Текст книги "Пророчество королевы Севера"

Автор книги: Лара Делаж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 42 страниц)

Эпилог
 ИНОМИРЬЕ

Анча подсекла рыбу и в уже наступивших сумерках вытащила ее, бережно сняла с крючка серебристо-серое тельце с дрожащими красно-желтыми плавниками и хвостиком. Как раз перед этим она пообещала себе, что поймает последнюю рыбку – и домой. Муж тоже вернется вскоре. Гости сегодня у них... Встала, достала из сетки, сплетенной из гибкой лозы и опущенной в воду, улов, переложила в ведро. Последнюю рыбешку, самую красивую, отдала невесть откуда прибежавшему большому рыжему коту с зелеными глазами и торчащим трубой пушистым хвостом. Кот благодарно заурчал и тут же проглотил рыбку живьем, даже не разжевав.

– Спасибо, – улыбнулся и стал чистить лапой усы.

– На здоровье, – буркнула Анча, собирая снасти.

Привела в порядок удочку: намотала леску на сучок, чтобы та не запуталась, аккуратно закрепила крючок. Оставшихся червячков бросила на землю подальше от тропинки, чтобы ненароком не раздавить живность. Встала, отряхнула юбку...

– Ты сегодня дома ночуешь, или как всегда?

– Как всегда, – кот продолжал приводить себя в порядок. Погрыз между нежно-розовыми подушечками лапы, выпуская и подтягивая желтоватые, прозрачные когти.

– Мыши пришли, – недовольным голосом заметила женщина. – Ты бы разобрался с ними, что ли.

Кот нагнул голову, задумчиво ответил:

 – Хорошо, завтра поговорю.

– Завтра, завтра... все у тебя завтра, – Анча выпрямилась, собрав рыболовные принадлежности и оглядываясь кругом: ничего ли не забыла?

– Сегодня никак не могу, – начал оправдываться кот, виновато посмотрев на хозяйку. – Вы же со Стражем сегодня ужинаете, моя очередь в дозор идти...

– Что бы ни придумать, лишь бы не работать! – воскликнула женщина и насмешливо посмотрела на кота. – Скажи честно – боишься, что его пес тебе снова шкуру надерет, как в прошлый раз.

– Хорошо, – с вызовом согласился кот, – боюсь! А ты такая честная, что никак не можешь, чтобы не поддеть меня? А?.. Все тебе правду-матку резать надо. Деликатности тебе не хватает, Анча.

Пожурив ее таким образом, кот окончил марафет и отправился проводить хозяйку до дома. Анча обиделась и больше с ним не разговаривала.

– Ну не обижайся ты на меня, – начал подлизываться Рыжий. – Давай с мышами сегодня поговорю?

– Делай что хочешь, – отрезала женщина, зайдя в дом и начав управляться по хозяйству. – Оставь меня в покое.

Кот вздохнул, вышел за дверь. Сел, оглянулся, принюхался и увидел под ступеньками маленькую дыру, ведущую под дом.

– Мыши, вы здесь? – позвал, засунув нос в нору. – Я знаю, что вы здесь, чувствую. Я не душегуб. Поэтому в первый раз предупреждаю культурно: уходите сами. Хозяева – люди честные и порядочные, вы им кровь не портите. Понятно?

– Понятно, – услышал робкий голос из глубины. – Может, куда-то определишь нас, где пропитание найти сможем?

– А чего вам приспичило в Иномирье шастать? – кот задумался. – Идите в Мир, там все хлеб едят, и вам будет чем поживиться.

– Границу нам ты, что ли, откроешь? – в ответе послышалось ехидство.

– Я! – гордо сказал кот. – Я сегодня в дозоре. Ну что, договорились? Я вам границу открываю, а вы в Мир уходите. И остаемся друзьями. Кто знает, как жизнь может повернуться. Зачем отношения портить? Согласны?

Анча уже пожарила первую партию рыбы и сложила в глубокую миску, накрыв глиняной тарелкой, как в дом вернулся хозяин. Легко, одним  прыжком преодолел ступеньки, отряхнул куртку и штаны от прицепившихся колючек и снял старую, потрепанную соломенную шляпу с большими вислыми полями, скрывающую бурую кабанью голову. Почесал грудь, поросшую густыми золотистыми волосами – звериная морда резко переходила в человеческое белое тело. Повел из стороны в сторону кабаньим пятачком и радостно возопил:

– Анча! Любовь моя! Ух ты! Рыбки сегодня наловила! А я, смотри, вон сколько грибов набрал, – подошел к печи, у которой орудовала жена, и открыл плетеную корзинку, полную знатных весенних трутовиков.

– Красавцы! Неси масличка, да вместе их и пожарим, – заторопилась Анча. – Вот-вот солнце сядет, гость придет. Помоги мне, Дадыр.

Кабанья Голова посмотрел задумчиво на грибы и пошел выполнять просьбу хозяйки. И только приготовили ужин, как солнце скользнуло взглядом по небесному голубому хозяйству, выпустило последний зеленый луч и закатилось за синий лес. И тут же раздались шаги подымающегося по ступенькам человека. Без стука в дверь вошел Страж.

– Вечер добрый, – поздоровался, снимая дырявую шляпу и вешая ее на гвоздь у двери.

Его старый, выцветший от солнца и дождя кожаный камзол покрыт зелено-голубыми пятнами плесени. Деревянный лук за спиной изъеден червями. Кожа на высоких сапогах потрескалась и расползлась. На хозяев смотрели пустые глазницы... Сухая мертвая плоть болталась на белеющих, выступающих костях. На шее из-под истлевшей кожи выделялись натянутые веревки сухожилий. Длинные темно-русые волосы кое-где повылазили вместе со сползшей старой пергаментной кожей, обнажив белые кости черепа.

– Проходи, проходи, Страж, – обрадовалась Анча. – Иди садись. А что это у тебя в узелке?

– Ягод вам принес. Дай блюдце, – мертвец костяными пальцами высыпал на подставленную тарелку кучу огромной красной земляники, чуть примятой. – Побаловали нас этой весной боги, к чему бы это?

– Да уж, да уж, – согласилась Анча, подставляя к столу третий стул и смахивая с него пыль. – Дадыр! Дадыр! Где ты ходишь?

В дверь вошел хозяин с большой крынкой. Они с гостем пожали друг друга за предплечья.

– Сметанку вот принес.

В дверь протиснулся и крупный светло-бежевый пес, все кругом обнюхал и с шумом улегся под столом, стуча по полу хвостом. Анча наклонилась за печь, достала большую желтую кость и бросила ее собаке.

 – Балуешь ты его, – проворчал Страж, провожая взглядом летящую кость. Пес поймал ее на лету и, радостно рыча, утащил в угол.

На стол поставили рыбу, жареные грибы, сметану, пиво. Все помолчали, пока хозяйка разливала пенящуюся жидкость в три деревянных бокала. Чокнулись и выпили залпом. Дадыр крякнул, Страж сказал: «Эх, хорошо!» – а Анча понюхала хвостик поджаренной рыбки и сгрызла его, как заяц, крепкими и белыми передними зубами. Разговор прервался, за столом дружно хрустели грибочками и рыбой, под столом пес обгладывал кость. Вдруг он поднял голову и зарычал, обернув морду ко входу. Женщина быстро встала, подошла к двери и высунула голову.

– Что там? – спросил ее муж.

– Мыши ушли, – улыбнулась Анча и добавила: – Не обманул-таки Рыжий. Молодец! Справил свою работу.

– Давайте и мы о работе поговорим, – положил на стол костяную руку Страж. – Снова все грозит сорваться.

– Кто в этот раз всему виной? – оторвался от кружки Дадыр.

– Терик Давикулюс, который колдуном Эрландом назвался. Все неймется ему, никак с судьбой своей не смирится, – вздохнул мертвый человек.

– И что, никто из богов на него управу найти не может? – спросила хозяйка.

– Боги-то могут... да решили нас проверить: на что мы годимся, не потеряли ли навыки рабочие. Не забывайте, друзья, место у нас завидное. Надо иногда подрабатывать, чтобы не подвинули... или не сдвинули.

– Ой, не нравится мне это, – протянул Кабанья Голова. – Неужели надо снова в Мир сходить? И никак без нас не обойдется? Терик – маг сильный. Не хочется мне оказаться у него на дороге...

– Никак, – расстроенно покачал головой Страж.

– Почему ему замкового не подошлют? Или подземельного какого-нибудь? Чтобы тот его угомонил.

– Видит он их, – повернул мертвый человек пустые глазницы в сторону друга. – А нас не видит.

Снова замолчали, громко хрустя хорошо прожаренной рыбкой.

– И чего таких, как этот Терик, терпят? – вставила слово Анча. – Если бы из нас кто-то рыпнулся, подобно ему, уже давно размазали бы по Безвременью!

– Молчи, женщина! – несогласно замотал мертвой головой Страж. – Не знаешь, о чем говоришь! Меня вон начали, как ты говоришь, размазывать. Теперь проблемы одни... Ни есть, ни пить нормально не могу, вкус потерял.

– А зачем тогда ешь? – сурово переспросил Дадыр. – Только продукты переводишь.

– Во-первых, ем и пью, чтобы привычку не потерять к этому действу. А то вдруг боги сжалятся и я регенерирую, а есть и пить разучился, привычку потерял... – мертвый охотник тяжело вздохнул.

– А во-вторых? – спросила грустно Анча, уперев щеку в ладонь.

– А во-вторых, за компанию... Хоть вкуса не чувствую, а как с вами пивка попьешь, рыбкой похрустишь, или грибочка вот метнешь, так кажется, что жизнь и налаживается, – Страж подцепил на нож большой красивый грибок, румянившийся золотым маслицем, поднес к провалившемуся носу. С горечью закончил: – И запахов не слышу... Хорошо хоть собаку дали...

– Собаку-то тебе дали, – раздался из-под стола низкий голос, – да ты с животными обращаться не умеешь. Поучился бы, что ли...

– А ну, молчи, скотина, – охотник заехал псу сапогом в бок. Животное с визгом отскочило, укоряющими глазами посмотрело на хозяина и, словно боясь очередного удара, вытащило из-под стола подаренную кость.

– Чего ты? – удивилась Анча.

– Незачем скотину обижать, – сурово поддержал жену Дадыр и сказал, обращаясь к собаке: – Иди к печи, ложись там. И тепло будет, и он тебя не достанет...

– Поговорите с ним, – жалобным голосом запричитал пес. – Уже сколько времени вместе, а он все меня родным не считает.

Страж сделал плевательное движение, но из его наполовину видного снаружи гнилого горла ничего не вылетело.

– Ты б действительно с ним, того... поласковее, – заметила женщина, набирая полную ложку сметаны. – Может, зачтется тебе... Может, он к тебе для проверки приставлен.

– Какая там проверка, – грустно продолжал мертвый человек. – Меня уже наполовину уничтожили, за лень мою, и эту ленивую тварь мне дали, чтобы понял, как губит порок этот...

– Ленивую тварь! – с обидой в голосе воскликнул вытянувшийся у очага пес, подняв голову от кости. Помолчал и продолжил уже более спокойным голосом: – Хорошо, ты прав... в какой-то мере. Ленивым я был, за что и страдаю теперь вот... с тобой. Но не ленивей тебя самого! Тебя, тем не менее, уже уничтожать начали, а меня все-таки оставили каким был.

 Страж оглянулся, быстро нагнулся, сорвал с Анчи башмак и метнул в собаку, попав ей прямо в голову. Пес запричитал и задом уполз в тень, чтобы не показывать уже и носа.

Женщина сурово посмотрела на охотника, сказала грозно:

– Иди, принеси обувку.

Дадыр насупился. Гость смотрел вбок, виновато стуча костяными пальцами по столу.

– А чего он мне масла в огонь подливает? Сволочь! И без него тошно. С собакой обошлись лучше, чем с человеком! – но подниматься и идти за башмаком он, похоже, не собирался.

Раздался вздох. Пес, опустив большую лобастую голову, не поднимая глаз, принес брошенную в него грубую туфлю и положил под ноги Анче. Сделал полукруг вокруг стола и уткнулся носом в бедро хозяина.

– Извини меня, – произнес тихо.

Страж перевел на него взгляд, поднял руку, задумался, словно решая, что ему ею делать, но потрепал собаку костяшками пальцев по голове.

– Ладно... И ты меня извини...

Пес лизнул руку с наполовину оголившимися белыми костями. Лег, скрутившись кольцом вокруг ног мертвеца, и положил ему голову на сапог.

Анча смахнула слезу и громко высморкалась. Дадыр снова всем разлил пива и торжественно произнес:

– Давайте жить мирно, друзья!

– За дружбу! – сказала женщина. Снова все чокнулись и выпили.

Хозяйка подождала, пока все не поставили стаканы на стол, и вернулась к прерванному разговору:

– Так чего это, мне интересно, Терику все позволено? До последнего момента никто ему не мешает. Делает что хочет, и все-то у него получается! Нам бы так!

– Кровь, – протянул Страж. – Во всем кровь виновата. Была б во мне хоть четверть такой крови, как в нем, дудки бы меня аннигилировать посмели!

– И нам, горемычным, что, так ничего и не светит? – закручинилась женщина. – Нет у нас никаких шансов улучшиться?

– Пока сознанием индивидуальным обладаешь, все можно... хоть и сложно, – задумчиво произнес мертвый охотник.

– Хватит болтать о том, что мы изменить пока не можем, – внезапно хлопнул по столу широкой ладонью Дадыр. – С кем ты разговаривал?

– Велах спустился.

 – И что конкретно сказал?

– Сказал, что надо на подмогу идти.

– Кому?

– Дэву Давикулюсу и жене его.

– Жена его, кажется, в Безвременье угодила?

– Да нет, тогда была у него неправильная жена. Против воли богов женщина в постели супругой не считается. Сейчас у него наконец-то правильная суженая появилась. А Терик на нее глаз положил уже давно, и свет ему не мил без нее, только с ней себя и мыслит.

– Так кто на помощь Дэву с женой его пойдет? Ты или я? – деловито уточнил Кабанья Голова.

– Всем работа есть, не договорил я еще, – продолжал мертвый охотник. – Один пойдет на север, потому как туда путь тех, кому помочь надо, лежит. А другому надо женщину поискать – любящую женщину, благодарную... Мужчину ей найти, чтобы понесла она... И как это случится – забрать ее туда же, к жене императора. Но чтобы ничего не случилось худого с ней по дороге, и не разродилась раньше времени, проследить... Так что как раз всем есть работа.

– А к Терику? К Терику должен быть кто-то приставлен?

– Да что с ним станется, – махнул рукой Страж. – Свобода воли, видишь ли, у него. Сделает он то, что захочет, и никто из нас не в силах ему помешать. Пусть уж вредит себе до конца. Вот только проследить надо, чтобы не навредил он другим сильно... В частности, королеве Севера.

– А как он ей навредить может? – не унималась Анча.

– Как, как... по-всякому, – мертвый человек помолчал и продолжил: – Страсть его по ней сушит. Сами знаете, кто влюбится так, по самое некуда, тут он все свои узелки и позавязывает... или поразвязывает.

– В самую точку говорит... – хозяйка вздохнула и с укоризной посмотрела на мужа. – Как полюбила я тебя, так все у меня вкось и вкривь пошло, вампиром стать пришлось, из семьи и от людей уйти...

– А я тебя предупреждал, – оправдываясь, проговорил Дадыр. – С самого начала предупреждал! Хорошо вот, что Марея сжалилась и в Иномирье нас поселила...

– Аккурат выходит, в три стороны нам, – задумчиво проговорила хозяйка, доедая последний гриб. В миске осталось растопленное масло. – Кто куда пойдет?

– Женщину искать – конечно, ты, Анча. Ты сама женщина, тебе проще. Ты, Дадыр, к Дэву иди. Вокруг него все оборотни Валласа сейчас соберутся, тебе не скучно будет. Опять же, подучишь молодых, если что... А вдруг брат его не побоится зверем стать – будет тебе счастье. Может, повысят тебя!

– Да не надо оно мне, повышение, – пробормотал Кабанья Голова, откинувшись на спинку стула. – Мне и здесь хорошо.

– Ты глянь! Ему здесь хорошо! А мне здесь плохо! – его жена выпрямилась во весь рост, уперев руки в бока. – Ты чем занят? По лесу гуляешь себе в удовольствие, а на мне и скотина, и рыбалка, и дом! Отличимся – может, дом нам самобранный дадут!

Дадыр уставился на нее своими маленькими глазками, охнул:

– Анча, ты что, охренела?! А его, – мотнул головой на Стража, – его что, одного оставишь?

– Погоди, погоди, – остановил оборотня мертвец. – Может, и я Стражем уже не буду, если справимся. Дело, видишь ли, серьезное...

– А кто границы сторожить будет?

– Они, – охотник мотнул головой в сторону собаки. – Герыч и Рыжий твой.

– Я не хочу с Рыжим! – пес вскочил на все четыре лапы и забыл про кость.

– Не хочешь? – злорадно спросил его хозяин. – Хорошо, не хоти! Я сообщу кому следует... Ты не только ленивый, ты еще и гордый!

– А я хочу! – в дверь, хвост трубой, входил кот. – Я хочу. Я не ленивый и не гордый. И я справлюсь!

Герыч опустил нос, задумался на минуту и произнес:

– Хорошо... был не прав, признаю. Буду работать с Рыжим.

– И чтобы не дрались мне, – прикрикнула на обоих Анча. – А то вернусь – бедные вы будете, если повредите друг друга!

– Ты ему говори, – пес мотнул головой на кота. – Я за все время его только два раза помял, а он мне каких только гадостей не подстроил!

Кот развернулся, хвост распушил еще больше и, уже выходя в дверь, произнес:

– Очень мне надо с тобой драться! Я – кот спокойный и уравновешенный.

– Когда в путь-дорогу? – обратилась хозяйка к Стражу.

– Как лето закончится... Аккурат три луны у нас на подготовку... Чтобы ничего в этот раз не сорвалось, как раньше. А я к колдуну начну заглядывать после полнолуния, дело-то серьезное...

КНИГА ВТОРАЯ
 ВАНДЕРВИЛЛЬГлава первая
ПОЛОН

Лес становился сумеречным. Как только погасла позолота подсвеченных заходящим солнцем верхушек вековых деревьев, тени стволов сгустились и почернели. На поляны и лесные тропинки легло дыхание ночи. Заворочались ночные птицы, открыла желтые глаза ушастая сова. Где-то далеко раздался рев оленя и эхом разнесся по лесу...

Мира пекла лепешки. Огонь хорошо разгорелся и погас, угли отдавали жар, и железный лист раскалился достаточно, чтобы принять тесто. Порозовела и тонкая, уже увядающая кожа женщины, слегка взмокли волосы на висках, тронутые сединой. От глаз разбегаются морщины, сеточка морщин и вокруг губ. Наступающая старость пока не испортила внешность Миры: красивый разрез миндалевидных глаз, тонкий прямой нос, румяные щеки. Скулы еще не утратили гладкости, и овал лица очерчен четко, красивую голову оплетает каштановая коса.

Она обвела глазами темнеющий лес. Встала, зазвенев серебряными монетами на головном уборе, и пошла к колодцу запастись водой на вечер. Женщина высока и тонка, но так легко несла два больших ведра, полных прозрачной чистой влаги, как будто они были пустыми.

Скоро сядет солнце... Она подождала, пока не пришла пора переворачивать лепешки, и сырыми еловыми ветками потушила вновь было разгоревшийся огонь под противнем – дойдут уже сами. Слегка наклонившись, вышла из низенькой деревянной пристройки к терему во двор.

Поселение из нескольких десятков домов окружено широким и высоким деревянным частоколом. Ворота открыты, из них видна дорога, проложенная по молодой траве копытами лошадей и коз. Вокруг раскинулся лес. За забором раздаются веселые крики детей, спешащих до темноты наиграться и набегаться.

– Паска, – окликнула Мира молодую женщину в высокой, расшитой бисером шапке. – Забирай детей. Охотники не вернулись?

– Нет.

Мужчины селения отправились на охоту на несколько дней, забрав всех низкорослых лошадей. В деревне остались лишь женщины, дети и немощные старики. Они уже не боялись нападения. Это прошлым летом по округе бродили солдаты из армии Валласа, промышляя разбоем в северных селениях, но холодная снежная зима прогнала непрошеных гостей. И сейчас короткое лето еще не вступило в свои права настолько, чтобы люди с юга успели дойти к ним, в чащу Сумеречного Леса. Северяне вздохнули с облегчением. Вот только отцов, мужей и старших сыновей не вернешь...

Почти всех способных сражаться мужчин в прошедшем году унесли битвы с Валласом, дотянувшимся наконец до Арута. Правители страны были взяты в плен, а сколько воинов полегло не оплаканными, не похороненными... Женщины и дети во главе с женой Ландоса отошли в леса. Север отступил в чащу, подобно раненому зверю, и наблюдал сотнями глаз, как солдаты лорда Даневана жгли и грабили усадьбы на границе.

Здесь, в лесах, везде поселения, но они хорошо спрятаны и охраняются лучниками. Все люди Севера стреляют из лука, от мала до велика. И мародеры из Валласа остерегаются нападать на обнесенные высоким частоколом лесные деревни, да и вообще углубляться в леса, где их поджидают голодные дикие звери и острые стрелы местных жителей.

Паска – молодая, но уже овдовевшая маленькая женщина, с гибкой талией, веселыми глазами и улыбчивым лицом, – утихомирила разгулявшихся за воротами детей и завела внутрь. Мира обходила дома, собирая нескольких стариков, которые останутся сторожить ночью. Хоть нападений и не было с прошлого года, но лучше, считала она, подстраховаться и выставить охрану. Паска присоединилась к ней. Они уже начали закрывать ворота, как вдруг высокая фигура в грубой просторной серой одежде, с большим мешком за плечами, показалась из леса. Человек шел быстро, опираясь на посох, за его спиной виднелся большой лук и концы завернутых в шкуры лыж. Женщины задержались у ворот, поджидая запоздавшего путника: закон гостеприимства на севере чтят свято. Как только странник вошел во двор, на лес опустилась тьма, как будто ночь ожидала появления неизвестного гостя. На конек самой высокой избы опустился большой ворон и прокаркал, вытянув одно крыло.

– Мир вам, – произнес незнакомец, вскинув руку.

– Мир тебе, путник, – эхом отозвались женщины у ворот, закрывая высокие створки на тяжелый засов.

Человек подошел ближе, и все увидели, что это старая женщина, высокая и очень худая. Она совсем не запыхалась, хотя по одежде видно, что в пути уже не один день. И спина, несмотря на громоздкую ношу, остается прямой. Сильная, выносливая женщина, которая не уступит и мужчинам...

Позднюю гостью пригласили к общему ужину. Все, кто был в поселении – женщины, старики, дети, – ужинали вместе в главном тереме за широким большим столом в горнице. Нехитрая еда: лепешки, яйца, суп из трав и озимых злаков. Странница не разговаривала, лишь внимательно смотрела вокруг. Ее никто ни о чем не расспрашивал. Люди Севера не отличаются любопытством. Захочет, сама начнет разговор.

Паска обнесла всех горячим питьем и села у печки, усадив с собой самых маленьких ребятишек и что-то им рассказывая. В печи курилось толстое полено, отдавая совсем немного тепла в стылую избу. Северное короткое лето еще не вступило в свои права. Кто-то запел, и несколько человек подхватили песню.

Мира стала убирать со стола, ей помогали две старые женщины: вымыть посуду, вытереть ее тщательно, особенно деревянную, расставить все по местам и убрать с пола крошки, чтобы мышам не достались. Понемногу расходились... В комнате остались лишь гостья и жена Ландоса.

– Я узнала тебя, – сказала Мира, внимательно посмотрев в глаза страннице.

– И я узнала тебя, хотя никогда не видела...

– Это ты встретила моего мужа перед последней битвой в лесу?

Старуха промолчала. Потрескивало полено в печи, к запаху березовых углей примешивался еле слышный аромат травяного настоя. Где-то наверху Паска пела колыбельную тоненьким, приятным голосом. За окнами темнота, как будто терем был единственным населенным местом в мире. Безветренной ночью ничто не шелохнется...

– Ты знаешь, что с ними случилось? – снова молвила супруга рыцаря.

Гостья вскинула на нее внимательные голубые глаза. Она не произносила ни слова.

– Они были схвачены Даневаном и увезены в Вандервилль. Наверное, их уже нет в живых, – задумчиво продолжала хозяйка, так же пристально всматриваясь в лицо собеседницы.

– Если ты не видела тела мужа, как можешь его хоронить? – сурово произнесла Орана. – Или тебе пообещали, что его убьют?

– Известна ли тебе их судьба? – переспросила Мира после некоторого молчания, словно не слыша последних слов старухи.

– Нет... Осень принесет вести, пока только слухами земля полнится...

– Что ты знаешь обо мне, лесная колдунья? – гордо вскинула голову хозяйка.

– Знаю, что предала ты мужа и народ. Знаю, что лорд Даневан передавал тебе яд, который ты подкладывала им в пищу многие месяцы. И не одна я уже это знаю, скоро и до вас вести докатятся...

– Ты знаешь, почему я это сделала? – Мира вздохнула судорожно и освободила горло от высокого воротника платья, словно ей стало трудно дышать. И вдруг, будто не могла больше выдержать, закричала: – Не молчи! Если это ты, Орана, то ты ведь знаешь, почему я это делала?! И ты знаешь, что меня ждет! Ответь, пожалуйста, ответь!

– Тебя ждет смерть, как и твоего сына. Ненадолго ты переживешь мужа, но жив он пока...

Мира бросилась на колени перед гостьей и разрыдалась.

– Не тебе решать, кому жить, а кому умирать, – сурово сказала старая женщина. – Слишком много ты взяла на себя. Не вынесешь ноши, принятой добровольно...

– Нет! Нет! Нет! – плача, причитала хозяйка. – Мужчины убивают в бою, убивают на охоте. Каждый, кто защищает свой дом, имеет право погубить того, кто посягнет на жизнь, имущество и семью с оружием в руках!

– Кто посягнет с оружием в руках, – повторила Орана. – Кто посягал на тебя с оружием в руках?

– Ты сама мать! Женщина дает жизнь, и нет никого и ничего более близкого и дорогого, чем дети, которые выходят из нашего чрева. Как нам не защищать их? Как не стараться продлить их жизни, если им грозит опасность?..

Странница подняла глаза на темное окошко, сказала задумчиво:

– Волчица – самая лучшая мать. Но и волчица убивает смертельно раненного детеныша...

– Мой сын не смертельно ранен. Он может жить! Он живет уже три года с тех пор, как заболел...

– Он умрет... рано или поздно.

– Мы все умрем, – Мира вытерла слезы со щек и села на скамью рядом со старухой. – Но пусть мы умрем раньше детей!

– Не тебе решать, кому жить, а кому умирать, – снова повторила Орана и повысила голос: – Воины выполняют свой долг. Если кто-то убивает ради удовольствия, он должен быть казнен.

– Я выполняла свой долг! Я защищала моего ребенка! Он может жить... он живет.

Старуха посмотрела на нее строго и приказала:

– Покажи мне его.

Вдвоем они поднялись на второй этаж. Внутри терема не было стен. Внизу, у входа, все свободное пространство занимала открытая горница с большой печью посередине, которая топилась день и ночь. Наверх вела резная лестница. Деревянный настил тянулся по всему периметру вдоль стен, огороженный перилами и примыкающий к печи, высящейся до потолка. Прямо на полу расстелены матрасы, набитые сеном и покрытые шкурами – здесь спали дети. Паска качала колыбель, подвешенную на толстых веревках к потолку, и что-то тихонько бормотала. Ее светлые распущенные волосы покрывали всю спину, глаза были сонными.

Мира подвела Орану к отдельно стоящей лежанке и откинула покрывало. Молодой человек, очень худой и очень красивый, повернул безбородое лицо к склонившимся над ним женщинам. Темные круги вокруг глаз подчеркивали их цвет – светло-голубой, почти белый. Он внимательно посмотрел на подошедших, словно не узнавая никого из них.

– Свар, как ты сегодня? – Мира с любовью провела ладонью по его темно-русым волосам.

– Лучше... – юноша еле приоткрывал губы. – Я не помню, кто меня привез из леса?

– Я... я и Паска пошли за тобой вчера, – прошептала мать. – К счастью, ты не ушел далеко.

Справа, на грубой рубахе юноши, занимая весь бок, расплывалось розовое пятно. Орана умелыми руками подняла рубашку и сняла повязку, хозяйка помогала ей. Молодой человек поморщился от боли и отвел руку, чтобы облегчить им перевязку. Вдвоем они освободили рану от пропитанной мазью ткани. Грудь юноши поднималась и опускалась с еле слышным свистом. Через ребра к грудине шла неглубокая рваная рана, сочащаяся сукровицей.

Паска оставила уснувшего ребенка, спустилась вниз и вернулась с миской, полной черной тягучей мази, и чистой тканью. Вместе они очистили рану, положили новую повязку. Юноша закрыл глаза и снова поморщился... Никто больше ничего не говорил. Укрыв перевязанного отрока, Паска растянулась здесь же, на полу, рядом со спящими детьми, а Мира и Орана спустились вниз.

– Расскажи, – коротко велела старуха.

Они вновь сели на лавку. Женщина подвинулась к ней совсем близко и зашептала прямо в ухо:

– Три года, как Свар заболел этой болезнью. Начинается она всегда внезапно. Падает он и принимается корчиться в судорогах. Не часто, один раз на полную луну обычно... И потом лежит больной и слабый несколько дней, встать не может, ноги отказываются служить. Когда это случилось в первый раз, упал он с коня и запутался в стремени, лошадь поволокла его, чудом спасся... А сейчас вот в лесу, шел по берегу, потерял сознание, скатился по склону, разорвал сухим суком кожу... Счастье, что река уже не полноводная, а то утоп бы. Мы его нашли с Паской лежащим внизу. Как еще не захлебнулся: у самой кромки воды лежал, губ она касалась! Когда есть лекарство, все нормально – не падает, не корчится. Но закончилось оно... Перед пленением Даневаном рыцарей передали мне порошок сухой. Нету его вот уже две луны, и снова начались припадки...

– Знаю я эту болезнь. Не проходит она, – Орана сурово посмотрела на нее. – Всю жизнь, сколько жить будет, падать ему и валяться в беспамятстве суждено. Не сможет он стать хозяином. Слабым быть ему, в уходе нуждаться... Другие дети у тебя есть. У братьев мужа твоего тоже есть дети. Так боги распорядились...

– Как, как они распорядились? – зашептала горячим шепотом Мира. – Что быть ему больным всю жизнь? Да мало ли больных на свете, мало ли калек! Мало ли выживают после серьезных, тяжелых ранений и продолжают жить дальше! И как живут!

– Не о том ты говоришь, Мира, – оборвала ее Орана. – Бывает, воин или охотник и конечность потеряет, да тело все равно здоровым остается. И однорукие, и безрукие, и безногие порой выживают – да остальное на месте, и голова разум не теряет! А эта болезнь терзать его будет всю жизнь. Не быть ему ни воином, ни охотником, ни просто надолго от полатей отлучиться, настигнет в любую минуту падучая эта... Если как тогда, в первый раз, верхом будет – затопчет его конь. Как вчера, да никто не придет на помощь – умрет от кровопотери; замерзнет, если зимой... Не приставишь ты к нему няньку на всю оставшуюся жизнь!

– Приставлю, приставлю, Орана! Сейчас еще моего здоровья хватит, а потом найду ему девушку хорошую, любящую, чтобы не спускала глаз с него...

– Он мужчина, Мира, – покачала головой старуха. – А ты готовишь ему жизнь спеленатого младенца...

– Первенец он мой, – несчастная мать прижала руки к груди и подняла на Орану пылающие глаза, – такой сладкий... такой нежный...

– Негоже разделять детей на любимых и нелюбимых, забывать свой долг...

– Нет у меня любимых и нелюбимых. Только самый ласковый он, самый чуткий, самый добрый...

– Не ребенок он уже. В его годы надо быть охотником, уметь защищать людей...

– Да как же ему стать охотником, – расширила и без того огромные глаза Мира. – Ты же сама говоришь, что как случится с ним эта болезнь, погибнет он тут же без присмотра! А если это в бою, в походе приключится... мне даже представить страшно!

– Вот видишь, даже представить страшно... Не может он мужчиной быть, от печки отойти... Какую жизнь ты ему готовишь? Калеки?

– Всегда, всегда, когда мужчины уходят, в поселении кто-то остается. Одни за домами следят, за детьми... другие еду готовят, за скотиной ходят...

– Так и тут не быть ему хозяином! Упадет, головой об угол дома ударится или в печку попадет и сгорит, еще и пожар учинит... В хлеву случится это с ним – затопчет его скотина, если сам не убьется...

– А если кто-то будет рядом, так обережет его... не так часто с ним оно и случается... А если лекарство будет, может, вообще болезнь отступит, – не сдавалась Мира.