Текст книги "Романовы"

Автор книги: Игорь Курукин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 40 страниц)

По примеру супруги Екатерина была заботливой «полковницей»: лично присутствовала на «екзерцициях», делала гвардейцам подарки на именины и крестины, лично разбирала их прошения и оказывала помощь нуждавшимся. «Великая перемена чинам» прокатилась по армии – в иной день императрица подписывала по сотне новых офицерских патентов! При этом повальные награждения происходили «не по старшинству», нередко без учёта действительных заслуг и приводили к повышению выходцев «от солдатства». Даже в рядах гвардии, наиболее преданной опоры режима, были недовольные – награды доставались не всем желающим. Доносы сохранили ворчание гвардейской казармы: «...Не х кому нам голову приклонить, а к ней, государыне... господа де наши со словцами подойдут, и она их слушает, что ни молвят. Так уж де они, рос-такие матери, сожмут у нас рты? Тьфу де, ростакая мать, служба наша не в службу! Как де, вон, ростаким матерям, роздал а деревни дворов по 30 и болше... а нам что дала помянуть мужа? Не токмо что, и выеденова яйца не дала».

Недовольство прорывалось не только в словах. 26 января 1726 года выстрел, раздавшийся из рядов выстроенных на Неве семёновцев, уложил безвестного «мужика» на набережной у дворца, из окна которого императрица наблюдала за экзерци-циями. Стрелявшего так и не обнаружили – сказалась гвардейская солидарность, всех подозреваемых через неделю освободили, но отныне на учениях и парадах солдатам полагалось выходить «без пуль» под страхом «жестокой смерти».

Появились случаи отказа от присяги с мотивацией: «Не статочное дело женщине быть на царстве, она же иноземка». В некоторых подмётных письмах Меншиков сравнивался с Борисом Годуновым, а юный Пётр Алексеевич – с царевичем Дмитрием. Одно из таких «творений» настолько взволновало Екатерину, что она заболела на несколько недель. Безымянного автора сочинения предали церковному проклятию, а за его «объявление» были обещаны вознаграждение в две тысячи рублей и повышение в чине.

Уже в декабре 1725 года было решено создать в качестве личной охраны императрицы кавалергардскую роту с личным составом «из знатного шляхетства самых лучших людей из прапорщиков и из поручиков». В течение нескольких месяцев

Военная коллегия тщательно подбирала кандидатов на почётную службу не из гвардии, а из заслуженных офицеров драгунских и пехотных армейских полков. В начале 1727 года очередной манифест предупредил подданных, что «за неправедные и противные слова против членов императорского дома без всяких отговорок учинена будет смертная казнь без пощады».

Екатерина щедро наградила своих сторонников. Головкин, Ментиков, Бутурлин и Бассевич стали кавалерами ордена Андрея Первозванного, кабинет-секретарь Макаров – генерал-майором и тайным советником, Остерман – вице-канцлером и действительным тайным советником. Из ссылки были возвращены генерал князь В. В. Долгоруков и П. П. Шафиров, а также осуждённые по делу Монса. В июне 1725 года Екатерина повелела прекратить все дела по доносам фискалов, начатые до 1721-го. В столице власти установили твёрдые цены на хлеб, которые продавцы должны были выставлять на дощечках-ценниках под угрозой порки с конфискацией товара. Непосильная подушная подать была уменьшена на четыре копейки.

Однако вскоре в окружении императрицы начались конфликты. Генерал-прокурор Ягужинский вступил в ссору с Мен-шиковым. Вице-президент Синода новгородский архиепископ Феодосий Яновский заявил, что «духовные пастыри весьма порабощены», и отказался служить панихиду по императору. Остановленный близ дворца (до полудня спавшая императрица запрещала пропускать грохочущие кареты), Феодосий заявил: «Я де сам лутче светлейшего князя», – и в гневе отправился к царице; когда его не пустили, «вельми досадное изблевал слово, что он в дом ея величества никогда впредь не войдёт, разве неволею привлечён будет». После неоднократного отказа архиепископа явиться к царскому столу терпение Екатерины лопнуло. В итоге первое лицо в церковной иерархии «за некоторый злой умысел на Российское государство» было осуждено на вечное заточение в Николо-Корельском монастыре.

Для решения важнейших государственных проблем при неспособной к правлению и болезненной императрице в феврале 1726 года был образован Верховный тайный совет в составе А. Д. Меншикова, П. А. Толстого, Г. И. Головкина, Ф. М. Апраксина, А. И. Остермана и представлявшего «оппозицию» князя Д. М. Голицына. Сама Екатерина до сентября 1726 года 12 раз посетила заседания совета (примерно дважды в месяц), затем присутствовала ещё два раза в декабре – и больше не появлялась. Неудивительно, что указ от 4 августа 1726 года провозглашал действительность распоряжений, подписанных не императрицей, а всеми членами совета, что было необходимо для нормальной работы государственной машины.

Екатерина общалась с министрами через Кабинет – личную канцелярию во главе с опытным бюрократом А. В. Макаровым. Оттуда же выходили её именные указы, касавшиеся прежде всего пожалований чинами и «деревнями», увольнений и назначений – в этих случаях государыня иногда отстаивала своё право наперекор мнению министров-«верховни-ков». Кроме того, она издала указы, закреплявшие практику доклада императрице по делам своих ведомств Меншикова, Апраксина, командующих войсками на Украине (М. М. Голицына) и в Иране (В. В. Долгорукова), а также послов. Екатерина также оставила за собой право в случае разногласий членов Верховного тайного совета получать их письменные мнения «для решения об оных».

Создание Верховного тайного совета не прекратило борьбу в «верхах». Если в первые месяцы правления Екатерины наиболее влиятельным советником, судя по донесениям дипломатов, был Толстой, то скоро его оттеснил Меншиков. Весной 1725 года светлейшему князю была возвращена должность президента Военной коллегии, с него были сняты все обвинения в хищениях и денежные начёты в пользу казны. В день ангела Екатерины он получил поистине царский подарок – украинский город Батурин с 1300 дворами и еще две тысячи дворов по соседству, в Гадячском округе. Но, к крайнему неудовольствию Меншикова, императрица ввела в состав совета герцога Карла Фридриха, сделала его подполковником Преображенского полка и лично представила зятя солдатам и офицерам.

После провала датского похода Меншиков выступил против дальнейшей поддержки голштинцев, но зато сам пытался стать коронованной особой, пусть и в маленьком Курляндском герцогстве, вассальном владении Речи Посполитой. Летом 1726 года, прибыв в Курляндию, он сделал рыцарству выговор за избрание герцогом неугодного Петербургу кандидата – внебрачного сына польского короля Морица Саксонского: «Он их Сибирью стращал и при том им сказывал: по их правам не довлеет им блядина сына в своё братство принимать, а ныне оне блядина сына над собою в герцоги выбрали». Светлейший князь предложил собственную кандидатуру, а после отказа представителей ландтага созвать депутатов для её утверждения потребовал у Петербурга «ввести в Курляндию полков три или четыре» для успешного завершения дела. Новый международный конфликт никак не входил в намерения русского правительства, и Меншикову был послан указ немедленно возвращаться в Петербург.

Голштинские амбиции Екатерины I и курляндский вояж Меншикова показали, что императрица и её ближайший друг

так и не освоились с ролью руководителей великой державы, выдвигая на первый план династические и чисто личные интересы. Хорошо ещё, что министры и дипломаты служба сумели удержать страну от втягивания в ненужные конфликты и найти стратегического союзника в европейской политике. В августе 1726 года после долгих и трудных переговоров был заключён русско-австрийский союзный договор, определявший взаимные гарантии европейских границ, условия совместных действий против Турции и сохранение статус-кво государственного строя Речи Посполитой.

Отказ от датского похода и выбор стратегического союзника в Европе позволили вернуться к решению внутренних проблем, главными из которых были перенапряжение сил страны и хроническая нехватка средств. Выбор был сделан в пользу сокращения затрат на государственный аппарат и привёл к ломке созданной Петром I системы управления. Количество сотрудников всех коллегий сокращалось вдвое. В Юстиц– и Вотчинной коллегиях прекращалась выплата жалованья – служащие должны были обеспечивать себя за счёт добровольных «акциденций» просителей.

«Известно нам учинилось, что нашей империи крестьяне, на которых содержание войска положено, в великой скудости находятца и от великих податей и непрестанных экзекуций и других непорядков в крайнее и всеконечное разорение приходят», – гласил именной указ от 9 февраля 1727 года. Военным надлежало срочно завершить все дела по переписи и вернуться в свои части. Полки выводились с недостроенных полковых дворов в города, а ²/₃ офицеров и солдат из дворян могли отправиться в отпуск в свои имения, «когда конъюнктуры допустят». Сбор подушной подати переходил к провинциальным воеводам, которые имели дело непосредственно с помещиками и вотчинной администрацией. Началось сокращение петровских учреждений и должностей: администрации судов, прокуроров, земских комиссаров и пр. В 1727 году был упразднён Главный магистрат. Управление городским и сельским населением по традиции XVII века передавалось губернаторам и воеводам, поскольку, гласил указ, «чин воеводский уездным людям в отправлении всяких дел может быть страшнее». По предложению Меншикова правительство решило отчеканить легковесные медные пятаки на общую сумму два миллиона рублей и низкопробные серебряные гривенники. Инициаторы этого шага понимали, что он неизбежно вёл к обесценению денег и вздорожанию товаров, но видели явное преимущество в том, что «денег будет в казне и в народе довольно».

Но все эти меры обдумывали министры, и обозначенный курс активно проводился в жизнь всего несколько месяцев.

Короткое царствование императрицы подходило к концу; на первый план неизбежно выходила проблема престолонаследия, волновавшая и окружение Екатерины, и дипломатов европейских держав.

Завещание императрицы

Часто болевшая Екатерина всё больше замыкалась в придворном кругу, где за обедом или карточной игрой выдвигались новые фавориты – молодой поляк Пётр Сапега и камергер Рейнгольд Левенвольде, – получившие за заслуги интимного свойства щедрые пожалования. Меншиков тоже принимал участие в дворцовых забавах вроде соревнований по питью пива; с любимцами императрицы он как будто ладил, но за пределами дворца реальная власть находилась в его руках. С конца 1726 года он обдумывал план женитьбы маленького великого князя Петра на одной из его дочерей, в результате чего он сам породнился бы с царствующей династией и мог стать регентом при несовершеннолетнем государе. Этому замыслу способствовали усилия датских и австрийских дипломатов, считавших кандидатуру Петра наиболее благоприятной для своих интересов.

Но добиться желаемого Меншикову удалось не сразу. В феврале 1727 года Екатерина ещё не допускала такой возможности и заявляла, что престол принадлежит её дочерям Анне и Елизавете. Обе цесаревны и герцог Карл Фридрих упрашивали государыню не допустить желаемого светлейшим князем поворота событий. К весне силы Екатерины были на исходе, а вокруг неё плелись нескончаемые интриги. После долгих колебаний Екатерина всё же дала Меншикову согласие. Возможно, она поняла, что это – единственно возможный вариант, или просто не смогла дальше сопротивляться напору светлейшего князя.

У Екатерины началась горячка – воспаление или, по позднейшему заключению врачей, «некакое повреждение в лёх-ком». Смертельно больная императрица (вероятно, не без влияния православных иерархов) распорядилась всех евреев «выслать вон из России за рубеж немедленно, и впредь их ни под какими образы в Россию не впускать». Но вот решение более существенных вопросов от неё уже, видимо, не зависело.

Меншиков же не выпускал из своих рук инициативу: 10 апреля он переехал в свои апартаменты Зимнего дворца, чтобы неусыпно держать ситуацию под контролем.

Вечером 6 мая вдова и преемница Петра I «с великим покоем преставилась». Могла ли так и не научившаяся грамоте Екатерина за считаные часы до смерти читать документы, утверждать завещание и миловать осуждённых? Может быть, в последние часы жизни она и пыталась что-то сделать, но было уже поздно. Сам светлейший князь после описываемых событий с присущей ему циничностью сообщил датскому послу, что Екатерина накануне смерти хотела передать престол дочерям, поскольку «её сознание в это время было не совсем ясным».

Утром следующего дня в присутствии высших чинов империи Меншиков объявил о завещании Екатерины, согласно которому престол переходил к законному наследнику Петру Алексеевичу и регентскому совету при нём, а в случае смерти Петра II до достижения совершеннолетия – к его тёткам Анне и Елизавете и сестре Наталье «с их потомствами». Этот документ из шестнадцати пунктов стал последней загадкой в не слишком длинной истории царствования Екатерины.

«1) Великий Князь Пётр Алексеевич имеет быть сукцес-сором.

2) И имянно со всеми правами и прерогативами, как мы оным владели.

3) До ... лет не имеет за юностью в правительство вступать.

4) Во время малолетства имеют администрацию вести наши обе цесаревны, герцог и прочие члены Верховнаго совета, которой обще из 9 персон состоять имеет.

5) И сим иметь полную власть правительствующего самодержавного государя, токмо определения о сукцессии ни в чём не отменять.

6) Множеством голосов вершить всегда и никто один повелевать не имеет и не может.

7) Великий князь имеет в совете присутствовать, а по окончании администрации ни от кого никакого ответа не требовать.

8) Ежели Великий князь без наследников преставитца, то имеет по нём цесаревна Анна с своими десцендентами, по ней цесаревна Елизавета и ея десценденты, а потом Великая княжна и ея десценденты наследовать, однакож мужеска пола наследники пред женским предпочтены быть имеют. Однакож никогда российским престолом владеть не может, которой не греческого закона, или кто уже другую корону имеет...

11) Принцессу Елизавету имеет Его любовь Герцог Шлезвиг Голштинский и бискуп Любецкой в супружество получить, и даём ей наше матернее благословение, такоже имеют наши цесаревны и правительство администрации стараться между Его любовью и одною княжною князя Меншикова супружество учинить...»¹⁵ и т. д.

Хранящийся в архиве русский текст завещания имеет дефекты и пропуски (опущен 12-й пункт; отсутствуют указание на возраст наступления совершеннолетия императора и имя жениха княжны Меншиковой). Невразумительно составлен 11 -й пункт: непонятно, идёт ли в нём речь о женитьбе на дочери Меншикова великого князя Петра Алексеевича или двоюродного брата голштинского герцога; но в таком случае последний должен был вступить в брак и с Елизаветой, и с дочерью светлейшего князя при посредничестве той же Елизаветы. Текст подписан: «Екатерина»; подпись явно сделана рукой Елизаветы, что подтверждается её сравнением с подписями цесаревны на приложенном к завещанию протоколе и на других указах.

В том же деле хранятся две копии завещания и запись канцлера Г И. Головкина о передаче им «завещательного письма» в 1730 году императрице Атше Иоанновне. Здесь же хранятся и конверты: на одном сохранилась запись генерал-прокурора Н. Ю. Трубецкого: «Взят из Иностранной коллегии 27 ноября 1741 году»; на другом, конца XVIII века, помечено: «Подлинник».

Можно предположить, что указанный текст и является подлинником, который хранился в Коллегии иностранных дел, отправлялся к императрице Анне в Измайлово, а затем вновь потребовался при воцарении Елизаветы. Но тогда как объяснить содержащиеся в нем пропуски и ошибки? С. М. Соловьёв считал вероятным версию о наличии «исправленного русского текста» завещания, который затем был «истреблён» Анной Иоанновной, ведь по нему три дочери царя Ивана Алексеевича, в том числе сама Анна, оказывались устранёнными от престолонаследия.

После переворота 1741 года императрица Елизавета пыталась выяснить у министров прежнего царствования судьбу материнского «тестамента». На допросе Остерман подтвердил, что подлинная «духовная» Екатерины была отдана Анне, но заявил, что совершенно не помнит, что потом случилось с документом. Получается, что Елизавета не считала подлинным дошедший до нас текст, который был ею же подписан и «взят из Иностранной коллегии» 27 ноября 1741 года. Возможность уничтожения подлинника исключить нельзя. Но что в таком случае являлось подлинником? В 1728 году голштинский министр Бассевич признал, что «в самой скорости помянутое завещание сочинил», но Екатерина скончалась, прежде чем его успели перевести, и поэтому текст уже задним числом подписывала Елизавета.

Таким образом, появление на свет нового порядка престолонаследия было подлогом. Похоже, что современники так к нему и относились: основные положения «тестамента» вскоре были нарушены тем же Меншиковым, а затем сменившими его Долгоруковыми. Действительная воля покойной Екатерины никого не интересовала. Сказка закончилась – воздвигнутый Петром Великим «империум» оказался непосильной ношей для Золушки.

Глава шестая

ТЕНЬ ПЕТРА ВЕЛИКОГО

Осталось токмо памяти сего царствования, что неисправленная грубость с роскошью и распутством соединилась.

М. М. Щербатов

Судьба наследника

Утром 7 мая 1727 года секретарь Верховного тайного совета Василий Степанов в присутствии высших чинов империи огласил завещание Екатерины I, согласно которому престол переходил к внуку Петра I. Знать и гвардия присягали юному императору Петру II, который заявил о стремлении с богобоязненностью и правосудием управлять по похвальному примеру римского императора Веспасиана. Но пышные церемонии и блеск российского двора скрывали продолжение борьбы за выбор политического курса, жестокую схватку честолюбий, в центре которой была судьба одиннадцатилетнего мальчика, ставшего в то весеннее утро неограниченным повелителем миллионов жителей великой державы.

По распоряжению Петра I его сын от нелюбимой и сосланной в 1698 году в монастырь Евдокии Лопухиной, царевич Алексей, в 1711 году женился на Шарлотте Софии Брауншвейг-Вольфенбюттельской, которая скончалась спустя четыре года, родив ему двоих детей.

Узел династического спора завязался как раз в тот момент, когда подходило к трагическому концу столкновение Алексея с отцом: приговорённый к казни, царевич умер при загадочных обстоятельствах в Трубецком раскате Петропавловской крепости.

В 1718 году страна присягала новому наследнику – сыну царя от Екатерины Петру Петровичу. Но в апреле 1719 года мальчик, которому не исполнилось ещё и четырёх лет, неожиданно умер, и его тёзка, племянник и одногодок, сын Алексея, опять стал символом надежд всех недовольных политикой Петра I, объектом придворных интриг и международных комбинаций. Сам он о них и не подозревал, находясь на попечении вначале гувернантки мадам Роо, а затем воспитателей, в том числе камер-пажа Екатерины Семёна Афанасьевича Маврина и учителя-венгра Ивана Зейкина.

В июле того же года французский посланник Лави сообщал: «...в Летнем царском дворце приготавливается помещение для сына покойного наследника, которого величают теперь великим князем Московским. Многие думают, что это делается с целью не допустить тайных недовольных в этом государстве похитить его в отсутствие царя и утвердить за ним московскую корону». Когда австрийский посол граф Кин-ский попытался заговорить с Петром I о правах ребёнка (единственный мужской отпрыск династии Романовых являлся родственником императора Карла VI Габсбурга, жена которого была родной сестрой матери мальчика), это заставило поволноваться французских дипломатов, опасавшихся усиления австрийского влияния. Вице-канцлер П. П. Шафи-ров успокаивал французского посла Кампредона: «...император, некоторые другие державы и даже кое-кто из наших хлопочут о назначении наследником внука царя, чего сам царь, сколько я могу судить, не желает. Отец этого принца покушался на жизнь и на престол его царского величества: большая часть нынешних министров и вельмож участвовали в произнесённом над ним приговоре. К тому же весьма естественно отдавать преимущество собственным детям, и, между нами, мне кажется, что царь назначает престол своей старшей дочери».

Император умер, так и не выбрав наследника престола. Однако как бы ни оценивать его колебания в пользу того или другого претендента, по-видимому, внука среди них не было. Так, в «Календаре» на 1725 год в составе царского семейства упомянуты только дочери Анна и Елизавета. Исход споров о престолонаследии решили сплотившиеся ближайшие сподвижники Петра I – Меншиков, Толстой, Ф. Апраксин, Головкин, Ягу-жинский – и гвардейские офицеры. Императрицей стала Екатерина. На её коронации маленький Пётр не присутствовал, да и вообще неизвестно, как жил в эти годы царевич. Французский посол Лави описал его: «Он один из самых прекрасных принцев, каких только можно встретить; он обладает чрезвычайной миловидностью, необыкновенной живостью и выказывает редкую в такие молодые годы страсть к военному искусству».

Последнее замечание, кажется, справедливо. Учиться будущий царь явно не любил, с трудом писал на латыни, но, как все дети, предпочитал играть. Известно, что у него были игрушечная пушечная батарея и маленькое ружьё. Однако мальчик подрастал, и приходилось обращать на его воспитание более серьёзное внимание. В 1726 году обер-гофмейстером к царевичу был назначен вице-канцлер Остерман, а в мае 1727-го в качестве преподавателя «правил наук и художеств» определён профессор математики Христиан Гольдбах. Что преподавал великому князю академик, неизвестно, но занятый проблемами российской внешней политики Остерман не утомлял науками юного ученика. «За его высочеством великим князем я сегодня не поехал, как за болезнию, так и особенно за много-дельством, и работаю как отправлением курьера в Швецию, так и приготовлением отпуска на завтрашней почте, и, сверх того, рассуждаю, чтоб не вдруг очень на него налегать», – сообщал вице-канцлер в одном из писем.

Едва ли мальчишка задумывался о своём будущем; но многие люди, как знатные, так и «подлые», считали, что именно маленький Пётр является единственным законным наследником российского престола. На него делали ставку будущий канцлер, а тогда посол в Дании А. П. Бестужев-Рюмин и его окружение, в которое входил наставник царевича. Хитрый Остерман предлагал иной выход: брак Петра и Елизаветы (племянника и тётки!) с выделением ей Прибалтики в личное владение. Однако все эти планы были похоронены Меншиковым, положение которого по мере ухудшения здоровья императрицы становилось всё более шатким. После смерти Петра I Ментиков был самым решительным противником воцарения Петра II, но к весне 1727 года он неожиданно для своих бывших единомышленников превратился в горячего сторонника юного царевича. Он задумал женить царевича на своей дочери, в результате чего сам он смог бы стать регентом при несовершеннолетнем государе. Да и только что заключённый союз с Австрией заставил изменить отношение к племяннику императора Карла VI, тем более что датские и австрийские дипломаты считали кандидатуру великого князя наиболее благоприятной для своих интересов.

У Меншикова были две дочери – Мария и Александра. Старшую уже помолвили с польским графом Петром Сапегой. Вероятно, позже Меншиков решил подстраховаться, и в проекте завещания Екатерины оказался пункт об обручении будущего императора Петра II с одной из дочерей светлейшего, но без упоминания имени невесты. Екатерина умирала, поэтому у Меншикова оставалось очень мало времени, чтобы убедить императрицу в необходимости подобной комбинации. Но он всё же смог добиться её принципиального согласия, однако встретил сопротивление со стороны недавних единомышленников. Одним из них подобный поворот событий грозил опал ой, других пугала бесконтрольная власть, которую получал Ментиков.

В числе недовольных были генерал-полицмейстер А. М. Девиер, член Верховного тайного совета граф П. А. Толстой, генералы-гвардейцы И. И. Бутурлин и А. И. Ушаков. Их мнения сводились к тому, чтобы Екатерина «короновать изволила при себе цесаревну Елисавет Петровну или Анну Петровну, или обеих вместе. И когда так зделаетца, то ея величеству благонадёжнее будет, что дети её родные». А о судьбе царевича Толстой писал: «Как великий князь научитца, тогда можно его за море послать погулять и для обучения посмотреть другие государства, как и протчие европейские принцы посыла-ютца, чтоб между тем могли утвердитца здесь каранация их высочеств». Решительный Девиер пытался даже сделать наследника своим орудием – «нечто ему на ухо шептал» и призывал: «Поедем со мной в коляске, будет тебе лучше и воля, а матери твоей не быть уже живой».

До настоящего заговора дело не дошло – Меншиков нанёс удар первым. 24 апреля он добился от Екатерины указа об аресте Девиера, затем были схвачены Толстой и другие оппоненты светлейшего князя. Следствие проходило в спешке под его сильнейшим давлением и обернулось обвинением в подстрекательстве к «великому возмущению» с полагавшимся в таких случаях пыточным розыском. 4 мая императрице был сделан доклад по делу; 5 мая Меншиков четыре раза посещал умиравшую и добился-таки именного указа о предоставлении уже следующим утром краткого доклада по делу. Доклад и приговор были готовы лишь к вечеру 6 мая, в последние часы жизни Екатерины, и утверждены ею в присутствии Меншикова, не отходившего от её постели. Толстой был отправлен в заточение в Соловецкий монастырь, Девиер и Скорняков-Писарев – в Сибирь, Бутурлин – в деревню, Ушаков и Иван Долгоруков отправлены служить в полевые полки.

Утром 7 мая Меншиков представил гвардии нового императора, затем была проведена церемония утверждения государя. Было зачитано завещание Екатерины, согласно которому до совершеннолетия Пётр II «за юностью не имеет в правительство вступать» и его опекунами назначались Анна, Елизавета, герцог Голштинский и члены Верховного тайного совета. Чтение документов завершилось присягой императору. Пётр II, которому шёл двенадцатый год, в окружении родственников принимал поздравления и объявил о своём желании регулярно присутствовать на заседаниях Верховного тайного совета. Началось его недолгое царствование.

«Я покажу, кто император...»

К вечеру 7 мая 1727 года светлейший князь считал себя победителем. Противники были повержены, и теперь он, выскочка, сумевший своей хваткой и способностями пробить дорогу на самый верх, мог стать подлинным правителем империи. Пётр II – ребёнок, ему ещё расти и расти. К тому же мальчик знает, что только благодаря ему, Меншикову, он получил корону. Оставалось породниться с императором.

Светлейшему надо было окончательно упрочить своё положение и престиж своего семейства. 7 мая сам Александр Данилович стал адмиралом, а его сын Александр – обер-камергером, то есть занял высшую должность среди придворных Петра II. Через несколько дней руководимый Меншиковым Верховный тайный совет решил, что малолетнему Петру «и государыням цесаревнам не о важных делах протоколов крепить не надобно», то есть их участие в повседневной правительственной деятельности признавалось излишним. Светлейший князь устроил для придворных небольшой спектакль: Пётр II зашёл в его покои и неожиданно заявил: «Я хочу уничтожить фельдмаршала!» «Эти слова, – писал саксонский посланник Лефорт, – привели всех в недоумение, но, чтобы положить конец всем сомнениям, он показал бумагу князю Меншикову, подписанную его рукой, где он назначал Меншикова своим генералиссимусом». За безвестные заслуги его сын стал генерал-лейтенантом, получил орден Андрея Первозванного и даже дамский орден Святой Екатерины. Таким же орденом была награждена старшая дочь светлейшего Мария, а младшая Александра и свояченица Варвара Арсеньева – только что учреждённым орденом Александра Невского.

Меншиков перевёз Петра II в свой дворец на Васильевском острове, который тут же был обнесён забором. В Петербурге тогда свирепствовала оспа, поэтому Александр Данилович распорядился, чтобы никто из больных и их родственников не смел даже приближаться к его резиденции. Светлейший старался постоянно держать царя при себе. Вместе с Петром он садился за обеденный стол, сам возил его то на конный, то на галерный двор, совершал развлекательные поездки по городу, а также в Кронштадт и в Ораниенбаум – свою загородную резиденцию.

Правителю с большим трудом удавалось сохранять приличия. Сразу же после похорон Екатерины (16 мая) начались приготовления к обручению Петра II с Марией Меншиковой. Её несостоявшемуся жениху Петру Сапеге сама Екатерина I перед смертью предложила в жёны свою племянницу графиню Софью Карловну Скавронскую.

Двадцать четвёртого мая 1727 года произошло обручение, которое совершил сподвижник Петра I архиепископ Феофан Прокопович. Синод повелел во всех церквях России поминать рядом с Петром II «обручённую невесту его, благоверную государыню Марию Александровну». Для неё был создан особый двор с бюджетом в 34 тысячи рублей на содержание камергеров, фрейлин, гайдуков, лакеев, пажей, поваров и прочего персонала, во главе которого стала умная и деятельная сестра светлейшей княгини обер-гофмейстерина Варвара Арсеньева. Одновременно от мальчика-императора удалялись все, кто казался Меншикову опасным. Первым делом из России была выдворена цесаревна Анна Петровна вместе с мужем, герцогом Голштинским. Полюбившийся Петру II молодой камергер Иван Долгоруков вынужден был уехать на службу в Томский полк; наставник царя Семён Маврин был срочно отправлен в Тобольск, а «арап Петра Великого» гвардии поручик Абрам Ганнибал – в Селенгинск, строить крепость на границе с Китаем. За пределы России был выслан и прежний учитель юного императора Иван Зейкин.

Все распоряжения, разумеется, формально исходили от самого Петра II, который, казалось, был надёжно изолирован от нежелательного влияния. И юный царь, казалось, соответствовал предназначенной ему роли: не разлучался с детьми своего опекуна, не проявлял интереса к государственным делам. Единственное известное его увлечение – охота – тоже контролировалось Меншиковым, сопровождавшим Петра в поездках по окрестностям Петергофа. Там же для игры и обучения юного императора в июле 1727 года была заложена «потешная» крепость Петерштадт.

Сам же светлейший князь находился на вершине мирской славы и получал поздравления от нидерландских Генеральных штатов и императора Карла VI. «Полудержавный властелин», бесконтрольно распоряжавшийся финансами, провёл через Верховный тайный совет решение о выпуске в придачу к легковесным медным пятакам копеек общим номиналом в миллион рублей полушек на полмиллиона. По его приказу чеканились изготовленные из «фальшивого серебра» с большим содержанием мышьяка новые монеты; члены Берг-коллегии потом признавались, что так и «не осмелились» подать в совет соответствующее доношение. Готовилась к изданию монументальная биография «Заслуги и подвиги его высококняжеской светлости князя Александра Даниловича Меншикова», авторы которой на всякий случай указывали и на происхождение князя от «древней польской фамилии», и на его родство с удельным князем Андреем Васильевичем, братом Ивана III. Сам же Ментиков уже предполагал закрепить своё родство с династией женитьбой сына на сестре императора Наталье, чтобы в любом случае страной управляли его потомки.