Текст книги "Пророчество королевы Севера"

Автор книги: Лара Делаж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 42 страниц)

Шаман обвел взглядом избушку. Девочка забилась в угол лежанки и поспешно пыталась натянуть сарафан, который был ей явно велик. Больше никого не было. На полу лежала обувка – смятые куски кожи, в которые заворачивались ноги, без подошв и каблуков.

– Чья ты будешь? Что здесь делаешь? – насупился шаман и вложил нож в ножны.

Надевшая уже платье девушка совсем вжалась в угол и ничего не говорила.

– Ну, отвечай! – повысил голос Кхах, подходя к незваной гостье. Она еще больше сжалась в комочек и закрыла глаза, как будто ожидала, что он ее не заметит, если она сама не будет на него смотреть. Хозяин избушки сел рядом. – Ты бежишь к кому-то или от кого-то?

– От кого-то, – прошептала девушка, распахнув серые глаза. Шаман провел рукой по выбившимся у лба соломенным волосам.

– Куда бежишь-то?

– В лес...

– В лесу волки... и медведи...

– Там, откуда бегу, пострашнее волков и медведей...

– Есть у тебя кто-то, к кому прийти можешь?

Девочка отрицательно покачала головой. Кхах вздохнул, подошел к столу и положил на него шевелящийся мешок. Занялся своими делами, словно не видел беглянку. Снял обувь и остался босиком, повесил на сучок шапку. Пошел за водой, разжег в печи огонь, снова вышел, уже с топором и ножом, начал что-то мастерить... В его руках формировалась большая, крепко сработанная клетка. Достал ворона и посадил в нее, снял с его головы колпак, распутал лапы. Птица начала клевать руку, и тогда шаман больно дернул ее за ногу и сказал:

– А ну, не шали! Сиди тихо.

Вышел, разделал тушку перепелки, вернулся с какими-то корешками и стал варить суп.

– И что мне теперь с тобой делать? – вдруг спросил, будто обращаясь к огню, над которым сидел.

– Скажи, куда мне идти. Покажи путь, как на юг спуститься, в Валлас.

 – Что ты в Валласе забыла? – шаман повернул голову к девчушке.

– Там люди живут, много людей... Я работать могу – по дому, за скотиной ходить.

Кхах неодобрительно разглядывал девушку.

– На севере маленькая девочка может гулять спокойно. Северные люди уважают женщин. Но стоит тебе выйти из Сумеречного Леса, попадешь в руки солдатам Валласа или крестьянам, надругаются над тобой, – он разговаривал, словно сам с собой.

– Что же мне делать? – прошептала она, трогательно прижимая к груди руки.

– Не знаю.

Шаман пошарил рукой на полке над лежанкой и достал свои колдовские орудия. Щелкнул пальцами, зашептал что-то непонятное... Над черепом горного козла потянулся дымок и пополз к девушке. Солнце заглянуло в приоткрытую дверь и снова спряталось, но света было достаточно. От горящего очага распространялось тепло, да и сама избушка была теплой. Котел, в котором варилась птица с кореньями, стал отдавать приятный, аппетитный запах супа. Ворон, все наблюдавший из своей только сделанной клетки, негромко каркнул.

– От немилого бежишь, – шаман не спрашивал, а утверждал.

– Да, – пискнула девочка.

– Правильно. Не суженый он тебе, – Кхах вглядывался в пустоту. – Великая честь ждет тебя, тебя... и меня.

Дым протянулся и пропал. Ничто не нарушало потрескивания поленьев и звука бурлящей воды в котелке. Ворон в клетке не шевелился.

– Не могу тебя силой держать, но если хочешь остаться – оставайся, хозяйство вести будешь. Научу тебя кое-чему... Не трону, не бойся, нельзя мне...

– Хочу, – испуганно кивнула головой гостья. – Ты шаман?

– Да. Как тебя звать-то?

– Кари... А тебя?

– Называй меня Кхах – имя для людей, людское... Давай, Кари, смастерим тебе лежанку. Негоже нам одной пользоваться...

Ворон снова каркнул. Девушка перевела на него взгляд:

– А птица у тебя волшебная?

– Почему ты так решила?

– Смотрит она на меня... как человек.

– Да. Волшебная, – кивнул шаман.

Глава девятая
КАВАДА СОВЕРШАЕТ УБИЙСТВО

Тарис безжалостно погнал коня, не обращая внимания на вопли и причитания Верона у него за спиной. Граф поменял ему лошадь, вместо спокойной и медленной кобылы дал высокого серого жеребца с почти черными ногами. Министр боялся скорости. Его попутчик не оборачивался, и мало-помалу взывающий к нему бедолага приспособился и к езде галопом. Однако, миновав холм, Бен развернул коня и спешился.

– Мы что, не спешим? – спросил Верон, чувствуя, что у него уже болят колени.

– Спешим... Только путь мы продолжим завтра утром – вместе, я имею в виду. Сегодня я вас оставлю.

Министр искал в суровых серых глазах причину столь непонятного решения, но взгляд собеседника ничего не выражал.

– Тарис, мы едем в Сияр?

– Да.

– Так почему вы меня оставляете?

– Мне надо присмотреть кое за чем сегодня вечером...

Наконец Верон начал что-то понимать. Или ему показалось, что он понимает?..

– Извините, если вмешиваюсь не в свое дело... Но вам не боязно оставлять Каваду одну?

– Я не оставил ее одну, – глаза графа странно блеснули. – С ней двое сопровождающих и один слуга.

– Я очень извиняюсь за мою назойливость, – министр растерянно заморгал глазами, – но позвольте вам заметить, что один из солдат смотрит на нее так, словно в следующую минуту намерен ее изнасиловать.

Тарис наклонил голову к плечу, и Верон подумал, что он похож на орла.

– Вы мне однажды сказали, что не принимаете меня за идиота... Или вы поменяли мнение?

– Мой друг, я вас совершенно не понимаю... Мне всегда кажется, что рядом с вами я стремительно глупею.

– Хорошо, поясню, – смилостивился Бен. – Если вы не считаете, что я стал идиотом, как, по-вашему, я могу не замечать этих грязных взглядов, обращенных на мою женщину?

 – Вы думаете, что второй солдат ее сумеет защитить? Да и мальчик ничего не сможет поделать против взрослого мужчины...

– Верон, вы когда-нибудь видели, как обучают лошадей или собак?

– Честно говоря, воспитание животных находится за пределами сферы моих интересов.

– Хорошо. У вас были дети?

– К сожалению, нет...

– О, боги, вы меня утомляете! Как вы считаете, если ходить за маленьким ребенком и не давать ему шага ступить, он когда-нибудь научится что-то делать самостоятельно?

Министр вздохнул, и внимательно наблюдающий его Тарис заметил облегчение в глазах собеседника.

– Но вы ведь не можете оставить ребенка в комнате, где горит очаг с открытой печной заслонкой!

– Верон, не принимайте все буквально. Кавада не ребенок. К вашему сведению, она может обращаться с холодным оружием лучше вас. Она уже обжигалась. Пусть научится закрывать печную заслонку самостоятельно. Разумеется, я прослежу за этим.

– Но ведь вы со мной! Как вы можете быть уверены в том, что там сейчас происходит?

– Могу. Эти солдаты не любят друг друга. Более того, они враги и не смогут договориться. Если бы они были достаточно умны для этого, я бы ее с ними не оставил. И с ней все-таки мальчик. Поверьте мне, вы его недооцениваете. До наступления темноты можете быть спокойны.

– А... с наступлением темноты?

– Я буду поблизости... Но знаете, что беспокоит меня?

– Нет...

– Ваше поведение, – и, поскольку Верон молчал, граф продолжал: – Вы настолько влюблены в астролога, что осмелились выразить заботу о ней передо мной?

– Я... я подумал, что мы друзья – все трое... – глаза министра забегали.

– Вы знаете старинную мудрость, что можно быть либо умным, либо влюбленным? Так вот, в разговоре с Кавадой или о Каваде вы теряете весь свой ум. И вашу осторожность, что меня начинает пугать. Мы, кажется, едем знакомиться с вашей невестой?

– Тарис, – Верон поднял на него блестящие глаза. – Я не хочу скрывать, что мне нравится Кавада. Вы прекрасно понимаете, что она не может не нравиться. На днях вы обозначились, что в скором времени объявите свое настоящее имя и будете искать руки одной из дочерей шаха Дра-вийского царства. Если есть возможность, что вы оставите нашего астролога одну, пожалуйста, скажите мне сейчас.

– Что это изменит?

– Я не женюсь. Я ни в коем случае не буду путаться ни у кого под ногами. Но в тот момент, когда вы решите поменять женщину, я ей предложу все, что у меня есть. И вас не будет мучить совесть.

Бен расхохотался по-настоящему весело.

– Верон, я вас разочарую: у меня нет совести. Или, скажем так, она мне не мешает жить, – он посмотрел в ту сторону, откуда они уехали. – Ваша открытость со мной делает вам честь. Не хочу скрывать, что вы мне нравитесь все больше и больше... Поэтому, наверное, надо прояснить ситуацию. Я никогда не оставлю Каваду одну, пока жив кто-то из нас двоих. А, судя по всему, жить я буду долго. Эта женщина пустила глубокие корни и в моей жизни, и в сердце. Факт моей будущей женитьбы ни на что не повлияет. Так что шансов у вас нет, можете сочетаться браком с легким сердцем.

– Благодарю вас за откровенность, – министр опустил глаза. – Давайте закончим этот разговор. Я все понял. Так что мы продолжаем путь в имение Сияр... или я его продолжу один?

– Зная вашу способность к верховой езде, предлагаю остаться здесь и ждать моего возвращения. Дабы к вашей невесте не прискакал один конь, а вы не сломали шею где-нибудь по дороге. Я даже припас для вас занятие: постарайтесь научиться ловить рыбу.

– Но как? Голыми руками?

– Нет. Поучитесь поражать цель из лука. У вас полдня на тренировку...

Солнце катилось по небу, как стекает капля с медленно наклоняющегося листа. Дувший весь день северный ветер внезапно стих перед самым закатом, и неожиданно распелись птицы. Из них особенно выделялся полевой жаворонок, и его песня была так печальна и страстна, что всадник остановил коня и спешился. Разогретый воздух поднимался от степи вверх, и его движение физически ощущалось и даже, казалось, было заметно по дрожанию бесцветного пространства, переходящего в небо.

Жаворонок прекратил пение, и графу до боли в сердце захотелось снова услышать ее, эту трепетную мелодию жизни... Он лег на землю лицом вниз, почувствовав сразу ударивший в нос крепкий, горький запах полыни.

 Как он любил вдыхать ароматы степи! Жаворонок, наверное, улетел, подумал Тарис и загрустил... Нет, он его подождет, вдруг маленький серый комочек живой плоти встряхнется и продолжит свою вечернюю песню. Лежал и вдыхал горячий зной, поднимающийся от земли. Привыкнув к запахам, различил тонкий тимьян, смолистый можжевельник. Куда подевался этот жаворонок? Одни перепела... Их звуки не трогают сердце.

Он расслабился всем телом, представив, что растекается по степи, и вдруг подумал о смерти... Если души не уходят сразу в другой мир, куда они деваются? Почему мир живых так накрепко защищен от мира мертвых? И кем? Кавада умеет разговаривать с мертвыми...

Он беспокоился о ней со вчерашнего вечера. Беспокоился, когда видел, как она спокойно и тихо беседует с рыцарями Арута, как они посмеиваются вместе над чем-то... Они ей нравились, а она нравилась им. Ему стало обидно, что женщина не подошла к нему, а осталась с северными принцами. Он знал, что убьет их в первую же ночь, как только догонит. Нет смысла затягивать убийство. Надо поменять лошадей и продолжать путь... У него не дрогнуло сердце и не возникло мысли, что, может, стоит их пощадить? Их судьба была предрешена тогда, когда случился переворот, подготовленный Эрландом – смерть была всего лишь отсрочена, но не отменена. Закончилось время правителей Севера. Империя восстанет, как феникс из пепла, и снова вберет в себя Арут.

Он вспомнил, как первый раз путешествовал на север: отец взял бра-тьев-близнецов с собой. Сказал матери, что пора из мальчиков делать мужчин... Им с братом нравилась дорога. У них уже были свои лошади, но, тем не менее, они с удовольствием проводили время в повозке, лежа на свежескошенном сене... Почему он вспомнил эту поездку? Запахи – тонкие нематериальные субстанции – неразрывной цепью связали прошлое и сегодняшний день. Он подумал, что после того, как брат едва не убил его, не слышал никаких ароматов много лет, потерял обоняние... Как больше ничего и не ощущал, словно вместе с чертами лица утратил способность чувствовать. Любовь, сожаление, ненависть, страх, вожделение, радость покинули его. В памяти всплыли слова Варга: «Я тоже уже почти мертв. Во всяком случае, я уже давно не ощущаю себя живым». Вот так и он прожил последние семнадцать лет... Что случилось, что его душа возродилась? Вернулась способность любить, ненавидеть, появились желания и мечты? Он воссоздал в памяти этот момент...

Кавада пришла к нему в его маленькую спальню на южных воротах ранней весной. Уже цвел утесник, и бурые остатки прошлогодней растительности сменялись зеленой порослью новой травы. Он узнал ее шаги в коридоре... Женщина осторожно постучала и боязливо вошла, услышав его приглашение. Уже по ее мертвенно-бледному лицу и огромным глазам он понял, что что-то случилось. Но когда услышал о зреющем заговоре во дворце и получил предложение к нему присоединиться, вдруг почувствовал... радость! Радость, что Варг снова станет свободным. Радость, что те, кто правил его страной незаконно, будут мертвы. И этот вихрь возникшего впервые за много-много лет чувства подхватил его и понес, вернув в мир живых...

Как странно, что брат тоже переживает этот этап... Удивительна жизнь души, словно в ней присутствуют те же сезоны, что и в природе: буйное лето сменяется грустной осенью, наступает мертвая зима, и вновь все оживает, чтобы расцвести.

Вместе с чувствами в его жизнь вернулись и ароматы. Вспомнил первый запах, пойманный его обонянием – дух крови, когда зарезал сына Дианы... Семнадцать лет, семнадцать долгих лет не ощущал ничего. Оказывается, что он не забыл, как пахнут полевые травы, женские духи, пыль... Тарис вспомнил, как услышал от Кавады чужой запах:

– Кем от тебя пахнет? – он наклонил голову к ее шее, провел изуродованным лицом вдоль грудины и синих вен на тонкой шее к мочке уха, покрытой золотистым пушком.

Она вздрогнула всем телом и распахнула глаза так широко, что они стали похожи на два круглых озера.

– Вероном... От тебя пахнет Вероном, – шепнул он и увидел, как ужасом заполнились черные глаза. Обхватил ее затылок руками и прижался лбом к ее лбу. Он любил видеть глаза Кавады перед собой так близко – ничего, кроме ее глаз... – Ты была с ним близка?

В последнее время его не отпускала мысль, что любовница может изменять ему. Он начал следить за ней неотлучно. Странно, что она оставалась ему верна все эти годы. Вот только этот единственный случай с Эр-ландом... Наверное, ему надо сказать колдуну спасибо, ведь если бы она тогда не переспала с ним, он бы не узнал, что она его любит. А он любит ее...

Вспомнил, что сначала не собирался брать ее в дорогу, думал оставить в Вандервилле. Изнеженная женщина – обуза в пути... Как хорошо, что он этого не сделал! Потому что пришлось бы тут же вернуться. Он совершенно не способен ее покинуть, сразу же начинает о ней думать. Вот и сейчас, надо подниматься и ехать...

Солнце уже наполовину спряталось. Нужно, пока не стемнело, найти хорошее место, чтобы видеть лагерь, а самому остаться незамеченным. Он подумал, что доставил ей много боли в последний день: отрезал ее волосы, убил ее рыцарей, покинул в обществе с насильником. Так было нужно. Та-рис нисколько не сомневался в правильности своих поступков. Он всегда был таким – принимал решение и больше не терзался мыслями, правильно ли делает. Вспомнил подслушанный однажды разговор отца с матерью.

– Меня пугает Тимур, – говорила мать. – Он жесток.

Он тогда убил своего молодого пса, которому взрослый пес разорвал бок. Это был его любимый щенок охотничьей борзой, уже почти взрослый. Он с ним спал и ел, и даже молчаливый и спокойный Дэв, казалось, начал ревновать брата к этому животному, выгоняя его из их общей постели, когда он, Тимур, засыпал. Здоровенный кобель, охранявший баранов от волков, вдруг накинулся на молодую собаку и порвал ее.

Он и сейчас помнил, как животное ползло на передних лапах, волоча за собой клубки кишок, покрытые кровью, шевелящиеся, как будто внутри были заключены змеи. Тарис тогда нисколько не сомневался. Он убил щенка, перерезал ему горло одним движением руки. А затем погладил такую любимую голову и поцеловал моментально ставший сухим нос.

– Нет, – ответил отец на беспокойство матери. – Он не жесток. Он милосерден.

– Милосерден?! Как ты можешь называть это милосердием?..

– Он милосерден, – твердым голосом продолжал отец. – Он воин, прирожденный воин. Когда воин убивает быстро, это говорит о его милосердии.

Тарис повернулся на спину, вглядываясь в розово-сиреневое небо. Как хорошо, что Варг остался жив. Когда он думал о брате, он называл его этим именем...

И тут снова запел жаворонок... Мысли моментально покинули голову, и он весь обратился в слух. Птичка засвистела протяжно и грустно. Переменчивый тон взлетел трелью, вывел коленце на пределе слышимости и рассыпался жемчужным дождем. Он ощущал звук, как будто чувствовал его касание – маленькие, тугие капли страсти вливались в душу, перемежаемые вздохами-паузами...

Бен вспомнил, как Варг танцевал вриту с Винтой накануне выхода из Вандервилля, вспомнил старую восточную песню... Как замерли все вокруг, и даже жестокие глаза девушки-убийцы стали растерянными... Люди поют, подражая птицам, или находя выражение для чего-то, чему нет названия и что теснится в груди? Что именно побуждает и глупый серый комочек с песочными мягкими перышками, и человеческую душу изливать звуки в мир?

Тарис снова почувствовал, что теряет телесную оболочку и растекается по степи. Трель и коленца поющего жаворонка раздавались будто из его сердца... Он настолько ушел в эти звуки, в эти запахи, что не понял, где находится и что делает, когда птица замолчала. Солнце село...

Тарис нашел хорошее место – огромную, развесистую иву. Быстро взобрался и удобно разместился на ветвях, чтобы не производить много шума. Он видел расставленные палатки: одну для солдат, а другую для Кавады и Зога.

Наблюдал, как женщина разжигает огонь и Коал все время крутится вокруг нее, не отводя глаз. Видел, как Зог заметил это и не отходит от нее. Ара отправился за дровами, Кавада дует на занимающийся костер. Смотрел, как пришел с сухими ветками мужчина, как они все вместе пекли пойманную днем рыбу, завернутую в зеленые листья. Уже не мог из-за наступившей темноты разглядеть, где кто, только освещенные силуэты угадывались.

Вот кто-то встал и отошел от огня, затем еще один. По движению фигур он понял, что один из солдат пошел спать в шатер, а другой остался у костра сторожить пасущихся неподалеку лошадей, чтобы волки не тронули. Он почему-то не сомневался, что Коал останется дежурить первым. Вот Кавада встала и пошла в сторону. Зог следовал за ней неотрывно. Женщина, уединившись, снова вошла в освещенный круг. Мальчик не отходил от нее. Они вошли в палатку, и наступила тишина...

Тарис быстро спустился с дерева и короткими перебежками приблизился к месту ночевки. Одна из лошадей вскинула морду, вторая захрапела. Кони почувствовали его – кони, но не люди... Они устали, подумал он, они должны спать. Подкрался прямо к ткани и слышал, как сопит во сне Зог.

Луна шла своим ночным путем, небо развернулось россыпью звезд. Пряно-горький запах степи перекрыло ароматами жареной рыбы и тлеющих дров. Тарис поморщился, как будто ему в душу кто-то плеснул нечистот... Ночь таяла, растворяясь в предутреннем тумане. Коала сменил Ара, никто не покушался на тело его женщины. Начали просыпаться птицы, свист и трели понеслись над степью. Напряжение не отпускало... Интуиция никогда его не обманывала: что-то произойдет...

Он не удивился, когда вдруг птицы перестали петь. Чья-то лошадь вырвала из земли колышек, за который была привязана, и унеслась в степь. Ара поник головой у потухшего костра. А со стороны горы, на которой рос колючий лес, показались желтые светящиеся точки – волки...

Туман окутывал землю все ниже и гуще. Тарис не двинулся, когда несколько зверей напали на одну из лошадей, и ее резкое ржание разнеслось над вздрогнувшей степью. Он распластался на земле, когда из палаток выскочили проснувшиеся люди... Видел, как Ара и Коал выхватили из костра истлевшие поленья, чтобы напугать волков, но уже было поздно – огонь потух.

Кавада бросилась ловить убежавшую лошадь, а Зог пытался снова зажечь костер. Солдатам не удалось отбить у волков убитое ими животное, и темные тени в черноте отступающей ночи рычали, отрывая от туши куски мяса.

Ара собирал разбежавшихся лошадей. Коала нигде не было видно. Тарис тенью следовал за Кавадой. Конечно же, ей не удалось поймать убежавшего коня. Похоже, что она сама заблудилась в тумане и сейчас напугана до смерти. Он видел ее ноги, обутые в истрепанные туфельки – последняя ее собственная обувь, унесенная из дворца. Видел точеные, тонкие лодыжки, нежные голени, едва прикрытые короткими брючками. Его белая широкая рубаха... Она носила ее вместо тесных курток Зога. Он сам почувствовал себя волком. Оглянулся, принюхиваясь: крепкий запах ударил в ноздри – запах грязного самца. И тут же кто-то напал на бредущую в тумане женщину...

Бен беззвучно освободил из ножен кинжал и прислушался к звукам борьбы. Отметил, что Кавада не визжит и не кричит. Это плохо, она не доверяет другим попутчикам. Уж Зога могла бы позвать! Он подумал, что сейчас вмешается – слишком долго ничего не происходит. Как вдруг раздался звериный, надрывный крик. На мгновение ему заложило уши.

Тарис черной тенью прыгнул на дерущихся. Он опоздал на мгновение. Женщина в белой рубашке отпрянула, вскочив на ноги. А тот, кто лежал на земле, извивался схваченной змеей, надрываясь в истошном крике. Граф схватил Каваду в объятия, сразу стиснув запястье руки, сжимающей окровавленный клинок. Увидел ее глаза и не узнал... Что это в них? Он никогда не видел ее такой. Она прильнула к нему всем телом, сотрясаясь от рыданий.

 Человек на земле продолжал верещать, извиваясь, как проткнутый ножом червь. Тарис подошел к нему, наклонился и взял его за челюсть. Раненый вдруг замолчал, выпучив налитые кровью глаза. Ужас переполнял их...

– Ты не заслуживаешь милосердия, – шепнул склонившийся над ним. – Но тебе повезло. Ты производишь слишком много шума.

Рубанул по горлу и смотрел, как мгновенно затихло дергающееся тело. Куда она его ударила? В пах. Выпустила кишки, проткнув мочевой пузырь. Недовольно покачал головой... Услышал приближающиеся шаги и прыгнул в туман, растворившись в нем.

Над убитым склонился Ара. Медленно, словно опасаясь чего-то, оглянулся, сжимая в руке обнаженный меч.

– Кавада, – позвал тихо.

Женщина выступила из мутной пелены сразу, словно ожидала, что ее кто-то позовет. Она была белее своей рубашки. Коал порвал ее на ней, и одно плечо выглядывало соблазнительно и нежно. Тарису захотелось прижаться к нему ртом.

– И ты хочешь? – Кавада сказала неожиданно громким голосом. – И ты хочешь попробовать взять Каваду?

Она вытянула вперед руку с окровавленным кинжалом. Ее лицо было искажено гримасой ненависти и боли.

– Иди, возьми...

– Госпожа, о чем вы говорите?! – Ара попятился. – Я... я услышал крик и прибежал к вам на помощь... Этот мерзавец заслужил смерть... Пойдемте, здесь волки. Они придут на запах крови.

Кавада встала к нему боком, пряча обнажившуюся в разорванной рубахе грудь. Сказала твердо:

– Иди назад, Ара. Постарайся собрать лошадей. Сворачиваем шатры, я сейчас подойду.

Солдат, пятясь, обернулся и пустился бежать. Женщина обошла вокруг лежащего трупа, озираясь вокруг. Тарис вырос за ее спиной, как из-под земли, схватил руками за голову и впился в рот. Чувствовал, как расслабляется тело любовницы в его руках... Услышал приближающиеся шаги и снова бросился на землю. Из тумана появился Зог с большим мечом. Он был так же бледен, как и Кавада.

– Госпожа Кавада! Госпожа Кавада!

– Что тебе надо?

 Граф никогда не видел свою любовницу такой. Что-то тяжелое и сумрачное ткалось вокруг нее. И он почувствовал, что она несет в себе опасность – понял это и обрадовался.

– Госпожа Кавада, извините меня, пожалуйста! Я должен был быть с вами! Я должен был вас защитить! – мальчик едва не плакал.

– В этот раз мне самой удалось себя защитить, – сказала женщина почти спокойно. – Иди, помоги Аре собрать лошадей. И не попади волкам в зубы. Я скоро к вам присоединюсь.

Поскольку Зог замешкался, ей пришлось снова ему приказать и даже прикрикнуть. Тарис был почти счастлив... Кавада подняла голову и сделала большой круг в тумане, все время озираясь. Она так и продолжала держать нож перед собой.

– Тимур, – позвала тихо.

Он шагнул к ней и снова обнял. И почувствовал, что она заплакала. Погладил ее короткие, торчащие в разные стороны волосы, и сказал:

– У тебя получилось...

– Да... у меня получилось... но убил его ты...

– Когда воин убивает быстро, это говорит о его милосердии. Старайся, если у тебя есть выбор, бить сюда, сюда... и сюда... – он показал куда, дотронувшись до ее живота, горла, сердца. – И это может сохранить жизнь тебе, так как всегда лучше, когда раненный тобой не начинает кричать. Поняла?

Кавада отодвинулась от него. Она больше не плакала.

– Поняла... Тимур, почему ты убил рыцарей Арута?

– Не называй меня так, – граф вздохнул. – Я хочу остаться для тебя Тарисом... Их время истекло. Смерть караулила их с того самого дня, когда пали Травалы. Она вручила мне свои полномочия.

– Ты все-таки мне не доверяешь... Ты не все рассказываешь.

– Доверяю. Но я не путаю государственные дела и личную жизнь.

– Ты это сделал не потому, что я им симпатизировала? – в ее голосе послышался испуг, и Тарис рассмеялся.

– Конечно нет, дорогая! Я же тебе сказал: я никогда не путаю государственные дела и личную жизнь. И ты меня никогда не спрашиваешь о первых... Поняла? – он поднял Каваду за подбородок и почувствовал запах – она пахла его запахом. Скользнул обезображенным лицом по ее коже, унося свой след. – Мне надо идти...

– Поняла, – руки любовницы расстегивали его ремень. – Подожди уходить... Мы быстро...

Когда граф приехал в низину, в которой оставил Верона, над местом стоянки поднималась еле видная струйка дыма. Он придержал коня и пустил его размашистой медленной рысью, чтобы разгоряченная лошадь остыла. Министр запекал на углях форель – это был сюрприз.

– Ба! Что я вижу? Вы не теряли даром времени? Неужели вы подстрелили рыбу из лука?

– Рад вас видеть, мой дорогой друг, – Верон распрямился у костра, вскинул руку в приветственном жесте. – Конечно же, нет. Бобры сделали плотину, и наверху запруженной реки собралось изрядно форели. Я еще перегородил подток воды ветками и поймал ее руками.

– Ну, вот видите, я же говорил, что к концу нашего путешествия в вас произойдут большие перемены, – Бен сел у костра, потянулся, разминая тело. – Устал... ночь не спал... посплю немного. Вы поделитесь со мной вашей замечательной рыбой?

– Конечно, конечно, мой друг, – взгляд Верона скользнул по его одежде, задержался на минуту на свежих бурых пятнах. – Я вижу, что вы в хорошем настроении?

Тарис жадно набросился на горячую, ароматную еду.

– Однако вы отменный кулинар! Где вы нашли эти пряные травы?

– В степи, – министр повел рукой, как будто обнимая окружающий мир, переспросил: – Ваш ребенок научился задвигать печную заслонку?

– Да, – граф поднял глаза на собеседника. – Так что теперь я спокоен. Я вам скажу даже больше, она сумела подчинить Ару и Зога. Теперь на пару дней я могу ее оставить одну и заняться вашей невестой.

Верон переворачивал рыбу на углях.

– Я вас только попрошу, дорогой Тарис, не в буквальном смысле заняться...

Они посмотрели друг на друга и весело рассмеялись.