Текст книги "История Первой мировой войны"

Автор книги: Максим Оськин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 42 (всего у книги 52 страниц)

1) проведение разверстки,

2) отсутствие воспрещения ввоза хлеба в губернию,

3) вывоз излишков населением по оптовым ценам в Московскую и Калужскую губернии.

Этот уполномоченный одновременно являлся и тульским губернатором А. Н. Тройницким, а потому его можно лишь пожалеть: сознавая необходимость насыщения Москвы, Тройницкий отвечал и за свою губернию, и именно поэтому не мог в полной мере выполнить то задание по поставкам, которое установило Особое совещание. Умоляя о снижении норм разверстки и отсрочки ее выполнения, тульский губернатор 31 января 1917 года докладывал в Министерство земледелия, что сама Тула и значительная часть северных уездов губернии – Алексинского, Каширского, Одоевского и Белевского – в данный момент вовсе не снабжаются продовольствием. Отсутствие снабжения произошло «вследствие разверстки очень крупного количества хлеба для поставки в армию, а равно того обстоятельства, что министерство земледелия с осени не допускало воспрещения вывоза хлеба из пределов губернии, хлеба в губернии почти нет, так как все излишки сельским населением были вывезены гужем по повышенным ценам в Московскую и Калужскую губернии». Оптовая цена (фактически по ней и собирали зерно в продразверстку) в этот момент была 2 р. 20 к. – 2 р. 50 к. за пуд, в то время как розничные цены доходили до 5 рублей за пуд. Больше всех получали перекупщики продовольствия, умевшие за взятки доставлять хлеб сразу в столицу. Так, прибыль торговцев составляла 400-500 рублей на каждом вагоне, прорвавшемся из Тамбовской губернии в Москву[442]442
  Материалы по вопросам организации продовольственного дела. М., 1917. Вып. 3. С. 26.


[Закрыть].

Из северных, смежных с Москвой, губерний в столицу везли мясные продукты. Крестьянство Центрально-Промышленного района, отказавшись от самостоятельного насыщения местных рынков хлебом, с начала столетия твердо перешло к животноводству. Вологодское масло славилось по всей России, а во Владимирской и Тверской губерниях разводили крупный рогатый скот, благо, что мясо в гораздо большей степени, нежели селом, потреблялось городами. Теперь же говядина активно вывозилась в Московскую губернию и самую столицу, как из Тулы и Рязани шло зерно. Зимой 1917 года уполномоченный Министерства земледелия по Тверской губернии Гаслер сообщил в министерство, что крестьяне Тверской губернии, «соблазняясь установившейся высокой ценой на мясо в Петрограде и Москве, начинают усиленно истреблять свой скот для продажи в эти города» и ходатайствовал о запрещении вывоза скота и мяса из пределов Тверской губернии[443]443
  ГАРФ. Ф. 1797. Оп. 1. Д. 430. Л. 63.


[Закрыть].

Понятно, что такие же уполномоченные соседних губерний в принципе не желали бороться с самочинным вывозом хлеба из соседних губерний в их районы. Ни калужский губернатор Н. С. Ченыкаев, ни тем более уполномоченный по Московской губернии А. Е. Грузинов. Александр Евграфович Грузинов с 1915 года являлся председателем Московской губернской земской управы и отвечал за снабжение столицы разнообразными предметами и продуктами. А. Е. Грузинов был тесно связан с думской оппозицией, а в период Февральской революции, возглавив московский гарнизон, фактически противодействовал усилиям (честно скажем – тщетным) генерала И. И. Мрозовского удержать Москву под контролем и не допустить революционного взрыва. В результате А. Е. Грузинов занял пост командующего войсками Московского военного округа вместо Мрозовского, оставаясь в этой должности с марта по апрель 1917 года.

23 февраля или 8 марта по новому стилю, на некоторых фабриках Москвы состоялись собрания, посвященные Международному женскому дню 8 марта. Однако волнений не произошло – и власть была тверже, и обстановка спокойнее, и оппозиция ожидала сигнала из столицы. Поэтому Февральская революция началась в Москве 27 февраля – четыре дня спустя после Петрограда, как только ситуация в имперской столице зашла слишком далеко, перерастая из хлебных волнений в восстание отдельных соединений петроградского гарнизона.

Первые сообщения, которые командование Московского военного округа нелепо пыталось скрыть, вызвали немедленную реакцию в старой столице. К вечеру городская дума создает Временный революционный комитет, что не должно вызывать удивления, ведь городской голова и его окружение уже были готовы к подобному развитию событий, восприняв петроградские известия как первый шаг замышлявшегося дворцового переворота. Москву захлестнули листовки о петроградских событиях и призывами к революции. Кое-где стали разоружать полицейских.

28 февраля громадная демонстрация под красными флагами прошлась по городу, устроив митинг около здания городской думы. Ген. И. И. Мрозовский успел перекрыть центр Москвы полицейскими командами и воинскими частями, однако было уже поздно – противостояние народу не могло увенчаться успехом. Ведь на митинге с призывами свергать царизм выступали не только рабочие и солдаты, и не столько они, сколько офицеры и общественные деятели. Командующий войсками Московского военного округа объявил Москву на осадном положении, все еще надеясь, что фронтовые соединения подавят восстание в Петрограде и тогда московские события развеются сами собой. Представляется, что генерал Мрозовский решил держаться сколь возможно долго, не веря, что бунт перерастет в революцию.

Слабость властей заключалась в ненадежности гарнизона: на сто тысяч солдат запасных пехотных полков, большинство из которых было призвано этой зимой и не желало отправляться в окопы, в распоряжении Мрозовского оказалось лишь три казачьи сотни. Та же ситуация была и в Петрограде, почему казаки занимали нейтральную позицию, офицеры быстро рассеялись, а полиция ничего не могла противопоставить десяткам тысяч рабочих, к которым вскоре присоединились солдаты. Думается, что комендант Петрограда генерал С. С. Хабалов не столь уж и виновен в том, что произошла революция. Ведь И. И. Мрозовский проявил себя куда более твердым, нежели Хабалов, но и он оказался бессилен перед народной стихией. В ночь на 1 марта А. Е. Грузинов был назначен революционным комитетом комендантом Москвы.

В этот день части московского гарнизона стали организованно переходить на сторону революции. В том числе и расположенная на Ходынке 1-я запасная артиллерийская бригада, что окончательно стало переломом в событиях. Почтамт, Арсенал, Манеж, Кремль – один за другим московские объекты, в которых находились войска и ударные отряды полиции, переходили под контроль восставших. В здании городской думы, помимо буржуазного Временного революционного комитета, приступил к работе Московский Совет рабочих и солдатских депутатов, председателем которого был избран меньшевик Алексей Максимович Никитин, который осенью 1917 года займет пост министра внутренних дел Временного правительства. Также в Москве в качестве основного органа управления столицей создается Комитет общественных организаций во главе с экономистом и социалистом Сергеем Николаевичем Прокоповичем, впоследствии ставшим министром продовольствия в четвертом составе Временного правительства (где Никитин был министром внутренних дел).

Участники московских событий считали, что генерал Мрозовский испугался, растерялся и бездействовал. Однако каковы были альтернативы? Приказы бескровно рассеивать «скопления» народа отдавались, но выполнить их не было возможности. Следующий шаг мог быть лишь один – стрелять на поражение, в том числе из пулеметов. Командующий войсками Московского военного округа не осмелился отдать такого приказа, и потому проиграно было все. Но возможно ли было выиграть в те дни? Разве можно упрекать И. И. Мрозовского в том, что он не решился на массовые жертвы среди москвичей? В конечном счете это бездействие спасло жизнь многим людям, в том числе и самому Мрозовскому, арестованному, уволенному в отставку и, наконец, после революции сумевшему эмигрировать во Францию.

2 марта все было кончено. Отречение императора Николая II обеспечило сравнительно мирный переход власти к либеральной оппозиции по всей стране и прекратило попытки сопротивления революционному движению. Правда, Москва узнала об отречении только 4 марта.

Заключительным актом Февраля стал парад войск Московского гарнизона 4 марта 1917 года. Как и в Петрограде, революции потребовались свои мученики – многолюдные похороны трех солдат, убитых во время революционных событий, прошли в обстановке торжественных митингов, речей и молебствий[444]444
  Бурджалов Э. Н. Вторая русская революция. Москва. Фронт. Периферия. М., 1971. С. 52.


[Закрыть].

В ходе Февральской революции были арестованы и отстранены со своих постов руководители не только Москвы, но и всех губерний Московского военного округа. Временное правительство отправило их в отставку и большинству бывших губернаторов вскоре удалось эмигрировать. Со своего поста были сняты калужский губернатор Николай Сергеевич Ченыкаев, тульский – Александр Николаевич Тройницкий, владимирский – Владимир Николаевич Крейтон, костромской – Иван Владимирович Хозиков, рязанский – Николай Николаевич Кисель-Загорянский, ярославский – Николай Леонидович Оболенский, вологодский – Александр Викторович Арапов, тамбовский – Александр Александрович Салтыков, нижегородский – Алексей Федорович Гирс и, наконец, – московский губернатор Никита Алексеевич Татищев. К сожалению, не обошлось без жертв. В период революции был убит один из губернаторов МВО – тверской губернатор Николай Георгиевич фон Бюнтинг.

Вместе со всей страной в 1917 году Москва прошла сложный путь развития революционного процесса. В мае-июле по распоряжению военного министра, а вскоре и министра-председателя Временного правительства А. Ф. Керенского на фронт были отправлены маршевые роты из состава войск Московского военного округа, а затем и целые запасные полки (МВО отдал 29 полков). В старой столице 12-15 августа проходило московское Совещание общественных деятелей, сделавшее Верховного Главнокомандующего генерала Л. Г. Корнилова политическим деятелем всероссийского масштаба.

Старая столица критично восприняла октябрьский переворот большевиков. В отличие от Петрограда в Москве большевикам удалось взять власть с большим трудом. С 25 октября по 2 ноября 1917 года в Москве шли упорные бои между большевистскими отрядами и частью войск московского гарнизона (офицеры, юнкера, казаки) во главе с командующим Московским военным округом полковником Константином Николаевичем Рябцевым и московским городским головой Вадимом Викторовичем Рудневым. Погибшие в московском противостоянии – до тысячи человек – фактически стали первыми жертвами разворачивающейся в России братоубийственной Гражданской войны.

Глава 6
Без царя: кампания 1917 года

Планирование наступления

С чисто военной точки зрения 1917 год должен был стать годом победы стран антигерманской коалиции – России, Франции, Великобритании, Бельгии, Сербии, Румынии и прочих более мелких союзников. Обозначившийся переход стратегической инициативы к Антанте в ходе кампании 1916 года, после Брусиловского прорыва на востоке и битвы на Сомме на Западе, обеспечивал залог предстоящего победоносного исхода новой кампании. Именно в 1916 году явно обозначился перелом в Первой мировой войне: теперь наступали союзники, а немцы лишь оборонялись; союзники наконец-то дрались примерно равным с противником оружием; не за горами было и вступление в войну экономического гиганта Соединенных Штатов Америки, которые по существу, и так уже давным-давно работали на поражение Германии.

Даже самые отъявленные пессимисты не могли не понимать, что никакие локальные успехи австро-германцев (например, в Румынии осенью 1916 года) не могли исправить общей ситуации. Победа над румынами была достигнута последним напряжением сил, и отныне немцы не могли уже и думать о широкомасштабном наступлении ни на одном из фронтов: новый Верден был уже невозможен.

В странах Центрального блока просто-напросто не хватало людей, чтобы «закрыть все дырки» в трещавших от неприятельских ударов фронтах. Австро-германцы и так едва-едва устояли под ударами союзников на Сомме и в Галиции, и лишь тяжелые оперативные ошибки командования стран антигерманской коалиции не позволили русским, британским и французским армиям прорвать оборону неприятеля и отбросить его в собственные пределы.

Столь явственно обозначившееся превосходство союзников в материальных и человеческих ресурсах ставило Германию и ее сателлитов на грань катастрофы в предстоящей кампании 1917 года. Ведь если даже в 1917 году и не удалось бы окончательно победить, то военное преимущество Антанты, равно как и ее грядущая победа, окончательно стали бы неоспоримы. Возможно, что изнемогавшие под ударами коалиции союзники Германии поспешили бы отложиться от нее и пойти на сепаратные переговоры: именно это, кстати говоря, и произошло на рубеже 1916/17 года.

Поэтому планирование кампании 1917 года начало разрабатываться, когда еще не отгремели последние выстрелы в Румынии. Немцам же не оставалось ничего иного, как задуматься над вопросом невоенного разрешения проблемы отчетливо назревавшего поражения. В конце 1916 года германские эмиссары поспешили разделить союзников, проводя зондаж по поводу вероятного сепаратного мира на том или ином фронте.

Не была забыта ставка на внутренние противоречия в странах Антанты. Так, осенью 1916 года германцы оказали помощь вооруженному восстанию в Ирландии (Дублин был расстрелян тяжелой артиллерией английского линейного флота, после чего английские десантники с неимоверной жестокостью «зачистили» восставшую местность), а в Российскую империю стали отправляться первые революционные эмигранты, которые широкой волной нахлынут в страну уже после Февральской революции.

Не надо забывать, что немецкие усилия падали отнюдь не на голую почву: еще во времена колонизации, наряду с негритянским населением Африки, всегда столь кичившиеся своей «цивилизованностью» и «свободолюбием» англичане вывезли в Вест-Индию более ста тысяч ирландцев. Ирландия явилась единственным государством Европы, в котором к двадцатому столетию население не только не выросло, но, напротив, уменьшилось более чем в два раза по сравнению с концом восемнадцатого века. Накануне Первой мировой войны британская палата лордов (напомним, что к 1914 году Ирландия фактически являлась самой старейшей английской колонией) сорвала принятие билля о самоуправлении Ирландии, что имело следствием расчленение страны в 1921 году, когда и был образован английский Ольстер, с тем расчетом, чтобы протестантское меньшинство в Ирландии составило большинство на насильственно отторгнутой территории.

Предварительные общесоюзные решения были приняты на очередном совещании представителей всех стран-союзников по Антанте в Шантильи 16 ноября 1916 года, где располагалась французская Главная квартира. План кампании 1917 года носил отчетливо выраженный решительный характер, чтобы придать военным действиям целеустремленный вид: несмотря на то, что все государства готовились и к продолжению войны в 1918 году, тем не менее признавалось, что достижение победы может быть возможным уже теперь – посредством мощных ударов на всех фронтах. При этом эти удары должны были наноситься одновременно, дабы исключить возможность переброски немцами своих резервов с одного фронта на другой. Поэтому решения в Шантильи предусматривали разрешение целого комплекса задач в военном отношении.

На данном совещании также признавалось, что все союзники должны подготовить к весне согласованные по времени проведения наступательные операции, чтобы окончательно закрепить за собой инициативу действий. Такое решение было принято в связи с нежеланием позволить немцам одержать еще хотя бы один успех в наступательных действиях. Для этого же были предложены и зимние частные удары: французы желали подстраховаться от повторения Вердена и нового неопределенного затягивания войны под указку Германии. Таким образом, впервые с начала войны все союзники взяли на вооружение некий общесоюзный план, сравнительно полно увязывавший в одно целое действия стран Антанты на всех фронтах войны.

После разработки общего стратегического планирования державами Антанты планы дальнейших действий должны были уже применяться на каждом фронте в отдельности. В Российской империи основная резолюция и решения совещания в Шантильи были 21 ноября 1916 года доведены до сведения командующих фронтами, после чего врио начальника штаба Верховного Главнокомандующего генерал В. И. Гурко (начал войну начальником 1-й кавалерийской дивизии) предложил всем командующим фронтами представить собственные соображения по поводу предстоящей кампании.

Предварительное планирование военных действий на 1917 год на Восточном фронте было в самом общем виде составлено на совещании 17-18 декабря 1916 года в Ставке. Надо отметить, что в это время генерал М. В. Алексеев находился на лечении в Крыму, и потому план не мог быть окончательно утвержден без предварительного согласования с действительным начальником штаба Верховного Главнокомандующего. Таким образом, решения совещания 17-18.12.1916 года, несмотря на свое исключительно принципиальное значение, все же не могли иметь окончательного характера.

Каждый из главнокомандующих фронтами стремился прежде всего получить от Ставки резервы и тяжелую артиллерию для себя, а потому все генералы считали, что главный удар должен наноситься на их фронте. В свою очередь, исполняющий обязанности начальника штаба Верховного Главнокомандующего генерал В. И. Гурко и новый генерал-квартирмейстер Ставки генерал А. С. Лукомский пропагандировали идею похода на Балканы, поддержав главкоюза генерала А. А. Брусилова. Записка генерала Лукомского, представленная в распоряжение Гурко, как и мнения прочих военачальников перед совещанием, предлагала перенести главный удар на Румынский фронт, так как, во-первых, именно здесь находилась основная масса русских сил, во-вторых, этим создавалась возможность совместных с союзниками действий на Балканском полуострове с тем, чтобы вывести из войны Болгарию, а затем и Турцию. А. С. Лукомским предполагались также удары на Юго-Западном и Северном фронтах[445]445
  Стратегический очерк войны 1914-1918 гг. М., 1922. Ч. 7. С. 25-26.


[Закрыть].

Тут же было принято решение о проведении, в преддверии предстоящего наступления в 1917 году, реорганизации Действующей армии, известной под названием «реформы Гурко» (это последнее мероприятие оказалось весьма неудачным, лишь ослабив Действующую армию). Однако совещание неожиданно оказалось скомканным: вскоре после его начала царь выехал в Петроград. В ночь на 17-е число был убит Г. Е. Распутин, и императрица Александра Федоровна настояла на присутствии императора Николая II в столице. Таким образом, в отсутствие Верховного Главнокомандующего, и его действительного начальника штаба совещание 17-18 декабря закончилось без утвержденных решений.

В конечном счете план широкомасштабного наступления на Восточном фронте в кампании 1917 года был выработан генералом Алексеевым. Доклад М. В. Алексеева как план будущего наступления на Восточном фронте был утвержден Верховным Главнокомандующим 24 января 1917 года. В своих основных положениях план действий русской Действующей армии в кампании 1917 года исходил из результатов совещания в Шантильи, детально дополненных разработками по Восточному фронту. Напомним, что по мнению общесоюзного совещания в Шантильи, Русский фронт должен был приковать максимум возможных сил противника, содействуя удару союзников на Западе, куда, по мысли англо-французских стратегов, ив 1917 году перемещался центр военных действий.

Согласно утвержденному императором Николаем II плану, русские войска наносили главный удар силами Юго-Западного фронта в общем направлении на Львов 11-й (генерал Д. В. Баланин) и 7-й (генерал Д. Г. Щербачев) армиями. Северный и Западный фронты проводили ряд вспомогательных операций на Шавли (Северный фронт) и Вильно (Западный фронт). При этом на Западном фронте главный удар должна была наносить 10-я армия генерала В. Н. Горбатовского в направлении от Молодечно на Вильно. Вспомогательные удары принадлежали действиям 2-й армии генерала В. В. Смирнова (удар на Слоним) и 3-й армии генерала Л. В. Леша (поддержка взаимодействия с армиями Юго-Западного фронта).

Планом предусматривались совместные действия данных фронтов севернее Полесья по сходящимся направлениям после прорыва обороны противника, для чего бывший генерал-квартирмейстер Генерального штаба (перед войной) и Ставки первого состава генерал Ю. Н. Данилов составил «соображение о комбинированном наступлении армий Северного и Западного фронтов» по указаниям главкосева генерала Н. В. Рузского. Румынский фронт обязывался занять Добруджу усилиями 1-й и 2-й румынских армий при поддержке русской 6-й армии (генерал А. А. Цуриков). Дело в том, что усугублявшаяся транспортная разруха не давала возможности широких перегруппировок, а в Румынии стояло тридцать шесть пехотных дивизий. Как было не использовать такую «массу войск»? Сроки общего наступления переносились на конец апреля – начало мая. Оптимизм русского командования был на высоте: «вплоть до февраля 1917 г. царское правительство и Ставка руководствовались желанием окончить войну путем разгрома противника»[446]446
  Жилин А. П. Последнее наступление (июнь 1917 года). М., 1983. С. 19; Данилов Ю. Н. На пути к крушению. М., 2000. С. 214.


[Закрыть].

Последним этапом оперативно-стратегического планирования новой кампании стала общесоюзная конференция в Петрограде в феврале 1917 года. На ней генерал В. И. Гурко заявил, что можно брать пример с немцев и бить по более слабому противнику, но «этим лишь задержат развитие решительных операций», а потому следует атаковать на главных фронтах. Как ни парадоксально, русские все-таки признали, что Балканский театр потерял свое преимущественное значение, хотя союзники продолжали упорно держаться за свое присутствие на Балканах (Салоникская армия генерала М.– П.– Э. Саррайля). Напомним, что, по сути дела, именно противоречия Российской империи со странами Тройственного союза на Балканах и втянули (с объективной стороны) Россию в Первую мировую войну.

Что касается сроков, то генерал Гурко указал, что русские армии смогут быть готовы к наступлению к 1 мая нового стиля, а до этого ограничатся второстепенными наступательными задачами, имеющими цель удержать на востоке все наличные неприятельские силы. И, действительно, устанавливалось, что если один из союзников будет вынужден преждевременно выступить, чтобы удержать за собой инициативу действий, то остальные должны поддержать его в срок не свыше трех недель. В целом признавалось, что «кампания 1917 года должна вестись с наивысшим напряжением и с применением всех наличных средств, дабы создать такое положение, при котором решающий успех союзников был бы вне всякого сомнения»[447]447
  Красный архив. М., 1927. Т. 1(20). С. 42, 45, 49, 50, 53.


[Закрыть].

Генерал А. А. Брусилов, на долю которого вновь выпадала основная масса усилий в предстоящем наступлении, писал генералу Гурко 15 февраля: «Предстоящая весенняя кампания должна иметь, несомненно, решающий характер в общем ходе кампании и потому безусловно успешное производство ее должно быть вполне обеспечено…» Главкоюз указывал, что необходимо сразу обеспечить себе глубину прорыва одним мощным ударом, чтобы достичь решительного результата и серьезного надлома живой силы противника путем немедленного ввода в дело могущественных резервов. Также генерал Брусилов, помнивший о ненужных и чрезвычайно кровавых потерях армий Юго-Западного фронта под Ковелем и на Стоходе в июле-октябре 1916 года, многозначительно предостерегал: «…малозначащего успеха мы иметь не должны ни в коем случае»[448]448
  РГВИА. Ф. 2003. Оп. 1. Д. 64. Л. 155-157.


[Закрыть].

Впрочем, Петроградская конференция показала и нарастание напряженности в отношениях между русскими и западными союзниками. Зимние германские инициативы по поводу сепаратного мира не прошли даром. Русские должны были вновь по полной программе отдавать свои силы на алтарь общесоюзной стратегии. Так, глава британской миссии на Петроградской конференции виконт Мильнер в записке от 4 февраля сообщал императору Николаю II: «Наши разделенные пространством выступления должны быть производимы не только максимально одновременно. Необходимо также, чтобы каждое из этих выступлений доводилось до максимально возможного напряжения. В особенности это относится к русскому выступлению, которое имеет такое огромное значение для дела союзников. Оно должно дать все, что в состоянии дать человеческие силы».

Давя на русское политическое руководство, англо-французы уже взяли курс на всемерную поддержку русской либерально-буржуазной оппозиции в ее борьбе за власть с монархическим режимом. Очевидно, что буржуазная Россия, чьи потенциальные руководители были бы всецело зависимы от союзников, представлялась для Франции и Великобритании более выгодным партнером, нежели монархическая империя, с которой предстояло существенно делиться после победы результатами войны. Как пишет А. И. Уткин, «Запад уже усомнился в надежности России как союзника, не давая своим делегациям определенных инструкций, не вырабатывая основополагающего принципа для координирования усилий союзников, программы коллективных действий. На приеме в малом дворце Царского Села, Николай не пожелал обсуждать главные темы военного союза с Мильнером, Думергом и Шалойя (главы делегаций союзных государств Великобритании, Франции и Италии. -Авт.). Восток и Запад как бы замерли отчужденно перед событиями, которые круто изменили их отношения»[449]449
  Уткин А. И. Первая мировая война. М., 2001. С. 320.


[Закрыть]. Так что приходилось рассчитывать на собственные силы и поменьше оглядываться на англо-французов, не говоря уже о многократно битых итальянцах.

Что касается чисто военных аспектов оперативно-стратегического планирования на Восточном фронте в кампании 1917 года, то А. А. Керсновский, указывая, что план М. В. Алексеева, принятый императором Николаем II, был слишком робким и компромиссным, считает, что «план кампании на 1917 год не обещал победы. Он предусматривал повторение прошлогодних безнадежных боев на Северном и Западном фронтах. На Юго-Западном и в Румынии мы имели все основания ждать крупных тактических успехов, если и не размеров Луцка и Доброноуц, то, во всяком случае, размера Брод и Станиславова. Взятие Львова можно было считать обеспеченным. Но все это не могло дать победы. Слишком очевидна была разброска сил, допущенная этим безыдейным планом, и слишком велика рутина в тактических методах»[450]450
  Керсновский А. А. История русской армии. М., 1994. Т. 4. С. 122.


[Закрыть].

Возможно, что А. А. Керсновский и прав. Но нужно сказать несколько слов в защиту начальника штаба Верховного Главнокомандующего генерала М. В. Алексеева. Во-первых, не сам генерал Алексеев назначал на столь ответственные посты тех командующих фронтами севернее Полесья, что действительно могли провалить любой великолепный стратегический план. Поэтому, зная Н. В. Рузского и А. Е. Эверта и видя благосклонность к ним со стороны императора Николая II, генерал Алексеев и поручает им собственные второстепенные задачи, никоим образом не связанные с соседями.

Следовало работать с тем материалом, что предоставлялся в твое распоряжение, вне зависимости от твоего собственного мнения. Вряд ли можно было подвигнуть того же генерала Эверта на что-то большее, нежели Барановичи образца 1916 года. Но ведь Верховный Главнокомандующий не желал менять главкозапа. Оставалось лишь поставить Северному и Западному фронтам локальные, но непременно наступательные задачи, чтобы как минимум не допустить германских перебросок с фронта севернее Полесья на помощь австрийцам, стоявшим в своей основной массе против Юго-Западного фронта, как это произошло в кампании 1916 года.

Во-вторых, чтобы осуществить вторжение на Балканы, необходимо было осуществить значительные перегруппировки по усилению южного фаса Восточного фронта. Проще говоря, отправить все стратегические резервы и тяжелую артиллерию особого назначения на Румынский фронт. Но ведь и сам А. А. Керсновский признает, что русская железнодорожная сеть не могла выдержать массовых перевозок войск. Вдобавок, Румыния связывалась с Россией всего одной полноценной магистралью, и уже в 1916 году русские корпуса, шедшие выручать румын, зачастую отправлялись туда своим ходом. А износ паровозо-вагонного парка был так велик, что ждать исправления ситуации в ближайшем будущем не приходилось.

Поэтому генерал М. В. Алексеев, чья стратегическая мысль была связана массой не зависящих от него лично обстоятельств, выбрал самое рациональное для данной обстановки, пусть и не самое объективно лучшее, решение: наступать там, где стоит главная собственная группировка и по возможности против более слабого противника. Этим условиям удовлетворял лишь Юго-Западный фронт, поэтому именно главкоюз генерал А. А. Брусилов и получил главный удар.

Следует заметить, что таким образом главный удар русские все равно наносили по наиболее слабому звену в неприятельской коалиции – Австро-Венгрии, чье новое политическое руководство в лице императора Карла I (старый император Франц-Иосиф I скончался в ноябре 1916 года) уже приступило к зондированию благоприятной почвы по поводу сепаратных переговоров с державами Антанты. Немалое значение имеет и психология: австрийцев нимало не боялись ни русские войска, ни их командиры.

Да и вообще – кризис двуединой монархии был уже налицо: всего лишь за месяц до смерти старого императора сын лидера австрийских социалистов В. Адлера Ф. Адлер убил канцлера К. Штюргка. Социалисты вновь возвращались к своему излюбленному средству – террору как средству разрешения своих взаимоотношений с государственной властью. В России в самом ближайшем будущем это обернется кошмаром Красной Смуты 1917-1921 годов. Не зря же именно австрийские социалисты с началом Первой мировой войны помогли В. И. Ленину и некоторым его соратникам, к 19 июля 1914 года находившимся на территории Австро-Венгрии, избежать интернирования и выехать в Швейцарию.

Кроме того, решались исторические стратегические задачи. К сожалению, они так и остались в проекте. Начальник штаба Верховного Главнокомандующего генерал М. В. Алексеев в конце концов согласился с ударом по Босфору, на котором настаивал император Николай II. Вице-адмиралу А. В. Колчаку было поручено готовить Черноморский флот к предстоящей операции против Стамбула, а генерал-майору А. А. Свечину – формировать из отборных частей десантную Отдельную Черноморскую дивизию. Операцией против проливов должны были руководить командарм-7 генерал Д. Г. Щербачев и его генерал-квартирмейстер генерал Н. Н. Головин.

Именно генерал Щербачев предназначался в качестве командующего ударом по Босфору в начале 1915 года, после чего его войска были постепенно перевезены в Галицию для сдерживания напора австро-германцев в Горлицком прорыве. Тогда Щербачев и Головин, не разделявшие идеи удара по Черноморским проливам в ситуации, когда транспортный флот лишь с известными допущениями признавался достаточным для обеспечения такой операции, уговорили императора Николая II отложить удар[451]451
  Свечин М. А. Записки старого генерала о былом. Ницца, 1964. С. 114.


[Закрыть]. Неизвестно, правда, к какому решению пришел бы венценосный Верховный Главнокомандующий в случае успеха наступления в Польше и Галиции.