Текст книги "Романовы"

Автор книги: Игорь Курукин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 40 страниц)

В Петрограде всеобщая стачка перешла в восстание войск и населения, в результате которого царские министры были арестованы. Николай сначала отправил водворять порядок генерала Иванова, затем двинулся сам – но царский поезд уже не смог пробиться в Царское Село и вынужден был повернуть на Псков. Здесь в два часа ночи 2 марта 1917 года Николай подписал указ об «ответственном министерстве». Но он безнадёжно опоздал. Руководство Думы и Ставка уже не считали возможным продолжение его царствования. После отказа всех командующих фронтами поддержать царя он в 15 часов отрёкся от престола в пользу сына, но затем изменил решение и спустя семь часов составил акт отречения в пользу брата Михаила. В его дневнике остались записи:

«1-го марта. Среда.

Ночью повернули с М[алой] Вишеры назад, т. к. Любань и Тосно оказались занятыми восставшими. Поехали на Валдай, Дно и Псков, где остановился на ночь... Гатчина и Луга тоже оказались занятыми. Стыд и позор! Доехать до Царского не удалось. А мысли и чувства всё время там! Как бедной Алике должно быть тягостно одной переживать все эти события! Помоги нам, Господь!

2-го марта. Четверг.

Утром пришёл Рузский (командующий Северным фронтом. – И. К.) и прочёл свой длиннейший разговор по аппарату с Родзянко (председателем Государственной думы. – И. К.). По его словам, положение в Петрограде таково, что теперь министерство из Думы будто бессильно что-либо сделать, т. к. с ним борется соц.-дем. партия в лице рабочего комитета. Нужно моё отречение. Рузский передал этот разговор в Ставку, а Алексеев (начальник штаба Ставки. – И. К.) всем главнокомандующим. К 2'/₂ ч. пришли ответы от всех. Суть та, что во имя спасения России и удержания армии на фронте в спокойствии нужно решиться на этот шаг. Я согласился. Из Ставки прислали проект манифеста. Вечером из Петрограда прибыли Гучков и Шульгин, с кот. я переговорил и передал им подписанный и переделанный манифест. В час ночи уехал из Пскова с тяжёлым чувством пережитого. Кругом измена и трусость, и обман!»⁸⁰

В Ставке он подписал бумагу: «Фронт сдал», а начальник штаба расписался: «Принял фронт. Алексеев». Прибывшая в Ставку Мария Фёдоровна 4 марта записала в дневнике, что её сын подписал манифест об отречении и «передал трон Мише»: «Ники был неслыханно спокоен и величествен в этом ужасно унизительном положении».

До сих пор идут споры, какой именно документ был подписан (или не подписан) царём; являлось ли отречение искренней жертвой с его стороны или сознательной провокацией, поскольку по закону император не мог решать судьбу наследника престола и документ, таким образом, не имел юридической силы да и адресован был не народу, а начальнику штаба. Сам Николай днём 2 марта сказал генералу Н. В. Рузскому, что приносит несчастье стране. «Если надо, чтобы я ушёл в сторону для блага России, я готов; но я опасаюсь, что народ этого не поймёт. Мне не простят старообрядцы, что я изменил своей клятве в день священного коронования. Меня обвинят казаки, что я бросил фронт». Но истинных его мыслей мы уже не узнаем. Можно только предполагать, что Николай, всегда чувствовавший себя государем, стоящим выше любого закона, и теперь едва ли задумывался о юридических тонкостях.

Возможно, он рассчитывал, что ситуация изменится, а потому поехал из Пскова не к семье, а в Ставку. Но к тому времени монархия пала. 3 марта великий князь Михаил Александрович согласился «в том лишь случае восприять верховную власть, если такова будет воля великого народа нашего, которому надлежит всенародным голосованием, через представителей своих в Учредительном собрании, установить образ правления и новые основные законы государства Российского», на что едва ли можно было рассчитывать. Пока же несостоявшийся преемник призвал «всех граждан державы Российской подчиниться временному правительству, по почину Государственной думы возникшему и облечённому всей полнотой власти». Синод в обращении к пастве не выразил сожаления ни по поводу отречения, ни даже по поводу ареста бывшего государя; так Церковь выразила своё отношение к царствованию Николая II.

Император стал «частным человеком». Он ещё думал, что ему с семьёй разрешат выезд в Англию или хотя бы в любимый Крым. Временное правительство сперва не возражало, но под давлением революционного Петроградского совета приняло решение арестовать царскую семью. Под охраной членов Государственной думы они вернулись в Царское Село.

Началась поднадзорная жизнь, поначалу довольно свободная – в пределах Царскосельского парка. Потом режим стал ужесточаться. 31 июля Романовых и обслуживавших их лиц (всего 40 человек) отправили подальше от революционного Петрограда – в сибирский Тобольск. Там их обитание в бывшем губернаторском дворце было относительно спокойным: церковные службы, чтение, уроки с Алексеем, прогулки во дворе, заготовка дров, вечерняя игра в карты и домашние спектакли. Новости об октябрьских событиях в Петрограде и Москве и падении Временного правительства бывший царь прокомментировал так: «Гораздо хуже и позорнее событий Смутного времени». Его терзало то, что «подлецы-большевики» заключили мир с Германией; получалось, что отречение было напрасным – ни успокоения, ни победы над врагом его жертва не принесла. У царя потребовали снять погоны. «Этого свинства я им не забуду!» – в сердцах записал он в дневнике.

Крестный путь

Между тем новое правительство приняло решение перевести царское семейство в Екатеринбург, чего желали и уральские большевики. 30 апреля 1918 года московский уполномоченный В. В. Яковлев сдал Николая Уральскому областному совету. Скоро вся семья собралась в печально известном доме купца Ипатьева, где для неё был установлен тюремный режим содержания. 6 мая бывший царь встретил свой пятидесятый день рождения: «...посидели час с четвертью в саду, грелись на тёплом солнышке». Комендант Ипатьевского дома и член ОблЧК Яков Юровский описал своих подопечных:

«Насколько мне удалось заметить, семья вела обычный мещанский образ жизни. Утром напиваются чаю, напившись чаю, каждый из них занимался той или иной работой: шитьём, починкой, вышивкой. Наиболее из них развиты были Татьяна, второй можно считать Ольгу, которая очень походила на Татьяну и выражением лица. Что касается Марии, то она не похожа и по внешности на первых двух сестёр: какая-то замкнутая и как будто бы находилась в семье на положении падчерицы. Анастасия самая младшая, румяная с довольно милым личиком. Алексей, постоянно больной семейной наследственной болезнью, больше находился в постели и поэтому на гулянье выносился на руках. Я спросил однажды доктора Боткина, чем болен Алексей. Он мне сказал, что не считает удобным говорить, так как это составляет секрет семьи, я не настаивал. Александра Фёдоровна держала себя довольно величественно, крепко, очевидно, памятуя, кто она была. Относительно Николая чувствовалось, что он в обычной семье, где жена сильнее мужа. Оказывала она на него сильное давление. Положение, в каком я их застал: оне представляли спокойную семью, руководимою твёрдой рукой жены. Николай с обрязгшим лицом выглядел весьма и весьма заурядным, простым, я бы сказал, деревенским солдатом.

Заносчивости в семье, кроме Александры Фёдоровны, не замечалось ни в ком. Если бы это была не ненавистная царская семья, выпившая столько крови из народа, можно было бы их считать как простых и не заносчивых людей. Девицы, например, прибегали на кухню, помогали стряпать, заводили тесто или играли в карты в дурачки или разкладывали пасьянс или занимались стиркой платков. Одевались все просто, никаких нарядов. Николай вёл себя прямо “по-демократически”: несмотря на то, что, как обнаружилось позднее, у него было в запасе не один десяток хороших новых сапог, он носил сапоги обязательно с заплатами. Не малое удовольствие представляло для них полоскат[ь]ся в ванне по несколько раз в день. Я однако запретил им полоскат[ь]ся часто, так как воды не хватало. Если посмотреть на эту семью по-обывательски, то можно было бы сказать, что она совершенно безобидна»⁸¹.

Николай ещё не знал, что обречён: в стране разгоралась Гражданская война, против большевиков поднялась Сибирь.

16 июля 1918 года президиумом Уралсовета было принято решение о казни. В Кремль была направлена телеграмма с просьбой дать согласие на расстрел без «пролетарского суда» одного Николая II; об убийстве царской семьи ничего не говорилось.

«Вопрос о ликвидации семьи Романовых» в ночь с 16 на

17 июля 1918 года был решён группой солдат охраны во главе с комендантом Юровским. Он подробно рассказал о том, что произошло: «Я объявил, Исполнительный Комитет Советов Рабочих, Крестьянских и Солдатских Депутатов Урала постановил их разстрелять. Николай повернулся и спросил. Я повторил приказ и скомандовал: “Стрелять”. Первый выстрелил я и на повал убил Николая. Пальба длилась очень долго, и не смотря на мои надежды, что деревянная стенка не даст рикошета, пули от неё отскакивали. Мне долго не удавалось остановить эту стрельбу, принявшую безалаберный характер. Но когда наконец мне удалось остановить, я увидел, что многие ещё живы. Например, доктор Боткин лежал, опершись локтем правой руки, как бы в позе отдыхающего, револьверным выстрелом с ним покончил, Алексей, Татьяна, Анастасия и Ольга тоже были живы. Жива была еще и Демидова. Тов. Ермаков хотел окончить дело штыком. Но, однако, это не удавалось. Причина выяснилась только позднее (на дочерях были бриллиантовые панцыри в роде лификов). Я вынужден был по очередно разстреливать каждого...» Председатель исполкома Уральского областного Совета А. Г. Белобородов 17 июля отправил в Москву телеграмму: «Передайте Свердлову что всё семейство постигла та же участ, что и главу официально семия погибнет при евакуации».

Президиум Всероссийского центрального исполнительного комитета признал решение о расстреле правильным. 19 июля газета «Известия» сообщила: «В последние дни столице Красного Урала Екатеринбургу серьёзно угрожала опасность приближения чехословацких банд. В то же время был раскрыт новый заговор контрреволюционеров, имевший целью вырвать из рук Советской власти коронованного палача. Ввиду этого Президиум Уральского областного Совета постановил расстрелять Николая Романова, что и приведено в исполнение 16 июля.

Жена и сын Николая Романова отправлены в надёжное место. Предполагалось предать бывшего царя суду... события последнего времени помешали осуществлению этого».

Тела царя, его родных и слуг побросали в грузовик и отправили в сопровождении конвоя к Верх-Исетскому заводу, откуда уже на телегах доставили к шахте у Ганиной ямы – пруда, в который откачивали воду из шахт. Одежду, выпоров из неё драгоценности, сожгли в костре. Всех убитых побросали в шахту и бросили несколько гранат; но завалить шахту не удалось, и обнажённые тела были видны на дне неглубокого колодца.

Тогда Уралсовет решил обезобразить трупы серной кислотой, сжечь что можно, а остальное бросить в шахты в окрестностях Екатеринбурга. Трупы достали и опять повезли по Московскому тракту. Ранним утром 19 июля грузовик свернул с основной дороги близ деревни Коптяки и застрял. Юровский принял решение зарыть трупы здесь же, у переезда № 184 Горнозаводской линии железной дороги. В воспоминаниях он писал, что два трупа – царевича и женщины – сожгли, «потом похоронили тут же, под костром, останки, и снова разложили костер, что совершенно закрыло следы копанья»; для остальных вырыли братскую могилу: «Трупы сложили в яму, облив лица и вообще все тела серной кислотой, как для неузнаваемости, так и для того, чтобы предотвратить смрад от разложения (яма была неглубока). Забросав землёй и хворостом, сверху наложили шпалы и несколько раз проехали – следов ямы и здесь не осталось. Секрет был сохранён вполне – этого места погребения белые не нашли».

Так и случилось – колчаковский следователь Н. А. Соколов не обнаружил захоронения и решил, что тела были расчленены и сожжены дотла. Но в 1979 году останки обнаружили геолог Александр Авдонин и писатель Гелий Рябов. Через десять лет Рябов опубликовал сообщения об этом в журнале «Родина». В 1991 году в захоронении нашли останки девяти человек. По заведённому в 1993 году уголовному делу в России, США и Австрии был проведён комплекс антропологических, судебно-медицинских, генетических исследований, которые доказали, что это останки членов семьи Николая II и людей из его окружения.

Эти выводы признали не все, среди несогласных было и руководство Русской православной церкви. Решение Государственной комиссии по изучению вопросов, связанных с исследованием и перезахоронением останков российского императора Николая II и членов его семьи, было отложено на два года. Происходили странные истории; например, вдова племянника Николая II Тихона Куликовского предоставила генетикам образцы крови мужа, а затем запретила публиковать полученные результаты и заявила, что генотип её мужа не имеет ничего общего с генотипом предполагаемого бывшего императора, тогда как исследование крови Куликовского подтверждало близкое родство Куликовского и человека, чьи останки обнаружены под Екатеринбургом.

В начале 1998 года комиссия завершила работу, и 27 февраля правительство России приняло решение похоронить останки бывшего царя и его семьи в Екатерининском приделе Петропавловского собора Санкт-Петербурга. Накануне в Свя-то-Даниловом монастыре было принято определение по докладу члена Государственной комиссии митрополита Крутицкого и Коломенского Ювеналия:

«По имевшемся суждении Постановили:

1. Принять к сведению информацию о решениях Государственной Комиссии по изучению вопросов, связанных с исследованием и перезахоронением останков Российского Императора Николая II и членов его семьи, от 30 января 1998 года.

2. Оценка достоверности научных и следственных заключений, равно как и свидетельство об их незыблемости или неопровержимости, не входит в компетенцию Церкви. Научная и историческая ответственность за принятые в ходе следствия и изучения выводы относительно “екатеринбургских останков” полностью ложится на Республиканский центр судебно-медицинских исследований Минздрава России и Генеральной прокуратуры Российской Федерации.

3. Решение Государственной Комиссии об идентификации найденных под Екатеринбургом останков как принадлежащих семье Императора Николая II вызвало серьёзные сомнения и даже противостояния в Церкви и в обществе. Вместе с тем, есть основания считать, что обнаруженные останки принадлежат жертвам богоборческой власти. Известно, что многие из таких жертв были мучениками, исповедниками и страстотерпцами, которые ныне нашей Церковью причисляются к лику святых по мере установления их личностей, биографий и обретения соответствующих житийных материалов. Затянувшаяся процедура криминалистической экспертизы привела к тому, что “екатеринбургские останки” остаются без христианского погребения в течение недопустимо долгого времени.

4. В связи с этим Священный Синод высказывается в пользу безотлагательного погребения этих останков в символической могиле-памятнике. Когда будут сняты все сомнения относительно “екатеринбургских останков” и исчезнут основания для смущения и противостояния в обществе, следует вернуться к окончательному решению вопроса о месте их захоронения...»⁸²

Тем не менее 17 июля 1998 года похороны в Петропавловском соборе состоялись. Президент Борис Ельцин выступил с речью; на церемонии присутствовали члены правительства России, общественные деятели, деятели науки и культуры, более шестидесяти членов дома Романовых; но нынешний глава российского императорского дома великая княгиня Мария Владимировна на похороны не приехала и провела этот день с патриархом Алексием II в Троице-Сергиевой лавре. Церемония прошла фактически без участия Церкви; покойных отпевали, не называя имён: «Упокой, Господи, души усопших раб твоих, их же имена Ты Сам, Господи, веси», – что означало непризнание Церковью аутентичности погребаемых останков. В тот же день во всех храмах были отслужены панихиды по безвинно убиенным Николаю II и членам его семьи.

Несмотря на неоднократные поиски, только в 2007 году краеведы Виталий Шитов и Николай Неуймин сумели обнаружить ещё одно захоронение – в нём оказались, по выводам возобновлённого следствия, останки царевича Алексея и великой княжны Марии. «Мы полностью уверены в том, что идентификация останков царской семьи проведена на 100 % правильно», – утверждает старший следователь-криминалист Следственного комитета России Владимир Соловьёв, который с 1993 года вёл дело об убийстве членов царской семьи.

Первого октября 2008 года Верховный суд Российской Федерации признал, что бывший император, его жена и дети были подвергнуты политическим репрессиям и постановил: «...реабилитировать: Романова Николая Александровича, Романову Александру Фёдоровну, Романову Ольгу Николаевну, Романову Татьяну Николаевну, Романову Марию Николаевну, Романову Анастасию Николаевну, Романова Алексея Николаевича». Уголовное дело об убийстве было окончательно закрыто в 2011 году в связи с истечением сроков давности привлечения к уголовной ответственности и смертью лиц, совершивших убийство.

В 1981 году Русская православная церковь за границей канонизировала царя, его семью и всех убитых в доме Ипатьева в лике мучеников. В России же, несмотря на имевшиеся споры, государь и его близкие были причислены в 2000 году на Архиерейском соборе Русской православной церкви к чину страстотерпцев (иерархически ниже мучеников); по благословению патриарха Алексия II были написаны две разные иконы святых новомучеников – одна с царской семьёй в центре композиции, другая с крестом и Евангелием (на случай, если бы Собор постановил не канонизировать царскую фамилию).

Но пока Русская православная церковь и дом Романовых не считают «екатеринбургские останки» подлинными; найденные в 2007 году кости остаются «бесхозными»: они помещены на временное хранение в Государственный архив Российской Федерации и не востребованы ни родственниками, ни патриархией, а для захоронения их в Петропавловском соборе нужно правительственное решение.

Среди русской эмиграции первой волны и в зарубежной православной церкви прочно утвердилось мнение о «жидомасонском заговоре» и «ритуальном убийстве» царя, сожжении трупов и доставке «голов царственных мучеников» в Кремль. Найденные следователем Соколовым в 1919 году у Ганиной ямы фрагменты костей, почитаемые как святые мощи, хранятся в Брюсселе в храме Иова Многострадального, но на их исследование зарубежная церковь согласия не даёт. Великая княгиня Мария Владимировна заявляет, что стоит на точке зрения патриарха; в 2010 году она посетила Екатеринбург и Ганину яму, но не поехала на место обнаружения останков.

Однако 26 июля 2012 года патриарх Кирилл на заседании Священного синода Русской православной церкви в Киеве заявил «об очень важной информации, которая поступила к нам из Нью-Йорка и которая связана с обстоятельствами кончины царской семьи»: «Полагаю, что эти обстоятельства помогут нам определить свою позицию, в том числе и по делу так называемых екатеринбургских останков». Хочется надеяться, что в юбилейный год четырёхсотлетия восшествия на престол Романовых прекратятся, наконец, спекуляции вокруг обстоятельств гибели Николая II и наступит умиротворение по отношению к останкам семьи последнего российского императора.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Со времени падения монархии прошло около века. Почти бескровное и для многих в ту пору радостное событие скоро обернулось распадом государственного механизма. Именно фигура государя обеспечивала легитимность всех властных структур империи, которые – прежние ли губернаторы, новоиспечённые ли комиссары – без него мало что стоили. Многолетие «Богохранимой Державе Российской и Благоверному Временному Правительству ея» звучало в храмах всего несколько месяцев. А затем февральское отречение и судьба царской фамилии оказались отодвинуты куда более масштабными потрясениями – Гражданской войной, становлением власти Советов, ликвидацией «эксплуататорских» классов, «великим переломом» прежнего уклада жизни города и деревни. Уцелевшие Романовы стали частью российской эмиграции, но не смогли стать знаменем сплочения антибольшевистских сил. Лидеры Белого движения придерживались принципа «непредрешения», выдвинутого ещё генералом Л. Г. Корниловым: «Разрешение основных государственно-национальных и социальных вопросов откладывается до Учредительного собрания...»

Опираясь на своё «старшинство в роде царском», двоюродный брат Николая II великий князь Кирилл Владимирович (1876—1938) в 1924 году провозгласил себя императором Всероссийским в изгнании Кириллом I и призвал своим манифестом: «...Пусть Русская Армия, хотя и называемая красной, но в составе коей большинством являются насильно призванные честные сыны России, скажет решающее слово, встанет на защиту попранных прав Русского народа и, воскресив исторический Завет – за Веру, Царя и Отечество, восстановит на Руси былой Закон и Порядок. Заодно с Армией пусть всколыхнётся громада народная и призовёт своего Законного Народного Царя, который будет любящим, всепрощающим, заботливым Отцом, Державным Хозяином Великой Русской Земли, грозным лишь для врагов и для сознательных губителей и растлителей народа. Царь восстановит Храмы, простит заблудших, законно закрепит за крестьянами землю...»

Самопровозглашение встретило осуждение со стороны ряда членов царского дома и монархических организаций; не признал его и старейший представитель рода – бывший главнокомандующий русской армией великий князь Николай Николаевич (1856—1929), хотя сам на престол не претендовал. В вину Кириллу ставилось и признание им Временного правительства, и происхождение от матери-лютеранки (согласно Основным законам империи он мог занять престол лишь в случае отсутствия наследников, рождённых от православных браков). Только в 1929 году, после кончины Николая Николаевича и императрицы Марии Фёдоровны, о признании прав Кирилла Владимировича заявил Архиерейский синод зарубежной церкви во главе с митрополитом Антонием (Храповицким).

После смерти Кирилла Владимировича главой Российского императорского дома, не принимая титула императора, стал его единственный сын, великий князь Владимир Кириллович (1917—1992). Он первым из Романовых посетил Россию в ноябре 1991 года по случаю возвращения Ленинграду его исторического названия. Сейчас же от имени династии выступает его дочь, великая княгиня Мария Владимировна, а наследником престола называется её сын от «равнородного» брака с принцем Францем Вильгельмом из германского императорского и прусского королевского дома Гогенцоллернов (в православии великим князем Михаилом Павловичем) Георгий Михайлович, бюрократ из брюссельских структур Евросоюза. В 1992 году великая княгиня с сыном получили российское гражданство и не раз бывали на исторической родине в качестве почётных гостей на различных мероприятиях; встречались с официальными лицами из правительства России, Совета Федерации и Думы, главами администраций регионов, епархиальными архиереями, лидерами политических партий и общественных организаций.

Страсти вокруг императорского дома не улеглись до сих пор. Его официальные представители осуждают несогласных с их первенством «эпатажных родственников» из созданного по инициативе праправнука Николая I Николая Романовича Романова «Объединения членов рода Романовых». Эта организация, куда входят большинство представителей фамилии, считает главой царского дома именно Николая Романовича, чей титул «князя императорской крови» и претензии категорически отвергаются «Кирилловичами», именующими соперников «частной общественной организацией, не имеющей оснований в Основных государственных законах Российской империи». В ответ Николай Романович объявил в 1997 году, что «так называемый великий князь Георгий Михайлович, единственный сын принца Франца Вильгельма Прусского и княгини Марии Владимировны, является членом династии Гогенцоллернов и никакого отношения к Романовым не имеет». Околомонархическая общественность дискутирует по поводу законности прав самой великой княгини Марии: не является ли брак её отца с княжной Леонидой Георгиевной Багратион – Мухранской морганатическим.

Пусть желающие изучают перипетии фамильных историй, тонкости толкования династического права давно не существующей империи и особенности его применения по принципу «нужда закон меняет», тем более что монархические страсти кипят преимущественно в виртуальном мире. Едва ли имеет смысл обсуждать и вопрос о «призвании» законного императора: старая патриархальная государственность, опиравшаяся на искренний монархизм подавляющего большинства подданных, не мысливших себе иной формы правления, ушла в прошлое. У страны сейчас иные и намного более серьёзные проблемы, связанные со вторым за столетие коренным переустройством всех сфер общественной жизни и вызовами модернизации и глобализации, решение которых требует национального согласия.

Что же касается восемнадцати реальных государей и государынь из династии Романовых, из очерков о которых состоит эта книга, то они были слишком разными, чтобы однозначно оценить их роль и вклад в формирование российской государственности и культуры. Последним полностью русским по крови монархом был Пётр Великий; благодаря заложенной им традиции брачной дипломатии Романовы породнились со всеми европейскими дворами; в жилах Николая II русская кровь составляла менее одного процента (впрочем, стопроцентная немка Екатерина II была великой российской государыней). Они вступали на престол в разном возрасте: Иван Антонович оказался на нём двухмесячным младенцем, а Павел Петрович долгих 35 лет оставался наследником. «Долгожителем» на троне был Пётр I (42 года) – правда, ставший царём в десятилетнем возрасте; меньше всех – пол года – правил его внук Пётр III. Некоторые заплатили за корону жизнью: Иван VI провёл в заключении 23 года и был убит при попытке его освобождения, Пётр III и его сын Павел пали от рук заговорщиков, Александр II стал жертвой покушения террористов, Николай II расстрелян по решению Уральского совета.

Однако большинство из тех, кто реально правил, обладали «чувством власти», которое позволяло удержать её даже в дамских руках и проводить порой весьма болезненные преобразования. Отсутствие в России XVII—XIX веков прочных сословных структур, неразвитость общественной жизни и господство «личного начала» («преобладание в государственном управлении частноправовых элементов» – определяли это явление отечественные правоведы) предоставляли монархам известную независимость, которую они при желании могли использовать для проведения серьёзных реформ, как это сделали Пётр I, Екатерина II, Александр II. Не случайно А. С. Пушкин сказал в 1836 году, «что правительство всё ещё единственный европеец в России».

Но эти же особенности, в сочетании с исторически обусловленной необычайно высокой концентрацией власти в руках государей, делали их политику менее предсказуемой по сравнению с мерами их западноевропейских коллег. «Отсутствие общего плана и недостаток выдержки всегда составляли самую слабую сторону русской политической деятельности и главную причину безуспешности её. Ближайшие примеры – Польша, Балтийский край, реформы Александра II и проч. и проч. Та же слабая сторона и в нашей политике внешней. Сегодня одно веяние, завтра другое», – подчёркивал эту специфику российской власти министр и учёный Д. А. Милютин.

Конечно, русские цари осознавали ответственность за свои дела перед Богом, и для них это являлось высшей формой ответственности. Но проверить соответствие своих убеждений реальности им было трудно, ибо их окружали весьма разные, но равно зависимые от их воли персоны. Модернизация экономики и социальной структуры почти не касалась высшего эшелона управления: к началу XX столетия в России не появилось не только какого-либо представительного органа или единого Кабинета министров, но даже чётко выработанной процедуры законодательства. Историки не раз пытались ответить на вопрос, что в эпоху Великих реформ Александра II помешало «увенчанию здания»; в числе причин назывались и «николаевское наследие», и «самодержавный инстинкт, многовековой опыт абсолютной монархии».

Этот опыт давал государю возможность порой ломать прежнюю традицию, но он же порождал неспособность поставить себя в правовые рамки, пренебрежение к «законодательным путам», которые не раз ставили монархию под удар. Закон Петра I о престолонаследии (1722) породил «эпоху дворцовых переворотов». Вопреки порядку престолонаследия, установленному Павлом I (1797), Александр I своим завещанием назначил императором брата Николая; Александр II вступил во второй, морганатический, брак с Е. М. Долгоруковой, чем вызвал опасения за судьбу престола и конфликты в царской семье. До начала XX века сохранялось ничем не ограниченное прямое участие государя в управлении. Беззаконными оставались и основанные на «особом доверии государя» полномочия главных представителей власти на местах – генерал – губернаторов.

Чтобы контролировать такой механизм, нужна была сильная воля. В слабых руках он был опасен. На рубеже XIX– XX веков это привело к утрате монархией лидерства в процессе обновления страны; при этом «бюрократическая придворная стена, отделяющая царя от России» (выражение из анонимного письма Николаю II), заслоняла главу государства от общественных сил, пытавшихся повлиять на него, при этом оставляла в неприкосновенности влияние придворной камарильи. Политические потрясения и мировая война с вызванными ею общественными сдвигами увеличили отчуждение верховной власти от общества и в итоге привели династию к краху.

Другое дело, что разочарование в Николае II не означало принципиального отказа от патерналистских представлений о власти и сильном правителе, который должен опекать подданных и покровительствовать им. Даже в современной российской действительности политологи отмечают тенденции «реконструкции традиционной для России политической организации», выраженные прежде всего в концентрации и персонификации власти и в определяющей роли «личных отношений, персональных и групповых неофициальных связей» в становлении и функционировании новых государственных учреждений. Сохраняется (и даже усиливает свои позиции) бюрократия с весьма размытыми представлениями о законности и границах своих полномочий, по-прежнему считающая залогом успешной карьеры исполнительность и личную преданность. Благополучно дожили до начала XXI века патронажно-клиентские отношения в политике, опирающиеся не только на прежние традиции, но и на характерный тип массового сознания. Как сказал в своё время В. О. Ключевский, «в нашем настоящем слишком много прошедшего»...