Текст книги "История Первой мировой войны"

Автор книги: Максим Оськин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 52 страниц)

Царь в свою очередь недооценил фактор возможности и решимости лидеров оппозиции внушить офицерской элите свои политические идеи и получить взамен поддержку армии в проведении либеральных реформ. На деле монархия лишалась своей единственной защиты против революции. Император даже в глазах военных стал противопоставляться Отечеству, чьи интересы перестали связываться с именем монарха.

Зная реальное положение дел, боеспособность армии и флота, оборонительные способности страны в начале 1917 года, высшие военные круги тем не менее поверили в невозможность власти выиграть войну. Более того, даже члены императорской фамилии призывали Николая II дать «правительство доверия», слепо полагая, что того же желает вся страна. Этот шаг подразумевался как необходимое условие на пути достижения непременной победы[352]352
  См.: Блок А. Последние дни императорской власти. Пг., 1921. С. 119-121.


[Закрыть].

Безусловно, главным виновником революции и итогового поражения в войне была верховная власть Российской империи. В начале двадцатого столетия Россия несла на себе тяжелейший груз самых разнообразных проблем социального, экономического, политического, культурного и проч. характера. То ведение современной войны, что на деле продемонстрировала государственная машина страны, лишь усугубило эти проблемы. Гибель опоры монархии – кадрового офицерства и наиболее надежного солдатского кадра – устроенная «мясниками» в генеральских мундирах, взращенных государственной системой Российской империи, выбила из-под царизма последнюю опору. Отказ от суворовских принципов в воинском искусстве чрезвычайно способствовал перерастанию сражений в «мясорубки», где солдат как таковой расценивался ниже человеческой жизни в принципе.

Оппозиционная пропаганда тех слоев, для которых жажда власти была гораздо сильнее патриотизма, обрабатывала миросозерцание людей, уже надломленных тяжелой войной, «министерской чехардой», безответственным поведением правящей элиты. Императорская фамилия, члены правительства и думы, высший командный состав армии, деловые круги, за редким исключением, не показывали примера для масс. Примера того, как нужно работать во время мировой войны.

В свою очередь, смыкание аристократии с либеральной буржуазией в отношении к царствующему монарху и его режиму стало мощным ударом по воюющему государству: «Важным элементом расстановки политических сил летом – осенью 1916 года стали контакты между великосветско-великокняжескими кругами и либеральной оппозицией. Боясь обращаться к массам, либералы все больше возлагали надежды на тех, кто мог оказать закулисное влияние на власть, а власть своим фаталистическим упрямством сама навязывала дворянской верхушке роль “оппозиции”. Страх, что политика Николая II и Александры Федоровны приведет к краху режима, тревога за собственное будущее, толкали “большой свет” к действиям, хотя там плохо представляли себе, что происходит на деле. Поскольку Прогрессивный блок и Земский и Городской союзы заверяли, будто говорят от имени России, в “свете” надеялись, что успокоить цензовую оппозицию – значит успокоить страну»[353]353
  Власть и реформы. От самодержавной к Советской России. М., 2006. С. 573.


[Закрыть].

Выйти из войны сепаратным маневром Российская империя не могла, что в решающей степени зависело от позиции, занятой самим Верховным Главнокомандующим и императором. Идти на какие-либо кардинальные политические реформы во время войны царь также не желал, справедливо полагая, что в таком случае реформы неизбежно примут характер вынужденного капитулянтства. Но и заявления оппозиционных кругов о грядущем военном крахе при условии сохранения существующего политического режима были абсолютно беспочвенны. Даже если откинуть в сторону ту громадную работу по укреплению обороноспособности, что была проделана страной в 1916 году, то ведь Российская империя воевала в союзе с сильнейшими державами Запада, и уже только одно это с неизбежностью предполагало, что Россия так или иначе, мощной либо ослабленной, но окажется в стане победителей.

В свою очередь верхи не пожелали сплотиться вокруг императорского престола: неужели же эти действительно умные люди могли на полном серьезе относиться к «влиянию Распутина» и мифических «темных сил»? Имея перед глазами плоды интеллектуальной деятельности оппозиционеров, приходится ответить на этот вопрос отрицательно. Хотя, конечно, влияние Г. Е. Распутина в отношении назначения ряда должностных лиц в агонизировавшем Петрограде, несомненно, существовало. Недаром даже правые деятели разделились на «распутинцев» и их антагонистов.

Апогеем непонимания ситуации стало убийство Г. Е. Распутина лидером правых кругов В. М. Пуришкевичем и аристократами – князем Ф. Ф. Юсуповым-Сумароковым-Эльстон и двоюродным братом царя великим князем Дмитрием Павловичем. Характерно, что люди, называвшие себя монархистами, отрицательно, а то и с иронией относились к личности императора Николая II, не понимая, что монархизм заключается в повиновении любому монарху не как человеку тех или иных качеств, но именно как Помазаннику Божьему. Вернее, не то чтобы не понимая, а не желая понимать.

Поиск «сильной личности» во имя спасения монархии стал жупелом сил, называвших себя монархическими, хотя для спасения монархии было бы достаточно сплотить усилия и не подыгрывать антигосударственным силам и тенденциям. Ведь даже убийство Г. Е. Распутина было не импульсивным, сиюминутным решением одного из депутатов Государственной думы В. М. Пуришкевича. Об этом знали многие, например В. В. Шульгин, который сам же упоминает о том, что знал данную информацию, в собственных мемуарах «Дни». Убийство было одобрено председателем парламента М. В. Родзянко и лидером кадетской партии П. Н. Милюковым, который накануне убийства в своей думской речи не преминул намекнуть на то, что должно было свершиться[354]354
  Смирнов А. Ф. Государственная дума Российской империи 1906-1917 гг.: Историко-правовой очерк. М., 1998. С. 567.


[Закрыть]. Разве это удивительно в принципе? Еще в период Первой русской революции на официальных собраниях кадетской партии известия об убийстве царских министров и других высокопоставленных лиц террористами-эсерами встречались аплодисментами.

В этой связи безобразная выходка Н. Е. Маркова, намеренно оскорбившего Милюкова после очередного антигосударственного пассажа, представляется детской шалостью. Марков не планировал убийств и не осуществлял их, и одновременно – не награждался орденами союзных стран, которые контролировали даже убийства людей, недовольных ростом зависимости России от Антанты, внутри империи. Интересно, как бы отреагировали англичане, если бы в Великобритании русским посольством было организовано убийство лица, которое (по мнению русских!) пагубно влияло на ведение войны? Наверное, раскричались бы на весь свет о русской беспринципности? Себе же, любимым, англичане охотно позволяли вмешательство в дела союзного суверенного государства, как только им казалось, что это государство выходит из-под британского контроля.

Вот он, налицо – факт преступного сговора для покушения на убийство. Но что мог сделать с этим император Николай II, если даже лидеры парламента не гнушались уголовными убийствами? В этом факте – свидетельство не только разложения монархии, накануне революции оставшейся без защитников, круг которых сужался с каждым днем (отсюда и «министерская чехарда»), но и деградации буржуазного парламента, показавшего, что в стремлении к власти крупный капитал не остановится ни перед чем, даже перед грязной уголовщиной.

Иными словами, русские «монархисты», вставшие в оппозицию к царствующему монарху, никакими монархистами, конечно, не являлись. Тем более что не было и альтернативы. Так, оценочный критерий псевдомонархизму дал сам В. М. Пуришкевич на большевистском допросе: «Но как я мог покушаться на восстановление монархического строя [после Февраля], если у меня нет даже того лица, которое должно бы, по-моему, быть монархом? Назовите это лицо. Николай II? Больной Царевич Алексей? Женщина, которую я ненавижу больше всех людей в мире?…»[355]355
  Цит. по: Деникин А. И. Очерки русской смуты. Борьба генерала Корнилова. Август 1917 г. – апрель 1918 г. М., 1991. С. 26.


[Закрыть] Вот вам и монархист. Необходимо также помнить, что вместе с высокопоставленными убийцами во дворце Юсуповых находились и британские секретные агенты, являвшиеся вдохновителями проводившейся операции и долженствовавшие «завершить дело», если вдруг оно по какой-либо причине сорвалось бы у русских убийц.

Свою роль сыграло и масонское движение, выступившее одной из ведущих структур, объединивших российскую оппозицию и сблизивших ее с англо-французскими хозяевами. Исследователь масонства четко говорит, что «парадокс русской действительности начала [XX] века состоял в том, что в оппозиции к правительству находились не низы, а прежде всего верхи общества, его так называемые “сливки” – его наиболее состоятельная и привилегированная часть»[356]356
  Брачев В. Оккультные истоки революции. Русские масоны XX века. М., 2007. С. 364.


[Закрыть]. Современники указывали на «думское масонство». А лидеры различных фракций, состоявшие и в Прогрессивном блоке, и в масонских ложах, поддерживали друг друга в главном – борьбе с исторической властью.

Другой парадокс заключается в непонимании русской аристократией процессов развития общества. Очевидно, что рвавшаяся к власти буржуазия должна была убрать с авансцены русской политики именно дворянство, заменив его собой. Однако, вместо того чтобы пытаться противостоять этому объективному процессу общего развития капитализма системой компромиссов и взаимных уступок, дворянство само толкало себя к пропасти. После Первой русской революции стало ясно, что дворянством потеряна деревня – все большее и большее количество земли переходило в руки «третьего сословия». Теперь же аристократия делала все от нее зависящее, дабы высшая власть, словно «переспелый плод», сама упала бы в руки крепнувшей буржуазии.

Но в любом случае, «распутиниана» послужила лишь средством. Антиправительственная агитация велась совершенно осознанно и расчетливо, а Распутин и иже с ним лишь использовались в качестве жупела для дискредитации сакрального авторитета Царского имени, и без того сильно пошатнувшегося после событий 1905-1907 годов. Именно поэтому заговоры в верхах и не могли достигнуть сколько-нибудь решительной стадии: в ситуации, когда все общество и даже армия были настроены против императора, достаточно было одного-единственного самого первого толчка, чтобы все рухнуло в одночасье. Действительно, по замечанию исследователя, «Февраль был подготовлен моральным неприятием существующей власти. Техническую подготовку восстания никто не проводил – заняться этим было некому, да и это было необязательно. Самодержавие могло рухнуть само по себе при совершенно определенном условии – нравственной изоляции»[357]357
  Булдаков В. П. Красная смута. Природа и последствия революционного насилия. М., 1997. С. 45.


[Закрыть].

Конечно же, как и положено бесстыдным демагогам, практически ни один из них даже в эмиграции не признал своей вины. А ведь уже остались в прошлом революция, большевики, ужасы Гражданской войны, гибель императорской семьи. Куда легче свалить собственные преступления на «несознательность» и «темные инстинкты» народа. Удивительнее всего, что и ныне по-прежнему бытуют такие оценки. Особенно при обосновании преимуществ сверхлиберальных позиций социально-экономического развития в капитализирующемся обществе современной России.

Дело ведь не в объективных процессах – дело в самих людях, в головах которых «начинается разруха», по выражению булгаковского профессора Преображенского. К 1917 году среди элиты почти не осталось людей, готовых упорно, денно и нощно и стиснув зубы трудиться для фронта, для Победы. Это обстоятельство подметил совершенно правильно генерал А. А. Брусилов: «…за исключением солдатской массы, которая в своем большинстве была инертна, офицерский корпус и вся та интеллигенция, которая находилась в составе армии, были настроены по отношению к правительству в высшей степени враждебно. Везде, не стесняясь (выделено. -Авт.), говорили, что пора положить предел безобразиям, творящимся в Петербурге, и что совершенно необходимо установить ответственное министерство»[358]358
  Брусилов А. А. Мои воспоминания. М., 1983. С. 222.


[Закрыть].

Никто, разумеется, не смог бы объяснить явные причины своей «враждебности». Наверняка мало кто смог бы внятно объяснить, перед кем должно было быть ответственно новое министерство («народ» – слишком абстрактное понятие). Подразумевается, что перед членами Государственной думы, как «народными избранниками», ибо их выбрал в Думу «народ». Напомним здесь, что выборы в Государственную думу были построены не по системе всеобщего, прямого и равного голосования («один человек – один голос»), а строились по цензовой системе, в основе которой лежал имущественный фактор, то есть явление, присущее как раз буржуазному государству.

Достаточно вспомнить, что как только в России после Февраля было введено всеобщее избирательное право для мужчин, буржуазные партии потерпели сокрушительное поражение и на муниципальных выборах июня 1917 года, и на осенних выборах в Учредительное собрание. Позиционировавшая себя «партией народной свободы» кадетская партия оказалась не нужна народу в силу своей очевидной буржуазности. Так каким же «народом» прикрывались кадеты, свергая режим императора Николая II? Кучкой крупных капиталистов, по привычке поддерживаемых немногочисленной городской интеллигенцией? Это и есть весь народ стовосьмидесятимиллионной России?

Так что в любом случае «народ» в своем огромном большинстве был здесь вовсе ни при чем. Тем не менее именно эти люди «выбрали сами себя» во Временное правительство и восемь месяцев пытались управлять воевавшей страной, хотя их власть вообще не была ни в коей мере легитимной – все свершилось по праву победителя в государственном перевороте, явлении явно незаконном. Неудивительно и то, что, «придя к власти, партия “народной свободы” не предполагала осуществлять конструктивную перестройку системы государственного управления. В абсолютной ценности и сохранности она оставила у руля управления Российским государством ту самую бюрократическую машину, которая, как накануне Февраля заявляли сами кадетские ораторы и публицисты, привела страну на край пропасти, поставила ее на грань катастрофы»[359]359
  ²Думова Н. Г. Кончилось ваше время… М., 1990. С. 77-78.


[Закрыть]. Главным была власть. Власть крупного капитала, которому, как воздух, была необходима тесная связь с державами Западной Европы и которому мешал царизм.

В 1917 году, на выборах в Учредительное собрание, народ отдаст свои голоса тому, кто пообещает крестьянству армии и деревни землю (эсеры) и мир (большевики). А первое цензовое Временное правительство падет всего через каких-то полтора месяца после своего возникновения. Разрушение русской государственности в ходе Красной Смуты 1917 года стало логическим следствием падения монархии как того института, что своим влиянием и деятельностью объединял сложно стратифицированное российское общество: «Величайшей ошибкой оппозиционных и революционных партий в России было отождествление царского самодержавия и всей российской государственности даже без учета возможностей Думской монархии… В результате, Временное правительство и вся бывшая оппозиция ввергли страну в хаос»[360]360
  Тюкавкин В. Г. Русское крестьянское хозяйство в период Первой мировой войны: вопросы его государственного регулирования в связи с проблемой «государство и личность» // Россия в мировых войнах XX века. М.-Курск, 2002. С. 41.


[Закрыть].

Зима 1916/17 г. Кризис вооруженных сил

1916 год стал рубежным в войне: с одной стороны, неоспоримо выявилось превосходство союзников по Антанте, даже невзирая на разгром Румынии; с другой стороны, все более угрожающим становилось положение дел на Восточном фронте, где внутреннее положение Российской империи напоминало с каждым часом все более накреняющийся корабль после удара торпедой. Угроза назревавших революционных событий чувствовалась всеми, и потому разлад среди высших группировок еще более усилился.

Одни, возглавляемые буржуазными оппозиционерами, при поддержке либерально настроенного офицерства готовились к дворцовому перевороту, чтобы сменой царя сделать страну конституционной монархией по английскому образцу. Другие, ставившие исполнение воинского долга прежде всего, намеревались в новой кампании рассчитаться с врагом за неудачи 1916 года. В то же время низы, уже давным-давно, по справедливому выражению В. И. Ленина, не желавшие «жить по-старому», потенциально были готовы поддержать любую кризисную ситуацию, чтобы одним махом решить назревшие проблемы – первейшими из которых для большинства населения России являлись мир и земля.

Основной проблемой, с которой столкнулась русская армия во второй половине 1916 года, стало приближение кризиса людских ресурсов в отношении восполнения потерь. В 1916 году пополнения высылались на фронт заблаговременно, чтобы избежать уничтожения кадрового состава, подобно Великому Отступлению 1915 года именно это позволило поддерживать интенсивность операций на Юго-Западном фронте, а затем еще и образовать новый – Румынский – фронт. Громадные потери не успевали покрываться обученными резервами, но Ставка по-прежнему требовала ежемесячных пополнений в триста тысяч человек.

Эта цифра была определена на основании фактических данных о потерях войск в 1915 году. Однако в конце 1916 года, в связи с формированием новых подразделений и усилением боевых группировок армий в преддверии предстоящего решающего насту пления, и это количество было решено увеличить, невзирая на то, что Особое совещание для обсуждения и объединения мероприятий по обороне государства признавало такие призывы невозможными. Данные призывы переполнили запасные батальоны, создав взрывоопасную обстановку томящихся бездельем людей, не видящих оправдания своему призыву и не желающих воевать вообще[361]361
  Мартынов Е. И. Царская армия в февральском перевороте. Л., 1927. С. 39.


[Закрыть].

К началу 1917 года Восточный фронт общим протяжением почти 1800 верст включал в себя четыре фронта: Северный (390 верст; от Рижского залива до озера Нарочь), Западный (480 верст; от озера Нарочь до железной дороги Ковель – Сарны), Юго-Западный (470 верст; до горы Батошу), Румынский (430 верст; до деревни Кислица). При этом русская Действующая армия держала против себя сорок девять процентов (49 %) всех сил противника – сто восемьдесят семь (187) дивизий, в то время как все прочие вместе взятые – Франция, Великобритания, Италия, Бельгия, Сербия – сковывали другую половину.

Тем не менее русские готовились наступать: в войска широким потоком шли пополнения, техника, боеприпасы. В 1916 году русская военная промышленность достигла пика своего развития и теперь единственное, в чем по-прежнему остро нуждалась Действующая армия, была тяжелая артиллерия. Союзные поставки также давали значительную часть военных материалов, прежде всего тех, что не могли в должном количестве изготавливаться в России, – тяжелые гаубицы, авиационные моторы, ручные пулеметы и т.д.

Помимо технического усиления частей Действующей армии, зимой 1916/17 года проходит мощное наращивание боевых группировок фронтов ввиду решающего характера предстоящих военных действий. При этом увеличение доли боевых частей проходило в первую очередь, не за счет сокращения тылового состава армий, а за счет поступления в окопы очередных контингентов с пополнениями. Это возможно проследить на соотнесении наличного состава Юго-Западного фронта в разные периоды времени:

– к 1.10.16-2 789 099 штыков и сабель (вместе с 9-й армией, а также 3-м и 6-м кавалерийскими корпусами, вошедшими затем в состав Румынского фронта);

– к 1.12.16-2 303 801 (в том числе боевых частей – 1 546 940);

– к 1.01.17-2 366 539 (1 664 642);

– к 1.02.17-2 323 657 (1 776 584)[362]362
  РГВИА. Ф. 2000. Оп. 3. Д. 1374. Л. 17; ф. 2003. Оп. 2. Д. 1030. Л. 28-28 об., 60-62, 69-70, 115-117, 190-191.


[Закрыть].

Казалось, что главная проблема решена. Однако уже 8 декабря 1916 года военный министр генерал Д. С. Шуваев предложил Ставке сократить небоевой состав армий как минимум в два раза ввиду исчерпания людских ресурсов внутри страны. Характерно, что в это время главнокомандующие фронтами требуют усиленной присылки маршевых рот, дабы солдаты смогли получить необходимую подготовку в боевых условиях. Этот факт является свидетельством отражения кризиса подготовки призывников внутри страны и противоречивого характера проводимых военным ведомством мероприятий в этом отношении.

Сосредоточение громадных людских масс в тыловых гарнизонах, отрывая рабочие руки из народного хозяйства, и без того технически плохо оснащенного, только революционизировало эти массы. Участник войны отмечает, что «отрицательное значение в вопросе боеспособности армии имела также ее грандиозность… в этот предреволюционный период мы имели многочисленную, но плохо обученную, плохо одетую и плохо снабженную армию, и безмерно разросшиеся тылы. Наше техническое снабжение не уступало таковому у наших противников, но мы не могли его использовать в достаточной мере, не имея достаточно подготовленного персонала»[363]363
  Семенов Г. М. О себе. Воспоминания, мысли и выводы. 1904-1921. М., 2007. С. 50.


[Закрыть].

Еще в 1915 году прежний военный министр А. А. Поливанов предложил следующую реорганизацию системы пополнения Действующей армии: вместо подготовки того числа бойцов, что требуют фронты, заранее образовать запас подготовленных пополнений, чтобы отправлять их в армию по мере возникающей необходимости. Такая система позволяла иметь резервистов под рукой на случай больших потерь, которые русская Действующая армия и несла в кампании 1915 года. Но ввиду плохой подготовки резервистов в тылу их затем «переучивали» на фронте в тыловых батальонах.

Представляется, что такое двойное обучение было неоправданным с точки зрения переполнения солдатскими массами внутренних губерний и отрыва рабочих рук от народного хозяйства страны. При этом само же военное ведомство способствовало разложению войск в тылу неадекватными мерами по усилению армии. Например, отправка на фронт в январе 1917 года унтер-офицеров постоянного состава запасных пехотных батальонов, чтобы восполнить потери в действующих войсках, окончательно лишила правительство опоры внутри страны.

С декабря 1916 года запасные стали усиленными темпами отправляться на фронт, что отчетливо видно на постепенном сокращении числа солдат тыловых гарнизонов, пригодных к отправке с маршевыми ротами. По данным Генерального штаба к 14 декабря 1916 года пригодных для отправки в окопы солдат насчитывалось 1 608 291 чел., к 25 января 1917-го – 1 422 905, к 1 марта 1917-го – 1 395 787 чел. Всего же во второй половине 1916 года было призвано 1 270 000 человек. А после февральской мобилизации 1917 года еще около семисот тысяч новобранцев, в распоряжении военного ведомства осталось не более 1,4 млн людей, могущих быть призванными в армию[364]364
  РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 1030. Л. 30-32, 134, 179; д. 273. Л. 16, 27 об.; д. 1017. Л. 32.


[Закрыть].

Такое положение вещей не могло не вызывать тревоги у соответствующих гражданских ведомств, отвечающих за состояние дел внутри империи. Промышленность и сельское хозяйство нуждались в рабочих руках для успешного продолжения войны усилиями тыла. В докладе членов Особого совещания на имя императора от 8 декабря 1916 года предлагалось приложить все возможные усилия к уменьшению потерь и сбережению человеческих жизней, дабы уменьшить количество пополнений. Ведь тем самым станет возможно увеличить производительную деятельность тыла.

Но высший генералитет не шел навстречу. В своем ответе на записку ряда депутатов Государственной думы по военным вопросам временно исполняющий обязанности начальника штаба Верховного Главнокомандующего генерала В. И. Гурко 9 февраля 1917г. указал: «Самый важный год в этой войне будет несомненно 1917-й… Мы не можем и не должны отказываться от дальнейшего увеличения нашей армии». В. И. Гурко также отверг просьбу Особого совещания об оставлении в тылу ста пятидесяти тысяч ратников второго разряда и шестисот тысяч переосвидетельствованных белобилетников. Отметив, что заменить солдат в войсковом тылу инородцами практически невозможно, генерал Гурко заметил, что «недостаток железных, шоссейных и даже хороших грунтовых дорог вынуждает нас иметь кроме боевой армии еще целые армии тыловых частей». По словам врио начальника штаба Верховного Главнокомандующего, человеческий материал всегда расходовался бережно, однако «какое-либо давление на начальников в этом чрезвычайно деликатном вопросе, несомненно, повлекло бы к угашению в них предприимчивости и наступательного порыва». Кроме того, важную роль в несении больших потерь, по словам Гурко, играл недостаток артиллерии и иных технических средств ведения боя[365]365
  ГАРФ. Ф. 579. Оп. 1. Д. 2233. Л. 2-5.


[Закрыть].

Интересно, что проблема снижения человеческих потерь воспринимается на высшем уровне как «чрезвычайно деликатная» и могущая угасить «предприимчивость и наступательный порыв» начальствующего состава. Конечно, генерал Гурко не был одинок в своем отношении к проблеме. Его мнение разделялось высшим генералитетом, а сам В. И. Гурко давал ответ думцам, опираясь на предварительные доклады командующих фронтами в отношении данного вопроса.

С точки зрения высшего генералитета, русская Действующая армия имела все основания для того, чтобы наступать всеми фронтами одновременно (варьируя, конечно, поставленные перед фронтами задачи на главные и вспомогательные). Так, генерал Деникин впоследствии утверждал: «Я по непосредственному опыту, а не только по цифрам имею полное основание утверждать, что уже к концу 1916 года армия наша, не достигнув, конечно, тех высоких норм, которые практиковались в армиях союзников, обладала все же вполне достаточными боевыми средствами, чтобы начать планомерную и широкую операцию на всем своем фронте»[366]366
  Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии. Февраль – сентябрь 1917, Мн., 2003. С. 38.


[Закрыть].

Тем не менее положение дел внутри Российской империи на рубеже 1916/17 года продолжало ухудшаться. И связано это было прежде всего с объективными условиями общей неготовности страны к мировому противоборству, в которое Россия вступила в 1914 году. По справедливому замечанию исследователя, «Первая мировая война застала великорусское общество в перемешанном состоянии, когда его старые регуляторы заметно просели, а новые, присущие рыночно-частнособственнической системе, еще не заработали в полной мере. Катастрофическое расстройство товарообмена, продовольственный и топливный кризисы, дезорганизация работы транспорта, сокращение промышленного производства (очевидно, здесь имеется в виду производство товаров народного потребления, так как военная промышленность зимой 1916/17 года достигла пика своей производительности. -Авт.) – обнажали огромные целинные клинья российской экономики, еще не перепаханные культурным капитализмом»[367]367
  Волкова И. Русская армия в русской истории. М., 2005. С. 275-276.


[Закрыть].

Действительно, к концу 1916 года значительно снижаются возможности транспорта. По сравнению с концом 1915 года число паровозов уменьшилось на 18,78 %, и вагонов – на 19,49 %. Помимо чисто технических причин вообще, это было вызвано резким увеличением заданий по заготовкам для Действующей армии, флота и тыловым гарнизонам, выросшим в два с лишним раза. Кроме того, с осени центральные продовольственные органы взяли в свои руки дело заготовок продуктов и для населения (понятно, что это было население городов и села потребляющих губерний), что ранее выполнялось местными органами самоуправления; а с января 1917 года начались фактические погрузки хлебов для гражданского населения.

Положение дел с состоянием продовольственного вопроса и продовольственного снабжения также резко ухудшилось к концу 1916 года, при этом прогрессируя и непрестанно усугубляясь[368]368
  См. Оськин М. В. Продовольственная политика России накануне Февраля 1917 г.: поиск выхода из кризиса // Российская история, 2011, № 3. С. 53-66.


[Закрыть]. В феврале главный начальник военных сообщений на театре военных действий генерал С. А. Ронжин констатировал, что «в данный момент отношение численности армии и состояния железнодорожной сети таково, что сеть отвечает лишь удовлетворению крайне ограниченных ежедневных нужд армии». В условиях мороза и снежных заносов не хватало топлива.

Неспособность гражданских властей по удовлетворению потребности армии и нежелание военных кругов идти навстречу министерству путей сообщения для облегчения работы транспорта обусловили неизбежность конфликтов между Ставкой и правительством. Недовольство и трения вели к разобщенности в действиях по разрешению насущных вопросов совместными усилиями. Император так и не сумел объединить воедино деятельность военных властей (Ставки и главнокомандований фронтов) и властей гражданских (Совет Министров).

Таким образом, вызванное объективными причинами несоответствие между потребностями фронта и возможностями тыла вдобавок усугублялось действиями властей, не сумевших договариваться друг с другом на уровне совместного решения проблем. Даже в тех случаях, когда Ставка Верховного Главнокомандования и шла навстречу министерству путей сообщения в деле временного сокращения (или даже прекращения) воинских перевозок в определенных районах страны, это вызывало негативную реакцию командования фронтов, которое вовсе не имело желания поступаться удовлетворением интересов фронта в пользу интересов тыла.

Дело упиралось в нежелание высшего генералитета осознать, что в критических условиях не только тыл должен чем-то поступаться в интересах фронта, но порой и фронт должен отказаться от чего-либо в пользу тыла. Нежелание самого императора Николая II ввязываться в эти дрязги, в то время как следовало немедленно замыкать на себя все ключевые вопросы управления страной и армией, лишь усугубляло проблему.

Также высшие военные власти пытались бороться с грозящим экономическим кризисом на фронте такой чрезвычайно непопулярной в войсках мерой, как сокращение пайка. Либо его ухудшением (чечевица) и введением постных дней.

Несмотря на все усиливающуюся тягу рядовой массы солдат к миру, разложение тыла и антигосударственную деятельность оппозиции, перешедшей с осени 1916 года в открытое наступление против правительства, командование сохраняло надежды на устойчивость психологии фронтовиков. В связи с этим целесообразно проследить эволюцию настроения войск Юго-Западного фронта по отчетам военных цензоров (на других фронтах дело обстояло еще хуже в связи с фактическим неучастием в крупных боях в кампании 1916 года)[369]369
  РГВИА. Ф. 2003. Оп. 1. Д. 1486. Л. 195, 205, 210-212 об., 242, 256 об., 262 об., 274-275, 299, 325-329.


[Закрыть].

Настроения частей Юго-Западного фронта во втором полугодии 1916 года, по данным перлюстрированных писем:

1) август 1916 года – бодрое настроение, надежда на победу, уверенность в силах, ввиду богатого снабжения боеприпасами;

2) сентябрь 1916 года – намерение войск драться до победного конца, но при этом утомление войной, так как очевидна третья военная зима, увеличение количества жалоб;

3) октябрь 1916 года – усиление тяги к миру, но миру почетному и выгодному, жажда крутых мер в отношении продовольственной вакханалии;

4) ноябрь 1916 года – надежды на борьбу с дороговизной возлагаются только на Государственную думу, усталость от войны, резкое увеличение жалоб на пищу, решимость и одновременно угнетенность духа;

5) декабрь 1916 года – жалобы на пищу, особенно после замены мяса рыбой и чечевицей; тревога за внутреннее состояние страны, сильная тяга к миру после немецких предложений, самогоноварение в войсках как итог тенденции роста пьянства, наблюдаемый с середины года;

6) январь 1917 года – беспокойство за недоедающие семьи, жалобы на довольствие, недовольство продовольственной разверсткой («у крестьян отбирают хлеб»);

7) начало февраля 1917 года – укрепление духа, хотя мира ждут с нетерпением, уменьшение жалоб на пищу, возобновление толков о немецком засилье в верхах, тяга в отпуск (отпускники возвращаются чаще с подавленным настроением);