Текст книги "Пасхальная тайна: статьи по богословию"
Автор книги: Иоанн Мейендорф
сообщить о нарушении
Текущая страница: 51 (всего у книги 65 страниц)
Но и Церковь, как реальность, в которой христиане участвуют своим духовным опытом, уже сама есть предвосхищение грядущего Царства Божия. Здесь невозможно привести все тексты Паламы, где созерцание света, достигаемое делателями «молитвы Иисусовой» трактуется как «залог» (άρραβών, ср.: 2 Кор. 1:22, 5:5; Еф. 1:14) Царства Божиего. Паламитское богословие никогда не рассматривает мистическую жизнь статично или отвлеченно, но всегда в связи с историческими событиями, на которых основано наше спасение. И вновь роль созерцательного монашества толкуется Паламой в эсхатологической перспективе. Монахи – это те, кто наиболее глубоко осмыслил и наиболее полно воплотил грядущее Царство. Они – те же пророки Нового Завета, с тем лишь отличием, что не просто одарены особыми откровениями, но и избирают «образ жизни» (πολιτεία), позволяющий им зримо проявлять то состояние «чаяния», в котором живет ныне вся Церковь [1036]1036
Ibid., II, [1, 35], fol. 152v-153v [Триады. С. 162–163].
[Закрыть].
Таким образом, богословие Христова Присутствия – Присутствия живого и обоживающего, – будучи характерной особенностью восточного христианства, достигает у Паламы своего высшего развития. Все высказывания свт. Григория о сущности Божией и Божественных энергиях следует интерпретировать в свете его христологии и сотериологии, не пытаясь втиснуть их в прокрустово ложе философских категорий, что сам он решительно оспаривал у своих противников. Переходя теперь к этим доктринальным предпосылкам, нам нужно остановиться в первую очередь на том, как описан у Паламы «новый человек» во Христе:
Во Христе человек соделывается духом, ибо он «в Боге». Предмет постоянного внимания Паламы – не те исключительные дары, которых сподобляются избранные мистики, а нормативное состояние всех христиан, которое есть непременное условие истинного богопознания. Чтобы видеть свет, надо самому стать светом, надо стяжать ту сверхприродную энергию, обладать которой без Христа не может ни одно тварное существо, но которой потенциально обладают все принявшие крещение. «Став же духом и в Духе видя, как не узрит он подобное в подобном…?» [1038]1038
Ibid., II, [3, 31], fol. 179 [Триады. С. 243].
[Закрыть]
Это подобие Богу (то же, какое имел в раю Адам) искупленный человек обретает во Христе. Для него, таким образом, открывается новая возможность познавать Бога – возможность, которой лишен «ветхий человек» [1039]1039
Ibid., I, [1, 9], fol. 107v [Триады. С. 18].
[Закрыть]и которая закрыта для «природного познания» [1040]1040
Ibid. [ср.: Там же].
[Закрыть]. Главный упрек Паламы его оппонентам сводится к тому, что они не признают коренного различия между познанием во Христе и естественным познанием, доступным и эллинским философам древности, для которых само Откровение – всего лишь высшая ступень одного и того же процесса познания. Напротив, для Паламы христианское Откровение предполагает полную и всецелую трансформацию человеческого естества – тела, души и духа. Оно не просто более расширенное познание объективных истин, которые и прежде могли быть познаны в «естественном порядке». Святоотеческое богословие всегда строго подчеркивало бездну, отделяющую тварь от Творца в силу различия их природы.Поэтому восточнохристианское богословие исключает такое понятие, как «тварная благодать». Терминологически оно оказалось бы чудовищной несообразностью. Палама, со своей стороны, твердо настаивает на этом различении природ: «Не во власти сотворенного видеть Единого» [1041]1041
Gregorius Palamas.Contra Acindynum IV, 14 // Coisl. 98, fol. 107v [cp.: Григорий Палама.Против Акиндина. С. 183].
[Закрыть].
Вот почему видение Бога доступно христианам благодаря той нетварной силе, какую получают они во Христе. «Как же видели очи нетварную славу? Переустроенные силой Духа и приобретшие силу, какой у них прежде не было, и ставшие духом, и в духе видя, созерцали славу Духа» [1042]1042
Ibid. IV, 16 // Coisl. 98, fol.l08v-109 [Против Акиндина. С. 186]; ср.: Idem.Homilia 19 // PG 151, col. 253b; Homilia 26 // Ibid., col. 333b.
[Закрыть]. Именно непреодолимость бездны между Творцом и тварью заставляет нас признать нетварную природу Божественных энергий, приводящих человека – во Христе – к богопознанию. Бога не видело доселе ни одно тварное существо [1043]1043
См. Ин. 1:18 и комментарий на это место в: Gregorius Palamas.Epistola ad Barlaam II // Coisl. 100, fol. 92v.
[Закрыть]. Но во Христе человек обретает «боговидность» (θεοειδής) и становится Богом по благодати [1044]1044
Idem.Epistola ad Acindynum III // Coisl. 99, fol. 108.
[Закрыть]. Особенно важны в этом смысле следующие строки из письма Паламы к Акиндину:
В связи с этим текстом хотелось бы особо подчеркнуть личностный характер рассуждений Паламы. Жизнь Павла становится нетварной именно как жизнь личности, и происходит это через восприятие благодати, или Божественной энергии, которая есть не что иное, как жизнь Бога. В другом месте Палама говорит:
<...> благодать нетварна; это вот и дается и посылается и даруется от Сынов ученикам <...>; и она есть свет, открывающийся в таинственном озарении и ведомый лишь достойным, ипостасный (ένυπόστατος), но не потому что у него собственная ипостась (ούχ αύθυπόστατος), а потому что Дух посылает эту жизнь «в ипостась иного», где она и созерцается [1046]1046
Pro hesychastis, III, [1, 8–9] // Coisl. 100, fol. 199v-200 [Триады. C. 306–307].
[Закрыть].
Эти тексты позволяют понять паламитское учение об энергиях в его экзистенциальном и динамическом аспектах. Для Паламы Божественные энергии, далекие от того, чтобы быть «эманациями» или «идеями», главным признаком которых в языческой философии признавалась их вечная неподвижность, суть не что иное, как Божественная жизнь,вечная в Боге, но при этом сообщаемая во Христе. Итак, Паламе свойственно – и здесь ясно обнаруживается его укорененность в библейско–святоотеческой традиции – истолковывать «обожение» (θέωσις) человека в динамическом плане, а не систематизировать «результаты» воздействия благодати на человеческую природу.
В учении Паламы о Боге прослеживается все тот же экзистенциальный подход. Желая пояснить одну мысль и имея в виду Павлово что можно знать о Боге(Рим. 1:19), он пишет:
Но, во–первых, его следовало бы называть Богом; ибо это имя мы получили для него от Церкви, и беседуя с Моисеем, Бог сказал не «Я есмь сущность», а Я есмь сущий(Исх. 3:14), не от сущности ведь Сущий, а от Сущего сущность: Сущий объял в себе все бытие [1047]1047
Ibid., Ill, [2,12], fol. 215v [Триады. C. 356].
[Закрыть].
Возражая на обвинение, будто он, различая в Боге сущность и энергии, ставит под сомнение Божие единство, Палама настойчиво утверждает, что «Акиндин, отрицающий отличие таковых вещей друг от друга, сказал “одно” вместо “Одного”…» [1048]1048
Contra Acindynum V, 13 // Coisl. 98, fol. 128v [Против Акиндина. С. 228].
[Закрыть]
Итак, энергии являют Живого Бога в Трех Лицах, хотя для нас по–прежнему остается неведомым, чтоесть Бог, т. е. Его сущность. Однако энергии эти – не «часть» Бога, которую мы видим (утверждать такое было бы кощунством), но всецелый Бог – настолько, насколько Он может быть явлен.
<...> Бога созерцают «видимо, а не в загадках» (ср.: Чис. 12:8); <...> Он срастается с достойными как с Собственными членами и единится с ними вплоть до всецелого переселения во всецелых праведников, равно как и они всецелыми всецело переселяются в Него [1049]1049
Pro hesychastis, III, [1, 29], fol. 206v [Триады. С. 328].
[Закрыть].
Здесь нет ничего общего с «эманатизмом» философских учений, видящих в Боге «сущность», а не Живое Бытие и поэтому вынужденных выбирать между абсолютной трансцендентностью и различными формами пантеизма. Палама не рассматривает отношения между сущностями, но всегда – между Богом и человеческими ипостасями. Последние не могут, разумеется, участвовать в сущности Божией, иначе бы они стали богами по существу и Богу пришлось бы «претерпевать» (πάσχειv) их божественность, а это означало бы, что Он утратил Свою свободу как Податель благодати [1050]1050
Ср: «…один [Бог] обладает бесстрастнейшей энергией, поскольку Он только действует, но не претерпевает [никакого] воздействия, не возникая и не изменяясь». – Gregorius Palamas.Capita CL physica, theologica, moralia et practica, 128 // PG 150, col. 1212a [Сто пятьдесят глав. С. 193]; ср.: Ibid., 145, col. 1221Ъс [Указ. изд. С. 209].
[Закрыть]. Но человеческие ипостаси могут стать божественными при посредстве Божественной «энергии», – т. е. благодаря свободному акту воли Божией, единственный субъект которой есть Сам Бог, – и через получение во Христе всей полноты Божественной жизни.
Таковы, как представляется, элементы богословия свт. Григория Паламы, которые помогли разработать окончательную формулировку учения, утвержденного соборами 1341 и 1351 гг. И только в этой перспективе оно может быть понято надлежащим образом.
Канонизацией свт. Григория Православная Церковь стремилась указать христианскому богословию верный путь, не зависящий от аргументов, восходящих к философии и чуждых Откровению, в особенности – от той философии, что ныне именуется «эссенциалистской». И может быть, именно наша эпоха, возвращаясь к более «экзистенциальному» восприятию Бога и мира, окажется и более способной оценить этот важнейший аспект православного богословия, нежели это сумели сделать в прошлом.
Doctrine of Grace in St. Gregory Palamas
Опубл. в: SVSQ. Vol. 2. № 2. 1954. P. 17–26. На рус. яз. публикуется впервые.
© Пер. с англ. Ю. С. Терентьева.
ЕВХАРИСТИЧЕСКИЙ ДОГМАТ В БОГОСЛОВСКИХ СПОРАХ XIV СТОЛЕТИЯХристианский Восток не знал таких долгих и страстных дискуссий о природе Евхаристии, как Запад. Основополагающие элементы евхаристического реализма, выразителями которых стали виднейшие из греческих отцов, никогда всерьез не подвергались сомнению, а сам догмат, для того чтобы быть принятым, не требовал четких формулировок, сопоставимых с определениями Тридентского собора. И тем не менее на протяжении византийского средневековья противоречивые тенденции, касающиеся Евхаристии, проявлялись неоднократно. Сами по себе эти тенденции были отражением важных для истории православного богословия направлений мысли. Уже в конце XII в. некоторые вопросы, относящиеся к Евхаристии – природа жертвы, проблема нетленности Тела Христова, – стали предметом обсуждения и затем объектом соборных постановлений. Эти случаи, еще мало изученные, заслуживают более пристального внимания историков. Недостаточно осмыслено еще и то, какие последствия для евхаристического учения Церкви могли бы иметь великие споры XIV столетия.
Вопрос, из–за которого спорили свт. Григорий Палама и его противники, затрагивал саму суть христианской жизни: приобщение к Богу. Некоторые отвергали его как реальность, другие, напротив, были склонны вовсе стереть ту пропасть, что неизбежно разделяет Творца и творения. Такие фундаментальные разногласия, разделявшие византийских богословов, неизбежно отразились на их понимании Евхаристии. Здесь мы ограничимся тем, что очертим некоторые аспекты проблемы, опираясь на малоизвестные или неопубликованные тексты, с которыми мы имели возможность ознакомиться, не претендуя на исчерпывающее исследование, которое может быть предпринято лишь после полной публикации основных византийских богословских текстов XIV в. Те сведения, которые нам удалось там почерпнуть, позволяют, на наш взгляд, вписать в соответствующий ему контекст учение свт. Григория, которому принадлежит заслуга ясного изложения, в крайне сложных обстоятельствах, основных положений православного вероучения.
Григорий Акиндин, главный оппонент Паламы с 1342 по 1347 г., первым коснулся учения о Евхаристии в связи с богословским спором, выдвинувшим его в противники лидера исихастов. Обе противоборствующие стороны черпали свои аргументы только у греческих отцов, но каждый толковал их на свой лад. Этот конфликт свидетельствовал о внутреннем кризисе византийской мысли: если Варлаам, грек родом из Калабрии, испытал некоторое влияние Запада, то об Акиндине, образованном полностью по-византийски, нельзя сказать ничего подобного. Возможно, он был даже другом и духовным чадом Паламы на Горе Афон [1051]1051
Об образовании, полученном Акиндином, см. нашу работу: Меуепdorff J.Introduction à l’étude. P. 61–63 [Введение в изучение. С. 45–48]; ср. также: Loenertz R. – J.Dix–huit lettres de Grégoire Acindyne analysées et datées // OCP. Vol. 23.1957. P. 115–116.
[Закрыть]. Чисто томистские по духу сочинения, которые ошибочно приписываются ему в «Патрологии» Миня, в действительности принадлежат перу Прохора Кидониса [1052]1052
Cm.: Mercati G.Notizie di Procoro e Demetrio Cidone, Manuele Caleca e Teodoro Melitiniota ed altri appunti per la storia della teologia e della letteratura bizantina del secolo XIV. Città del Vaticano, 1931 (ST, 56). P. 62 ss.
[Закрыть]и в силу этого не могут служить аргументом в пользу предполагаемого «латиномудрствования» первых антипаламитов. Реакция Акиндина была продиктована искренним желанием сохранить верность православию; трагедия его заключалась в том, что понимал он эту верность как формальный консерватизм, что применительно к богословию допускало лишь простое повторение высказываний святых отцов и полностью исключало органический синтез их мысли. Начиная с IX в. так привыкло поступать большинство византийцев. Именно это неизбежно вынудило Акиндина, ощущавшего потребность в полемике, прибегнуть к высказываниям, вырванным из контекста и явно противоречащим друг другу [1053]1053
Обширное богословское сочинение Акиндина, не издававшееся даже частично, находится в рукописи Monac. gr. 223, fol. 16v-362v; мы намерены в ближайшее время исследовать его подробно [публикацию см.: Gregorius Acindynus.Refutationes duae operis Gregorii Palamae cui titulus dialogus inter orthodoxum et Barlaamitam / ed. J. Nadal Canellas. Turnhout; Leuven, 1995 (CCSG, 31)].
[Закрыть].
Разумеется, главной его заботой было доказать, что паламитское различение между сущностью и энергиями не имеет права на существование. В связи с этим он обратился в дискуссии к учению о Евхаристии и заявил, что причащение божественным Тайнам подразумевает причащение самой сущности Бога.
Мы верим, – пишет он, – что тело Христово было соединено в единой ипостаси с самой сущностной природой Бога–Слова через посредничество Его божественной души. Говорить, что те, кто причащаются божественным Тайнам и Дарам, причастны не божественной природе, а благодати, низшему и пассивному божеству, – значит спорить с Петром, корифеем апостолов, и со всем Священным Преданием. Ведь все провозглашают: вы через них соделалисъ причастниками Божеского естества(2 Пет. 1:4) [1054]1054
«Τό σώμα δέ του Χριστού, αύτή τή κατ’ ούσίαν τού Θεού Λόγου φύσει, διά μέσης αύτού τής θειοτάτης ψυχής, κατά μίαν ύπόστασιν ήνώσθαι πιστεύομεν. Ό δέ χάριτος και ύφειμένης θεότητος και ένεργουμένης μετέχειν ού θείας φύσεως λέγων των θείων μυστηρίων κοινωνούντας καί δωρεών, τω τε κορυφαίο) των αποστόλων Πέτρω και πάσι ταΐς ίεραΐς παράδοσεσιν άνθέστηκεν, οϊ πάντες “θείας φύσεως κοινωνοί” βοώσι “γεγόναμεν”». – Gregorius Acindynus.Contra Palamam II // Monac. gr. 223, fol. 72v.
[Закрыть].
Акиндин многократно возвращается к этой теме [1055]1055
Idem.Contra Palamam I // Cod. id., fol. 17; Contra Palamam II, fol. 76, 121v, etc.
[Закрыть], и действительно, здесь, как и во всей своей концепции отношений между человеком и Богом, он чувствует себя сильно стесненным из–за consensus patrumотносительно принципиальной непричащаемости божественной сущности; не будучи в состоянии проигнорировать этот consensus patrum,он пускается в целую серию оговорок, касающихся причащения божественной сущности в Евхаристии: это причащение, по его словам,
энергетическое, очищающие для тех, кто причащается, относительное <...>, невидимое, неощутимое и в определенной мере естественно непричащаемое, ибо, как говорит великий Дионисий, [божественная сущность] вне всякого соприкосновения и вне всякого причащения <...> [1056]1056
Gregorius Acindynus.Contra Palamam II, fol. 76.
[Закрыть].
Утверждение Акиндина, на первый взгляд весьма странное, о том, что евхаристическое причащение подразумевает причащение самой божественной сущности, тесно связано с его христологией, которая демонстрирует – в своей глубине, если не в употребляемых выражениях, – как бы неумение сохранить ортодоксальное равновесие между монофизитством и несторианством. Акиндин настаивает одновременно на неизменности тварного человечестваХриста и на неизменности же его нетварной божественности [1057]1057
«Γενόμενος 6 Κύριος άνθρωπος, ό εις τής άγιας Τριάδος, άγαλλοί ωτον έτήρησε καί άόρατον, ώσπερ ήν καθ’ έαυτήν την οικείαν θεότητα, καί ούτε την οικείαν φύσιν εις την ύμετέραν, ήπερ ήνώθη, μετέβαλεν, ούτε τό πρόσλημμα εις την οικείαν φύσιν, εί καί τούτο έθέωσεν, άλλ’ έμεινε πάλιν καί μετά την ενωσιν, τό μέν, όπερ ήν, άκτιστον, τό δέ κτιστόν, όπερ ήν, εις ένός Υιού Θεού καί ανθρώπου καί Θεού σαρκωθέντος συμπλήρωσιν [Став человеком, Господь, Один от Святой Троицы, сохранил неизменное и невидимое, как оно было по своему собственному Божеству, и ни Свою природу не изменил в нашу, с которой соединился, ни присоединенное – в свою природу, хотя и его обожил, но, напротив, осталось и по соединении одно, как было, нетварным, другое же, как было, тварным в полноте единого Сына Божия – и Человека, и Бога воплотившегося]». – Idem.Contra Palamam III // Monac. gr. 223, fol. 163.
[Закрыть], но ему недостает четкого понимания ипостасного единства. Разумеется, он допускает, что человечество Христа было обожено, но его концепция этого обожения не точна. Обоженное тело Христа, будучи тварным, причащая себе, не причащает Богу [1058]1058
«Έστι δετου Σωτήρος αίμα και την έκχυσιν αύτοϋ υπέρ ήμών ασεβές ειπείν άκτιστον, κτιστόν γαρ τό του Κυρίου σώμα [Нечестиво называть нетварными кровь Спасителя и излияние ее за нас, ибо Тело Господа тварно]». – Idem.Contra Palamam IV // Monac. gr. 223, fol. 174; cp.: Ibid., fol. 176v; Contra Palamam II, fol. 74v; Refutatio epistolae Gregorii Palamae // Monac. gr. 223, fol. 42v.
[Закрыть]. Хорошо развитая прп. Максимом Исповедником концепция «общения свойств» (περιχώρησις των ιδιωμάτων) в Иисусе Христе, по–видимому, абсолютно чужда Акиндину.
Для прп. Максима и божество, и человечество присутствуют в Иисусе в полной мере; каждое из них обладает собственными свойствами, или «идиомами» – одно нетварно, второе остается тварным, – но оба принадлежат одному и тому же божественному Слову. Поэтому божественная и нетварная жизнь Слова, Которое есть собственная энергия Божества, сообщается человечествуХриста: в этом в точности и заключается тайна нашего спасения. В евхаристическом причащении наше человечество соединяется с обоженным человечеством Христа. По благодативетхий Адам получает жизнь, которой Новый Адам обладает на правах собственности,в силу ипостасного единства. Это причащение вовсе не подразумевает участия в божественной сущности: было бы так, если бы у Христа была всего лишь одна природа, если бы он не был нам «единосущен по Своему человечеству» (определение Халкидонского собора) [1059]1059
*Cp.: ДВС. Т. 3.C. 48.
[Закрыть].
Именно такое понимание защищал Палама от нападок со стороны Акиндина: евхаристическое причащение есть причащение не божественной сущности, но человечеству Христа, Его обоженному Телу – телу, которое стало Телом божественного Слова. Целью Боговоплощения было «сделать плоть неистощаемым источником освящения (πηγήν ποιήσαι την σάρκα τού άγιασμοϋ άνεξάντλητον)» [1060]1060
Gregorius Palamas.Homilia 16 // PG 151, col. 193b [Григорий Палама.Беседы. Ч. 1. С. 156].
[Закрыть]. Для свт. Григория причащение телу Христову означает приобщение его человечеству, но также и Богу, ибо человечество Христа стало человечеством Бога–Слова [1061]1061
«…πώς αίμα Χριστού καί σώμα δέξαταί τις έν έαυτφ <...>, πώς έν ήμίν αύτοίς σχώμεν τον Θεόν και σύσσωμοι αύτώ γενόμεθα [каким же образом кто воспримет в себе Кровь Христову и Тело <...>, каким образом в нас самих возымеем Бога и станем одно тело с Ним]»… – Idem.Homilia 56, 3 // Τού έν άγίοις πατρός ήμών Γρηγορίου αρχιεπισκόπου Θεσσαλονίκης τού Παλαμα Όμιλίαι ΚΒ // έκδ. Σ.Κ. Οικονόμου. Άθήναι, 1861. Σ. 202–203 [Беседы. 4. 3. С. 158–159].
[Закрыть].
Это учение, связанное с христологией VI Вселенского собора, как явствует, предполагает различение между сущностью и энергиями в Боге: причащаясь Телу Христову, мы причащаемся Богу,но не божественной сущности, которая принадлежит только ипостаси Бога–Слова и не может быть сообщена. Все реалистическое понимание обожения – идет ли речь об «ипостасном» обожении человечества Христа, или об обожении «по благодати», которое доступно христианам, – подразумевает энергетическое понимание Бога, поскольку всецелое отождествление божественного бытия с сущностью неизбежно приводит либо к смешению в единой сущности и Бога, и обоженных существ, либо к отрицанию самого факта их единства. В плане христологии срединная позиция между несторианством (разделявшим две сущности) и монофизитством (смешивавшим их), которой придерживалась Церковь в V и VI вв., становится понятной только в свете решений VI Собора и богословия прп. Максима, которые, внося уточнения в учение об ипостасном единстве, вводят понятие «общения свойств» (περιχώρησις των ιδιωμάτων). Это понятие как раз и предполагает, что «свойства» не тождественны полностью двум природам Христа, но представляют собой энергии или проявления.
Здесь мы не станем обсуждать обвинение, выдвинутое Акиндином, в том, что якобы согласно евхаристическому учению свт. Григория Паламы, в Евхаристии мы причащаемся «низшему» божеству, отличному от божества «высшего». Оно основано на недопонимании, осознанном или нет, которое не покидало Акиндина на протяжении всей его борьбы с исихастским богословием: в другой работе мы имели возможность показать, что свт. Григорий Палама никогда не различал в Боге двух божеств и вообще не употреблял слова «Божество» во множественном числе [1062]1062
См.: Meyendorff J.Une lettre inédite de Grégoire Palamas à Akyndinos: Texte et commentaire sur la troisième lettre de Palamas // Θεολογία. T. 24. Αθήναι, 1953. Σ. 561–566.
[Закрыть]. Палама просто утверждает, что евхаристические Хлеб и Вино отождествляются, через евхаристическое μεταβολή [преложение], с обоженным Телом Иисуса – Телом, которое для нас есть источник божественной жизни и нетварного просвещения, но которое само не есть божественная сущность:
Божественный свет на горе явился в равной мере общим для божества Слова и для плоти; но говорить, будто бы божество и плоть имеют общую сущность, – значило бы следовать Евтихию и Диоскору [1063]1063
«Καί κοινή μέν τής τού λόγου θεότητος καί τής σαρκός έπί τού όρους ή θεία λαμπρότης άρτίως ένεφάνη, κοινήν δε είναι τήν ούσίαν τής θεότητος καί τής σαρκός Εύτυχούς έστι καί Διοσκόρου». – Gregorius Palamas.Homilia 35 // PG 151, col. 448a [cp.: Беседы. T. 2. C. 100].
[Закрыть].
Это уточнение, внесенное свт. Григорием в понимание Евхаристии, впрочем, не нарушает присущего ему всегда богословского реализма. Таинство причастия – это не причащение какому–то более слабому или низшему божеству, но личное соединение с Личностью Слова и действительная причастность Его энергии. В паламитском богословии, как мы уже неоднократно отмечали, Бог в Его энергиях не умаляется, но проявляется во всей полноте Своей личностной жизни, оставаясь целиком трансцендентным в той сущности, из которой проистекают энергии. В связи с этим процитируем здесь лишь один фрагмент, взятый из «Триад» Паламы:
Но как Всецело сущего в каждой из богодостойных энергий мы именуем Его от каждой из них, откуда явствует и то, что Он превознесен над всеми. Ибо как при наличии многих богодостойных энергий весь Бог совершенно нераздельно пребывал бы в каждой из них, как целиком созерцался бы в каждой и как через них именовался ввиду сверхприродности Своей неделимой простоты, если бы не стоял выше их всех? [1064]1064
«Ώς ολον έν έκαστη όντα των θεοπρεπών ένεργειών, άφ’ έκάστης όνομάζομεν αύτόν, άφ’ ού διαδείκνυται και τό πασών τούτων ύπερεξηρήσται. Πώς γάρ πολλών ούσών θεοπρεπών ένεργειών, ολως έν έκαστη παντάπασιν άμερίστως ένυπήρχεν, αν και άφ’ έκάστης ολως έωράτο τε κα! έκαλεΐτο διά το τής άμεροϋς άπλότητος υπερφυές, ει μη τούτων άπασών ύπερανέστηκεν». – Idem.Pro hesychastis, III, 2, 7 // Grégoire Palamas.Défense des saints hésychastes. P. 658 [Триады. C. 352].
[Закрыть]
Если говорить о воплощенном божественном Слове, Боге по природе, источнике всех Божественных энергий, то Его обоженное Тело также является источником Его энергий для насвсех. Причащаясь ему, становясь сотелесными(σύσσωμοι) самому Богу (ср.: Еф. 3:6), мы принимаем в себя Бога [1065]1065
«…πώς έν ήμίν αύτοίς σχώμεν τον Θεόν και σύσσωμοι αύτφ γενώμεθα…». – Idem.Homilia 56,3 //Τού έν άγίοις πατρος ήμών Γρηγορίου αρχιεπισκόπου Θεσσαλονίκης τού Παλαμά Όμιλίαι… Σ. 203 [пер. см. выше, прим. 10]; ср.: Pro hesychastis, I, 3, 38 // Ed. cit. P. 195 [Триады. C. 110].
[Закрыть], чтобы стать Его «соработниками» (σύνεργο! Θεού. – 1 Кор. 3:9). Вся мистика исихастов XIV столетия опирается на этот сакраментальный опыт присутствия Бога в нас – присутствия настолько реального, что оно может проявляться даже зримым сиянием.
Этот пункт их учения тем более важен потому, что в Византийской церкви, по–видимому, существовала традиция преуменьшать присутствие Христа в Святых Дарах, сводя Его к простому символическомуприсутствию. Платоновский спиритуализм продолжал оказывать свое влияние на некоторых богословов, которые в подтверждение своих идей могли сослаться на Псевдо–Дионисия Ареопагита. И вправду, известно, что для Дионисия Евхаристия есть лишь набор «чтимых символов, посредством которых Христос обозначается и приобщается» [1066]1066
«…των σεβασμίων συμβόλων, δι᾽ ών ό Χριστός σημαίνεται και μετέχεται». – Pseudo–Dionysius Areopagita.De ecclesiastica hierarchia, III, 3, 9 // PG 3, col. 437c [Дионисий Ареопагит.Сочинения. С. 631]; см. весьма подробный разбор евхаристического учения Псевдо–Дионисия в: Roques R.L’univers dionysien: Structure hiérarchique du monde selon le pseudo–Dénys. P., 1954 (Théologie: Études publiées sous la direction de la Faculté de Théologie S. J. de Lyon–Fourvière, 29). P. 267–271.
[Закрыть]. По замечанию Р. Рока,
Совершенно очевидно, что у Дионисия платоновский дуализм между материей и духом, чувственно воспринимаемым и умопостигаемым, телом и душой преодолен не полностью: подлинное причащение Богу может быть только нематериальным, а ощутимые знаки этого причастия – в частности, таинства, – могут быть лишь символами Реальности, которая остается трансцендентной и нематериальной. Этот дуализм разделяли и противники Паламы в XIV столетии; свт. Григорий на протяжении всей дискуссии стремится показать, что невозможно относить все ощутимые проявления Божественного к простым символам, если оставаться верным учению о боговоплощении: Слово Божие стало подлинным и видимым человеком; Его тело было не символом, но истинным вместилищем божества, и, следовательно, духовная жизнь христианина – в частности, жизнь сакраментальная, – предполагает реальное и прямое проявление Бога в материи [1068]1068
Об этом см. нашу работу: Meyendorff J.Introduction à l’étude. P. 257-277 [Введение в изучение. С. 253–272].
[Закрыть].
«Символическое» учение Дионисия тем не менее нашло защитников не только среди антипаламитов, но и среди некоторых сторонников, более или менее номинальных, самого Паламы. Так, у одного из богословов второй половины XIV в. Феофана Никейского мы можем встретить аргументы, направленные против Акиндина и опирающиеся на дионисиевский дуализм – мы причащаемся не божественной сущности, а только символам:
Прикосновение наших уст к Владычнему Телу, единение и соприкосновение пространственное и телесное, подаваемое через вкушение всему телу человека, вкушающего эту пищу, – это символ единения и соприкосновения и, так сказать, смешения по Божественной энергии и благодати [1069]1069
«Ή τών ήμετέρων χειλέων άφή προς τό κυριακόν σώμα και ή διά τής τροφής αύτού διαδιδομένη προς τό καθόλου σώμα τού τρεφομένου τοπική και σωματική συμπλοκή και συνάφεια σύμβολόν έστι τής κατά τήν θείαν ένέργειάν τε καί χάριν ένώσεως και συναφείας και οιον ειπείν άνακράσεως». – Paris, gr. 1249, fol. 38v.
[Закрыть].
Эта позиция Феофана опирается на дуалистическую антропологию, которая утверждает, что душа и тело действуют как два отдельных, не связанных друг с другом существа [1070]1070
«…έκαστη γάρ των αισθήσεων άναλογοί τινι ψυχική δυνάμει, ώσπερ είκών τις ούσα ταύτης και σύμβολον, αις συναπτομένων των αισθητών, τάς ιδέας καί τούς λόγους έν οίς τό άόρατον τοϋ Θεού φανεροϋται, ό νους δι’ αύτών εις έαυτόν έλκει [ведь каждое из чувств соответствует некоей способности души, будучи в некотором роде ее образом и символом; с ними сопряжены эти чувства, (разумею) образы и понятия, в которых является невидимое Бога, ум через них обращается к самому себе]». – Cod. cit., fol. 42v-43.
[Закрыть].
Понятно, насколько опасно развитие этого символизма применительно к таинствам. Несомненно, в XIV столетии в Византии существовала философская школа, вдохновлявшаяся платонизмом и ревностно хранящая наследие Псевдо–Дионисия, по своим основным позициям близкая к западным номиналистам. Эта школа сохранила последователей и после победы паламизма в 1351 г. Она настолько глубоко проникла в сознание некоторых мыслителей и настолько тесно была связана с тем платоновским образованием, которое получало большинство византийских интеллектуалов, что соборных решений 1341 и 1351 гг. было недостаточно, чтобы заставить ее исчезнуть. Если бы она получила более глубокий отклик, то могла бы в чем–то стать догматической почвой для восточной Реформации…
Здесь мы лишь вскользь коснулись одной из множества проблем, обсуждавшихся в Византии в XIV столетии. Евхаристическое богословие в дискуссиях того времени затрагивалось по весьма частным аспектам, и это могло завести его в тупик. Решение проблемы было предложено той группой, которая, собравшись вокруг свт. Григория Фессалоникийского, понимала Евхаристию как переживаемую реальность, а не просто как объект философских спекуляций.
Le dogme eucharistique dans les controverses théologiques de XlVe siècle
Впервые опубл. в: Γρεγόριος ό Παλαμάς. Τ. 42. Θεσσαλονίκη, 1959. Σ. 93–100.
Переизд. в: Πανηγυρικός τόμος έορτασμοϋ τής έξακοσιοστής έπετείου τοϋ θανάτου τοϋ άγίοΰ Γρεγορίου τοΰ Παλαμά. Θεσσαλονίκη, 1960. Σ. 80–87.
Репринт в: Meyendorff J. Byzantine Hesychasm. Item XIII.
На рус. яз. публикуется впервые.
© Пер. с фр. У. С. Рахновской.
