Текст книги ""Зарубежная фантастика 2024-3". Цикл Люди льда". Компиляция. Книги 1-24 (СИ)"

Автор книги: Маргит Сандему

сообщить о нарушении

Текущая страница: 59 (всего у книги 292 страниц)

Он тоже заплакал.

Тарье взял себя в руки и сказал:

– Ты правильно поступил, Йеспер, не думай больше об этом! Ты спасал меня, но ты спас и его от страшной жизни изгоя, лишенной покоя и преисполненной злобы.

Йеспер рыдал.

– У него были такие жуткие глаза, Тарье. Как мне хочется домой.

Кто-то бежал к ним, но они не были готовы к обороне.

Это был третий брат.

– В чем дело? – сказал он. – Я услышал…

Он с ужасом посмотрел на мертвеца.

– Господи, да ведь это же Тронд! Но почему у него такое лицо?

В предрассветных сумерках остекленевшие глаза отливали желтым блеском.

– Он был «меченым», Бранд. Дед знал, что среди нас есть такой. Сесилия как-то говорила мне об этом. Она слышала, как бабушка бормотала…

Забыв про осторожность, Бранд громко произнес:

– Да, ведь и в нашем поколении должен же быть хотя бы один такой…

Тарье добавил многозначительно:

– А в нашем роду всегда было заведено так, что «меченые», злые, получали в наследство колдовские зелья. Но дедушка внес изменение в эту традицию, он хотел, чтобы зелья использовались в добрых целях. Поэтому он запретил мне передавать что-либо Колгриму. Поэтому я ничего не говорил о них нашему бедному умершему брату.

Слезы опять побежали у него из глаз – и он ничего не мог с этим поделать.

– Он набросился на Тарье, – сквозь плач произнес Йеспер, все еще будучи в шоке из-за совершенного им поступка. – Он был как безумный…

Бранд воскликнул в отчаянии:

– Но почему это произошло? Почему он стал таким?

– Война. Убийства. Кровь, – печально произнес Тарье. – Все это высвобождает злые силы. А Тронд всегда хотел воевать, насколько я помню. Уже тогда в нем что-то было.

Он подошел и закрыл глаза брата. Как только желтый блеск исчез, на лице умершего появилось умиротворенное выражение.

Появилось двое офицеров.

– Что здесь происходит? Наш бесстрашный молодой воин мертв? Всего два часа назад он проявлял такую удивительную храбрость, что Крузе решил повысить его в чине. На моих глазах он убил шестерых католических дьяволов. Как жаль, что он погиб!

– Но он будет похоронен с честью, – сказал другой. – Как герой Нинбурга!

Все трое норвежцев молчали. Потом Тарье тихо сказал:

– Он был нашим братом.

Офицеры выразили им сочувствие. Один из них повернулся к Йесперу.

– Но этот молодой бездельник позорит нашу армию. Он просто-напросто дезертировал с поля боя!

– Нет, капитан, – тут же возразил Бранд. – Это была его первая битва, и ему стало дурно: он действительно наложил в штаны!

Офицеры усмехнулись. Йеспер же неуверенно улыбнулся, радуясь, что спасен.

Тело Тронда унесли, и Тарье вернулся в свой темный, жуткий, огромный сарай с провалившейся крышей.

«Чем больше ты уничтожишь жизней, тем больше тебя уважают, – устало думал он. – Того же, кто не причиняет никому вреда, все обходят стороной и презирают».

Бранд и Йеспер возвращались в свое подразделение, молчаливые и подавленные. Они были настолько потрясены случившимся, что шли, не разбирая дороги. И внезапно они снова оказались в зоне боевых действий.

Шальная пуля попала Йесперу в ногу.

Он закричал от боли и страха.

– Я умираю, – вопил он, катаясь по земле. – Умираю! Мамочка! Мама, я хочу домой!

– Тише ты, пошли, опирайся на меня и помалкивай, – шептал ему Бранд. – Нам нужно уйти отсюда. Пошли к Тарье!

– Мама! Папа, папочка! – рыдал Йеспер. – Я не хочу здесь больше оставаться! Здесь все так отвратительно! Я не хочу, чтобы люди злились друг на друга!

Так просто сказать то, на что государственные мужи тратят столько высокопарных слов.

Александр Паладин снова очнулся. Все плыло перед его глазами. Боли он не чувствовал.

Был день. Он слышал вокруг себя стоны, понимая, что все еще находится в госпитале.

Долго ли он лежит так? Ему казалось, что прошла целая вечность.

В полевых госпиталях он бывал и раньше. Он чувствовал характерный запах запекшейся крови. Но, насколько он мог заметить, здесь было на редкость чисто. Нет свалок отрезанных частей тела, как это обычно случается. Запах костра, на котором сжигали все эти трагические останки, доходил до него.

Как же тяжелы веки, какая слабость в руках! Ног он вообще не чувствовал.

У Александра осталось смутное воспоминание о лице, склонившемся над ним, лице приветливом, черты которого казались ему знакомыми. Или, вернее, они напоминали ему другое лицо.

Мягкий голос что-то говорил ему, но он не в силах был откликнуться.

Он снова слышал этот голос, но уже в другом конце сарая, так что он напоминал издали слабое бормотанье.

Александр снова почувствовал, что теряет сознание.

Кто-то крикнул совсем рядом:

– Тарье! Тарье, подойди сюда! Я умираю, это точно! И мягкий голос ответил на языке, который был ему понятен лишь частично:

– Спокойно, Йеспер, с тобой все в порядке.

Тарье?

Внезапно Александр пришел в себя.

Такое необычное имя…

Двоюродный брат Сесилии, медик?

Конечно! Он узнал норвежский акцент Сесилии.

Это ее глаза и ее черты видел он!

Он сделал попытку что-то сказать.

Заметив это, Тарье тут же подошел к нему.

– Вот Вы и пришли в себя. Все в порядке.

Александру сразу понравился этот юноша. Такое симпатичное лицо увидишь не часто. Взгляд его имел гипнотическую силу, улыбка была приветливой и добродушной.

– Ты, должно быть, двоюродный брат Сесилии, Тарье… – произнес он дрожащим голосом.

Врач удивленно посмотрел на него.

– Да. Вы ее знаете?

– Это моя жена, – попытался улыбнуться Александр.

– Разве Сесилия замужем? Я об этом не знал. Я встречался с ней на Рождество, и тогда…

– Мы поженились в феврале. Меня зовут Александр Паладин.

– Но…

Тарье не мог скрыть своей растерянности. Александр горько улыбнулся.

– Я знаю, что она рассказывала обо мне. Это ведь ты раскрыл ей глаза на мою… слабость, не так ли?

Юноша кивнул.

– Я ничего не понимаю… – неуверенно произнес он.

– Это был вынужденный брак. Мне грозила виселица, а она ждала ребенка. Мы спасли друг друга.

Ему нужно было рассказать об этом Тарье, ведь он знал их историю с самого начала.

– Сесилия ждала ребенка? Ничего не понимаю…

– Да. Но, прошу тебя, никогда никому не говори, что это был не мой ребенок! Люди не должны об этом знать. Никто.

– Нет, конечно же.

Тарье задумался.

– Ага… – произнес он наконец.

– Что?

– Нет, я только прикидывал… У нас есть один друг, на Рождество он был просто помешан на Сесилии. Кстати, он очень похож на тебя. И она была очень несчастна из-за тебя.

– Священник?

Тарье кивнул.

– Так оно и было, – сказал Александр. – Сесилия недавно потеряла ребенка. Я только что получил из дома письмо.

– Бедная Сесилия, – тихо произнес Тарье.

– Да, мне тоже очень жаль. Это несчастье для нее – и для меня. Я готов был считать ребенка своим.

У Тарье от удивления поползли вверх брови. И Александр был удивлен этой неожиданной встрече.

«Это двоюродный брат Сесилии…» – подумал он, так до конца и не решив, было это приманкой или предостережением.

– Как обстоят дела со мной? – осторожно спросил он.

– Я бы тоже хотел это знать. Как?..

Их беседу прервал Бранд, явившийся навестить Йеспера, лежавшего рядом с Александром.

– Бранд, иди сюда, это муж Сесилии, – сказал Тарье. – А это мой младший брат. Нас было трое братьев, но Тронд… погиб два дня назад. А этот белобрысый, что на кровати рядом, сын нашего соседа, Йеспер.

– Вы ранены, полковник? – спросил Бранд, видя знаки отличия на шинели, лежащей рядом на грубых нарах.

– Называй меня Александр! Разве я не член семьи?

– Да, конечно. Добро пожаловать! – улыбнулся Бранд.

– Спасибо. Я только что спросил твоего брата, что у меня повреждено.

– Ты, я вижу, можешь разговаривать и поворачивать голову, двигать руками, смотреть по сторонам, – деловито заметил Тарье. – Это хорошо. Ты чувствуешь боль?

– Нет, совершенно не чувствую.

«Вот этого-то я и боялся», – подумал Тарье.

– Ты можешь двигать ногами?

– Я не чувствую ног, – засмеялся Александр.

Глубоко озабоченный, Тарье подошел к другому концу кровати и уколол ступни Александра кончиком ножа.

Никакой реакции не последовало. Тарье тяжело вздохнул.

– У тебя прострелен позвоночник, Александр. Я пробовал вытащить пулю, но она сидит слишком глубоко.

Внезапно до Александра дошло:

– Ты думаешь, что я…

– В данный момент ты парализован от поясницы и ниже. Но ты можешь поправиться. Подождем еще несколько дней, а потом будем решать, что делать.

Все смотрели на него, молчаливые и подавленные. Наконец Александр взял себя в руки.

– А что у моего соседа? – спросил он.

– У Йеспера перебита кость в стопе, – ответил Бранд, – и ни у кого в мире не было более серьезного ранения, чем у него! Однако Тарье бессердечно считает, что рана заживет сама по себе, если лежать спокойно. Самой же серьезной болезнью у Йеспера является тоска по дому.

– Да, для норвежца бессмысленно участвовать в этой войне! Вы добровольцы?

– Нет, нас призвали насильно.

– А ты ведь тоже слишком молод, – сказал Александр Бранду. – Я поговорю, чтобы вас перевели в подразделение, занимающееся отправкой домой раненых.

Йеспер просиял, Бранд тоже вздохнул с облегчением.

– Когда вы приедете в Данию, вы можете жить в моем доме, у Сесилии, – продолжал Александр. – Это очень обрадует ее, я знаю. Но тебя, юноша, – он посмотрел на Тарье, – мы не можем лишиться.

В ту ночь Александр Паладин лежал без сна и думал о своей жизни – о том, что было и что будет. Как прошлое, так и будущее, представлялись ему темными, но у него были его профессия, в которой он до сих пор преуспевал, богатство, Сесилия.

А что скажет она, если он останется парализованным? Почувствует ли она какое-то облегчение?

Нет, этого он не думал.

Единственное, что он не учитывал, был его благородный характер, о котором он даже и не задумывался.

Он проводил взглядом Тарье, делавшего обход раненых с лампой в руке.

«С этим человеком я не должен иметь близкую дружбу, – с неясным беспокойством подумал он, – он слишком похож на Сесилию».

Слишком похож на Сесилию?

Александр не обратил внимания на выбор слов. Если бы он заметил это, он бы ужаснулся.[29]29
  Игра слов: слово «похож» и «труп» пишутся и произносятся по-норвежски одинаково (прим. переводчика ).


[Закрыть]

9

Был уже октябрь, когда длинный обоз с ранеными наконец-то отправился в Данию.

Там были Бранд Линд из рода Людей Льда и его друг Йеспер. Александр Паладин по-прежнему оставался в лагере. Тарье не решился отпустить его. Много раз пытался молодой врач вынуть пулю из тела своего нового родственника, но каждый раз он вынужден был отказаться от этой затеи. В то же время он пообещал Александру, что отправит его домой следующим транспортом. Ведь никто не знал, куда повернется военная фортуна.

В данный момент дела обстояли плохо. Армии короля Кристиана не удалось выдворить Тилли из Нижней Саксонии. А на горизонте маячила уже новая угроза. Валленштайн со своей двадцатитысячной армией наемников взял Магдебург и Хальберштадт и теперь быстро двигался дальше. Среди протестантских князей начались раздоры. Их союз трещал по швам, обещания, касающиеся солдат, оружия и денег, не выполнялись, и Кристиан внезапно оказался в изоляции. Но он по-прежнему сохранял мужество, твердо решив победить и прославиться, о чем он не говорил вслух.

Йесперу не терпелось поскорее вернуться домой на свой милый уютный хутор к отцу и матери. Он готов был всю дорогу скакать на одной ноге, лишь бы двигаться вперед. Ему казалось, что транспорт еле тащится.

Бранд же так не рвался домой. Он думал о той печальной вести, которую ему предстояло принести родителям. Они с Тарье решили рассказывать о Тронде как о герое, каким его и считало командование. Но осложнения могли быть с Йеспером: вдруг он проболтается о случившемся. Хотя белобрысый и обещал, что не скажет ни слова, Бранд опасался, что в непредвиденной ситуации у этой простой и безобидной души могут возникнуть великие проблемы. Или просто его неосторожное слово может вызвать подозрение у родителей Тронда.

На полпути в Данию в обозе началась эпидемия дизентерии. Положение раненых было ужасным, врача с ними не было. Бранду, который не был ранен, пришлось убирать нечистоты и мыть носилки. Йеспер же передвигался на костылях и обслуживал себя сам. Ухаживая за ранеными, Бранд заболел.

Многих бросали в пути – в ямах, наспех вырытых вдоль дороги. Один за другим больные затихали на своих носилках. В конце концов их осталось так мало, что это трудно было назвать обозом: каких-то двадцать человек, беспомощно цепляющихся друг за друга.

Бранду стало так плохо, что его оставили как безнадежного. Йеспер остался с ним, а обоз двинулся дальше по вересковым пустошам Хольстена.

– Я должен, придерживаясь геройских правил, храбро просить тебя возвращаться домой и не думать обо мне, – сказал Бранд с угасающей улыбкой на лице. – Тебя ждут отец Клаус и мать Роза. Я же боюсь возвращаться домой, ты знаешь. Снова увидеть любимую Липовую аллею… Теперь некому унаследовать хозяйство…

– Без тебя я не пойду, – твердо произнес Йеспер.

– Спасибо, дружок, – ответил Бранд. – Но как же мы будем двигаться дальше? Ты, с твоей ногой, и я, с моим никуда не годным животом?

У Йеспера тоже был первый симптом дизентерии: кровавый понос. Но болезнь никак не могла одолеть этого мощного и закаленного крестьянского парня: если бы не нога, его можно было назвать вполне здоровым.

– Ну, хорошо, давай попробуем, – решил Бранд, смертельно слабый от болезни. – Я кое-чему научился от моего брата Тарье. Помню, как они с дедушкой лечили кровавый понос. Они говорили все время о кипячении… не знаю, зачем это, ведь когда кипятишь одежду, она разрушается и портится, не так ли? Но мы поступили глупо, не сделав этого раньше – во всяком случае, такого с нами бы не случилось. И теперь я ни на что не годен. Но мог бы ты развести огонь и в чем-нибудь прокипятить нашу одежду?..

Эта длинная речь отняла у него все силы. Сердце его стучало, словно железный молот, в ушах звенело.

Йеспер беспомощно посмотрел по сторонам. Кипятить одежду?.. Но не есть же ее после этого! И что он может теперь сделать?

– Пойми вот что… – прошептал Бранд. – Когда ты все это сделаешь, ты уничтожишь зло вокруг нас, понимаешь? Так говорил Тарье. Ты должен сам вымыться и вымыть меня горячей водой. Потом мне нужно будет выпить горячей воды. Чистой горячей воды, а не той, в которой ты кипятил одежду. И ничего другого. Понял?

– Нет, – ответил Йеспер, не представлявший себе, как все это сделать. Но Бранд уже потерял сознание.

Йеспер пытался растормошить друга, чувствуя себя ужасно одиноким среди этой вересковой пустоши.

В конце концов он поднялся, видя, что ничего не поделаешь, и принялся шевелить мозгами, стараясь понять: о чем же говорил ему Бранд?

Среди ночи Бранд на миг очнулся. То, что он увидел, заставило его вытаращить глаза.

Огромная совершенно голая фигура прыгала вокруг него на костылях.

Костер согревал замерзшего за ночь Бранда, он тоже был совершенно голый, а их щегольская, но уже изрядно подпорченная униформа, заметно севшая, сушилась на кустах и деревьях.

– О, Бранд, – взволнованно произнес Йеспер. – Я думал, что ты уже умер. Смотри, я сделал все, что ты хотел.

– Как это?.. – начал Бранд, чувствуя на губах жар и сухость во рту.

– Я дал тебе попить, выкупал тебя.

Йеспер достал свою походную кружку и поднес ее к губам товарища. Вода была слишком горячей, но Бранд все же выпил ее, ведь его телу нужна была влага.

Йеспер начал рассказывать.

– Я вернулся назад, вспомнив, что видел там дом. Какая-то девушка помогла мне. – Его глаза засветились радостью при этом воспоминании. – Она была такой милой! Дала мне все, что я попросил. Я обещал вернуть обратно котелок и трут. Ничего, что я так поступил?

– Нет, конечно, Йеспер, тебе нужно было это сделать. И поблагодари ее за помощь.

– Она сказала, что возьмет плату, но не деньгами. Как ты думаешь, что она имела в виду? Ведь у меня совсем нет денег!

Но Бранд снова потерял сознание, а Йеспер сел возле него и задумался.

Когда же на следующий день он пришел на хутор, то он быстро сообразил, как ему следует расплатиться со скотницей за помощь. Сияющий и счастливый, он вернулся к Бранду: в мятой униформе и соломой в волосах, но с блаженным сознанием того, что наконец-то стал мужчиной!

«Более гордого петуха редко встретишь», – подумал Бранд, увидев статную фигуру, опирающуюся на костыль. Рукава и штанины были слишком короткими, мундир тесен в груди, зато в ангельских глазах сияла радость.

Бранду пришлось несколько раз выслушивать его историю со всеми подробностями. Но все описания и признания не трогали его.

– О, это было так чудесно, так сладко, Бранд! – блаженно вздыхал Йеспер. – Тебе нужно попробовать! Нужно! Это в точности как… как… – Йеспер вспомнил самое лучшее, что он знал: – … как есть кашу со сливками!

У Бранда не было ни малейшего желания вкусить это. В особенности в данный момент, когда ему больше всего хотелось избавиться от расстройства желудка.

Они провели еще одну ночь на вересковой пустоши (с наступлением темноты Йеспер снова прокрался на хутор, пока Бранд спал, но пришла хозяйка и выгнала его).

Но через день они решили, что пора двигаться дальше. И им повезло. Мимо проезжал на повозке крестьянин и сжалился над ними. Бранд ни слова не сказал о кровавом поносе. Они были просто ранеными солдатами, героями войны. Так думал о них крестьянин.

День за днем они продвигались дальше на север. Теперь Йеспер устраивал все дела по-своему, и это у него получалось. Он знал, что нужно делать, и служанки более чем охотно давали статному блондину поесть или разрешали ему вместе с товарищем переночевать на гумне – в награду за его ручищи и сладкие тайные ласки в укромном уголке хлева. Бранд постепенно поправлялся и снова готов был взять на себя руководство. Йеспер был и благодарен ему, и одновременно противился этому. Хотя он не был силен в руководстве, зато научился самым наилучшим образом обращаться с девушками.

Бранд, напротив, слышать не хотел о подобных вещах. После целого дня ходьбы оба они валились с ног. Они мерзли, мокли под дождем, не ели по нескольку дней. Но никто из них не имел желания махнуть на все рукой.

У них не было денег, чтобы переправиться через Большой Бельт и Малый Бельт. Но здесь помогли их мундиры. Люди смотрели на этих крайне изнуренных юношей с почтением, и после нескольких дней ожидания какой-то богач заплатил за переправу. Им снова повезло: это была шхуна, идущая прямиком из Ютландии в Зеландию, без захода на остров Фюн.

И только в конце ноября, спрашивая дорогу у всех подряд, они добрались до Габриэльсхуса.

Сесилия очень обрадовалась их приезду. Она знала, что они в пути: Александр и Тарье писали ей об их скором прибытии. И она очень беспокоилась последнее время, потому что обоз с ранеными уже прибыл в Копенгаген, а их там не оказалось.

Тарье сообщил ей о болезни Александра и предупредил, чтобы она не надеялась на улучшение. Александр тоже написал ей письмо, которое страшно возмутило ее. Он писал, что теперь она может быть свободна. Он не имеет права держать ее при себе, поскольку обе причины их брака исчезли. Она потеряла ребенка и может снова выйти замуж, ему же больше не дано вступать в какие-либо необдуманные связи, дающие повод слухам.

У Сесилии не было возможности ответить ему, она не знала, сколько еще времени он пробудет в этом временном пристанище. Ей оставалось только ждать в печальном нетерпении, скорбя о его судьбе.

Бранд и Йеспер пробыли в Габриэльсхусе две недели, чтобы набраться сил перед долгим плаваньем. Бранд рассказал ей трагическую историю Тронда, ведь Сесилия давно знала, что среди внуков Тенгеля есть один «меченый». Она уже до этого знала, что Тронд мертв: Александр писал ей о похоронах героя, о его храбрости, о покоренных им наемниках.

Бранд рассказал ей о прекрасном взаимопонимании между Александром и Тарье – и из-за этого она не спала всю ночь. Ей приходили в голову всякие тревожные мысли, она встала с постели и без устали нервно ходила всю ночь из комнаты в комнату в своем просторном доме. В конце концов она принялась ходить по кругу, как это всегда делал Александр, потом заперла двери, потушила свет и, наконец, закрыла дверь, ведущую в их спальни – все это давало ей ощущение безопасности, позволяло прислушаться к самой себе.

Она была одна. Никто не знал, вернется ли он домой. И если вернется… то будет пожизненно прикован к постели. Но она это может вынести, и только в том случае, если его мысли не вертятся вокруг другого, близкого ей человека: ее двоюродного брата.

«О, Александр, зачем ты только появился в моей жизни?» – в бессилии шептала она самой себе.

В преддверии зимы на фронте мало что изменилось.

Но дома, в Гростенсхольме, в Линде-аллее и в доме Клауса, было много радости, когда вернулись юноши. Аре и Мета уже знали, что Тронд погиб, первая волна скорби прошла, так что они могли радоваться возвращению младшего сына. Они были также рады узнать, что Тарье жив и здоров – и они гордились им. Но Мета выходила и потихоньку плакала о том, что один ее мальчик не вернулся. Тарье для нее никогда не был «мальчиком».

Велика была радость в доме Клауса, когда явился Йеспер. Вытирая слезы, Клаус принес бочонок самого лучшего домашнего вина и напился от всей души – и Роза разрешила ему это. И как тут было не напиться, если Йеспер стал таким рослым, красивым, самоуверенным и знаменитым. Но он так страшно оброс! Роза уже хотела взять ножницы для стрижки овец, но мужчины воспротивились этому. Сейчас не время стричься, сначала нужно поговорить, отпраздновать! Йеспер весело рассказывал о своих приключениях, и в конце концов никто уже не сомневался в том, что без Йеспера датская армия потерпела бы поражение. Младшая сестра внимательно рассматривала его форму, слушая непонятные слова и названия стран и городов, которые для нее не существовали, потому что они находились слишком далеко. Старший брат так перевирал трудно произносимые названия, что жители этих немецких городов вряд ли узнали бы их: Брауншвейг у него стал Бреннсвиком, а Штейнбург, Хамельн и Падерборн – Стенборгеном, Хаммерном и Паддебумом.

А Клаус повторял без конца:

– Расскажи еще раз, как ты спас короля Кристиана от этих мерзких врагов одним-единственным выстрелом из мушкета!

Ведь Йеспер не мог совершенно умолчать о выстреле, доставшемся Тронду, – он лишь немного переиначил все.

Александр Паладин вернулся домой, когда в Зеландии уже выпал первый снег.

Сесилия вышла встречать его: пожала руку, осторожно смахнула с его лица снежинки и сказала «добро пожаловать» таким тихим голосом, что только он мог это расслышать. Но лицо ее при виде мужа просияло, и в его удивленных глазах появился вопрос: разве ты не ушла от меня? Так что его «спасибо» имело двойной смысл.

Он так устал от путешествия, что его сразу же положили в постель, и он мгновенно заснул. Снова быть дома… Одна мысль об этом действовала как снотворное.

Еще до его возвращения Сесилия переговорила с его слугой.

– Как нам устроить все это? – спросила она. – Найдем ему сиделку или справимся сами, вы и я?

– Думаю, Его милость сполна оценил бы это.

«Если бы», – подумала Сесилия. Она твердо решила сама ухаживать за Александром, но опасалась, что он будет противиться этому.

– Не думаю, что стоит привлекать к этому его сестру.

– В этом нет необходимости, – ответил слуга. – Этого Его милость никогда не допустит.

Урсула уехала в свой, доставшийся ей от покойного мужа, замок в Ютландии, намереваясь провести там зиму. Сесилия скучала по ней: возвращение Александра ей пришлось пережить в одиночестве.

– Из письма Тарье следует, что мой муж будет постоянно прикован к постели? – спросила она у Вильгельмсена.

– Да, Ваша милость.

– Но есть ли в этом необходимость? Ведь Александру такой образ жизни показался бы чересчур пассивным. И унизительным.

– Он парализован от пояса и ниже, – напомнил ей слуга.

– Но руки-то у него в порядке. Я придумала одну вещь… Что, если усадить его на стул?

– Его милость очень крепкого сложения, думаю, мы с Вами не сможем поднять его.

– Да, – рассеянно произнесла Сесилия, глядя на низкорослого Вильгельмсена.

– Стул не подходит…

Она задумалась, потом сказала:

– Вильгельмсен, я лежала без сна и думала, как облегчить жизнь моему мужу. И у меня появилось несколько безумных идей… Не найдется ли у нас какой-нибудь небольшой, низкой коляски или…

Слуга был явно шокирован.

– Нет, я вовсе не собираюсь катать его! Мне нужны только колеса, Вильгельмсен! Что, если поставить на четыре колеса стул… Нет, я не так выразилась…

Но слуга понял ее мысль.

– Я поговорю с кузнецом, Ваша милость. Он толковый парень.

– Я тоже пойду с Вами, – быстро сказала она. – У меня есть еще кое-какие идеи.

Вскоре весь дом узнал, что кузнец сооружает удивительное приспособление для Его милости. Его любимый высокий стул отнесли в кузницу, но в каретнике оказалось только одно колесо, так что пришлось снять колеса с маленькой тележки, в которой раньше возили детей. Основание тележки было прочным и надежным. Все пришли смотреть на новое сооружение, все давали наперебой советы. И вот «карета» была готова: она казалась странной и неудобной, но зато передвигалась.

И вот теперь хозяин вернулся…

Во время обеда Сесилия вошла к Александру и объяснила, что они со слугой решили предпринять, чтобы облегчить ему жизнь.

– Об этом не может быть и речи, – решительно возразил Александр. – Тут нужен мужчина.

– Но я хочу тебе помочь, – настойчиво произнесла она.

– Почему? – подозрительно спросил он.

– Мне кажется, это естественно. Я твоя жена, и даже если наши отношения необычны, наша дружба достаточно крепка, чтобы выдержать это испытание. Кроме того, со стороны будет выглядеть странным, если я не буду помогать тебе…

– Но я не хочу, чтобы за мной ухаживала женщина!

– Ты смотришь на меня, как на женщину, да? – с серьезным видом произнесла Сесилия. – Не как на друга?

– И то, и другое, – слабо улыбнулся он. – Но ты слишком женщина, чтобы мужчина этого не заметил. И ты совсем не знаешь, в чем заключается такой уход.

– Могу себе представить. Мне понятно твое чувство униженности, ведь ты всегда был таким гордым человеком.

Она встала.

– Но я, разумеется, не принуждаю тебя. Если уж ты так против, тогда…

– Сесилия!..

Он схватил ее за руку.

– Ты не должна так думать! Ты в самом деле понимаешь, что именно я чувствую?

– Да, Александр, – мягко ответила она. – Думаю, что понимаю.

Она села на край постели, наклонилась, коснувшись своей щекой его щеки. Александр обнял ее – и они замерли так: он – без слов умоляя о понимании и сочувствии, она – готовая дать ему тот ответ, которого он ждал.

– Если ты действительно решишься на это, тогда… – неуверенно произнес он.

– Я ничего так не хочу, как этого, – ответила она.

– Тогда так и решим.

– Спасибо, Александр.

Внезапно он рассмеялся:

– Но сначала я испугался!

– Я тоже, – кокетливо улыбнулась она, – но теперь все хорошо. – Она погладила его по волосам. – Кстати, у нас есть для тебя новость.

– У кого это? – испуганно произнес он.

– У меня и Вильгельмсена. Подожди-ка!

– Я-то подожду, – с горечью пробормотал он. Она позвала Вильгельмсена и попросила привезти сюрприз, а сама вернулась к постели Александра.

– Как там Тарье?

Лицо Александра не выразило ничего такого, чего она опасалась.

– Он остался там. Он очень способный юноша. И так похож на тебя!

– В самом деле? Никогда бы не подумала.

– Но это так. Поэтому я очень к нему привязался.

– Спасибо, – улыбнулась она, не зная точно, как следует понимать его слова.

Слуга осторожно кашлянул, Александр повернул голову. Он долго смотрел на «экипаж».

– Что это такое?

– Это подарок тебе, Александр, – с гордостью произнесла Сесилия. – От меня, Вильгельмсена, кузнеца и всего дома. Потому что мы все так беспокоимся о тебе и хотим по возможности облегчить твою жизнь.

Александр приподнялся на локте.

– Мой старый стул? На колесах?

И тут он расхохотался.

– Ужасное чудовище!

Сесилия сказала уже серьезно:

– Не хочешь ли попробовать?

– Как же я, по-твоему, буду на нем передвигаться?

– Если Ваша милость посмотрит сюда, – сказал Вильгельмсен и подкатил стул поближе, – то увидит прочные поручни, так что Ваша милость сможет крутить колеса руками. И с нашей помощью Ваша милость сможет сесть на стул.

Александр ничего не сказал. Он взвешивал все «за» и «против».

– А ты вообще-то можешь сидеть? – тревожно спросила Сесилия.

Он кивнул.

– С поддержкой. Но без нее… не могу.

– У тебя ведь всегда были сильные руки, не так ли?

– Да.

Вильгельмсен продолжал:

– И еще я сделал приспособления в… отдельном маленьком помещении, там…

Он деликатно указал на дверь, ведущую в закуток возле спальни.

– Значит, вы считаете, что я могу ездить по комнатам? И кто-то будет находиться сзади?..

– Так будет быстрее. Но Ваша милость может все делать и сам. Разумеется, кроме укладывания в постель.

Александр долго молчал. Он был тронут.

– Благодарю, – наконец произнес он. – Вы решили самую трудную проблему надменного человека.

– Не надменного, а благородного, – поправила Сесилия.

– Благородный человек не обременен столь обыденными вещами.

– Благородные тоже люди, об этом мы часто забываем.

– Будь что будет, – весело произнес Александр. – посмотрим, так ли сильны мои руки, как ты думаешь!

– Они быстро окрепнут, – пообещала Сесилия. – Ведь весь дом помогал делать этот стул и… прочие приспособления, Александр.

– Спасибо, – растроганно произнес он. – Передай всем мою горячую благодарность! Как хорошо вернуться домой, где все о тебе так заботятся!

Первые сутки возле Александра дежурил слуга. Потом настала очередь Сесилии.

– Расскажи мне, как ты все это переносишь, – озабоченно спросила она.

У него тоже был озабоченный вид.

– Сесилия, неужели мы сможем пережить все это?

– Первый раз будет трудно. Потом будет легче.

Александр сделал глотательное движение.

– Тарье сказал, что каждый вечер меня нужно обтирать. Я потею, а это вызывает пролежни. Но можно обойтись и без этого, когда дежурить будешь ты.

– Это пустяки, – ответила Сесилия более смело, чем чувствовала на самом деле. – Не нужно ли тебе… сходить?..

– Об этом я позабочусь сам, – сухо ответил он.

Сесилия знала, что он тренировался весь день залезать на стул и сползать с него без посторонней помощи. Это было большой нагрузкой для рук, но, как он часто говорил: он был невыразимо благодарен за этот стул на колесах.

Александр и сам немного усовершенствовал его: устроил так, что мог при необходимости останавливаться. Было радостью видеть, что у него появился интерес к чему-то. Усовершенствование стула и общение с окружающими захватило его настолько, что он стал по-настоящему активным. Вильгельмсен и Сесилия улыбались друг другу… Его благоденствие так много значило для них.

Сесилия приготовила воду для обтирания.

Она осторожно приподняла его короткую ночную рубашку, он снял ее через голову.