Текст книги "История Первой мировой войны"

Автор книги: Максим Оськин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 52 страниц)

Глава 3
Императорская Россия и запад: дезинтеграция союза

Антанта к 1917 году

Россия являлась не изолированным участником Первой мировой войны, а членом одного из военно-политических блоков – Антанты – «Сердечного Согласия», где главную роль играли Британская и Российская империи и Французская республика. При этом Франция играла роль «души» и «вдохновителя» коалиции, так как именно во Франции стояла большая часть войск главного врага – Германии. Великобритания являлась, по выражению А. Л. Сидорова, «главной экономической и финансовой силой коалиции», «банкиром союзников». Россия же явилась основным поставщиком «пушечного мяса», в одиночку сковавшим львиную долю австро-венгров, две пятых германцев и более половины турок.

Соответственно, каждая из трех великих держав Антанты, помимо общих интересов – разгром Германии и ее союзников как главного агрессора в Европе, намеревающегося разрешить клубок межевропейских противоречий исключительно силой, – имела и свои собственные. Так, французы намеревались стать главной политической силой на континенте Европа, распространив сферу своего влияния и на Восточную Европу, которая образовалась бы на месте разваленной Австро-Венгрии. Это, конечно, помимо возвращения в состав Франции провинций Эльзас и Лотарингия (вместе с Саарским угольным районом), столь дорогих французскому сердцу не столько в качестве морального удовлетворения, сколько в виде необходимого для французской экономики сырьевого и промышленного потенциала.

В свою очередь и русские имели свои виды на Восточную Европу, намереваясь распространить влияние Российской империи на все освобожденные из-под австрийского владычества славянские народы и народности. Разумеется, что при успехе быстротечной войны в России и не думали ни о польской независимости (максимум расширение автономии, но вряд ли до уровня Финляндии) в каких бы то ни было границах, ни о полном суверенитете освобождаемых народов. И дело здесь не в жадности, а в простой политике, где великие державы считают себя вправе решать судьбы малых наций.

Точно так же и Франция не собиралась предоставлять независимости ни Чехии, ни Хорватии, ни Венгрии, ни, возможно, Польше. Только русский нажим на независимость был более вещественен – посредством военной силы, а французский более, как принято сейчас говорить, политкорректен – путем экономического порабощения. Возможно, что русский путь даже более идеален – известно, что уровень жизни в Польше был выше, нежели в самой России, в то время как все зависимые от французского капитала страны работали на повышение благосостояния Франции, в силу чего французы жили лучше, нежели те, кто брал у них деньги в долг.

В ходе войны для России появляется и новая цель, постепенно ставшая приоритетной: приобретение Черноморских проливов Босфора и Дарданелл (максимум) или хотя бы только военно-морской базы, закрывающей выход в Черное море из Босфора (минимум). Но эта цель появилась не сразу, а только после того, как Турция вступила в войну на стороне Германии.

До этого дипломатия Антанты всеми силами пыталась удержать турок от данного шага, и потому те исследователи, что пишут о проливах как о ведущей причине участия Российской империи в Первой мировой войне, попросту лгут – повторимся, проливы стали приоритетной целью войны для России только через три месяца после начала войны. В противном случае можно было бы утверждать, что Сербия участвовала в войне лишь потому, чтобы получить в качестве трофея болгарскую Македонию, хотя Болгария вступила в войну только осенью 1915 года.

Несколько особняком стоит Великобритания. Известен постулат, что у Великобритании нет постоянных союзников, а есть только постоянные интересы. Тем не менее именно англичане стали главным упорным, бескомпромиссным противником Германии в ходе мирового противостояния первой половины двадцатого столетия (то есть в ходе обеих мировых войн), хотя в конечном счете и проиграли, уступив в 1945 году пальму первенства США.

В начале двадцатого века Англия постепенно теряла не только роль «мастерской мира», но и «мирового перевозчика». Если с первым еще можно было бы как-то смириться, видя успех развития тяжелой промышленности на континенте, то со вторым – ни в коем случае. Именно англичане вскормили и выпестовали Японию, остановившую рывок России к Тихому океану (иными словами – к выходу в Мировой океан) в 1905 году. Теперь же следовало любой ценой остановить Германию, претендовавшую и на «мастерскую», и на «перевозчика». Для этого в 1907 году даже было форсировано достижение соглашений с вчерашним врагом – Россией – по принципиальным вопросам мировой политики.

Английское военно-политическое руководство не рассчитывало, что ее сухопутная армия станет на уровень континентальных и придется активно участвовать в войне не только на море, но и на суше. Просто германская военная мощь оказалась столь велика, а момент выбора удара был столь верен, что и англичанам пришлось волей-неволей практически с нуля создавать сухопутную армию, перебрасывать ее во Францию, и драться с врагом так, как то должны были, как предполагалось, делать французы и русские. И англичане выполнили свою задачу с честью.

В ходе войны, по мере ее затягивания, как то вполне естественно для военно-политических союзов эпохи империализма, где главная духовная мощь принадлежала воинствующему национализму, все четче обозначались противоречия между союзниками. При этом свою роль играли очень многие факторы – это и геополитическое положение страны, и политический строй каждой из союзных держав, и экономическое развитие, и вклад в борьбу с врагом, и многое другое. Конечно, взаимозависимость стран – участников войны может быть очень и очень разной, варьируясь до бесконечности многообразия в общем калейдоскопе внутренних связей между союзниками.

В блоке Центральных держав с самого начала не было равновесия, и потому Германия, которая, несомненно, играла ведущую роль, постепенно подчинила своему влиянию всех своих союзников – Австро-Венгрию, Болгарию, Турцию. Дело дошло до того, что преемник умершего в конце 1916 года австро-венгерского императора Франца-Иосифа, император Карл, уже не мог распоряжаться внешней политикой своей страны. Так, размышляя о возможности заключения сепаратного мира с Антантой, дабы не допустить военного поражения, а, следовательно, и развала двуединой монархии, он видел, что главное препятствие на пути к сепаратному миру – угроза германской оккупации и свержения правящей династии немецким союзником. Точно так же не вольны в своей политике были и Болгария, и Турция, чьи экономика, политика, вооруженные силы были жестко подчинены германскому если пока еще и не диктату, то глобальному контролю.

В стане Антанты все обстояло несколько иначе. Здесь сразу же было ясно, что в качестве союзников выступают три великие державы, чьи амбиции весьма велики (Италия, номинально являясь великой державой, все-таки была лидером регионального значения – исключительно в Средиземноморье). При этом расхождения во внутреннем устройстве и форме правления четко обозначили два полюса – Францию с Англией и Россию. Чисто геометрическое разнесение фронтов союзников по обе стороны света на Европейском континенте – Западный и Восточный фронты – еще более подчеркивали данное расхождение.

Что совершенно понятно, западных союзников по Антанте совершенно не устраивала сильная Российская империя по окончании мировой войны. Причем ни в каком варианте – ни с монархической властью, ни даже с буржуазией во главе страны. И в этом нельзя винить западные правительства: политика есть такая вещь, где сантименты недопустимы.

В связи с явственно обозначившимся в начале двадцатого столетия мировым противостоянием, по мысли ученого, «существенной представляется интерпретация вопроса о соотношении целей царизма в войне и средств, коими он располагал для их осуществления. Думается, однако, что при всей обоснованности суждений относительно неподготовленности России к войне, отсталости ее промышленности по сравнению с наиболее развитыми странами, и т.д., нельзя абстрагироваться в данном случае от коалиционного характера войны, оценивать эти средства изолированно от средств и возможностей других союзников. Необходимо исходить из учета возможностей всей англо-франко-русской коалиции в их совокупности, как и из баланса сил обеих противоборствовавших группировок. В противном случае придется признать, что ни Франция, ни Англия тоже не располагали достаточными средствами для достижения поставленных ими целей»[183]183
  Васюков В. С. К историографии внешней политики России в годы Первой мировой войны (1914-1917) // Первая мировая война: дискуссионные проблемы истории. М., 1994. С. 21.


[Закрыть].

Полностью соглашаясь с этим умозаключением, можно только добавить, что от оставшихся ко времени окончания войны средств зависел послевоенный баланс каждого союзника в дележе результатов победы. Ослабленная Россия, даже и не будь революции, наверняка не могла рассчитывать на выполнение союзниками тех статей секретных договоров, что касались нашей страны. Прежде всего – контроля России над Черноморскими проливами. И понятно, что внешний долг, сделанный Российской империей во время войны, должен был бы выплачиваться неуклонно и в обязательном порядке (кровь русских солдат была, разумеется, бесплатной).

Основным кредитором России явилась Англия, одни только проценты по военным займам должны были бы поглотить около половины довоенного бюджета нашей страны. Сознавая зависимое положение России в коалиции, союзники различными путями влияли на стратегию и внешнюю политику Российской империи: «Помимо израсходования золотой наличности за границей в сумме более полумиллиарда рублей, русское правительство по требованию Англии вывезло золота на 68 000 000 фунтов стерлингов [765 000 000 рублей золотом по курсу октября 1914 года, или 1111 800 000 рублей по курсу января 1917 года]… Военные кредиты союзники использовали в целях давления на русское правительство, понуждая его к более активным военным операциям. Размер военных кредитов России находился в прямой зависимости от характера и масштаба военных усилий царской армии»[184]184
  Сидоров А. Л. Финансовое положение России в годы Первой мировой войны (1914-1917). М., 1960. С. 8, 172, 224.


[Закрыть].

Под теми или иными отговорками, замалчиванием, игнорированием Великобритания постаралась бы в самой максимальной степени снизить выигрыш Российской империи от войны. И это есть также вещь вполне естественная. Об этом ярко свидетельствует пример Италии, которая в 1917 году не смогла самостоятельно сдержать противника в сражении у Капоретто и была вынуждена просить помощи у союзников. В итоге итальянцы не получили всего того, на что рассчитывали, вступая в войну на стороне Антанты, хотя французы и англичане использовали ситуацию по максимуму, и лишь вмешательство Америки в войну так или иначе несколько понизило их приобретения.

Такой подход вовсе неудивителен. Слишком уж явно пересекались в то время интересы России и Великобритании на земном шаре. Слишком уж недавним было англорусское соперничество. Слишком уж велика была финансовая зависимость России от Франции.

Поэтому мы и считаем, что императору Николаю II с точки зрения реальных выгод для страны надо было бы держаться дружественного по отношению к Германии нейтралитета: как ив 1941 году, генеральной линией внешней политики русского (советского) правительства должно было стать недопущение войны практически любой ценой. Но если в 1941 году агрессия фашистской Германии против СССР являлась практически неотвратимой (единственное исключение – скоропостижная смерть Гитлера перед 22 июня), то в 1914 году русские занятой внешнеполитической позицией сами подтолкнули начало мировой войны для своей страны.

При заключении союза выигрывающей стороной всегда является та сторона, что будет более дальновидной и наименее корректной в отношении приобретенного союзника. Эти качества никогда не были свойственны русским. Кроме того, финансовые потенциалы России и Запада были просто несравнимы. Поэтому так или иначе договоренности Российской империи в Антанте ставили Россию в многогранную зависимость от союзников, которая только лишь усугублялась в условиях мировой борьбы. В связи со всем сказанным исследователями выделяются такие тенденции коалиционного взаимодействия, как:

1) военно-экономическая обособленность западных союзников от России;

2) военно-экономическая независимость России (для Второй мировой войны. – Авт.);

3) военно-экономическая зависимость западных союзников от России на европейском театре войны;

4) военно-экономическая взаимозависимость западных союзников;

5) неизбежность борьбы на океанско-морских сообщениях;

6) неравномерность распределения военно-экономических ресурсов коалиции. Союзники ставили себе на службу ресурсы всего мира, неохотно делясь ими с Россией.

«В результате, преобладавшим способом ведения войны на Восточном ТВД стало стремление максимально использовать возможности живой силы, легкого оружия и широкого маневра, а на Западном ТВД – подавить противника количественным превосходством в оружии и боеприпасах»[185]185
  Лютов И. С, Носков А. М. Коалиционное взаимодействие союзников: по опыту первой и второй мировых войн. М., 1988. С. 92-94.


[Закрыть].

Взаимодействие Российской империи и ее западных союзников с самого начала войны было обречено на непонимание. Союзники действовали совместно друг с другом и в то же время – довольно-таки отдельно от России. Конечно, и между французами и англичанами существовали существенные расхождения, так как никто из них не желал усиления своего соперника, но вместе они не хотели видеть Россию равной себе, не говоря уже о русском превосходстве.

Между тем потенциал Российской империи, явственно обозначившийся еще перед войной в ходе модернизационных реформ, даже в том половинчатом (как это испокон веков характерно для России) варианте, уже пугал и союзников и противников. Слишком уж нависал русский колосс над Европой, слишком уж молодо было его многочисленное (180 000 000) население (чуть ли не 75 % россиян – люди до 35 лет), слишком уж на большой кусок «пирога» претендовали русские – от покровительства всему славянству Европы до приобретения Черноморских проливов и выхода на океанские просторы (строительство линейных крейсеров типа «Измаил»).

Все изменилось в 1914 году. Война предоставила Западу выгодное положение: пользуясь изолированностью России, навязанной ей военной стратегией и слабостью русской промышленности, союзники получили возможность влиять на русских в свою собственную пользу. И здесь главным виновником является само русское военно-политическое руководство, не сумевшее ни выиграть в Восточно-Прусской операции, ни вывести из войны Австро-Венгрию, ни даже вовремя обратить внимание на собственную военную промышленность. А. И. Уткин справедливо отмечает: «Как оказалось, напрасными были многие надежды России и Запада. С русской стороны иллюзия заключалась в безусловной вере в то, что Запад предоставит ей практически неограниченные военные припасы и необходимые займы. Запад действительно был технологическим, финансовым и торговым центром мира. Но различные обстоятельства помешали рациональному совмещению его возможностей с потенциалом России. Сказалось незнание России, незнакомство с работой ее социального и индустриального механизма, с менталитетом ее правящего слоя. В конечном счете, взаимное непонимание привело к взаимному разочарованию в ходе первых сорока месяцев конфликта между августом 1914 и декабрем 1917 г.»[186]186
  Уткин А. И. Первая мировая война. М., 2001. С. 159.


[Закрыть].

Выгодной ситуацией следует пользоваться до конца. И действительно, союзники не спешили с оказанием помощи ни с наступательными операциями, ни с передачей технических средств ведения боя для русской армии. Такая позиция основывалась на признании Западного фронта главным фронтом мировой войны, а потому с русскими, как правило, не считались.

Неважно, что задумываемые в качестве широкомасштабных операции на Западном фронте оканчивались взятием нескольких десятков квадратных метров территории, с парой деревень на ней. Зато сколько на таких «пятачках» тратилось вооружения и проливалось человеческой крови? Неважно, что русские победы приводили к прорывам на десятки километров в глубь неприятельской территории на широком фронте. Неважно, что союзники в Европе до осени 1918 года нигде не сумели вступить на неприятельскую территорию, в то время как русские дрались и в Восточной Пруссии, и в Карпатах, и в Галиции, восточная часть которой контролировалась русскими даже и в революционном 1917 году.

Своей кульминации политика англо-французских союзников в отношении России достигла к моменту падения монархии: по окончании кампании 1916 года, требуя от русских все новых и новых усилий, англичане и французы уже очень и очень тщательно дозировали помощь своему русскому союзнику. Причина этому – не столько промышленно-финансовая слабость Российской империи (это было ясно и до войны), сколько, напротив, усиление русской военной мощи после, казалось бы, роковой кампании 1915 года. Исследователь справедливо заметил, что к этому времени «…интересы Западного фронта были поставлены в общесоюзнической стратегии на первый план как с точки зрения военно-оперативной, так и военно-технической. Русской армии отводилась второстепенная задача истощения войск противника. Выработанная англо-французскими союзниками стратегия подчеркивала неравноправное положение русской армии в Антанте. Это проявлялось в том, что из военного арсенала союзников русской армии предоставлялось главным образом стрелковое вооружение и лишь минимальное количество артиллерии, боеприпасов и современных видов вооружений, якобы менее необходимых в условиях Восточного фронта. При осуществлении общего наступления союзников от русской армии требовали предварительного наступления для облегчения прорыва оборонительных сооружений на Западном фронте»[187]187
  Емец В. А. Очерки внешней политики России в период Первой мировой войны. М., 1977. С. 354.


[Закрыть].

Что же касается «перемалывания» живой силы неприятеля, на что особенно любили упирать англо-французские военачальники (каждому ведь понятно, что взятие нескольких деревушек назвать полноценной победой невозможно), так «ковельская мясорубка» по своему накалу, жертвам и последствиям не только не уступает «верденской мясорубке», но, возможно, и превосходит ее. И с каждой новой кампанией ситуация коалиционного неравноправия только лишь усугублялась. Однако же русские военно-политические деятели сами спешили узаконить собственное неравноправие в коалиции.

Союзники назвали Брусиловский прорыв «операцией местного значения», притом что русские только пленными взяли полмиллиона австро-германцев. Как же тогда можем мы назвать битву на Сомме, где за четыре месяца англо-французы, потеряв почти восемьсот тысяч человек, вывели из строя пятьсот сорок тысяч немцев, вклинившись при этом в неприятельский фронт на тридцать пять километров в ширину и десять километров в глубину?

В Брусиловском прорыве русские, потеряв полтора миллиона человек при примерно таких же потерях противника, за те же четыре месяца опрокинули врага на фронте в триста шестьдесят километров на шестьдесят-девяносто километров в глубину. Равенство с противником в потерях, при несопоставимых территориальных приобретениях с союзником, – вот наглядное сравнение эффективности Западного и Восточного фронтов в кампании 1916 года. Кроме того, если англо-французы существенно обескровили германскую армию, то русские нанесли окончательный удар по австро-венгерским вооруженным силам, которые отныне не смогут драться без поддержки немцев даже и на Итальянском фронте, не говоря о прочих фронтах Первой мировой войны.

И, наконец, вопрос о технике… вернее, о соотнесении результатов боевых действий с их техническим обеспечением. Известно, что в условиях войны 1914-1918 годов главным средством прорыва обороны противника являлась тяжелая артиллерия. У генерала Брусилова в четырех армиях Юго-Западного фронта насчитывалось сто шестьдесят восемь тяжелых орудий; в трех англо-французских армиях на Сомме – тысяча семьсот тяжелых орудий. Сравните: 168 и 1700 – десятикратная разница. Зато какова была реклама боев под Верденом и на Сомме при мизерных результатах. Надо учитывать и отставание русских от противника в военно-техническом отношении, в то время как англо-французы не уступали немцам в вооружении.

В чем суть поставленной проблемы? В том, что каждый из союзников должен был решать те задачи, согласно которым он имел в своей основе положение в коалиции.

Проще говоря, русской Ставке следовало, исходя из такого навязываемого постулата союзников о «второстепенности» Восточного фронта, брать на себя задачи, соответствующие именно второстепенному фронту. И в то же время решать свои собственные, необходимые для России, военные задачи, имея перед глазами цели войны. Те же итальянцы, например, не стремились во что бы то ни стало пробиться к Берлину или, скажем, Вене.

Если англо-французы так рьяно настаивали на приоритете Французского фронта, то, быть может, следовало на востоке ограничиться какими-то локальными задачами, оставив продвижение к Берлину для «главного фронта» – для французов и англичан. Это означает, что бить надо было сначала по Турции и Австро-Венгрии, так как никаких территориальных претензий к Германии в России не имели (теоретически возможное присоединение Восточной Пруссии, как отмечалось еще современниками, только лишь увеличивало бы количество нерусских подданных русского императора, да еще и заведомо негативно настроенных к России).

Ничего этого не произошло. Русское военно-политическое руководство принимало интересы союзников как свои собственные и даже более того – быть «бóльшим монархистом, чем сам король» заведомо глупо. Это, в свою очередь учитывая, что союзники всегда ставили свои собственные интересы гораздо выше русских, и приводило к неравенству в коалиции.

Яростные атаки русских армий в 1914 году, спасшие Францию от разгрома и поставившие Австро-Венгрию на грань поражения, вынудили немцев в 1915 году перенести свои главные усилия на восток. Борьба с технологически мощным врагом один на один оказалась для русских не по силам, и пришлось оставить полтора десятка западных губерний, потеряв более двух миллионов человек, прежде чем англо-французы попытались в сентябре провести широкомасштабное наступление, чтобы хоть немного облегчить положение своих русских союзников.

Фактор личности в России всегда был немаловажен. В 1914-1915 годах вся русская верховная власть была подвержена идее приоритета союзных интересов над своими собственными. Этому следовал и император Николай II, и Верховный Главнокомандующий великий князь Николай Николаевич. При этом, в отличие от союзников, русские рассуждали совершенно логически, считая, что коалиционные интересы и цели важнее своих. Однако союзники так не считали, почему и сумели постепенно, шаг за шагом подчинить себе русскую стратегию. Ближайший сотрудник первого Верховного Главнокомандующего генерал-квартирмейстер Ставки генерал Ю. Н. Данилов так пишет о своем шефе: «Военные интересы Франции и вообще союзников России он трактовал столь же горячо, как и интересы вверенной ему русской армии. И это вполне последовательно, если принять во внимание, что Россия вела коалиционную войну, в которой главную ценность имеет общий успех, а не успех отдельных членов коалиции». И тот же генерал Данилов откровенно говорит, что русская стратегия, одним из творцов которой он сам являлся на протяжении первого года войны, подчинялась интересам западных союзников Российской империи: «…русская стратегия, имевшая в огромном большинстве случаев своей задачей облегчить положение или действие своих союзников на тех театрах, которые в данный период времени считались по общей обстановке первенствующими. Только в свете более широкого и связного изучения событий работа русских войск осмысливается и загорается ярким блеском необыкновенной самоотверженности, ими проявленной и, может быть, приведшей Россию к преждевременному истощению…»[188]188
  Данилов Ю. Н. Великий князь Николай Николаевич. М., 2006. С. 176, 470.


[Закрыть]

Отчетливо понимая, что борьба должна быть общекоалиционной и следует ограничиваться тактикой меньшей крови, нанося удары по более слабому по сравнению с собой противнику, Австро-Венгрии, русские, тем не менее, не следовали этой естественной цели. Как будто бы в насмешку над собственными национальными интересами, вплоть до 1917 года, когда Ставка словно бы «прозрела», русские армии старались бить по немцам, хотя такая борьба была русской стороне явно не по плечу ввиду разницы в техническом оснащении.

Русские отказались от глубокого вторжения на Кавказ, от Босфорской операции и т.д., хотя те же англичане понемногу прибирали к рукам германские колонии и богатые нефтью азиатские территории Турции. Русские упорно двигались туда, куда их подталкивали англо-французы, оплачивая требования союзников излишней кровью русских людей. И все это – во имя ежегодных требований союзников наступать на Берлин.

Результаты были плачевны для Российской империи, но зато как нельзя более выгодны для ее союзников: с каждым новым годом войны русские все больше и больше выдыхались, в то время как западные союзники, имея за спиной поддержку колоний и США, только укрепляли свои позиции. Одновременно с этим русские тщательно изматывали противника, отвлекая на себя, повторимся, не меньше половины личного состава армий противоборствующей коалиции.

Традиционные империи, сцепившиеся в смертельной схватке, играли в «поддавки» с республиканцами Великобритании, Франции и США, передавая им владычество на планете. Даже советские военные ученые были вынуждены с горечью констатировать, что «к 1917 году силы России, измотанные длительной войной, были подорваны. Излишняя активность вооруженного фронта подорвала тыл страны… Внутри государства назрел продовольственный и транспортный кризис, а между тем в наступающем 1917 году англичане и французы ожидали новых, и в большем масштабе, напряжений со стороны Русского фронта»[189]189
  Развитие военного искусства в XX веке. М., 1931. С. 70.


[Закрыть].

Почему же русские не соотносили боевые задачи Восточного фронта с объективным положением Российской империи в Антанте? И не столько даже с объективным положением, сколько с тем, на котором настаивали союзники. Как показывают отечественные исследователи, дело не в напряжении мобилизационных усилий воюющих государств вообще, а в распределении мобилизационной нагрузки между союзниками. Так, «…существует вполне отчетливая грань, за которой неравномерность распределения нагрузки превращает союзника в [зависимого от ведущей страны]… В этом случае один из союзников получает выгоду, снижая свою мобилизационную нагрузку, злоупотребляя своим положением – за счет перегрузки экономики другого союзника… этот союзник, бланкируя своим положением, давя “дружественной, союзнической пропагандой”, дает ложные ориентиры “партнеру”, заставляя его вырабатывать свою стратегию применительно не к реальному положению, в котором он находится, а к завышенным союзническим обязательствам. Это ведет к радикальному, самоубийственному перенапряжению сил “союзника”»[190]190
  Галин В. В. Война и революция. М., 2004. С. 368-369.


[Закрыть].

Свою линию англо-французы твердо и последовательно проводили по всем направлениям, пытаясь решать проблему войны прежде всего за счет своего русского союзника. Хотя, разумеется, никто не может отрицать величия и героизма французской и британской наций, последовательно, отважно и твердо боровшихся с общим врагом – европейским агрессором, зараженным идеями расового превосходства и шовинистической нетерпимости.

Наглядным примером является ситуация с военнопленными. Львиную долю пленных военнослужащих держав Антанты составляли русские, вынесшие на себе тяжесть беспримерной по своим трагическим последствиям кампании 1915 года. Русские военнопленные к сентябрю 1915 года составляли 72,8 % всех пленных, расположенных только в Германии, а ведь до миллиона русских солдат и офицеров находилось в концентрационных лагерях на территории Австро-Венгрии. Так вот, англичане пытались облегчить участь своих военнопленных не только посылкой продуктов и прочих вещей, но и чисто физически – обменом на немецких пленных, переводом англичан в лагеря с улучшенным содержанием, интернированием в нейтральных странах (Швейцария, Дания). В то же самое время англичане всячески препятствовали отправке продовольствия русским военнопленным и, тем более, обмену русских пленных на германских. Так, на официальный запрос 1-го Всероссийского съезда по делам военнопленных был дан ответ, что русское правительство отказывалось от размена пленными вследствие настояний союзников, главным образом англичан, которые находили, что «у России имеется большой запас живой силы, поэтому увеличивать живую силу Германии путем обмена пленных не следует»[191]191
  Жданов Н. Н. Русские военнопленные в мировой войне 1914-1918 гг. М., 1920. С. 311-313.


[Закрыть].

Это при том, что в Российской империи было всего лишь около ста пятидесяти тысяч пленных немцев (австрийцев – в десять раз больше) против почти миллиона русских военнопленных в Германии. Выходило, что обмен двадцати пяти тысяч пленных англичан (к осени 1915 года) был возможен, а русским это было непозволительно. Так обращаются только с колониями. А раз российское правительство терпело подобные выходки со стороны союзников, то что здесь можно комментировать? Но хороши же и наши союзники – практика двойных стандартов в политике родилась далеко не вчера.

Тем не менее англо-французы, быстро осознавшие, что война будет длительной и тяжелой, на грани выживания, спешили еще больше привязать Россию к Антанте. По предложению правительства Великобритании, более всего опасавшегося нетрадиционного хода со стороны партнеров по коалиции, уже менее чем через месяц после начала войны в Лондоне было подписано соглашение с обязательством «не заключать сепаратного мира в течение настоящей войны», а также подвергнуть обсуждение условий мира предварительному соглашению всех союзников. Впоследствии англо-французы даже пошли на соглашение о передаче Российской империи Черноморских проливов. Как раз британцы первыми признали право России на Босфор и Дарданеллы по окончании войны, но и они же упорно, в течение всего 1915 года, штурмовали Дарданеллы, не желая уступить и штыка для помощи обескровленной Сербии.

Примечательно, что союзники предприняли данный шаг весьма неохотно, хотя тогда же условились разделить между собой всю остальную Турцию, германские колонии, экономическое влияние на Балканах. В чем же тогда причина? Ответ прост – в том, что без России западные державы не могли надеяться победить противника (до вступления в войну США было еще далеко, да и десяток США образца 1914 года не сумели бы так обескровить Тройственный блок, как это сделали русские). Таким образом, и после подписания соглашения о незаключении сепаратного мира с врагом «удержание империи Романовых в войне оставалось важнейшей международно-политической задачей блока противников Германии, поскольку – это было очевидно – без поддержки России одни только западноевропейские участники антигерманского альянса были не в состоянии обеспечить себе военно-силовое преимущество над Четверным союзом»[192]192
  Системная история международных отношений в двух томах. М., 2006. Т. 1. С. 30.


[Закрыть].