Текст книги "История Первой мировой войны"

Автор книги: Максим Оськин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 49 (всего у книги 52 страниц)

Разложение армии. Осень 1917 года

После провала корниловского выступления солдаты окончательно ощутили свою силу и безнаказанность. Еще начиная с июля месяца осужденные на каторгу военно-полевыми судами тут же возвращались в строй до конца войны. Налицо факт наполнения Действующей армии «горючим элементом», готовым к любым противоправительственным акциям и, несомненно, пользующимся авторитетом в войсках. И никакие циркуляры о применении вооруженной силы против неповинующихся частей, должные исполняться, как боевые приказы, не могли воспрепятствовать общему настрою масс разойтись по домам с оружием, чтобы расправиться там со «всеми враждебными силами»[535]535
  ГАРФ. Ф. 1788. Оп. 1. Д. 304. Л. 1-2; ф. Р-6655. Оп. 1. Д. 106. Л. 3.


[Закрыть].

Солдаты заявляли о своей готовности продолжать войну до осени, после чего, в случае отказа Временного правительства заключить мир, угрожали оставить фронт. Очевидно, что армия не желала третьей военной зимы. Еще в июле-августе солдаты, надеясь на прекращение войны «сверху», давали правительству шанс на поддержку со стороны армии: «Здесь, на войне, только мы, рабочие и безземельные люди». «Наступлением не добиться мира… Держитесь за солдат-крестьян и делайте скорый мир, и вот один выход спасти Россию». Заключение немедленного мира подразумевало под собой не только спасение революционных завоеваний для каждого гражданина, но и возможность правительства сохранить власть и продолжить развитие страны в русле буржуазных преобразований.

Армия остро ощущала свое «брошенное» состояние. Тыл не давал пополнений, продовольствия, обмундирования, смены уставших частей на позициях и т.п. в долженствующих размерах. Солдаты беспокоились за свои семьи ввиду разворачивавшегося аграрного движения в деревне и параллельно – погромных актов в городах, во главе которых стояли подразделения тыловых гарнизонов. Действующая армия теряла последнюю надежду на тыл. Поэтому солдаты и стремились домой, где оставались их семьи.

Действительно, развал народного хозяйства постепенно подходил к своему апогею (апофеозом станет разруха в годы Гражданской войны). Что говорить, если пришедшие к власти капиталисты и буржуа гораздо хуже царского режима справлялись с управлением экономикой страны. Именно в 1917 году солдаты вместо сапог в массовом порядке стали получать ботинки с обмотками. И более того: 10-го августа министерство продовольствия заказало у Земгора один миллион пар лаптей для армии, общей стоимостью 800 000 рублей, то есть по восемьдесят копеек за пару[536]536
  ГАРФ. Ф. 6831. Оп. 1. Д. 131. Л. 1-4.


[Закрыть]. Что называется, куда же катиться дальше, если армия страны, претендующей на статус великой державы, в XX веке должна носить лапти? Воистину – «вот тебе, бабушка, и Юрьев день!».

Для солдатских масс главным вопросом осени 1917 года стала проблема целей и смысла войны вообще. Временное правительство не шло, да и не могло пойти, на радикальные изменения во внешней политике. Если зависимость царской России от западных союзников по Антанте наблюдалась на уровне потери существенной доли суверенитета, то зависимость Временного правительства от Великобритании и Франции стала уже прямо-таки глобальной. К осени 1917 года «и левые, и правые были единодушны в своей оценке утраты Россией даже ее весьма скромного довоенного статуса и окончательного превращения в самое слабое звено антикайзеровской коалиции, в младшего партнера по отношению к солидарной позиции Франции, Великобритании, Японии, Италии и США»[537]537
  Война и общество в XX веке. Кн. 1: Война и общество накануне и в период Первой мировой войны. М., 2008. С. 554.


[Закрыть].

Поэтому отказ от своевременного и удовлетворяющего массы разрешения задач, связанных с ведением военных действий, с аграрной политикой, с перспективой выхода из войны, сделал многочисленные попытки в области реорганизации армии, повышения ее боевого потенциала, военного управления и т.п. безрезультатными. А ведь от поведения армии, ее реальных действий в решающей степени зависит исход и судьба революции, ибо позиция армии в революционное время во многом определяет политическую обстановку в стране, когда несбывшиеся надежды рождают отчаянную решимость масс.

Влияние большевиков после перехода Петроградского Совета под их контроль также близилось к своему апогею. Все больше солдат Действующей армии и тем паче тыловых гарнизонов разделяли большевистские идеи о выходе России из войны и «черном переделе» в деревне. Разделяло потому, что только большевики, общаясь с массами на доступном для них языке, обещали дать все то, что требовали простые солдаты и крестьяне.

Популистские лозунги Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов, во главе которого с 3 сентября встал Л. Д. Троцкий, активно способствовали распространению большевистского влияния. Например, резолюция Петросовета от 21 сентября об отмене смертной казни, введенной Временным правительством еще после провала Июньского наступления, была воспринята в качестве закона. С этого момента, как сообщали из армии, «участились случаи неповиновения, как отдельных лиц, так и целых частей»[538]538
  ГАРФ. Ф. 1788. Оп. 1. Д. 44. Л. 6.


[Закрыть], ибо солдаты восприняли данную резолюцию как фактическую отмену смертной казни. В итоге не только отдельные солдаты, но и целые подразделения отказывались повиноваться своим командирам и комиссарам. Как докладывали из Действующей армии: «безграмотная масса резолюцию Совета приняла за фактическую отмену смертной казни».

Как ни странно, число собственно членов партии большевиков на фронте было невелико, однако именно за ними шли целые корпуса и армии. Окопавшиеся в корпусных и армейских комитетах эсеры ничего не могли противопоставить набиравшей обороты после августовского поражения генерала Корнилова большевизации армии. Цифры (наверняка завышенные), отражающие присутствие членов партии РСДРП(б) на фронте, и в самом деле очень малы:

– Западный фронт – 21 463 члена партии и 27 231 сочувствующий;

– Северный фронт с Финляндией и Балтийским флотом – более 13 000 членов партии;

– Юго-Западный фронт – 7064 члена партии и 12 000 сочувствующих;

– Румынский фронт – 7000 членов партии[539]539
  Голуб П. А. Партия, армия и революция. М., 1967. С. 179.


[Закрыть].

В целом – не более пятидесяти тысяч человек на семимиллионную Действующую армию. Это смешные цифры, но грозные, если знать, что за такой кучкой радикалов стоял фактически весь фронт. В июне большевики назывались «немецкими агентами», теперь за ними шли сотни тысяч вооруженных фронтовиков. Вот оно, следствие провала Июньского наступления и раскола внутри буржуазии.

Пока большевики готовили к захвату власти Красную Гвардию, моряков Кронштадта и солдат Петроградского гарнизона, Временное правительство само совершало все необходимые шаги для собственного падения. Печать обвиняла правительственные круги в косности, негибкости, нежелании идти на немедленные уступки, чтобы выправить положение. Газета «Новое время» писала 22 сентября: «Правительство погубило армию и превратило революцию в голодные и пьяные бунты, погромы и самосуды». А орган перешедшего под контроль большевиков Петроградского Совета «Рабочий и солдат» вел открытую антивоенную кампанию: «Только в немедленном перемирии на всех фронтах наше общее спасение. Война губит нас».

Осенью 1917 года Действующая армия переставала быть армией как таковой. Целые войсковые части двигались в тыл, совершая грабежи и насилия. Генерал Н. Г Володченко, ставший после корниловского выступления главнокомандующим армиями Юго-Западного фронта, 2 октября в панике телеграфировал А. Ф. Керенскому, что 2-й гвардейский корпус ушел в тыл, устраивая по пути погромы в Подольской губернии.

Притом совершенно одуревшие от революции солдаты успешно сопротивлялись частям, посланным на усмирение. О том же в Министерство внутренних дел докладывал лифляндский губернский комиссар: «Грабежи, захваты чужого имущества и прочие насилия в Лифляндской губернии производятся, главным образом, шайками дезертиров и отдельными войсковыми частями, борьба с которыми со стороны гражданских властей крайне трудна. На мои неоднократные просьбы, обращенные к штабам фронта и армии, только теперь последовало распоряжение командующего 12-й армией о размещении по губернии войск для борьбы с бесчинствами солдат»[540]540
  ГАРФ. Ф. 1807. Оп. 1. Д. 487. Л. 1-4; ф. 1788. Оп. 2. Д. 73. Л. 8.


[Закрыть].

Войска отказывались от дальнейшего продолжения военных действий и угрожали бросить фронт. Так, комитет 2-го Кавказского стрелкового полка сообщал в октябре: «Дальше войну вести не можем, так как каждый день войны ведет Россию к гибели, поэтому четвертую зиму в окопах сидеть не будем, и требуем начать немедленно переговоры о мире». На фронте повсеместно распространялось братание, поощряемое германскими офицерами. Особенно в этом, судя по донесениям в Ставку, отличались Западный фронт и Особая армия: солдаты считали, что «для России фактически война уже закончилась». При этом логика солдат была довольно простой: «О мире у Керенского одни слова. На деле Керенский ведет переговоры с генералитетом о зимней кампании. Выход у нас один – поддержать большевиков»[541]541
  РГВИА. Ф. 2003. Оп. 1. Д. 1507. Л. 72-78; Октябрь на фронте. М., 1967. С. 204.


[Закрыть].

Таким образом, Временное правительство и лично А. Ф. Керенский, доведшие страну и армию до полного развала, не желали сделать и следующие два шага, сохраняющие власть в руках буржуазии: передать землю крестьянам и вывести страну из войны.

Как и император Николай II накануне Февраля, «временщики» колебались перед Октябрем, не желая идти до конца в своих реформах. Что удивляться поэтому, если власть сама упала в руки большевиков – раз ни одна социальная сила к октябрю 1917 года не желала идти за Временным правительством.

Крупная буржуазия желала удушить рабочее движение «костлявой рукой голода», по выражению олигарха Рябушинского, тем самым, по сути, только подталкивая падение Временного правительства и перехват власти большевиками. Так кто же виноват в том, что начавшаяся пока еще в сравнительно мирной форме в Феврале 1917 года Красная Смута переросла в Гражданскую войну со всеми вытекающими отсюда последствиями?

А главной причиной того обстоятельства, что угроза Гражданской войны являлась несомненной, если не неотвратимой, являлась война. Именно проблема дальнейшего участия России в войне стала ключевой для дальнейшего развития страны по тому или иному пути: «Выход из войны к осени 1917 года оставался единственным шансом самосохранения России. Вопросы войны и мира экстренно пришлось бы решать любому общенациональному правительству, заинтересованному в выживании государства»[542]542
  Чураков Д. О. Фабзавкомы и демобилизация: о влиянии войны на судьбы рабочего самоуправления // Россия в мировых войнах XX века. М.-Курск, 2002. С. 170.


[Закрыть].

Между тем немцы нанесли новый удар, намереваясь, «на всякий случай», если произойдет нечто непредвиденное и Россия все-таки не выйдет из войны, иметь превосходную базу для удара по русской столице. В ходе Моонзундской оборонительной операции 29 сентября – 7 октября противником были заняты Моонзундские острова, после чего Балтийский флот окончательно оказался запертым в Финском заливе. Исход Моонзундской операции и последующие намерения Временного правительства стали последней каплей на пути РСДРП(б) к власти.

Моонзундская оборонительная операция

Балтийское море со времен Петра I Великого представляло собой предмет особенного внимания российских императоров: именно здесь находились кратчайшие пути к столице Российской империи – Санкт-Петербургу. После присоединения к империи Прибалтики балтийский театр военных действий стал представлять собой ряд рубежей, для последовательного взлома которых вероятному противнику требовались значительные усилия.

Непосредственно перед Санкт-Петербургом простирался Финский залив, восточная часть которого перед самой столицей прикрывалась островом Котлин с мощнейшей военно-морской крепостью Кронштадт – главной базой русского Балтийского флота. Кронштадт был последним рубежом русской обороны на Балтике. Вход в Финский залив с запада, откуда только и мог вообще появиться враг, закрывался северным побережьем Эстонии (Эстляндии) на юге и полуостровом Ханко (русская Финляндия) с севера. Именно в Эстонии находилась еще одна база русского флота – Ревель (Таллин).

Но передовым рубежом русского морского присутствия на Балтике являлась Латвия с громадным городом-портом Рига в самом сердце Рижского залива. В войнах XVIII– XIX веков, когда военная техника еще не достигла своего совершенства, а корабли были еще парусными, враг (англичане и французы) пытался прорваться к Санкт-Петербургу, минуя русскую Прибалтику. Однако в начале двадцатого столетия без предварительного овладения Рижским заливом нечего было и думать о прорыве к Кронштадту.

Ключом к Рижскому заливу всегда был и продолжает оставаться архипелаг Моонзунд. Моонзундский архипелаг представляет собой четыре крупных острова – Эзель (Сааремаа), Даго (Хийумаа), Моон (Муху), Вормс (Вормси), а также около тысячи крошечных островов. Таким образом, свободное плавание в этих водах затруднено, и требуется хорошее знание архипелага. Протяженность островов с севера на юг – сто пятьдесят километров, а с востока на запад – сто десять.

Остров Эзель (скрепа Моонзунда) на юге отделен от материка Ирбенским проливом, выводящим непосредственно в Рижский залив, а острова Эзель и Даго разделены проливом Соэлозунд. Последний из них к моменту операции был доступен лишь для миноносцев. Как пишет Б. Жерве, Моонзундская позиция – это «составное звено всего огромного, позиционно-оборонительного плацдарма, созданного русскими на Балтийском море, преграждавшего противнику входы в Ботнический, Финский и Рижский заливы и доставлявшего русским морским силам условное владение морем в этих заливах»[543]543
  См.: Косинский А. М. Моонзундская операция Балтийского флота 1917 года. Л., 1928. С. 9.


[Закрыть].

К 1917 году вдающаяся в Ирбенский пролив материковая часть была под контролем немцев, а падение Риги в ходе Рижской операции конца августа 1917 года отдало в руки противника крупнейшую военно-морскую базу в Рижском заливе. Однако русские минные поля в Ирбенах и тяжелые батареи на мысе Церель, крайней южной точке (полуостров Сворбе на острове Эзель) в проливе, не позволяли врагу беспрепятственно ввести в Рижский залив крупные силы.

Отдельные миноносцы и подводные лодки противника проводили редкие набеги в юго-восточной части Рижского залива, но удержание русскими Моонзунда обеспечивало господство русского флота в этих водах, несмотря на то, что западный и южный берега занимал противник. Как отмечали сами немцы, «господствовать в Рижском заливе мог только тот, кто владел островами Эзель и Моон. В этом-то и состояло стратегическое значение островов для сухопутного фронта, примыкавшего одним флангом к Рижскому заливу»[544]544
  Чившиц Фон. Захват Балтийских островов Германией в 1917 году. М., 1937. С. 10.


[Закрыть].

Таким образом, ключевое значение в обороне Моонзундских островов и Рижского залива занимал остров Эзель, который стоял на пути германского вторжения в Эстонию и обеспечивал удержание Ирбенского пролива. Без занятия Эзеля и уничтожения церельской артиллерии нечего было и думать о расчистке Ирбен от русских мин. Поэтому в любом случае германский линейный флот мог войти в Рижский залив только после падения церельских батарей, то есть, следовательно, всего острова.

Ирбены заваливались минами в течение всей войны, так как русским командованием ясно сознавалось, что в открытом бою линейных сил русский Балтийский флот уступает противнику. Только в Ирбенском проливе в 1915 году было проведено двадцать семь минных постановок – было поставлено 2179 мин. В 1916 году – 5490 мин в пятидесяти постановках, в 1917 году – 1866 мин. Также «в районе Моонзунда за 1917 год было поставлено 1086 мин, из них: а) у южного входа в Моонзунд – 450 мин; б) между островами Даго – Вормс – Эзель – Моон – 316 мин; в) в западной части островов Даго и Эзель – 22 мины». Как говорят исследователи, «Постановка всех этих заграждений и, главным образом, в Ирбенском проливе, была вызвана наступлением германцев в Курляндии и занятием ими Либавы и Виндавы. В этих условиях Рижский залив получал значение флангового района сухопутного фронта русских войск. Вход в этот залив был фактически беззащитен, и единственным средством, могущим хотя бы в некоторой степени задержать проникновение кораблей германского флота в Рижский залив, была постановка Ирбенского заграждения, которое защищалось линейным кораблем “Слава”, канонерскими лодками и миноносцами»[545]545
  Гончаров Л. Г., Денисов Б. А. Использование мин в мировую империалистическую войну 1914-1918. М.-Л., 1940. С. 17-18, 26.


[Закрыть].

Поэтому, дабы не зависеть исключительно от минных постановок в Ирбенском проливе, были сооружены тяжелые батареи Цереля. К осени 1917 года на мысе Церель стояли три четырехорудийные батареи береговой обороны: 305-миллиметровых орудий, 13-мм и 120-мм. Помимо того, на островах стояло еще тринадцать береговых батарей. Сухопутный гарнизон Эзеля состоял из трех полков 107-й пехотной дивизии генерала А. Ю. Иванова (425-й Каргопольский, 426-й Повенецкий, 472-й Масальский), а 427-й пехотный Пудожский полк занимал остров Даго. Части дивизии были укомплектованы преимущественно ополченцами; в придачу к ним острова оборонялись тремя сотнями пограничников и батальоном Гвардейского экипажа.

Штаб обороны островов – единственный здесь город Аренсбург (южный берег острова Эзель, 5000 жителей). Предполагалось, что в случае операции противника на Моонзунд гарнизон будет подкреплен войсками с материка, ибо, повторимся, контроль над водами Рижского залива находился в руках русского Балтийского флота.

Самым опасным и, следовательно, уязвимым местом в оборонительной позиции Моонзундских островов являлся пролив Соэлозунд между островами Эзель и Даго. Именно здесь находился доступ к Кассарскому плесу – удобной базе расположения легких сил флота. Один из современников так писал о Кассарском плесе (рейде): «Занимая центральное положение между заливами Финским, Рижским, Ботническим и собственно Балтийским морем, имея два выхода на север и по одному на запад и на юг, означенный рейд, в естественном своем виде, является идеальной точкой опоры для канонерских лодок и минных флотилий, обороняющих все побережья Балтийского моря, находящиеся с ним в близком соседстве»[546]546
  Де-Опик Е. Крепости и современная война. Киев, 1914. С. 27.


[Закрыть].

К весне 1917 года балтийцы углубили фарватер в Соэлозунде, чтобы там могли проходить эсминцы. Это обстоятельство облегчало противнику борьбу за Моонзунд, так как давало ему возможность прорваться на Кассарский плес в тылу обороны островов. Непонятно, в связи с чем командованию Балтийского флота пришла в голову идея об углублении фарватера: миноносцы могли свободно действовать через Ирбенский пролив, где стояли наши минные поля, а, следовательно, русские моряки могли обеспечить безопасный проход своих кораблей сквозь мины. Тем не менее пролив Соэлозунд не был закрыт даже минами, хотя в непосредственной близости от него находится удобная для кораблей бухта Тагалахт, совершенно не прикрываемая береговой артиллерией. Возможно, что уверенность в конечной победе была столь велика, что руководство флота уже не смущалось превосходством германцев на море, а после революции стало не до того.

В первую же ночь Моонзундской операции командование спохватилось и отдало распоряжение о постановке мин в Соэлозунде. Однако команда предназначенного для этой акции минного заградителя «Припять» отказалась выполнить приказ. Командующий морскими силами Рижского залива адмирал Бахирев три дня упрашивал команду «Припяти» выполнить приказ и поставить мины на возможном пути прорыва противника через Соэлозунд. Но все было тщетно: «революционная дисциплина» моряков, руководимых Центробалтом, находившимся под руководством пробольшевистски настроенных вождей, въявь показала свои «прелести» в начавшейся операции.

В итоге немцы получили лишнюю лазейку для прорыва через Моонзунд, а русским пришлось держать на Кассарском плесе часть эскадренных миноносцев и канонерских лодок, так нужных в Ирбенах. Лишь в ходе развития операции офицеры флота поставили небольшое число мин с рыбацких лодок, что, впрочем, не смогло сыграть своей роли. Помимо того, во время боя за Соэлозунд немцы сумели высадиться на подбитый и оставленный командой русский эскадренный миноносец «Гром». На корабле немцы обнаружили морскую карту с нанесенными на нее русскими минными заграждениями, в том числе противник выяснил, что на Кассарском плесе мин нет, и это облегчило ему дальнейшее продолжение боя[547]547
  Чившиц Фон. Захват Балтийских островов Германией в 1917 году. М., 1937. С. 64.


[Закрыть].

Германское командование и раньше пыталось овладеть Моонзундом. Летом 1915 года, в июле и августе, когда русские армии сухопутного фронта отступали перед превосходящими силами врага, германский флот пытался пробиться в Рижский залив через Ирбены. Однако оба раза мужество балтийцев и минные поля в проливе остановили врага. Противнику удалось вытралить большую часть русских мин, прикрывавших южную часть Ирбен, и командующий Балтийским флотом вице-адмирал В. А. Канин уже отвел русские корабли из Риги в Моонзунд. Однако подрыв на мине двух эсминцев и торпедирование русской подводной лодкой линейного крейсера «Мольтке», вынудили германского командующего адмирала Шмидта повернуть обратно.

После Ирбенской операции русские и задумались о сооружении тяжелой батареи на мысе Церель, чтобы закрыть вход в Рижский залив через Ирбены. Моонзундская операция – операция «Альбион», по терминологии противника, – стала третьей и последней (но зато успешной) попыткой неприятеля занять Моонзундские острова.

Командование проведением операции было вновь возложено на вице-адмирала Э. фон Шмидта, который руководил попытками прорыва в Рижский залив в 1915 году.

Под началом германского адмирала сосредоточивались значительные силы: разложение русских вооруженных сил в ходе развития революционного процесса 1917 года давало в руки врага невиданный шанс, поэтому следовало использовать его по полной программе. Ведь во время убийства командующего флотом адмирала А. И. Непенина и ряда офицеров его штаба, со штабного корабля «Кречет» были похищены секретные кальки минных позиций, включая и данные по минным заграждениям Ирбенского пролива[548]548
  Бунич И. В огне государственного катаклизма. М., 2004. С. 68.


[Закрыть].

Впрочем, и раньше подчинение Балтийского флота в оперативном отношении штабу 6-й армии плюс невозможность использования новейших дредноутов без личного разрешения царя сводили русское преимущество в восточной части Балтики к нулю. Недаром участник русско-японской войны 1904-1905 годов, сражавшийся и в Желтом море, и в Цусиме, говорит, что «корабль, спрятавшийся в гавани, хуже, чем погибший в бою. Тот погиб, наверно, недаром. Что-нибудь сделал…»[549]549
  Семенов В. И. Трагедия Цусимы. М., 2008. С. 154.


[Закрыть].

Ничего не изменилось и после подчинения флота непосредственно Ставке, где пост Верховного Главнокомандующего занял сам император Николай II. Почему-то считалось, что немцы попытаются прорвать центральную позицию, ведущую прямиком через Финский залив к Кронштадту и Петрограду. Поэтому все четыре новейших дредноута и устаревшие додредноутные линкоры «Андрей Первозванный» и «Император Павел I» всю войну простояли в Гельсингфорсе, ожидая форсирования противником центральной позиции. В итоге мощнейшие корабли Балтийского флота за всю войну ни разу не сделали ни одного выстрела по противнику. Это было возложено лишь на два устаревших линейных корабля – «Слава» и отчасти «Цесаревич» (после Февраля 1917 года, переименованного в «Гражданин»). Вот именно, что недаром во главе убийств офицеров в Кронштадте во время февральского переворота стояли матросы линейных кораблей, не участвовавших ни в одном бою.

Немцы тщательно готовились к проведению операции против Моонзунда, стараясь предусмотреть все непредвиденные обстоятельства. Более трехсот кораблей и судов, в том числе десять линейных кораблей, один линейный крейсер (флагман «Мольтке», на котором держал свой флаг адмирал Шмидт), девять легких крейсеров, шестьдесят восемь нефтяных эскадренных миноносцев и угольных миноносцев, шесть подводных лодок, девяносто тральщиков составили отряд вице-адмирала Шмидта.

В отряд входили 3-я линейная эскадра вице-адмирала П. Бенке и 4-я линейная эскадра вице-адмирала В. Сушона (того самого Сушона, что так умело руководил действиями «Гебена» и «Бреслау» на Черном море). Свыше ста самолетов и дирижаблей осуществляли воздушную поддержку силам вторжения. Девятнадцать транспортов взяли на борт двадцать пять тысяч человек десанта при сорока орудиях, восьмидесяти пяти минометах и 225 пулеметах.

Командовал десантом начальник 42-й пехотной дивизии, составившей костяк десантных сил, генерал Эсторф. Общее руководство операцией осуществлял командующий 8-й армией, занявшей Ригу, генерал О. фон Гутьер. Основа десантных сил – 42-я пехотная дивизия – летом 1917 года сражалась против Юго-Западного фронта в Галиции, а затем принимала участие в Рижской операции. То есть для десантирования выделялись войска, хорошо знавшие условия русского фронта, неоднократно дравшиеся с русскими, видевшими состояние противника после революции.

Русские морские силы Рижского залива к началу операции состояли из устаревших линкоров «Слава» и «Гражданин», броненосных крейсеров «Адмирал Макаров» и «Диана», крейсера «Баян», двенадцати нефтяных эсминцев типа «Новик», шестнадцати угольных миноносцев, трех подводных лодок, пяти сторожевиков, тринадцати тральщиков, трех минных заградителей и трех канонерских лодок. Командовал соединением вице-адмирал Бахирев. Воздушную поддержку оказывали тридцать самолетов[550]550
  Матвеев А. И. В боях за Моонзунд. М., 1957. С. 46.


[Закрыть].

Сухопутный гарнизон островов состоял из четырехсот семидесяти офицеров, десяти тысяч штыков, двух тысяч сабель при шестидесяти легких орудиях и ста сорока пулеметах. Наличный, а не списочный состав гарнизона был еще меньше. Численность личного состава береговой артиллерии – около полутора тысяч человек.

Непосредственно на острове Эзель под руководством начальника 107-й пехотной дивизии находилось девять батальонов, три казачьи сотни, полторы роты сапер, сорок два легких и четыре тяжелых орудия, шесть минометов, двадцать четыре бомбомета и сто восемь пулеметов. В любом случае боевая сила гарнизона Моонзундских островов была невысокой: «Гарнизон моонзундской укрепленной позиции до начала операции в боях не участвовал. Полки имели неопытный и необстрелянный офицерский состав. Ротами командовали, как правило, прапорщики, окончившие училище или школу в ходе войны. Личный состав полков, несший в основном службу наблюдения и охранения, а также привлекавшийся к выполнению оборонительных работ, тактическим приемам обучен не был»[551]551
  Флот в Первой мировой войне. М., 1964. Т. 1. С. 274-275.


[Закрыть].

Начальником моонзундской позиции был назначен контр-адмирал Д. А. Свешников, непосредственно подчинявшийся командующему Балтийским флотом. Получалось, что сухопутной обороной островов заведовал моряк, который не имел необходимых знаний и навыков для деятельности такого рода. Тем не менее без содействия флота острова были обречены на быстрый захват, и такое назначение оправдывалось ролью морских сил в обороне района. Поэтому начальником штаба у Свешникова стал сухопутный полковник Генерального штаба.

Другое дело, что флот не сумел оказать гарнизону островов той поддержки, что требовалась для успешной обороны. Общая координация действий должна была быть возложена на командующего Балтийским флотом, однако флотское командование сосредоточилось на Финском заливе, предоставив начальствование на Моонзунде адмиралу Бахиреву.

Впрочем, такое положение было более правильным, нежели то, что сложилось при обороне Моонзунда в 1941 году. Тогда начальник Генерального штаба Г. К. Жуков, всегда недооценивавший роль флота, потребовал, чтобы старшинство подчинения на Эзеле и Даго перешло к сухопутному начальнику. По мысли Жукова, командующий Балтийским флотом адмирал В. Ф. Трибуц должен был распоряжаться только лишь береговой обороной. Между тем нарком ВМФ адмирал Н. Г. Кузнецов писал по этому поводу: «А как было очевидно и до войны, сила Моонзундского архипелага заключалась именно в умелом и наиболее эффективном использовании всех средств обороны: сухопутных частей, береговой обороны, авиации и, когда потребуется, кораблей. Кто же мог лучше всего организовать взаимодействие, как не командующий флотом? Опыт вскоре заставил так и сделать, но время – дорогое время! – было потеряно».

Как уже говорилось, командование Моонзунда располагалось на острове Эзель, связанном с лежащим позади него островом Моон дамбой. Поэтому центр обороны должен был находиться именно на Мооне, так как в таком случае штаб находился вне сферы действия десанта в первый период операции, а потому мог эффективно руководить обороной всех островов. В реальности же получилось, что после высадки германцев на Эзеле и угрозе Аренсбургу штаб обороны во главе с контр-адмиралом Свешниковым с разрешения командования флотом эвакуировался в Гапсаль, на материк.

Руководить обороной с материка было, во-первых, затруднительно, а во-вторых, получалось, что командир бросил своих подчиненных. В итоге управление боями было окончательно потеряно, и сопротивление отдельных отрядов и береговых батарей раздробилось на локальные очаги: героизм отдельных подразделений не смог компенсировать отсутствия руководства обороной островов.

Ключевую роль для проведения Моонзундской операции имело взятие немцами Риги во время Рижской операции во второй половине августа 1917 года. После падения Риги противник получил базу, с которой отдельные эскадренные миноносцы и подводные лодки могли производить разведку и набеги на моонзундскую позицию. Дело в том, что еще в 1915 году германский адмирал Шмидт заявил, что прорыв в Рижский залив будет иметь смысл лишь тогда, если его можно будет удержать в своих руках. А это возможно только при условии владения Ригой. Так что командование немецкого флота отказывалось от нового прорыва в Рижский залив до тех пор, пока армия не возьмет Ригу. В ходе Рижской операции 19-24 августа столица Прибалтики перешла в руки немцев. Теперь можно было подумать и о Моонзунде.

О возможном вторжении на острова стали говорить уже с середины августа 1917 года. Перед решительным наступлением во Франции, которое на 1918 год уже намечалось Гинденбургом и Людендорфом, требовалось максимально обезопасить Восточный фронт. Владение Моонзундом позволяло немцам как удерживать северный фланг фронта, так и в случае необходимости ударить по Петрограду соединенными силами армии и флота. Немцами же утверждается, что «после падения Риги и Усть-Двинска требовалось обеспечить северный фланг германских армий; для этого было необходимо обеспечить себе владение Рижским заливом. [Моонзундская] операция должна была создать тет-де-пон, одинаково пригодный как для нападения, так и для защиты»[552]552
  Гроос О. Учение о морской войне в свете опыта мировой войны. М.-Л., 1930. С. 325-326.


[Закрыть].

Союзники также предупреждали русскую сторону о готовящейся операции против Моонзунда: шесть английских подводных лодок, вполне самостоятельно действовавших на Балтике, без особого координирования усилий вместе с русскими, должны были помочь контроперации. Однако участие главных сил флота не предусматривалось планами штаба Балтийского флота, а повышение боеготовности береговых укреплений островов зависело от состояния войск, стремительно разлагавшихся под влиянием революционных процессов.

Помимо всего прочего, русские моряки не сознавали необходимости теснейшего взаимодействия флота и берега. Тяжелая батарея Цереля могла эффективно действовать по закрытию входа в Ирбенский пролив только в сочетании с действиями линкоров. Полуостров Сворбе закрывал русские линейные силы, а корректировка их огня с мыса Церель позволяла практически безнаказанно расстреливать противника. Но командующий флотом не желал рисковать линкорами типа «Севастополь», тем более что конструктивные недостатки давали основания для опасений гибели русского линкора всего лишь от одного-единственного, но зато удачно выпущенного германского тяжелого снаряда.