Текст книги "Пасхальная тайна: статьи по богословию"
Автор книги: Иоанн Мейендорф
сообщить о нарушении
Текущая страница: 55 (всего у книги 65 страниц)
Нынешний интерес к «исихастской» традиции христианского Востока не нов. Всего лишь тридцать лет тому назад этот интерес был ограничен кругом историков христианского вероучения, которые, стоя на весьма жестких конфессиональных позициях, обсуждали только богословские аспекты споров XIV столетия. В наши дни развитие исследований по восточной духовности, по истории искусства, по сравнительному религиоведению, а также возрастающий среди византинистов интерес к политическим и социальным событиям XIV в. значительно увеличили поле исследования. Более широкий междисциплинарный подход к изучению исихазма сильно обогатил наши знания о восточном христианстве, но при этом и породил некоторую методологическую и терминологическую путаницу. Термин «исихазм» сейчас употребляется в настолько различных и часто неточных значениях, что ученые, работающие над параллельными сюжетами, уже не могут понять друг друга.
Цель этой работы – не открыть какие–то новые факты, а лишь прояснить терминологию. Что же в точности означает «исихазм»?
Вот четыре различных, если не противоречащих друг другу, варианта употребления термина «исихазм»:
1.Исконный смысл, вошедший в употребление уже в IV столетии и означающий образ жизни христианского отшельника, ищущего духовного совершенства в «тиши», – не только вдали от мира, но и от монашески, общин. Так, Евагрий, понимает исихиюкак радость истинного инока [1168]1168
Evagrius Ponticus.Rerum monachalium rationes, 2 // PG 40, col. 1253b [cp.: Евагрий Понтийский.Изображение монашеской жизни // Добротолюбие. T. 1. С. 591: «Как прекрасен и добр подвиг в безмолвии, как воистину прекрасен и добр! ИгоЕго благо и бремя легко(Мф. 11:30): сладка жизнь, любезно деяние»].
[Закрыть]. Термин «исихаст» был подхвачен отцами–Каппадокийцами [1169]1169
Ср., напр.: Gregorius Nyssenus.In psalmorum inscriptiones tractatus I, 7 // PG 44, col. 456c [ Григорий Нисский.Экзегетические сочинения. С. 108].
[Закрыть]и стал настолько распространенным, что попал в гражданское законодательство как синоним «анахорета» [1170]1170
«…οΰς δή καλεΐν άναχωρητάς τε και ήσυχαστάς είώθασιν [которых привыкли называть и отшельниками, и безмолвниками]». – Justiniani Novella V, 3 // CIC. Bd. 3. S. 32.
[Закрыть]. Исихазм восточных монахов – будь то наследие оригенистской евагриевской традиции или же течение, вдохновляющееся писаниями Псевдо–Макария, – это духовность, основанная на «единословной молитве», или «молитве Иисусовой», воспринимаемой как путь Богу, превосходящий «псалмопение», практикуемое монахами в общежительных монастырях. Очень скоро термин исихияначинает ассоциироваться с мистической духовностью «чистой молитвы».
2.Наряду с этим, исходным смыслом, термин «исихазм» часто используется современными историками для обозначения психосоматических практик, совмещаемых с Иисусовой молитвой в XIII и XIV вв. [1171]1171
Здесь мы не станем обсуждать истоки этих практик, которые существовали задолго до XIII в. Первые письменные свидетельства датируются этим поздним периодом, и споры, поставившие интересующую нас терминологическую проблему, возникли только в эпоху Палеологов.
[Закрыть]Эти практики, как известно, стали одним из поводов к конфликту между Варлаамом Калабрийским и свт. Григорием Паламой [1172]1172
В первую очередь см.: Barlaam.Epistola ad Ignatium // Idem.Epistole greche: I primordi episodici e dottrinali delle lotte esicaste / ed. G. Schirô. Palermo, 1954 (Instituto Siciliano di Studi bizantini e neogreci: Testi, 1).P. 323.
[Закрыть]. Впрочем, следует напомнить, что дискуссия о психосоматических методах молитвы играла лишь периферийную роль в вероучительном и философском споре двух противоборствующих партий: речь шла скорее о проблеме богопознания, о роли греческой философии как средства познания и, наконец, о самой природе христианства. Григорий Палама, встав на защиту монахов в своих «Триадах в защиту священно–безмолвствующих» («Υπέρ των ίερώς ήσυχαζόντων»), лишь две главы из девяти посвящает оправданию «психосоматического» метода [1173]1173
См. подготовленное нами издание «Триад»: Grégoire Palamas.Défense des saints hésychastes [ Григорий Палама.Триады].
[Закрыть]. Он никогда не рассматривает метод как необходимый или обязательный, но отстаивает его оправданность в силу определенных богословских и антропологических причин. Следовательно, не метод как таковой интересует его в первую очередь [1174]1174
По этому поводу см. нашу работу: Meyendorff J.Introduction à l’étude. P. 195–222 [Введение в изучение. С. 187–197].
[Закрыть]. К тому же следует отметить, что после осуждения Варлаама на соборе в июне 1341 г. антипаламиты полностью прекратили всякие нападки на монашескую духовность и ограничились опровержением богословских формул Паламы. Действительно, Григорий Акиндин – наиболее серьезный богословский противник Паламы – с самого начала встал на защиту исихастов, подвергшихся нападкам Варлаама [1175]1175
Еще до собора, около 1340 г., Варлааму ставили в вину его «хулы» против монахов («Τής κατά των θεωφιλών άνδρων βλασφημίας καί μάχης [«Злословия и нападки на этих боголюбивых мужей]…». – Gregorius Acindynus.Epistola ad Barlaam // Scorial. gr. Φ–ΙΙΙ-11, fol. 233).
[Закрыть]. При этом, по всей видимости, некоторые «исихасты» – по крайней мере, вначале – приняли сторону антипаламизма [1176]1176
Среди корреспондентов Акиндина есть много исихастов. В настоящее время в Фордхемском университете, Нью–Йорк, стараниями г–жи Энджелы Хироу идет подготовка к изданию этой неопубликованной переписки [речь идет о: Gregory Akindynos.Letters: Greek Text and English Translation / ed. A. C. Hero. Washington, DC, 1983 (DOT, 7 = CFHB, 21)].
[Закрыть]. Поэтому невозможно строго отождествить «исихазм» с приверженцами психосоматического метода молитвы: последние представляли лишь одну из сторон спора между Паламой и его противниками.
3.Термин «исихазм» часто употребляется также для обозначения паламитского богословия,наиболее известным аспектом которого является различение сущности и энергий в Боге и утверждение о нетварности Божественных энергий. И в этом случаенаши нынешние знания уже не позволяют определять учение о нетварных энергиях как введенное Паламой в XIV в.: оно принадлежит отцам–Каппадокийцам, полемизировавшим с Евномием, и христологии прп. Максима Исповедника, не говоря уже о прп. Иоанне Дамаскине и византийских богословах более позднего периода [1177]1177
Сочинение Владимира Лосского «Боговидение», изданное посмертно (Lossky V.La vision de Dieu. P.; Neuchâtel, 1962), – это наиболее полная общая работа по учению об энергиях в Восточной церкви [Лососий В. Н. Боговидение // Его же.Богословие и боговидение: сб. ст. / под общ. ред. В. Пислякова. М., 2000. С. 112–272].
[Закрыть]. Паламе удалось придать этому учению – различению сущности и энергии – наиболее разработанную структуру, но, разумеется, он не был здесь первооткрывателем.
4.Недавние исторические исследования привлекли внимание к социальным, политическим и культурным течениям в византийском и славянском мире XIV в. Эти течения неизбежно были связаны с богословскими спорами между Паламой и его противниками. Но и здесь термин «исихазм» применяется в настолько широком смысле, что не всегда способствует прояснению проблемы.
Так, почти полвека назад сербский ученый М. М. Васич приписал исихастскому обновлению заслугу возникновения в Византии, а также в Сербии «художественного ренессанса» эпохи Палеологов [1178]1178
См.: Vasic М. М.L’hésychasme dans l’Église et l’art des Serbes du Moyen–Âge // L’art byzantin chez les Slaves: Recueil dédié à la mémoire de Théodore Uspenskij. Vol. 1. P., 1930. P. 110–123.
[Закрыть]. Поскольку этот «ренессанс», несомненно, связан с заметным подъемом духовного искусства у южных славян и на Руси, то и «исихазм» часто преподносится как источник всего этого художественного вдохновения [1179]1179
См., напр.: Голейзовский H. K.Исихазм и русская живопись XIV-XV веков // ВВ. Т. 29. 1969. С. 196–210.
[Закрыть]. Однако некоторые конкретные факты вынуждают других ученых оспаривать такое обобщение. Обычно признают, что «ренессанс» при Палеологах отмечен чертами гуманизма, возвращением интереса к иконографическим мотивам, заимствованным из языческой античности, к исследованиям в классическом стиле, инициаторами которых стали византийские гуманисты. Однако исихасты, начиная с самого Паламы, были яростными противниками гуманизма. Можно заметить также, что начало художественного «возрождения» датируется концом XIII в., а не годами триумфа исихастского движения – серединой XIV столетия. В это время как раз, напротив, заметна некоторая стилистическая сухость, привнесшая в византийское искусство средневековые представления. Однако несомненно, что Русь, испытавшая в XIV в. новое мощное византийское влияние, в котором южнославянские народы были лишь посредниками, пережила подлинное художественное акмеи что монашеское движение, в котором преобладали исихасты, повлияло на это решающим образом. Напрашивается вывод, что в сфере искусства возрождение монашества, – а оно вовсе не всегда было возрождением именно исихазма в техническом смысле слова, но, что наиболее важно, способствовало триумфу Паламы, – в Византии и на Руси привело к разным последствиям, поскольку здесь и там духовный, экономический и политический климат не был одинаковым [1180]1180
О духовных течениях в Византии и их связи с гуманизмом в искусстве и литературе см.: Meyendorff J.Spiritual Trends in Byzantium in the Late Thirteenth and Early Fourteenth Centuries // Art et société à Byzance sous les Paléologues: Actes du Colloque organisé par lAssociation Internationale des Études Byzantines à Venise en septembre 1968. Venise, 1971. P. 55–71 [см. наст, изд., с. 496–514].
[Закрыть].
Отношения между Византией и Русью в XIV в. не так давно послужили предметом крайне многообещающего исследования русского историка Г. М. Прохорова [1181]1181
См. в первую очередь: Прохоров Г. М. Этническая интеграция в Восточной Европе в XIV в. (от исихастских споров до Куликовской битвы) // Доклады Отделения этнографии. Географическое общество СССР. Вып. 2. Л., 1966. С. 81–110; Он же.Исихазм и общественная мысль в Восточной Европе в XIV в. // ТОДРЛ. Т. 23. Л., 1968. С. 86–108 [эти работы переизд. в: Его же.Русь и Византия в эпоху Куликовской битвы: статьи. СПб., 2000. С. 5–95].
[Закрыть]. Прохоров обрисовывает комплекс социальных и религиозных идей, преобладавших в Восточной Европе во второй половине XIV в., и обнаруживает явление, названное им «политическим исихазмом», наиболее известные представители которого – Иоанн Кантакузин и патриарх Филофей – добивались при помощи единомышленников в Болгарии и на Руси восстановления политического и религиозного единства в рамках византийско–православного мира, простиравшегося от берегов Босфора до Северного Ледовитого океана. В частности, следуя этой политике, они оказали решающую поддержку централизаторским устремлениям Московского княжества. Наднациональное единство, привлекавшее религиозных зелотов, в глазах его поборников было способно помочь выработать общую линию поведения по отношению к Западу и сохранить религиозную идентичность византийского мира перед лицом завоевателей с Востока – турок и монголов. Византийские и русские источники этого времени подтверждают мнение Прохорова о существовании такой амбициозной политической программы. Но если победа Кантакузина и паламитов в 1347 г. знаменуется избранием на патриаршество в Константинополе таких деятелей, как Исидор Вухирас и, прежде всего, Филофей Коккин (ученик Паламы, насквозь пропитанный монашеским духом), то возникает вопрос, не слишком ли широкий смысл вкладывается в прилагательное «исихастский» для описания их политики в Восточной Европе? Не чрезмерно ли расширено само понятие? Первоначальное значение термина, обозначающего созерцательное течение в среде восточного монашества, подразумевает самоотречение, нестяжание, духовную жизнь, сосредоточенную на «единословной» молитве, и явное предпочтение отшельничества в противоположность общежительным традициям. Исихастская форма монашества, разумеется, получила поддержку в результате победы паламизма в Византии. Знаменитый спор XV и XVI вв. между учениками Нила Сорского и иосифлянами на Руси – отголоски тех событий. Нил Сорский – представитель исихазма в самом строгом смысле этого слова. А вот «программа» византийской патриархии второй половины XIV в. не может быть полностью отождествлена с исихазмом этого типа. В сфере искусства, как мы уже видели, исихазм, по–видимому, затормозил гуманистическую устремленность «палеологовского ренессанса». В славянских землях, напротив, новая волна византийского влияния немедленно вызвала к жизни «предвозрождение» – как художественное, так и литературное и религиозное [1182]1182
Этот термин принадлежит Д. С. Лихачеву: Лихачев Д. С. Некоторые задачи изучения второго южнославянского влияния в России. М., 1958 (IV Международный съезд славистов. Доклады). С. 51 [переизд.: То же // Исследования по славянскому литературоведению и фольклористике: Доклады советских ученых на IV Международном съезде славистов / под ред. А. Н. Робинсона. М., 1960. С. 146].
[Закрыть]. Таким образом, одна и та же религиозная идеология, источник которой, без сомнения, находился в Византии, в разной среде производила порой противоположный эффект. Это особенно наглядно на примере монашеских правил. Источники указывают, что византийское влияние в славянских странах в XIV в. привело к учреждению общежительного монашества [1183]1183
Γ.Μ. Прохоров сам пересказывает случай с афонским монахом из Сербии Исаией, который был соратником патриарха Филофея и переводчиком творений Псевдо–Дионисия на славянский ( Прохоров Г. М. Этническая интеграция в Восточной Европе… С. 97–98).
[Закрыть].
Сам патриарх Филофей в письме к великому старцу прп. Сергию, возрождавшему русское монашество, давал наставление принять в монастыре Святой Троицы, основанном им под Москвой, «общее жительство» [1184]1184
Житие преподобного и богоносного отца нашего Сергия Чудотворца и Похвальное ему слово, написанные учеником его Епифанием Премудрым в XV веке / сообщил архим. Леонид (Кавелин). СПб., 1885 (Памятники древней письменности и искусства, 58). С. 107 [ср. : Житие и чудеса преподобного Сергия, игумена Радонежского, записанные преподобным Епифанием Премудрым, иеромонахом Пахомием Логофетом и старцем Симоном Азарьиным. М., 1997. С. 81].
[Закрыть], и, называя его так, патриарх фактически отказывался благословить Сергия на традиционный исихастский образ жизни, который Сергий избрал первоначально.
Итак, наш вывод состоит в том, что предпочтительнее придерживаться первоначального и строгого употребления термина «исихазм» и не распространять его произвольно на слишком обширный комплекс исторических фактов XIV столетия. Разумеется, реабилитация исихастской духовности византийскими соборами 1341 и 1351 гг., плодотворное богословское творчество свт. Григория Паламы и его учеников, новый религиозный подъем, вызванный этой реабилитацией и этими плодотворными трудами, художественные, литературные, социальные и политические проявления этого подъема, поборником которого в Византии и во всей Восточной Европе стал патриарх Филофей, исторически нерасторжимы. Но можно либо расценивать их как отдельные явления, либо объединить общим понятием «исихастское движение». Ведь, действительно, речь идет о возрождении усердия ради сохранения и развития великой традиции христианского Востока, усердия, проявляемого, в первую очередь (но не исключительно), группой монашествующих. Слишком свободное употребление слова «исихастский» для обозначения всей совокупности этого движения вызывает недоразумения, которые только мешают верно интерпретировать исторические факты.
L’hésychasme: problèmes de sémantique
Опубл. в: Mélanges d’Histoire des religions offerts a Henri–Charles Puech: Sous le patronage et avec le concours du Collège de France et de la Section des sciences religieuses de l’École pratique des hautes études / ed. A. Bareau, étal. R: Presses Universitaires de France, 1974. P. 543–547.
На рус. яз. публикуется впервые.
© Пер. с фр. У. С. Рахновской.
ВЕРЕН ЛИ ТЕРМИН «ИСИХАЗМ»? ЗАМЕТКИ О РЕЛИГИОЗНОЙ ИДЕОЛОГИИ XIV СТОЛЕТИЯXIV столетие в истории Восточной Европы было временем бурных событий и новых разделений. Однако оно же свидетельствовало о нарождающемся осознании религиозно–культурного единства Византии и славянских народов. В политическом плане империя все больше превращалась в условную величину, в плане же экономическом она полностью зависела от Генуи и Венеции, чьи интересы, в свою очередь, были частью взаимоотношений итальянских городов–государств с монгольскими и османскими правителями Причерноморья. Тем не менее Византия по–прежнему считалась духовно–религиозным и интеллектуальным центром восточного христианства, а ее церковь успешно контролировала централизованную административную структуру, которая охватывала всю Восточную Европу и обеспечивала главный канал для перевода и распространения греческих текстов, а значит, и идей.
При таком положении дел события внутри Византийской церкви не могли не влиять на славянский мир. Вот почему главенствующее положение монахов в церковном управлении, наметившееся уже при патриархе Афанасии I (1289–1293, 1303–1309) и закрепленное торжеством паламитов в 1341, 1347 и 1351 гг., неизбежно приводило к тому, что греческие тексты, достигавшие славянских земель, отражали в значительной своей части монашескую духовность. Но преобладание в Византийской церкви того, что традиционно определяется как исихазм, невозможно понять, исходя из узкого и поначалу сугубо технического значения этого термина.
Цель моих кратких заметок – оспорить исключительное, но потому и необоснованное предпочтение термина «исихазм» при описании некоторых событий в самой Византии и их влияния на славян.
Начиная с IV в. словом ήσυχία обозначается род жизни, избираемый представителям созерцательного монашества. Согласно Евагрию Понтийскому, «безмолвие» (ήσυχία), которое есть радость истинного инока, подразумевает «обитание в пустыне» [1185]1185
Evagrius Ponticus.Rerum monachalium rationes, 2 // PG 40, col. 1253b; Idem.De oratione, 111 // PG 79, col. 1192c; англ, пер.: Evagrius Ponticus.The Praktikos and Chapters on Prayer / tr. J. E. Bamberger. Spencer, Ma, 1970 (Cistercian Studies Series, 4). P. 74.
[Закрыть]. Определяя статус их поселений сравнительно с общежительными монастырями, законодательство империи оперирует терминами «исихаст» (ησυχαστής) и «отшельник» (άναχωρητής) как синонимами [1186]1186
Justiniani Novella V, 3: «…οΰς δή καλεΐν άναχωρητάς τε και ήσυχαστάς ειώθασιν [которых привыкли называть и отшельниками, и безмолвниками]». – CIC. Bd. 3. S. 32.0 первоначальных и ранних формах исихазма см.: Adnès P.Hésychasme // DS. T. 7. 1969. Col. 381–399.
[Закрыть]. Со времен Евагрия духовная жизнь созерцательного монашества на христианском Востоке всегда была сконцентрирована на «умной молитве». Изъясняя эту молитву, монашеская традиция постепенно отходила от интеллектуализма Евагрия и Оригена и все чаще напрямую вдохновлялась библейским пониманием имени Божия, которое предполагает присутствие в имени Самого Бога. И поскольку Христос – воплотившийся Бог, то Евагриева «умная молитва» обрела хорошо известную форму Иисусовой молитвы. В текстах Псевдо–Макария вводится также понятие «сердечной молитвы». Возможно, что советы некоторых монахов–созерцателей XIII в. – особенно прп. Никифора Исихаста – соединять молитву с дыханием, достигая, таким образом, предельной сосредоточенности, отражают более ранние традиции. Такова, в самых общих чертах, история исихазма до начала споров XIV в.
Чтобы понять значение термина «исихаст» в период, к которому мы теперь переходим, полезно вспомнить особые обстоятельства, сопутствовавшие первым контактам Варлаама и Паламы. В 1337–1341 гг. философ из Калабрии Варлаам, в ответ на критику его антилатинских сочинений Паламой, высмеял особую технику дыхания некоторых исихастов Фессалоник и Константинополя, обозвав их «пуподушниками» (όμφαλόψυχοι, т. е. «помещающими душу в пуп»). Идя дальше и нападая уже на саму возможность мистического познания и опыта, Варлаам вскоре обрушился на более широкий круг византийских монахов, обвинив их в мессалианстве [1187]1187
Эти обстоятельства освещены в моих статьях, перепечатанных в: Meyendorff J.Byzantine Hesychasm [см. наст, изд., с. 515–545; 546–563; 564–568; 569–585; 597–604]; также см.: Idem. Introduction à l’étude. P. 65–80 [Введение в изучение. С. 49–64]. Новый подход представлен в: Sinkewicz R. E. Anew interpretation for the first episode in the controversy between Barlaam the Calabrian and Gregory Palamas // JTS, ns. Vol. 31. № 2. 1980. P. 489–500.
[Закрыть]. Однако ни в том, ни в другом случае объектом его нападок не были все исихасты, как таковые. Известны уважительные отзывы Варлаама о фессалоникийских исихастах, не уклонившихся в «пуподушие». Сочинения его обнаруживают некоторое знакомство с традицией созерцательного монашества [1188]1188
См., в частн., его послание исихасту Игнатию: Barlaam Calabro.Epistole greche: I primordi episodici e dottrinali delle lotte esicaste / ed. G. Schirô. Palermo, 1954 (Instituto Siciliano di Studi bizantini e neogreci: Testi, 1). P. 323. Более позднюю оценку взглядов Варлаама см. в: Podskalsky G.Théologie und Philosophie in Byzanz. S. 125 ff.
[Закрыть].
Но хотя выступления калабрийского философа не задевали исихазм в целом, свт. Григорий Палама был твердо убежден, что они нацелены против основных начал и источников вдохновения этой монашеской традиции. И пока Варлаам обличал мало кому известных монахов, практиковавших особую технику дыхания, Палама обнародовал свои «Триады в защиту священно–безмолвствующих» («Τριάδες υπέρ των ίερώς ήσυχαζόντων»), где защищал всехисихастов. Однако и в этом пространном сочинении собственно психосоматическим приемам молитвы посвящено всего два кратких рассуждения (I, 2 и II, 2), в которых дается преимущественно богословское и духовно–аскетическое их обоснование, но одновременно признается и опасность злоупотребления. В целом же «Триады» развивают обширную тему Бого–человеческих отношений. Палама, несомненно, знал что в своем первоначальном значении слово «исихаст» есть синоним слова «анахорет». Но в варлаамовой критике ему отчетливо слышались общебогословские недоумения. Можно ли утверждать, что человек призван к богообщению и обожению (θέωσις)? Участвует ли в обожении человеческое тело, как таковое? На чем основано видение Божественного света? И если богообщение возможно, будет ли оно общением с самой Божественной сущностью? Если же нет, то верно ли, что «энергии» – это Сам Бог, или, другими словами, «нетварны» ли они?
Эти вопросы и ответы на них определили содержание паламитского богословия, как и предмет дискуссии, развернувшейся на соборе 1341 г., но они были много шире, чем собственно исихастский вопрос. В 1341 г. Варлаам подвергся официальному осуждению за нападки на психосоматические методы молитвы, и в этой ситуации не нашел поддержки практически ни у кого. Даже Акиндин, возглавлявший антипаламитскую партию в Константинополе в период гражданской войны 1341–1347 гг., с самого начала открыто выступил против варлаамовой критики [1189]1189
B 1340 г. он писал Варлааму, что его нападки на «отшельничествующих» (τούς άναχωρούντας) лицемерны и «недостойны философа» (πράγματος άφιλοσοφωτάτου), а наречение их «мессалианами» несправедливо и нелепо (см.: GregoriusAcindynus.Epistola ad Barlaam // Scorial. gr. Φ–ΙΙΙ-11, fol. 230–231; цит. в: Meyendorff J.Introduction à l’étude. P. 73, n. 28 [cp.: Введение в изучение. С. 57]). Письма Акиндина в настоящее время готовятся к публикации Энджелой Хироу в DOT [речь идет о: Gregory Akindyпоs.Letters: Greek Text and English Translation / ed. A. C. Hero. Washington, DC, 1983 (DOT, 7 = CFHB, 21)].
[Закрыть]. Поэтому можно утверждать, что дебаты вокруг собственно исихазма имели место лишь в краткий период между 1337 и 1341 гг. Все, что последовало затем, было затянувшимся спором о богословской формуле, к которой прибегал Палама, чтобы выразить традиционное учение об «обожении».
В этот спор были вовлечены все общественные группы. Речь шла не об исихастской духовности. Хотя большинство монахов приняло сторону Паламы, видные представители иночества имелись и в противоположном лагере – например, монахиня Евлогия Хумнина, принадлежавшая к царствующему дому и духовно окормлявшаяся у свт. Феолипта, митрополита Филадельфийского, одного из вдохновителей позднего исихазма [1190]1190
Ср. : Meyendorff J.Introduction à l’étude. P. 120–128 [Введение в изучение. С. 106–114]. Чрезвычайно интересная переписка Хумнины со своим новым духовным отцом (сменившим покойного Феолипта) вскоре будет опубликована Энджелой Хироу [речь идет о: A Woman’s Quest for Spiritual Guidance: The Correspondence of Princess Irene Eulogia Choumnaina Palaiologina / ed., tr., com. A. C. Hero; intr. J. Meyendorff. Brookline, Ma, 1986 (The Archbishop Iakovos Library of Ecclesiastical and Historical Sources, 11)].
[Закрыть]. К исихастам причислял себя и Акиндин. С другой стороны, кроме Иоанна Кантакузина, бывшего покровителя Варлаама и других интеллектуалов, Паламу поддерживало безусловное большинство тех, кто определял мнение церковной общественности и, таким образом, подготовил его победу.
Все сказанное позволяет опровергнуть убеждение, будто Церковь и общество Византии возглавлялись в XIV в. группой мистиков, сектантов–эзотериков. Это убеждение нередко просматривается у историков, в том числе у тех, кто выступает с громкими заявлениями об «упадке» палеологовского искусства в середине XIV в. или об отношении Византийской церкви к изучению светской философии. И для любого обсуждения византийско-славянских связей этот вопрос также чрезвычайно важен. В самом деле, исследователи, убежденные в том, что именно «монашеский ригоризм» положил конец т. н. «палеологовскому ренессансу» в искусстве, обязаны не только обосновать употребление сомнительного в этом контексте термина «ренессанс», но и объяснить тот бесспорный факт, что наиболее выдающихся успехов «палеологовское» искусство достигло как раз в славянских странах, где контакты между монахами были сильнейшей из форм византийского влияния. С другой стороны, у византийских гуманистов (которые часто разделяли воззрения антипаламитов) не было ни возможности, ни охоты распространять свои идеи среди славян, не знавших греческого и в то время еще далеких от интеллектуальных интересов Хумнины, Григоры или Гемиста Плифона. Между тем «палеологовский ренессанс» заявил о себе пышным расцветом именно в монастырях Болгарии и Сербии, а чуть позже – в далекой Московии, где его приветствовали монахи и сам прп. Сергий Радонежский, что никак не препятствовало их сношениям с патриархом Филофеем и другими вождями паламитов в Византии [1191]1191
Ср. нашу недавно вышедшую книгу: Meyendorff J.Byzantium and the Rise of Russia. P. 138–144 [Византия и Московская Русь. С. 429-432, 435–436].
[Закрыть].
Все это говорит о том, сколь некорректно прилагать термин «исихазм» к многосложному движению идей со всеми его специфически–религиозными, политическими и культурными аспектами – движению, в котором безошибочно угадывается главный феномен восточноевропейской истории XIV в. Действительно, употребление слова «исихазм» в значении анахоретствовходит в очевидное противоречие с тем, что имел в виду патриарх Филофей, около 1363 г. советуя и даже предписывая прп. Сергию оставить уединение и устроить общежительный монастырь неподалеку от Москвы [1192]1192
Ср. относящиеся сюда тексты в: Ibid. Р. 134–135 [Указ. изд. С. 427-428, 435].
[Закрыть]. Если же исихазм – всего–навсего практика «умной молитвы», отводящая особую роль дыханию (как описывал ее в XIII в. прп. Никифор Исихаст) и подразумевающая глубоко личную форму духовности, то невозможно понять, почему главных покровителей исихазма – патриархов Филофея Константинопольского и Евфимия Тырновского, прп. Феодосия Тырновского и митрополита Киприана Киевского – так глубоко заботили богослужение и его уставное единообразие в Византии и славянских странах, результатом чего стало повсеместное утверждение типикона палестинской обители прп. Саввы Освященного. Наибольшее внимание они уделяли политической, административной, литературной и интеллектуальной деятельности. Всех этих мужей объединяла, без сомнения, общая монашеская среда и воспитание, но совсем не очевидно, что такая сторона исихастской практики, как психосоматический метод молитвы, была непременным и даже сколько–нибудь существенным элементом их духовности.
Следует ли нам в таком случае отказаться от термина «исихазм», говоря о многостороннем феномене духовного и церковного возрождения в XIV в.? Вовсе нет. Он стал удобным и, как кажется, незаменимым для обозначения громадного религиознополитического движения, участники которого боролись за общие ценности, отстаивали политические и культурные приоритеты, унаследованные от Византии и, отвечая на различные вызовы, настигающие их с Востока и Запада, утверждали вселенскую роль и жизненную энергию православия перед лицом необратимых социально–политических перемен.
Но сохраняя этот термин, следует тщательно избегать употребления его там, где он может быть истолкован как синоним отшельничества, монашеского обскурантизма или эзотерического мистицизма. Конечно, мистическая традиция древнего исихазма с победой паламизма обрела новую жизнь. Однако ни монашеское возрождение – которое явилось не только следствием, но и предварительным условием этой победы, ни общий характер византийского влияния на славян при Палеологах не были в узком смысле «исихастскими».
Доказательством вышесказанного пусть послужит небольшой пример, проливающий свет на политическую идеологию, духовные приоритеты и церковные заботы интересующей нас эпохи. С исихастским движением, как определяем его мы, он связан постольку, поскольку в нем, среди прочих, представлены главные фигуры этого движения – патриарх Филофей Коккин и митрополит Киприан Киевский. Этот пример позволит нам уяснить круг идей, которыми они руководствовались.
