Текст книги "История Первой мировой войны"

Автор книги: Максим Оськин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 52 страниц)

При этом представляется бесспорным тезис, что последний русский император стал заложником и жертвой как своей собственной политики, так и политики предшествовавших десятилетий. Верховная власть Российской империи сама, собственной деятельностью, на протяжении ряда десятков лет создавала ту ненормальную внутриполитическую ситуацию, что в конечном счете вылилась в открытый конфликт между властью и обществом в начале двадцатого столетия. Однако и «общественность», всемерно, вплоть до клеветнической пропаганды и антигосударственных действий, раскачивавшая «лодку» российской монархии в гибельно-тяжелые для страны годы мировой войны, не может не заслужить обвинений со стороны позднейших поколений в пренебрежении интересами страны и нации во имя собственных сепаратно-властолюбивых целей.

Начало противостояния

Центральными событиями в противостоянии власти и оппозиции в 1915 году явились два обстоятельства. Принятие императором 23 августа поста Верховного Главнокомандующего и образование 25 августа так называемого Прогрессивного блока Государственной думы. В этот союз вошли шесть фракций Государственной думы – прогрессивные националисты, группа центра, октябристы, прогрессисты и кадеты, включавшие в себя 235 депутатов из 422. К блоку присоединились три фракции верхней палаты российского парламента – Государственного совета в лице академической группы, центра и внепартийных. Для руководства практической деятельностью Прогрессивного блока создавалось Бюро из 25 человек, вдохновителем которого стал лидер кадетской партии П. Н. Милюков. Целью блока стало отстранение от власти царствующего монарха, если тот не согласится на формирование исполнительной власти из лиц либеральных кругов, в том числе и самой Государственной думы.

Оперативность действий оппозиции и ее вдохновителей поражает воображение. Смещение великого князя Николая Николаевича с поста Главковерха было закономерным, но момент был выбран неудачно, так как царю, наверное, следовало бы возглавить армию или сразу, в начале войны, или в момент победного перелома на фронте. Но, очевидно, государь принял это решение, осознавая невозможность Ставки найти выход из критической обстановки и желая устранить двоевластие Ставки и Совета министров на фронте и в тылу. Зато теперь обвинения за военные неудачи ложились непосредственно на плечи венценосца; и, что главное, этот факт позволил оппозиции совместить свои нападки на правящие круги относительно и тыла, и фронта, перемешивая одно с другим. Последовавший роспуск думы только усугубил ситуацию.

На пике военных поражений Государственная дума поспешила напомнить о себе царю. В дни вступления императора Николая II в должность Верховного Главнокомандующего военно-морская комиссия думы под председательством А. И. Шингарева представила доклад со своим видением обстановки на Восточном фронте. Думцы, обвинив «некоторых воинских начальников» в «преступной нерадивости», спешили перечислить итоги Великого отступления: свыше четырех миллионов убитыми, ранеными и пленными; нехватка вооружения; недостаточно обученные пополнения и прочие грехи нашли свое место в этом документе. В качестве одной из основных причин создавшейся ситуации называлось то обстоятельство, что «непроходимая стена разделяла две власти, которые должны были бы работать рука об руку: власть военно-полевую и власть центральную»[276]276
  Цит. по: Монархия перед крушением. 1914-1917. М.-Л., 1927. С. 270-273.


[Закрыть]. Под последней думцы, очевидно, имели в виду в том числе и самих себя.

Приведем один небольшой пример, датированный как раз августом 1915 года. Так, впервые с начала войны, России и Германии удалось договориться о посылке во враждебную страну своих представителей, при посредничестве международного Красного Креста, дабы выяснить условия содержания военнопленных. Выше мы приводили цифры русских пленных – почти два миллиона. То есть именно для русских эта миссия была как нельзя более актуальна, так как, имея соответствующую информацию, можно было хоть как-то надавить на врага и улучшить положение своих солдат и офицеров, попавших в плен.

В состав миссии входили три сестры милосердия – Н. Н. Оржевская, П. Казем-Бек и Е. А. Самсонова (вдова командарма-2 генерала А. В. Самсонова, во время этой поездки нашедшая останки своего мужа), которые перемещались по Германии в сопровождении нейтралов – датских представителей. Как показывают все данные, еще перед миссией немцы, во-первых, привели в порядок львиную долю концентрационных лагерей. Во-вторых, в ходе миссии и по ее результатам в некоторых лагерях положение русских военнопленных несколько улучшилось. Иными словами, эта миссия была нужна тем несчастным, что оказались в плену.

Однако одним из необходимых условий проведения поездки стало кратковременное – буквально десяток минут – представление сестер милосердия германской императрице. Без данного условия миссия не состоялась бы. И что же? По возвращении в Россию русские сестры милосердия узнали, что это представление было истолковано оппозиционной печатью в совершенно искаженном духе, намекая на русско-германский сговор, неэтичность данного мероприятия и прочий негатив. Сестра П. Казем-Бек в негодовании отметила, что преследовавшие свои популистские цели либералы совершенно не обратили внимания на то, что «отказ с нашей стороны явиться на это представление, был бы в высшей степени неуместен и даже совершенно невозможен, если мы желали быть полезными нашим пленным в Германии»[277]277
  Казем-Бек П. Поездка по Германии во время войны русской сестры милосердия. Пг., 1916. С. 12.


[Закрыть].

Наивная сестра милосердия. Да разве эти люди думали о сотнях тысяч русских солдат и офицеров, томившихся в плену, как о людях? Как просто – о людях со своим собственным несчастьем для каждого? Эти несчастные являлись всего лишь одним из многочисленных средств для удара по государственной власти. По той власти, которая была неумелой, «чудовищно бездарной» по справедливому замечанию Д. Л. Быкова[278]278
  Быков Д. Л. Борис Пастернак. М., 2007. С. 153.


[Закрыть], даже, попросту говоря, тупоголовой, но ни в коем случае не льстиво-подловатой, как та власть, что встала у руля России в ходе Февральской революции 1917 года.

В ответ на образование Прогрессивного блока сессия Государственной думы была досрочно, 3 сентября 1915 года, распущена. Этим Николай II обрывал нити для сотрудничества и вынуждал оппозицию перейти в наступление, пока еще на пропагандистском фронте. Ответом оппозиции стал съезд Земгора 7-9 сентября, резолюция которого указывала на необходимость обновления власти на базе единения с представительными органами, якобы опиравшимися на доверие всей страны.

В октябре на совещании верхушки Прогрессивного блока, Земгора и военно-промышленных комитетов А. И. Шингарев поставил немедленно поддержанный присутствующими вопрос о подготовке дворцового переворота, так как социальной революции никто из буржуа, понятное дело, не желал. Другой соратник П. Н. Милюкова, В. А. Маклаков, немедленно провел параллели с переворотом марта 1801 года – убийством императора Павла I заговорщиками, за которыми стояли англичане, обеспокоенные антибританским союзом Российской империи и наполеоновской Франции.

Вместе с роспуском думы император предпринял наступление и на «либеральствующих» министров. Царь был последователен: по мнению С.В. Куликова, «обеспечивая предпосылки для введения парламентаризма, А. В. Кривошеин и его единомышленники в августе 1915 года инициировали Прогрессивный блок – лево-либеральное большинство в Государственной думе, распространившее свое влияние и на верхнюю палату – Государственный совет»[279]279
  Империя и либералы. СПб., 2001. С. 95.


[Закрыть]. Отставка таких министров была предрешена.

К весне 1916 года, когда должна была начаться новая военная кампания, министр земледелия и разделявшие идеи парламентаризма министры были смещены со своих постов. К сожалению, правда и то, что если лучшие профессионалы-управленцы были против царя и его политики во время войны, то уже одно только это говорит о кризисе кадровой политики, что нашло отражение в так называемой «министерской чехарде».

Конечно, поддержка «общественности» стала бы положительным балансом в системе военного механизма страны. Однако господа либералы не торопились показать свой патриотизм делом, невзирая на позицию царизма по отношению к себе. Десятки тысяч молодых, интеллигентных людей, в которых так нуждался младший командный состав Действующей армии, оседали в тылу под благовидным предлогом «работы на оборону» в организациях Земгора. Полковник И. Эйхенбаум вспоминал, что в течение всей войны «тыл являл неприглядную картину себялюбия и ловчения. Каждый старался словчиться, чтобы не замараться фронтовой страдой. В этом преуспевали более богатые и образованные. Все вдруг оказались инвалидами и незаменимыми, неспособными защищать свою привилегированную жизнь», предоставив это дело крестьянским низам[280]280
  См.: Месснер Е. Луцкий прорыв. К 50-летию великой победы. Нью-Йорк, 1968. С. 37.


[Закрыть]. Исключения, конечно, были. Например, сын П. Н. Милюкова погиб на фронте.

В частности, Земский союз к осени 1917 года насчитывал 252 000 чел., а военно-промышленные комитеты к 1 октября 1916 года – 976 312 чел. И это при том, что масса молодежи из буржуазных кругов уже находилась на фронте, а в войсках не хватало офицеров, ибо ресурс образованных людей, годных для получения офицерского чина, в России был невелик. Ф. Степун, находившийся на фронте, метко подметил, что «земгусар – на самом деле всего только дезертир, скрывающийся от воинской повинности в общественной организации»[281]281
  Степун Ф. Из писем прапорщика-артиллериста. М., 1918. С. 158.


[Закрыть].

Удивительнее всего то обстоятельство, что с затягиванием войны военные, как то было еще в период русско-японской войны 1904-1905 годов, переставали пользоваться авторитетом в «обществе». Действительно, к чему же воевать, озверевая и огрубляясь, если можно спокойно в тылу наживаться и превосходно проводить время? Казачий офицер-артиллерист А. А. Прудников летом 1916 года записывал: «Сейчас, в то время как мы иногда теряем здоровье и очень часто саму жизнь, в то время, когда у нас бывают недели, в которых нет времени даже умыться, на нас подчас смотрят чуть-чуть лучше, чем на обыкновенных разбойников… просто диву даешься, как много людей так думают. И это во время войны. Что же будет, когда замолкнет последний выстрел. Неужели же мы для многих, для большинства, заслужили только презрение? За что? Популярностью будет пользоваться тот, кто почему-либо на войне не был. Ведь он же гораздо больше сделал, ведь он “двигал науку” или занимался “милосердием”, да к тому же он будет к концу войны здоров. Он будет делать невинные глаза, и просить объяснить, для чего и зачем мы дрались…»[282]282
  Военно-исторический журнал, 2007, № 1. С. 43


[Закрыть] Интересно, о чем станут думать такие вот земгусары, о которых с негодованием пишет фронтовик, после октября 1917-го?

Конечно, дело даже не в этом, а в степени той наживы, что получали капиталисты от ведения войны. Частные промышленники саботировали перевод своих предприятий на военные нужды, дожидаясь выгодных и сверхприбыльнейших заказов от военного ведомства. Одно дело – работать для фронта на собственные деньги, доказывая декларируемую на всех перекрестках любовь к родине хотя бы рублем (а не кровью). И совершенно другое – работать по заказу государства, получая огромные сверхприбыли из государственного бюджета, которые в ином случае могли быть более рационально использованы для нужд фронта, а не для пополнения карманов фабрикантов.

Впрочем, нельзя не сказать, что вся без исключения элита (и государственная, и экономическая) Российской империи не горела желанием поступиться своим благосостоянием ради подготовки страны и ее вооруженных сил к войне. И во главе сопротивления попыткам ввести прогрессивное налогообложение стояла Государственная дума. В. В. Поликарпов пишет по этому поводу: «В Германии, когда гонка морских вооружений, казалось, исчерпала финансовые возможности страны, в 1909-1913 гг. правительство “нашло” деньги на укрепление сухопутных сил, увеличив обложение богатых слоев населения; так же поступили в 1909-1912 гг. во Франции, в 1909 г. – в Англии (на флот). Но не так вели себя верхи в России… Демагогия насчет готовности “забыть о личном благосостоянии” ради восстановления “внешней мощи” отечества, сочеталась с непреодолимым сопротивлением верхов общества попыткам правительства усилить обложение доходов и капиталов, недвижимых и наследуемых имуществ. Разработанные правительством налоговые законопроекты – не отличавшиеся убийственной тяжестью – думское большинство похоронило, “отложив в долгий ящик”, что послужило одной из причин неподготовленности вооруженных сил к мировой войне… В целом, развитие военно-промышленного хозяйства империи определялось ее социально-политической структурой. Способ же извлечения [национальных] ресурсов из населения империи определялся не масштабом военных задач, а стремлением поменьше затронуть частные материальные интересы владельцев крупных капиталов, недвижимых имуществ и наследственных имений»[283]283
  Военная промышленность России в начале XX в. (1900-1917) // Сборник документов. М., 2004. С. 18, 21.


[Закрыть]. Крестьяне платили за войну не только кровью, но еще и рублем. Буржуазия стремилась нажиться на всем и вся, выставляя себя при этом защитницей интересов крестьянства. Парадокс не в том, что ложь захлестнула страну, а в том, что страна поверила лжи.

До весны 1915 года государственная власть еще надеялась выиграть войну в одиночку, только своими собственными усилиями, без перевода дотоле не работавшей на оборону частной промышленности на военные рельсы. Это означало бы первый шаг на пути превращения страны в «единый военный лагерь», переходом государства к тому состоянию, которому Э. Людендорф дал термин «тотальная война».

Австро-германский прорыв под Горлице-Тарновом, отбросивший русские армии на восток, позволил буржуазии при посредничестве запаниковавшей Ставки получить первые существенные военные заказы. Повторимся – такие заказы, которые при государственных субсидиях и кредитах, при военных консультантах и инженерах Главного артиллерийского управления, при перераспределении бюджетных средств позволили капиталистам туго набивать свою мошну, прикрываясь лозунгом «защиты отечества».

Именно поражения на фронтах послужили основанием для тесного сотрудничества царских властей и крупной буржуазии в военно-промышленной сфере. Однако чем крупнее были бы заказы от государства, тем, что естественно, больше были бы прибыли. Поэтому в ходе войны буржуазные круги постепенно добивались передачи им заказов на производство наиболее дорогостоящих, но одновременно и несложных в производстве предметов вооружения – прежде всего, артиллерийских снарядов. Например, к началу лета 1915 года Земгор принял на себя изготовление лишь «мелочевки»: ручных гранат, ящиков для снарядов, вьючных приспособлений для пулеметных команд, штыков, кинжалов, кавалерийских пик, шанцевого инструмента, обозного имущества от двуколок до упряжи, ножниц для резки колючей проволоки, телефонов, седел. Все это не могло удовлетворить аппетиты воротил бизнеса, а власть в свою очередь не могла собственными усилиями снабдить вооруженные силы оружием и боеприпасами. Поэтому компромисс в виде передачи частному капиталу существенной доли военных заказов был неизбежен. Другое дело, в какой мере частники намеревались нажиться на необходимости повышения обороноспособности государства.

Если Ставка и объединившиеся вокруг одного из оппозиционных лидеров, А. И. Гучкова, думские деятели выступали совместным фронтом в критике военного министра, то после начавшихся поражений травля военного министра генерала Сухомлинова достигла своего пика. Причем использовались заведомо подлые приемы вроде кампании шпиономании, венцом каковой стало так называемое «дело Мясоедова». Западный ученый, специально изучавший проблему шпиономании в Российской империи периода Первой мировой войны, дает превосходную характеристику этому «делу»: «С политической точки зрения наиболее явный смысл дела Мясоедова/Сухомлинова состоит в том, что оно, в ряду многих других событий, подготовило почву для Февральской революции, содействуя девальвации авторитета и престижа императорской династии. Если Мясоедов был шпионом, то возможности для его злоумышленной деятельности были созданы прежде всего благодаря покровительству В. А. Сухомлинова. В таком случае можно предположить, что предателем был и сам Сухомлинов. А если главой Военного министерства его назначил лично Николай II, если император, доверяя своему министру, во всем с ним советовался, то что же можно сказать о степени разумности монарха, о его способности управлять страной?… Дело Мясоедова/Сухомлинова, возможно, нанесло монархии еще более сокрушительный удар, чем темные и гнусные слухи о Распутине». И, подытоживая: «Эта история создала особую грамматику измены, где традиционный монархизм, многие поколения сплачивавший империю, стал синонимом не преданности, а прямо противоположного»[284]284
  Фуллер У. Внутренний враг: Шпиономания и закат императорской России. М., 2009. С. 15-16.


[Закрыть].

Больше всего от развязанной внутри России кампании шпиономании выиграли немцы: русская монархия – непримиримый враг германской агрессии – стала синонимом предательства. Те же, кто свел эти синонимы воедино – либеральная буржуазия, свергнув царизм, всего за восемь месяцев довела страну до полного развала и хаоса, сдав ее в конечном счете большевикам. Встает законный вопрос: кто же действительный предатель Отечества? Впрочем, приватизация крупным капиталом патриотической идеологии, дабы прикрыть собственную наживу за счет нации, есть обычное дело – достаточно непредвзято взглянуть на историю современной России.

Лидер октябристов А. И. Гучков дело свержения генерала Сухомлинова сделал целью своей деятельности еще до мирового конфликта. Следуя отсюда логически, патриотизмом провозглашалась проповедуемая оппозиционными кругами идеология. То есть господство крупного олигархического капитала, неимоверно нажившегося на войне, но в то же время жаждавшего заполучить в свои руки полноту государственной власти, дабы закрепить собственное хищничество законодательным образом на длительный период.

Более того, именно Ставка самым активным образом поддержала буржуазию в деле работы на оборону. Такие действия Верховного Главнокомандующего и его сотрудников, предпринимаемые в обход правительства и лично императора, вне сомнения, придавали экономическим мероприятиям политическую окраску. Опора на авторитет великого князя позволила капиталистам «продавливать» сопротивление отдельных министров и правительства в целом.

Поэтому постепенно «Земгор, которому Совет министров вынужден был под давлением Ставки давать все новые и новые деньги, выходил на первый план»[285]285
  См.: Россия и 1-я мировая война (материалы международного научного коллоквиума). СПб., 1999. С. 79.


[Закрыть]. Министр внутренних дел князь Щербатов справедливо отметил в одном из заседаний Совета министров лета 1915 года, что Земский и Городской союзы из организаций экономического плана постепенно эволюционируют в политические. Щербатов говорил: «Из благотворительных начинаний, они превратились в огромные учреждения с самыми разнообразными функциями, во многих случаях чисто государственного характера, и заменяют собой правительственные учреждения. Все это делается захватным путем при покровительстве военных властей, которые ими пользуются и дают огромные средства».

Победой буржуазной оппозиции, впрочем, неизбежной в условиях мировой борьбы, стало образование Особого совещания по обороне государства. В связи с тем что председателем Особого совещания должен был по должности стать военный министр, то оппозиция сделала все, чтобы убрать с этого поста генерала В. А. Сухомлинова, оперируя действительными фактами его упущений по подготовке страны к войне. После присоединения Ставки к борьбе с генералом Сухомлиновым судьба военного министра была решена, и 16 июня управляющим военным министерством был назначен генерал А. А. Поливанов, которого поддерживали и Верховный Главнокомандующий великий князь Николай Николаевич, и А. И. Гучков сотоварищи.

В Особые совещания наряду с высшими чиновниками и военными входили и капиталисты, и общественные деятели, которые с самого начала принялись расширять сферу деятельности буржуазных организаций, пользуясь теперь прикрытием не только Государственной думы, но и работой на оборону в составе Особых совещаний. Именно теперь оппозиция, помимо работы на оборону (заказы от военного ведомства стали поступать в частную промышленность практически с началом войны), приступила к действиям по перехвату управления страной – от хозяйства к общегосударственной власти.

Деятельность либерально настроенных оппозиционеров происходила в период от создания Особого совещания по обороне государства вплоть до Февральской революции. Борьба за дело снабжения и производства в народном хозяйстве страны шла при противодействии чиновничьего аппарата капиталистическим аппетитам. При этом во главе такой борьбы, как правило, стояли военные, отчетливо сознававшие масштабы наживы буржуазии на войне, при этом не стеснявшейся возобновления рывка к политической власти.

27 августа 1915 года, практически одновременно с созданием Особого совещания по обороне государства, было утверждено Положение о военно-промышленных комитетах. При том, что эти комитеты неофициально существовали еще с весны 1915 года. Данные общественные организации имели своей целью помощь стране в производстве вооружения, обмундирования и т.д. для Действующей армии. То есть военно-промышленные комитеты объединяли в своих руках деятельность частной промышленности в отношении работы на войну. Центральный военно-промышленный комитет был создан по инициативе как раз А. И. Гучкова. Впоследствии сеть военно-промышленных комитетов, спрятавших в своих недрах десятки, если не сотни тысяч сынков буржуазии (к концу 1916 года в военно-промышленных комитетах работало около миллиона «земгусаров», в значительном количестве (до 200 000) пригодных для фронта), раскинулась по всей стране.

Главной своей задачей военно-промышленные комитеты ставили организацию «общества» под эгидой либеральной буржуазии. Либералы стремились стать посредником между властью и народом, не желая считаться с тем, что царь как «помазанник Божий» не нуждался в подобном посредничестве. Военно-феодальная монархия, стремившаяся проводить буржуазную модернизацию при минимальных уступках капитализму в политическом отношении, твердо держалась курса на двухступенчатую лестницу между правящим слоем и «третьим сословием». В конце 1916 года оппозиционеры перестанут нуждаться уже и в императоре.

Какова же была реальная деятельность военно-промышленных комитетов по организации и производству вооружения и боеприпасов – именно эти заказы давали громадные сверхприбыли? Так, 27 апреля 1916 года председателю ЦВПК поступил запрос Особого совещания о причинах недопоставок вооружения военно-промышленными комитетами на март месяц, хотя государственные авансы были ими исправно получены в срок. В запросе назывались следующие цифры[286]286
  ГАРФ. Ф. 555. Оп. 1. Д. 369. Л. 2.


[Закрыть]:

Наименование предмета: 6-дм фугасные бомбы

Подлежало сдаче: 45000

Поставлено: -

Недопоставлено: 45000

Наименование предмета: 48-лин. снаряды

Подлежало сдаче: 101600

Поставлено: -

Недопоставлено: 101600

Наименование предмета: 3-дм. гранаты к горным пушкам

Подлежало сдаче: 35000

Поставлено: -

Недопоставлено: 35000

Наименование предмета: Минометы

Подлежало сдаче: 250

Поставлено: 140

Недопоставлено: 110

Наименование предмета: Мины

Подлежало сдаче: 135573

Поставлено: 10360

Недопоставлено: 125213

Наименование предмета: Корпуса ручных гранат

Подлежало сдаче: 3793000

Поставлено: 844828

Недопоставлено: 2848172

Такая разница между заказами и выполненной продукцией наблюдалась в течение всей войны. Всего же было выполнено не более пятидесяти процентов полученных военно-промышленными комитетами заказов. А общая стоимость заказов составила два-три процента от общей стоимости заказов военного ведомства отечественной промышленности. Советский статистик пишет: «По исчислениям на 1 декабря 1917 года, военно-промышленные комитеты исполнили заказов по артиллерийскому снабжению на 118,9 млн рублей с процентом исполнения в 70 %; по техническому снабжению на 22,9 млн рублей – 51 % исполнения, и по интендантскому управлению на 55,5 млн рублей – 41 % исполнения. Таким образом, в общей сложности военно-промышленные комитеты исполнили заказов на сумму 197,3 млн рублей. Заказов же им было предоставлено всего на 349,5 млн рублей»[287]287
  Букшпан Я.М. В о енно-хозяйственная политика. М.-Л., 1929. С. 303.


[Закрыть]. Куда делась почти половина общей кредитной суммы?

Кроме того, по некоторым данным, около половины военной продукции, выпущенной предприятиями военно-промышленных комитетов, оказывалось бракованной. В 1916 году масса снарядов не давала разрывов. В отличие от военно-промышленных комитетов Земгор, взявший под свой патронат помощь раненым, поставки одежды и обуви, прочей необходимой «мелочи», действительно делал свое дело. Однако и здесь большая часть сумм, отпускаемых на организацию помощи фронту, все равно выделялась из казны. Так, за годы войны государство выделило Земгору и другим общественным организациям для обеспечения раненых 922 790 000 рублей[288]288
  Лаверычев В. Я. Военный государственно-монополистический капитализм в России. М., 1988. С. 124.


[Закрыть]. Чтобы лишний раз показать степень наживы буржуазных деятелей, самым тесным образом связанных с оппозиционными силами, можно привести данные А. А. Керсновского о стоимости производства снарядов (в рублях):

Снаряд: 3-дм шрапнель

Казенное производство: 10,00

Производство ВПК: 15,32

В процентах: 153,2 %

Снаряд: 3-дм граната

Казенное производство: 9,00

Производство ВПК: 12,13

В процентах: 134,8 %

Снаряд: 48-лин шрапнель

Казенное производство: 15,00

Производство ВПК: 35,00

В процентах: 233,3 %

Снаряд: 48-лин граната

Казенное производство: 30,00

Производство ВПК: 45,00

В процентах: 150,0 %

Снаряд: 6-дм шрапнель

Казенное производство: 36,00

Производство ВПК: 60,00

В процентах: 166,7 %

Снаряд: 6-дм бомба

Казенное производство: 42,00

Производство ВПК: 70,00

В процентах: 166,7 %

Эти «лишние» суммы государство платило буржуазным «патриотам» за производство различных предметов военного снаряжения и боеприпасов. И. В. Маевский отметил, что капиталисты всех стран, «расточая уверения насчет своего “патриотического долга”, сумели перераспределить в свою пользу значительную часть доходов населения и государства. Правительства воюющих стран, и в первую очередь России, не смогли противопоставить амбициям предпринимателей сколь-нибудь серьезную систему защиты общественных и государственных интересов». Причем аппетиты крупного капитала стали ясны в первые же дни мирового конфликта. Еще в начале войны военное министерство предложило крупным промышленникам сообщить, на каких условиях они смогли бы перейти к производству предметов для вооруженных сил. Наиболее характерным, как отмечается А. П. Погребинским, стал ответ владельца Московского металлургического завода Ю. П. Гужона: «Для успешного производства гранат в России необходимо принять следующие меры: 1) Выдавать заказ на продолжительный, по меньшей мере, годовой срок. 2) Не останавливаться перед назначением высоких цен, так как какую цену ни назначат, гранаты русской выработки все же обойдутся дешевле, чем те, которые привозятся из-за границы, причем платимые деньги останутся в самой России»[289]289
  Маевский И. В. Экономика русской промышленности в условиях Первой мировой войны. М., 2003. С. 243; Погребинский А. П. Государственно-монополистический капитализм. М., 1959. С. 180.


[Закрыть].

Буржуа не только не собирались положить свои капиталы «на алтарь отечества», но напротив, самым бессовестным образом грабили казну, которая и без того была сравнительно небогатой. В литературе приводятся следующие данные и о «патриотизме» либералов: Общеземский союз и Союз городов за двадцать пять месяцев войны получили от государства 464 000 000 рублей, в то время как сами земства и города ассигновали всего-навсего девять миллионов[290]290
  Ольденбург С. С. Царствование императора Николая II. Ростов-на-Дону, 1998. С. 498; Погребинский А. П. Военно-промышленные комитеты // Исторические записки. М., 1941. Т. 11. С. 167-168.


[Закрыть], а ведь в эти союзы входили богатейшие представители русской буржуазии. И здесь же надо отметить, что император был прекрасно осведомлен о сверхприбылях капиталистов, многие из которых находились в оппозиции к существующему режиму.

Частные предприниматели зачастую требовали за производство вооружения почти таких же сумм, как и на заграничные заказы. Например, в начале 1916 года Тульский оружейный завод поставлял пулеметы системы Максим по цене 1370 рублей за пулемет с двумя запасными стволами. В то же время частники предлагали поставку пулеметов по цене в 2700 рублей за штуку, «при условии предоставления им частей, полуфабрикатов и ряда льгот». Одновременно в США фирма «Кольт» брала за пулемет системы Максим под русский патрон 2362 рубля за пулемет[291]291
  Федосеев С. Л. Пулеметы русской армии в бою. М., 2008. С. 135, 145.


[Закрыть]. При этом американцы, во-первых, не требовали льгот и полуфабрикатов. Во-вторых, не называли себя на банкетах в богатых ресторанах «русскими патриотами» и не готовили государственный переворот с целью передать власть в руки алчных буржуа, которым было мало прибылей.

Двойная цена по сравнению с государственным заказом и превышение по сравнению с иностранными поставками – где же тут декларируемый в либеральных газетенках патриотизм? Однако на предложение нового начальника Главного артиллерийского управления генерала А. А. Маниковского осенью 1916 года привлечь хотя бы некоторых из них к ответственности Николай II ответил отказом. Император не желал раздражать погрязшее в спекуляции, коррупции и разгуле так называемое «общество». То самое «общество», что в начале 1917 года свергнет монархию, чтобы и фактически и юридически прибрать страну к своим жадным, жаждущим наживы рукам.

Что наиболее характерно – патриотами называли себя сами оппозиционеры, противопоставляя монархическим силам. К моменту Февральской революции «натиск на правящий режим становился “составной частью” патриотизма»[292]292
  Война и общество в XX веке. Кн. 1: Война и общество накануне и в период Первой мировой войны. М., 2008. С. 147.


[Закрыть]. Итоги правления «патриотов» оказались плачевны – Октябрьский переворот. Неудивительно: всегда и всюду наиболее алчные, продажные и антигосударственные силы неизменно навешивали на существующий режим ярлык «предателя», одновременно называя себя «патриотами». Клевета и обман осознавались населением лишь тогда, когда было уже поздно и ситуация не подлежала исправлению. Приватизация патриотизма антинациональными группировками – это очень выгодное предприятие для прикрытия собственной деятельности.

Как обстояло дело передачи заказов частной промышленности? Дело в том, что еще в сентябре 1914 года, всполошившись известиями из Действующей армии о перерасходе снарядов, военный министр генерал В. А. Сухомлинов и начальник Генерального штаба генерал М. А. Беляев поспешили ввести в панику весь внутренний рынок. Военные потребовали у тех частных предпринимателей, что намеревались участвовать в деле производства вооружения и боеприпасов, фантастических цифр выполнения вероятного заказа.

В итоге, почуяв наживу и пользуясь безвыходностью ситуации, крупная буржуазия стала намеренно взвинчивать цены. Это при том, что государство давало этим людям громадные выгодные кредиты и посылало на частные заводы специалистов-оружейников для организации производства. В связи с тем, что массу оборудования пришлось закупать за границей, предприниматели перекупали станки, заручались поддержкой иностранных воротил бизнеса, переманивали рабочих с казенных оружейных предприятий.