Текст книги "Леди удачи. Все пути…"

Автор книги: Марина Белоцерковская

Соавторы: Оксана Балазанова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 35 страниц)

Глава 51

Из резолюции международной женской конференции:

а) Все мужчины – сволочи!

б) Носить абсолютно нечего!

Пять дней из Ревеля в Дерпт ехали две кареты. Ехали порознь, с дистанцией в два-три часа, чтобы не возбуждать любопытства. Двигались медленно, с достоинством иностранной аристократии, снизошедшей до лифляндской «Alma mater» [93]93
  Старинное студенческое название университета.


[Закрыть]. Шведские заставы почтительно пропускали двух английских недорослей, путешествующих в обществе высокого могучего слуги и надменно-элегантного воспитателя, и немецких барончиков с пастором и наставником. У самого Дерпта кареты неожиданно свернули к югу и растворились в лесной чаще.

– Ну, – сказал Петр, дождавшись англичан, – а теперь из возков не выходите. Буде застава – сам поговорю, али Алексашку вышлю. Здесь уже россияне. Гони!

Джоанна и Ксави с любопытством прилипли к окнам, наблюдая проносящийся мимо пейзаж: стройные сосновые стволы, крохотные лесные озера, оттаявшие уже ото льда. Кареты ехали быстро. Остановились только один раз: на перекрестке лесных дорог путешественников задержал конный разъезд.

Услышав шум, Джоанна инстинктивно потянулась к шпаге, но Питер мягко остановил ее.

– Погоди, Джо. Кажется, это не похоже на драку.

И действительно, в шуме слышался смех и радостные восклицания. Через минуту в экипаж заглянул Меньшиков и, сверкая смеющимися синими глазами, сообщил:

– Наши! Люди Шереметева. Сам граф-то в Пскове. А вы что? Чай, утомились? Ну да повремените – к закату тож во Пскове будем. Там и отдохнем.

И кареты во весь опор помчались на восток.

* * *

Заходящее багровое солнце предвещало ветреную погоду. Суровым светом озаряло оно стены древнего города Пскова, купола старинного Печерского монастыря. С закатом жизнь в пограничном городе замирала – слишком близок был неприятель. Только бдительная стража несла свой караул на стенах и башнях.

Внезапно послышался стук копыт. Из сумеречной мглы вынырнули две кареты. Начальник стражи, кряжистый дядька в коротком немецком мундире, кинулся к воротам с десятком солдат.

– Стой! Тпр-ру! – заорал он, хватая под уздцы лошадей передней кареты. – Куды прешь, черт! Тут тебе граница – или бабья светлица?! Ишь, разохотился! А бумаги у тебя есть, чтоб въезжать? А нет, так проваливай к своим ливонцам-антихристам, так-перетак!..

Выйдя из кареты, Петр с интересом выслушал порцию разухабистой российской божбы и кивнул кучеру. Тот слетел с козел и зашептал на ухо разошедшемуся мужику:

– Чего орешь, оглашенный?! Аль не видишь? Царь!

Мужик ошеломленно глотнул воздух и рухнул на колени, словно ему подрубили ноги.

– Батюшка! Петр Алексеевич! – вскрикивал он, пытаясь облобызать царю руки. – Не погуби! Не признал!

Петр брезгливо дернул щекой, но, видя хохочущих своих спутников, сам рассмеялся.

– Встань, страж, не срамись. Спасибо тебе за верную службу. А налетел-то как? Ну, прямо орел! В город пустишь?

– А как же, батюшка! – забормотал начальник караула. – Эй, чего стоите, чурбаны! – крикнул он солдатам. – А ну-ка, открывайте ворота, так-разэдак!..

Петр поморщился, как от зубной боли.

– Шереметев Борис Петрович тут? – спросил он, сердито хмурясь.

– Были, Петр Алексеевич. Осьмого дня как уехали в Ключ-город [94]94
  Шлиссельбург.


[Закрыть]. Курбатов тут, дворецкий их, вас дожидается.

– Где?

– В гостином дворе – трахтире.

Петр кивнул и, уже садясь в карету, обернулся:

– А материться будешь – велю язык отрезать. Тебя тут поставили город охранять, а не перед иноземцами позориться. Уразумел?

– Уразумел, – вздохнул стражник, тщетно пытаясь разыскать в своем словарном запасе цензурные эквиваленты столь привычных ему слов.

* * *

Теплая зала гостиного двора, радушие молодой пышнотелой хозяйки, яркий огонь очага, простая, но обильная и вкусная пища – все это вселило бодрость в души усталых путников. Питер вполголоса беседовал с царем, Ксави вовсю кокетничала с Нэдом, а Джоанна, расслабленно прислонившись к стене, рассматривала своих спутников. Наконец-то представилась возможность увидеть Великое Посольство (за весь путь им так и не удалось познакомиться – послы шли на «Короне Британии», а в Эстляндии почти не выходили из экипажа). Думного дьяка Возницына Джоанна уже знала – встречались на адмиральских советах, второй посол – светловолосый и сероглазый юноша показался ей малоинтересным объектом внимания – молод и, похоже, недалек. А вот высокий, пожилой, но еще красивый человек не только интересен, но и, кажется, знаком. Откуда? По какой-то ассоциации Джоанне вспомнился Лондон, Вестминстер, Джулиан Уэйд… Еще что-то…

– Так что, разумею я, – раздался зычный глас Петра, прервавший размышления Джоанны, – коль Борис Петрович в Шлиссельбурге, надо и нам прямиком туда двигаться, а послы в Москву поедут. Согласен, Федор Алексеевич?

Словно бомба взорвалась в мозгу Джоанны. Федор Алексеевич Головин! Тот самый посол, филологические экзерсисы которого они с Мари переводили герцогине Мальборо. Вот так влипли!

– Ксав!

Ксави неохотно повернулась к подруге:

– Чего тебе надобно, старче?

– Тут Головин! – зашептала Джоанна. – Помнишь, который у леди Мальборо аудиенции просил… матовым языком? Тика́ть надо!

– Где он? – завертела головой Мари и… встретилась взглядом с Головиным.

– Батюшки!!! – воскликнул посол, вскакивая. – Мисс Джоанна, мисс Мари! Какими судьбами? Петер! – непочтительно тряхнул он царя. – Ты знаешь кто это? Это же те самые юные леди, которые подружили нас с английским двором! Помнишь, я рассказывал?

* * *

Подруги с мрачными лицами тряслись в дорожном экипаже по разбитой весенней распутицей дороге. Ксави, обиженно надув губы, уставилась в окно, а Джоанна, искоса поглядывая на благодушных послов, костерила себя на чем свет стоит. Пройти такой трудный, полный опасностей путь и проколоться на пустяке! Ну кто же мог подумать, что умный и, казалось бы, лишенный предрассудков Петр так взъярится.

– Мужская гордость заела! – буркнула Ксави, словно читая мысли подруги. – Как же, как же! Цари природы! Пупы земли! А по-моему, мужчины – это переходная стадия от обезьяны к человеку.

– Не все же! – возмутилась Джоанна.

– En masse! [95]95
  В большинстве (фр.).


[Закрыть]– махнула рукой Мари. – Вот и Нэд тоже… Даже не попрощались толком. А ведь можем и не увидеться.

– Зато Питер! – Джоанна оставила депрессию Ксави без внимания. – Как он царя на место поставил!

В памяти возник неприятный эпизод, когда Петр, решив свалить всю вину на адмирала, схватил его «за грудк и́»:

– Знал, что баб везешь?!! Ведь знал?! Почему не сказал? Девки в мужеской одеже по морям плывут, а адмирал знает и молчит! Бесстыдницы непотребные!!! В смоле их обвалять… – рявкнул он и осекся, напоровшись на спокойно-ледяной взгляд синих глаз.

– Не мне указывать вам, Ваше Величество, – Блад вежливо, но твердо снял руки Петра со своего камзола, – но у вас свои порядки, а у нас – свои. Что же касается «бесстыдниц непотребных», то они вам жизнь спасли, да и мне – тоже не раз. И потом, вы, кажется, сами пригласили их на борт вашего флагмана? – с некоторой долей иронии добавил он и, круто развернувшись на каблуках, ушел, оставив царя в легком недоумении.

После этого Петр еще немного покипятился, скорее по инерции, чем искренне, и смилостивился над гостьями. Впрочем, когда речь зашла о дальнейшем маршруте, царь снова уперся:

– Нечего девам в баталиях делать! В Москву с послами поедут, под опеку Натальи Алексеевны, сестрицы моей. Она царевна со смыслом, небось у ней не заскучают. И не перечить!

И вот:

 
«Тряская повозка – а другой не надо,
Следом две полоски – вот и вся награда!».
 

– Тоска! – вздохнула Ксави. – Бояре, сарафаны, лапти… Влипли разведчики! Что ж теперь – в светлице сидеть да косу чесать? Чичас! Ох, и устрою я им там веселую жизнь!

– Или тебе ее устроят, – мрачно съязвила Джоанна.

Яркое весеннее солнце било в окна, слепя глаза, отражалось в золотых куполах соборов. Оглушительный гомон грачей ликующей песней вплетался в утренний благовест.

Карета въезжала в Москву.

Часть VI
Россия

Глава 52

Комиссию по своему творческому наследию автор планирует возглавить сам.

– Нет уж, Джо, дона Яна [96]96
  дона Жуана (устар.).


[Закрыть]можешь сама играть, если хочешь, а мне этот ловелас всегда был не по душе! – Ксави сидела, возложив свои длинные ноги на сундук и перебирая оборку зеленого атласного платья. Изогнувшись кошкой, она глянула через плечо назад: – А ты, матушка Наталья Алексевна, тоже склоняешься к этой, как ее… «Комедии о доне Педре…» с этим бабником?

Царева сестра мирно улыбнулась и теплым грудным голосом произнесла:

– Пиеса, правду сказать, не весьма хороша, ан давеча, как представляли в комедиальной хоромине, успех изрядный имела. – Она неожиданно прыснула: – А Татьяна Михайловна [97]97
  Татьяна Михайловна Романова – царевна, сестра Алексея Михайловича – отца Петра I.


[Закрыть]едва речи не лишилась. Только и заговорила, чтоб анафеме комедиантов предать. Кюншт-то и половины не уразумел, что тетушка вопила!

– Могу себе представить, – Джоанна тоже рассмеялась и, поднявшись с лавки, подошла к столу, на котором врассыпную лежали свитки. – Ладно, давайте посмотрим, что у нас тут в запасе. Так… «Сципий Африканский» – старо. «Дон Ян» Ксави не удовлетворяет, «Баязет и Тамерлан» – Наталью Алексеевну…

– Измаялись – уж который раз представляем! – подтвердила царевна.

– А может, новенькое что-нибудь найдется? – лениво потянулась Мари. – «Мастер и Маргарита», например, – она мечтательно закатила глаза.

– Или «Летучая мышь» с канканом… – съязвила Джоанна. – Татьяна Михайловна будет ва-аще в отпаде! Кстати, – она взглянула на царевну, – Наталья Алексеевна! А что там за комедия, которую этот поляк, шут царев – «король самоедский» начинал переводить?

– Комедия французская, господина де Мольера, «Драгые смеяные» прозывается. Изрядная комедия, да только Юзеф ее не закончил, захворал.

Подруги переглянулись. Ксави в изумлении даже сняла ноги с сундука:

– Что за пьеса? Первый раз слышу. А где она?

Наталья Алексеевна молча вытащила еще один довольно измятый свиток.

– Вот. Да только много ли уразумеете?

– Стоп-стоп! – Джоанна, прищурившись, всмотрелась в мелкие, испещренные помарками строчки. – Писано левой задней, конечно, но разобрать можно… Мама миа! Это еще что?! «Нелицеприятность рекомендует плезир ваш аз есмь воздасть»… Имеется в виду: «Справедливость требует воздать вам должное», что ли?

– Ну и слог! – искренне восхитилась Ксави. – Это ж не фраза, а заворот кишок! Тут даже не смесь французского с нижегородским – тут гибрид королевского двора со скотным! Слушай, Джо, а что за пьеса, все-таки?

Джоанна не ответила. Она старательно просмотрела все листы, хмыкая чуть ли не на каждой фразе, после чего глянула на изнемогающую от любопытства Ксави:

– Ты знаешь, если отбросить все литературные перлы этого горе-переводчика, получается что-то до боли знакомое. Сударыня! – повернулась она к царевне. – А оригинала у вас нет случайно? Самой пьесы Мольера?

Наталья Алексеевна с улыбкой протянула яркий томик.

– Вот это да! – ахнула Ксави, раскрыв заложенную страницу. – Так это же «Смешные жеманницы»! Классика!

– А что! – загорелась Джоанна. – Очень милый опус. И ролей немного…

– Ты что, собираешься изъясняться подобным образом?! – ужаснулась Мари. – Тогда уже на второй фразе тебе придется меня пристрелить. Чтоб я не мучилась…

– Значит, придется помучиться заранее – когда будешь переводить. Или Мари Тардье уже забыла свой родной язык? – прищурилась Джоанна.

Наталья Алексеевна заинтересованно следила за беззлобной пикировкой подруг.

– Так вы перевесть сами хотите? – обрадовалась она. – Вот славно было б, коль и вправду переложили русским языком-то! Я и то сама уж пробовала, да, видать, не дал мне Бог таланту толмаческого.

– Ну, мы, конечно, не Шекспиры, – самокритично призналась Джоанна, – но, слава Богу, и не Юзефы.

* * *

Джоанна сидела за столом. Ее колено уже давно упиралось в какой-то острый выступ на его резной ножке. Убрать было лень.

– Синяк будет, – меланхолично заметила она.

– Какой синяк? – прервала ходьбу по кругу Ксави и внимательно осмотрела себя. – Я вроде не спотыкалась…

– Да не ты. На моем колене будет синяк, – все с тем же выражением произнесла Джоанна и печально подперла голову ладонью. – И аппендицит тоже.

– На колене?! – окончательно ошалела Мари.

– На каком колене? – Джоанна подозрительно глянула на подругу. – Ты о чем? Я имею в виду, что живот у меня скоро схватит – знаешь, сколько я перьев сгрызла?

– А-а… – успокоилась Ксави и возобновила бег по кругу. – Ничего, это будут муки творчества. Зато мы уже написали… Что мы уже написали?

Джоанна с отвращением развернула свиток и нудным голосом продекламировала:

– «Учтивость ваша не имеет границ». Всё.

Ксави с видом ученого спаниеля склонила встрепанную голову к плечу, вслушиваясь в слова.

– А что, звучит! По-моему, неплохо, а, Джо? – с воодушевлением повернулась она к подруге.

– Ага, неплохо. Жаль только, что это единственная фраза, которую мы помним более-менее дословно со времен институтского драмкружка.

– Да ладно тебе, что за пессимизм, ей-богу! Неужели лучше дохнуть сейчас от скуки среди всех этих престарелых цариц и царевен? Вспомни, чем мы занимались последние три недели!

– Плевали в потолок и пытались разглядеть в плевках пятна Роршаха [98]98
  Психологический тест в виде симметричных пятен.


[Закрыть].

– Вот именно.

Ксави остановилась посреди комнаты. Глядя на унылую спину подруги, она попыталась сунуть руки в карманы, но те лишь скользнули по холодному шелку юбки.

– Тьфу! – в сердцах сплюнула Мари и, решительно подойдя к Джоанне, спихнула ее со стула. – Ну-ка, уступи место человеку. Ща мы ее раздраконим!

Она развернула мятый лист бумаги и, безуспешно поискав глазами что-нибудь тяжелое, стянула с ноги туфлю и поставила на край листа. Не обнаружив на столе предмета, хоть отдаленно напоминавшего перо, Ксави повернулась к Джоанне, безучастно наблюдавшей за нею:

– Э, а где стило? Ты что, и впрямь все перья съела?

– Одно осталось, – Джоанна положила искомое перед Мари.

– Да-а! – критически осмотрела его та. – Если бы я час назад не видела своими глазами, как ты встаешь из-за обеденного стола, я бы решила, что тебя неделю не кормили. Ну да ладно, прощаю! – величественным жестом отпустила она грехи Джоанне.

Мари поерзала на стуле, пристально вгляделась в «ленчафт» [99]99
  ландшафт (устар.).


[Закрыть]на правой стене, прикусила губу и на минуту замерла в напряженной позе. Затем она решительно сдвинула брови, обмакнула перо в чернильницу и начала что-то быстро писать.

Джоанна, со снисходительной усмешкой следившая за приготовлениями подруги, высоко подняла брови. Несколько минут она озадаченно смотрела на вдохновенно строчившую Ксави и наконец, не выдержав, перегнулась через ее плечо. Пробежав глазами пару строчек, Джоанна охнула и почти в ужасе спросила:

– Это что?!

– «Смешные жеманницы», – невозмутимо ответила Мари, не отрываясь от работы.

– Это?!!

– А что? По-моему, неплохо. Дословно я, конечно, не вспомнила, но смысл, мне кажется, полностью сохранен. – Ксави с гордостью оглядела свое творение.

– Это ты называешь «сохранен смысл»?! – Джоанна рванула свиток из-под гордо стоящего посреди стола башмака:

« Като. Предлагаю считать сегодняшний день самым отпадным.

Мадлон(Альманзору). Эй, парень, сколько можно тебе долбить одно и то же? Ты что, ослеп? Кресел мало!

Маскариль. Только не падайте от вида виконта: он нынче едва не отбросил коньки, оттого и рожа бледная».

Джоанна уронила свиток и заботливо прижала ладонь ко лбу Ксави.

– Ты уверена, что это Мольер?

– Ну-у, – протянула та. – В общем-то где-то…

– А ну-ка, дай сюда первоисточник! Та-ак…

« Cathos. Cette journée doit être marquée dans notre almanach comme une journée bienheureuse.

Madelon(a Almanzor). Allons, petit garçon, faut-il toujours vous répéter les choses? Voyez-vous pas qu'il faut le surcroit d'un fauteuil?

Mascarille. Ne vous étonnez pas de voir le vicomte de la sorte; il ne fait que sortir d'une maladie qui lui a rendu le visage pâle comme vous le voyez» [100]100
   Като . Нынешний день отмечен будет в нашем календаре как наисчастливейший.
   Мадлон (Альманзору) Эй, мальчик! Сколько раз надо повторять одно и то же? Ужели ты не видишь, что требуется приумножение кресел?
   Маскариль . Да не удивляет вас виконт своим видом; он только что перенес болезнь, которая и придала бледность его физиономии.


[Закрыть].

– Это как называется?! – взъярилась Джоанна. – Эм Лозинский! Бэ Пастернак!! Тэ Щепкина-Куперник [101]101
  Знаменитые русские советские переводчики.


[Закрыть]!!!

– Я же сказала, что смысл сохраняю, – защищалась Ксави. – А стиль потом подработаем. Ты же сама говорила, что ты по натуре не Пушкин, а Белинский!

– Так ты что же, на роль Пушкина претендуешь?! – Джоанна неожиданно успокоилась, обошла стол, села на лавку. Сложив по-ученически руки на столе, она положила на них подбородок и с интересом уставилась на Мари: – Ну-ну! Перышко тебе… В руки…

Глава 53

Чтоб они так играли, как они пьют нашу кровь!

М. Жванецкий

Утром в покои Натальи Алексеевны, слегка пошатываясь, вошла Джоанна. Она устало опустилась на лавку и протянула царевне увесистую пачку бумаги.

– Вот. Ксави за вчерашний день натворила, а я всю ночь переводила полет ее мысли на нормальный русский язык. Можно ставить.

– Куда ставить? – удивилась Наталья Алексеевна.

– На сцену.

– А зачем?

Некоторое время собеседницы непонимающе глядели друг на друга.

– Ой! – спохватилась Джоанна. – Я хотела сказать: «Можно представлять».

– А-а! А я-то было подумала… Уж больно вы не по-нашему изъясняетесь.

«Ха! „Не по-нашему“! – подумала Джоанна. – Видела бы ты, матушка, что тут вчера было написано! Решила бы, наверное, что у нас крыша поехала».

– Так что? – поинтересовалась она вслух. – Будем набирать труппу? Ну, комедиантов.

– Да где ж их возьмешь? – пригорюнилась царевна. – Куншта-то давеча выгнали по причине дурости и великой непристойности. Зело нахален был и политесу не знал.

– А своих, что ли, нет?

– Ой, да какие у нас комедианты? Баб полон двор. А мужеские роли на тиятре кому представлять? Кто не с Петенькой на войне, тот в науках занят, в Приказах. Не мужиков же маркизами да графами обряжать?!

– А почему бы не попробовать? – пожала плечами Джоанна. – Вон по дворцу сколько холопов – и чинны, и с виду ничего, и политесу, небось, насмотрелись тут у вас.

– И то! – обрадовалась Наталья. – А я еще Романова Никиту Ивановича, дядьку, позову. Он хоть и стар, а умен и образован. Да еще из купцов кого. Иди, свет мой, поспи! А я почитаю пиесу и актеров к вечеру соберу в комедияльном анбаре. Там и поговорим.

* * *

– Ну что, Степан, поклонишься ты, как должно, или тебе подмога нужна? – улыбнулась Наталья Алексеевна.

– Боюсь, это неизлечимо, – Ксави разглядывала кандидата в актеры, словно редкостный экспонат. – Тут поможет только цианистый калий!

Степан, наряженный в немецкий камзол, стоял взмокший и с тоской поглядывал на дверь – может, отпустят?

– Значит так, – вмешалась Джоанна, – если подвести итоги, то они получаются неутешительными. Первое: Анна с Марфой жеманятся натурально – это хорошо, но вот связать два слова и при этом вспомнить третье – уже выше их сил, а это плохо.

Пышнотелые Анна и Марфа – сестры Александра Меньшикова, смущенно зарделись и хихикнули в рукав.

– Второе, – неумолимо продолжала Джоанна. – Если кто-нибудь скажет, что Тихон держится на сцене лучше Степана, плюньте обманщику в ухо. И третье – у нас нет еще двух исполнителей мужских ролей. Так что неделя работы выброшена псу под хвост. Что имеют сказать присутствующие?

Анна и Марфа опять хихикнули. Степан украдкой оттянул ворот и еще раз оглянулся на дверь. Ксави постукивала носком туфельки по ковру и тихо напевала:

 
«Ах, позвольте мне пальцем
Ковыряться в носу,
Потому что лопатой
Я весь нос разнесу…»
 

Наталья Алексеевна внимательно оглядела всех и неожиданно улыбнулась:

– А я разумею, мы по-иному сделаем. Что, если Степан с Тихоном не Маскарилью [102]102
  Маскариля.


[Закрыть]с Жодлеем [103]103
  Жодле.


[Закрыть]представлять будут, а господ их – Лагранжа и Дикразиня [104]104
  Дюкруази.


[Закрыть]. Там лицедейства немного – авось осилят. А холопов…

– Мы с Ксави сыграем! – блеснула глазами повеселевшая Джоанна. – Как ты смотришь, Ксав?

– По мне, так хоть все мужские роли давайте! – без ложной скромности заявила та. – Вот только кто будет Мадлон и Като?

– Может, я сгожусь? – лукаво улыбнулась царевна. – Как-нето уж представлю для публики.

– Прекрасно! – щелкнула пальцами Джоанна. – Като есть. А Мадлон? Может?.. – она обернулась в угол, где сидела Марта Скавронская.

– Я-а?! – опешила та. – Нет-нет, мне не суметь! – Марта махнула белой гладкой рукой и даже задвинулась подальше в угол.

– Да-а, пожалуй, – критически окинула ее взглядом Джоанна. – Вальяжна больно.

– Как-как? – заинтересовалась Наталья Алексеевна.

– Ну, осаниста, статна, авантажна, презентабельна, внушительна, есть на что поглядеть, – выдала на одном дыхании Джоанна, уже сосредоточенно раздумывая над чем-то другим.

– Ну, ты даешь, подруга! – Ксави с уважением взглянула на нее. – Не человек, а, прямо, словарь великорусского!

– Тебя попереводишь – вообще в Брокгауза и Ефрона [105]105
  Издатели русской универсальной энциклопедии в 86 томах (1890–1901 гг.).


[Закрыть]превратишься! – вскользь бросила Джоанна, чей острый взгляд уже выхватил из стайки сгрудившихся в дальнем углу дворовых девушек одно живое неглупое личико.

– Ты! – ее палец вонзился в пространство. – Да-да, вот ты! Ну-ка, поди сюда!

Девушка, неуверенно оглянувшись на товарок, вышла на середину комнаты под прицел прищуренных глаз Джоанны.

– Как зовут?

– Фроська! – не слишком пугаясь прокурорского прищура, плутовато улыбнулась та, и на щеках ее появились симпатичные ямочки.

Ксави дважды обошла вокруг Фроськи и вынесла приговор:

– Эти ямочки нам годятся.

– А ну-ка, Фрося, скажи нам: «Я страшно разборчива насчет туалета и люблю, чтобы все, что я ношу, вплоть до чулок, было от лучшей мастерицы».

Девушка, наскоро пересмеявшись в кулак, повторила:

– Я страшно разборчива насчет чулок и всё люблю от лучшей мастерицы. Ой! – она махнула рукой и залилась смехом. – Ой, не то, кажись!

– Что не то – пустяки, а вот как ты это говоришь… – Джоанна энергично взмахнула руками. – Ты же не про веники соседке рассказываешь. Ты же – фифа, кокетка, финтифлюшка эдакая! Ну, как тебе объяснить?..

Ее перебил спокойный мягкий голос царевны:

– Фрося, припомни – Катерина Алексеевна обсказывала Марье Алексеевне [106]106
  Царевны, сестры Петра I.


[Закрыть]про то, как она в ассамблею ходила. Ты ее славно представляла!

Фрося закрылась ладошками, и поглядывая из-под пальцев смеющимися карими глазами, приглушенным голосом протянула:

– Да-а, опять смеяться почнете, как допрежь…

– А как же, конечно! – Ксави подмигнула девушке. – Только учти, у меня все равно смешнее будет!

– Вот уж это вам не ведомо! – тут же забыла о смущении Фроська. – Я как сказывать зачинаю, то уж все смеются, ровно оглашенные.

– Вот как? Ну что ж, мадемуазель Фрося, тогда представь, что я – не я, – Мари задрала подбородок и с вывертом уперла руку в бок, – а маркиз Маскариль.

Ксави неожиданно изогнулась, словно ее позвоночник переломили не меньше, чем в двух местах, ленивым движением длинных пальцев взбила несуществующий парик и кокетливо произнесла:

– А вы знаете, что каждое перышко стоит луидор? Такая уж у меня привычка: набрасываюсь на самое лучшее! – и она оценивающе оглядела Фросю с головы до ног.

Фрося хихикнула, отряхнула сарафан, оглянулась на Наталью Алексеевну. Потом старательно похлопала ресницами, выставила вперед плечико и, манерно растягивая гласные, сказала:

– Я тоже ужасть как разборчива насчет туалета и люблю, чтоб все было от самых что ни на есть хороших мастериц.

Судя по тому, что своды палаты едва не рухнули от хохота, пародия была близка к оригиналу.