Текст книги "Пасхальная тайна: статьи по богословию"
Автор книги: Иоанн Мейендорф
сообщить о нарушении
Текущая страница: 56 (всего у книги 65 страниц)
Так называемая Воскресенская летопись под 1347 г. сообщает о трех молодых христианах, казненных в Вильно по приказу великого князя литовского Ольгерда (Альгирдаса), который был язычником. Некогда прозывавшиеся Круглец, Нежило и Кумец, а в крещении ставшие Антонием, Иоанном и Евстафием, они продолжали служить при княжеском дворе, но отказывались соблюдать некоторые литовские обычаи (например, бритья головы) и строго держались правил Православной Церкви о посте [1193]1193
Ср. : Голубинский Е. Е. История канонизации святых в Русской церкви. Изд. 2, испр., доп. М., 1903. С. 68–71, 542 [репринт: То же. М., 1998].
[Закрыть].
Как справедливо заметил в одной из недавних своих публикаций профессор Иван Дуйчев [1194]1194
*Дуйчев Иван (1907–1986) – известный болгарский историк–медиевист, авторитетный специалист в области балканистики и византиноведения, палеограф. Закончив Софийский университет, продолжил образование в Риме, где произошло его становление как ученого–палеографа и архивоведа. После присуждения ему степени доктора наук возвратился в Софию, работал в университете, а затем в Институте истории Болгарской Академии наук. С 1981 г. – действительный член Академии наукБолгарии. Постоянный участник крупных международных научных форумов, почетный член ряда европейских академий и университетов, автор внушительного количества научных книг и статей, а также ряда ценных публикаций источников по средневековой болгарской книжности и болгаро–византийским культурным связям.
[Закрыть], имена славянских святых вносились в греческие месяцесловы крайне редко [1195]1195
Dujcev I.Slawische Heilige in der byzantinischen Hagiographie // Südost–Forschungen: Internationale Zeitschrift für Geschichte, Kultur und Landeskunde Südosteuropas. Bd. 19. München, 1960. S. 71–86.
[Закрыть]. Однако есть несомненные признаки того, что под новым – монашеским – руководством Византийская церковь стала по своему агиографическому кругозору менее замкнутой и более «вселенской». Об этом ясно говорит, например, композиция жития прп. Феодосия Тырновского, которое составил патриарх Каллист. В этой связи хотелось бы особо остановиться на почитании этих трех литовских мучеников, история которого, несмотря все церковно–политическую его важность, до сих пор недостаточно выяснена [1196]1196
Более детальный разбор этого вопроса см. в: Meyendorff J.The Three Lithuanian Martyrs: Byzantium and Lithuania in the Fourteenth Century // Eikon und Logos: Beitrâge zur Erforschung byzantinischer Kulturtraditionen / hrsg. H. Goltz. Halle, 1981. S. 179–197.
[Закрыть].
Этот особый эпизод мученичества историки, знакомые лишь с позднемосковской его версией, расценивают порой как легендарный. Будучи язычником, князь Ольгерд в действительности не был гонителем христианства. Дважды женатый на княжнах-христианках, он относился к Православной Церкви (к которой принадлежало и большинство подданных Литовского княжества) в целом вполне благожелательно.
Тем не менее мученический подвиг Антония, Иоанна и Евстафия засвидетельствован и оценен в документах его времени, и значение документов столь исключительно, что невнимание к ним исследователей лишено всякого оправдания. Речь идет о славянском житии, греческом энкомии [1197]1197
*Похвальном слове.
[Закрыть]и изображении трех мучеников на «Большом» саккосе митрополита Фотия из Оружейной палаты московского Кремля.
Текст славянского жития, по мнению его издателя М. Н. Сперанского, принадлежит сербскому автору [1198]1198
Сперанский М. Н. Сербское житие литовских мучеников // Чтения в Императорском Обществе истории и древностей российских при Московском университете. 1909. Кн. 1. [Отдел] И. С. 1–47. Более поздняя русская версия основывается на сербском оригинале, включенном в Четьи–Минеи митрополита Макария Московского; см.: Великие Минеи Четии, собранные Всероссийским митрополитом Макарием. Апрель, дни 8–21. М., 1912. Стлб. 438–443.
[Закрыть]. Поведав о смерти трех страдальцев, анонимный писатель сообщает далее два важных факта: 1) что сыновья Ольгерд а, также обратившиеся в православную веру, помогают сберечь останки казненных, а сам Ольгерд разрешает христианам выкупить землю для сооружения храма в память о них; 2) что в 1374 г., «в первосвятительство патриарха Вселенского Филофея» (1364–1376), частицы мощей литовских мучеников были принесены в «святейшую и великую церковь», где, окруженные благоговейным почитанием, стали источником чудесных исцелений.
Хронология жития и весьма положительное освещение действий Ольгерда и его сыновей, выказавших свое расположение к православной вере, очень хорошо отражают церковнополитическую реальность 1370–х гг. Именно в эти годы патриарх Константинопольский Филофей отказался от сугубо промосковской политики предыдущего периода и стал выражать озабоченность будущими судьбами православных в Великом княжестве Литовском. В 1373–1375 гг. деятельное участие в примирении враждующих русских княжеств [1199]1199
*Подразумевается политическое и военное соперничество Московского и Литовского княжеств. Значительную часть последнего составляли земли Юго–Западной и Западной Руси, откуда и нередкое в историографии именование его Литовско–Русским государством.
[Закрыть]принимал патриарший эмиссар, болгарский монах Киприан. Он заручился важными связями при литовском великоняжеском дворе, и был, в конце концов, поставлен митрополитом в Литву [1200]1200
*Вначале с титулом Киевский, Литовский и Малой Руси.
[Закрыть](1375) [1201]1201
См.: Meyendorff J.Byzantium and the Rise of Russia. P. 187–199 [Византия и Московская Русь. С. 465–471, 473–474].
[Закрыть]. Торжественное принесение мощей виленских мучеников в Константинополь (1374) совершилось, несомненно, по его инициативе. А исследователь, задавшийся вопросом об авторе их жития, – про которого известно, что это был серб, хорошо осведомленный в положении дел на Руси и близкий Киприану, – непременно должен обратить внимание на сербского монаха Исаию, настоятеля русского монастыря на Афоне, который около 1371 г. перевел на славянский язык творения Дионисия Ареопагита. Сохранилась копия этого перевода, собственноручно выполненная митрополитом Киприаном [1202]1202
Ср. : Мошин Б.Житие старца Исаии, игумена Русского монастыря на Афоне // Сборник Русского археологического общества в королевстве Югославии. Вып. 3. Белград, 1940. С. 125–167. Мысль о возможном тождестве монаха Исаии с автором жития была мне подсказана доктором Германом Гольцем из Галле.
[Закрыть].
Греческий энкомий составлен ритором Великой Церкви Михаилом Вальсамоном. В свое время я назвал приблизительной датой этого сочинения 1390 г. – время, когда прибывший в Москву Киприан окончательно вступил в управление Русской митрополией и когда его политика налаживания дружественных отношений между Московским княжеством и Литвой получила к тому же официальную поддержку Византии. Вальсамон называет мучеников росами('Ρώσοι γάρ οντες), хотя и знает, что по происхождению они литовцы. Ему, впрочем, нелегко было уяснить различие между теми и другими. «Они росы, – писал он, – но не из тех, что вначале прибыли к нам кораблях <...>, а из тех, что зовутся литовцами и огнепоклонниками (οΰς Λιτβούς ώς δέ και πυρολάτρας ό λόγος καλεΐ)» [1203]1203
Сперанский М. Н. Сербское житие. С. 36. Греческий энкомий был дважды опубликован М. Гедеоном в: Νέα βιβλιοθήκη των έκκλησιαστικών συγγραφέων. T. 1. Κωνσταντινούπολη, 1903. Σ. 85–102; Άρχείον τής έκκλησιαστικής ιστορίας. Κωνσταντινούπολη, 1911. Σ. 152–174.
[Закрыть]. Вальсамон сообщает о принесении мощей и почитании их в Константинополе, всячески подчеркивая при этом роль патриарха Филофея, чья репутация, авторитет и политический курс были абсолютно признаны в Византии после 1390 г. :
И град наш, – пишет Вальсамон, – <...> воспринял некую часть святых мощей, ибо они были принесены сюда святыми руками [Киприана? – И. М.] взамен оружия и воинского ограждения и положены еще более святыми руками <...> великого Филофея (Θιλοθέου τού πάνυ) <...>, кто первенствовал в ублажении их как мучеников и в почитании их святыми иконами, поклонением и ежегодным празднеством [1204]1204
Сперанский Μ.Η.Сербское житие. С. 47.
[Закрыть].
Еще существеннее то, что изображение литовских мучеников появилось на знаменитом произведении декоративного шитья, служа символом духовных и политических связей между Константинополем и Русью. Так называемый «Большой» саккос митрополита Фотия, датируемый 1414–1417 гг. [1205]1205
Ср.: Obolensky D.Some Notes Concerning a Byzantine portrait of John VIII Palaeologus // ECR. Vol. 4. № 2. 1972. P. 141–146.
[Закрыть], с лицевой стороны украшен, среди прочего, миниатюрой «Сошествие во ад». Ниже фигуры воскресшего Христа вышиты два парных изображения: по одну сторону – император Иоанн VIII Палеолог и его первая жена Анна († 1417), дочь великого князя московского Василия Димитриевича, по другую – сам великий князь Василий и его жена София, дочь великого князя литовского Витовта. Идеологическое и художественное значение этих портретов неоднократно выяснялось историками. Но не менее важны три фигуры, помещенные прямо под «Сошествием во ад» и между двумя венценосными парами. То, что это виленские мученики, удостоверяет греческая надпись, где они перечислены поименно и названы росами(οί 'Ρώσοι, как и в энкомии Вальсамона) [1206]1206
Ср. его превосходное воспроизведение в: Bank A.Byzantine Art in the Collections of Soviet Museums. Leningrad, 1977. Pl. 12–18.
[Закрыть].
«Большой» саккос митрополита Фотия. Декоративное шитье (1414–1417). Москва, Кремль, Оружейная палата.
Слева – византийский император Иоанн VIII Палеолог и его жена Анна, дочь великого князя Василия Димитриевича Московского; справа – великий князь Василий и его жена София, дочь Витовта Литовского; в центре – трое «мучеников литовских».
Полагаю, что рассмотренное в свете идеологической концепции, которую запечатлел саккос Фотия, изображение это говорит само за себя. Три виленских мученика были свидетелями православия в Литве, которая начиная с 1386 г. (уже в правление Витовта) перешла из–под власти князей–язычников под власть польских королей римо–католического исповедания. Однако как митрополит «всея Руси» Фотий, от имени Византийской православной империи и Церкви, нес ответственность за всю свою митрополию, включавшую не только Московскую, но и Литовскую Русь. Успех его служения зависел от мира и согласия между двумя правителями. То и другое в понимании византийской дипломатии могло быть достигнуто лишь под символической эгидой все еще существовавшей империи «нового Рима». Следовать этой концепции было доверено Фотию, когда он наследовал Киприану в качестве главы митрополии «Киевской и всея Руси». Саккос же, по мнению Д. Оболенского, был вручен ему в Константинополе, как вещественное и официальное напоминание о его миссии.
Укажем еще два памятника, которые говорят о почитании этих святых. Один из них – золотой крест–мощевик конца XIV – начала XV в., хранящийся в Троице–Сергиевой Лавре под Москвой. По традиции его считают даром патриарха Филофея прп. Сергию Радонежскому. Из славянской надписи следует, что в нем, наряду с частицами древа Креста Господня, находились частицы мощей древних мучеников и «новых мучеников Литовских» [1207]1207
Белоброва О Л.Посольство константинопольского патриарха Филофея к Сергию Радонежскому // Сообщения Загорского государственного историко–художественного музея–заповедника. Вып. 2. Загорск, 1958. С.12–18.
[Закрыть]. Другой реликварий – серебряный мощевик, датируемый 1414 г., с мощами «новоявленных мучеников литовских», в котором находился также и золотой крест с греческой надписью. До 1917 г. он, как и первый, хранился в Троице–Сергиевой Лавре; нынешнее его местонахождение неизвестно [1208]1208
Там же. С. 14–16.
[Закрыть].
Почитание трех мучеников в Византии и на Руси было многозначным. Католическим правителям Литвы оно напоминало о том, что Великая Церковь и ее представитель, русский митрополит, озабочены судьбой тамошнего православного населения. Для великих князей московских оно означало призыв не замыкаться в узко «московитском» провинциализме, а стать вождями всей Руси. Было ли это «исихастским» наследием? Разумеется, нет, если речь идет об исихазме в его узком значении. Но то было наследие, предполагавшее определенные духовные приоритеты.
Эти вверенные Фотию приоритеты подразумевали превосходство православия над всеми секулярными интересами и увековечение имперской идеологии, которое возвышало миф «нового» Рима (в реальности уже сильно устаревший) над нарождающимся славянским национализмом. И хотя Византия была почти мертва, надплеменное духовное наследие, принесенное византийским монашеским возрождением XIV в. славянскому миру, продолжало жить. На уровне официальной московской политики влияние его сказывалось очень слабо, ибо Московская Русь чем дальше, тем больше определяла себя в категориях национального государства. Однако в конце XV и начале XVI вв. хранителями его выступили такие выдающиеся личности, как Нил Сорский и Максим Грек. И хотя наследию этому не дано было распространиться далеко за пределы исихастских скитов Заволжья, ревнители его не оскудевают и в наши дни.
Is “Hesychasm” the Right Word? Remarks on Religious Ideology in the Fourteenth Century
Опубл. в: Okeanos: Essays Presented to Ihor éevcenko on His Sixtieth Birthday by His Colleagues and Students / ed. C. Mango, 0. Pritsak. Cambridge, Ma, 1983 (= Harvard Ukrainian Studies,. 7). P. 447–457.
На рус. яз. публикуется впервые.
© Пер. с англ. Ю. С. Терентьева.
[ВИЗАНТИЙСКОЕ] ОБЩЕСТВО И КУЛЬТУРА В XIV СТОЛЕТИИ: КРУГ РЕЛИГИОЗНЫХ ПРОБЛЕМПри изучении любой ветви средневековой цивилизации всегда трудно выделить проблемы, которые можно было бы назвать «собственно религиозными», ибо религия во всяком средневековом обществе – непременная и самоочевидная составляющая всех интеллектуальных и общественных интересов. Тем более это справедливо в отношении Византии XIV столетия. Я имею в виду т. н. «паламитский» спор, а также дебаты между «латинофронами» и противниками унии, затрагивавшие самые основы византийской цивилизации и ее будущность.
Если империя в XIV в. и свелась к собственной тени, то церковь как институт никогда не имела большего авторитета в Византии и за ее пределами, чем в этот период. Это особенно верно в отношении монашества. Монастыри Святой Горы, ранее получавшие содержание от императоров и находившиеся в их управлении, на основании хрисовула Андроника II (1312) были переданы в патриаршую юрисдикцию [1209]1209
Meyer Ph.Die Naupturkunden für die Geschichte der Athoskloster. Leipzig, 1894. S. 190–194.
[Закрыть]. Подлинное значение этого акта оценить нелегко, но он мог содействовать союзу монашества и иерархии (весьма нетипичному для предшествовавших столетий), а начиная с 1347 г. – и переходу высшего церковного руководства к представителям монашеской партии. С этого времени на патриаршем престоле появляются один за другим ученики свт. Григоря Паламы (Исидор, 1347–1349; Каллист I, 1350–1353, 1355–1363, Филофей, 1354-1355,1364–1376; Макарий, 1376 -1379; Нил, 1380–1388 и др.).
При продолжающемся распаде государства такая перемена имела тем большее значение, что одновременно вырос и авторитет самого патриархата. По словам Г. Острогорского,
Константинопольский патриархат оставался центром православного мира с подчиненными ему митрополиями и архиепископиями на территории от Малой Азии и Балкан (к тому времени утраченных Византией) до Кавказа, Руси и Литвы. В Византийской империи церковь оставалась наиболее стабильным элементом [1210]1210
OstrogorskyG. History of the Byzantine State / tr. J. Hussey. Ed. 2, rev. New Brunswick, NJ, 1969. P. 487 [cp.: ОстрогорскийГ. А История Византийского государства / пер. с нем. М., 2011. С. 589].
[Закрыть].
Как географический и нравственный фактор, патриархат оказывал на общество, несомненно, большее влияние, чем императорский престол, и влияние это имело вполне определенные политические и экономические следствия.
Михаил VIII (1259–1282) был последним императором, пытавшимся решать религиозные вопросы в «цезарепапистском» ключе (что бы ни означал этот термин применительно к византийским условиям). Крушение Лионской унии, которую он хотел насильно навязать враждебно настроенному большинству духовенства, и восстановление в диптихах имени патриарха Арсения (1312) [1211]1211
Laurent V.Les grandes crises religieuses à Byzance: la fin du schisme arsénite // Académie Roumaine. Bulletin de la Section historique. T. 26. № 2. Bucarest, 1945. P. 61–89.
[Закрыть], бросившего вызов его власти, показали, что церковь, руководимая преимущественно монашеской партией, обрела новую для нее власть, а императоры слишком слабы, чтобы по–настоящему ее оспаривать.
При других обстоятельствах Иоанн Кантакузин, чья «политическая проницательность» делала его как государственного мужа «на голову выше современников» [1212]1212
Ostrogorsky G.Op. cit. P. 503 [cp.: Указ. изд. С. 606].
[Закрыть], возможно, и преуспел бы в восстановлении таких отношений между церковью и государством, какие существовали в прошлом. В начале своей политической карьеры, еще как великий доместик (μέγας δομέστικος) при Андронике III (1328–1341), он всерьез пытался восстановить влияние государства, глубоко поколебленное гражданской междоусобицей обоих Андроников. Но политические силы, на которые опирался Иоанн, – наиболее яркий представитель и выразитель интересов земельной аристократии [1213]1213
Cp. монографию: Weiss G.Johannes Kantakuzenos – Aristokrat, Staatsmann, Kaiser und Monch – in der Gesellschaftsentwicklung von Byzanz im 14. Jahrhundert. Wiesbaden 1969 (Schriften zur Geistesgeschichte des ôstlichen Europas, 4).
[Закрыть], – не могли допустить продолжительного существования сильной центральной власти, хотя бы и успешно восстановленной, и все его попытки в этом направлении оказались недолговечны. Так, Иоанн, несомненно, способствовал поставлению в патриархи придворного священника Иоанна Калеки (1334) [1214]1214
'Ιερεύς τού βασιλικού κλήρου [иерей дворцового клира]. – Nicephorus Gregoras.Historia Byzantina, X, 7, 3 // PG 148, col. 696d-697a.
[Закрыть], – возможно, с намерением ограничить влияние монашества. Покровительство, оказанное им калабрийскому «философу» Варлааму по прибытии того в Константинополь ок. 1330 г. [1215]1215
Nicephorus Gregoras.Historia Byzantina, XI, 10 / ed. L. Schopen. Vol. 1. Bonn, 1829. P. 555. Палама утверждает, что Андроник II, его правительство и официальные деятели Церкви были расположены к Варлааму: «ό Βαρλαάμ πανταχόθεν εχων τό δύνασθαι και γάρ τή εκκλησία μέγας έδόκει καί τή πολιτεία και παρά τού βασιλέως καί τών εν τέλει πολλής έτύγχανε τής υποδοχής [Варлаам, имея повсюду влияние, в церкви и государстве почитался за важное лицо, а также от царя и власть имущих немалую получал помощь]». – ΓΠΣ. Т. 2. Σ. 501–502.
[Закрыть], также означало, что при Андронике III и Кантакузине монахи–ревнители (зилоты) утратили политическое могущество, каким они пользовались при Андронике II и св. патриархе Афанасии. Ваарлааму поручили не только переговоры с доминиканскими богословами в 1333 г.: представив патриаршему Синоду свой проект соединения церквей [1216]1216
Gianelli С.Un progetto di Barlaam per l’unione delle Chiese // Miscellanea Giovanni Mercati. Vol. 3. Città del Vaticano, 1946 (ST, 123). P. 185–201; Meyendorff J.Un mauvais théologien de l’unité au XIV esiècle: Barlaam le Calabrais //1054–1954: L’Église et les Églises: Études et travaux offerts à Dom Lambert Beauduin. Vol. 2. Chévetogne, 1955. P. 47–64 [cm. наст, изд., c. 545–563].
[Закрыть], он оказался вскоре во главе византийского посольства в Авиньон (1339). Все это позволяет думать, что императорская власть на некоторое время восстановила контроль над священноначалием, существовавший при Михаиле VIII.
Тем не менее новый кризис 1341 г. показал, что реальный возврат к прошлому невозможен. Немедленно по смерти Андроника III патриарх Иоанн Калека использовал возросший престиж церкви, чтобы парализовать влияние великого доместика и удовлетворить собственные политические амбиции [1217]1217
Tomoc 1347 г., важнейший источник, характеризующий позицию сторонников Кантакузина, представляет Калеку главным режиссером coup d'état[переворота], который привел к низложению Кантакузина в октябре 1341 г.; см.: Meyendorff J.Le Tome synodal de 1347 // ЗРВИ. Књ. 8,1. 1963 (= Mélanges G. Ostrogorsky, 1). P. 217, ln.141–144.
[Закрыть]. В последовавшей затем гражданской войне Кантакузин одержал победу лишь благодаря союзу его друзей – земельных магнатов с монахами, который он сам же и создал. Ревнители–паламиты оказались, таким образом, арбитрами в политическом конфликте. Привлекательная, но слишком упрощающая историческую картину теория, будто союз Кантакузина и монахов был вызван к жизни общими экономическими интересами, а именно стремлением сохранить крупную земельную собственность, не поддается обоснованию, хотя и может объяснить отдельные случаи сотрудничества монахов и аристократов. Кантакузинова партия отличалась социальной «мобильностью» [1218]1218
Cp., в части.: Weiss G.Op. cit. P. 54–60.
[Закрыть], а монашеская проповедь была заострена против угнетателей бедноты, ростовщиков и владельцев несметных богатств [1219]1219
O cbt. Григории Паламе см., в части., нашу работу: Introduction à l’étude. P. 396–397; см.: проповедь Паламы против ростовщичества: Gregorius Palamas.Homilia 45 //Τού έν άγίοις πατρος ήμών Γρηγορίου άρχιεπισκόπου Θεσσαλονίκης τού Παλαμά Όμιλίαι ΚΒ' / έκδ. Σ.Κ. Οικονόμου. Αθήναι, 1861. S. 45–49 [ Григорий Палама.Беседы. Ч. 3. С. 39]; проповедь на ту же тему св. Николая Кавасилы помещена в: PG 150, col. 728–750b; др. примеры приводятся в: Прохоров Г.Исихазм и общественная мысль в Восточной Европе в XIV в. // ТОДРЛ. Т. 23. 1968. С. 98–99.
[Закрыть]. Здесь невозможно говорить об общей политической идеологии. Кантакузин победил, приняв богословскую позицию и религиозную «ревность» монашеской партии, но, может быть, весь стиль его правления был бы иным, не вынуди его обстоятельства к союзу с исихастами против патриарха Иоанна Калеки и правительства Анны Савойской в 1341–1347 гг.
Заняв императорский трон, Кантакузин снова попытался управлять церковью в старой византийской манере: в 1347 г. он выдвинул на патриаршество Исидора [1220]1220
См. антипаламитский Томос в: PG 150, col. 881ab.
[Закрыть], а в 1353 г. низложил патриарха Каллиста, заменив его Филофеем, чтобы сохранить корону за своим сыном Матфеем [1221]1221
Joannes Cantacuzenus.Historiarum libri, IV, 37 / ed. L. Schopen. Vol. 3. Bonnae, 1832. S. 275.
[Закрыть]. Но при этом выбор императора уже ограничивался представителями паламитской монашеской партии, чья помощь обеспечила ему победу и чья догматическая позиция получила одобрение соборов 1347 и 1351 гг. Богословские сочинения самого Кантакузина свидетельствуют, что его поддержка делу исихастов была вполне искренней. Отсюда и огромный личный авторитет в церковных делах, удержанный им и по оставлении престола (1354) и нимало не зависевший с тех пор от его общественного положения. Так, в 1367 г. папский легат Павел в присутствии большого собрания под председательством правящего императора Иоанна V сравнил Кантакузина, в ту пору уже монаха Иоасафа, с вертелом (σουβλίον), способным вращать вокруг себя всю греческую церковь [1222]1222
Meyendorff J.Projets de concile œcuménique en 1367: Un dialogue inédit entre Jean Cantacuzène et le légat Paul // DOP. № 14. 1960. P. 174.
[Закрыть]. Ответ Кантакузина знаменателен: в делах веры император не имеет власти, и решать вопрос церковного единства может лишь Вселенский собор, созванный в свободных условиях [1223]1223
Ibid.
[Закрыть].
Итак, обладание императорской властью не означало полного контроля над духовно–религиозной сферой. Империя практически перестала существовать. Но церковь сохраняла свое влияние на народ – в Константинополе, в большинстве восточно–европейских земель, на остаточной территории Византии и в утраченной ею Малой Азии. Она сохраняла административную структуру, способную оказывать решающее влияние на политику великого князя Московского, Литву и даже королей Польши и Венгрии. Такое положение позволяло церкви не только инициировать переговоры с Римом, но и решительно пресекать их. Неудивительно, что возобладавшая в церкви специфическая религиозная идеология сыграла ключевую роль в судьбах византийской цивилизации как таковой.
Вот почему победа паламизма в 1347 и 1351 гг. оказалась делом величайшей важности. В рамках настоящего краткого очерка мы рассмотрим значение этой победы для трех основных сфер византийской цивилизации XIV столетия.
Неверное употребление термина «гуманизм» в отношении византийской цивилизации широко распространено. Если связывать с ним преимущественно такой феномен, как итальянский Ренессанс, то приложить этот термин к византийской традиции светской учености, представленной именами Фотия, Пселла, Феодора Метохита и многих других, едва ли возможно. Все перечисленные носители этой традиции в общем и целом оставались верны главным принципам консервативной средневековой цивилизации и учению Церкви. Тот, кто, подобно Иоанну Италу, преступал жесткие границы, подпадал официальному осуждению. В результате интерес к светскому знанию, особенно к древнегреческой философии, сводился de factoи de jureк копированию манускриптов, подражанию древним прозаикам и поэтам и школьному преподаванию Аристотелевой логики. Что же до сочинений платоников и неоплатоников, то они, напротив, считались для православных крайне вредоносными, и открыто проявлять интерес к ним дерзали лишь немногие интеллектуалы. Для большинства византийцев неизменным и грозным предостережением оставались анафемы Синодика, торжественно провозглашаемые ежегодно в Неделю Православия: «Тем, кто углубляется в эллинские науки, и не ради собственного лишь научения в них упражняется, но последует суетным их мнениям, [да будет] анафема» [1224]1224
«Τοίς τά έλληνικά διεξιοϋσι μαθήματα και μή διά παίδευσιν μόνον ταΰτα παιδευομένοις, άλλα και δόξαις αύχών ταις ματαίαις έπομένοις, άνάθεμα». – Gouillard J.Le Synodikon de l’Orthodoxie. P. 58.
[Закрыть].
Очевидно–безобидный характер византийского «гуманизма» не помешал влиятельным силам общества – в первую очередь монахам – создать атмосферу вражды вокруг всех, кто проявлял интерес к древнегреческой философии. Лучше всего это прослеживается в подлинной причине спора между Паламой и калабрийским «философом» Варлаамом. Для Паламы античное любомудрие было «обманчивым призраком истинной мудрости» (σοφίας αληθινής
απατηλόν ειδωλον) [1225]1225
Gregorius Palamas.Pro hesychastis, I, 1, 17 // Défense des saints hésychastes. Р. 49 [Триады. С. 30].
[Закрыть]. Эллинских философов он приравнивал к змеям, полезным лишь если «убить их, рассечь, приготовить из них снадобье и тогда уж применять с разумом против их собственных укусов» [1226]1226
Ibid., 1,1, И // Ed. cit. P. 35 [Триады. C. 22].
[Закрыть]. Варлаам, напротив, ссылался на неоплатоников и самого Платона, обосновывая их авторитетом свою концепцию богопознания [1227]1227
В особенности см. 2–е письмо Варлаама Калабрийца к Паламе в: Barlaam Calabro.Epistole greche: I primordi episodici e dottrinali delle lotte esicaste / ed. G. Schirô. Palermo, 1954 (Instituto Siciliano di Studi bizantini e neogreci: Testi, 1). P. 298–299.
[Закрыть].
Относительная непродолжительность дебатов о «внешней мудрости» (ή θύραθεν σοφία) объясняется не незначительностью и «поверхностностью» расхождений между Паламой и Вараамом в этом пункте [1228]1228
Такого мнения держится Д. Скиро в: Schirô G.Gregorio Palamas e la scienza profana // Le Millénaire du Mont Athos, 963–1963: Études et Mélanges. T. 2. Chévetogne, 1965. P. 95–96.
[Закрыть], а отъездом Варлаама в Италию и прекращением антипаламитских нападок на мистическую духовность исихастов, после чего спор свелся к богословским истокам различения в Боге «сущности» и «энергии». Победа монашеской партии в 1347–1351 гг. лишь подтвердила, что в отношении возможного возрождения «светского гуманизма» церковь держится «политики сторожевого пса». Это отчасти объясняет прозападные – а точнее проитальянские – тенденции некоторых видных византийских «гуманистов» после 1351 г. Даже когда вопрос не касался непосредственно полезности Платона и Аристотеля для христианской богословской мысли, ясно, что для исихастов подлинный, «природный» человек, – а значит и весь комплекс познавательных способностей человека, – это человек «во Христе», потенциально преображенный и «обоженный» через сопричастность «телу» Христову [1229]1229
Анализ паламитского богословия см. в нашей работе: Introduction à l’étude. P. 223–256; англ, пер.: Study of Gregory Palamas. P. 157–184 [Введение в изучение. С. 219–252]; также ср.: Stâniloae D.Viâta si învâtâtura sfantului Grigorie Palama. Sibiu, 1938. P. 89 sqq.
[Закрыть]. Светская философия на их взгляд могла быть полезна, самое большее, для осмысления творения, но не для богопознания, составляющего конечный смысл человеческого существования. Это основное положение Паламы, во многом соответствовавшее традиции греческих отцов, особенно учению прп. Максима Исповедника, не означало, однако, что «ревнители» ставили своей задачей систематическую борьбу с эллинским наследием византийской цивилизации. То были времена (особенно в царствование Андроника II) интеллектуального мира между монахами и «гуманистами».
Феодор Метохит, великий логофет и μεσάζων [посредник] Андроника II вполне заслуженно считался главным предшественником и фактическим родоначальником византийского «гуманизма» XIV в., и как таковой привлек внимание нескольких исследователей [1230]1230
Ср., в части.: Beck H. – G.Theodoros Metochites: Die Krise des byzantinischen Weltbildes im 14. Jahrhundert. München, 1952; Hunger H.Theodoros Metochites als Vorlaüfer des Humanismus in Byzanz // BZ. Bd. 45. Hf. 1. 1952. S. 4–19; Sevcenko I.La vie intellectuelle et politique à Byzance sous les premiers Paléologues: Études sur la polémique entre Théodore Métochite et Nicéphore Choumnos. Bruxelles, 1962 (Corpus Bruxellense Historiae Byzantinae: Subsidia, 3).
[Закрыть]. Он был учителем Никифора Григоры [1231]1231
Прежде всего см.: Guilland R.Essai sur Nicéphore Grégoras: l’homme et l’œuvre. P., 1926. P. 7–8.
[Закрыть]– пожалуй, наиболее известного антипаламита после 1347 г. При этом нет никаких свидетельств о личных столкновениях Метохита с монахами. Совсем напротив: выступая против Григоры в 1356–1358 гг., Григорий Палама вспоминает, как в свои семнадцать лет (т. е. около 1313 г.) удостоился похвалы Метохита за знание Аристотеля [1232]1232
Сочинения Паламы против Григоры до сих пор не изданы: текст, относящийся к встрече Метохита с молодым Григорием Паламой цит. по рукописи: Coisl. 100, fol. 236; см.: Meyendorff J.Introduction à l’étude. P. 47, n. 15 [ср.: Введение в изучение. С. 29]; о датировке трактатов против Григоры см.: Ibid. Р. 379–381.
[Закрыть]. Тот же эпизод вспоминает и патриарх Филофей в своем «Похвальном слове Григорию Паламе» (ок. 1368) [1233]1233
Philotheus.Encomium Gregorii Palamae // PG 151, col. 559d-560a.
[Закрыть]. По–видимому, личные качества и ученость Метохита всегда высоко ценились в паламитских кругах, а это позволяет думать, что зилоты, занявшие при содействии Кантакузина господствующее положение в Византийской церкви, боролись не с «внешней мудростью» как таковой, но лишь с богословской позицией в вопросах богопознания, которую отстаивали во имя этой «мудрости» Варлаам и Григора.
К аналогичному выводу приводит нас и безусловное уважение паламитов XIV в. к таким авторитетам, как патриарх Григорий Кипрский (1283–1289), явный «гуманист» по темпераменту и образованности, который защищал тезис о «вечном проявлении» Духа из Сына, т. е. учение о «нетварных энергиях», выдвинутое Паламой [1234]1234
Ср. похвалы Григорию Кипрскому y Филофея (Contra Gregoram antirrhetici, VI // PG 151, col. 915cd) и y Иосифа Калофета в его жизнеописании свт. Афанасия I, преемника Григория на патриаршем престоле (Vita sancti Athanasii patriarchae Constantinopolitani / έκδ. Αθα νάσιος (Παντοκρατόρινος) // Θρακικά. T. 13. Άθήναι, 1940. Σ. 87); антипаламит Акиндин считал Григория Кипрского латинствующим еретиком (цит. см.: Meyendorff J.Introduction à l’étude. P. 29 [Введение в изучение. С. 9–10]).
[Закрыть]. Интересно, что Григорий Палама ссылался и на более ранних учителей «чистой молитвы» и психосоматического метода призывания имени Иисусова; среди названных им имен мы находим Феолипта Филадельфийского вместе с патриархом Афанасием I [1235]1235
Gregorius Palamas.Pro hesychastis, I, 2,12; II, 2, 3 // Ed. cit. P. 99; 323 [Триады. C. 57; 177].
[Закрыть]. Если строгий монах Афанасий во всем мог служить образцом для «зилотов» XIV в. и ни в чем не был похож на «гуманиста» [1236]1236
Жизнеописатель свт. Афанасия Феоктист отмечает, что тот был недостаточно образован (см.: Пападопуло–Керамевс А.Жития двух вселенских патриархов XIV в., свв. Афанасия I и Исидора I. СПб., 1905. С. 26); ср. также: Nicephorus Gregoras.Historia Byzantina, VI, 5 / ed. L. Schopen. Vol. 1. Bonn, 1829. S. 180. О свт. Афанасии см.: Guilland R.La correspondance inédit d’Athanase, Patriarche de Constantinople (1289-1293,1304–1310) // Études sur l’histoire et sur l’art de Byzance: Mélanges Charles Diehl. T. 1. P., 1930. P. 121–140; a также: Bânescu N.Le Patriarche Athanase I et Andronic II Paléologue, état religieuse, politique et social de l’Empire // Académie Roumaine. Bulletin de la Section historique. T. 23. № 1. Bucarest, 1942. P. 1–28. Большая часть переписки Афанасия и Андроника II, подготовленная к изданию и переведенная Элис–Мэри Талбот, вышла в: Talbot А. – М.The Correspondence of Athanasius I, Patriarch of Constantinople: Letters to the Emperor Andronicus II, Members of the Imperial Family, and Officials. Washington, DC, 1975 (DOT, 3 = CFHB, 7).
[Закрыть], то Феолипт Филадельфийский был противником как Григория Кипрского, так и Афанасия и к тому же поддерживал тесные связи с семьей Хумнов, одним из столпов антипаламизма между1341 и 1347 гг. [1237]1237
О Феолипте см. похвальное слово Никифора Хумна: ’Επιτάφιος // Anecdota graeca / ed. J. F. Boissonade. Vol. 5. P., 1833. P. 201–213; Salaville S. P. Deux documents inédits sur les dissensions religieuses byzantines entre 1275 et 1310 // REB. T. 5. 1947. P. 116–136 (ссылки на несколько других статей С. Салавиля о Феолипте см. в: Meyendorff J.Introduction à l’étude. P. 31, n. 23 [Введение в изучение. С. 12]); также см.: Laurent V.Une princesse byzantine au cloître: Irène–Eulogie Chumnos Paléologine, fondatrice du couvent de femmes τού Φιλαντρώπου Σωτήρος // EO. Vol. 29. 1930. P. 29–60; cp.: Meyendorff J.Introduction à l’étude. P. 125–126 [Введение в изучение. С. 111–113].
[Закрыть]
Все эти факты показывают, что в религиозной полемике XIV в. не следует видеть прямое продолжение споров, разделявших Византийскую церковь в конце XIII столетия и вращавшихся вокруг двух главных тем: церковного единства и Арсенитского раскола. Проблема «гуманизма» не стояла на повестке дня при двух первых Палеологах: как предмет обсуждения она была вскользь затронута в прениях Паламы с Варлаамом (1337–1341), и то лишь в связи с нападками последнего на монашескую духовность. Победа паламитов означала, что у независимого «гуманизма» нет больше в Византии никаких шансов. Новых анафем против «внешней мудрости» в Синодике не прибавилось, но самые видные представители «гуманизма»: Варлаам, Никифор Григора, Димитрий Кидонис – поименно перечислены там как враги церкви и православия [1238]1238
Gouülard J.Le Synodikon de l’Orthodoxie. P. 81–87.
[Закрыть].
В разное время вопрос о связи между возникновением и развитием исихазма в византийском мире исследователи ставили в зависимость от новых «гуманистических» тенденций в искусстве «палеологовского ренессанса» как в самой Византии, так и в славянских странах [1239]1239
Cp. : Vasic M. M. L’hésychasme dans l’Église et l’art des Serbes du Moyen-Âge // L’art byzantin chez les Slaves: Recueil dédié à la mémoire de Théodore Uspenskij. Vol. 1. P., 1930. P. 110–123; a также: Голейзовский H.К.«Послание иконописцу» и отголоски исихазма в русской живописи на рубеже XV–XVI вв. // ВВ. Т. 26. 1965. С. 219–238; Он же.Исихазм и русская живопись XIV–XV веков // ВВ. Т. 29. 1969. С. 196–210.
[Закрыть]. Плодотворная сама по себе, эта гипотеза требует все же острожного применения. Так, например, необходимо учитывать ранее отмеченный факт, что первые годы XIV в. исихасты и гуманисты жили в относительном мире. Между прочим, именно в этот период на средства Феодора Метохита, фактического отца «светского гуманизма» XIV в., была заново украшена церковь Хора – самый замечательный константинопольский памятник этого «ренессанса» [1240]1240
См. замечательное издание, подготовленное ныне покойным П. Андервудом: The Kariye Djami. Vol. 1–3 / ed. P. Underwood. NY, 1966 (Bollingen Series, 70). Четвертый том, который скоро выйдет в свет, включает нашу статью, посвященную религиозно–культурным истокам живописи Карие–Джами [речь идет о: Meyendorff J.Spiritual Trends in Byzantium in the Late Thirteenth and Early Fourteenth Centuries // The Kariye Djami. Vol. 4: Studies in the Art of the Karije Djami and Its Intellectual Background / ed. P. Underwood. Princeton, NJ, 1975. P. 95-106; см. наст, изд., с. 496–514].
[Закрыть]. И без сомнения, что так называемое «второе южнославянское влияние на Руси» (XIV–XV вв.), сопровождавшееся обширным проникновением исихастской литературы и идей, могло содержать определенную универсалистскую идеологию византийских зилотов. Но даже здесь исихасты не имели абсолютной монополии: русский митрополит Феогност (1328–1353) был другом Никифора Григоры и антипаламитом [1241]1241
Nicephorus Gregoras.Historia Byzantina, XXVI, 47–48 / ed. I. Bekker. Vol. 3. Bonn, 1855. P. 113–115. Г. Прохоров (см.: Исихазм и общественная мысль в Восточной Европе в XIV в. // ТОДРЛ. Т. 23. 1968. С. 104-105) пытается доказать, что сообщения Григоры об антипаламитских настроениях Феогноста едва ли правдивы, но его аргументы кажутся не вполне убедительными.
[Закрыть]. С другой стороны, исихастская духовность могла совершенно по–разному влиять на искусство славянских стран и Византии. Например, вовсе не очевидно, что главные деятели византийского исихазма – Афанасий I, Палама и патриархи второй половины XIV в., – проявляли особый интерес к искусству. Скорее есть больше оснований предполагать, что их монашеский аскетизм не одобрял пышное убранство храмов. А между тем именно Свято–Троицкая Лавра, основанная прп. Сергием Радонежским, стала настоящим центром возрождения фресковой живописи и одним из главных каналов культурного и религиозного влияния Византии в Московской Руси.
