо всякого толка тот придурок на улице. И мальчишка ещё в недоумении давил на спуск целую секунду – вместо того, чтоб действовать. Он тоже не привык – к пустому оружия.

Он успел удивиться, что не видит племени выстрелов – а вот тело почему-то отказывается повиноваться. Пол безболезненно ударил в спину, перед лицом затоптались высокие сапоги на ремнях, похожие не куты. Чёрная маска спросила:

– Неужели это он? Вот так удача!

Потом с невообразимой силой затошнило – и почти с облегчением Олег потерял сознание.

* * *

Два голоса твердили что-то на очень знакомом языке. Парень и девчонка. Бубнят, бубнят… Что за язык? Английский… французский… нет, не тот и не другой.