Текст книги "Пророчество королевы Севера"

Автор книги: Лара Делаж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 42 страниц)

Эпилог
 ЛАНДОС ОБРЕТАЕТ ПОКОЙ

По совету хозяина-оборотня Ирвен и Эрик дали лошадям свободу, и те вывели их через лес к роще березовых деревьев, распадающихся на несколько стволов от одного корня. Здесь животные забеспокоились, но рыцарь уже хорошо помнил дорогу: через болотце и холм вниз, к высоким дубам.

Кони вскидывали головы, заметно нервничали, не хотели переходить трясину, и людям пришлось пустить в ход хлысты. Когда путники пересекали болото, следя, чтобы лошади не ступали в сторону от черной тропы, на вершине противоположного холма показались три фигуры – два человека и пес. Один из людей, повыше и постройнее, был одет в старый потрепанный костюм, весь в дырах, а второй напоминал гриб коренастой комплекцией. Высокий повернул голову с пустыми глазницами в сторону низкого:

– Фада, переходи границу с братом. Если не хочешь уходить, будешь хранителем дубов. Следи, чтобы никто не причинял им вреда. О плате потом договоримся. Времени у нас теперь с тобой достаточно, целая вечность. Животные будут тебя чувствовать, а некоторые и видеть. Держи мальчика сзади. Если он сможет стать медведем, не выпускай его за дубы. И уведи брата, а то вдруг зверь забудет, что он человек. Понял?

Низенький кивнул, повернулся и растаял в воздухе. Страж свистнул собаке и пошел вдоль вершины холма, словно следуя невидимой границе...

Ирвен и Эрик наконец пересекли болото. Лошади перестали нервничать, быстро взобрались на холм. Отсюда была хорошо видна дубовая рощица. Тропинка вела через нее, пересекая наискось. Моряк, едущий первым, послал коня вниз, но тот вдруг не повиновался и пошел вдоль холма, спустившись в заросли папоротника в стороне от дубов. Как рыцарь ни пытался остановить своего мерина, он лишь порвал ему губы.

– Не мучай животное, – сказал Эрик неожиданно глухим и низким голосом. – Видишь, рот ты ему уже разодрал.

Ирвен внимательно посмотрел на мальчика. С самого утра, когда они проснулись, хозяйка поднесла им дымящийся ароматный травяной напиток, а хозяин сказал: «Не езжай на север. Ступай на Монатаван. Там, в армии, есть женщина из ордена Ваара. Будешь ей служить до скончания дней своих». Моряк вспомнил девушку со светлой косой и раскосыми желтыми глазами, ушедшую с войском, и сразу понял, что речь идет об Эде. Ему не нравилась идея, высказанная хозяином дома, но спорить он поостерегся. А Эрик первым же глотком поперхнулся, закашлялся, полиловел лицом и долго задыхался. А когда пришел в себя, потерял голос и стал говорить низким басом, как будто был взрослым мужчиной.

– Ты на свою лошадь вчера положился? И она тебя вывела в безопасное место. Не спорь с животным. Оно видит, слышит и чувствует больше, чем видишь, слышишь и чувствуешь ты.

Ирвен не нашелся, что ответить – послушался, отпустив поводья. Кони сделали большой круг, осторожно ступая широкими копытами, спустились в низину за дубами, вошли в высокие, выше человеческого роста, заросли папоротников и остановились как вкопанные. Эрик первый спешился, обернулся кругом. Рыцарь, стоя уже на земле, увидел его глаза: зрачки мальчика стали такими большими, что почти закрыли голубую радужку. Он раздувал ноздри, принюхиваясь к чему-то...

– Человек... охотник... и то, что было человеком – там, – мотнул головой вверх.

Ирвен почувствовал, как по его коже пошла дрожь. До последнего момента, возвращаясь мыслями к событиям вчерашнего дня и сегодняшнего утра, он надеялся, что все это лишь сон. Было бы лучше, чтобы случившееся за последний день ему приснилось. Разум отказывался принимать эту чертовщину. Неужели все это было на самом деле? Они встретили мертвого Стража? Им открыли вход в Иномирье? Они познакомились с человеком с кабаньей головой и его женой? И Эрик тоже оборотень? Как будто что-то подтолкнуло его в спину.

– Погоди, – он отодвинул рукой подростка. – Держись за мной.

И тут же вспомнил, что он не охотник, как Фада. Сумеет ли он неслышно передвигаться по лесу? Вдруг его брат действительно мертв, и кто-то охотится за ними, как не дать себя обнаружить? Мальчик продолжал втягивать воздух в раздувающиеся ноздри, как пес, берущий след. Ирвен подумал, что в его лице появилось какое-то звериное выражение, но тут же отмахнулся от этой мысли. Не нужно стараться увидеть то, чего нет. Замер...

Ничто не нарушало движения воздуха, но что-то странное творилось там, впереди. Ему показалось, или листья высоких, с человеческий рост, папоротников дрогнули, расходясь в разные стороны, словно приглашая его следовать по открывающемуся пути? Моряк осторожно ступал, следуя в направлении дубовой рощи. Эрик так бесшумно следовал за ним, что он даже несколько раз обернулся: не исчез ли спутник? Ему удавалось двигаться совсем неслышно. Перед выходом из зарослей какое-то внутреннее чутье заставило рыцаря остановиться, и он тут же услышал легкий шорох. Оглянулся и увидел совершенно черные немигающие глаза мальчика... Тот едва заметно мотнул головой в сторону самого высокого дуба, возвышающегося над тропинкой. Здесь они оставили вчера Фаду.

– Они там, оба...

Ирвен скорее читал по его губам, чем слышал слова.

– Не ходи. Слышишь? Останься здесь. Жди меня, – приказал Эрику и, вытащив из ножен короткий меч, начал подниматься по тропинке.

Его можно было легко заметить, когда он вышел из зеленых густых зарослей. Шел, поворачиваясь из стороны в сторону, уже не стремясь беззвучно ставить ноги. Пытался контролировать, что происходит вокруг, старался заметить малейшее движение веток, услышать еле слышимый шорох. Эрик остался в кустах папоротника. Ирвен все время наблюдал за кроной дерева... Когда он поднялся на пригорок, увидел то, что ожидал и чего боялся: на тропинке, раскинув руки и ноги, в темно-коричневом пятне лежал Фада. И его уже посиневшее лицо страшно белело, обрамленное темной бородой. Увидев труп, рыцарь на минуту забыл осторожность, бросился вперед, но какая-то сила словно толкнула его. Ирвен упал на землю, и тут же стрела вонзилась в то место, где он стоял. Моряк спрятался за ближайший ствол, однако заметил, откуда был произведен выстрел.

Охотник действительно затаился в кроне дерева, на которое указал ему Эрик. Рыцарь достал арбалет и вложил стрелу. В воздухе звенела тишина, птицы перестали петь, ощущался еле слышный запах тления.

Ирвен сделал шаг в сторону и, почти не прицеливаясь, выстрелил в крону дуба. Тут же снова спрятался за дерево. В то же мгновение длинная стрела вонзилась в шаге от него.

Сколько они могут так перестреливаться? Северянин снова зарядил арбалет. У кого больше стрел: у него или у охотника, притаившегося на дереве? Ирвен сделал еще три попытки ранить или убить человека, спрятавшегося в густой листве, но снова безуспешно. И каждый раз сам едва уклонялся от выстрела. Последний раз стрела порвала куртку, и он замер за своим укрытием.

Раздался шум, кто-то поднимался к ним из зарослей папоротника. Ирвен увидел небольшого белого медведя и не поверил своим глазам... Снова быстро зарядил арбалет и начал следить глазами за кроной дерева, но листья были неподвижны.

Зверь вышел на тропу, обнюхал лежащий труп и лапой откатил тело с дороги. Поднял голову и посмотрел вверх. Человек, спрятавшийся на дереве, себя не выдавал. Рыцарь почти наполовину высунулся из развилки ствола и взял на прицел место, откуда заметил вылетавшие в него стрелы. Медведь на минуту замешкался и полез на дерево. В ветвях произошло какое-то движение, и моряк отчетливо увидел коричневое пятно кожаной одежды среди темно-зеленой листвы. Прицелился и выстрелил... И в тот же момент послышался сдержанный крик, и раненый человек, не удержавшись, упал прямо туда, где перед этим лежал труп.

Невысокий гибкий мужчина, одетый в темно-коричневую кожаную одежду с прикрепленными на теле дубовыми ветками, тут же вскочил, схватившись за бедро, откуда торчала пущенная Ирвеном стрела. Зверь зарычал и бросился на упавшего. Тот вытащил нож и полоснул по голове животного. Рыцарь боялся стрелять, чтобы не ранить медведя. А тот встал на задние лапы, а передними схватил человека под поднятыми руками, сжав так, что раздался звук ломающихся костей. Охотник еще раз взмахнул ножом.

– Не убивай его, – закричал Ирвен, бросаясь на тропу. – Его надо расспросить!

Но было уже поздно: когти зверя, скользнув по грудине, разорвали шею и выкололи глаз. Человек кричал, извиваясь в лапах животного, залитого кровью. Моряк подскочил к ним, схватив медведя за плечо. Тот зарычал, обернув к нему свирепую голову с черными глазами, и наотмашь ударил по груди так, что рыцарь улетел в кусты.

Он перевел дыхание и поднялся. Зверь, оскалившись и обнажив клыки, рвал шею жертвы. Кровь струилась с его зубов и рассеченной головы. Охотник больше не кричал и не сопротивлялся – был мертв. Медведь обернул окровавленную пасть в сторону Ирвена и издал рев. Тот бросился прочь...

Как Эрик сумел превратиться в зверя, если вчера еще ничего не подозревал? Сирота, выросший на улицах Вандервилля, не знавший ни ласки, ни доброго слова... Ирвен вспомнил ту ночь, когда они укрылись от бури на маленьком каменистом острове и моряк рассказал мальчику северную сказку, заронив в душу томление о далекой холодной стране.

Лошади куда-то убежали... Где их теперь искать? Что вообще ему делать? Он вспомнил слова человека с кабаньей головой: оборотни не причиняют вреда тем, кого любят, но могут забыть, что они люди...

Были те, которые умели превращаться в зверей.. Вчера мужчина-кабан сказал, что Эрик может обернуться белым медведем. В мальчике течет кровь северного зверя? Рыцарь сидел на земле, обхватив руками колени. Было слышно журчание струящегося где-то неподалеку ручья. Рев животного давно стих. И вдруг Ирвен отчетливо услышал тихие шаги – шаги человека. Он поднял голову: прямо на него, как будто руководствуясь каким-то чутьем, вышел подросток. Он был весь залит кровью, наг, дрожал всем телом. На его голове, через волосы, лоб и щеку, шла неглубокая зияющая открытая рана. На плече тоже был след лезвия ножа.

– О боги! Эрик!.. – Ирвен поднялся, чувствуя дрожь в ногах. Глаза его спутника были, как обычно, широко распахнутыми и голубыми-го-лубыми. Зрачок превратился в совсем маленькую черную точку. – Где твоя одежда?

 – Не знаю, – шмыгнул носом мальчик. – Ты меня видел?

– Видел... А ты что, меня не узнал?

– Я ничего не помню... Очнулся сейчас – иду куда-то сквозь папоротники, весь в крови, ранен... И на тебя сразу наткнулся.

Ирвен снял куртку и закутал мальчика, начал стирать руками кровь с его лица.

– У тебя рана зияет, надо ее перевязать.

– Не надо ее перевязывать, – сказал Эрик. Голос у него был обычный, тонкий и звонкий. – Надо найти дерево с клейким соком и заклеить края пореза. Я знаю такие деревья...

Пока мальчик смывал в ручье кровь, Ирвен нашел его одежду. Эрик, вероятно, сбросил ее, повинуясь какому-то чутью, перед тем, как обернуться медведем. Принес ее купающемуся и пошел наверх. Выкопал две ямы: для тела брата прямо под дубом, где он прятался, а вторую в низине, в ельнике.

День клонился к вечеру. Эрик все-таки нашел дерево с клейким соком и принес стебель Ирвену, чтобы тот помог ему закрыть края раны.

– Тебе больно? – спросил моряк, сводя края кожи.

– Больно, – мрачно согласился мальчик.

– А чего не жалуешься?

– А чего жаловаться? Я о конях думаю. Как нам теперь их найти...

Словно услышав его, на поляну вышли лошади. Животные были напуганы, с ржанием бросились к людям. На их коже висели колючки и сухие ветви, как будто они пробирались через непроходимые заросли.

– Как пригнал их к нам кто-то, – задумчиво сказал Эрик. – Вечер уже... Ночуем здесь или дальше поедем?

– Куда ехать-то? – неуверенно спросил моряк.

– Куда-куда? Тебе же ясно сказали – на Монатаван.

Ландос, как всегда по утрам, прогуливался по восточной галерее. Остановился у крайнего проема и посмотрел на город, раскинувшийся как на ладони. Базарная площадь наполнялась народом. За последние несколько недель Вандервилль очень изменился. Простые холщовые одежды и серокоричневые накидки, в которые было одето большинство населения, пополнились яркими тканями и синими плащами воинов шаха. Люди столицы тоже стали предпочитать другую одежду: как будто по мановению волшебной палочки откуда-то появились красные, желтые, синие, зеленые платья, камзолы, блестящие плащи, новые шляпы... Всего одно лето, а какая разительная перемена в городе, в котором несколько месяцев назад произошел переворот. Неужели у людей появились деньги? Откуда?!

Да, деньги появились... Освобожденные от налогов люди смогли подправить свои жилища и побелить стены домов. Со всего Валласа понаехали торговцы, мастеровые. Женщины поменяли просторные балахоны на сшитые по фигуре платья, надели головные уборы. Даже запахи рыбы на улицах разбавились ароматами южных благовоний и цветущих акаций. В городе убрали грязь и расчистили завалы нечистот на узких улочках. Покрытый буйной зеленью и бело-розовыми цветами, пестреющий растениями на окнах, сам Вандервилль, казалось, поменял свою одежду – из черного стал красочным, ярким и веселым. И небо тоже будто оказалось ярче и выше.

Починили южные ворота. Теперь меняли дощатый причал в порту: черные гнилые доски заменяли свежими желтыми. На судах расправились новые паруса. Старые тачки заменяются новыми. Даже люди кажутся другими – бледные лица чаще подставляются солнцу и покрылись загаром. И питаться народ стал лучше...

Лето всегда приносит с собой достаток. Да и сам год явно благоприятствует расцвету. Ни один корабль не вернулся без улова, и он богат! В часы отлива изголодавшиеся за зиму горожане собирают на влажных морских камнях моллюсков, морских пауков, крабов, устриц, съедобные водоросли. В лесу появилось много косуль, и охотятся все, кто может держать оружие. Стали телиться коровы и мелкий скот. В степи много кроликов, их можно ловить хоть голыми руками. Такое впечатление, что боги вспомнили о существовании Валласа и решили побаловать его жителей. Погода установилась отменная: за все лето не случилось ни одного шторма, ни одной бури. Неужели действительно существуют эпохи благоденствия?.. И неужели такое время пришло в разоренный, нищий Вандервилль?

Покрывается земля молодой порослью трав и деревьев после зимы, восстанавливается почва после пожара, пробиваются у корня молодые, здоровые побеги – точно так же оживает страна. Ушедшая армия, совсем немногочисленная и ободранная, смыла, как омывает собой волна грязный берег, разбойничьи банды и шатающийся по дорогам сброд. Порядок наводили сами жители, устав от многолетнего разбоя и несправедливости. Понемногу стал соблюдаться закон, и люди вспомнили о правилах чести и гостеприимства...

Но вся эта жизнь не трогала Ландоса. Ничто не волновало его сердце, все происходящее вокруг воспринималось, как сквозь туман. Словно он сам погрузился в призрачным поток, который несет его все дальше и дальше от людей...

Никто из окружающих не нуждался в нем. После разговора с Эрлан-дом накануне отъезда принцев Арута рыцарь старался избегать общения с ним, да и сам колдун больше не приглашал Ландоса к себе. Бывали дни, когда он вообще не произносил ни слова. И слуги, убиравшие комнату и приносившие еду, не открывали рта...

Почему-то не удивило даже прибытие в Вандервиль шаха Дравий-ского царства. Южный правитель был удивительно молод и красив, гибок и быстр. Черноволосый, с шелковой, красиво подстриженной бородой и совершенно черными глазами, он каждый день фехтовал на саблях во внутреннем дворике дворца, раздевшись до пояса и блестя точеным, как у девушки, тонким мускулистым торсом. Прибывшие вместе с ним люди, такие же черноволосые и стройные, смуглые и кареглазые, наводнили дворец южным наречием, громкими голосами, шорохом быстрых шагов, яркими красками одежд.

Ландос был в прошлом: в Вандервилле начала лета, когда зацвели желтые кусты и розовые магнолии, когда проходы замка опустели, и темно-коричневые камзолы его братьев и их неторопливая северная речь первый раз изменили столицу. Что случилось с его братьями? Никаких новостей... Ничего не слышно ни об Ирвене и Фаде, ни о четырех остальных, уехавших с небольшим сопровождением и маленьким обозом на север. Скорее всего, новостей он уже не дождется...

Как он страдал вначале, когда в его сердце закралось подозрение, что это его любимая жена Мира травила ядом их всех! Ландос вспомнил, как болело сердце за оставленных четверых детей, как снедала тревога о старшем сыне, больном редкой болезнью, приносящей беспамятство и судороги. Никаких новостей из Арута нет... Что случилось, что он все реже и реже вспоминает жену и детей? Он больше не перебирает, заботливо и бережно, в своих воспоминаниях трогательные и нежные моменты их совместной жизни. Как будто не он жил с ней всю жизнь, как будто не от него родились дети... Неужели перестала беспокоить судьба его семьи?

Рыцарь заглянул в свое сердце глубоко-глубоко... Что случилось с ним? Почему он пережил свои чувства? Болит ли у него душа за родной край? Нет... Не трогает его больше судьба народов, населяющих северную землю, спрятанных в лесу усадеб и поселений. Не волнует вопрос, заставят ли снова Арут платить дань. Как уехали братья, он уже и не вспоминает их. Как будто кто-то закрыл книгу его жизни и положил на верхнюю полку в библиотеке, полной бесчисленных томов – задвинул в угол, заставив новыми свежими переплетами. И его жизнь начала покрываться пылью и подергиваться паутиной...

Ждет он новостей от братьев? Ответ пришел тут же: «Нет». Он ничего уже не ждет ни от жизни, ни от людей... Хочет увидеть еще раз свой родной край? Нет... Желает ли пронестись галопом по белой степи, ловя ртом холодный ветер? Нет... Жаждет подставить лицо теплым солнечным лучам, наслаждаясь лаской горячей звезды? Нет... Стремится почувствовать нежные пальцы Миры на своих щеках? Нет... Радостно ли ему будет услышать веселый возглас: «Отец, с возвращением!» – своих детей? Нет... Чего он хочет? Ничего... Чего он ждет? Ничего... Для него все уже закончилось...

Ландос медленно повернулся и, смотря прямо перед собой широко открытыми глазами, направился к себе в комнату. Мимо сновали слуги, прошли несколько солдат шаха, какие-то женщины... Люди вызывали отторжение... Рыцарь остановился перед своей дверью, ощутил острый запах свежих булок... Он почему-то показался неприятным. Открыл спальню и почувствовал другой аромат: кожи и оплывшего воска... Все запахи больно терзали чувства, как будто были лишними.

Ландос подошел к окну и закрыл створки так, чтобы яркий, раздражающий его свет не проникал в комнату. Пусть будет полумрак везде... Но и полумрак был слишком светел. Его глаза просили темноты – полной, абсолютной темноты.

Камзол вдруг показался слишком тесным... Ландос расстегнул верхнюю застежку и сразу почувствовал, как тонкая шелковая рубашка давит тело, как раздражают ноги сапоги, как горят подошвы от прикосновения к полу...

Его чувства просили о милосердии. Он подошел к комоду и достал темный желто-коричневый пузырек. Как сказал Грегор: «Достаточно растворить это в стакане воды, и придет покой...»

Ландос Корноуэл, старший принц Севера, вылил содержимое флакона в бокал и выпил, смакуя каждый глоток, как будто никогда в жизни не пил ничего более желанного...

КНИГА ТРЕТЬЯ
 МОНАТАВАНГлава первая
КОЛДУН В СМЯТЕНИИ

Темная северная зала дворца была полна запахами благовоний и тлена. Четырежды днем и четырежды ночью жрец обходил комнату с кадилом, полным смолы священных деревьев. Вокруг тела умершего была рассыпана соль с сухими цветами, сдобренными самыми ароматными маслами. Но ничего не помогало, тело разлагалось быстрее, чем было нужно – буквально на глазах...

Усилием воли колдун подавил чувство подступившей тошноты и заставил себя подойти к трупу так близко, как только возможно. Боги, что он сделал с собой! Эрланд был не готов к этой смерти... Он никогда не любил Ландоса, почему же его теперь терзает это невыразимое чувство потери? Только сейчас правитель остро пожалел, что рядом нет Кавады.

Накануне отъезда, в конце разговора с ним, уже встав, Тарис сказал: «Кавада уедет со мной». И наклонил голову к плечу своим птичьим жестом, буквально впившись в него взглядом. В его глазах сквозила угроза... «Он знает, – пронеслось в голове, – он знает, что она была близка со мной». Он понял это чувство собственника, эту тяжелую лапу зверя, прорычавшего: «Мое!»

Эрланд тяготился обществом Кавады в последнее время. Даже оказываемая ею помощь не могла сгладить в нем отвратительное чувство мужской несостоятельности, которое накатывало на него после той ночи, проведенной вместе...

Тогда он вздохнул с облегчением. Ему даже в голову не пришло оспорить это заявление, хотя бы для вида. Подумал, что будет лучше, если он некоторое время, а может, и никогда больше не увидит скромно входящую к нему высокую женскую фигуру с черными толстыми косами, безупречно уложенными вокруг красивой головы. Но уже на следующее утро он пожалел, что позволил графу Бену взять верх.

Тарис знал, что Кавада его секретарь. Он знал, что она ведет всю переписку Эрланда и что, по сути, незаменима. Каковы бы ни были их собственные предпочтения, совершенно необходимо разделять взаимоотношения деловые и личные – как раз это ему и не удалось...

Ее отсутствие он ощутил два дня спустя, когда прибывший в Вандер-вилль шах Дравийского царства предоставил к его услугам своего секретаря. Эрланд с внутренним раздражением почувствовал, насколько незаметная, скромная Кавада была лучше надушенного, разодетого в пух и прах евнуха. То, что умела делать женщина-астролог, было совершенно недоступно этому человеку. Ко всему прочему, звездочет шаха оказался несведущ в той системе расчетов, с которой работал Эрланд и которой придерживалась и Кавада.

Несколько дней он боролся с собой, пока не признал, что целый штат слуг южного правителя не мог заменить уехавшей женщины. И было еще нечто, повергшее Эрланда в смятение: теперь ему не хватало ее присутствия, чувства, что она стоит за спиной... Не хватало ощущения ее взгляда, шороха тяжелого платья, запаха ее кожи...

Колдун все чаще и чаще переносился мыслями в ту ночь, когда ей удалось заставить его заняться с ней любовью. Он долгие годы хранил целомудрие, памятуя завет ордена Ваара: если человек не умеет, или не может, или опасается не контролировать свою сексуальную жизнь, лучше ее избегать вообще, чтобы не растерять личную силу. И, к стыду своему, Эрланд сейчас находил, что был невероятно глуп! Вспоминал ее нежные руки, упругую, большую грудь, полные жаркие губы и невольно ругал себя: «Боги, какой же я идиот! Мне достался бриллиант, а я выбросил его с помоями...»

Если б он знал, как ему будет не хватать этой женщины, он бы не разрешил Тарису увезти ее с собой. А подчинился бы граф? Почему эта мысль не приходила ему в голову раньше? Почему он, такой тщательный, точный до мелочей, ни разу не вгляделся повнимательнее в его глаза еще тогда, в начале переворота?

Примкнувший к восставшим Бен – высокая, с ног до головы элегантно скрытая от всех взоров фигура, – увы, оставался для него лишь военным, идеальным исполнителем, человеком, подчиняющимся приказу. Сегодня достаточно вспомнить эти темнеющие сквозь прорези маски глаза, чтобы понять: нет, не любому приказу подчинится этот человек! Зато самому ему не подчиниться, вероятно, невозможно... тем более такой мягкой женщине, как Кавада.

Когда он впервые понял, что граф может быть опасен? Когда он вызвался убить наследников, почти детей, на глазах всего города. Детей женщины, с которой у него была многолетняя связь. Детей женщины, которая была готова на многое ради него, своего любовника – практически на всё...

Тогда Эрланд ликовал, потирая руки. Самый щепетильный момент – убийство правящей семьи, – был решен помимо его участия. Командующий гарнизоном столицы заколол наследников, Эда убила королеву. Его руки остались чисты. А потом вдруг пришло сомнение... Собственно, почти сразу, когда на первом же совете граф Бен вдруг предложил Варгу возглавить армию.

Эрланд вспомнил, как он тогда содрогнулся, и постарался восстановить в памяти слова Тариса дословно: «Вы стали королем арены. Почему бы вам не стать королем... армии?» К счастью, у Варга хватило ума отказаться. Вчерашний раб не может повести войско...

Впоследствии молчаливый аноним Тарис Бен внезапно показал себя мастером, вольно обращающимся с часовым механизмом, который старательно налаживал он, Эрланд. Наведенные справки подтверждали возникшее предположение – это имя не было настоящим. Конечно же, колдун обрадовался возможности избавиться от этой фигуры, в опасности которой стал отдавать себе отчет.

Но Бен забрал Каваду – женщину, которая была ему нужна! Он только сейчас понял, как она была ему нужна... В начале переворота у него не возникало сомнений, что Тарис поддержал заговор из-за любви к астрологу. Теперь он осознал свою ошибку: у графа были личные счеты и с Дианой Травал, и с Даневаном, и, вероятно, какие-то давние отношения с Варгом... Но Тариса и Кавады больше нет в замке, как нет и изворотливого, скользкого Верона, и все ниточки оказались обрезаны. Он больше не может собрать информации. Хотя и так понятно, что Бен не тот, за кого себя выдает. Кто он?

Сзади раздался скрип открываемой двери. В зал неловко, бочком, проскользнул лекарь шаха. Боги, как он устал от этих бесконечных евнухов, их зыбких тел, круглых полных лиц, тусклых взглядов... Он вспомнил холодные светло-зеленые глаза Варга, которые очень не понравились ему с первого же дня, темно-серые внимательные глаза Тари-са... Как бы он хотел, чтобы сейчас с ним оказались эти двое – и сам вздрогнул от этой мысли.

Лекарь остановился на середине расстояния между массивной дубовой дверью и столом, на котором покоилось тело умершего, и закрыл нос платком. Он явно хотел что-то сказать...

Эрланд оторвал глаза от сложенных на темно-коричневом кафтане, традиционном для правителей Севера, почерневших рук трупа. Посмотрел на лицо: ткани оплывали... Надо бы загримировать его, чтобы он мог сохраниться до следующего рассвета, согласно традициям.

Тело выставлено для прощания с умершим родных и близких, но их нет... Никто не плачет над ним, никто не грустит... Где встретит он сам свои последние дни? Наверное, так же, как и правитель Арута, будет лежать посреди чужих и равнодушных людей.

Сердце кольнула ледяная игла сожаления. Еще один человек, на которого он не обратил внимания, выпал из его окружения. Человек, по всем признакам благородный, честный, великодушный, смелый. Он посчитал его нерешительным и ничего не решающим. Чтобы покончить с собой, надо иметь мужество – Эрланд это знал... Он быстрым шагом прошел мимо лекаря, кивнул ему и вышел. Тот последовал за ним...

– Я провел анализ содержимого желудка и жидкости из мочевого пузыря. Это яд змеи Савотрум Клавикус, которая не водится ни в Валла-се, ни в Дравийском царстве.

Многолетняя привычка скрывать эмоции позволила Эрланду не выдать себя ни жестом, ни взглядом. Флакон этого сильного яда привез он сам из замка ордена Ваара. Одна доза редкого лекарства – одна смерть... И отдал его на хранение Каваде.

– Хорошо, благодарю вас... Извольте позаботиться, чтобы его лицо стало лучше. У вас есть мастера-гримеры. Оно расползается на глазах. Тело должно простоять до завтрашнего утра, как велит традиция, – и, не дождавшись ответа, удалился.

Врач склонил лысую голову ему вслед.

Колдун свернул в коридор, ведущий наверх в западную башню замка, и позволил себе бегом взобраться по винтовой лестнице – здесь его уже никто не мог видеть. С момента отъезда Кавады ни один человек не поднимался в ее кабинет, даже слуги для уборки. Он распахнул дверь и прошел к окну, открыл темно-коричневые деревянные ставни... В ворвавшихся лучах света заплясала густая пыль.

Инструменты стояли на своих местах, как он их помнил. Эрланд прошел по комнате, коснувшись каждого предмета. Все это представляло огромную ценность для нее. Но она ничего не взяла!

Посередине стола красовалась роскошная звездная сфера. Правитель знал этот механизм, скрывающий внутри пустоту. Надавил на невидимый рычаг, сфера распахнулась. Деньги... Внутри – деньги! Что это? Кавада действительно не взяла ничего?! Не взяла, не зная, вернется ли она? Что произошло? Что побудило ее уехать так быстро? Он еще раз осмотрел все. В кабинете царил порядок, лишь флакона с переданным ей ядом не оказалось в ряду лекарств.

Эрланд попятился и опустился в кресло, стоящее в углу, глубоко задумался. Как странно... Тарис Бен, на которого он не обратил внимания вначале, обернулся притягательной фигурой, по каким-то непонятным причинам манящей и опасной одновременно... Бывший гладиатор Варг, согласившийся поддержать мятеж и проведший двенадцать лет в окружении полудиких рабов и опасных зверей, показал знание страны и проницательность, достойную правителя. Хитрец Верон оказался умницей. Он вспомнил глаза министра, такие же черные, как и у Кавады. Они могли стать друзьями, но не стали... И наконец, его ученица, астролог и секретарь – женщина, которая полюбила его. Он оттолкнул ее, как стряхивают пыль с рукава... Как он сейчас жалеет об этом!

Эрланд размышлял, сидя в своей любимой позе: нога на ногу, локоть в колено, рукой подперев подбородок. Как получилось, что он, с его умом и даром предвидения, позволил этим людям уйти из замка, оставить его?

Еще в юности он избавился от тех, кто его любил: матери, отца, братьев и сестер. Потом, в своих многолетних странствиях, прошел тенью мимо бесчисленного множества людей, которые хотели стать его друзьями. Затем отвернулся от своих братьев и учителей, с которыми провел долгие годы в замке Ваара. Вспомнил Элроу, главного мага и учителя ордена, и его слова, сказанные ему, Эрланду, накануне отъезда из замка:

– Эрланд, вы вернетесь: и ты, и Эда... Вернетесь, когда сделаете то, ради чего уходите сейчас от нас.

– Вы знаете, зачем я ухожу, учитель? – спросил он, пораженный. Никто не был в курсе его планов.

– Да, я знаю. К тебе взывает дух твоего отца. Только ты можешь сейчас возродить Империю, которая уже почти исчезла с лица земли. Только твой ум может собрать воедино то, что уже почти умерло, воссоединить, как лоскутное одеяло, и вдохнуть в страну жизнь.

– Я смогу это?!

– Не могу тебе сказать, хватит ли сил у тебя одного. Но те, кто будет рядом, доведут начатое тобою, даже если ты остановишься на полпути...

– У меня хватит сил, – оборвал учителя Эрланд.

Сейчас, вспомнив тот разговор, он пожалел о своей несдержанности. Элроу, кажется, замолчал и больше ничего не произнес... Нет! Окончание разговора всплывало в памяти: