Текст книги "Суд времени. Выпуски № 23-34"
Автор книги: Леонид Млечин
Соавторы: Николай Сванидзе,Сергей Кургинян
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 49 страниц)
Емельянов:Своего проекта у Троцкого не было, и это было очень ясно показано в его книге «Преданная революция». Он совершенно не понимал нашу страну, он не понимал её возможности. Ведь он там попытался прогнозировать, что случится в случае мировой войны, которая вот-вот должна произойти. Он считал, Советский Союз не сыграет никакой роли в этой войне, её судьба решится на фронтах мировой классовой борьбы, и что, в конце концов, в Советском Союзе восторжествует контрреволюционная бонапартистская реакция. То есть, он считал, в этой же книге, что революционные потенции рабочего класса исчерпаны, что партия вся разложилась, что молодёжь надо поощрять к бунтарству, что она…
Кургинян:А у меня есть несколько вопросов. А вот когда он всё время шлёт мессиджи, что против нас… у нас очень много союзников в армии… это как бы… есть ли это хорошо, с такой, я прошу прощения, моральной точки зрения, да? И вот эта Испания… всё, что там происходило и так далее…
Емельянов:Более того, он обращался в 1933 году с призывом к Центральному Комитету скинуть Сталина, устранить его в качестве полицейской операции. В 1935 году приезжает из секретариата Троцкого Зеллер, который рассматривает возможности, он прибывает сюда и привозит план покушения…
Кургинян:Нет, ну, когда он шлёт мессиджи публично, что у нас много сторонников в армии… «Дети не суйте пальцы в розетку» – сказала мама, уходя на работу. «Это идея!» – сказали дети. Смысл заключается в том, что он тем самым шлёт мессидж Сталину?
Листов:Совершенно верно. Если мы говорим о Троцком, то Троцкий, находясь в эмиграции, становится неким провокатором. Он провоцирует тот массовый террор, который происходит в СССР с 1937 года. Он постоянно апеллирует к неким…
Сванидзе:Виноват, т. е. это Троцкий виноват в терроре 1937 года?
Листов:Нет, он провокатор. Именно его сближение с армией, которой он когда-то руководил… Посмотрите, чем он занимался в Алма-Ате….
Кургинян:Простите, а Вы вот не знаете случайно, вот эта комиссия Далласа и другие, вот комиссии, в которые он… я плохо информирован, к сожалению, американские комиссии на которых его…
Листов:Совершенно верно. Вот эти его контакты постоянно с американским сенатом, где он постоянно рассказывает… Посмотрите по документам, там постоянно звучат фамилии Тухачевского, Корка, постоянно звучит Блюхер и т. д., он фактически называет постоянно тех людей в Красной Армии, на которых можно опереться в случае свержения Сталина.
Сванидзе:Спасибо.
Кургинян:Пожалуйста.
Листов:Это как прямой факт.
Сванидзе:Спасибо. Время.
Кургинян:Все?
Сванидзе:Прошу Вас, Леонид Михайлович, Ваш вопрос.
Млечин:Первый раз слышу, чтобы Сталин нуждался в хотя бы каких-нибудь оправданиях для уничтожения людей. Ну, ладно… Юрий Васильевич, давайте всё-таки мы с Вами продолжим уже третий день, если Вы не потеряли… не утратили к этому интерес.
Емельянов:Никоим образом.
Млечин:Да, они, в общем, грубо говоря, примерно все одинаково не понимали, как строить социализм, и строили его достаточно эмпирически, потому что, действительно, в классическом марксизме всё было по-другому. Но ничего, как было написано у Маркса, не получилось, они пытались ввести «военный коммунизм», отменили деньги, всё развалилось, государство практически перестало существовать. И они стали делать то, что они, вообще говоря, делать не собирались, конечно. Давайте мы с Вами согласимся с тем, что социализма в нашей стране не построили. Они там это называли то социализмом, то развитым социализмом, то уже почти коммунизмом построенным. К социализму это никакого отношения не имеет, поэтому разговор о том, что мог ли Троцкий построить альтернативную модель социализма, в принципе, на мой взгляд, не имеет вообще никакого смысла. Ну, какой же это социализм – бог знает что построили.
Емельянов:Леонид Михайлович, речь идёт не о том, чтобы построить альтернативный социализм, а альтернативный общественный порядок тому, что существовало…
Млечин:А Вы тут не об экономической ситуации?..
Емельянов:…а уже как это называется – давайте не будем спорить, а то мы будем спорить очень долго…
Млечин:А, хорошо, тогда уж позвольте, я сформулирую вопрос иначе. А, тогда не был ли спор, на самом деле, между Сталиным и Троцким, – если мы говорим сейчас тогда о надстройке, как любили говорить марксисты, т. е. об общественном, что Вы говорите – это был спор ведь о другом. Троцкий отстаивал что? Право на дискуссии, на обсуждения, на возможность высказывания свободного мнения, на критику… А вот этого-то Сталин ему и не позволил, и стране не позволил. И закончилось это печально не только для Троцкого, которого убили, а для всей нашей страны. Разве не в этом, вот в этой конкретной сфере, они спорили-то на самом деле?
Емельянов:Во-первых, Троцкий в роли демократа – это было такое смешное явление, что в 20-х годах его призывы к демократии, после того, как он уже говорил о «закручивании гаек», о милитаризации, – это было абсурдно.
Млечин:Извините, я Вас только хотел поправить. Он говорил, давайте уточним, он говорил о внутрипартийной демократии. Вы правы. Конечно, никакие демократы из большевиков не получались. Но они имели в виду внутрипартийную демократию, которая, на самом деле существовала. Вот это Троцкий хотел сохранить, а Сталин – уничтожить.
Емельянов:Если под демократией понимается только спор, в результате которого…
Млечин:Ну, это часть демократии.
Емельянов:Часть, да. Но только, фактически, отстаивалась право небольшой группы…
Млечин: Ну, партия – это так, приличная группа.
Емельянов:Да не партии, а вот тех, кто собирались там, вот всех этих секретарей ЦК. Но я напомню о другом. Опять возвращаясь к «Преданной революции». Что возмутило Троцкого в системе Сталина? Говорит: реабилитировали, реставрировали пятую заповедь моисееву – хулу против родителей. Его это возмущало… Т. е. те созидательные шаги, которое делало советское общество в тридцатые годы по восстановлению уважения к истории, к традиции, восстановление семейного очага – всё это вызывало у экстремиста Троцкого, у ультрареволюционера Троцкого ярость, ярость…
Млечин:Юрий Васильевич, я прошу прощения, я Вас, ей богу, не прерываю… Но Вы хотите сказать…
Кургинян:А что Вы делаете?
Млечин: …что Сталин восстановил уважение к семье?! Уничтожая родителей? Отправляя детей в детские дома? Это Вы считаете восстановление семьи? Я говорю сейчас не о начальстве, я говорю о русских крестьянах, вообще, о крестьянах Советского Союза, которых выселяли и уничтожали. Это восстановление уважения к семье?!
Емельянов:Но тогда…
Млечин: Это поощрение Павлика Морозова.
Емельянов:Но тогда … Вы возражаете против Троцкого…
Млечин:Да причём здесь Троцкий? Был изгнан уже давно из страны.
Емельянов:Оставьте в покое Павлика Морозова – его, в конце концов, убили. Вы всё время носитесь с этим…
Млечин:Я, вообще говоря, здесь не носился с Павликом Морозовым, кто помнит меня.
Емельянов:Я имею в виду…
Млечин:Извините…
Емельянов:Извините, опять-таки…
Млечин:…если я защищаю Павлика Морозова, то Вы защищаете человека, который создал атмосферу, в которой ребёнок шёл доносить на родителей, и это восстановление семейного очага!?
Емельянов:Да не шел он доносить – там был суд и его вызвали как свидетеля. Вот и всё.
Сванидзе:Спасибо.
Млечин:Ребёнка свидетелем против отца – где это видано?
Сванидзе:Спасибо. Сейчас короткий перерыв, после которого мы продолжим слушания.
Сванидзе:В эфире «Суд Времени». Мы продолжаем слушания. Прошу, сторона защиты, Леонид Михайлович, Вам слово.
Млечин:Я позволю себе заметить, что вот борьба за власть между Сталиным и Троцким, которую мы обсуждаем уже третий день – это было нечто большее на самом деле, чем борьба между двумя членами Политбюро ЦК ВКП(б). Это, в какой-то степени, с моей точки зрения, был вопрос о выборе пути. Я исхожу из того, что Троцкий, что бы про него ни говорили, никогда не стремился к роли первого человека, он никогда бы им не стал бы, даже не будь Сталин, и никогда бы… вообще, вопрос о том, что бы сделал Троцкий вообще не стоит. Троцкий, в борьбе со Сталиным отстаивал то, что он считал нужным по классике. Это означало, что да, внутрипартийная дискуссия. Да, может быть, это узковато, он не имел в виду дискуссию всей страны, но партия – это от партийной ячейки, партия – это, в том числе, комсомол, т. е. и молодёжь. Но, тем не менее, это моя версия, если позволите, я спрошу своих свидетелей, Зоря Леонидовна Серебрякова. Зоря Леонидовна, скажите, простой вопрос. Собирался ли Троцкий пожертвовать Россией ради мировой революции?
Серебрякова:Нет, мне кажется, что никаких оснований утверждать так нет. У меня отец всё-таки… Я тут говорю об этом просто потому, чтобы тезис Ваш подтвердить. Что отец был русский, связана абсолютно вся семья, всё с Россией, и сколько я помню и знаю – это для него всегда было чрезвычайно дорого и важно, всё. Он очень любил всё, что касалось Родины его. И для него Троцкий был огромным авторитетом. Кстати сказать, и в человеческом плане. Если бы он был такой неприятный, никогда бы он не вызвал такие чувства у человека, который столько времени с ним работал вместе и знал его достаточно близко.
Млечин:Спасибо большое. Можно буквально 30 секунд, Михаил Воейков. Будьте добры, скажите, пожалуйста, вот это крайне важный вопрос. Есть ли основания полагать, что Троцкий хотел пожертвовать нашей страной ради мировой революции?
Воейков: Это полный вздор! Никаких оснований нет. Троцкий сам писал: « Уверенность в том, что в России можно построить социалистическое общество большевики не искали, она им не нужна была, с ней нечего было делать. Она противоречила всему, чему они учились в школе марксизма».Т. е. в отсталой стране, крестьянской, социализм строить просто невозможно. И то, что мы в лучшие советские годы жили, но мы жили хуже, чем в Швеции живут, там так называемый шведский… Никакого социализма у нас не было… Сталин построил крепкое общество, такое… монархию народную. Народ, некоторый, его любил, кто не любил – те сидели, или отстреливали их. Так? Ну, все имели пайку какую-то… но никакого отношения это к социализму абсолютно не имеет. Другое дело…
Сванидзе:Завершайте.
Воейков: …если, как Вы говорите, было бы всё спокойно, был бы Рыков, не Сталин, Троцкий мог быть бы, как вот в Китае, Дэн Сяопин, и мы бы постепенно развивались. Но тогда мы бы были китайцами.
Сванидзе:Спасибо. Знаете, это тоже в порядке замечания, а не в порядке вопроса. Тогда, для руководства большевистской партии, революция мировая была гораздо выше, чем Россия. Да уверен, что хотел он этого. И Ленин хотел! Они говорили: да что там, вот когда в Германии рабочие поднимутся – вот это будет – да! А Россию можно подстелить под этот мировой пожар. Они все так считали!
Млечин:Нет, позвольте уточнить. Нет-нет. Конечно, они все, как классические марксисты, исходили из того, что революция должна победить…
Сванидзе:По Марксу, по Марксу, да.
Млечин:…во всем мире – иначе какой в этом смысл. Но речь не шла о том, что одной страной нужно пожертвовать, её там сжечь в пожаре. Об этом разговора не было.
Сванидзе:Нет, специально сжигать…Но они были готовы, в случае необходимости.
Млечин:Но они этого не сделали.
Сванидзе:Из этого они исходили, когда обсуждался вопрос Брестского мира. Вспомните! Все разговоры в Политбюро шли: ну, что, мы всё-таки точно здесь не удержим… Ну не удержим мы страну. Они ж были уверены, что проиграют Гражданскую войну. И тут же Троцкий говорил, что, фактически, уже проиграно. Фактически, уже мы лежим, только некому поднять…
Млечин:Нет! Извините, мне неудобно с Вами спорить, но Троцкий как раз, в отличие от Ленина, испугавшегося летом 1918 года, всегда верил, что он гражданскую войну выиграет – это первое.
Сванидзе:Но он этим непосредственно занимался.
Млечин:Второе – Троцкий не хотел подписать Брестский мир, потому что считал невозможным отдать земли России. А Ленин подписал не ради мировой революции, только чтобы сохранить власть, и больше ничего другого.
Сванидзе:Правильно! У них были расхождения, у Ленина с Троцким, по Брестскому миру.
Млечин:Не ради мировой революции…
Сванидзе:…но насчёт примата мировой революции над революцией российской и над Россией в целом – у них расхождений не было.
Млечин:Но речь не шла о том, чтоб уничтожить страну! Так звучит это. Этого не было!
Сванидзе:Спасибо. Прошу Вас, Сергей Ервандович, вопрос.
Кургинян:Скажите, пожалуйста, вот вы убеждены в том, что без мировой революции вы погибнете. Вот идёт дискуссия о построении социализма в отдельно взятой стране. Ну, не важно, что имеется в виду: социализм, не социализм, уклад. Не будем сейчас спорить – это совсем другая тема – был ли построен в СССР социализм. Мы сейчас говорим, что они говорят, что в одной стране они что-то могут построить. А другая часть говорит: не можем построить, без победы мировой революции ничего не может быть. Значит, вы убеждены, что без победы мировой революции ничего не может быть. Когда вы приходите к власти, что вы начинаете делать, исходя из этого убеждения? Ведь это же убеждение… мы говорим о дискуссии партийной. Ведь победа этой точки зрения на дискуссии означает стратегию, определённую линию? Так ли трудно её вообразить? Экспорт революции… И не кажется ли вам – вот не для дискуссии, а для выяснения истины… Как говорят, в спорах истина может так же гибнуть, как и рождаться. Поэтому, не кажется ли вам, что точка зрения на то, что без мировой революции никак, порождает некий наш вариант маоизма, т. е. «ультра». Вот всё то, что мы говорим всё время – «ультра».
Воейков: Ну, извините, я отвечу коротко. Вы говорите, не важно, что построить. Вот в отдельной… без мировой революции…
Кургинян:Я не говорю, не важно. Я говорю, что дискуссия на тему о том, социализм это или нет…
Воейков: Ну, что-то построили…
Кургинян:Что-то построили. Уклад. Вы сами сказали. Давайте будем спорить.
Воейков: Но то, что построили – жить там было невозможно!
Кургинян:Ну, не важно.
Воейков: Я извиняюсь, маленький пример. Вот то, что мы там построили, мы бы там сейчас жили, в тот период, сталинский… Вот, сегодня вечером, вот нас, троцкистов, послали бы на 10 лет без переписки…
Кургинян:Я понял… Я понял.
Воейков: Вас всех бы арестовали, а Млечину повысили бы чин, за то, что он организовал и выявил врагов народа.
Кургинян:Замечательно. Всё понятно. И что?
Млечин:( Смеется).
Серебрякова:( Млечину) Нет, ну, не надо… Это что-то…
Кургинян:Вот мы нечто построили… Услышьте меня. Это остроумно, но не более, с моей точки зрения. Скажите, пожалуйста, я о чём хотел спросить. Вот начинается «устаканивание» жизни. Теперь я говорю, что вот здесь, без мировой революции, делать ничего нельзя. Дело это швах. А я хочу что-то делать. Я беру весь этот ресурс, зажмуриваюсь, как-то его мобилизую и кидаю этот факел в мир. Потому что либо там зажжётся, либо не зажжётся. Вот, я обращаю ваше внимание, что, в каком-то смысле, это и есть маоизм. Или Линь Бяо, я не буду спорить.
Мне кажется, что Троцкий, в силу основной позиции дискуссии, а это ведь аргумент… Он постоянно говорил о том, что нельзя построить нечто в отдельно взятой стране – не выдержать нам. Он бы начал экспорт революции, очень мощной, без всякого обращения внимания на то, что он здесь строит. А Сталин что-то начал строить, потому что как сказал «в отдельно взятой стране», так и строй. Вот, не кажется ли Вам, что разница здесь как раз такая, и что, поэтому, в каком-то смысле…
Сванидзе:Время.
Воейков: В принципе, Вы правильно… Сталин построил.
Кургинян:Да.
Воейков: То, что построил – всем известно. Так? Но я против того, что Троцкий там занимался экспортом революции. Первая и единственная попытка большевиков была насчёт экспорта революции – это война с поляками в 1920 году. Троцкий и Карл Радек (был такой крупный деятель) – они единственные были в Политбюро, в ЦК партии, против этого похода.
Потому что нелепость была.
Сванидзе:Завершайте.
Кургинян:Ну, это не совсем так, я просто читал документы. Ленин тоже… очень сложную позицию занимал.
Воейков: Ленин – сложную, да, Ленин – сложную.
Сванидзе:Спасибо. У меня вопросы обеим сторонам. Прошу Вас, Юрий Васильевич, Вы сказали, что Троцкий предсказал, что эта вся история кончится бонапартистской реакцией. Не угадал ли? Нет? Разве не кончилось бонапартистской реакцией. Разве Сталин – это не в чистом рафинированном виде бонапартистская реакция?
Емельянов:Это было написано Троцким в 1936-37 годах, когда он мог бы это адресовать Сталину, но он имел в виду нечто другое. Он имел в виду именно классическую бонапартистскую реакцию, т. е. приход какого-то генерала, который устанавливает чистую диктатуру. Он бы мог сказать, что уже, уже состоялось – нет, он говорил о другом. Получалось, что он ещё ждёт прихода классического бонапартистского, контрреволюционного режима, в результате полного краха СССР. Всё-таки, он считал, что в СССР что-то есть, что-то строится – социализм, или какие-то предпосылки к этому есть, но всё это рухнет в результате полного поражения. Потому что он говорил: капиталисты, конечно, не допустят победы СССР, они объединятся с Германией и, конечно, Советский Союз рухнет.
Сванидзе:Спасибо. Вопрос Вам ( Млечину). Вы защищаете позицию: Лев Троцкий – упущенный шанс русской революции. В чём упущенный шанс?
Млечин:Я предполагаю, Ваша честь, что если бы…
Сванидзе:Потому что в чём худший из возможных сценариев – позиция Сергея Ервандовича абсолютно очевидна. Потому что сторона доказывает, что было бы хуже, чем при Сталине. Доказывает, что было бы ещё хуже. А какой… А что хотите сказать Вы?
Млечин:Я исхожу из точки, что хуже быть, в принципе, не могло – любой другой вариант был бы лучше. Я исхожу из того, что если бы Сталин был убран с должности руководителя, то возникла бы совершенно другая ситуация, в которой Троцкий точно не стал бы главой государства или партии.
Сванидзе:Вы это говорили… так при чём здесь тогда… почему же тогда… какие-то лучшие, по сравнению со Сталиным, варианты Вы связываете с именем Троцкого?
Млечин:А его идеи о необходимости внутрипартийной дискуссии, внутрипартийной демократии, обсуждения имели бы ключевое значение для российского общества. Это была бы нормальная жизнь. Понимаете, если можно обсуждать и говорить: эта концепция хороша тем-то и тем-то. Вот так, как у нас в зале!
Сванидзе:Я понял. Т. е. Вы это связываете с возможными усилениями демократического начала?
Млечин:Постепенно, бог мой!
Сванидзе:Спасибо.
Млечин:Никто не говорит, что это произошло в одну секунду. Двигались бы в нормальном направлении, жили бы сейчас в другой стране!
Сванидзе:Спасибо, спасибо, я понял. После короткого перерыва мы продолжим наши слушания.
Сванидзе:В эфире «Суд Времени». Мы завершаем третий день слушаний по теме личности и деятельности Льва Троцкого. Последний вопрос сторонам: какова роль Троцкого в истории и каково его влияние на современность?
Прошу, сторона защиты, Леонид Михайлович, Вам слово.
Млечин:Мне представляется, что Сталин не только приказал убить Троцкого и уничтожил практически всю его семью – он его стёр из истории. Такой есть альбом, на котором фотографии из истории революции. Вот такая фотография, там Ленин, Троцкий, ещё кто-то… ну, так, как она была сделана. А рядом – та, которая при Сталине – там нет Троцкого. Вот так он был вычеркнут из всей истории.
И хуже того – внедрилось в воспоминания что-то такое, что превратило Троцкого просто во врага человечества. Вот кого угодно готовы реабилитировать, только не Троцкого. Это мы наблюдаем на этом заседании тоже. Если можно, я хотел бы поговорить с Ириной Черновой, кинорежиссёром, автором фильма о Троцком, современном фильме. Вы – молодой человек, Ирина, скажите, пожалуйста, вот как Вы воспринимаете Троцкого сегодня? Будьте добры!
Ирина Чернова, журналист, документалист: Откровенно говоря, изучая Троцкого и сравнивая его со Сталиным, и для себя пытаясь ответить на вопрос, почему Сталину нужно было уничтожить Троцкого, я пришла к выводу, что Троцкий – человек идеи, Сталин – человек власти. И, как бывший семинарист, он прекрасно понимает, что в этом государстве должна быть идея некая, движущая. Он прекрасно понимает движущую роль религии. И вот этой религией он делает ленинизм, коммунизм. И ему нужно стать как бы наследником, вот, того бога, бога – Ленина. Сталин должен быть его единственным… ну, как у Ленина… ой, у Иисуса Христа были пророки, вот и… Сталин… и один Иуда… вот Сталин, скажем так, превратил всех последователей, сподвижников Ленина в Иуд, а он один остался пророком.
Вот даже Клим Ворошилов написал в 1929 году статью, в которой он говорил о том, что Сталин – создатель Красной Армии, победитель в Гражданской войне. Константин Устинович Черненко (мы помним, был у нас такой правитель) в 1942 году в Красноярске издаёт книгу, в которой пишет о том, что Сталин, будучи в туруханской ссылке, ему принесли… или привели его к больному крестьянскому мальчику, Сталин коснулся руками этого мальчика, подержал его за руку, и мальчик чудом выздоровел. Вот. То есть ему уже начинают приписывать всякие… какие-то там чудесные… ну, как святому.
Но есть человек, где-то там за тридевять земель, вот этот самый Троцкий, который знает, что всё это не так. Что революцию сделал не Сталин. Что Сталин не был ближайшим сподвижником Ленина. Что Сталин не тот, за кого выдаёт себя. Да, и этот человек– Троцкий. И, соответственно, Сталину нужно этого человека уничтожить.
Чем ещё был опасен Троцкий для Сталина? Троцкий прекрасно понимал и говорил об этом, что Сталин и Гитлер – близнецы-братья. Что если бы не Сталин, может быть Гитлер и не родился бы. Потому что это вина… вина Коминтерна…
Кургинян:В прямом смысле?
Сванидзе:Имеется в виду, конечно, не в физическом смысле.
Чернова: …не в физическом…
Кургинян:А как?
Чернова:…а что Гитлер не пришел бы к власти.
Сванидзе:Полминуты осталось.
Чернова:Троцкий призвал коммунистов Германии объединиться с социал-демократами для того, чтобы противостоять Гитлеру…
Млечин:А Сталин требовал, чтобы с социал-демократами дела иметь не могли.
Чернова:…Да, дела с ними иметь невозможно, потому что они представители буржуазии мелкой, лавочников и тому подобное…
Млечин:Тем самым помогли. Ирина, я хотел бы всё-таки, чтобы послушали… Вот вы нашли этот… Ваша честь, если можно, в качестве доказательства…
Сванидзе:Пожалуйста.
Млечин:Я даже не знал о существовании этого. Голос самого Троцкого.
Материалы по делу.
Из выступления Льва Троцкого перед красноармейцами: «Товарищи солдаты Красной Армии! 8 марта этого года пришёл ко мне в народный комиссариат по военным делам, старый татарин Бурлаев, родом из Самарской губернии. Явился он в Москву, по воле своих односельчан – трудовых татарских крестьян и со слезами на глазах благодарил Советскую власть за освобождение Самарской губернии от банд».
Млечин:Если можно, последнее что я хотел, чтобы мы показали – это документ о реабилитации Троцкого. Ну, это фантастический документ. Я тоже не подозревал о том, что он существует. Но, действительно, поскольку он был внезаконным образом осуждён Особым совещанием, так называемым, был такой внесудебный орган в 27-м году – вот видите, Особое совещание при коллегии ОГПУ – и был выслан в Сибирь, то на основании Закона о реабилитации жертв политических репрессий он реабилитирован. Иначе говоря, у российского государства и российского правосудия нет никаких претензий к товарищу Троцкому.
Демонстрируется справка о реабилитации. Справка прокуратуры РФ за 1992 год. Подписана: помощник Генпрокурора РФ Г. Ф. Заславская?
Сванидзе:Спасибо. Прошу Вас, Сергей Ервандович, Ваши вопросы.
Кургинян:А мы говорим о каких-то претензиях правосудия к Троцкому? Мы говорим об исторической роли и о чём-то ещё. Я автора фильма хотел бы спросить. Скажите, пожалуйста, а вот для Вас вообще, в общем виде, не по отношению к Сталину или кому-то, для Вас существует проблема постреволюционной стабилизации? Вот возникает революция, льётся кровь, меняется уклад, да, как ещё говорят, повивальная бабка истории – всё это в крови. Потом вот революционерам надо что-то стабилизировать. Вот эта проблема общая, эта необходимость это делать, вот то, что назвал Есенин:
Страну в бушующем разливе
Должны заковывать в бетон…
Вот эта проблема существует?
Чернова: Ну, конечно.
Кургинян:Теперь у меня к Вам вопрос. Троцкий мог начать заниматься постреволюционной стабилизацией?
Млечин:И занимался даже…
Кургинян:Как?
Чернова: Ну, он этим и начал заниматься.
Кургинян:Когда, на каком посту?
Чернова:Как…
Кургинян:Вот когда говорил Леонид Михайлович о том, что он как-то растерялся, после конца Гражданской войны, я понимаю…
Чернова: Нет, он действительно растерялся, наверное, он не в той мере…
Кургинян:…потому что нужно заниматься стабилизацией.
Чернова:Но ведь ни у кого тогда и не было опыта строительства такого государства – государства нового типа.
Кургинян:То есть Вы считаете, что он мог быть стабилизатором?
Чернова: Он мог быть, конечно! Тем более что он был, в общем-то, интеллигентный человек, у него было прекрасное образование, он владел…
Кургинян:Это не вопрос интеллигентности, это вопрос внутреннего желания наводить порядок, заниматься стабилизацией, или продолжать революцию! Ведь, чтобы стабилизировать Советский Союз или Красную Россию, нужно принять концепцию отдельно взятой страны. Что бы он стал стабилизировать, если у него этой концепции не было? И, если бы он не стал стабилизировать, то не превратилось ли это тем самым в супер-гулаг?
Чернова: Вы знаете, вообще, он всегда… Из того, что писал – он, в общем-то, примирялся с некими обстоятельствами. Он их принимал, некие обстоятельства…
Кургинян:То есть Вы отстаиваете версию, что он – стабилизатор, да, такой? Вот он сам о себе говорил, что он – обратное.
Чернова: Вообще, он – революционер.
Кургинян:О! О! О!
Чернова: Он – революционер, прежде всего.
Кургинян:Хорошо… Теперь следующий вопрос. Скажите, пожалуйста, вот когда говорят о том, что кто-то помог так Гитлеру прийти к власти. Вообще-то говоря, каков был механизм прихода Гитлера к власти? Это очень важно, подчёркиваю.
Чернова: Парламентские выборы.
Кургинян:Нет.
Чернова:Прежде всего…
Кургинян:Чрезвычайные законы Гинденбурга. Это огромная ошибка.
Млечин:Свидетель абсолютно прав, сказав, о том, что раскол между коммунистами и социал-демократами в Германии Веймаровской был роковым для этой страны. Потому что вместе они составляли бы большинство в любом составе парламента. А усилиями Сталина и Коминтерна этот союз был исключён! И поэтому нацистская партия сумела получить относительное большинство, относительное! И потому Гитлер получил право сформировать кабинет министров и пришёл к власти, а дальше, уже захватив власть, он её, конечно, из рук не выпустил. Таким образом…
Кургинян:Гитлер никогда бы не пришёл к власти парламентским путём. Я хочу просто…
Млечин:Он пришёл к власти парламентским путём.
Кургинян:Вы – великий полемист.
Млечин:Получил большинство мест!
Кургинян:Но я хочу, чтобы Вы знали, что Гитлер пришёл к власти через чрезвычайные законы Гинденбурга.
Млечин:Да какие?
Кургинян:Гинденбург привёл Гитлера к власти!
Млечин:Да ничего подобного… Вынужден был дать ему возможность сформировать правительство как лидеру победившей фракции!
Кургинян:Рейхсканцлером он стал позже.
Млечин:Ну, историю хотя бы немножко надо знать. Ну, невозможно ж так. Трудно уже становится.
Сванидзе:Прошу Вас, Сергей Ервандович, Вам слово. Ваш тезис, Ваш свидетель.
Кургинян:Мы сейчас обсуждаем место Троцкого в истории и каково его влияние на современность. И я всегда в этой связи задумываюсь, а почему… откуда вот приписывание Троцкому того, что ему так не свойственно, чего он сам никак не хотел бы, чтобы о нём говорили. Вот этой умеренности, оппортунизма, ревизионизма и всего прочего.
И здесь я хотел бы… вдруг я наткнулся на него, случайно, на это доказательство. Его таким историческим, в строгом смысле, нельзя считать, но политическим, наверное, можно. Я бы хотел, чтобы просто все вчитались.
Пожалуйста, доказательство № 12.
Материалы по делу.
Из немецкой газеты Die Welt от 20 августа 2010 года (к 70-й годовщине убийства Троцкого): «Один из вождей революции и главнокомандующий Красной Армии, он напрямую отвечает за массовые убийства. Можно ли прославлять человека, запятнавшего себя такими преступлениями? Конечно, нет. Но его труд в конце жизни привел к концу того ужаса, который он помогал создавать. „Я часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо“, – произносит Мефистофель. Против своей воли один из отцов-основателей СССР сделал для крушения коммунизма не меньше, чем Михаил Горбачев и Лех Валенса».
Кургинян:И мне кажется, что вот это желание увидеть в одном из самых кровавых деятелей русской революции некий либерально-вестернизированный позитив связано с тем, что вот это чувствуется. Может быть, это не осознается до конца, но это чувствуется. И здесь возникает вопрос – для кого что. Вот для меня то, что он сыграл эту роль, делает его одним из страшных сценариев. А для кого-то это говорит, что это – упущенный позитив. Но это примерно так. Это первое.
Второе – ну, что такое троцкизм мы знаем. Троцкизм, неотроцкизм. Как это он ничего не оставил? Он как раз очень много оставил! Он оставил революционный радикализм во всех странах мира! Все радикалы движутся под его флагом. Тот самый радикализм, который он хотел навязать стране и который, как я опять говорю, я убеждён, привёл бы к ультрапоследствиям. Ультра! Этот же радикализм он экспортировал во весь мир, и все знают, что такое троцкизм или неотроцкизм. Это второе.
И теперь я бы хотел, чтобы два моих свидетеля – Курёнышев Андрей Александрович и Листов Ярослав Игоревич – подтвердили или опровергли это моё представление.
Курёнышев: Ну, мне кажется, что вот такое гипертрофированное, конечно, возвеличивание личности Троцкого, популярность его в определённых кругах лишний раз доказывает, что основную угрозу западному капитализму нёс Советский Союз во главе со Сталиным, и поэтому нужен был, и до сих пор он нужен, так сказать, именно как контраргумент, как, якобы возможный, альтернативный путь. Но я хотел бы сказать, конечно, об этом пути два слова.
Действительно, мировая революция. Когда говорят, что попыток её не было, то забывают и о походе… о приказе, вернее, который давал Раковский на Украине, и о войне с Грузией 1921 года. И о том самом казачьем корпусе, который направлялся в Индию для подрыва мирового империализма, и т. д. и т. п.
