Текст книги "Суд времени. Выпуски № 23-34"
Автор книги: Леонид Млечин
Соавторы: Николай Сванидзе,Сергей Кургинян
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 49 страниц)
Сегодня третий день слушаний по теме: 1941 год. Провалилась или выстояла сталинская система?
1941 год – самый страшный в нашей истории. Он уступает только самому отчаянному – 42, на который придётся наше самое большое отступление и самые большие человеческие потери.
Итак, повторяю вопрос наших слушаний: 41 год. Провалилась или выстояла сталинская система?
Мы запускаем голосование для нашей телевизионной аудитории. Номера телефонов вы видите на экран.
Обвинитель на процессе – писатель Леонид Млечин.
Защитник на процессе – политолог, президент международного общественного фонда «Экспериментальный Творческий центр» Сергей Кургинян.
Прошу вывести на экран материалы по делу.
Материалы по делу.
В конце июля 1940 года Адольф Гитлер утверждает план Барбаросса. Фюрер подчёркивает: «Советы должны быть разгромлены одним ударом. Максимальный срок операции – 5 месяцев. Основная цель Москва». Оборона Москвы началась 30 сентября 1941. Спустя всего 3 месяца после вторжения сил вермахта в СССР. Однако неожиданно план Барбаросса забуксовал. Блицкриг был сорван. Что же должно было произойти, чтобы армия, которая сметала всё на своём пути, советские солдаты не только остановили, но заставили отступить. Согласно одной из версий, немцы не уложились в установленные сроки, до наступления холодов. В середине октября пошли дожди, а в начале ноября пришла настоящая русская зима, как называли её на Западе – Генерал Мороз. Некоторые историки полагают, что советскому военному командованию удалось навязать противнику войну на истощение. Вспоминая о тех днях, командующий второй танковой армией Вермахта Гейнц Гудериан писал: «В немецком наступлении наступил кризис, силы, и моральный дух армии были надломлены».
Сванидзе:Начинаем третий день слушаний. Вопрос сторонам: почему оказался сорван план «Барбаросса»? Прошу, сторона защиты, Сергей Ервандович. Вам слово.
Кургинян: Мне всё время бы хотелось, чтобы обсуждая эти трагические проблемы, трагизм которых, мы никоим образом не отрицаем, как можно быстрее мы перешли с языка идеологических клише, с языка восклицаний или чего-то; к языку цифр, аналитики, пониманий. Чтобы глубже и глубже понять и величие, и трагичность тех моментов. Я только на минуту попрошу доказательство № 10.
Вот смотрите донесение разведки о сроках начала войны. Я не могу сказать, что история разведки полностью открыта. Мы даже сейчас знаем не всё. Я не хочу ссылаться на мнение официального представителя СВР, что Зорге вообще ничего не давал и это миф Хрущёвского периода, потому что есть другие свидетельства очень авторитетных разведчиков. Я только говорю, насколько всё противоречиво, когда это было, и что до реального развёртывания, фактически ничего того, что было нужно, дано не было. То, что могло бы это развёртывание обеспечить. Вот так были развёрнуты эти эшелоны. Могли ли быть они развёрнуты по-другому или нет? Что могло быть сделано в условиях этой развёртки? Что такое великое военное достижение немцев, военное, которым являлись тогдашние немецкие танковые дивизии? Какой силы армия нам противостояла? Что такое враг, которого мы победили – абсолютный враг, враг человечества? Но мы организовались и организовались мы благодаря системе, а не вопреки.
У меня мать, которая осталась в Москве, вспоминала в ужасе октябрь, а потом говорила о том, что вот, он всё-таки остался… и тогда стало спокойнее, а потом говорила: «Идут сибирские дивизии. Мы стоим у окон, все плачем, потому что идут молодые ребята, которых хватило сил собрать и идти туда. А мы понимаем, что все они сейчас умрут в этом бою».
У меня отец вступил в партию под Ельней. Что там было реально? Мы же хотим это знать.
И вот сейчас, я хочу спросить об этом историка, Мягкова Михаила Юрьевича,которого уже спрашивал, доктора исторических наук, заведующего центром истории, автора книг. Скажите нам, что это всё было? Что сорвало план Барбаросса? И какова тут роль системы, раз мы её обсуждаем?
Мягков:Я позволю себе сразу отметить то, что именно благодаря, в том числе системе, была перестроена идеология. Т. е. враг, который представлялся, ну как представляли, это рабочие и крестьяне немецкие, которые придут, и они не будут воевать, поскольку они рабочие и крестьяне. Мы здесь тоже рабочие и крестьяне. Здесь даже вывески стояли: «Здесь государство рабочих и крестьян.»
А вот, чтобы понять, что это за враг, что это враг смертельный, что он пришёл сюда уничтожить весь народ, необходимо было мобилизовать все ресурсы и перестроить именно идеологию и пропаганду, что было сделано в кратчайшие сроки.
Организационная перестройка армии. Второй пункт. Необходимо было создать, в кратчайшие сроки такую армию, которая способна воевать против германского «блицкрига».
Сванидзе:Завершайте, Михаил Юрьевич.
Кургинян: У меня есть 30 секунд, я отдаю.
Мягков: Следующий момент. Эвакуация. Эвакуация, в громадных масштабах проведённая. Это птица Феникс, которая буквально возникла из пепла. Нигде, ни в какой стране такая эвакуация не проходила. И здесь расстояния, кстати говоря, играли свою отрицательную роль. Необходимо было на тысячи километров вот эти предприятия переносить. Предприятий 1500 только за 1941 год военного назначения.
Кургинян:И это без системы сам народ их перенёс?
Мягков: Да нет. Это система. Не было бы грамотных инженеров, руководителей предприятий, которые имели этот опыт, – ничего бы не было бы сделано.
Сванидзе:Спасибо. Прошу Вас, Леонид Михайлович, Ваши вопросы оппонирующей стороне.
Млечин:Михаил Юрьевич, Вы говорите, для эвакуации потребовались грамотные специалисты. Они были. Разве они – порождение системы? Разве без коммунистов у нас не было грамотных инженеров, умелых управленцев? Что их не было до прихода большевиков к власти, и они исчезли после их ухода?
Мягков:Сколько их было? Вы назовите цифру – сколько у нас было инженеров и скажите, сколько вообще было грамотных людей?
Млечин:Нет, если сравнивать с 813 годом, конечно, ещё меньше.
Мягков:913-й…
Млечин:Нет, с 913 до 41 прошло тридцать лет.
Кургинян:А о чём тогда Вы говорите?
Мягков:Я говорю о том, что грамотные инженеры, грамотные управленцы были бы в нашей стране…
Кургинян:«Разве у нас их не было…», когда?
Млечин:Грамотные управленцы были, есть и будут в нашей стране всегда вне зависимости от политической системы. И большевики, уж если, что и сделали, то, как раз очень сильно повредили, когда, во-первых, бежали из страны специалисты, во вторых, когда шли процессы и старых специалистов уничтожали и т. д. Уж в этом смысле система, сколько смогла, – столько навредила.
Но давите, мы всё-таки к главному подойдём. План Барбаросса рухнул, потому что он был авантюристическим. В принципе, ну, неужели Вы скажете, что Вы теоретически даже допускаете возможность, победы нацистской Германии над Советским Союзом. Вообще, в принципе, неужели Вы это допускаете.
Исаев:Запросто.
Мягков: Допускаю. Конечно. Именно поэтому мы здесь и находимся. Можно ответить на Ваш вопрос? Гитлер был иррациональный человек. Почему Сталин, конечно, допустил много ошибок, – в том числе и из-за того, что он рационально мыслил в 41 году – то, что Гитлер не нападёт на Советский Союз, поскольку в тылу у него ещё Англия. И большинство членов руководства не понимало, что фронта западного фактически нет. Англия сидит на острове, и Гитлер способен все свои усилия именно повернуть на восток. Вот это была, конечно, огромная ошибка. Об этом мы должны сегодня с вами говорить и подчёркивать!
Кургинян: Конечно.
Мягков: Но то, что это был авантюристический план, это не значит, что он не мог состояться. То, что немцы дошли до Москвы, то, что они окружили Сталинград, то, что у нас такие потери, о которых мы говорим, это говорит то, что да, авантюристичной, но он мог состояться, этот план. И я допускаю полную возможность, того, что если бы система дрогнула бы вот так вот, да? Если бы 16-го октября Сталин бы, например, уехал, Москву могли взять. А тогда бы Гитлер победил.
Млечин: Когда на одну секундочку показалось, что Сталин исчез, – система перестала существовать – вот что показали события в Москве. Система существовала…
Кургинян: Ну и что?
Мягков: Вы считаете, что большинство москвичей побежало? Побежало меньшинство, а большинство продолжало…
Голос из зала:Было, было. Это и показало, что система рухнула…
Млечин: Побежало начальство, партийный аппарат, комсомольский аппарат. Система!
Мягков: Было, было. Никто с Вами не спорит.
Млечин: Рухнула. Вот в этом весь ужас.
Мягков: Но большинство-то оставалось на месте.
Млечин: Так большинство и оставалось. СИСТЕМА.
Мягков: Вот благодаря им Москву-то и отстояли.
Млечин: Правильно. Так без системы они и победили.
Мягков: Вот мы про это и говорим.
Млечин: Выяснилось слабость, ничтожность системы.
Мягков: Генштаб не побежал, это тоже элемент системы.
Млечин:Генштаб эвакуировали.
Кургинян: Побежали те, кто всегда готов рвать партийный билет. Сначала брать, а потом рвать. Вот они и побежали.
Млечин: Мы с Вами согласны, конечно, победили под Москвой. Давайте вспомним, когда войск перед Москвой уже не оставалось, и немцы, ведь, могли взять, технически могли взять Москву, потому что кадровых войск не было. Что пошло? – московская интеллигенция, московское студенчество, московские добровольцы…
Мягков: Не интеллигенция, а сформированные дивизии в июле.
Исаев:Что он говорит? 312 дивизия – это народное ополчение?
Млечин: Народное ополчение, люди, которые не служили в армии, взяли винтовки и пошли воевать, а потом самый трудный момент октября…
Кургинян: 312 дивизия – это кто?
Мягков: Было дополнительно 4 дивизии добровольных народных ополченцев…
Млечин: Правильно, героическая история Москвы.
Мягков: Правильно, героическая. Если бы не было подольских курсантов на елецких рубежах, если бы их туда не перекинули в срочном порядке, если бы срочно не мобилизовали бы из внутренних округов дополнительные дивизии, в том числе сибирские дивизии…
Млечин: Простите, Вы мне, что скажите, а что если…
Мягков: О чём мы спорим, я не понимаю? В чём тут… где тут нет системы?
Кургинян: Мы не ценим подвиг ополчения?
Мягков: Мы не ценим подвиг ополчения?
Никифоров:Леонид Михайлович, можно я два слова буквально скажу. На можайском рубеже не было ополчения.
Млечин: Нет, простите. Можно я договорю? Я хочу сказать, что жители нашей страны всегда и в любом случае, это было не только в 41-м году вставали на защиту своей Родины и сражались за неё. И для этого им комиссары и политруки им были не нужны. Вы меня извините. Вы сами с этого начали: «когда изменили идеологию», это что означало? – что люди за Сталина воевать не хотели. Они стали воевать, когда поняли, что речь идёт о существовании их страны. Когда пришли немцы убивать их семьи, их дома сжигать и уничтожать, – вот тогда встали и защитили страну. А за Сталина воевать не хотели.
Кургинян: В Армении тоже была прямая угроза тому, что семьи жгли?
Юрий Аксютин. Доктор исторических наук, профессор МГОУ.
Аксютин:Можно Леониду Михайловичу возразить. Ленин со Сталиным создали такую систему изначально тоталитарную, можно её назвать военно-мобилизационной, которая изначально была ориентирована на победу в следующей Второй мировой войне. Она была такая эффективная… Индустриализация, коллективизация, культурная революция, – это составные части ее, и они сказались во время войны. Но ещё один был момент. Момент – элемент Корнилова. Как не относись к нему, Корнилову не удалось поставить русского солдата, который не хотел воевать, кстати, как и русский солдат в 41-м году очень часто не хотел воевать, перед альтернативой: или ты подчиняешься приказу и идёшь вперёд, и можешь остаться жив, или ты бежишь назад и обязательно будешь расстрелян.
Сталин эту программу Корнилова, благодаря системе, которую создал Ленин, а он возглавил… Другое дело, что я антикоммунист, и я с этим не согласен… Но он создал эту великолепную эффективную систему, ориентированную на победу. И ему это удалось.
Сванидзе:Спасибо. Я в связи с этим вспоминаю одну цитату из другого антикоммуниста Антона Ивановича Деникина. Антон Иванович Деникин, русский генерал, блестящий. Один из руководителей добровольческого белого движения в гражданскую войну. Потом, будучи в эмиграции, отказался наотрез, оставаясь ярым антикоммунистом, отказался наотрез от сотрудничества с Гитлером. И болел, вот знаете, по-фанатски болел за Советскую армию, ненавидя советский строй. Просто потому, что он был русским патриотом. И сказал после битвы под Москвой: «Русский солдат настолько силён, храбр и вынослив, что даже 20 лет советского режима не смогли его испортить».
Сейчас короткий перерыв, после которого мы продолжим слушанья.
Сванидзе: В эфире «Суд времени».
Мы продолжаем слушанья. Прошу Вас, Леонид Михайлович, Вам слово, Ваш тезис, Ваш свидетель.
Млечин: Мне кажется, совершенно очевидно: план Барбаросса был авантюрным. Это была авантюра. А почему она оказалась возможной? Да потом, что Гитлер умудрился перессорить, и в какой-то степени обыграть, всех европейских политиков от Чемберлена до Сталина. Бил их поодиночке. Выигрывал одну военную компанию за другой. И даже генералы Гитлера в какой-то момент подумали: «А может быть и в самом деле такое счастье сопутствует ему всегда». И он отправился воевать в Россию, одолеть которую он, в принципе, никогда не мог. Я ещё раз повторю, это говорил, мне кажется, уже: «Ни по демографическому, ни по промышленному потенциалу, ни по территории Германия состязаться с нашей страной не могла». План, рассчитанный на несколько недель, он бы может быть сработал, если бы территория Советского Союза и население Советского Союза были бы тогда величиной с Бельгию, или, максимум, с Францию, но не с нашей страной. Демографический потенциал Германии летом 41 года уже был практически исчерпан. Мы питаем какие-то иллюзорные представления о германских возможностях. Мы попали под влияние германских пропагандистских фильмов. И вот когда они показывают роскошные моторизованные колоны и т. д., это пропаганда. Мы попали под её влияние. Да, это была армия хорошо обученная, да, это была армия профессиональная, но тоже достаточно ограниченная. По работам о немецкой военной экономике ты видишь, с какими трудностями столкнулась немецкая военная экономика. Она не могла противостоять объединённым экономикам Советского Союза и Соединённым Штатам, которые стали поставлять сюда, сначала сырьё для военного производства, а потом и военную технику.
Я хотел бы поговорить с Алексеем Алексеевичем Киличенковым, – историком, военным историком и преподавателем. Алексей Алексеевич, с Вашей точки зрения, почему рухнул план Барбаросса?
Алексей Алексеевич Киличенков. Кандидат исторических наук, доцент РГГУ
Киличенков: Ответ, на мой взгляд, очевиден. Конечно же, план Барбаросса рухнул: первое, вследствие того, что он изначально был авантюристичным и шансов исторических, у него, конечно же, не было. Дорогие коллеги, Вы сформулировали очень чётко свою позицию, что Советская система сделала максимум возможного, если не всё возможное, накануне 41 года. И весь ход событий в 41 году, все эти катастрофы и трагедии, это результат объективного соотношения сил, результат объективной ситуации, но я хотел бы это оспорить и привести вам очень конкретный факт. В апреле сорокового года, это примерно в то же самое время, когда Тимошенко… он после этого был назначен новым наркомом, проводит инспекцию войск. Сталин выступает на расширенном заседании ЦК по итогам финской войны. И вот как Сталин оценил эти итоги, а соответственно, как Сталин оценил значение нашей победы и мощь Красной Армии. Сталин говорит…
Сванидзе:30 секунд добавляю.
Киличенков: «… Спрашивается, кого мы победили? Говорят, финнов. Ну, конечно, мы финнов победили. Но не это самое главное. Финнов победить, не бог весть, какая задача. Мы победили не только финнов, мы победили ещё их европейских учителей, немецкую оборонительную технику, английскую оборонительную технику и французскую оборонительную технику…» и так далее. Т. е. Сталин даёт сигнал, что на самом деле «Красная Армия всех сильней».
И к чему это привело? Очень просто. Спустя несколько месяцев, в декабре сорокового года высший командный состав Красной Армии изучает опыт войны в Европе…
20 месяцев идёт война. Всё видно. Немцы уже показали, что такое блицкриг. Обсуждается конкретный вопрос: роль авиации. И они действительно говорят: «Успех немецкого блицкрига – это уничтожение авиации на аэродромах: в Польше – 400 самолётов, во Франции – 700 самолётов.» И после этого выступает командующий округом генерал-лейтенант Кузнецов и говорит следующее: «Да, конечно, опыт очень поучительный, но принимать во внимание армию Польши, как достойного противника немецких вооружённых сил, нет никаких оснований. То же самое можно сказать и о Франции.»
Вывод, который был сделан – опыт в Европе, то, что их разбили: и Францию, и Англию, и Голландию, и всех остальных, – не про нас. Нам это не грозит. Об этом прямо говорит…
Сванидзе:Завершайте.
Киличенков: …генерал Исаков на совещании командного состава военно-морского флота.
Есть прямое правило: полнота ответственности прямо пропорциональна полноте власти. И если Сталин брал на себя такую ответственность, чтобы расставлять все конечные оценки, то он должен нести эту ответственность. Система лишь воспроизводила сигнал, шедший сверху. Что ещё оставалось сделать возможным, возможность сделать?
Сванидзе:Спасибо. Сергей Ервандович, прошу Вас.
Кургинян: Ну, во-первых, мне кажется, что всё, что Вы сказали, – это есть подтверждение в точности того, что мы здесь говорим. Вот передо мной лежат таблицы:
На фронте к маю сорок второго:
Германские войска: 6 млн. 200 тыс.
Советские войска: 5 млн. 100 тыс.
Артстволы у германцев: 57 тыс.
Артстволы у нас: 45 тыс.
Танки (у нас чуть больше): 3 900
У них: 3000
Самолёты, подавляющее преимущество у них. Вот показатели. И вдруг я утыкаюсь в цифры.
Военное производство СССР и Германия в 42 году. Когда мы потеряли Украину, когда всё было переброшено, когда всё было на военно-мобилизационный режим.
Артстволы СССР: 33 100
Артстволы Германия: 14 000
Превосходство в 2,4 раза по производству… Уже к 42 году.
Танки Германия: 9 000
Танки СССР: 24 000
Превосходство 2,6. Мы научились делать эти 34-ки, исправили узлы.
Самолёты: 25 тыс. против 14.
К 42 году военное производство наше уже побеждает. Это делала не система? А почему другая система не могла с ней сражаться? Почему, это заслуга-то системы решающая. А вот почему.
Скажу немодную мысль. Шпеер просит Гитлера снизить потребление в гражданских отраслях, а Гитлер говорит: «Мы не можем, – мы развалим тыл». Он на 15% снижает его с трудом.
Тут происходит нечто совершенно другое. Германская экономика ещё мощнее, но за счёт трудового подвига, великих советских людей, и за счёт того, что эта система смогла на такой подвиг мобилизовать, мы сломали немцев в промышленности, мы добились там всего этого. Это делал, конечно, наш замечательный народ, но не народом это единым делалось. Это делала огромная организация. И, в каком-то смысле, мы же должны признать правду. Ещё и очень жёсткая организация. И лежали бы мы, без этой жёсткости, под немцами такие замечательные. И лежали бы мы под ними. И спасибо тому, что состоялось. А давайте дальше думать, о том, как без этих издержек, без этого чудовищного…
Сванидзе:Вопрос, вопрос зададите?
Кургинян: Скажите, пожалуйста, разве такая позиция, по существу, для Вас не близка? Вот всё, что Вы говорили, мне казалось, это же вот это? Или нет? Если нет – скажите.
Киличенков: Сергей Ервандович, я с вами согласен. Наша система оказалась более жестокой, чем система нацистской Германии. Она позволила мобилизовать наш потенциал в более высокой степени. Но я обращаю Ваше внимание и спорю с коллегами совсем по другому поводу – не следует забывать, что система допустила колоссальное количество ошибок, за которое расплачивалось общество, народ за это расплачивался. И эти ошибки, по моему глубокому убеждению, можно было не допускать.
Кургинян: Вы же согласны, что немцы допустили не меньше ошибок в ходе войны.
Киличенков: Ошибки, и Вы сами говорили, допускали все. Безусловно.
Кургинян: Да, допускали все.
Киличенков: Конечно, я с этим согласен.
Кургинян: Что ж мы на неё-то одну всё вешаем, бедненькую, уже столько лет…
Сванидзе:Спасибо.
Киличенков: Но это нужно видеть…
Морозов:Я прошу прощения. Все цифр, которые были сказаны, правильны, но я всё-таки в данном случае рекомендовал бы, их, так сказать, не переоценивать, – эти цифры.
Вот, Алексей Валерьевич меня поправит, сколько из этих танков, произведённых в 42-м году, были Т-34, сколько были танки Т-70 и по таким важнейшим параметрам, которые не прозвучали, как производство боеприпасов. Потому что можно механически наращивать количество стволов, но не обеспечивать их боеприпасами. С производством боеприпасов были большие проблемы.
Сванидзе:Спасибо.
Кургинян: К сожалению…
Сванидзе:Спасибо.
Морозов:Не будем переоценивать эти…
Кургинян: Не будем переоценивать, но не будем и недооценивать.
Сванидзе:Спасибо.
Сванидзе:Там был ещё момент… Это с пор не имеющий дна, но я возвращаю уважаемых коллег профессионалов к воспоминаниям Дмитрия Фёдоровича Устинова, который играл очень большую роль в производстве вооружения во время войны, я бы сказал решающую. И он вспоминает, что Сталин после начала войны разжал свою железную руку, отдал это дело, по производству вооружения, профессионалам. И было сделано то, что не было сделано и должно было сделано до войны. Он понял, что если контроль будет такой же с его стороны, – будет хана. Он отдал это профессионалам, тому же Устинову. Т. е. это не продукт системы.
Кургинян: Устинов, это не система?
Сванидзе:Нет.
Кургинян: А что ж тогда?
Сванидзе:Устинов – это профессионал. А система партийного руководства разжала свою железную хватку. Потому что она оказалась в смертельной опасности. Это не система, это ослабление системы под воздействием смертельной угрозы. Вот что это было такое.
Кургинян: Ну, это же система?
Сванидзе:Нет.
Кургинян: Система мягкая или жёсткая, это же система? Она же не развалилась? Сталина никто не повесил? Да?
Сванидзе:Нет, Сталина никто не повесил.
Кургинян: Ну, вот и всё. Значит, система выстояла.
Сванидзе:Она выстояла по факту, потому, что мы войну выиграли. Речь идёт не о том, что она выстояла в конечном счёте. Речь идёт о том, как она проявила себя в самое страшное время войны.
Кургинян: Давайте анализировать.
Сванидзе:Спасибо. Короткий перерыв, после которого мы вернёмся к нашим слушаниям.
Сванидзе: В эфире «Суд времени».
Мы завершаем третий день слушаний по теме «41 год».
Вопрос сторонам. Почему события 41 года являются поводом для острых дискуссий по сей день? Пожалуйста, сторона обвинения, Леонид Михайлович, Вам слово.
Млечин: Я бы хотел побеседовать на эту тему с Борисом Семеновичем Илизаровым, профессором, доктором наук, автором многих трудов.
Борис Илизаров. Доктор исторических наук, профессор, ведущий научный сотрудник ИРИ РАН.
Млечин: Вопрос, который мы сейчас обсуждаем, он выходит за рамки военной истории. Ведь на самом деле, мы обсуждаем не то, как шли боевые действия в 41 году или в 42 и не это нас особенно интересует. Это такой спор мировоззренческий. Да? Что мы обсуждаем-то в реальности?
Илизаров:Без сомнения, это, конечно, чисто мировоззренческий, оценочный разговор идёт. Но, естественно, моя позиция, поскольку я сижу здесь, ближе к Вашей. И я, всё-таки склоняюсь к тому, что система сделала много ошибок. С моей точки зрения, это преступные ошибки, которые привели, конечно, к колоссальным потерям нашего народа, к колоссальным территориальным, материальным потерям. И, в общем-то, эти потери не оправдывают само существование этой системы, как это и показало будущее. Недалёкое, кстати, будущее сравнительно. Но там был и другой момент. Система оседлала, мне кажется, сам народ, оседлала его порыв, его энтузиазм. И в этом отношении, вот это было более глубокий, мне кажется, сам по себе процесс.
Млечин: И система стала искать себе оправдание потом в победе? Если мы вспомним, всякий разговор о социалистической, даже советской, сталинской системы, всё время возвращаемся к одному и тому же аргументу. «Мы выиграли войну, благодаря этой системе». Больше нечего предъявить.
Илизаров:Это единственный аргумент до сих пор, что эта система доказала свою жизнеспособность и так далее. Если говорить библейским языком, мне, если позволите, я считаю вообще-то здесь – Сталин и Гитлер – два зверя, столкнулись два зверя, грубо говоря. Это библейский образ, это не мой образ. И зверь Сталина оказался сильнее зверя Гитлера. Вот в том плане, что он оказался более жестоким, более холодным, более организованным, имел больше ресурсов без сомнения. Система, в данном случае, я имею в виду сталинскую систему, скорее показала, что она может вот противостоять, в какой-то степени, самому даже народу во всём. Что она сильнее даже самого этого народа, который по существу она вот ухватила ….
Сванидзе:Завершайте.
Млечин: Не присвоила ли себе система эту победу, одержанную народом, армией, полководцами?
Илизаров:Без сомнения. Да Вы вспомните, что было после войны, когда культ уже дошёл даже до такой степени, что… я занимаюсь историей сталинизма, и Сталина в том числе, его личностью, и мы с Вами в этом отношении близки, я хочу сказать, что, без сомнения, Сталин превратился не просто уже в божество, а в сверхбожество какое-то. Это генералиссимус, который… всех времён и народов и так далее, и так далее, он присвоил себе практически все победы. «10 сталинских ударов». Я не знаю, ещё…Наверное, никто не помнит этого, а я ещё помню это, поскольку изучал ещё в школе. «10 сталинских ударов, которые нанёс Сталин Гитлеру», и в результате мы выиграли эту самую войну всего лишь за 10 ударов…
Сванидзе:Завершайте.
Илизаров:В этом плане система использовала эту победу, и до сих пор эксплуатирует. И поэтому, несмотря на очень блестящие выступления той стороны, которые были мне очень интересны, и вызывают даже восхищение своим остроумием, тем не менее, я считаю, что всё-таки, защищать ту систему, это означает – ну, находится на стороне, в общем-то всё ещё живого, этого духовного зверя.
Сванидзе:Спасибо. Прошу Вас, Сергей Ервандович. Ваш вопрос.
Кургинян: Скажите, пожалуйста, а Гитлер не был духовным зверем?
Илизаров:Без сомненья. Я же сказал…
Кургинян: А как Вы себе представляете… Вы используете образы или метафизические символы? Это зверь из бездны?
Илизаров:Я сказал же, что это библейские образы.
Кургинян: Скажите, пожалуйста, а в какой же это библейской логике, у Вас может быть два зверя?
Илизаров:Пускай, это не библейские образы, – мои личные.
Кургинян: Вот хорошо. А знаете в чём разница?
Илизаров:Нет.
Кургинян: Потому что, когда Вы говорите, что это библейские образы, Вы говорите нам, что мы находимся на стороне дьявола. А когда Вы просто говорите, что Вам Сталин не нравится.
Млечин:А переходите к нам.
Кургинян: Так вот я считаю, я считаю, что на стороне дьявола, метафизического дьявола находился Гитлер. И он один.
Илизаров:Я думаю – и Гитлер, и Сталин.
Кургинян: Так не бывает.
Илизаров:Очень даже бывает. Каждый человек, между прочим, может находиться в этих полюсах: или между Богом, или между дьяволом. Каждый человек. А тем более такие руководители.
Каргина: Нет, нет. Для меня тут огромное противоречие. Для меня, в этом смысле, крайнее исключение, Гитлер – не человек. Для меня это что-то другое.
Илизаров:Для меня и Сталин – не человек.
Кургинян: Нет, а вот для меня Сталин как раз, вот, это разные вещи.
Илизаров:Ну, это да. Это разные вещи. У нас с Вами разные подходы.
Кургинян: Я понимаю, что для меня Гитлер не человек, и тогда я понимаю где система координат. Но если происходят такие странные вещи – …что и «оба зверя». Вы знаете, что произошло, когда у нас стали отнимать победу через ПАСЕ? Выступил Дюма во Франции и Пэрос. Вы знаете, что они сказали: «Слава Сталину, что он победил Гитлера». Они сказали. А у нас это говорится, в нашей песне:
«С фашистской силой тёмною, с проклятою ордой.
….
Не смеют птицы чёрные над Родиной летать».
И всякое приравнивание здесь двух зол, с моей точки зрения, есть отнятие у нашего народа истории и победы. И потому я здесь. Потому я здесь.
Теперь давайте от этого к чему-то более конкретному…
Илизаров:А я считаю, что Вы в данном случае, отнимаете как раз победу у нашего народа. И приписываете всю эту победу Сталину и его клике.
Кургинян: Нет. Никогда.
Илизаров:И это есть воровство. Да. Да. Да.
Кургинян:Нет, НИКОГДА мы не приписывали победу Сталину, НИКОГДА. Я просто знаю одно, сколь бы ни великим было римское войско, победить вопреки Цезарю оно не может. Вот не может быть.
Илизаров:Вот здесь я с Вами согласен.
Кургинян:Это очень соблазнительно считать, что Верховный главнокомандующий по одну сторону, все по другую. Ещё мне вспоминается в этой связи…
Илизаров:Только Сталин не Цезарь. Вы глубоко ошибаетесь.
Кургинян: Простите, это Верховный главнокомандующий. И ещё вспоминается мне…
Илизаров:Это не Верховный главнокомандующий. Это, по существу, партийный лидер. А это не одно и то же.
Кургинян: Хорошо, пожалуйста. Но, если мы два говорим, то не слышно…
Илизаров:Вы такой стиль как раз, мне кажется, приветствуете.
Кургинян: Пожалуйста, говорите. (Прикрывает рот ладошкой, показывая, что он будет молчать.)
Илизаров:Всё, я всё сказал.
Кургинян: Всё, всё сказали. Теперь я вспоминаю ещё одно, то, что мне вдруг пришло в голову, по поводу, я не хочу это распространять на всех, я почитаю всех, кто воевал в войне, но вдруг лермонтовские строчки, помните:
«Но спят усачи-гренадеры —
В равнине, где Эльба шумит,
Под снегом холодным России,
Под знойным песком пирамид.
И маршалы зова не слышат:
Иные погибли в бою,
Другие ему изменили
И продали шпагу свою».
В этом смысле, для меня близка только одна позиция: если ты был близко рядом с ним, если ты составлял его опору и хвалил его, то в тот момент, когда ты понял, что он зверь – застрелись.
Сванидзе:Сергей Ервандович, Вам слово, Ваш тезис, Ваш свидетель.
Кургинян: Я хочу сказать просто ещё несколько слов. В рамках, никакой другой системы, много из тех вещей, которые было осуществлено, и осуществлено быть не могло. И это признавали все. Не могли быть так перемещены производственные силы. Может быть, американский технический гений мог сделать что-то подобное… Сомневаюсь. Но, но тут было осуществлено экономическое чудо. На огромной жестокости, но и на огромном организаторском таланте. Это делала система. Идеологическое вдохновение делала система, двигала войсками, как ошибочно, так и правильно, система, дошла до Берлина система, и это всё делала система. И всё это наше, это наш величайший подвиг. Несовершенный, во многом благодаря ошибкам системы мы понесли много жертв. Но говорить, что она развалилась, предала и всё прочее, мы знаем, что бывает, когда она предаёт, – тогда разваливается великая страна. И следующий вопрос заключается в следующем: 316 дивизия Панфилова формировалась где? Если мне не изменяет память, в Алма-Ате. Да? Скажите, пожалуйста, там тоже была непосредственная угроза дому? Вот почувствовали, что сейчас хатку сожгут? Я понимаю, что если иметь в виду под домом всю свою страну, «это Родина моя». Да? Или как говорил Есенин:
