Текст книги "Лекции по общей психологии"
Автор книги: Лев Ительсон
Жанр:
Психология
сообщить о нарушении
Текущая страница: 46 (всего у книги 58 страниц)
Аналогично, по-видимому, категория отношений во времени развивалась из отношений в пространстве. А из отношения во времени, в свою очередь, развивалась категория причинности. Об этом свидетельствует и история языка, в частности, его средств для выражения пространственно-временных отношений – предлогов. Как отмечает лингвист JI.П. Якубинский, «В русском языке нет, например, ни одного временного предлога, который по своему происхождению не был бы пространственным... ср. хотя бы такие предлоги, как за, по, к и др., и это – закон для всех языков, знающих предлоги и послелоги». О том же свидетельствуют первобытные языки. Так, Леви-Брюль указывает, что почти все первобытные языки настолько же бедны средствами для выражения временных отношений, насколько они богаты в выражении пространственных отношений». О том же, наконец, свидетельствует и исследование древнейших произведений искусства. Так, например, исследование «Илиады» и «Одиссеи» показывает, что «Времени Гомер вообще почти не чувствует. Длится продолжительное время война, но восприятие это дано почти только отрицательно как усталость, как стремление на родину» (А.Ф. Лосев).
Сказанное подтверждают данные онтогенеза, т.е. развития психики у ребенка. Например, исследования развития речи показывают, что ребенок раньше всего овладевает глаголом и существительным (т.е. категориями действия и предмета). Затем в его речи появляются прилагательные (т.е. категория свойств, качеств). Еще позже – наречия, причем наречия места возникают до наречий времени (В. Стерн). О том же говорят наблюдения психологов, что уже к началу второго года жизни ребенок в состоянии приблизительно определить пространственные признаки вещей – их положение, расстояние, форму и величину. Он различает близкое и далекое, большое и малое, круглое и угловатое, верхнее и нижнее, переднее и заднее. Но даже к шести годам ребенок еще не вполне ясно разбирается в значении слов «минута», «час», «неделя», «долго», «скоро», «давно», «раньше» и т.п. (К. Бюллер).
Отчетливо виден этот параллелизм фило и онтогенеза категорий и в развитии категории причинности. История языка свидетельствует, что причинные союзы «зато», «из-за», «поэтому», «оттого», «отчего» и т.д. образованы были из пространственно-временных предлогов «за», «по», «от» и местоимений «тот», «этот», «то». Тот же путь развития мы видим у ребенка, который еще в 6-7 лет часто употребляет причинные союзы в значении временной последовательности явлений: «Человек упал на улице, потому что сломал себе ногу», «Я пошел купаться, потому что после я был чистый». «Я потерял мое перо, потому что я не пишу» и т.д. (Пиаже).
О том, что категории появляются лишь в ходе интеллектуального развития ребенка, свидетельствуют знаменитые «феномены Пиаже».
Напомним некоторые из них. На глазах у ребенка переливают воду из широкого сосуда в узкий. Ребенок утверждает, что воды стало больше (так как уровень ее повысился). Детям показывают два глиняных шарика одинаковой величины и веса. Затем придают одному из них форму колбаски или блина. Дети утверждают, что в размятом «глины больше, так как эта вещь длиннее», в вытянутом «глины меньше, так как эта вещь тоньше» и т.д.
Такого рода феномены свидетельствуют, что у ребенка до 5-6 лет еще не сформированы категории объема (или количества) вещества как устойчивого относительно неизменного свойства вещей.
Отсюда же видно, что категории могут быть охарактеризованы по-другому как общие устойчивые, относительно неизменные свойства вещей или явлений.
Неизменные относительно чего?
Вспомним пример с кубиком из одиннадцатой лекции. Сколько н1' перемещай его, кроме положения в пространстве, все его остальные свойства (цвет, форма, размер, тяжесть и т.д.) останутся неизменны. Поэтому мы считаем, что при любых перемещениях кубик остается тем же предметом, той же вещью. Овидий когда-то писал, что уезжая далеко, человек меняет небеса, но не душу. То же относится к любой вещи, предмету. Перемещаясь, они меняют свое положение в пространстве, но не свойства.
Напомним теперь, что неизменность определенных свойств относительно определенного преобразования (трансформации) называется инвариантностью соответствующих свойств к этому преобразованию, или, что то же, инвариантностью данных свойств к операциям, которые порождают такую трансформацию. Сами же не-изменяющиеся свойства называют инвариантами.
Таким образом, свойство объекта сохранять все свои качества при перемещении в пространстве закрепляется в категории вещи, предмета. Аналогично, например, количество объектов не меняется при их перестановке. Эта инварианта закрепляется в категории числа. Таким же образом выделяются категории качества, размера, массы, формы, пространства, времени и др.
Соответственно, можно рассматривать категории как общие инварианты реальных объектов к определенным практическим преобразованиям.
Как же обнаруживаются эти инварианты и формируются соответствующие категории?
Для примера возьмем уже рассмотренный опыт с пластилиновыми шариками. Пока ребенок говорит относительно колбаски, полученной из раскатанного шарика, что в ней «глины меньше, потому что эта вещь тоньше», мы видим, что он еще не сознает сохранения вещества (шарика) при изменении его формы. Именно это свойство объектов, инвариантное к преобразованию его конфигурации, закрепляется в категориях объема, вещества, массы, веса.
Непонимание ребенком сохранения количества вещества при изменении его конфигурации означает просто, что у ребенка еще не сформировались соответствующие категории.
К 7—8 годам, наоборот, ребенок начинает воспринимать сохранение количества вещества при любых изменениях конфигурации тела, как само собой разумеющийся факт. Что это означает? Это означает, что у ребенка сформировалась самостоятельная категория вещества. Она автоматически упорядочивает, организует то, что он видит и думает, так что ребенок уже «видит» («ему очевидно»), что вещества (глины) остается столько же, как ее ни разминай.
Но попробуем все-таки поднять эту работу к уровню сознания. Спросим ребенка, почему он считает, что глины осталось столько же. Как показывают опыты Пиаже, дети дают ответы трех типов: а) предмет только удлинился (или укоротился) и легко восстановить его прежнюю форму, б) предмет удлинился, но то, что он приобрел в длине, он потерял в толщине, в) ничего не прибавлено и не убавлено.
Если присмотреться к этим ответам, то оказывается, что они отражают идеальные операции, уже известные нам по анализу процессов классификации. Например, последний аргумент представляет операции идентичности (прямую и обратную): Л+Л=Л и А-А=0. (Ничего кроме А не добавлено к А и не убавлено, значит/! остается тем же Л). Аналогично, второй аргумент выражает схему операций композиции и инверсии, а первый аргумент – операции инверсии.
Итак, обнаружение категориальных отношений происходит с помощью тех же операций над классами, которые устанавливают отношения множеств (композиции, инверсии, идентичности, тавтологии, ассоциативности). А эти операции, как мы видели, складываются, в свою очередь, из процессов эмпирического анализа – синтеза – сравнения – абстрагирования – обобщения. Последние же коренятся в практике и суть перенесенные в голову действия расчленения – связывания – взаимозамены – отделения – объединения, осуществляемых не рукой, а словом.
Механизм везде один. Меняются лишь уровни и способы его функционирования. Так, например, процессы анализа, синтеза и т.д. на уровне классификации объединяются уже в определенные системы – операции, которые устроены так, что позволяют обнаруживать общие свойства объектов, инвариантные относительно определенных преобразований. То есть уже неощутимые собственные объективные свойства и отношения вещей и явлений, которые они проявляют лишь при взаимодействии, т.е. при операциях над ними.
На рассматриваемом уровне – это операции практические, как, например, изменение положения объектов в пространстве, изменение их формы, окраски, агрегатного состояния, величины, целости, состава и т.д. Неизменные устойчивые, а значит, собственные объективные свойства, которые обнаруживаются у вещей и явлений при таких их практических преобразованиях, закрепляются в категориях.
Таким образом, на эмпирической ступени мир упорядочивается ::о ?го общим свойствам, обнаруживаемым с помощью практических операций. Категориальная организация познания представляет прямое выражение его трудового происхождения, того, что оно выросло из практической деятельности и ее нужды обслуживает. На данной ступени мозг как бы испытывает природу руками с помощью разнообразных практических действий и таким образом обнаруживает ее, реальности, устойчивые свойства и отношения. А найдя, закрепляет их в категориях и использует, чтобы организовывать мир и самого себя.
И здесь на передний план выступает язык. Он работает не только как орудие, с помощью которого осуществляются анализ, абстрагирование, синтез и обобщение. Но он также закрепляет в себе обнаруженные категориальные структуры и с их помощью автоматически управляет затем отражением действительности и ее организаций.
Поэтому не надо думать, что категории, в которых познается и организуется действительность, создаются самим человеком (познающим субъектом). Так же как операции отражения, его категории на этом уровне познания остаются «за кулисами», как правило, не сознаются. Вместе с парадигматическими значениями, они, выражая опыт народа, фиксируются в языковых значениях и, таким образом, накладываются на любой мыслительный процесс, который осуществляется с помощью языка. Поэтому эмпирическую ступень отражения реальности можно по-другому охарактеризовать как языковое отражение действительности.
ЛЕКЦИЯ XXII
.рые-шкмииишщжю* цщиммииам я^ттшшшеяилтттещгъггъп'.'чнвтм
эмпирическое мышление
Переработка информации на ступени эмпирических
значений. Обнаружение и использование отношений.
Решение задач. Операции и структуры эмпирического мышления. Рассудок
На прошлой лекции мы видели, что в значениях закреплено огромное количество информации о действительности. В них отражены классы объектов, на которые расчленяется окружающий мир, и свойства этих объектов с точки зрения их отношения к основным практическим преобразованиям. В значениях, так сказать, сконденсированы знания и опыт людей о том, как «ведут себя» различные вещи в разных условиях и ситуациях, как они относятся друг к другу и к человеку, как с ними следует обращаться и чего от них можно ожидать при тех или иных воздействиях и взаимодействиях.
Нетрудно понять, какие большие возможности это открывает для целесообразной организации и регулирования взаимодействия человека с вещами, для его деятельности. Наличие соответствующей информации в значении освобождает человека от необходимости каждый раз выяснять свойства каждого отдельного объекта – путем практических проб и ошибок отыскивать, как с ним следует действовать для достижения определенных целей, что будет, если поставить данную вещь в определенные отношения и взаимодействия с другими и т.д.
Так, коль скоро слово объединило все кремни по такому свойству, что они высекают искры – это становится основой для целесообразной деятельности. Любой предмет, подходящий под обозначение «кремень», мы можем использовать для того, чтобы высечь огонь. Мы получаем возможность предвидеть результаты нашей деятельности, планировать ее, опираясь на эти устойчивые свойства вещей. Потому что планирование возможно только там, где мир устойчив, где вещи имеют устойчивые свойства, где кремень всегда при высекании дает огонь, а огонь всегда жжет и светит.
Если же это не обнаруживается, если в одних случаях мы получаем ожидаемый результат, а в других не получаем, то, следовательно, значение образовано неверно, значит, мы неверно объединили вещи. И в практике, стоит нам только начать действовать, как мы сразу обнаружим, что значение построено неверно. Ну, например, из повидла пулю сделать нельзя, и практика нам сразу это покажет, если мы ошибочно объединим его с пулей.
Таким образом, вместо поисков всей необходимой информации с помощью практических действий и экспериментирования, человек может извлечь соответствующую информацию из значений, т.е. обходиться умственными действиями. Это позволяет всю подготовительную фазу прикидок, проб, предварительных ориентировок в ситуации и т.д. перенести в голову и находить целесообразные способы действия путем идеального оперирования со значениями вместо практического оперирования с самими вещами.
Сказанное относится к самым различным по сложности и ответственности ситуациям. От случая, когда домохозяйка прикидывает, что лучше всего приготовить на обед, до случая, когда конструктор разрабатывает баллистическую ракету. В первом случае хозяйка мысленно прикидывает стоимость разных вариантов обеда, количество времени на их приготовление и реакцию супруга. Во втором случае конструктор прикидывает скорость ракеты при разной мощности, весе и количестве горючего.
Нетрудно заметить, что мышление выступает здесь в виде последовательного умственного экспериментирования с вещами, основанного на использовании их известных общих свойств. Представьте себе, насколько был бы замедлен прогресс, если бы люди вместо этого должны были бы каждый раз практически опробовать все миллионы возможных конкретных вариантов (если при этом учесть, что в некоторых вариантах ничего не остается от экспериментатора).
Таким образом, значения, выделяя отношения предметов, существенные для определенной деятельности, организуют эту деятельность в соответствии со свойствами вещей. Иначе говоря, значения служат для ориентировки деятельности, или, как выражается П. Гальперин, дают «ориентировочную основу действия».
Значения – это ориентировочная основа действия над предметами, которым они приписаны. Так, например, значение слова «треугольник» составляет структурные свойства, которые позволяют решать определенные задачи, или, иначе, выполнять определенные действия с соответствующим классом фигур (построение, установление равенства или подобия, вычисление сторон, углов, площадей и т.д.).
С этой точки зрения основа общности значения не в сходстве признаков объединяемых им объектов, а в применении одинакового правила. Например, понятие «скорость» отображает не сходство движущихся предметов или их движения, а общность правила, т.е. системы операций, с помощью которой этот признак определяется для любых предметов, перемещающихся в пространстве
Мышление же с этой точки зрения составляет прежде всего механизм ориентировки поведения через ориентировку в объекте на основе его образа. Его цель – выполнение предметных действий сначала в уме, чтобы узнать, что получится, и выбрать соответствующее поведение. Все остальное – выявление общих значимых признаков объекта, познание реальности, построение модели ее отношений – лишь вспомогательные задачи, которые нужны для осуществления правильной ориентировки поведения.
Такое оперирование значениями, при помощи которого находят способы достижения определенных конкретных целей, называют решением задач. Преследуемой при этом целью могут быть определенные преобразования объектов (например, переделка приемника на другой диапазон), получение определенного требуемого объекта (например, построить циркулем и линейкой правильный шестиугольник) или получение определенного результата (например, узнать скорость пешехода в задаче на движение), нахождение или конструирование определенных действий (например:спланировать ход и способы изготовления определенного прибора, модели и т.д.), достижение некоторого требуемого эффекта (например, нахождение способа решения головоломки) и т.п.
Ситуация, в которой имеется такая цель, называется задачей. Сама эта цель, которую необходимо (и возможно) достичь с помощью идеального оперирования значениями, называется требованием задачи. А исходная ситуация именуется условиями задачи. Требование реализуется в форме определенного задания, а условия фиксируются в виде определенных данных.
Для примера приведем несложную задачу: на столе стоят две полных пачки мороженого по 100 г в каждой. Одна пачка имеет форму кубика, а другая – цилиндра. В какой из них мороженое растает раньше?
Требованием здесь является задание установить, в какой из пачек мороженое растает раньше. Условиями являются следующие данные: обе пачки целиком наполнены мороженым, в обеих пачках по 100 г мороженого; пачки имеют одна кубическую, а другая цилиндрическую форму.
Что требуется, чтобы задачу можно было решить? В ее данных должно содержаться достаточно информации, чтобы с помощью некоторой системы идеальных операций (умственных действий) можно было из данных получить заданное, т.е. преобразовать условия так, чтобы обнаружилось требуемое. Или, по крайней мере, чтобы выяснилось, какая еще информация для этого нужна. (В нашем примере из веса мороженого, формы пачек и прочих данных надо получить относительную быстроту таяния мороженого в пачках.)
Тут возникает один каверзный вопрос. Если условия задачи не содержат всей необходимой информации о требуемом, то задача неразрешима (по крайней мере, на идеальном уровне, т.е. только с помощью умственных действий). Если же условия задачи содержат всю необходимую информацию о требуемом, то что тогда требуется решать и в чем, собственно, заключается задача?
705
?3 Зак. 2143
Может быть, дело просто в жульнической маскировке ответа, содержащегося уже в условиях? Вроде знаменитой задачи: «А» и «Б» сидели на трубе. «А» упало, «Б» пропало. Что осталось на трубе?» (Ответ, как известно, будет: «На трубе осталось «и».) Ведь, если ответ не «сидит» уже замаскированно в условиях (как «и» сидит уже в условиях между «А» и «Б»), то непонятно, откуда он берется, какие бы умственные действия мы ни производили над условиями.
Опять мы сталкиваемся с той же ситуацией фокусника, который вытаскивает из рукава заранее засунутого туда голубя. Но за этой шутливой формулой стоит нешуточная проблема, которая многие столетия тревожила философов, а за ними и психологов. Эта проблема носит специальное наименование «вопроса о логических основах выводов из синтетических суждений».
А суть этой проблемы вот в чем. Из любого суждения и группы суждений (например, данных задачи) можно извлечь только то, что в них сказано. Если это так, то как могут рассуждения вести к новым знаниям, как можно делать из них выводы, в которых не повторяются исходные суждения? Применительно к случаю решения задач этот вопрос выглядит так: если ответ (требуемое) не содержится в самих условиях (данных), то откуда мы его находим?
Чтобы найти ответ на этот вопрос, присмотримся внимательнее к тому, что представляют собой условия задачи. Например, хотя бы уже приведенной задачи о двух пачках мороженого.
Нетрудно заметить, что условия задачи представляют какую-то конкретную ситуацию, какие-то фактические отношения вещей. Эта ситуация или отношения вещей описаны словами (как в нашей задаче о мороженом), или символами (например, задачи в геометрии), или даны непосредственно на предметах (как, например, в головоломках на сборку или разборку).
Способ, которым вводятся условия задачи, можно назвать формой ее данных.
Так вот, в какой бы форме ни вводились данные задачи, они всегда представляют определенные фактические сведения, имеют своим содержанием какую-то совокупность фактов. Решить задачу значит открыть значение этих фактов для задания.
Так, например, в «истории с двумя пачками мороженого» нам надо выяснить, какое значение имеют наши исходные данные – вес мороженого, форма пачки, то что пачки наполнены, то что они стоят на столе и пр. – для скорости таяния мороженого.
Но, как мы знаем, значения вещей, явлений, действий и ситуаций – это не сами соответствующие объекты. Значения – это все то, что мы знаем о свойствах объектов в различных их отношениях с другими объектами (т.е. категориальные характеристики соответствующих вещей, явлений, действий и ситуаций).
Следовательно, раскрытие значения очень много добавляет к фактическим данным задачи. Раскрытие их значений добавляет к вещам, процессам и отношениям, перечисленным в условиях задачи, все, что мы знаем об этих вещах, процессах и отношениях.
Вот в чем основа решения задач. Она в добавлении к условиям всего, что нам вообще известно об объектах и отношениях, фигурирующих в исходных данных, и в использовании этих дополнительных знаний для преобразования данного в искомое, для выведения ответа из условий задачи. Поэтому неверно, что мы решаем задачу на основе ее данных. Мы решаем задачу на основе всех своих знаний о ее данных, а не только тех сведений о них, которые изложены в условиях.
Проиллюстрируем эту мысль одним примером. В 100-этажном небоскребе на 99 этаже живет лилипут. Каждое утро в 8.00 он выходит из квартиры, садится в лифт, спускается до первого этажа и идет на работу. Но по вечерам он ведет себя иначе. Возвратившись с работы, он садится в лифт и доезжает только до 85-го этажа. Там выходит и далее до своей квартиры поднимается пешком. Почему он так поступает?
Спрошенные предлагают много разных ответов. («Для моциона», «на 85-м этаже у него живет друг» и т.д.) Все эти ответы плохи, потому что не вытекают из всей совокупности условия задачи. В них неясно, какое значение имеет, что речь идет о лилипуте, почему на лифте он доезжает именно до 85-го этажа и др.
Правильный ответ будет: потому что он не может Дотянуться выше, чем до кнопки 85-го этажа.
Основа решения здесь очень отчетлива. Мы находим это решение, добавляя к исходным данным наши знания, что лилипут имеет очень маленький рост, что лифт управляется кнопками, которые расположены столбиком от первого этажа до самого верхнего, т.е. используя общие свойства и признаки, которые входят для нас в значение «лилипута» и «лифта».
В принципе от этого мало чем отличается по своей основе решение задачи, вроде (х + у) • (а – £)=?. Только здесь мы используем наши знания о значениях символов, их расположения, действий, которых они требуют и т.д.
То же можно сказать и о практических задачах, типа сборки-разборки, конструирования и т.д. Все они тоже основываются на учете значения отдельных частей и деталей в устройстве и функциях соответствующего механизма, прибора или машины. Только здесь часть информации о значении приходится получать из практического экспериментирования.
Но мы знаем, что так же как одно значение охватывает множество объектов, каждый объект в свою очередь имеет множество значений, так как входит в огромное множество различных отношений и имеет бесчисленные разнообразные свойства. (Напомним хотя бы примеры из XVIII лекции – какой громадный спектр значений оказался у такого обычного объекта, как «молоко».)
Отсюда видно, что для решения недостаточно просто раскрыть значения тех данных, которые излагаются в условиях задачи, т.е. все, что нам известно об объектах, свойствах и отношениях, перечисляемых в условиях задачи. Надо еще среди всего этого богатства знаний отобрать такие, которые имеют значение для решения. Надо обнаружить те свойства и отношения данных, которые позволяют определить требуемое.
Например, дана следующая задача: «Из пункта А и из пункта В, отделенных расстоянием 200 км, одновременно выходят навстречу друг другу два поезда. Первый идет со скоростью 70 км/час, второй – 85 км/час. Между ними со скоростью 80 км/час летает ласточка. Она вылетает с поезда А при его отправлении и летит к поезду В. Долетев до него, летит обратно к поезду А и т.д. Спрашивается, какой путь она проделает за один час?»
В большинстве случаев человек, получив эту задачу, начинает вычислять, сколько пройдет поезд А, пока ласточка долетит до поезда В. Затем – сколько останется пути от поезда В до А и т.д. Между тем, задача решается без каких-либо вычислений. Скорость ласточки 80 км/час. Значит, за час она пролетит 80 км.
Здесь решающее свойство не надо даже искать в наших знаниях об объектах. Оно дано прямо в условиях задачи. И решение сразу достигается выделением этого единственного отношения, которое имеет значение (скорость ласточки), из множества других данных, не имеющих значения (скорости поездов, расстояние между поездами, форма пути ласточки и др.). Между прочим, в задаче с лилипутом все отклоненные нами решения потому и плохи, что они не выводятся из значения ее данных, т.е. не определяются свойствами объектов «лилипут» и «лифт».
Как же обнаруживаются и используются человеком такие свойства и отношения данных, которые имеют значение для решения задачи?
Чтобы найти ответ (или ответы?), рассмотрим такой предельно упрощенный случай, как задача на угадывание задуманного числа. Испытуемому известно только, что это число целое и находится в интервале числового ряда между 0 и 37. Разрешается задавать любые вопросы, кроме вопроса, какое это число.
Какие стратегии решения приходится здесь наблюдать?
Первая из них максимально простая. Испытуемый наугад называет числа. «Пять?» – Нет! «Двадцать?» – Нет! «Четырнадцать?» – Нет! И так далее, пока не наткнется случайно на задуманное экспериментатором число.
Вторая стратегия не намного сложнее. Испытуемый наугад называет числа в определенном порядке. Например, подряд, начиная с единицы; или в обратном порядке, начиная с 36; или одно с начала, другое – с конца, а третье – с середины и т.п. до тех пор, пока, тоже случайно, не наткнется на правильный ответ.
Третья стратегия намного хитрее. Испытуемый задает вопросы не о числах, а об их отношениях к задуманному. Например, деля интервалы между числами пополам, следующим образом:
Вопрос 1: Задуманное число больше 16-ти?
Ответ 1: Нет.
Вопрос 2: Задуманное число меньше, чем 8?
Ответ: 2: Да.
Вопрос 3 : Задуманное число больше четырех?
Ответ 3: Да.
Вопрос 4: Задуманное число больше шести?
Ответ 4: Да.
Решение: Задуманное число 7.
Нетрудно заметить, что во всех приведенных случаях решение достигалось путем перебора самих возможных ответов (стратегии 1 и 2) или свойств искомого объекта, имеющих значение для ответа. В первой стратегии имел место случайный перебор, а во второй – упорядоченный перебор возможных ответов. Перебор, примененный в стратегии 3, опирается уже на общие свойства и отношения объектов, к которым относится задача, (чисел). Это резко сокращает количество попыток, необходимых для отгадывания.
Так, например, при стратегиях 1 и 2 в приведенном случае, чтобы добраться до задуманного числа, может понадобиться до 36 вопросов. При стратегии 3 в самом неудачном варианте, чтобы добраться до требуемого, понадобится не более пяти вопросов.
Перебор такого типа, где сокращение поисков достигается за счет использования каких-то общих свойств того круга объектов или явлений, к которым относится искомое, называют эвристическим перебором (или поиском).
Нетрудно заметить, что независимо от типа перебора, поиск решения в рассматриваемом случае носит характер проб и проверок, осуществляемых в уме.
Впрочем, и последнее условие не обязательно. Пробы и проверки могут осуществляться и практически.
На рисунках 36, 37 показаны две задачи. Одна с девятью точками, а другая – с девятью квадратами, выложенными из спичек. В первой задаче требуется: «Соединить все точки, проведя четыре прямых линии, не отрывая карандаша от бумаги и не возвращаясь назад». Во второй задаче требуется убрать шесть спичек так, чтобы остались только три квадрата.
Нетрудно заметить, что и здесь решение отыскивается испытуемыми путем перебора и испытания раз-
личных возможных вариантов. Только вопросы о том, правилен ли выбор, задаются уже самим вещам путем экспериментирования над ними.
Можно спросить, а как же обстоит дело с « нашим определением задачи? Ведь оно требовало, чтобы решение • достигалось с помощью мышления, т.е. идеальных операций, а * здесь имеют место операции чисто практические.
Рис. 37
Рис. 36
Все дело в том, что операции эти служат лишь для получения дополнительной информации или для проверки выдвигаемых гипотез и предполагаемых путей решения. Но использование этой информации, формулирование гипотез и придумывание разных способов возможного решения осуществляются все-таки не руками, а головой. Потому-то все приведенные ситуации и остаются задачами-»головоломками», а не «ру-коломками». Хотя, конечно, чем меньше роль идеальных (умственных) операций в решении задачи и чем больше роль случайных практических проб, тем «глупее» выглядит задача.
Мы не дадим пока решений этих задач, а покажем попытки, наблюдавшиеся у испытуемых (рис. 38, 39).
UJ
|_|_
I I
Рис. 39
Можно еще сказать, что все приведенные примеры задач очень искусственны и не похожи на то, с чем мы сталкиваемся в жизни. Но, во-первых, от этого они не перестают быть задачами, а, во-вторых, вот отрывок из протокола опыта:
Протокол решения задачи по сборке велосипедного звонка. Испытуемый П.В. 13 лет.
1. Осматривает предложенные детали, последовательно переводя взор с одной на другую. Берет в руки основание корпуса,
2. Почти одновременно другой рукой берет ротор и надевает его на ось ротора вверх зубчаткой.
3. Производит функциональную пробу, поворачивая ротор вокруг оси. Ротор свободно поворачивается и, ударяя по оси рычага, производит слабый звон (!).
4. Надевает рычаг осевым отверстием на ось ротора
и, поворачивая его вокруг этой оси, производит функциональную пробу. Ротор при этом остается неподвижным, а кнопка цепляется за ось рычага.
5. Снимает рычаг и ротор. Переворачивает ротор и надевает его на ось ротора правильно. Надевает рычаг на ось ротора, повернув его на 180°. Производит функциональную пробу. Эффекта нет.
6. Надевает рычаг на ось рычага, повернув его верхней плоскостью вниз. Пытается ввести в зацепление зубцы ротора и рычага, но не может. Снимает и переворачивает ротор, который был надет правильно.
7. Снимает и устанавливает правильно ротор, затем – рычаг. (Облегченно вздыхает, улыбается). Теперь пружинку...
8. Надевает цилиндрическую часть пружины на ось ротора. Производит пробу поворотом рычага. Ожидаемого эффекта упругости нет. Зацепляет крючок пружины на ось рычага. Производит функциональную пробу. Эффекта упругого соединения нет.
9. Зацепил крючок пружины за отверстие в шайбе ротора, ищет, куда бы зацепить другой ее крючок. Находит сосок на корпусе ротора.
10. Отцепил пружину от ротора и установил ее правильно. Пробует «звонить» – получается. Довольно улыбаясь, навинчивает колпачок – «Вот и все!».