Текст книги "История Первой мировой войны"
Автор книги: Максим Оськин
Жанры:
История
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 38 (всего у книги 52 страниц)
На Петроградской конференции было признано, что если один из союзников будет вынужден выступить, чтобы удержать за собой инициативу, то остальные должны поддержать его в срок не свыше трех недель. В целом признавалось, что «кампания 1917 года должна вестись с наивысшим напряжением и с применением всех наличных средств, дабы создать такое положение, при котором решающий успех союзников был бы вне всякого сомнения». Однако судьба страны уже практически всецело находилась в руках тех, кто целенаправленно и злонамеренно расшатывал устои монархической государственности, не гнушаясь ничем, чтобы вырвать власть из рук императора. При этом благополучие родины и нации не имели ровно никакого значения.
Гибель старой армии
К началу 1917 года армия разуверилась в незыблемости трона и жаждала силового разрешения всех наболевших проблем: утверждения, получившие значение веры в глазах целых масс, формируют сознание людей в одном направлении. Пропаганда до неимоверных прежде размеров усиливала брожение в войсках, и простой солдат, который не мог сам разобраться в происходящих событиях, усваивал и переваривал то, что было постоянно «на слуху». Новая информация неизбежно наслаивалась на господствовавшее испокон веков в крестьянской ментальности убеждение, что во всех неприятностях прошлого и настоящего виновато в первую очередь начальство.
Монархия в России оказалась в политическом вакууме: монархически настроенное кадровое офицерство было перебито «мясниками» высшего русского командования, а уцелевшие совершенно растворились в массе офицеров военного времени. Сама Действующая армия уже представляла собой не опору существующего режима, а, по сути дела, «ополчение», наскоро подготовленное в тылу. Именно поэтому одним из занятий командного состава зимой 1917 года стала подготовка солдат к предстоящей кампании.
Большая доля тех, кто в предвоенные годы проходил воинскую службу и был так или иначе связан с традициями русской армии, уже погибла. Те люди, что находились в окопах зимой 1917 года, в львиной своей доле составляли призывников военного времени, вчерашних крестьян и мещан, никогда дотоле не державших в руках оружие.
Несколько лучше положение вещей обстояло в кавалерии и артиллерии, где уцелела большая часть кадров, да и сам отбор был тщательнее. Однако численность кавалеристов и артиллеристов в общей доле была сравнительно невелика (не более десяти процентов от общей численности армии), да и эти рода войск чувствовали свою кровную сращенность с пехотой (быть может, за исключением казаков, представлявших отдельное воинское сословие). Число людей в специальных родах войск (саперы, железнодорожники, летчики и т.д.) было вовсе невелико, и комплектовались они по большей части из рабочих и мещан, имевших лучшее по сравнению с крестьянами образование, необходимое для работы с техникой.
Гибель гвардии выбила последнюю вооруженную опору из рук самодержца и трона. Если в 1905 году именно гвардейские полки смогли переломить ситуацию и раздавить смуту, то теперь довоенный состав гвардейских частей лежал в могилах или находился на фронте. Офицерство же явно фрондировало по отношению к режиму, вспомнив недоброй памяти традиции дворцовых переворотов восемнадцатого столетия, где гвардия играла главную роль. Преторианство – это не только право первым идти в огонь, но еще и расчет на привилегии внутри военной машины. А. Ф. Редигер сообщает об элитных войсках еще применительно к 1906 году: «Вообще, гвардия удивительно падка на сплетни и злословие!»[386]386
Редигер А. Ф. История моей жизни. Воспоминания военного министра. М., 1999. Т. 2. С. 133.
[Закрыть]
Надо сказать, что в ходе войны полки гвардии неоднократно переменяли свой состав, но огромные потери отправили в могилу весь кадровый состав гвардейцев – как солдат, так и офицеров. Последним «кровопусканием» гвардейским корпусам (а их в 1916 году насчитывалось уже три – два пехотных и один кавалерийский) стало безрезультатное наступление на Ковель в июле и августе 1916 года. Ротация состава приобрела порядковые масштабы. Таким образом, «отход от беспрекословной поддержки и защиты монарха, что являлось краеугольным камнем гвардейских традиций, утрата патернализма в отношениях между офицерами и нижними чинами, эволюция психологии и тех и других, во многом объясняются изменениями в личном составе гвардии, произошедшими в результате огромных потерь на фронтах Первой мировой войны»[387]387
Чапкевич Е. И. Русская гвардия в Первой мировой войне. Орел, 2003. С. 6.
[Закрыть].
На общем фоне не стала исключением и императорская фамилия. Великокняжеская оппозиция составила шестнадцать человек: характерно, что в преимущественной своей части великие князья вообще, казалось, не имели отношения к войне. Единственным отпрыском царской фамилии, погибшим в годы Первой мировой войны, стал начинающий поэт и писатель, молодой князь Олег Константинович, смертельно раненный в Восточной Пруссии в сентябре 1914 года. Несколько великих князей занимали разного рода инспекционные должности в армии. Все же прочие, не желая пойти на фронт рядовыми добровольцами-офицерами, только лишь плодили интриги в тылу. Речь идет именно о должностях в среде рядового офицерства, так как войска были довольны, что великие князья не получили высоких назначений в Действующей армии, и без того достаточно бестолково руководимой. Так, генерал-лейтенант К. Л. Гильчевский писал: «В эту войну для армии было сделано благое дело, что великим князьям поручалось только почетное для них дело. Армия избавлялась от безответственных начальников и, кроме того, от крупных интриг и вопиюще несправедливых протекций»[388]388
Гильчевский К. Л. Боевые действия второочередных частей в мировую войну. М.-Л., 1928. С. 73.
[Закрыть].
Примечательно, что великие князья также требовали от императора уступок в пользу оппозиции. Отказ царя пойти на уступки и ухудшение отношений с лидерами оппозиции означал и разрыв царя с императорской семьей, часть членов которой претендовала на трон или на решительное влияние на венценосца. А позади всех стояла мать императора – вдовствующая императрица Мария Федоровна, которая никак не могла осознать, что в условиях войны все интриги должны быть отставлены в сторону.
В то же время наиболее преданные Николаю II родственники – великий князь Павел Александрович, дядя царя, и родной брат Николая II Михаил Александрович – не могли сыграть какой-либо роли в силу своих служебных обязанностей и личностных черт характера. Великий князь Павел Александрович занимал пост инспектора войск гвардии, а великий князь Михаил Александрович – генерал-инспектора кавалерии. Именно эти люди и служили в Действующей армии: Павел Александрович в 1916 году командовал 1-м Гвардейским корпусом; Михаил Александрович в 1915-1916 годах – Кавказской Туземной («Дикой») дивизией, затем – 2-м кавалерийским корпусом.
Подавляющее же большинство прочих великих князей вообще не имело отношения к армии, а потому, вследствие вынужденного безделья, они занимались интригами, спекулятивными сделками и т.п., еще более связывая свои личные интересы с интересами буржуазии. Члены императорской фамилии не желали лишаться как своих приобретений, так и собственных привилегий. Выход из ситуации представлялся в виде уступок либеральной оппозиции, а то и отречения самого императора Николая II.
Ведь и тот же Г. Е. Распутин был убит двоюродным братом царя великим князем Дмитрием Павловичем и представителем высшей аристократии Ф. Ф. Юсуповым графом Сумароковым-Эльстоном. Общественное мнение восторгалось этим убийством. Понятно, что уголовного наказания за умышленное убийство убийцы и не понесли: первый отправился на Кавказ (а где же еще должен был бы быть молодой человек призывного возраста – гвардеец?), а второй – в собственное имение (почему не на фронт?). По определению западного историка, «семейство Романовых покинуло царя еще до начала революции. Одновременно оно укрепило свои связи с Гучковым и военными»[389]389
Ферро М. Николай II. М., 1991. С. 213
[Закрыть].
В таких условиях император Николай II не мог уже положиться ни на кого. Безусловно, сам царь сделал многое для крушения собственной монархии, но в решающую минуту даже близкие родственники оказались по ту сторону баррикад: то же самое ведь произошло и во Франции в 1789 году. А если вспомнить, то именно родные дядья (братья отца, императора Александра III) втянули молодого императора в дальневосточную авантюру, закончившуюся поражением от Японии и вытеснением Российской империи из Тихоокеанского региона. И ведь не кто другой, как тот же великий князь Николай Николаевич сделал все, что было в его силах, чтобы втянуть Россию в войну против Германии за англо-французские интересы. Теперь же, когда все и вся отвернулись от него, Верховный Главнокомандующий и глава государства реагировал на любое изменение ситуации с запозданием, зачастую вообще отказывался от каких-либо активных действий и в конце концов просто поплыл по течению, несомый водами фатализма и разочарования.
6 января 1917 года был опубликован указ императора об отсрочке до 14 февраля возобновления занятий Государственной думы и Государственного совета. Но спустя всего месяц Министерством внутренних дел стал готовиться секретный манифест о роспуске думы, проект которого был подготовлен императором еще осенью 1916 года. Сообщая в письме императору от 9 февраля о начале работы над манифестом, Н.А. Маклаков указал, что следует учитывать сопротивление со стороны думцев и Земгора. Для сего, по мнению Маклакова, «власть более чем когда-либо должна быть сосредоточенна, убеждена, скована единой целью восстановить государственный порядок, чего бы то ни стоило, и быть уверенной в победе над внутренним врагом, который давно становится и опаснее, и ожесточеннее, и наглее врага внешнего»[390]390
Переписка правых и другие материалы об их деятельности в 1914-1917 годах // Вопросы истории, 1996, № 11-12. С. 119.
[Закрыть].
А 10 февраля император в беседе с председателем думы М. В. Родзянко потребовал, чтобы представители думы корректно относились к правительству в целом и отдельным министрам в частности. Царь настаивал на том, чтобы работа представительного органа высшей власти концентрировалась в сфере разработки серьезных законодательных мер, направленных на улучшение положения в стране, особенно на решении продовольственного вопроса, а не в области демагогии и популистских лозунгов.
Однако Бюро Прогрессивного блока продолжало прежнюю кампанию дискредитации царской фамилии. Слухи, деформируя мировоззрение общества и народа, на фоне общенационального кризиса выглядели «правдой». Время стягивалось в тугую пружину, чтобы, раскрутившись, начать свой стремительный бег к революционным преобразованиям. Рвавшиеся к власти оппозиционеры должны были учитывать, что теперь время играет против них: Действующая армия готовилась к новому наступлению, и Антанта имела громадные шансы на победоносное окончание войны уже в этом, 1917 году.
Времени оставалось совсем мало, так как начало активных действий на Восточном фронте было намечено на середину весны. Бывший начальник Петроградского охранного отделения генерал К. И. Глобачев отмечал в своих воспоминаниях: «Революционный центр решил взять силой то, что при иных обстоятельствах получил бы в порядке Монаршей милости, на что он не рассчитывал. Руководители великолепно учитывали обстановку. Русская армия твердо стояла на занятых позициях уже почти год, а на юге, в Буковине, даже переходила в наступление. Все это время страна напрягала все усилия для снабжения армии, и в этом отношении, действительно, превзошла сама себя, сделав такие заготовления, которых бы хватило еще на долгие годы самой ожесточенной войны. Армия была укомплектована и увеличена в своем составе. Все было приготовлено к переходу в общее наступление весной 1917 года по плану, выработанному союзным командованием. Таким образом, для революционного переворота в России имелся 1 месяц срока, то есть до 1 апреля. Дальнейшее промедление срывало революцию, ибо начались бы военные успехи, а вместе с сим ускользнула бы благоприятная почва… Игра велась очень тонко. Военные и придворные круги чувствовали надвигающиеся события, но представляли их себе как простой дворцовый переворот в пользу великого князя Михаила Александровича с объявлением конституционной монархии».
Люди, готовившие переворот, рассчитали умело. Император отбыл из столицы в Ставку в два часа 22 февраля, за день до начала волнений в Петрограде. Накануне царь обещал подумать над «ответственным министерством», но передумал и отправился на фронт. Только к 27-му числу царь стал получать более-менее исчерпывающую информацию о беспорядках. И тут же, в пять утра 28 февраля, царский поезд отбыл из Могилева в Петроград с тем, чтобы царь уже не смог никогда добраться до столицы.
Вскоре он подписал отречение от престола, ставшее первым шагом на пути России к революционной Красной Смуте. Этими переездами император отрезал себя и от информационных потоков, и от верных людей.
Февральская революция, начавшаяся в принципе в международный женский день 23 февраля (8 марта нового стиля) с продовольственных демонстраций женщин-работниц, имела своими первоначальными требованиями одно – хлеба. Продовольственные затруднения, причиной которых стал транспортный кризис, произошедший вследствие морозов и перенапряжения в годы войны, всегда являлись предвестниками больших событий. Требование «хлеба», в принципе, само по себе не могло стать причиной революции, но вот поводом – вполне. Эти призывы со стороны женщин, среди которых было немало солдаток, усилили чувство необходимости, обнажив его, и соответственно чувство возможности, которое подтолкнуло начало революции.
Радикальность масс возрастала с каждым часом: если митинги 23 февраля требовали «Хлеба!», то на следующий день рядом уже стояло «Долой войну!», а 25 февраля демонстрации проходили под лозунгами «Долой царизм!». Необходимо отметить, что с декабря 1916 года ответственность за снабжение столицы продовольствием лежала не на министерстве земледелия, признавшем свое бессилие в условиях деятельности оппозиции, а на петроградской городской думе. Иными словами, продовольствовать Петроград должны были те, кто, собственно говоря, и стремился к отречению царствующего монарха. Недаром ведь воспоминания некоторых современников отмечают, что продукты, отсутствовавшие в продаже, наличествовали на складах торговцев.
Утром 25 февраля забастовка приняла всеобщий характер, и на улицы столицы были выведены войска, отказывавшиеся стрелять в народ, тем более что среди женщин было много солдаток и «Каином» не хотел быть никто. Вечером того же дня командующий войсками Петроградского военного округа генерал-лейтенант С. С. Хабалов получил распоряжение царя из Ставки о немедленном прекращении беспорядков в столице. Однако нейтрально-сочувствующая позиция солдат столичного гарнизона и даже казаков воспрепятствовала исполнению приказа императора Николая II.
Стихийность событий, немедленно используемая революционными и оппозиционными партиями всех мастей, ввиду бездействия войск, постепенно стала принимать целенаправленный характер. 26 февраля, оценивая характер событий, секретные агенты департамента полиции доносили: «Движение вспыхнуло стихийно, без подготовки и исключительно на почве продовольственного кризиса. Так как воинские части не препятствовали, а в отдельных случаях даже принимали меры к парализованию начинаний чинов полиции, то массы получили уверенность в своей безнаказанности»[391]391
Цит. по: Ненароков А. П. 1917. Краткая история, документы, фотографии. М., 1988. С. 45.
[Закрыть].
Расширению революционного движения способствовало и то обстоятельство, что министр внутренних дел А. Д. Протопопов поспешил отстраниться от подавления начинавшегося восстания, переложив все дело на плечи некомпетентного военного градоначальника генерала Хабалова. Разногласия между людьми, ответственными за безопасность в столице, привели к тому, что усилия власти не были объединены и организованы. Да и вообще роль самого Протопопова (по сути, отстранившегося от борьбы с революцией), еще буквально вчера бывшего креатурой Милюков, и «неожиданно» ставшего доверенным лицом императора, в этих и последующих событиях еще требует своего исследователя. В итоге, столичная полиция использовалась бессистемно, а затем и просто пассивно; действия местных начальствующих лиц позволили лишь на время приостановить мятеж, который разгорелся с новой силой после присоединения к нему частей гарнизона.
В сложившейся обстановке петроградский гарнизон от пассивного и недоумевающего нейтралитета постепенно переходил к вооруженному выступлению против монархии. Именно 26 февраля на сторону рабочих встало около шестисот солдат четвертой роты запасного батальона гвардейского Павловского полка. А уже утром 27 февраля число восставших солдат составляло 10 200 человек, днем – 25 700, вечером – 66 700 человек.
Именно массовый переход солдат на сторону революции позволил ей сначала совершиться, а затем и укрепиться (парадоксально, но рабочее движение уже пошло на спад, тем более что выступление павловцев 26 февраля стало одиночным и было подавлено верными частями Преображенского полка). Как справедливо говорил один из революционеров, «ни о какой конечной победе революции не может быть речи без победы над армией, без перехода армии – активно или пассивно, но непременно в большей части – на сторону революционного народа»[392]392
Суханов Н. Н. Записки о революции. М., 1991. Т. 1. С. 66.
[Закрыть].
Верховная власть Российской империи так и не осознала, что в тяжелые времена в столице должны находиться только наиболее верные и преданные режиму войска. Армия есть основной инструмент государственной власти в любой стране, тем более, в стране авторитарной. Поэтому состояние вооруженных сил как живого организма всегда оказывает определенное воздействие на ход и исход внутриполитической борьбы.
Гибель гвардии в боях на Стоходе и нежелание Ставки перебросить в Петроград оставшиеся гвардейские войска на отдых позволили запасным солдатам столичного гарнизона, не желавшим идти на фронт, поддержать бунт. Гарнизон Петрограда был ненадежен, и это знали, но дело стояло на месте. А ведь даже в республиканской Франции в окрестности Парижа на отдых выводились только самые надежные подразделения, и преимущественно кавалерия, сохранившая свои кадры.
Незадолго до революции Петроград и прилегающий к столице район были выделены в особый округ, командующим которым и был поставлен совершенно неподготовленный для данной должности генерал С. С. Хабалов. Император Николай II предложил генералу М. В. Алексееву усилить Петроградский гарнизон некоторыми гвардейскими частями, бывшими на фронте, и заодно дать им отдых. Но генерал Алексеев, подготовлявший наступление, в котором гвардия должна была играть большую роль (гвардейские войска находились на Юго-Западном фронте, который должен был наносить главный удар в кампании 1917 года), не дал на это согласия.
Изнывавшие от скуки и безделья, в страшной казарменной скученности солдаты столичного гарнизона революционизировались быстрее, нежели к этому подталкивали военные неудачи или слухи о «предательстве». Эти люди числились, как на смех, в гвардейских полках, но никоим образом не имели никакого отношения к гвардии как субъекту определенных традиций. В большинстве своем запасные солдаты столичного гарнизона были только-только в конце 1916 – начале 1917 года призваны в вооруженные силы.
Но что это были за новобранцы? Только что отправленные в армию за участие в забастовках и акциях неповиновения рабочие и студенты Петрограда, «белобилетники», которым на этот раз не удалось избежать призыва, мужчины старших возрастов также в этот момент находились в казармах столицы. Разве этим людям хотелось воевать? Еще в докладе бывшего премьер-министра Б. В. Штюрмера от 10 сентября 1916 года предполагалось перевести из Петрограда в ближайшие местности шестьдесят тысяч человек. Надо было и дальше «разгружать» столицу, но царь был поглощен перспективами оперативно-стратегического планирования предстоящей кампании и отставил это дело «на потом».
Вдобавок масса солдат Петроградского гарнизона являлась выздоравливающими ранеными. Так, четвертые роты (а по своей численности роты в Петрограде в этот момент равнялись численности обычного батальона) запасных батальонов состояли из вылечившихся солдат, которым также предстояло опять отправиться в окопы. Разумеется, что возвращаться на фронт в подавляющем своем большинстве солдаты не желали.
Эвакуированные с фронта раненые и контуженые солдаты не слушали офицеров-тыловиков. И это скрытое неповиновение еще больше разлагало основную массу мобилизованных. Такие вещи существовали не только в столице, но и по всей России, особенно в тех городах, где количество солдат местного гарнизона приближалось к числу горожан.
К сожалению, тыловое население сочувствовало тем, кто пытался «отлынивать» от фронта. Так, в небольшом городке Белев Тульской губернии в местном театре солдат-писарь отказался выйти из театра по требованию офицера (согласно существующему законодательству, нижний чин не имел права посещать театр). При этом писарь громогласно рассуждал о правах человека и гражданина. Когда же на место прибыла полиция и потащила «тыловую крысу» из зала, присутствовавшая в зрительном зале публика, по донесению полиции, «устроила этому нижнему чину овацию»[393]393
Государственный архив Тульской области (ГАТО). Ф. 1300. Оп. 1. Д. 801. Л. 8-8об.
[Закрыть]. Возможно, что запрет на посещение театра и перебор. Но если каждый военнослужащий будет нарушать военное законодательство так, как ему заблагорассудится, то что же окажется в результате?
Что же касается непосредственно самих запасных гвардейских частей, то в начале 1917 года в них господствовали муштра и зачастую бессмысленная жестокость. Общее ухудшение призывного контингента, вызванное тем простым обстоятельством, что лучшая часть новобранцев и запасных уже и без того находилась в войсках, вынуждало командование всех степеней прибегать к жестким мерам. Ведь теперь в армию, в том числе и в гвардейские подразделения, попадали не только революционно настроенные рабочие, но и прапорщики из вчерашних студентов, придерживавшиеся демократических и часто антимонархических воззрений.
Ухудшение довольствия гвардейских войск в конце 1916 года, уже не отличавшееся от общеармейского, также не могло способствовать укреплению верноподданнических воззрений внутри гвардии[394]394
Чапкевич Е. И. Русская гвардия в Февральской революции // Вопросы истории, 2002, № 9. С. 6-8.
[Закрыть]. Иными словами, в феврале 1917 года гвардейские войска, расположенные в тылу, не являлись опорой императорского престола вообще и императора Николая II в частности. Да и сами кадровые гвардейские офицеры впоследствии вспоминали, что запасные гвардейские полки, в сущности, гвардией не являлись.
Итак, массовость и сила, опираясь на традиционалистские структуры ментальности, подвели человека к революции. В условиях господства массового сознания над индивидуальным, гипертрофируются внутригрупповые социальные связи, и подчиненный этому господству индивид не в состоянии ощутить себя просто личностью, поэтому он неизбежно соотносит себя с неким «мы», противостоящим другим группам. Конечно, являясь социальным существом, любой реальный живой человек в то же время индивидуален, а индивидуальность эта представляется как степень психологической и поведенческой свободы личности, определяемой степенью привязанности ее к социуму. То есть индивидуальность в ее диалектическом отношении с социально обусловленными качествами понимается как конкретно-исторический феномен.
Весьма распространенным является тип людей, в котором мятежные тенденции подавлены совершенно и проявляются только при ослаблении сознательного контроля; и тогда он может быть узнан лишь впоследствии по той ненависти, которая поднимается против этой существующей власти в случае ее ослабления или крушения. Великая русская революция 1917 года показывает, что в результате переломных событий начала XX века таковых людей в России оказалось настолько много (напомним, что в этот период более половины населения страны составляла молодежь, всегда склонная к радикализации существующего положения), что реальным стала замена одного общественного строя на другой. Видимо, недаром большевики выделяли признаком всякой настоящей революции «быстрое удесятерение или даже увеличение в сто раз количества способных на политическую борьбу представителей трудящейся и угнетенной массы, доселе апатичной»[395]395
Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 41. С. 70.
[Закрыть].
Как известно, уже 27 февраля солдатские массы стихийно выделили Таврический дворец (местоположение Государственной думы) как легальный центр революционного движения (это еще раз свидетельствует об огромной роли думских оппозиционеров в развязывании революции), где начали работу Временный исполком Совета рабочих депутатов и Временный комитет Государственной думы (в первую очередь – лидеры Прогрессивного блока). Это традиционное понимание «стихийности» в действиях солдат. Но известно, что в декабре 1916 года, когда в Москве лидеры Земгора спросили у П. Н. Милюкова, почему Дума не «берет власть», тот ответил, что для сего требуется привести хотя бы два полка к Таврическому дворцу[396]396
Смирнов А. Ф. Государственная дума Российской империи 1906-1917 гг.: Историко-правовой очерк. М., 1998. С. 572.
[Закрыть]. Случайным ли был факт сбора восставших полков столичного гарнизона у здания Государственной думы?
Тому обстоятельству, что революция вообще «удержалась», способствовал факт, что во главе ее встали «всероссийские имена» деятелей думы и земств. Всеобщая неуверенность в исходе революции (ведь царь был в Ставке, которая контролировала вооруженную силу всех фронтов), таким образом, превращала Государственную думу в своеобразное прикрытие, которое санкционировало и легализовало в глазах масс революцию. Именно данное обстоятельство во многом «откачнуло» офицерство (не говоря уже о солдатских массах) от императора; без этих «имен» высшее армейское руководство, возможно, даже и не подумало бы об отречении императора Николая II. Иными словами, оппозиция не столько «оседлала» революцию (сделать это помешал Петроградский Совет), сколько легализовала ее, сделав мятеж революцией.
В этот день, 27-го числа, председатель Государственной думы М. В. Родзянко, сыгравший огромную роль в февральских событиях, в телеграмме императору представил события в совершенно нереальном свете: «Занятия Государственной думы указом вашего величества прерваны до апреля. Последний оплот порядка устранен… Гражданская война началась и разгорается… Если движение перебросится в армию, восторжествует немец, и крушение России, а с ней и династии неминуемо…»[397]397
Цит. по: На крутом переломе. Век XX. М., 1984. С. 309.
[Закрыть] Наверное, столь иезуитски коварного текста не смог бы придумать и сам Игнатий Лойола: представить оппозицию «оплотом порядка», угрожать крушением страны и династии, намекать на опасность армейского бунта и желательность неизбежного отречения.
Вот так-так! Что мог после этого думать император, чья семья, где почти все дети (сын и три дочери) были тяжело больны корью, находилась рядом с восставшим Петроградом в Царском Селе? Николай II только-только, 24 февраля, прибыл в Ставку, и вдруг такое. Повинуясь слепому инстинкту, император вновь поспешил выехать из Могилева, пытаясь пробиться к столице, и тем самым оторвал себя от рычагов управления армией, передав их в руки своих генералов, чья позиция и предопределила последующие события. «Семь генерал-адъютантских револьверов», по выражению В. И. Старцева, ждали своего часа, чтобы оказаться «приставленными к виску Николая II».
События в революционной столице катились своим чередом. Тот факт, что во главе революционного процесса встали деятели оппозиции, позволял быть уверенным, что вооруженного подавления восстания не будет. Вот она – суть Февральской революции. Без лидеров буржуазной оппозиции действия рабочего люда Петрограда и солдат гарнизона являлись простым мятежом, теперь же – революцией. Именно поэтому революция и смогла победить.
28 февраля в столичные полки стали возвращаться разбежавшиеся в первые дни «солдатской революции» офицеры, которые одним фактом своего присутствия давали не только надежду на способность революции к обороне. Офицеры привносили уверенность в том, что армия в целом, возможно, не откажется следовать за новой революционной властью: «путь к политическому движению, как правило, лежит через психологический сдвиг; от психологии преданности и принятия власти, к психологии недовольства этой властью и отрицанию ее»[398]398
История и психология. М., 1971. С. 220.
[Закрыть].
События развивались, как это и положено в революции, стремительно. 28 февраля и 1 марта в Петроград стекались представители все новых и новых частей, располагавшихся в столичном военном округе. Однако вооружались и «думцы», и «советчики». В Таврическом дворце, этом центре всего восстания, раздавали оружие, неизвестно откуда появившееся в распоряжении думцев и «советчиков»[399]399
Перетц Г. Г. В цитадели русской революции. Пг., 1917. С. 46.
[Закрыть].
На сторону революции перешли все гвардейские полки, в том числе Сводный Его Величества полк, казачий конвой императора и Гвардейский экипаж во главе со своим командиром великим князем Кириллом Владимировичем. Это – двоюродный брат императора, позже в эмиграции претендовавший на русский трон (данные претензии «по наследству» передались и его потомкам), а теперь вместе с остальными войсками присягнувшим на верность Государственной думе. Тем самым впервые в российской истории член императорской фамилии нарушил присягу верности царю, потерявшему столицу, но еще сохранявшему трон.
Надвигавшаяся революция с конца 1916 года была видна и понятна многим. Убийство Г. Е. Распутина не случилось просто так. Однако император, сделав ставку на весеннее наступление, надеялся, что его режиму удастся продержаться зиму, а после наступления угроза революции будет отодвинута. Ведь понятно, что Николай II не намеревался идти навстречу оппозиции, требовавшей сосредоточения реальной власти в руках парламента – «ответственное министерство» и есть такой передел властных полномочий. Поэтому-то, по верному замечанию протопресвитера армии и флота Г. Шавельского, революция для царской семьи произошла «неожиданно», невзирая на все признаки катастрофы[400]400
Шавельский Г. Воспоминания последнего протопресвитера русской армии и флота. Нью-Йорк, 1954. Т. 1. С. 10-11.
[Закрыть]. Царь рассчитывал на попытку дворцового переворота. Такой переворот соответственно должен был бы быть подавлен войсками. А получил революцию, в которой объединилась вся нация, и потому борьба Николая II в этом случае фактически была обречена на неудачу.
Бесспорно, оппозиция не рассчитывала на народную социальную революцию: с конца 1916 года полным ходом шла подготовка верхушечного переворота, долженствовавшего просто «разменять фигуры»: царя Николая II на его сына или брата. Понятно, что при таком раскладе новый государь не получал бы и грана реальной власти. Потому-то оппозиционеры скорее запугивали власть угрозой революции, желая на самом деле ни в коем случае ее не допустить.
Революция спутала расчеты заговорщиков, но, главное, люди были морально готовы к каким-то рубежным событиям, а потому и поддержали кампанию по свержению императора с престола. Но вот то обстоятельство, что вместе с Николаем II рухнет и сама монархия, стало просчетом для тех либералов, кто «раскачивал лодку». Именно поэтому, уже после всего, генералы жаловались на либералов, «вычистивших» их из армии, а либерал-буржуа сетовали на «темноту» народа.








