Текст книги "Архивраг. Книга четвертая. Максимальные ставки (СИ)"

– Мы последовательно придерживаемся установленных правил и договоров относительно методов и средств, которые должны использоваться при изучении так называемой Чернобыльской аномальной Зоны, – произнес стандартно-штампованную фразу министр, понимая, что и он, и любой другой его коллега, используя подобные приемы, заведомо лжет, о чем все прекрасно знали, но делали вид, что так и надо. – Насколько мне известно, летательный аппарат совершал стандартное патрулирование и не выходил в своих действиях за рамки приказов, ограниченных упомянутыми вами договоренностями.

– В таком случае, с чем связано его падение? – не унимался иностранец, не скрывая раздражения в своем голосе, но всем видом стараясь сохранять спокойствие. – Его сбила одна из военизированных группировок? Ведь, насколько известно, аномалии на большая высота практически не встречаются. Если за крушением стоит группировка, то как к ним туда попасть средства для поражения воздушных целей?

Внутри Владимира Ивановича на секунду все вскипело, но годы опыта и работы над собой в плане сохранения самообладания дали о себе знать. Ему захотелось поправить ставший неожиданно тугим галстук, но министр решил этого не делать, чтобы не давать повода следящим сейчас за ним тысячам пар глаз посчитать, будто его загнал в тупик дотошливый британец. Его намек был понятен: приблизительно два года назад имела место провокация со сбитым американским вертолетом над сектором ответственности НАТО и ради этого даже сфабриковали целое дело с системами переносных зенитно-ракетных комплексов якобы российского производства, оказавшиеся в руках подконтрольных России группировок. Тогда этот повод пытались использовать для оказания информационного и политико-дипломатического давления на Москву с очередным призывом к введению санкций. Цель была и оставалась совершенно понятной – вынудить российское руководство отказаться от контроля над своим участком Зоны и передать его международным организациям под эгидой ООН – то есть НАТО. И хотя в реальности контролировать Зону никто не мог, но удержание чужого участка Периметра автоматически давало преимущество в контроле над артефактооборотом. Кремль не мог пойти на такие уступки и Колесникову об этом было хорошо известно. Британец явно пытался поставить его в неудобное положение, чтобы на следующий день все западные СМИ вышли с заголовками о том, как русский министр облажался и постараться использовать данный факт в пропагандистских целях для подрыва авторитета России. Колесников был решительно настроен не дать ушлому журналисту такой возможности.

– Как вам должно быть известно, – произнес Колесников после слегка заметного вздоха, словно пришлось в очередной раз растолковывать некую очевидную истину, – аномальная территория на то и аномальная, поскольку в ней происходят явления, не имеющие на данный момент четкого объяснения. При этом, повторяя сказанное ранее нашим военным ведомством, согласно имеющимся данным, в районе падения никаких признаков применения противовоздушных оружейных систем не наблюдалось...

– Постойте, – перебил журналист и поднял руку, – в этом не может быть уверенности, ведь у вас нет окончательных данных с расшифрованного черного ящика? Это следовать из ваших слов.

Министр лишь незаметным для остальных движением скул внешне проявил свою реакцию на столь неподобающее и хамское поведение представителя британских СМИ.

– Еще раз: средства объективного контроля наших военных не выявили признаков применения оружия, способного поражать воздушные цели, – все тем же терпеливым тоном произнес министр, – хотя более компетентно этот вопрос прокомментирует министерство обороны. О данных с черного ящика у меня нет никакой информации, равно как и у вас нет никаких оснований считать, что крушение связано с применением упомянутого вами оружия, верно?

Министр явно перешел в словесное контрнаступление и весь зал это почувствовал. Раздались недовольные возгласы, призвавшие мистера Блэра дать возможность задать вопросы и другим, но атмосфера наэлектризовалась и все собравшиеся уже почувствовали возможный скандал, ставший бы еще одной новостью для смакования СМИ по обе стороны Атлантического океана. Все с интересом ожидали продолжения напряженного диалога.

– Вы ходите сказать, что такого не может быть? – попытался возразить журналист, но как-то вяло и неубедительно. Все ощутили, что инициатива явно перешла на сторону министра.

– Я хочу сказать, что сама постановка вопроса, основанного на утверждении, нуждающемся в доказательстве – в корне неверна. Если вы не предъявите свои доказательства, то ваши заявления можно считать голословными. Вы с этим согласны?

Вопрос носил явно риторический характер, которым журналист был послан в невидимый нокдаун. Не давая ему опомниться, Колесников продолжил.

– В свою очередь, если у ваших источников есть данные о применении систем ПВО в Зоне, то пусть они их предоставят для независимой экспертной оценки. Российская сторона обнародует данные бортового самописца, больше известного как "черный ящик", сразу же после соответствующего анализа.

Последнее было, естественно, не всей правдой, которую министр и сам не мог знать, поскольку даже ему не были известны все подробности крушения разведывательного самолета "Небесный взор". Возможно, что-то прояснится на экстренном Совете безопасности, на котором должен будет присутствовать Колесников по возвращению в Москву, куда он вылетит сразу же после окончания конференции, однако до тех пор требовалось выиграть время. Он был рад, что хотя бы не придется комментировать последние новости из Зоны и это уже обнадеживало, хотя российского посла в США проинструктировали на случай, если его вызовут в Белый дом – а в этом можно было не сомневаться. Колесникову оставалось нанести последний удар, чтобы окончательно приструнить зарвавшегося наглеца и он это сделал после выдержанной гроссмейстерской паузы. Расчет британца на то, что русский министр откажется отвечать в духе представителей американского Госдепартамента, сказав нечто вроде: "У вас что, монополия на вопросы?", оказался напрасным. В таком случае словесная дуэль была бы на его стороне, чего Колесников не мог допустить.

– Наконец, если у вас нет иных, более предметных вопросов, чем требования прокомментировать беспочвенные слухи, то, быть может, вы все же дадите возможность задать вопрос кому-то еще из своих коллег?

В зале послышались смешки, перемешанные с возгласами возмущения, и британский журналист почувствовал, что общее настроение явно не на его стороне и больше выжать из русского министра у него не получится.

– Нет, господин Колесников, у меня все, – ответил журналист. Пытаясь сохранить хотя бы внешне спокойный вид, мистер Блэр уселся на свое место с застывшей нервной улыбкой на своей покрасневшей физиономии, за которой он неуклюже попытался скрыть собственное поражение. После этого обстановка несколько разрядилась, а психологическое преимущество окончательно перешло на сторону российского министра иностранных дел. Снова поднялся целый лес рук и на этот раз слово предоставили мужчине с небольшой бородкой и длинным узким носом, который представился на вполне сносном английском языке.

– Моше Розен, газета "Исраэль Хайом", Израиль. Вопрос к господину Колесникову. О позиции России по вопросу кризиса на Ближнем Востоке известно достаточно хорошо. Москва давно и последовательно поддерживает иранский режим и оказывает ему военно-техническую помощь. Вступит ли российское руководство на стороне Ирана в случае, если против него начнутся боевые действия Арабским союзом и западной коалиции, о чем столь часто говорят в Эр-Рияде и Вашингтоне в последнее время? Каковы ваши оценки последствий выборов в США, если на них победит кандидат от демократов Том Палмер, последовательно выступающий за отказ от военной операции против Ирана? Благодарю.

Розен сел, показывая свое предельное внимание. Владимир Иванович выслушал вопросы, делая у себя на листке пометки и попутно прикидывая тактику ответов. После некоторой паузы он неспешно произнес:

– Во-первых, хотел бы начать с того, что мы готовы выстраивать конструктивные отношения на основе равноправия и взаимного уважения интересов с Соединенными Штатами независимо от того, кто займет кресло в Овальном кабинете Белого дома по итогам голосования. – Колесникову уже надоело за много лет произносить подобные штампованные фразы, но это входило в правила игры, а министр был в ней профессионалом. В реальности, какие могут быть отношения на основе уважения с теми, кто об этом имеет крайне смутное понятие? Но дипломатия штука тонкая. – Во-вторых, наше сотрудничество с Исламской Республикой Иран основано на двусторонних договоренностях и не нарушает международное право. Мы выполняем взятые на себя обязательства в рамках соглашений между Россией и Ираном, подписанные в ходе визита Президента России в Тегеран в марте текущего года. В-третьих, российская сторона последовательно выступает за деэскалацию ситуации в регионе Ближнего Востока и считает категорически неприемлемыми любые попытки использовать раскачивание обстановки там в геополитических играх отдельными странами и военно-политическими союзами. Мы считаем, что у проблемы должно быть политико-дипломатическое решение, а не военное. В-четвертых, начало боевых действий упомянутой вами коалицией при активном содействии со стороны некоторых западных стран против Ирана приведет лишь к чудовищной гуманитарной катастрофе, невиданного даже для Ближнего Востока масштаба. В-пятых, любые попытки использовать трагедию в данном регионе с целью набрать политические дивиденды в предвыборной гонке или для иных внутриполитических целей мы считаем категорически неприемлемыми с моральной точки зрения и абсолютно контрпродуктивными с точки зрения достижения главного результата – мира на Ближнем Востоке. Наконец, касательно вашего вопроса о возможном военном участии России на чьей-либо стороне в назревающем конфликте.

Владимир Колесников, немного прокашлялся и отпил воды из стоявшего на красивом столе стакана. Вопрос израильского журналиста был непрост и, хотя изначально просчитывался ответ на него, но каждый раз требовалось высказываться предельно осторожно.

– Россия выступает за недопущение вооруженного конфликта между иранской коалицией и противостоящей ей коалиции государств. Безусловно, Ближний и Средний Восток, как и ранее, входят в зону наших жизненно важных интересов и мы не можем оставаться безучастными относительно тех процессов, которые там происходят. Москва категорически против силового разрешения накопившихся в регионе противоречий и считает неприемлемой попытку развязать конфликт против Ирана на том основании, что его руководство якобы разрабатывает ядерное оружие. В недавнем прошлом целая страна была разрушена лишь на одном ложном предположении о наличии у ее властей оружия массового поражения, хотя тогда будущие интервенты не привели ни единого убедительного доказательства в пользу своих утверждений. К чему это привело всем прекрасно известно. Оставаясь верным взятым на себя обязательствам, мы не прекратим поставки вооружения и военной техники Тегерану при любых сценариях развития военно-политической обстановки в регионе. При наихудшем из возможных вариантов, то есть деградации ситуации до состояния полномасштабного вооруженного противостояния, Москва не станет совершать шаги, которые можно было бы трактовать как способствующие поощрению нарушения суверенитета отдельно взятого государства. В конечном итоге многое будет зависеть от позиции иранского руководства, к которому мы обязательно прислушаемся.

Вопрос израильского журналиста был явно не последним, с которым он хотел обратиться к министру иностранных дел России, но Колесников украдкой посмотрел на часы и, обратившись к журналистам, подытоживая, добавил:

– На этом все, я желаю вам всего наилучшего и оставаться приверженными правде, которая и должна лежать в основе всего, о чем вы пишите.

Оба министра поднялись, застегнув пуговицы на пиджаке – типичное действие этикета. Дальше произошел обмен рукопожатиями и непринужденные улыбки для фотографов, затем оба высокопоставленных чиновника вышли через основной вход. Особых прощаний не было – только обмен формальными любезностями с китайским министром Чжоу Чэнху при помощи переводчика и пара напутственных слов от коллеги из Поднебесной, после чего Колесников сел в свой бронированный Mercedes-Benz класса "S" мощностью в шестьсот с лишним "коней", выехавший по направлению к крупнейшему китайском аэропорту. Колесников подумал о том, что сегодня ему удалось удачно уйти от неприятных вопросов журналистов. Это была часть общей игры: часто приходилось делать то, о чем нельзя говорить вслух – по политическим или этическим соображениям. Соответственно львиная доля искусства и сводилась к умению уклончиво отвечать на вопросы, на которые нельзя дать прямой ответ, равно как и солгать – тогда в следующий раз могут поймать за язык и представить в плохом свете. Такой расклад означал ущерб имиджу страны, последствия от которого могли быть весьма серьезными и ни в одном правительстве министра по голове не погладят за такую оплошность. Однако дипломатическая школа в России была одной из лучших – если не лучшей – в мире, а потому ее яркий представитель в лице Владимира Ивановича Колесникова обладал всем необходимым опытом и знаниями, чтобы не попасться в те хитрые ловушки, которые ему расставляли представители СМИ. Самый сложный этап поездки по Азиатско-Тихоокеанскому региону пройден, а потому ему было, что сообщить своему руководству. Обо всех основных результатах переговоров за последние несколько дней в Кремле и Правительстве уже знали – эту информацию передали по защищенным каналам из российских посольств тех стран, в которых побывал с официальным визитом министр иностранных дел, но все же детали он должен был передать лично на грядущем Совете безопасности в Москве. Ему сильно захотелось спать и даже виды ускоренно строящегося Пекина с его удивительным китайским колоритом, древними дворцами и огромными небоскребами не могли заставить отказаться от удовольствия вздремнуть. Через полчаса он проснется, когда автомобиль и эскорт со спецсигналами въедут в выделенную зону гигантского аэропорта "Шоуду", чей новый терминал, построенный к Олимпийским Играм две тысячи восьмого года, издали напоминал спину огромного дракона. Там министр пересел на борт Ил-96-300, приписанный к Специальному летному отряду "Россия", обеспечивавший перевозку первых должностных лиц государства. В открытую рампу самолета въехали бронированные автомобили, путешествующие с министром по всему миру, а еще получасом позже самолет с гулом взлетел в небо. Ровно через сутки должно состояться оперативное совещание Совета безопасности России, на который Колесников хотел явиться более-менее выспавшимся, а значит, большую часть пути он проспит и сопровождавшие его лица разбудят министра только в экстренном случае.

***

Четырнадцатая военная база седьмого приграничного участка

Чернобыльской аномальной Зоны

Они заверили, что действие принятых препаратов уже прошло и их использование никак не повлияет на результат теста. Кроме того, долгий и глубокий сон позитивно влияет на его прохождение, поскольку выспавшийся испытуемый менее подвержен стрессам и, соответственно, меньше риск вызвать побочные реакции, способные исказить результат проверки. Анализ показал возможность проведения теста для чего по распоряжению свыше в срочном порядке в специальном помещении со звукоизолирующими стенками и отсутствием чего-либо, способного отвлечь от проверки испытуемого, организовали полиграфический тест.

Меткий уже второй раз проходил подобное испытание с некоторым временным интервалом. Ему не были известны результаты предыдущего теста, но он догадался о необходимости проведения нового, по всей видимости, с теми же вопросами, чтобы минимизировать случайные отклонения и убедиться в надежности метода. На него прицепили несколько датчиков, включая используемые для съема и регистрации психофизиологических показателей грудного и брюшного дыхания, а также измерения давления и даже одели на палец датчик-оптопару для измерения показателей сердечно-сосудистой системы. Наконец, усесться ему пришлось на нечто вроде плоской подушки, фиксирующей все движения человека для выявления противодействия проведению полиграфической проверки. Сталкер расслабился насколько смог – полностью достичь такого состояния практически невозможно в условиях прохождения теста на полиграфе, но контролировать свое тело для ходока в Зоне то же самое, что и уметь распознавать аномалии. Толку с последнего, если сталкер, скажем, не в состоянии неподвижно пролежать в неудобной позе, когда аномалия реагирует на движение? Поэтому в некотором смысле Меткий представлял собой идеального испытуемого. Еще перед началом первого теста специалист-полиграфолог, допущенный к проверке после росписи о неразглашении всего им услышанного, оговорил с Метким содержание вопросов и убедился, что они, равно как и используемая лексика, понятны ему и здесь никаких проблем не предвидится. Пока шли приготовления, мысли сталкера перенесли его в разговор с человеком, которого, как он думал, вряд ли больше когда-нибудь увидит.

***

Некоторое время сталкер неподвижно смотрел на офицера. Это лицо, голос, манера говорить... Удивление застыло на лице Меткого, а руки и все тело будто налились свинцом.

– Селезнёв? – неуверенно спросил он.

– Он самый, – отеческим голосом ответил генерал и жестом показал на кровать. – Не против, если я присяду? Суставы уже ни к черту.

Было ощущение, будто слова звучали как в тумане, далеким эхо – настолько необычна для сталкера казалась встреча. Он просто не верил своим глазам.

«Прошло столько лет»

Он сбросил оцепенение и смысл слов генерала наконец-то до него дошел.

– Кровать? Ах да, конечно.

Селезнев, все это время ждавший формального согласия сталкера, аккуратно присел на край кровати и несколько секунд просто смотрел на Меткого.

– Присядешь, Витя? – обратился Селезнёв. – Говорят, в ногах правды нет.

В ответ Меткий покачал головой.

– Спасибо, я постою.

Генерал понимающе кивнул.

– Как здоровье, Витя? – он старался соблюсти неофициальный тон, но без намека на неуместную фамильярность; Селезнев не знал, как изменился сталкер, а потому не был уверен в его реакции. На его взгляд, единственной здравой тактикой разговора был баланс между осторожностью, дружелюбием и уважением, главное избежать жесткости и жалости – этого бы и он сам не потерпел, оказавшись на месте сталкера.

– Жить буду, – несколькими секундами позже последовал ответ.

– Хорошо, Витя, хорошо, – Селезнев покачал головой. – Здоровье в наши дни самое важное. Мне сообщили, у тебя практически отсутствуют симптомы лучевой болезни или других серьезных заболеваний. Поразительно.

Меткий почему-то избегал встретиться с Селезневым взглядом. Быть может, дело было в подсознательном нежелании вызвать воспоминания из прошлого, но сталкер и сам себе не мог дать ответ на этот вопрос, ведь прошло столько времени, столько событий. Меткому казалось, будто ответы на вопросы были им давно получены, но где-то в глубине остался осадок из-за того, что семь лет назад его по-сути вынудили к сотрудничеству.

– Раньше вас это несильно беспокоило, – полузаметил-полуогрызнулся Меткий через плечо, отвернувшись в сторону.

– Раньше я спас тебя от длительного срока в колонии строго режима, – парировал Селезнев. Меткий обернулся.

– Вы избавили меня от такой судьбы не из соображений альтруизма, – голос сталкера стал резким. Генерал утвердительно кивнул седой головой.

– Верно, Витя. Тебе было нужно освобождение – и ты его получил. Нам нужен был агент – и мы его получили. Все честно.

– "Честно"?! – вспылил Меткий. – А вам не приходило в голову, что я не хотел быть в Зоне так долго?! Вы не задумывались, что Зона там в сто крат хуже зоны здесь?

Сталкер тяжело вздохнул и, прислонившись головой к стене пневмопалатки, закрыл глаза.

– Да вы хоть понимаете, через что мне пришлось пройти, выполняя ваши приказы? – усталым и тихим голосом произнес он.

Генерал Селезнев тяжело поднялся на ноги и прошелся по палатке.

– Помнишь курсы ускоренной подготовки агентов для заброски в аномальную территорию? – неожиданно спросил он. – Тогда я научил тебя всему, чему сам набрался в Зоне, но ни разу не говорил, что был одним из первых, кто побывал в Зоне как военный сталкер.

Меткий молчал, слушая все то, о чем говорил генерал, не прерывая его. Высокопоставленный офицер ГРУ продолжал говорить таким голосом, словно рассказывал о днях, проведенных в советских пионер-лагерях – далеком и прекрасном прошлом.

– Когда мне десять лет назад предложили возглавить первый глубинный рейд в Зону, я не задумываясь, согласился. Стал добровольцем, так сказать. Тогда и названия "Зона" как такового не существовало – только впоследствии не прижившиеся формы вроде "закрытой территории экологического бедствия" и тому подобного. Старались засекретить все как можно тщательней. – На лице генерала появилась улыбка. – Какая чушь. Разве можно Зону засекретить? Мы тогда практически ничего не знали о ней – собственно, почти также, как и сейчас – не имели опыта проведения там операций. Ровным счетом ничего. Но однажды поступил приказ исследовать один из глубинных секторов. Если не считать место операции – ничего необычного. Задание стандартное: разведка, сбор образцов и эвакуация. Два десятка человек – все из спецподразделений и знавшие, что такое война. Но мы не к тому готовились... Я вообще не уверен, что к тому, с чем мы столкнулись можно быть готовым.

Теперь голос генерал изменился, в нем появилось напряжение.

– Поначалу все шло вроде бы неплохо – высадились без приключений за десять километров от пункта назначения и пошли отработанным строем. Тогда еще никто не составлял карты воздушных аномалий. Первый час хода нам практически ничего не встречалось, никаких признаков угрозы, лишь перед первым привалом напали псевдопсы, но с ними удалось довольно быстро справиться. Как оказалось, они были лишь передовым дозором этих тварей. Наступили сумерки и видимость резко ухудшилась, поэтому мы не сразу заметили, как за нами по пятам шла огромная стая псевдопсов – не менее сотни. Ты когда-нибудь видел сотню этих существ? Мне никогда, ни до, ни после не доводилось о чем-либо подобном слышать. И они нас погнали. В темноте я слышал, как кто-то из отряда с ужасающим криком пропал в темноте. Псы атаковали нас с флангов и выдергивали солдат из отряда, утаскивая в чащу. Мы потратили половину всех патронов, но даже на четверть не сократили их число. Отряд бежал сквозь ночь, не разбирая дороги, и не менее пятеро из наших погибло в аномалиях. От усталости часть бойцов просто попадала без сознания – мы ничем не могли им помочь; уродливые твари были столь стремительны, что переноска тел привела бы к гибели всех остальных и я принял единственно правильное решение в этой ситуации – оставить их. Только так сохранялась надежда на спасение хотя бы части личного состава. Стрельбой мы отгоняли хищников, но ненадолго и, в конце концов, расстояние между нами неумолимо сокращалось. Никакой постройки или возвышенности не было – один сплошной черный лес. Когда нас осталось не более трети от первоначальной численности, мы вышли к огромному оврагу, который не был отмечен на картах. Широкий, с высокими отвесными склонами, он был единственным путем, куда нам оставалось бежать.

И вдруг погоня прекратились, мерзкий хриплый лай стих и настала полнейшая тишина.

Изможденные физически и морально, мы просто обомлели от радости, когда убедились в отсутствии преследования. Перевели дух, пришли в себя и решили назад не возвращаться – еще одну встречу с псевдопсами мы бы не пережили. Выход один – идти вперед. Овраг был огромным, а на его склоны можно взобраться только при помощи специального снаряжения, но рисковать не хотелось – псы могли идти поверху, по какой-то причине избегая оврага. Слишком поздно я понял, что они нас загоняли в нужном направлении, но правда оказалась страшней любых догадок. Из последних сил мы волоклись по дну оврага, подгоняемые страхом и отчаянным желанием выжить, пока не началось такое, чего я, да и никто на свете, не смог бы объяснить. Склоны над нашими головами пришли в движение и буквально срослись, образуя огромный ни то туннель, ни то пещеру. Можешь себе представить? Мы настолько опешили, что даже не знали, как нам быть и просто упали на землю в ожидании конца этой немыслимой трансформации. Получасом позже мы осторожно принялись осматриваться, пока не убедились в отрезанном пути назад. Оставалось идти только вперед. Не знаю, сколько мы блуждали в этом месте, но в какой-то момент мы очутились в пещере, где каждый камень, каждая стена тускло светились. Явление поражало: я и мои бойцы на несколько минут забыли о том, где находились, обо всех опасностях и смертях. Мне неизвестно, с чем мы столкнулись, но вначале оно просто гипнотизировало. Подвох я разглядел не сразу и за свою ошибку расплачиваюсь кошмарными снами, от которых до сих пор просыпаюсь в холодном поту, Витя. Все стены покрылись какими-то наростами, тошнотворными черными икринками размером с футбольный мяч. Из них стали вылупляться невиданные червеобразные создания, стремительно выползавшие из наростов. Не прошло и минуты, как они стали соединяться, сливаться в одну неописуемую массу. Она жутко переливалась, меняя свою форму, как будто стало одним целым, искавшим подходящий окончательный облик. Почуяв нас, оно стремительно бросилось в нашу сторону и поглотило еще трех человек. Мы кинули все лишнее, даже оружие, и бросились наутек. Бежали долго, без разбора, петляя в лабиринтах этой пещеры. Не знаю, сколько времени прошло, пока нам улыбнулась удача – выход оказался в какой-то полусотни шагов, но тварь – или чем бы она ни было – просочилась сквозь трещины пещеры и схватило двух моих товарищей, поглощая их тела. Я испугался как никогда прежде и только на инстинктах и благодаря многолетним тренировкам успел вытащить одного из них и выбежать из пещеры до того, как – не поверишь – вход зарос, словно его и не было раньше...

Селезнев опустил голову и наступило тягостное молчание. Спустя некоторое время, он устало продолжил.

– До сих пор не знаю, как мне удалось дотащить своего бойца к точке эвакуации. Думал, у меня остановится сердце, пока добирались до вертолета. Я... я не знал, что на вертолете не окажется каких-то средств для изоляции товарища. Пришлось на время упаковать его в какой-то чехол и замотать чем попало до прибытия на базу. Кто же мог знать...