Текст книги "Лекции по общей психологии"

Автор книги: Лев Ительсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 58 страниц)

Советскому психологу В.П. Зинченко удалось зарегистрировать движения глаз в самом процессе представления человеком объекта. Эти движения оказались в общем сходными с теми, которые производятся при непосредственном восприятии того же объекта. Наиболее отчетливо это проявлялось в опытах, где испытуемые должны были представить себе определенный лабиринт и мысленно через него проходить.

Особенно интересными являются для нас следующие опыты, проведенные В.П. Зинченко. Испытуемые обследовали лабиринт только осязательно, с завязанными глазами. Затем их просили нарисовать этот лабиринт. Оказалось, что в процессе тактильно-двигательного обследования у них создался и зрительный образ. Тогда у этих испытуемых были записаны движения глаз при зрительном представлении ими прохождения этого лабиринта. Траектории глазодвигательных движений оказались близки к траекториям прохождения лабиринта у испытуемых, которые знакомились с ним при помощи зрения. Здесь мы видим как раз то, о чем говорили выше. Перцептивные движения (в данном случае глазодвигательные движения), соответствующие определенной структуре объекта, порождают или (скажем осторожнее) сопровождают возникновение зрительного представления об этом объекте. Причем (обратите внимание!) эти действия оказываются в состоянии как-то связаться с конструированием образа, который зрительно не воспринимался, т.е. идет не из памяти, а из собственной активности психики.

Аналогичные опыты были проведены советским психологом Л.А. Венгером. После того как дети хорошо познакомились с видом определенной фигуры, он ставил перед ними чистый экран и предлагал представить себе на нем эту фигуру. Движения глаз при этом записывались. Записывались движения глаз и при восприятии соответствующей фигуры. Сравнение полученных записей показывает чрезвычайно большое сходство между траекториями глазодвигательных движений при представлении фигуры и во время непосредственного восприятия и ознакомления с этой фигурой.

Итак, в одном случае человек воспринимает объект, находящийся перед ним. В голове его возникает образ этого объекта. В другом случае никакого объекта перед ним нет, но в голове опять возникает образ этого объекта. Что же общего мы находим между этими двумя случаями? Только одно – и там и здесь наблюдаются сходные перцептивные движения. Естественно предположить, что именно эти действия являются одной из причин сходного, именно того, что в обоих случаях в голове возникает образ соответствующей фигуры.

Все эти факты дают некоторое основание предполагать, что представления это вовсе не следы бывших восприятий объектов, а скорее следы коммуникативных действий, изображавших эти объекты путем их имитации. То есть, что они представляют собою интериоризованную имитацию. Поэтому в них сохраняется то, что есть в имитации и отсутствует в восприятии, а именно, переживание нереальности воспроизводимого образа. Поэтому в них есть черты, которые отсутствуют у восприятий, но обязательно есть в имитативных (изображающих) действиях, а именно – фрагментарность, неполнота, последовательное построение образа по частям во времени. Иными словами, именно происхождение образов представления из имитации, из интериоризации изобразительных действий, имитирующих данный предмет, лучше всего объясняет такие коренные особенности представлений, как их символический, схематичный и динамический характер.

Но как складывается эта внутренняя имитация структуры ощущений, изображающей определенный объект? Как складывается система интериоризованных перцептивных действий, с помощью которой строится образ данной вещи?

Чтобы ответить на эти вопросы, зададим сначала другой: в какой деятельности происходит постепенное построение объекта? Нетрудно ответить – это прежде всего трудовая деятельность по изготовлению соответствующего объекта. Это так, потому что любая «внешняя вещь вообще дана человеку лишь поскольку она вовлечена в процесс его деятельности, выступает в формах этой деятельности, поскольку в итоговом продукте – в представлении – образ внешней вещи всегда сливается с образом той деятельности, внутри которой функционируют внешние вещи» (Философская энциклопедия, т. 2, стр. 226).

В ходе трудовой деятельности создается сама вещь во внешнем мире и одновременно создаются ощущения и образы, отображающие эту вещь в голове. При трудовой деятельности такое создание самой вещи и формирование ее чувственного образа идут параллельно, обуславливаются друг другом. Соответственно, по-видимому, внутренняя имитация практической деятельности по созданию предмета будет выражаться в постепенном построении чувственного образа этого предмета. Эту активную конструктивную природу представления отметил еще Кант. Он писал: «мы не можем мыслить линии, не проводя ее мысленно, не можем мыслить окружности, не описывая ее, не можем представить трех измерений пространства, не восстанавливая из одной точки трех перпендикуляров друг к другу...» Кант здесь совершенно отчетливо понимает и подчеркивает, что чувственное воплощение образа вещи выступает как результат мысленного (или идеального) выполнения деятельности по производству этой вещи.

Итак, в основе предметного представления реальности лежит продуктивная деятельность. Представления как бы внутренне воспроизводят практическую деятельность по конструированию соответствующего предмета. Программа такой внешней практической деятельности по изготовлению вещи после интериоризации превращается в программу внутренней психической деятельности по изготовлению образа этой вещи, т.е. представления.

Теперь мы можем ответить на вопрос, какой характер носят программы, с помощью которых реализуется представление. Это – программы идеальной деятельности по конструированию образа определенных категорий предметов. Иными словами, программа создания образа представляет собой правило, метод нашей целесообразной деятельности. Советский философ Ю. Бородай так иллюстрирует эту мысль: «Например, есть миллионы совершенно ни в чем не похожих друг на друга домов. Однако, все эти совершенно различные «вещи» мы воспринимаем и представляем по одной схеме – для чего и по какому принципу эти вещи построены, а следовательно, могут быть нами воспроизведены». Отсюда видно, что эталоном дома является не какая-то фотография, заложенная в голове, а программа, закрепляющая способ производства представления, имеющего данный смысл. Применительно к восприятию эти эталонные программы позволяют узнать воспринимаемый предмет. Применительно к представлению эталонные программы позволяют сконструировать образ, символически обозначающий соответствующий предмет.

Пока речь идет о вещах, создаваемых человеком путем его трудовой деятельности, все сказанное как-буд-то убедительно. Но возникает вопрос. А как обстоит дело, если мы представляем себе какие-то естественные вещи, созданные не человеком, а природой? Например, возьмем такую вещь, как собака. Ее создает не человек, а природа. Как же появляется у человека способность строить ее образ? Какая деятельность в этих случаях интериоризуется, имитируется, изображается в процессе конструирования представления?

Такой предметной деятельностью является, по-видимому, изображение собаки, лепка и другие способы имитирования, воспроизведения формы и структуры вещи. Наблюдения над жизнью первобытных народов свидетельствуют о том, что изображение предмета (на более ранней стадии, даже просто его называние) сливаются с самим предметом, так что все действия с изображением или именем воспринимаются как действия с самим предметом. «Общеизвестен факт, что первобытные люди и даже члены уже достаточно развивающихся обществ, сохранившие более или менее первобытный образ мышления, считают пластические изображения существ, писанные красками, гравированные или изваянные, столь же реальными, как и изображаемые существа» (Леви-Брюль). Например, «большинство индейцев не разрешают зарисовывать и фотографировать себя; они убеждены, что тем самым они отдали бы часть своего собственного существа и поставили бы себя в зависимость оттого, кто завладеет этими изображениями. Они боятся также оставаться в присутствии изображения, которое, будучи живым предметом, может оказать вредное влияние».

Отсюда такое огромное значение искусства в жизни первобытных народов (да, впрочем, и в жизни современного человека). Вот почему они тратят столько труда на рисование, изображение, вылепливание, высекание изображений окружающих их предметов, а также мифологических и других образов, а отнюдь не только для эстетического удовольствия. Не потому ли такое огромное значение имеет эта изобразительная деятельность и для детей в период 4—6 лет, когда накопляется основной фонд их представлений об окружающем мире.

Если конструирование представлений является интериоризацией указанной деятельности, то это объясняет, каким образом мы строим в воображении представления о любых известных нам вещах окружающего мира, а не только о тех, которые создали своими руками. Это всеобщее правило заключается в рисовании, воспроизведении формы предмета (а также его цвета, функций, звучаний и т.д.). Так, представить себе собаку значит нарисовать форму этого четвероногого животного в общем виде, не ограничиваясь каким-либо единичным частным образом из сферы опыта. Как видим, процесс здесь тот же, что и при представлении дома. Образное представление собаки производит и воспроизводит не природа, но мы сами. Однако, в отличие от домов, производим и воспроизводим мы не живых собак «самих по себе», но лишь идеальных, лишь воображаемых, т.е. лишь образы (Бородай). Возникает вопрос, откуда берется эта способность строить в воображении образы вещей, которые мы не строили своими руками и поэтому не имеем представления о том, как их следует сделать?

Все дело в том, что интериоризация трудовой деятельности, процессов строительства, актов создания вещей и явлений дает не только имитацию частных случаев строительства окружности, дома, треугольника и т.д. Она дает большее – освоение психикой самого принципа создания вещей, общего алгоритма любого построения вещи. Этот принцип заключается в организации во времени последовательности определенных операций, каждая из которых воспроизводит определенное свойство или элемент вещи. Любая программа конструктивной деятельности представляет собою программу такой возможной определенной последовательности операций во времени.

Перенося этот принцип с действия над вещами на действия над их образами, человек научается строить вещи не только реально, но и в воображении. Эта программа любых конкретных программ конструирования образов и есть основа способности к представлениям, основа деятельности по созданию образа – воображения. Отсюда видно, что образ-представление это не отпечаток, а продукт активной психической деятельности субъекта. Поэтому в воображении он может идеально строить не только дома, собак, птиц, деревья, горы, но и различные фантастические образы, чертей, богов и т.д., построенные по схеме, по образу человека и окружающих его других живых существ.

Поэтому представления могут быть и неверными, фантастическими. Проверка и уточнение их идет через практику. Например, если наше представление о собаке не включает в себя наличие у нее зубов и возможности сварливого характера, мы спокойно к ней подходим. И тут же обнаруживаем на своей, так сказать, шкуре несоответствие нашего представления и действительности. Тогда мы пополняем его весьма существенной чертой – наличием зубов и способности кусаться и в дальнейшем руководствуемся уже представлением, которое содержит эти важные черты собаки. Такое уточнение, обогащение и развитие представлений идут, по-видимому, всю жизнь, вбирая и впитывая в себя весь приобретаемый нами опыт, знания и т.д.

Отсюда вытекает, что представление это не только образное отражение определенных сторон реальности. Представление возникает в результате взаимодействия субъекта с реальностью. Оно в чувственной форме воплощает в себе существенные черты реальности, обнаруженные при этом взаимодействии с ней. Поэтому оно выступает как эскиз, схема возможных способов взаимодействия с этой реальностью, т.е. схема действий, с помощью которых на эту реальность можно повлиять. Или, по крайней мере, ее воспроизвести, например, в изображениях, скульптурах, подражании.

Отсюда же вытекает, что представления всегда воплощают в себе знания данной эпохи, присущие ей способы взаимоотношения людей с действительностью, наконец, способы создания вещей. Представления соответствуют способам производства вещей, характерным для данной эпохи. Они воплощают в себе общую схему отношения людей к действительности в данную эпоху. Так, например, было время, когда люди представляли себе луну в виде человеческого лица. Они представляли море в виде Нептуна – огромного старика с волнистой бородой и трезубцем и т.д. Причем, для них это было не воображением, не сказкой, не чем-то фантастическим.

Наоборот, представление моря в образе Нептуна, вулкана в образе кузнеца Гефеста и т.д. выступало для них как более глубокое проникновение в действительность, как воплощение в образе самой сути этих вещей, а не только их видимости. Примерно так сегодня в качестве образа, воплощающего суть, выступает для школьника представление об атоме как о маленькой солнечной системе, где планеты-электроны вертятся вокруг ядра-атома. Кстати, это представление тоже непохоже на атом, каким он является в действительности. Оно лишь воплощает определенные существенные черты атома. Аналогично образ кузнеца Гефеста воплощал в себе для древнего грека тоже определенные существенные черты вулкана: грохот, вырывающееся пламя, расплавленную лаву. Более того, он не только воплощал эти черты, но и наполнял их смыслом, объясняя, почему и для чего все это происходит. В этом и заключалась суть мифологического отношения к действительности.

Итак, образ представляет активную деятельность субъекта по моделированию объективной реальности. Физиологические основы этой деятельности психики еще не очень ясны. Большинство физиологов считают, что они кроются в оживлении нервных связей, сложившихся в прошлом опыте субъекта. Нетрудно заметить, что эта гипотеза представляет просто перевод на физиологический язык ассоциативной теории, которая рассматривает мозг как склад фотографий и представление как частичное оживление некоторых из них. В этой гипотезе есть место для прошлого опыта, но нет места для активной конструктивной деятельности мозга.

Выгодно отличается в этом отношении другая гипотеза о физиологической основе представлений, предложенная польским физиологом Конорским. Он считает, что центральные нейроны могут быть разделены на два типа – на проективные нейроны и гностические нейроны. Проективные нейроны реагируют на поступающие от органов чувств раздражения, а гностические нейроны реагируют на некоторое сочетание проективных.

Приведем такой пример. Предположим, что когда мы видим стол, то поступают целый ряд раздражений на проективные нейроны. Так вот, одна комбинация этих раздражений, предположим, цвет и контуры стола, сходится, конвергирует на одном гностическом нейроне. Другая комбинация раздражений из той же ситуации, например, ощущение твердости стола, веса и т.д., конвергирует на другом гностическом нейроне.

Таким образом, каждый гностический нейрон как бы закрепляет, фиксирует определенное сочетание свойств, некую схему предмета. При непосредственном воздействии объекта возбуждение соответствующего гностического нейрона дает определенный образ восприятия. Когда же возбуждение гностических нейронов происходит изнутри, то мы имеем представление. Таким образом, здесь гностический нейрон выступает как закрепление или отражение определенного сочетания и последовательности работы проективных нейронов.

Нетрудно заметить, что гипотеза Конорского совпадает с понятиями эталонных образов и программ представлений и т.п. Гностический нейрон как раз и выступает в ней как знак эталонного образа, как код, как закрепление определенного сочетания исходных сенсорных раздражений.

Правда, в гипотезе Конорского не совсем ясно, откуда берутся сами чувственные образы. Для галлюцинаций Конорский вводит такое предположение, что гностические нейроны действуют по каналу обратной связи и вызывают возбуждение соответствующих проективных нейронов. И тогда эти проективные нейроны дают переживания соответствующих чувственных модальностей и образов. При представлении, Конорский считает, возбуждаются только гностические нейроны. Но здесь оказывается неясно, каким образом гностический нейрон, который просто обозначает некоторую связь проективных нейронов – носителей чувственных переживаний, может сам по себе вызывать переживание чувственного образа.

Возможный ответ на это позволяет предложить гипотеза советского психолога В.П. Зинченко. Если помните, суть этой гипотезы заключается в том, что мозг может посылать команды, включающие отдельные чувствительные участки рецепторов. Причем, это включение порождает возбуждение, которое идет в мозг, и переживается там как соответствующее ощущение или вообще как соответствующее чувственное переживание.

Мы здесь не будем повторять тех опытов и соображений, которыми Зинченко обосновывает эту гипотезу (они изложены в XVI лекции). Посмотрим только, какие выводы вытекают из нее в отношении механизма представления. С точки зрения этой гипотезы, образ возникает уже не просто в мозгу, не просто благодаря возбуждению мозга или извлечению им из памяти определенной картинки. Образы представления, по этой гипотезе, возникают благодаря работе глаза, благодаря возбуждению сетчатки, так же, как и при восприятии. Только эти возбуждения идут изнутри, вызываются викарными действиями мозга, которые включают соответствующие участки сетчатки. Мозг же хранит не сами чувственные переживания, а только программы этих действий, включающих сетчатку. Таким образом, видит опять-таки глаз. Но при представлении он как бы смотрит в мозг. Или, говоря по-другому, управление перцептивными действиями и включение активности глаза при восприятии осуществляется объектом. Воспринимаемый предмет, так сказать, несет в себе программу деятельности глаза. При представлении эта деятельность глаза управляется из мозга. Он реализует программу деятельности глаза, соответствующей тому объекту, который требуется представить.

Итак, подведем некоторые итоги. Мы обнаружили, что представление выражает новое отношение психики к реальности, а именно включает в себя отражение и переживание семиотической природы психики. В основе его лежит отделение психических образов от их объектов (чего нет в восприятии), т.е. отделение субъективного от объективного. Хотя сам образ при этом еще отождествляется по свойствам с объектом и различается от него только по одному признаку – по реальности, по существованию. Это новое отношение психики к реальности составляет более высокий уровень, чем простое воспроизведение образа реальности.

Весьма вероятно, что животные не способны к переживанию такого отношения. Хотя они способны к воспроизведению образов предметов и ситуаций, встречавшихся в прошлом опыте, однако, эти образы не носят характера представлений. Они не содержат в себе сознавания субъективности образа, а переживаются как сама реальность, т.е. имеют галлюцинаторный характер. Некоторые наблюдения над животными подтверждают эту мысль. Например, Конорский считает, что «наблюдения за поведением собак с выработанными условными рефлексами в экспериментальной камере также позволяют предположить, что животные испытывают истинные галлюцинации безусловных раздражителей. Так, в ответ на условный раздражитель, сигнализирующий введение кислоты в рот, собака реагирует точно так же, как и при действии самой кислоты (трясет головой и выделяет слюну); в ответ на условный раздражитель, возвещающий направление струи воздуха в ухо, собака так же энергично трясет головой, как и при действии самой струи».

Напомним, что собака, у которой выработан условный рефлекс на зажигание лампочки, ведет себя так, как если бы это был кусок мяса. Она рвется к лампочке, пытается ее облизнуть и т.д. Ничего подобного мы не наблюдаем в поведении человека, который представил себе кусок мяса. Отсюда мы можем сделать вывод, что представление о мясе, образ мяса, вызываемый условным сигналом, не отличается собакой от реальности, является галлюцинаторным. О том же говорят и явления галлюцинаций и псевдогаллюцинаций у человека. Чаще всего они возникают при низком уровне сознания: во время сна, под гипнозом, при отравлениях, наконец, при нарушениях и разрушениях нормальной мозговой деятельности во время психических болезней. И здесь утеря разницы между восприятием реального предмета и представлением его образа в голове является следствием деградации психики, появляется при ее спуске на более низкий уровень. О том же, по-видимому, говорит более слабое различение или отличение фантазии от реальности, наблюдающееся у ребенка в первые годы его жизни.

Вообще, по-видимому, сознательное отношение к образам, возникающим в голове в результате деятельности воображения, как к нереальным начинаются у ребенка только где-то в возрасте около 2-х лет, т.е. параллельно с овладением речью. Формирование этого переживания составляет процесс постепенный. Оно начинается, по-видимому, с отличения образов припоминания от образов восприятия. Возникает отношение к образам воспоминания, как к отражениям прошлой действительности. Сначала здесь наблюдается промежуточное явление. Когда ребенок младше двух лет вспоминает что-либо, то он не смешивает свой образ с действительностью. Например, он не считает, что старая игрушка, о которой он вспомнил, видна ему сейчас и здесь. Но при этом нередко он бывает убежден, что все же она обязательно существует в действительности. Как отмечает Блонский, в этом возрасте иногда наблюдается явление: «вспомнил, значит есть». Отсюда, считает Блонский, можно заключить, что хотя у ребенка уже нет непосредственного переживания образа как настоящей действительности, и центральная нервная система работает уже на сравнительно высоком уровне, но нет также и вполне развитого отношения к образу, как к отражению прошлой действительности. Иначе говоря, образ переживается как реальность, хотя уже с поправкой, что это не обязательно реальность, которая находится в данный момент перед нами, но все-таки где-то, мол, она есть.

Этот новый уровень отражения характеризуется и новым способом отображения объекта. Объект отображается через отдельные его черты и элементы, т.е. через символическое отражение. Это позволяет отражать не только отдельный индивидуальный объект, но отображать в образе целый класс объектов, обладающих данным признаком, или имеющих данную структуру. (Пример: образ зубастой пасти, как символическое представление всех хищников. Или контур слона – как схематическое представление всех объектов, имеющих такую структуру и т.д.) Иначе говоря, отражение действительности осуществляется уже с помощью своего рода «репрезентативных схем», позволяющих, в частности, представлять большое количество объектов через посредство отдельных избранных элементов...» (Пиаже).

Новой является и структура отражения, реализующаяся в представлении. Отражение здесь осуществляется через построение объекта во времени, через вырисовывание, так сказать, схемы объекта или высвечивание отдельных его деталей. Благодаря этому образ представления самой динамикой своего построения отображает структуру объекта, воплощает то, как построен объект.

Само формирование представления осуществляется через интериоризацию действий по построению объекта.

Причем, как мы видели, в этот процесс вносят вклад обе основных стороны деятельности человека – его трудовая деятельность по созданию вещей и его коммуникативная деятельность по организации взаимного поведения и совместного труда. Сам образ представления, точнее, механизм его формирования порождается интериоризованной трудовой деятельностью по конструированию предмета. Переживание же символической природы этого образа, т.е. его отделение от реальности, происходит из интериоризации коммуникативного назначения подражательных действий. Это, так сказать, на-правление идеализации, путь от реального к психическому, который приводит к появлению представлений как особого кода психического отражения действительности и особой формы субъективного переживания.

Объективация представлений происходит, во-первых, в их материальных воплощениях – продуктах, изготовляемых человеком в соответствии с представлением; во-вторых, в эмоциональных сдвигах, которые возникают под влиянием представлений; и, наконец, в деятельности, которая управляется представлением как образом желаемого будущего и путей к нему. И обратно, все эти факторы – воплощаемый объект, переживаемые эмоции, задачи деятельности – управляют формированием и движением представлений.

Наконец, представления опираются на активность субъекта. Отсюда их относительная самостоятельность и творческий характер. Они суть активная деятельность субъекта по моделированию целостного предмета в его характерных чертах. Дальнейшая проверка этих моделей и уточнение осуществляется через практику.

Из сказанного нетрудно заметить, что и для этой – второй – ступени образного отражения реальности остаются в силе те же универсальные принципы отражательной деятельности психики. Отражение осуществляется на основе деятельности и посредством деятельности. Формирование нового – более высокого – кода отражения происходит через интериоризацию этой деятельности.

ЛЕКЦИЯ XIX

ОБРАЗНОЕ МЫШЛЕНИЕ

Переработка информации на ступени представлений.

Трансформации представлений. Ассоциации.

Идеальное экспериментирование. Структура и операции образного мышления. Функции образного мышления. Воображение

В предыдущей лекции мы говорили о неустойчивости представлений в том смысле, что сам представляемый образ все время изменяется, выхватывает те или иные фрагменты, высвечивает те или иные стороны объекта. Но образы представлений текучи и изменчивы еще и в ином смысле. Представляемый ими объект редко остается неизменным в течение длительного времени. Обычно одно представление переливается в другое, один образ сменяется другим или влечет за собой другой.

Только искусственно, в целях анализа мы выделяли и удерживали представление одного определенного объекта. В естественных же условиях представление всегда выступает как неустанное течение потока образов, переливающихся, мерцающих, угасающих и проясняющихся, неуловимо переходящих друг в друга и скачками друг друга сменяющих.

Данные психологических наблюдений и экспериментов свидетельствуют, что эта неудержимая («спонтанная») текучесть образов представлений, так же как их прозрачность, фрагментарность, неполнота наблюдаются почти у всех людей.

В чем здесь дело? В том, что на образном уровне наша психика просто плохо справляется со своей задачей отображать действительность? Или, может быть, эта текучесть, неуловимость, непрерывная переливчатость и изменчивость образов представлений тоже выполняют какие-то задачи при отражении свойств реальности психикой?

Чтобы ответить на эти вопросы, обратимся к эксперименту. Течение и смену образов представлений у человека изучали многие психологи. Очень интересные в этом отношении эксперименты осуществил советский психолог П. Блонский. Прежде всего, он выявил условия, благоприятствующие свободному течению образов и их автоматическому возникновению. Оказалось, что лучше всего этому способствуют тишина, мускульное расслабление, полное спокойствие человека, а также его неподвижность. Создав такую обстановку, экспериментатор затем добивался возникновения исходного образа у испытуемого с помощью какого-нибудь внешнего стимула. Например, психолог показывал испытуемому какой-нибудь предмет, испытуемый смотрел на него полминуты, а потом, закрыв глаза, отдавался течению свободно возникающих образов. В другом варианте опытов глаза были закрыты с самого начала. Испытуемому давали предмет в руки. Он его узнавал и затем, держа в руке и не двигаясь, мысленно вызывал зрительные образы, какие только приходили в голову. Наконец, в третьем варианте раздражителем служило просто какое-нибудь конкретное слово («перчатка», «дверь», «кошелек», «палочка»). После того как течение образов прекращалось, испытуемый рассказывал, что он видел. Иногда он перечислял то, что видит непосредственно, по мере того как у него появлялись эти образы.

Приведем примеры некоторых наблюдений, полученных Блонским. Испытуемый с закрытыми глазами ощупывает полоску бумаги. Вот какие образы возникают у него при этом: «Белый цвет, очень ясно. Из белого выступает труба, желтая, медная. Звездочка. Превращается во что-то пушистое. Это птица. Не то ворон, не то галка. Из черной стала серая птица. Чайка. Водное пространство. Вода серебристая. Светлое. Яркая, белая полоса в воде. Все сливается в серебро. Белый свет».

На первый взгляд кажется, что здесь полный произвол, что невозможно обнаружить никакой закономерности в прихотливом течении и переливах будто бы совершенно произвольных образов. Однако это не так. Вот, например, какие закономерности отмечает в описанной цепочке образов сам Блонский. Узнав вложенную в руку бумажную полоску, испытуемый сразу реагирует «образом белого цвета», т.е. представляет одно из зрительных свойств, привычных у бумаги. Это первоначально бесформенное «белое» становится как бы исходным материалом для всех последующих образов. Сначала «белый цвет» оформляется («из белого выступает») в трубу (зрительно-образный аналог осязаемый длинной полоски) желтого цвета (самого светлого из цветов), постепенно темнеющего. Желтый цвет оформляется в звездочку, а эта звездочка превращается во что-то пушистое снова белого цвета. Это пушистое далее быстро оформляется в птичку, не то черную (ворон), не то белую (галка), а в конце концов беловатую (чайка), которая видится в комплексной ситуации («водное пространство»). Это «бесцветное пространство» светлеет («вода серебристая») и в нем оформляется «светлая, яркая, белая полоска». В заключение, «все сливается в серебро», и снова «белая полоса». Вот анализ, который дает этому ряду образов Блонский.

Если приглядеться, то мы здесь, по-существу, имеем ряд превращений двух признаков «белого» и «полоски». С одной стороны, белый цвет превращается в желтый и светлый. Последний, в свою очередь, последовательно превращается в белый, черный, серый, бесцветный, серебристый, светлый, белый, серебряный, белый. Полоска в свою очередь выступает то как бесформенная цветная («белый цвет», «пушистое», «водное пространство»), то в виде трубы или белой полосы на воде. Все возникающие образы объединяет то, что они содержат в себе различные вариации этих выделенных в начале признаков – исходного цвета (белого) или исходной формы (полоски). Процесс такого превращения образов мы будем в дальнейшем называть трансформацией.