Текст книги "Леди удачи. Все пути…"

Автор книги: Марина Белоцерковская

Соавторы: Оксана Балазанова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 35 страниц)

Глава 18

Одна голова – хорошо, а с туловищем – лучше.

Профессор Доуэль

Дверные петли завизжали, и дверь с некоторой натугой распахнулась. Блад удивленно приподнялся на топчане – время единственной за день трапезы давно прошло.

– Выходи! – тюремщик, придерживая тяжелую дверь, встал сбоку от проема.

Блад не спеша поднялся и аккуратно расправил манжеты.

– Давай, поторапливайся! – тюремщик нахмурился. Он никак не мог понять этого заключенного. Тот вел себя неправильно. Не рыдал, не кричал, что невиновен, не бросался с кулаками на караульных – вообще вел себя так, как будто его привезли отдохнуть в загородный дом. Разве порядочный заключенный будет так следить за своей внешностью? Более того, этот странный человек на днях попросил принести ему последние книжные новинки, объяснив этот противоестественный интерес тем, что у себя на острове был оторван от литературной жизни Англии. Может, он ненормальный? Тюремщик с опаской глянул на заключенного. Как он казнил себя за попустительство! Кто же знал, что среди этих книг окажутся недозволенные. Надо же так оконфузиться! Хорошо, что сэр Бакстер – начальник тюрьмы – поверил его клятвенным заверениям, что все это случилось непреднамеренно, ибо сам тюремщик вообще книг не читает.

– Давай, выходи… – пробурчал еще раз караульный, хмурясь и злясь на себя за невольную симпатию к этому высокому элегантному узнику.

Блад не обратил внимания на реплику своего стража. Его охватило волнение и ожидание предстоящих перемен. Питер переступил порог камеры. Перед ним открылся коридор, слабо озаренный колеблющимся светом факелов в руках двух стражников. Блад окинул солдат быстрым взглядом. Крепкие малые и вооружены неплохо. Может, удастся вырвать у одного из них оружие? Вряд ли – расстояние слишком велико, да и смысла нет – на крик тут же сбежится вся охрана. Его недолгие раздумья были прерваны легким тычком в спину. Тюремщик запер дверь и, вынув из ниши факел, пошел вперед. После повторного толчка Блад вынужден был двинуться за ним. Позади, по-прежнему держась на расстоянии, следовали стражники. Питер вновь обрел свою собранность. Раз появились перемены, значит, появилась надежда. Блад был не из тех людей, которые упускают свой шанс.

После долгого шествия по нескончаемым коридорам и крутым лестницам, отворив последнюю дверь, процессия оказалась на тюремном дворе. Питер на мгновение задержался, вдохнув морозный воздух. С сизого осеннего неба сеялась мелкая снежная крупа, превращаясь у земли в моросящий дождик.

Очередной толчок в спину заставил Блада двинуться к стоящей посреди мощеного двора карете с решетками на окнах. Не успев толком осмотреться, Питер очутился вместе со своим тюремщиком во чреве неуклюжего ящика, именуемого тюремной каретой. Его сопровождающий тут же тщательно задернул занавески на окнах и сел напротив Блада, настороженно следя за каждым движением своего подопечного. На дверцах кареты лязгнули запоры, экипаж дважды тяжело покачнулся, из чего Питер сделал вывод, что его по-прежнему сопровождают два стражника.

Щелкнул кнут форейтора, и карета, тяжело кренясь на поворотах и скрипя всеми своими суставами, двинулась в путь.

* * *

После получаса тряской езды, во время которой ни Блад, ни его тюремщик не проронили ни слова, карета остановилась. Вновь лязгнул засов, дверца распахнулась, и Питер ступил на гранитные плиты двора, примыкающего к зданию, которое своей помпезностью наводило на мысль о принцах Уэлльских и герцогах Йоркских.

Ставший уже привычным толчок между лопаток дал Бладу понять, в каком направлении следует двигаться. Повинуясь этому несложному указанию, Питер пересек двор – по-прежнему под неусыпным вниманием своих бдительных спутников – и вошел в длинный обширный коридор. Судя по обилию и разнообразию лакеев, с озабоченным видом снующих в разных направлениях, опального губернатора Ямайки принимали явно не с парадного хода. Проследовав под конвоем через коридор, процессия оказалась у двойной дубовой двери. Стражи довольно бесцеремонно остановили Блада. Тюремщик снял шляпу, пригладил волосы и, набрав в грудь воздуха, решительно шагнул в распахнутую лакеем дверь, которая немедленно за ним захлопнулась. Из всего происшедшего Питер сделал вывод, что хозяин этого дома гораздо более серьезная личность, чем он мог предположить ранее. На смену возбуждению пришло обычное в минуты опасности ледяное спокойствие.

После нескольких минут томительного ожидания двери отворились, и тюремщик сделал знак Бладу:

– Войдите!

Отметив, что обращение изменилось, Питер последовал приглашению.

Перед ним была большая комната, обставленная просто и строго. Тяжелые темные портьеры на окнах создавали впечатление уединенности и сосредоточенности. В глубине комнаты горел камин. Спиной к огню, опершись рукой о спинку кресла, стояла невысокая стройная женщина лет сорока с виду. Ее умное жёсткое лицо невольно приковывало внимание. Проницательные глаза были устремлены на Питера.

– Оставьте нас, – в низком голосе леди прорезались властные нотки.

Тюремщик и слуги, которых Блад сразу и не заметил, тут же безмолвно вышли.

Некоторое время двое присматривались друг к другу. Если бы посторонний взгляд проник сейчас в эту комнату, он был бы поражен сходством этих двух пар смелых, умных, ироничных глаз.

– Я вас представляла несколько иначе, сэр, – проговорила хозяйка кабинета и скрестила руки на груди. – Дерзкий взор, дерзкий. Характер, разумеется, соответствующий, – в последних словах прозвучали вопросительные нотки.

– Что поделать, ваша милость. Вину в этом следует возложить на моих покойных родителей, – Блад почтительно поклонился.

– Вы меня знаете?

– Герцогиню Мальборо трудно не узнать.

– Ну-ну, – неопределенно произнесла герцогиня. – А я, каюсь, решила было, что барышни преувеличивают по юношеской своей восторженности.

Глаза Питера радостно блеснули:

– Барышни, миледи?!.

– Посетили, гхм…, меня на днях две юные леди… Забыли, правда, получить приглашение, но мы их извинили – надо было войти в их положение: пришли просить не за себя. За кого бы вы думали? – неожиданно обратилась она к Бладу.

Питер поднял брови в почти искреннем недоумении.

– За некоего своевольного губернатора, – продолжала Мальборо, – который имел глупость пренебречь своим долгом и покинул губернаторский пост, представьте себе, сэр! Мало того, он совершил еще большую глупость, дав возможность лорду Джулиану Уэйду узнать об этой морской прогулке.

– Позвольте, миледи, – осторожно вмешался Блад, – но у меня несколько другие сведения. Упомянутый своевольный губернатор оставил колонию на своего достойного доверия помощника, а сам отправился выполнять человеческий долг – долг друга. Что же до лорда Джулиана…

– Лорд Джулиан добросовестно выполняет свои обязанности, – герцогиня испытующе глядела на Питера. – Особенно хорошо он следит за верноподданическими настроениями. Вы согласны?

– Если так считает ваша милость, мне остается лишь присоединиться к этому мнению, – Блад склонил голову. – Но, если ваша милость соблаговолит, мне хотелось бы вернуться к теме, положившей начало нашей беседе…

– Вас интересуют барышни, сэр! – рассмеялась герцогиня. – Несомненно, эта тема приятнее любой другой. Но неужели вас не интересует, что грозит бедному губернатору?

– Я решил, ваша милость сама сообщит мне об этом, если найдет нужным.

– Вы правы. И я сочла нужным сообщить вам эту мелочь. Вам грозит смертная казнь. – Непринужденности, с которой герцогиня произнесла эти слова, позавидовал бы сам великий Гаррик [22]22
  Гаррик Дейвид (1717–1779) – великий английский актер.


[Закрыть].

Питер на мгновение прикрыл глаза.

– Что ж, – философски заметил он, – человек предполагает, а Бог располагает… Но не слишком ли велико наказание за какие-то эфемерные «настроения»?

– Ну-ну, дорогой сэр, не стоит так легкомысленно относиться к подобным вещам. К тому же, решаю не я. Право казнить или миловать принадлежит нашей королеве, да хранит ее Бог!

– Несомненно, миледи. Но ведь у нее неплохие советчики…

– Разумеется. Лучшее доказательство – то, что вы до сих пор живы. Более того, возможно, вас не казнят вообще, а, скорее, будут охранять вашу жизнь долгие-долгие годы…

– Это зависит?.. – Блад настороженно глянул на герцогиню.

– Это зависит от многих причин. Например, от того, как выполнят некое поручение в одном европейском государстве две милые барышни… – герцогиня Мальборо обворожительно улыбнулась.

Заставить себя улыбнуться в ответ Питер не смог. Значит, Джоанна где-то в Европе – может, в Испании, а может, во Франции вынуждена рисковать своей головой, а впридачу и головами Мари, Нэда и, возможно, Тома! А эта дама, сидящая напротив, кажется, совершенно уверена, что держит их всех в руках! Блада охватило неистовое желание сорвать планы леди Мальборо. Но как?..

Его мысли прервала герцогиня:

– Я вижу, вы оценили по достоинству великодушие английского правосудия. Ну что ж, у вас есть почти месяц на осознание всех событий. Эта отсрочка предназначена для выяснения обстоятельств, смягчающих вашу вину, после чего на улице Олдбейли вам будет вынесен приговор.

Герцогиня встала и позвонила в колокольчик. Тотчас в комнате возникли слуги. Питера Блада вывели из кабинета, и его путь был повторен в обратном направлении. Питера душило негодование – английское правосудие было знакомо ему не понаслышке.

Глава 19

 
Мой миленок Фейербах
поругался с Гегелем,
разорвал ему рубаху
и ударил мебелем.
 

(философская частушка)

– Э, нет, Том! Откуда у тебя взялся капер? Пират – еще куда ни шло, но капер! – Ксави перегнулась через плечо Тома. – Пред-ста-ви-тель. Ну, и где тут буква «к», скажи на милость?

– Да, ты права, – Том поскреб пером затылок. – Прошу прощения. Капера вычеркиваем. Но зато у меня есть хорошее слово «стапель».

– Ух ты, семь букв! – с завистью сказала Ксави и огорченно посмотрела в свой листочек. – А у меня только шестибуквенные.

– Так ее, Томми! Будет знать, как меня в «типографию» обыгрывать! – ехидно подзуживала Джоанна.

– Нэд, а ты чего молчишь? У тебя какие-нибудь слова остались? – Мари, наконец, переключила внимание с Тома на Волверстона. – Э, да у тебя чистый лист! Ты что, не играл?

– Где уж мне. Образование не позволяет, – Нэд подчеркнуто безразлично смотрел в окно.

– Ты чего, обиделся? – Ксави недоверчиво глянула на гиганта. – Это же игра! Не всем же выигрывать. Одни больше слов знают, другие меньше…

– Вот именно, – с горечью подтвердил Нэд. Он резко смял листок бумаги и вышел, хлопнув дверью.

Мари озадаченно глядела ему вслед.

– Ну чего я опять не так сказала, а? – жалобно пробормотала она. – Прямо барышня-институтка какая-то, ей-богу!

Джоанна вздохнула, поднялась, молча вынула из рук Мари перо и бумагу, подвела к порогу и со словами:

– Иди, мирись, дипломатка. Как-никак ему уезжать вечером, – выпихнула ее за дверь.

– Странно, – Шеффилд отложил перо. – Мари души не чает в Нэде. Он дня не может прожить без нее. И тем не менее ссорятся едва ли не каждый день. В чем причина?

– Отчасти, в комплексе неполноценности Нэда. Отчасти, в сумасбродном характере Ксави. А частично и в тебе, Том.

– Во мне?! – большие серые глаза Шеффилда от удивления округлились.

– Ну, понимаешь, Нэд думает о Ксави лучше, чем она сама, и вообразил, что ты – более подходящая пара для нее, чем он.

– Но боже мой! Разве я могу с ним равняться? Его опыт, храбрость, преданность, сила, наконец!.. – у Тома не хватило слов, он в растерянности развел руками и понизил голос: – И потом… Я ведь, в некотором роде, женат…

– Всё так, – согласилась Джоанна. – Лишь одно маленькое «но» – сам Нэд этого не понимает.

Том в задумчивости ощипывал перо.

– Они помирятся?

– Если не поссорятся еще больше, – философски пожала плечами Джоанна.

Глухой звон и грохот подтвердили ее опасения. В комнату разъяренным метеором влетела Ксави. Ее глаза пылали возмущением, ноздри раздувались.

– Иди сама успокаивай этого Отелло! – рявкнула она. – У меня уже сил нет!

Не успели затихнуть отзвуки ее голоса, как дверь хлопнула еще раз и взорам уважаемой публики действующей моделью Зевса-громовержца явился Нэд. Он обличительно ткнул пальцем в рассыпающую искры Ксави и в полный боцманский голос заявил:

– Я даже рад, что уезжаю. Хоть несколько дней не буду видеть, как ты кокетничаешь напропалую со всеми этими графами и маркизами.

Та взвилась:

– Ах, так! Скатертью дорожка! Слава Богу, что хоть недельку я буду избавлена от лицезрения всех твоих пассий. Шагу нельзя ступить, чтобы не наткнуться на очередную Като или Люси, сохнущую по этому уцененному набору бицепсов с прогрессирующим слабоумием.

– Оригинальный способ мириться, – пробормотала Джоанна.

«Буря на море» бушевала с кратковременными затишьями до позднего вечера, проносясь по дому с тайфунной скоростью и грохотом. Многотерпеливые Джоанна и Том лишь пригибали головы под особо сильными порывами да ежились от очередной фиоритуры повышенной сложности. За эти два часа они узнали много интересного о родословных обоих ораторов, об их умственных способностях и планах на будущее… Причем последние были столь разнообразны и взаимоисключающи, что оставалось только удивляться богатству фантазии авторов и отсутствию у них всякой логики. Наконец последние раскаты грозы утихли. Нэд, полностью игнорируя гордо молчавшую Ксави, собрал нехитрые пожитки, демонстративно чмокнул в щеку Джоанну, пожал руку Тому и вышел.

Ксави, поджав губы, старательно раскладывала пасьянс. Карты ложились совершенно фантастическим и гадостным образом, суля собрать в казенном доме перед дальней дорогой шесть королей, четыре дамы и пять валетов, чему не следовало удивляться, если учесть, что Ксави тщательно стасовала вместе полторы колоды.

Джоанна с четверть часа следила за дикими манипуляциями подруги, не описанными ни в одном учебнике пасьянсов, затем грустно вздохнула и сказала Шеффилду:

– Том, напомни мне завтра, чтобы я заказала у молочницы на два литра молока больше, чем обычно.

Том вопросительно глянул на нее:

– Это зачем?

– Литр – за вредность, остальное – на завтрак. Пока хватит. А вернется Нэд, – придется за вредность брать еще два.

* * *

– Когда вы возвратитесь, месье Бежаре? – крикнул привратник низенькому человечку, садящемуся в дорожную карету.

– Не знаю, – отвечал тот. – До Монтелимара дней пять пути, но я не буду спешить. Не так часто удается съездить на юг.

– Будьте осторожны! Говорят, на юге сейчас неспокойно.

– Да? – пробормотал Бежаре и философски добавил: – А впрочем, где сейчас спокойно?

Карета от посольской резиденции направилась по дороге на Дижон. Через несколько минут следом за ней по той же дороге проскакал великолепный мекленбургский жеребец, легко неся на себе всадника гигантского роста и мощного телосложения. Нэд Волверстон во Франции был впервые, но цепкая память моряка не подвела его и на этот раз. Перед глазами всплыла старательно изученная карта.

– Монтелимар… – пробормотал он. – Южней Лиона, северней Авиньона. Бежаре направился через Дижон – вот и славно. А я рвану через Невер. День не день, а часов пять выиграю, – и повернул на Фонтенбло.

Внезапно Нэд услышал громкий басовитый лай и, обернувшись, увидел, что его догоняет увесистый бело-рыжий снаряд.

– Крошка! – возмутился Нэд. – Это что еще за явление?

Пес сделал «круг почета» и сел у стремени, выражая полную готовность двигаться дальше.

– Крошка! Не мешай. Иди домой!

Крошка заскулил с притворно-жалобным видом, хитро косясь при этом на Волверстона.

– Домой! – прикрикнул Нэд.

Пес энергично замотал головой так, что захлопали уши. Волверстон расхохотался:

– Ну, черт с тобой, уговорил! Тогда вперед! – и пустил коня в галоп.

Крошка радостно гавкнул и понесся следом.

* * *

Спустя четыре дня в монтелимарский кабачок «Дубовая ветка» ввалился верзила лет тридцати в сопровождении огромной лохматой собаки и, рухнув за ближайший к огню стол, заорал на плохом французском:

– Хозяин! Поесть и выпить мне и моему другу!

Все присутствующие оглянулись на шум, и при виде этой странной пары мало кто удержался от улыбки. Однако нахмуренные брови человека и грозные клыки собаки отбили всякую охоту насмехаться, а потому все вернулись к своим занятиям к вящему удовольствию Нэда. Волверстон вплотную приступил к уничтожению огромной отбивной, не забывая, однако, посматривать по сторонам.

В кабачке было довольно людно, несмотря на ранний час. Основную массу составляли крестьяне, привезшие на рынок мясо и зерно, солдаты и мелкие ремесленники. В углу сидела и тихо переговаривалась небольшая группа людей в белых рубахах поверх одежды.

Внезапно раздался шум, перекрывший обычный гул кабачка. В зал ворвались солдаты. Их командир – крупный краснолицый капитан, указывая на людей в белом, заорал:

– Вот они! Именем короля, вы арестованы!

Люди в белом повскакали на ноги, выхватывая оружие.

– Взять их! – крикнул капитан.

– Попробуйте! – высокий юноша в белой рубахе поднял шпагу над головой. – Вперед, братья! Равенство и братство!

Началась буйная потасовка. Силы противников были приблизительно равны, так как к повстанцам примкнули сидевшие в кабачке крестьяне и ремесленники. Под оглушительный аккомпанемент пальбы, визга женщин, проклятий и стонов в воздухе носилась мебель и кухонная утварь. Оружием служили столы, лавки, сковородки – в общем, всё, что могло вывести из строя боеспособного человека. В ход шли даже соль, перец и другие приправы, коими изобиловала монтелимарская кухня.

Во время всех этих боевых действий Нэд, провожая глазами проносящиеся мимо предметы, невозмутимо поглощал мясо и вино, здраво рассудив, что желудок – прежде всего. Но вдруг мгновенно наступившая тишина заставила Волверстона оторваться от трапезы. А произошло вот что: капитан, сражавшийся с юным предводителем повстанцев, сломал шпагу. Оставшись безоружным, он схватил за руку совсем еще молоденькую девушку, испуганно съежившуюся на лавке, и, прикрывшись ею, поднес к ее голове заряженный пистолет.

– Одно движение – и я выстрелю! – предупредил он.

Повстанцы замерли. В это мгновение солдаты схватили предводителя и его друзей. Капитан отбросил пистолет и развернул пленницу лицом к себе.

– А ты мне нравишься! – с гаденькой ухмылкой сообщил он и рванул на ней платье.

Этого душа Волверстона вынести не смогла. Допив последний глоток, он подошел сзади к капитану и опустил ему на голову свой увесистый кулак. Раздался громкий хруст, и мерзавец рухнул со сломанной шеей. В этот момент предводитель повстанцев вырвался из рук солдат. Потасовка вспыхнула с новой силой, и перевес оказался на сей раз на стороне «белых рубах» благодаря кулакам Нэда и клыкам кинувшегося на помощь хозяину Крошки. Через несколько минут все было кончено, и сильно поредевшее воинство позорно удалилось, унося убитых и раненых.

Предводитель повстанцев подошел к Нэду.

– Жан Кавалье! – представился он и взял за руку еще всхлипывающую девушку. – Моя сестра Жаклин. Поблагодари этого славного парня, дитя мое!

Девушка, придерживая разорванное платье, подошла к Нэду.

– Спасибо, месье! – прошептала она и, встав на цыпочки, чмокнула Волверстона в небритую щеку.

– Гм! – растерянно крякнул Нэд.

* * *

За бутылкой доброго бургундского текла неторопливая беседа. Волверстон вкратце рассказал о себе, не вдаваясь в подробности, и теперь внимательно слушал Жана Кавалье.

– Мы, камизары – «белые рубахи», хотим, чтобы во Франции на тысячу лет воцарилось равенство и братство, и мы добьемся своей цели, чего бы это ни стоило. У нас много единомышленников в Лангедоке и уже здесь, в Провансе. Даже некоторые дворяне поддерживают нас. Да-да, мой друг, вы еще о нас услышите! Но скажите мне, ради Бога, как вы… м-м-м… нормандец, не так ли?.. Как вы, нормандец, очутились тут, в Монтелимаре?

Волверстон замялся. Он не знал, можно ли полагаться на этих людей, но, за неимением лучшего, решил рискнуть.

– Видите ли, месье Кавалье, мне необходимо внушить одному проезжему, что в этих краях есть владения графа Дюпре. Если я не смогу этого сделать, погибнут мои самые лучшие друзья.

– Нет ничего проще! – воскликнул Кавалье. – Недалеко отсюда есть небольшое поместье, хозяин которого – мой друг и к тому же обязан мне. Мы с вами немедленно отправляемся туда, а мои ребята укажут дорогу вашему проезжему.

* * *

Через несколько часов у кабачка «Дубовая ветка» остановился экипаж. Невысокий толстячок заказал кларет и подозвал юную служанку. Потрепав ее по свежей щечке, он осведомился, нет ли в этих краях поместья Дюпре.

– Как же, месье, – отвечала та, – есть. Это совсем недалеко отсюда, пять лье вниз по Роне. Только там хозяев сейчас нет. Графиня недавно скончалась, а молодая хозяйка – мадемуазель Жанна гостит в Англии.

Гость хмыкнул, допил вино, расплатился и сел в карету.

– Так куда, говоришь, ехать? – крикнул он служанке.

– Вниз по Роне! Да вы погодите, месье. Я сейчас позову брата, он вас и проводит.

Вскоре карета тронулась. На козлах рядом с кучером сидел мрачный детина в просторной белой рубахе поверх куртки.

* * *

Карета остановилась у нарядного особняка, ничем не отличающегося от других провансальских особняков.

– Мессир Бежаре, секретарь его светлости маркиза де Торси! – провозгласил мажордом.

Слуги почтительно склонились. Бежаре провели в длинный светлый зал. Стены и потолок поблескивали позолотой, между большими окнами висели старинные портреты. Навстречу секретарю маркиза, в сопровождении огромного бело-рыжего пса, шел человек гигантского роста в парадной ливрее.

– Вильям Сноу, дворецкий! – с сильным английским акцентом представился он.

– Могу я видеть графа Дюпре де Монтелимара? – осведомился Бежаре.

– Месье! Граф Шарль Дюпре умер десять лет назад.

– А графиня?

– Графиня скончалась этим летом.

– В таком случае, кто же хозяин этого поместья?

– Молодая графиня, мадемуазель Жанна Дюпре. Но она еще не вернулась из Англии. Месье, может, я могу быть вам полезен? – внезапно он насторожился: – Что-то случилось с мадемуазель?

– Нет-нет, – успокоил его Бежаре, – с мадемуазель Дюпре все в порядке. Она сейчас в Париже. Просила вам передать, что скоро вернется домой.

– Правда?! – обрадовался Сноу. – Ох, скорей бы! Мы так соскучились по ней. Вы знаете, это такая милая девушка! Истинная дочь своего отца. И похожа на него, как две капли воды. Сейчас, сейчас, – засуетился он. – Я вам покажу ее портрет!

Дворецкий вынул медальон и, открыв его, подал секретарю. Бежаре засмеялся – на портрете была изображена очаровательная темноглазая и золотоволосая девчушка лет пяти.

Сноу взял медальон и поцеловал портрет.

– Вот такая она, наша хозяйка. Правда, ее волосы немного потемнели с тех пор. Но мы ее все равно любим, правда, Крошка?

Собака подняла голову и преданно посмотрела на дворецкого.

– Соскучился, – заметил Вильям. – Где мадемуазель Жанна, Крошка?

Пес тяжело вздохнул, положил голову на лапы и тихонько заскулил.