Текст книги "Пророчество королевы Севера"

Автор книги: Лара Делаж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 42 (всего у книги 42 страниц)

Послышался шорох и глубокий вздох с места, где расположилась жена гончара. Как будто она поняла, что сделал Родри – женщина встала и пошла к нему. Раздались звуки борьбы...

Старик был еще крепок. Вжавшийся в стену Водан понял, что он оттолкнул подошедшую так, что она упала, и сурово сказал:

– Мужу твоему уже все равно, а дите жить должно... Ешь!

– Нет!.. Нет!.. Нет!.. – плакала Мартина, всхлипывая все громче и громче. – Нет!

– Как хочешь, – Родри отошел от нее и начал громко чавкать в темноте. – Водан, иди поешь...

– Что поесть? – выдавил мальчик из себя. – У нас ведь нет... нет еды...

– Не было... появилась, – старик что-то жевал. А потом сурово сказал: – Не хочешь есть, Мартина, потеряешь младенца своего.

Снова раздался плач вдовы... Она поползла на свое место. Водану уже не нужен был свет, чтобы следить за передвижением своих товарищей по несчастью в склепе. Ребенок плакал и плакал... Кажется, прошла целая вечность, когда жена умершего гончара вдруг глухо и громко сказала из своего угла:

– Ешьте... ешьте его, – и повысила голос: – Мальчик... Муж мой наказал тебе отомстить... за всех нас... за него... Иди, ешь.

– Что есть? – по-прежнему не понимая, прошептал Водан, внутренне сжимаясь.

– Иди, ешь... труп.

Они потеряли счет дням... У них теперь были и вода, и еда. Он не прикасался к еде, но ели ее уже все, кроме жены гончара и его, Водана. Ребенок перестал плакать, но умер вскоре... Однажды все проснулись от безумного крика Мартины:

– Нет!.. Нет!.. Нет!

Старый Родри подскочил к ней и сказал громко, обращаясь ко всем:

– Умер!.. Умер малец...

– Нет!.. Нет!.. Нет!.. – продолжала кричать Мартина, вскочила, вдруг бросилась к подземному ходу, и ее удаляющиеся быстрые шаги, зашлепавшие по воде, раздались во мраке, затихнув вдали.

Никто не шевелился... Долго ничего не было слышно. Снова шаги – на этот раз приближающиеся, – женщина шла и плакала в голос:

 – Ход завален! Они засыпали канализационный сток! Мы замурованы!

Все вскочили и бросились туда, откуда только что вернулась Мартина. Миновали труп гончара – вонь была невыносима даже для них, уже привыкших и к газам из-под земли, и к сырости, и к запаху собственных фекалий и мочи... Держась друг за друга, гуськом, они шли в кромешной мгле, снова погрузившись в воду. И только сейчас поняли, что вода больше не текла! Это уже была стоячая вода – вход, которым они воспользовались, засыпали...

Развернулись, снова пересекли большую залу подземного склепа, прошли мимо трупа и направились уже в другую сторону, откуда спустились мужчина и женщина. И там их постигло то же самое: гора битых черепков, обрушившаяся сверху, засыпала вход в подземелье.

– А-а-а-а-а!!! – закричала Мартина так страшно, что у Водана закружилась голова и пустой много дней желудок скрутило адской болью.

Все было кончено... Все было напрасно, смерть настигла их.

Вначале умерла жена Родри, а старик, вероятно, сошел с ума, потому что сейчас ел не переставая, вгрызаясь в ее мертвое тело. Потом он начал стонать:

– Больно!.. Больно!.. Больно! – катался по полу из-за болей в животе и снова ел, и оправлялся там, где ел, а потом вдруг замолк...

Водан вдруг вспомнил, что давно не слышал голос жены гончара... Она так и не сказала, как ее зовут. Он пошел на ощупь к тому месту, где она всегда сидела – пошел молча, крадучись, пока не наткнулся на что-то холодное и мокрое, раздувшееся и мягкое... Она тоже умерла.

Вонь вокруг стояла нестерпимая. Сошедшая с ума Мартина пела тоненьким голоском младенцу, труп которого разлагался в ее руках, и время от времени говорила:

– Ешь!.. Ешь!.. Ну пожалуйста, ешь! Почему ты не хочешь грудь? Она ведь полна молока!..

Водан забыл, кто он и как его зовут. Он забыл глаза своей матери и имя своего брата. Но он хорошо помнил того мокрого полуголого человека, который ворвался в дом, чтобы убить их всех... И помнил имя – Варг...

Он открыл глаза... Что это? Откуда-то доносился топот маленьких ног. Встал и пошатнулся... Кружилась голова, но она кружилась уже постоянно. Мальчик упал и пополз на четвереньках, снова растянулся всем телом и потерял сознание, наткнувшись на что-то, что раньше было кем-то из живых. Вновь открыл глаза, пришел в себя. Писк и топот маленьких лап приближались. Водан вдруг явственно услышал в своей голове слова: «Ты должен выжить. Ты должен стать воином. И ты должен отомстить. Боги выбрали тебя. Ты – единственный уцелевший... А теперь иди... иди туда, куда бегут крысы».

Водан начал зубами рвать отвратительную, вонючую, слизкую плоть. Проглотил и почувствовал, как внутри все сжалось резкой, раздирающей болью... Мартина больше не пела. Умерла? Это уже не имело значения...

Он молча пополз туда, где шли крысы, повинуясь безотчетному чувству, не думая ни о чем и уже не ощущая ничего: ни ужасной боли в желудке, ни ран от раздираемого камнями тела.

Водан полз на звук маленьких лап, то и дело теряя сознание. Все его иссякающие силы, вся его угасающая жизнь превратились в этот последний порыв, последний рывок... Он не заметил, как вновь потерял сознание и пришел в себя от боли – страшной, ужасной боли в ухе. Закричал и сам себя не услышал, но почувствовал, как побежали по нему маленькие, теплые, колючие лапы...

Ощупал голову: вместо одного уха была яма, мокрая и невероятно болезненная. Крысы начали есть его живым... Мальчик снова сделал последний уже рывок туда, куда ушли крысы, и протиснулся в какой-то невероятно узкий, заваленный чем-то острым лаз. Он не помнил больше ничего...

Водан очнулся от покачивания и боли. Кажется, болело все: каждый дюйм тела, болели даже мысли... Его по-прежнему окружала темнота, что-то сдавливало голову, которая разрывалась от шума пульсирующей крови.

Кто он? Где он? Он умер? Он жив? Нечто коснулось его пересохших, покрытых коркой губ... Что это? Он вспомнил – вода! Чистая, прохладная вода! Кто-то пытается влить ее ему в рот... Мальчику удалось сделать несколько глотков, прежде чем снова провалиться в беспамятство... Откуда-то издалека донеслись слова: «Неужели выживет?» Другой голос что-то ответил, но окончания разговора Водан уже не слышал...

Варг сжимал в ладонях лицо Эды. Какие холодные щеки, как лед... какая тонкая кожа... Он видел синие спавшиеся вены на шее. Нет! Нет! Нет! Только не это! Она жива?.. Или она уже умерла?

Когда он увидел ее, лежащую под кустом калины в луже крови со стрелой в груди, он снова забыл, кто он и что делает в этом мире. Он забыл про брата, он забыл про всех его солдат. Он уже не помнил, о чем говорил с Тимуром и что собирался сделать. Он весь был с ней – в ней была вся его жизнь, в ней заключался весь его мир.

Сколько ненависти всегда клокотало в его груди! Сколько ненависти... Ненависть, которая была его другом, которая питала его столько лет... У ненависти есть сила – ненависть дала ему возможность пережить все, что случилось с ним. Но любовь, только любовь заполняет сейчас все его существо... У кого больше силы: у ненависти или у любви? Он попытался возненавидеть ее смерть и не смог... Только любовь...

Во все времена смерть была богиней. Ей поклонялись, ей приносили жертвы, у нее просили так много... Он никогда ничего не просил ни у кого – ни у людей, ни у богов. Сейчас он разговаривал со смертью: «Смерть, я знаю, ты всегда рядом. Ты стоишь у каждого за левым плечом и ждешь своего часа... Но не сейчас, не ее. Возьми меня, возьми все, что хочешь, но оставь ей жизнь!»

Он молился... Он столько лет не молился, он забыл, что это и как это делают. Кому он молится? Смерти... Откуда в нем столько любви? Неужели она, смерть, заберет у него эту красивую тонкую женщину с лисьей косой и светло-бронзовой кожей? Он никогда никого не любил так, как Эду – ни мать, ни отца, ни брата, ни Веронику, ни их детей...

«Я люблю ее, я так ее люблю! Я никого и никогда не любил до нее, мне это только казалось... И теперь, когда я узнал, что такое любовь, ты не можешь ее забрать! Не сейчас, пожалуйста! Не сейчас... Ты не можешь ее взять... нет... Она тоже твоя слуга, она сеет смерть вокруг, она безжалостна... Ты не можешь убить саму себя. Ей неведома любовь... Ей была неведома, до меня... Она любит меня! Неужели она пришла в этот мир только затем, чтобы узнать что такое любовь и умереть? И это единственное ее предназначение в этом мире? Возьми меня, возьми моих друзей, возьми жизнь моего брата, – он понимал кощунство своих мыслей, но не мог прекратить этот разговор со смертью, – возьми все, все... Мое тело давно не имеет ценности... ни мой разум... ни моя жизнь... Ничто не имеет ценности, кроме ее жизни! Возьми мою память. Я отрекаюсь от себя... Мое прошлое... моя ненависть... возьми все, что у меня есть. Ты видишь, я наг перед тобой! Смерть, возьми все, что ценно для меня: мои воспоминания, мою прошлую жизнь, глаза моих растерзанных детей, тело моей первой жены... Я никого не любил и никого не люблю кроме нее. Души всех убитых мною – воинов, женщин, мужчин, армейских, мирных жителей – возьми все, только оставь ее. Не сейчас, не на моих глазах... После меня, пожалуйста, после меня!»

 Он не понимал, откуда капала вода на ее уже посиневшее лицо. Голубоватые капли на голубой коже... Он не помнил, как он поднял ее распластанное тело и прижал к себе, кто заставил его сесть на коня и повернуть к лагерю. И ни в коем случае не трогать, ни в коем случае не трогать торчащую из груди стрелу!

Кавада... Кавада приехала сегодня. Она лекарь... Она хороший лекарь. Она должна ее спасти...

Варг не помнил, как он прискакал в лагерь, прижимая Эду к груди... Откуда вдруг взялось все: простыни, покрывала, сама Кавада в мужской, короткой на нее одежде, с поцарапанными кистями и такими непривычно короткими волосами, все время вылазившими из-за ушей и падающими на щеки... Кто и как отобрал его сокровище из рук и уложил его жену на землю? Кто и что делает с ней?

«Вернись! Вернись! Вернись... вернись... вернись... вернись...» – Варг потерял ощущение времени, места, ее холодного лица в своих ладонях. Где это он? Камни... черные камни вокруг. Он почувствовал холод, смертный холод на своем лице. Не ветер, нет – просто смерть... Увидел Эду, идущую меж камней вдаль... «Эда! Эда! Эда!» – он бежал за ней и не мог ее догнать, ноги вязли в клочковатом тумане. Варг плакал, и слезы катились по лицу.

– Эда, не оставляй меня... или возьми с собой!

Она обернулась, пустые янтарные глаза смотрели сквозь него и ничего не видели...

– Мама! – закричал вдруг тонкий голос, – Мама... мама... не уходи!

Они повернулись на голос оба: он и она, уже почти окутанная серым туманом. К ним откуда-то со стороны, где с шумом текла быстрая вода, бежал ребенок с льняными волосами и глазами цвета зеленого льда... Ребенок? Откуда тут взялся ребенок? Варг испугался, что пока он смотрит на малыша, Эда исчезнет. Он слышал голос, зовущий: «Мама, не умирай! Пожалуйста, не умирай!» – но смотрел только на нее, исчезающую в вязком тумане.

Что-то произошло, в его руках появилась сила... Он раздвигал завесу серого тумана, который вдруг перестал сгущаться. Он шел сквозь пелену, как будто это был поток воды, поглощающий ее. Ребенок исчез из виду... Вся его сила, вся его воля были направлены на борьбу с этим туманом. Варг приближался к Эде, он видел уже ее безжизненные глаза – они смотрят и не замечают его... Его кисть прошла сквозь руку призрака. Он заключил ее в объятия и почувствовал, что она принимает форму.

 Воздух уплотнялся, превращаясь в камень. Кто-то коснулся его бедра... Взгляд Варга скользнул вниз: светлая головка, кольцо маленьких ручек обнимает ноги Эды.

– Мама, не умирай! Я не хочу! Я хочу жить! Мама!!! – ребенок поднял зеленые глаза, полные слез.

Время остановилось, мир замер... Она принимала объем и плотность в их объятиях...

Сквозь туман забытия прорвались слова Кавады:

– Держите ее! Держите крепче! Она жива! Она возвращается!

Варг еще раз сжал ее лицо между ладонями... И услышал этот крик – крик смертельно раненого животного. Он даже не понял, откуда идет этот звук... И тут закричал Тарис, прижимающий плечи его любимой к земле, чтобы тело не двигалось, пока Кавада извлекала стрелу.

– Сердце! Сердце бьется!

Услышал и не поверил, сжимая по-прежнему крепко недвижимое лицо между ладонями.

– Держите ее, держите, держите, – захлебываясь в словах, шептала Кавада. – Вот он... вот он... я достала его... Этот наконечник... он не был отравлен... Наконечник не был отравлен!

Тело Эды оживало под ее руками, напрягаясь, сотрясаясь в конвульсиях – сильное, живое тело. Сила и жизнь возвращались в него. Тарис сжал плечи раненой с такой силой, что вдавил их в землю. Дван лег ей на ноги, прижавшись головой к бедрам, чтобы она не могла двинуться. Эда была жива, она билась в их руках... Они крепко держали ее, не давая пошевельнуться.

– Держите ее! Держите! Держите! – уже кричала Кавада, заливая что-то тягучее, моментально твердеющее в дыру на правом плече, сразу возле грудины. – Держите ее... держите ее... держите ее... Она не должна двигаться!

Снова этот крик... Это Эда так умеет кричать? Она кричит, она мучается... Боги, какое счастье – ей больно! Она жива!