Текст книги "История Первой мировой войны"

Автор книги: Максим Оськин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 52 страниц)

Дело в том, что беженцы получали пайки и должны были бы по идее использоваться в народном хозяйстве страны. Но большой ли был прок от женщин, детей и стариков? Тем более что многие из них не могли и не умели работать в сельском хозяйстве, а на заводах рабочих рук в общем-то хватало. Да и власти не сумели приспособить этих несчастных людей к полезной деятельности. Поэтому беженцы, в массе своей не сделав существенного вклада в дело обороноспособности империи, создали массу проблем – проживание в вагонах, перегрузка железных дорог, оседание в прифронтовой зоне, трата на них громадных средств. Для Москвы же беженцы в первую голову, создали жилищную проблему. Скачок цен на жилье, ухудшение жизни для бедноты и без того были головной болью московских руководителей. А тут еще и беженцы. Поставленные жизнью задачи решались, но не так интенсивно, как хотелось бы, и к Февралю 1917 года большинство беженцев столичного региона продолжали влачить жалкое существование на грани выживания.

Понятно, что, подобно другим промышленно развитым районам и городам, Москва и столичный регион активно включили свои фабрично-заводские мощности в дело обороны государства. Сказать следует о новых мероприятиях. Во-первых, в Московский военный округ была эвакуирована масса заводов из западных губерний (потерянная территория и прифронтовая зона). К 1917 году в одной только Москве действовало почти восемьсот различных предприятий. Во-вторых, московский промышленный район сыграл выдающуюся роль в производстве военного снаряжения и боеприпасов. Достаточно сказать, что именно в столичном регионе и Московском военном округе находился Тульский оружейный завод – единственный в России производивший пулеметы системы «Максим». Центр производил различную оборонную продукцию, и наиболее отличился в производстве снарядов полевой артиллерии заводами так называемой Организации Ванкова.

В ходе войны выяснилось, что существующие оборонные предприятия, производящие снаряды для артиллерии, не могут обеспечить все потребности Действующей армии. А между тем как раз артиллерия являлась главным огневым средством атаки и обороны. Посему на первый план встала насущная задача привлечения к делу снарядного производства частные предприятия. Ситуация осложнялась тем простым фактом, что ранее такие фабрики подобным производством не занимались и не имели ни надлежащего оборудования, ни специалистов. Хаотические попытки сделать хоть что-нибудь имели следствием лишь напрасную растрату средств.

Наконец, в 1915 году по французскому опыту была создана централизованная организация частных предприятий, которую возглавил начальник Брянского арсенала генерал-майор С. Н. Ванков. В Организацию вошло сто десять фабрик и заводов, выполнявших государственный заказ по производству 3-дм пушечных гранат и 152-мм гаубичных снарядов. Осенью 1915 года Организация Ванкова влилась в структуры Особого совещания по обороне государства, что было понятно, так как Особое совещание контролировало и координировало деятельность частного капитала на оборону. В целом с апреля 1915 года до 1 июля 1918 года Организацией было произведено:

– 3-дм гранаты – 16 000 000,

– 6-дм гранаты – 700 000,

– 48-лин гранаты – 375 000,

– 57-мм гранаты – 360 000,

– 105-мм гранаты – 90 000,

– 155-мм бомбы – 200 000.

Важно, что большая часть предприятий Организации Ванкова располагалась в Центральной России. Так, предприятия организации сводились в следующие районы:

– Петроградский (куратор – полковник В. А. Дмитриев),

– Московский (полковник П. М. фон Зигель),

– Киевский (полковник П. Т. Матюшенко),

– Одесский (генерал-майор И. А. Манжелей),

– Южный (полковник А. В. Панкин),

– Ярославский (генерал-майор Н. И. Димич),

– Тамбовский (подполковник Б. Э. Геринг)[323]323
  Леонидов О. Л., Лисицын Я. И. История организации Уполномоченного ГАУ генерал-майора С. Н. Ванкова. 1915-1918. М., 1918. С. 33.


[Закрыть].

Как видим, из семи районов три относятся к Московскому военному округу.

Во второй половине 1916 года Москва испытала в своих стенах еще одно примечательное событие – своеобразное «нашествие» рабочих из Средней Азии. По мере истощения людских резервов и нехватки рабочих рук в достаточно отсталом с точки зрения технического оснащения народном хозяйстве России встала проблема о переброске в прифронтовую зону людей для различных работ. Строительство окопной инфраструктуры, заготовка топлива, ремонт дорог, создание тыловых оборонительных рубежей – все это требовало новых рабочих усилий.

Такие люди были найдены в лице населения Средней Азии. Согласно действующему законодательству, мужчины Туркестана (в Туркестанский округ входили территории большей части нынешнего Казахстана и четырех среднеазиатских республик) были освобождены от воинской повинности. Однако законодатель ничего не говорил о праве использования их на тыловых работах. Осенью в Туркестане были проведены несколько мобилизаций для выполнения данной задачи. Действия русских властей вызвали восстание, которое так и не было подавлено к моменту падения монархии в марте 1917 года. Основные очаги сопротивления удалось разгромить, но «дожать» повстанцев не удавалось. Опять-таки и эти события в некоторой мере связаны с уже известными персонажами. Для наведения порядка в Туркестан отправлялся опытный администратор и неважный полководец – генерал А. Н. Куропаткин, в августе передавший командование армиями Северного фронта генералу Н. В. Рузскому. Таким образом, бывший командир Гренадерского корпуса получал новую задачу.

Невзирая на восстание, мобилизации позволили вычерпать для фронтовых работ десятки тысяч мужчин Туркестана. Уже к 11 октября в Действующую армию было отправлено шестнадцать поездов с рабочими и два поезда туркмен в качестве сторожевой службы. К 1 февраля 1917 года на фронт из Туркестана было отправлено сто десять тысяч рабочих, десять тысяч мобилизованных рабочих было оставлено для нужд самого Туркестана и еще восемьдесят тысяч предполагалось отправить к маю месяцу, ко времени предполагавшегося весеннего наступления на Восточном фронте. Эшелоны с мобилизованными, разумеется, проходили и через московский транспортный узел. Писатель К. Г. Паустовский вспоминал, как зимой 1917 года через Москву под конвоем несколько дней «проходили тысячные толпы узбеков в зеленых халатах»[324]324
  Паустовский К. Г. Повесть о жизни: Далекие годы; Беспокойная юность; Начало неведомого века. М., 2007. С. 498.


[Закрыть]. Именно так москвичи впервые столкнулись с массовым пришествием в столицу жителей Средней Азии.

Москва играла очень важную роль в действиях российских железных дорог периода Первой мировой войны. Из старой столицы империи в западные военные округа вела мощная сквозная двухколейная магистраль – Александровская железная дорога, на пути Москва – Брест-Литовск – Варшава. Таких магистралей, призванных в кратчайшие сроки перебросить к линии государственной границы огромные войсковые массы, в России было всего шесть, и каждая из них была необходима.

Вспомним, что война была объявлена 19 июля 1914 года, а уже 10 августа «московские» корпуса в составе 4-й и 5-й армий Юго-Западного фронта в Южной Польше вступили в бой с австрийцами. За двадцать дней четыре корпуса (это же не только люди, но и техника, боеприпасы, обозы, полевые кухни и многое другое) из центра страны были перевезены к западной границе, развернуты и брошены вперед в полной боевой готовности. Особой благодарности императора за выигрыш времени при сосредоточении войск удостоились Сибирская, Самаро-Златоустовская, Сызрано-Вяземская, Александровская, Привислинская, Полесская, Либаво-Роменская и Московско-Виндаво-Рыбинская магистрали[325]325
  Первая мировая война. М., 1989. С. 375.


[Закрыть]. То есть две магистрали из отличившихся восьми проходили через Москву.

После Великого отступления 1915 года и потери западных губерний, русская железнодорожная сеть сократилась, и теперь магистраль стала доходить лишь до столицы Белоруссии: Москва – Смоленск – Орша – Минск. По мере затягивания войны и осознания того факта, что война будет длительной и упорной, в России не только строили заводы оборонного значения и закупали за границей военную технику и боеприпасы, но и строили новые железные дороги. В ноябре 1916 года под председательством товарища министра путей сообщения И. Н. Борисова состоялось несколько Особых Межведомственных Совещаний, посвященных планам железнодорожного строительства. Железные дороги первой очереди, согласно принятому планированию составляли 35 601 версту. Столичный транспортный узел стоял на первом месте по важности и насущной необходимости предстоявшего строительства: Москва – Донецкий угольный бассейн (при этом конечный пункт должен был быть выбран таким образом, чтобы соединить его со всеми портами Азовского моря – Ростовом, Таганрогом и Мариуполем)[326]326
  Пути сообщения на театре войны 1914-1918 гг. М., 1919. Ч. 1. С. 8.


[Закрыть].

Тогда же было признано, что часть поставляемых союзниками по Антанте грузов должна сосредотачиваться для последующего распределения по заказам и адресатам уже не только в Петроград, но и в транспортный коридор Ярославль – Москва. Грузы из Архангельска после расширения северной колеи Архангельск – Вологда до общеимперской ширины (ранее эта дорога была узкоколейной) теперь шли в центр страны. Центр империи во главе с Москвой давал фронту большую часть грузов, как собственных (прежде всего резервистов и военного оборудования), так и транзитных, шедших из глубины страны, из более отдаленных от места сражений внутренних округов России, начиная с Казанского округа и заканчивая Дальним Востоком.

Главным же достижением Российской империи в целом стала устойчивость народного хозяйства страны, что во многом стало следствием предвоенных успехов столыпинской аграрной реформы. Мобилизации мужчин, реквизиции лошадей, повышение цен – все это было тяжело, однако не имело последствий даже сколь-нибудь близко приближенных к катастрофическим. Экономического истощения страны не было и близко, а сокращение народного потребления во время войны – явление неизбежное. Исследователь Московского региона отмечает: «…затруднения 1914-1915 гг. носили большей частью временный характер и были обусловлены, с одной стороны, издержками ориентации хозяйства к условиям военного времени, а с другой – иными, непосредственно не связанными с войной, обстоятельствами. На это, в частности, указывает резкий рост молодняка в 1916-1917 гг., а как следствие, и общего поголовья. Причем, лошадиное стадо за указанный срок увеличилось более чем на тринадцать процентов и, таким образом, значительно превысило даже уровень довоенных лет»[327]327
  Ковалев Д. В. Аграрные преобразования и крестьянство столичного региона в первой четверти XX века (по материалам Московской губернии). М., 2004. С. 116.


[Закрыть]. Кризис снабжения стал прогрессировать лишь в конце 1916 года. Следовало продержаться до весны, до генерального наступления, но страна не хотела ждать.

Глава 5
Падение монархии

Осень 1916

Исход кампании 1916 года показал, что победа союзников по Антанте не за горами. Австрийская и Османская империи были надломлены неудачами и поражениями, которые были тем тяжелее, чем долее затягивалась война. Болгария имела небольшую армию, всецело зависевшую от поставок техники и событий на главных театрах военных действий. Даже поражение Румынии, позволив Германии и ее союзникам пополнить скудные запасы продовольствия, ухудшило оперативное положение Центральных держав, лишившихся последних резервов, размазанных по громадным в своей протяженности фронтам. Фактически в строю оставалась только Германия, но и ее людские ресурсы подошли к концу: один удачный прорыв позиционной обороны на любом из фронтов превращал отступление в катастрофу.

В то же время внутреннее состояние Российской империи, где вместо гражданского мира, наблюдаемого почти во всех воюющих странах, царило открытое противостояние государственной власти и общества, было близко к кризисному. Победа осознавалась всеми общественными группами, но вот практический результат войны для страны виделся по-разному. Этот результат напрямую зависел от расстановки политических сил внутри империи к моменту победы, так как именно от воли той силы, что будет диктовать продолжение предвоенного реформирования на рельсах становления в России гражданского общества, зависел конечный итог реформ.

Пора было думать о будущем, послевоенном развитии страны, чья модернизация на путях капитализма была прервана Первой мировой войной. Темпы, характер, условия, результаты возобновленной модернизации – вот тот камень, о который споткнулось сотрудничество монархической государственности и буржуазно-либерального капитала. В связи с этим интересно мнение С.Б. Переслегина: «Страна попала в положение, из которого не было выхода. Время для промышленной реформы было безнадежно упущено и провести ее сколько-нибудь разумным образом нет никакой возможности. Ожидаемая победа (к концу 1916 года военное положение Центральных держав было бесперспективным) лишь законсервировала бы российские проблемы еще на одно поколение»[328]328
  Отечественные записки, 2002, № 8(9). С. 318.


[Закрыть]. Точка зрения на возможности российской монархии к реформам спорна. Но факт, что она стала детонатором Февральской революции, организовавшим оппозиционные структуры, несомненен.

Как указывали современники, оппозиция перешла в открытое наступление против правительства осенью 1916 года, когда выявились такие явления, как:

1) неудача использования стратегического преимущества на фронте после Луцкого (Брусиловского) прорыва;

2) огромные потери Действующей армии без видимых результатов скорой и неизбежной победы;

3) надлом настроений в рядах Действующей армии и тылу к концу года, вылившийся в убеждение бесцельности продолжения войны и возобновления военных усилий под руководством существующей власти.

Борьба с государственной властью проводилась сразу по нескольким направлениям. Во-первых, обвинения продолжали преследовать военное ведомство и его руководителей. Высшие военные круги обвинялись в намеренном углублении кризиса вооружений и в стремлении увеличивать потери войск.

Во-вторых, основным объектом для нападок стало правительство и лично премьер-министр Б. В. Штюрмер, а также императрица Александра Федоровна. Иначе говоря, те люди, что на всех перекрестках называли себя монархистами (пусть даже и конституционными), не стеснялись в открытую клеветать на царицу: о каком же тогда монархизме здесь может быть речь? С ударом оппозиционной пропаганды по царице положение вещей менялось кардинальным образом. Теперь косвенно под удар попадал сам император – единственная в силу своего статуса фигура, долженствовавшая обладать в глазах народа незыблемым авторитетом и сакральным основанием своей власти. Именно этот момент в психологическом плане сыграл главную роль в падении монархии: Царь был виноват в том, что не был «настоящим царем»; фигура Николая II перестала соответствовать народному, патриархальному идеалу самодержца[329]329
  См.: Октябрьская революция: от новых источников к новому осмыслению. М., 1998. С. 71-72.


[Закрыть].

Обвинения императрицы в «измене» усиленно распространялись в Действующей армии и гарнизонах военных округов, где, не стесняясь, стали говорить о возможности сепаратного мира, умышленных поражениях и невозможности выиграть войну в любом случае. А. И. Деникин вспоминает, что эпитет «измена» к осени 1916 года стал уверенно ассоциироваться с императрицей Александрой Федоровной: «В армии громко, не стесняясь ни местом, ни временем, шли разговоры о настойчивом требовании императрицей сепаратного мира, о предательстве ее в отношении фельдмаршала Китченера[330]330
  Британский военный министр Г. Китченер погиб 5 июня 1916 года на крейсере «Хемпшир» (подорвался на мине), отправляясь в Россию по приглашению императора Николая II.


[Закрыть], о поездке которого она якобы сообщила немцам и т.д. Переживая памятью минувшее, учитывая то впечатление, которые произвел в армии слух об измене императрицы, я считаю, что это обстоятельство сыграло огромную роль в настроении армии, в ее отношении и к династии, и к революции»[331]331
  Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии. Февраль – сентябрь 1917. Мн., 2003. С. 16.


[Закрыть].

В придворных кругах открыто говорили о готовящемся дворцовом перевороте, а те из гвардейских офицеров, что отлынивали в столице от фронта (в конце 1916 года гвардия находилась на Юго-Западном фронте), распространяли слухи о готовности гвардии поддержать этот переворот. С.В. Куликов говорит даже, что «едва ли не в первую очередь победа Февральской революции в столице стала результатом оппозиционных настроений столичного офицерства. Именно эти настроения предопределили его поведение накануне и в дни переворота, когда большинство офицеров сознательно устранились от вооруженного подавления демонстраций и восстания, и склоняли к этому солдат»[332]332
  Военное дело России и ее соседей в прошлом, настоящем и будущем. М., 2006. С. 380.


[Закрыть]. Представляется, что критиковать высшие сферы куда приятнее и удобнее, нежели готовить вверенных солдат к боям.

Не в последнюю очередь гвардия понесла громадные потери на Стоходе и при штурме Ковельского укрепленного района летом-осенью 1916 года, что войска полагались на отважную атаку, нежели на хладнокровную подготовку удара. Русское офицерство всегда было готово доблестно умереть, но вопрос о поражении врага при этом оставался открытым. Соответственно виновным во всем оказался император, который еще в начале войны, благословляя на фронт офицеров, указал, что нужно победить, а не умереть.

Бесспорно, наиболее удобным жупелом, связанным с критикой существующего режима, являлась распутиниана. Даже самые нелепые обвинения воспринимались на веру, ибо ложь, связанная с именем Г. Е. Распутина и легко воспринимаемая массой, окончательно деформировала монархическое сознание. Нежелание императора идти на уступки либералам во время войны, связанное с осознанием того факта, что уступками дело не ограничится, наряду с лживой пропагандой оппозиции к февралю 1917 года оставило Николая II без поддержки даже и со стороны дворянства, которым лишь после крушения монархии предстояло понять ее ценность как гаранта существования своего сословия. Вышло, что «многие дворяне оказались в открытой оппозиции царскому правительству, критиковали его некомпетентность, раболепность. В то же время они осознавали, что сложное политическое положение усугубляется мировой войной. Желание найти причины социального и политического кризиса выливалось в поиски немецких шпионов в правительственных сферах, обвинения правительства в бездарности. Особое негодование вызывало всемогущество Распутина, который, по мнению дворянства, обладал огромным влиянием на царскую семью»[333]333
  Баринова Е. П. Российское дворянство в начале XX века: экономический статус и социокультурный облик. М., 2008. С. 167.


[Закрыть].

Солдаты тем легче верили слухам, что их зачастую распространяли офицеры, которым по идее следовало бы готовить войска к новым боям, а не заниматься муссированием заведомо клеветнических предположений. Просто верить в то, что виноват «кто-то», а не ты сам, всегда легче. А гибель кадрового офицерства в 1914-1915 годах означала, что основную массу офицерского корпуса русской Действующей армии составляли прапорщики и подпоручики, еще вчера бывшие студентами, учителями, врачами и т.д.

Многие из этих новоиспеченных офицеров уже являлись не опорой монархии, но напротив – ее противниками (по меньшей мере – конституционными монархистами). При этом понятия патриотизма и монархизма разводились в стороны, так как никто не желал задуматься о том, что Российская империя и есть монархия. Те же, кто понимал это, готовились к верхушечному перевороту, стремясь опередить вызванную ими же самими народную революцию.

Главное, что оппозиция не забывала делать льстивые реверансы в адрес вооруженных сил, обрушиваясь исключительно на сам режим. Как говорит один из авторов, «с одной стороны, у оппозиции были весомые основания рассчитывать на благосклонность войска, для которого и в самом деле к этому времени было сделано немало. В 1915 году выросли Земский и Городской союзы, военно-промышленные комитеты, Особые совещания. Быстро и действенно решая насущные вопросы обеспечения фронта оружием, боеприпасами, продовольствием, они поневоле вызывали у военных выгодное сравнение с неповоротливой государственной машиной, умевшей только плодить дефициты»[334]334
  Волкова И. Русская армия в русской истории. М., 2005. С. 544.


[Закрыть].

Однако по этому поводу надо сказать, что вклад Земгора и военно-промышленных комитетов в дело обороноспособности страны во многом умышленно преувеличивался. Действительно, сделано было немало, но и не так много, чтобы можно было бы говорить о решающем вкладе в оборону. После опубликованных в наши дни воспоминаний современников о тех хитростях, на которые шли буржуазные оппозиционеры (например, когда произведенные на казенных заводах боеприпасы укладывались в тару с логотипами Земгора), можно сказать, что это преувеличение производилось сознательным образом именно в расчете на лояльность вооруженных сил в вопросе предстоящего открытого противоборства с властью. Поэтому, как справедливо подметила И. Волкова, дело не в усилиях на оборону, а в том морально-психологическом сравнении с усилиями властей, которое искусственно и лживо проводилось оппозиционерами на всех уровнях. Если бы можно было сказать о реальном вкладе либералов, то сравнение было бы, наверное, далеко не в их пользу. Между тем сам характер войны как прежде всего национальной уже не мог отнести Первую мировую войну к войнам, ведшимся исключительно по прихоти государственной власти: участие всех слоев населения было неизбежным уже даже под угрозой обвинения в предательстве интересов Отечества.

16 сентября министром внутренних дел был назначен А. Д. Протопопов. Тот самый, что летом возглавлял думскую делегацию в союзные страны. Этим шагом император Николай II рассчитывал примирить правительство и оппозицию, отдав наиболее важное ведомство в руки товарища П. Н. Милюкова по партии. В свою очередь октябристы и кадеты первоначально рассматривали данное назначение как свою победу. Однако, как только выяснилось, что Протопопов, который сумел войти в доверие и к императрице, и к Распутину, будет проводить ту линию, что проводит сам царь, как отношение к нему резко изменилось. Теперь А. Д. Протопопова его же вчерашние товарищи, не стесняясь, называли предателем.

Иными словами, оппозиционеры не желали разделить ответственность вместе с властями, как они пропагандировали, они желали получить сразу всю власть, целиком. И желательно – без самого императора Николая II. В свете этих событий ничуть не удивительно то, что в свое время еще П. А. Столыпин предлагал кадетам и октябристам войти в его правительство. Разумеется, что оппозиционеры отказывались, – ведь критиковать всегда легче, чем взять на себя ответственность за судьбы страны, реформы, а теперь еще и войны.

К концу 1916 года правительство упрекалось во враждебности народу и отчуждении от него, в предательстве интересов страны, что якобы должно было привести к неизбежной катастрофе. Закономерным итогом прозвучала известная ноябрьская речь П. Н. Милюкова «Глупость или измена?», распространявшаяся по стране в миллионах экземпляров. Характерно, что в тексты выступлений Милюкова сотоварищи переписчиками и издателями «самиздата», наводнившего фронт, вставлялись куски еще более радикального характера, своим острием направленные против существующего режима.

Сам же П. Н. Милюков, который впоследствии утверждал, что якобы он предоставлял судить аудитории, закончил свою речь следующими словами: «Нет, господа, воля ваша, уже слишком много глупости. Как будто трудно объяснить все это только глупостью». О том, что тем самым подрывалась обороноспособность государства, и не думали: власть уплывала из рук, ибо верхи оппозиции не хуже военных сознавали, что 1917 год был призван стать годом победы. А значит, и окончательным крушением надежд на получение власти. Наиболее остро и справедливо охарактеризовал поведение П. Н. Милюкова уже после Второй мировой войны И. Л. Солоневич: «В конце 1916-го и в начале 1917 года профессор Павел Николаевич Милюков вел неистовую атаку на проклятый старый режим – не стесняясь никакой “изменой” и базируясь на любую “глупость” – во имя победы западных демократий в союзе с русской революцией над реакционными режимами Вильгельма и Николая. Когда проклятый старый режим был свергнут и когда великая бескровная простерла свои ризы над Россией – профессора Милюкова она выперла вон».

Нельзя сказать, что выступление П. Н. Милюкова, как, впрочем, и сама его антигосударственная деятельность, было чем-то неожиданным. Еще в октябре 1904 года, в разгар войны Российской империи с Японией, в Париже собралась конференция противников правительства, желавших поражения России в войне. Эта конференция возглавлялась финским революционером К. Зиллиакусом и была проведена под контролем резидента японской разведки в Европе полковника Акаси. Все это было прекрасно известно, тем не менее П. Н. Милюков не отказался от участия в конференции[335]335
  Уткин А. И. Русско-японская война. В начале всех бед. М., 2005. С. 312-314.


[Закрыть].

Нельзя было поручиться, что не сумевший сравниться со своими учителями (С.М. Соловьевым и В. О. Ключевским) и немало этим уязвленный профессор истории, который десять лет назад активно выступал против российской государственности совместно с врагами, теперь не сделает того же самого. Разница заключалась лишь в одном. Теперь противники существующего в России политического режима вместе с русскими воевали против третьей стороны и назывались союзниками.

Распространению в стране антиправительственных деклараций способствовал тот факт, что цензура как таковая практически не соблюдалась. Во-первых, военная цензура действовала только в областях, относящихся к театру военных действий. Поэтому, например, в Петрограде она юридически существовала, а в Москве – нет. Но и без того предварительная цензура не применялась нигде, что позволяло владельцам газет отделываться штрафами уже после выхода соответствующей информации в свет: все равно барыши, не говоря даже о политической подоплеке, были гораздо большими, нежели сумма накладываемого на СМИ штрафа.

Власти промолчали даже и теперь, хотя П. Н. Милюков в своих обвинениях императрицы Александры Федоровны цитировал германскую прессу. Это то же самое, если бы в оценке положения вещей на советско-германском фронте в 1941-1945 годах современники в СССР исходили из пропаганды доктора Й. Геббельса. Безнаказанность Милюкова только подтолкнула всех, работавших на революцию, к активизации дальнейших действий по подготовке свержения монархии.

Здесь можно мимоходом упомянуть, что обвинения верховной власти в подготовке сепаратного мира и предательстве интересов Антанты прозвучали со стороны того самого Милюкова, который в 1918 году предпримет ряд настойчивых попыток свергнуть советскую власть посредством германских штыков, долженствовавших по его замыслам войти в Петроград и Москву. Как видно, никакой последовательности в мыслях и действиях этого политического деятеля не присутствует: то обвиняет императора в сговоре с немцами, а то сам же готов использовать немцев (а мировая война ведь еще продолжается) для борьбы с большевиками.

Впрочем, с точки зрения формальной логики, ничего удивительного: ведь Милюков свергал царизм для того, чтобы самому получить власть, а большевики сбросили милюковых, чтобы перехватить власть для себя. Бесспорно, бесстыдство, грязь и цинизм есть неотъемлемые черты в деятельности любого политика, но немногие возводят этот негатив в культ.

Конечно, как это и положено для популистских инсинуаций, интересы и цели ряда ведущих деятелей Государственной думы отождествлялись с общенародными интересами (хотя понятно, что об отчуждении, например, земли в пользу крестьянства, или о дележе сверхприбылей с рабочими и речи быть не могло). Следствием такого подхода выводилась роль думы как «защитницы» народа и необходимость общих действий по устранению существующего режима. Поэтому и все так называемые общественные организации, сплошь состоявшие из либерал-оппозиционеров, приветствовали Государственную думу как своеобразное «знамя» в борьбе с монархией императора Николая II.

Созываемые по инициативе оппозиционеров совещания так называемых общественных организаций требовали «довести до конца борьбу с постыдным режимом». Это оправдывалось тем, что власть якобы ведет «предательскую борьбу» с обществом и народом, разрушает армию. Оппозиционная пропаганда подытоживала: «страна не может поступить иначе, как повести борьбу с властью»[336]336
  ГАРФ. Ф. 555. Оп. 1. Д. 59. Л. 1-5; д. 60. Л. 1-13; д. 61. Л. 1-8; Иоффе Г. З. 17-й год. Ленин, Керенский, Корнилов. М., 1995. С. 10.


[Закрыть]. Разумеется, о миллиардных прибылях многих лидеров оппозиции, являвшихся «по совместительству» крупными землевладельцами, промышленниками, банкирами и спекулянтами, умалчивалось.

Речь П. Н. Милюкова в Государственной думе от 1 ноября, известная как «Глупость или измена?» стала застрельщиком в череде антиправительственных выступлений из стен российского парламента. Дело в том, что в этот день после перерыва в заседаниях открывалась очередная сессия думы, и оппозиционеры спешили воспользоваться думской трибуной для обвинений в адрес властей предержащих, не гнушаясь никакой клеветой.

Опять-таки здесь надо напомнить, что буквально накануне открытия сессии Государственной думы премьер-министр Б. В. Штюрмер пригрозил либералам, что в случае перехода к конфронтации и отказу работать для фронта, для победы, Дума может быть вовсе распущена. На фронте верные престолу офицеры немедленно поняли, что значит милюковская речь в день открытия думы. Например, письмо из Действующей армии от 8 ноября: «Деятельность Гос. думы с первых же шагов приняла революционный характер. Надо всем монархическим организациям просить Государя о немедленном ее роспуске на все время войны»[337]337
  Переписка правых и другие материалы об их деятельности в 1914-1917 годах // Вопросы истории, 1996, № 8. С. 81.


[Закрыть].

И проблема не только в том, что оппозиция лишалась думских трибун для борьбы с государственной властью. В конечном счете оставались еще военно-промышленные комитеты, многочисленные общественные организации, Земгор наконец. Как сообщил сам Б. В. Штюрмер царю, «я обратил внимание членов Государственной думы на то, что ближайшим последствием роспуска думы явится немедленное отправление на службу на фронт всех членов законодательных учреждений, подлежащих по возрасту своему призыву к военной службе. Независимо от сего, членам Государственной думы в случае ее роспуска, а не только перерыва, угрожает лишение получаемого ими содержания впредь до нового избрания в Государственную думу». Тогда же император подписал указ о роспуске думы, вручив документ премьер-министру без даты, отдавая тем самым его на волю главы правительства.

Кому же хочется кормить вшей в окопах, в то время как надо рваться к власти? В Российской империи призыву подлежали годные к строю мужчины в возрасте до сорока трех лет включительно. По этим параметрам для службы в вооруженных силах признавались годными такие видные оппозиционеры, как, например, А. И. Коновалов (41 год), В. В. Шульгин (38 лет), Н. В. Некрасов (37 лет), А. Ф. Керенский (35 лет). М. И. Терещенко (30 лет). Но главное, сколько таких людей, молодых и энергичных, служило на местах в организациях Земгора?

Нельзя сказать, что угрозы Б. В. Штюрмера были столь уж действенны (вряд ли самих думцев отправили бы на фронт), но лишаться массы нужных людей в столицах и ближайшей провинции в наиболее ключевой отрезок времени было невозможно. Для перехвата власти требовалась сила и люди. Поэтому с первого же дня своего открытия осенью 1916 года, 1 ноября, в Государственной думе раздавались речи, ярко настроенные уже не только против императора Николая II, но и против всего режима в целом.