Текст книги "Романовы"

Автор книги: Игорь Курукин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 40 страниц)

В 1804 году персидский шах Фетх-Али потребовал от России вывода войск из Закавказья. Царевич Аббас-Мирза вторгся в Эриванское ханство. Но после серии поражений Иран по Гюлистанскому договору (1813) признал вхождение в состав Российской империи Восточной Грузии и большей части Азербайджана; Россия получила исключительное право держать военный флот на Каспийском море.

По проискам Франции турецкий султан Селим III закрыл Босфор для русских судов и сменил господарей в вассальных княжествах Молдавии и Валахии, нарушив тем самым предыдущие договоры. Армия под командованием генерала И. И. Михельсона в декабре 1806 года заняла Яссы и Бухарест, а эскадра адмирала Д. Н. Сенявина блокировала пролив Дарданеллы и в июне 1807 года в Афонском сражении нанесла поражение турецкому флоту. Переговоры, состоявшиеся при посредничестве Франции, не принесли результатов. В 1809 году боевые действия возобновились и шли до тех пор, пока М. И. Кутузов в июне 1811 года не нанёс туркам поражение под Рущуком. В ноябре окружённая армия великого визиря сдалась, а в мае 1812 года в Бухаресте был подписан мирный договор, по которому к России отходила Бессарабия.

Александр скоро убедился в том, что Наполеон предполагал установить французскую гегемонию в Европе: в мае 1803 года после разрыва отношений с Англией он захватил Ганновер – наследственную вотчину английских королей – и бесцеремонно устанавливал своё господство в Германии. Объединить Вену, Берлин и мелкие германские дворы общими целями было почти невозможно, но российский император склонил австрийцев к участию в антифранцузской коалиции. В 1804 году в Париже был раскрыт очередной роялистский заговор. Когда французские войска вторглись на территорию Великого герцогства Баден, они захватили и казнили проживавшего там представителя династии Бурбонов герцога Энгиенского, к заговору не причастного. После оскорбительного ответа на русскую ноту протеста («Если бы в то время, когда Англия замышляла убийство Павла I, стало известно, что устроители заговора находятся в 4 километрах от границы, неужели не постарались бы схватить их?») новоявленный французский император стал для Александра личным врагом.

В 1805 году молодой государь и две его армии двинулись на запад; офицерам «казалось, что мы идём прямо в Париж». По дороге Александр заехал в Берлин и уговорил короля Фридриха Вильгельма III примкнуть к коалиции; в гарнизонной церкви Потсдама ночью, при свечах, император, король и его жена Луиза над гробом Фридриха Великого поклялись в вечной дружбе. Но в походе за «восстановление свергнутых государей» российский император переоценил свои полководческие способности, а «придворная выправка» помешала командующему армией М. И. Кутузову отговорить царя от генерального сражения. Александр вместе с австрийским монархом Францем I пережил позор поражения и бегства под Аустерлицем. Государь, впервые увидевший на поле боя груды мёртвых тел, мучился и даже потерял аппетит. Коалицию не спасла и Пруссия – её армии в 1806 году были разгромлены за две недели.

Александр I издал манифест, возвещавший о том, что общий враг Европы теперь угрожает отечеству, и отказался ратифицировать уже подписанный трактат «о мире и дружбе» с Францией; Синоду было предписано провозгласить анафему Наполеону – «твари, совестью сожжённой и достойной презрения», – который дошёл до того, что «проповедовал алкоран Магометов». Но и серия кровопролитных сражений в Восточной Пруссии завершилась поражением русских под Фридлан-дом в Восточной Пруссии в июне 1807 года.

При отсутствии союзников (австрийцы воевать отказались, а англичане предпочитали действовать там, где у них были колониальные интересы) Александру I пришлось принять трудное решение. При встрече на плоту посреди Немана 25 июня (7 июля) 1807 года русский император обнял французского и не расставался с ним в течение нескольких дней: они вместе проводили смотры и учения, вели переговоры, обедали, а вечерами вели беседы о мировых делах или выходили прогуляться по ночным улицам прусского городка Тильзита. «Я был крайне им доволен! – написал Наполеон супруге Жозефине после первых встреч с царём. – Это молодой, чрезвычайно добрый и красивый император. Он гораздо умнее, чем думают».

Александр почтительно слушал Наполеона, восхищался его талантами и победами, ругал его врагов (Людовика XVIII назвал «самым ничтожным и пустым человеком в Европе», а про англичан заявил, что ненавидит их так же, как и сам Бонапарт). России пришлось заключить Тильзитский мир на условиях победителя, однако она не только не потеряла ни пяди земли, но и приобрела Белостокскую область. Императоры вступили в союз; при этом Александр признал право Наполеона распоряжаться германскими землями и созданным по его воле у российских границ Великим герцогством Варшавским. Присоединение к континентальной блокаде Англии вскоре привело к финансовому кризису, падению курса ассигнаций...

Однако, как показало дальнейшее развитие событий, Тильзитское соглашение позволило выиграть время, чтобы скопить силы. Александр, в отличие от негодующего общества, смотрел в будущее и в конечном счёте оказался прав. Наполеон же ошибался, считал Россию своим союзником в европейских делах («Я имею основание надеяться, что наш союз будет постоянным», – писал он министру иностранных дел Ш. М. Талейра-ну), а Александра – «младшим партнёром» в своей игре против Англии. Именно Англии была объявлена континентальная блокада, целью которой являлась изоляция английской экономики. Систематическое нарушение Россией блокады стало, наряду с соперничеством двух империй за влияние в Германии и на Ближнем Востоке, причиной похода «Великой армии» Наполеона в 1812 году. К тому же тариф 1810 года поднял на 50 процентов пошлины на импортные, в том числе французские товары. Александр отказался отдать в жёны Наполеону свою сестру и резко протестовал против оккупации владений своего родственника принца Ольденбургского. К 1810 году в преддверии разрыва резко выросли военные расходы, а армия была увеличена вдвое. Высшее военное командование предполагало в 1811 году наступательную войну, но Александр I всё-таки утвердил план стратегического отступления военного министра М. Б. Барклая де Толли.

«Россия увлечена роком. Судьбы её должны свершиться... Идём же вперёд, перейдём Неман, внесём войну в её пределы. Вторая польская война будет для французского оружия столь же славна, как и первая; но мир, который мы заключим, принесёт с собою и ручательство за себя и положит конец гибельному влиянию России, которое она в течение пятидесяти лет оказывала надела Европы», – писал французский император в воззвании к войскам 10 (22) июня 1812 года.

Но при всех своих амбициях Наполеон не собирался завоёвывать Россию и управлять из Парижа её просторами. Он намеревался быстрым ударом разгромить русские войска у границы и навязать Александру I выгодный для Франции договор; предполагался даже совместный поход двух армий в Индию. Только после провала этого замысла в конце июля 1812 года французский император решился идти на Москву.

Он даже пытался использовать социальный протест «рабов»: кое-где его командиры говорили с крестьянами о «независимости» (мужики Юхновского уезда, жаловался тамошний помещик, «от вольнодумствия начинают убивать до смерти господ своих и подводят французов в те места, где оные скрываются»), но так и не решился осуществить планы освобождения крепостных в России. Французский император не собирался становиться вождём народного бунта – до самого оставления Москвы он рассчитывал на заключение мира.

Александру же вновь пришлось пережить позор отступления. Он вынужден был покинуть армию, сознавая свою бесполезность в роли Верховного главнокомандующего, и вопреки своему желанию поставил во главе войска М. И. Кутузова. Зато император проявил твёрдость – заявил ещё перед началом кампании: «Я не начну войны, но не положу оружия, пока хоть один неприятельский солдат будет оставаться в России» – и выполнил обещание. 18 сентября 1812 года он писал сестре Екатерине Павловне:

«...Нечего удивляться, когда на человека, постигнутого несчастьем, нападают и терзают его. Я никогда не обманывал себя на этот счёт и знал, что со мной поступят так же, чуть судьба перестанет мне благоприятствовать. Мне суждено, быть может, лишиться даже друзей, на которых больше всего я рассчитывал. Всё это, по несчастью, в порядке вещей в здешнем мире! <...>

В Петербурге я нашёл всех за назначение главнокомандующим старика Кутузова; это было единодушное желание. Так как я знаю Кутузова, то я противился сначала его назначению, но когда Ростопчин в своём письме от 5 августа известил меня, что и в Москве все за Кутузова, не считая Барклая и Багратиона годными для главного начальства, и когда, как нарочно, Барклай делал глупость за глупостью под Смоленском, мне не оставалось ничего иного, как уступить общему желанию. <...>

После того, что я пожертвовал для пользы моим самолюбием, оставив армию, где полагали, что я приношу вред, снимая с генералов всякую ответственность, что не внушаю войскам никакого доверия, и поставленными мне в вину поражениями делаю их более прискорбными, чем те, которые зачли бы за генералами, – судите, дорогой друг, как мне должно быть мучительно услышать, что моя честь подвергается нападкам. Ведь я поступил, как того желали, покидая армию, тогда как сам только и хотел, что быть с армией. <...>

Что касается меня... то я могу единственно ручаться за то, что моё сердце, все мои намерения и моё рвение будут клониться к тому, что, по моему убеждению, может служить на благо и на пользу Отечеству. Относительно таланта, может, у меня его недостаточно, но ведь таланты не приобретаются, они – дар природы. Справедливости ради должен признать, что ничего нет удивительного в моих неудачах, когда у меня нет хороших помощников, когда терплю недостаток в деятелях по всем частям, призван вести такую громадную машину в такое ужасное время и против врага адски вероломного, но и высокоталантливого, которого поддерживают соединённые силы всей Европы и множество даровитых людей, появившихся за 20 лет войны и революции. Вспомните, как часто в наших с Вами беседах мы предвидели эти неудачи, допускали даже возможность потерять обе столицы, и что единственным средством против бедствий этого ужасного времени мы признали твёрдость. Я далёк от того, чтобы упасть духом под гнётом сыплющихся на меня ударов. Напротив, более чем когда-либо я решил упорствовать в борьбе и к этой цели направлены все мои заботы»⁶⁰.

Государю приходилось заниматься негероическими делами: изыскивать резервы, распоряжаться о закупке лошадей для армии, вести нелёгкие переговоры с британским союзником. Английское правительство не верило в то, что Россия выдержит удар «Великой армии», и не спешило оказывать помощь – в октябре 1812 года в Петербург прибыло лишь 50 тысяч старых ружей. Только в 1813 году страна стала получать английские оружие и субсидии на содержание заграничной армии. Из захваченного Смоленска Наполеон отправил к императору пленного генерала П. А. Тучкова с предложением мира, ещё раз сделал подобное предложение, находясь в Москве; но они были отвергнуты, хотя Александра толкали к миру и вдовствующая императрица, и брат Константин, и многие представители высшей бюрократии.

Он был одним из первых европейских монархов, кто понял значение пропаганды как важнейшего элемента политики. В 1812 году российская пресса помимо либеральной фразеологии стала активно использовать освободительную риторику. В 1813 году её остриё оказалось направленным на Германию, а в 1814-м – на Францию. Тогдашний патриотический подъём у немцев во многом был результатом русской публицистики. В 1814 году Александр I сформулировал принцип: союзники ведут борьбу не против Франции, а против Наполеона. В «войне перьев» перевес оказался на стороне Александра I.

В первый день 1813 года русская армия, очистившая территорию страны от неприятеля, перешла границу. Теперь Александр видел свою миссию в освобождении западноевропейских народов и низвержении Наполеона с престола. Он проявил энергию и талант дипломата, создавая новую коалицию против старого врага; в 1813 году она выставила против

Наполеона почти миллионную армию. Царь улаживал трения, разрабатывал стратегию союзников и предлагал верные тактические решения; так, несмотря на возражения австрийцев, он настоял на сражении под Лейпцигом в октябре 1813 года, а затем призвал двигаться на Париж. Случались и обескураживавшие союзников поражения, но Александр оставался твёрд. «Я не заключу мира, пока Наполеон остаётся на престоле», – говорил он в феврале 1814-го, и уже в марте союзные войска взяли французскую столицу. Российский император стал вершителем судеб Европы.

«Пожар Москвы осветил мою душу, и суд Божий на ледяных полях наполнил моё сердце теплотою веры, какой я до сих пор не ощущал, – говорил он позднее. – Тогда я познал Бога. Во мне созрела твёрдая решимость посвятить себя и своё царствование Его имени и славе». Император каждый день стал читать Библию «и находить в ней утешение». 29 марта (10 апреля) 1814 года он во главе своих войск молился на пасхальной службе на парижской площади, где был казнён король Людовик XVI. Он отклонил поднесённый ему Государственным советом, Сенатом и Синодом титул «Благословенный», поскольку считал, что его принятие дало бы его подданным «пример, не соответствующий тем чувствам умеренности и духу смирения, которые он стремится им внушить».

С одной стороны, Отечественная война пробудила чувство общности, единения множества людей разных состояний перед лицом нашествия. Общенациональный подъём имел огромное значение для духовной жизни русского общества. С другой стороны, итогом войны были Венский конгресс и реставрация феодальных порядков в Европе, да и в России победа над Наполеоном способствовала укреплению режима. Победители Наполеона заключили в Париже 26 сентября Священный союз ради защиты незыблемости послевоенных границ в Европе и борьбы против революционных выступлений:

«Во имя Пресвятой и Нераздельной Троицы! Их Величества, император Австрийский, король Прусский и император Всероссийский, вследствие великих происшествий, ознаменовавших в Европе течение последних трёх лет... восчувствовав внутреннее убеждение в том, сколь необходимо предлежащих держав образ взаимных отношений подчинить высшим истинам, внушаемым вечным законом Бога Спасителя, объявляют торжественно, что предмет настоящаго акта есть открыть перед лицом вселенныя их непоколебимую решимость как в управлении вверенными им государствами, так и в политических отношениях ко всем другим правительствам руководиться не иными какими-либо правилами как заповедями сея святыя веры, заповедями любви, правды и мира... На сём основании Их Величества согласились в следующих статьях:

I. Соответственно словам Священных Писаний, повелевающим всем людям быть братьями, три договаривающиеся монарха пребудут соединены узами действительнаго и нераз-рывнаго братства и, почитая себя как бы единоземцами, они во всяком случае и во всяком месте станут подавать друг другу пособие, подкрепление и помощь; в отношении же к подданным и войскам своим они, как отцы семейств, будут управлять ими в том же духе братства, которыми они одушевлены для охранения веры, мира и правды.

II. По сему единое преобладающее правило да будет как между помянутыми властями, так и подданными их приносить друг другу услуги, оказывать взаимное доброжелательство и любовь, почитать всех себя как бы членами единаго народа христианскаго, поелику три союзные государя почитают себя яко поставленными от Провидения для укрепления тремя единаго семейства отраслями, а именно Австрией, Пруссией и Россией...»

Для Александра этот акт означал не только окончательную победу над врагом, но и начало новой эры, создание, говоря современным языком, «общеевропейского дома», правители и народы которого объединены отныне общеевропейскими христианскими ценностями и должны помогать друг другу в борьбе против любых революционных потрясений.

С этого времени сохранение Священного союза и созданной с его помощью европейской «системы» стало главной целью внешней политики Александра I. По его инициативе собирались конгрессы союза. В ответ на революционные движения в Италии, Испании и Португалии на конгрессе 1821 года была принята предложенная им декларация о праве вооружённого вмешательства в дела любой страны, которой угрожает революция. Через два года с санкции Священного союза войска королевской Франции подавили революцию в Испании.

Александр состоял в переписке с одним из авторов Декларации независимости и третьим президентом США Томасом Джефферсоном, который пытался объяснить российскому императору особенности американского государственного устройства. В 1809 году были установлены дипломатические отношения с США; в 1821-м русское правительство объявило своим владением всё западное побережье Северной Америки до 51-й параллели, в 1812-м было основано русское поселение в Калифорнии – Форт Росс, в 1815-м – фактория на Гавайских островах. Там уполномоченный Российско-Американской компании доктор Егор Шеффер заключил торговый договор с вождём Каимеамеа (Томари); на острове Оаху появились русский форт и первые поселенцы. Вождь выражал желание перейти под протекторат российского императора. Но Александр I счёл его просьбу не заслуживающей внимания и распорядился лишь наградить его золотой медалью с надписью «Владетелю Сандвичевых островов Томари в знак дружбы его к россиянам». Однако русские владения в Америке оставались малонаселёнными, не получали у метрополии необходимой поддержки – кораблей, оружия, продовольствия. Управлявшая землями Российско-Американская акционерная компания, специально для этого созданная с участием государства, не выдерживала конкуренции с американскими торговцами и в 1824 году предоставила им равные права на торговлю с индейскими племенами.

Александру тяжело было осознавать, что реальные политические интересы неизбежно разводили союзников в стороны, а сам принцип легитимизма вступал в противоречие с духом времени. Начавшееся в 1821 году национально-освободительное движение в Греции привело к распаду Священного союза: Александр призывал воздействовать на истреблявших греков турок, бунтовщиков против законной власти султана, а его оппоненты больше всего опасались усиления влияния России на Балканах. В августе 1825 года император вынужден был объявить союзникам, что «отныне Россия будет следовать своим собственным видам и руководствоваться своими собственными интересами».

«Моделью» несостоявшегося европейского «дома» Александр видел свою империю. Помимо Грузии и азербайджанских ханств, в её состав вошли Финляндия (1809), Бессарабия (1812), Царство Польское (1815). Отныне под его скипетром были объединены бескрайние просторы самодержавной России, конституционная Польша и автономная Финляндия.

«Некем взять»

Царствование Александра 1 обычно делят на две неравноценные половины, поскольку полоса реформ сменилась после войны 1812 года «аракчеевщиной». Однако 15 ноября 1815 года в Варшаве император подписал конституцию Царства Польского – одну из самых либеральных в тогдашней Европе. По решению Венского конгресса Польша стала «призом» России в борьбе с Наполеоном, компенсацией и защитным барьером на случай нового нападения. Александр не мог забыть, что наполеоновское вторжение началось именно с территории

Польши и в нём участвовала стотысячная польская армия, до конца оставшаяся верной французскому императору. Но одновременно царь попытался создать объединение двух народов. Польша должна была стать первым шагом по пути распространения конституционных норм на всю Российскую империю. Несмотря на значительные ограничения, конституция впервые гарантировала свободу печати, передвижения, право на исповедование католической религии, участие в выборах представительных органов власти. Сейм получал право обсуждения законов. Власть императора на территории Царства Польского ограничивалась конституцией, он проходил особую процедуру коронования в Варшаве и клялся соблюдать условия конституции.

Выступая на заседании сейма 15 марта 1818 года, Александр I сказал слова, вселившие в русском обществе надежду на перемены: «Образование, существовавшее в вашем крае, дозволило мне ввести немедленно то, что я вам даровал, руководствуясь правилами законно свободных учреждений, бывших непрестанно предметом моих помышлений и которых спасительное влияние, надеюсь я, с помощью Божьей распространится и на все страны, Провидением попечению моему вверенные. Таким образом вы мне подали средство явить моему Отечеству то, что я уже с давних лет ему приготовляю и чем оно воспользуется, когда начала столь важного дела достигнут надлежащей зрелости... Вы призваны дать великий пример Европе, устремляющей на вас свои взоры».

В этих словах многие в России увидели завуалированное обещание крестьянской реформы, ведь в Польше крепостное право уже было отменено Наполеоном в 1807 году. В 1816 году было опубликовано Положение об эстляндских крестьянах, провозглашавшее: «Эстляндское рыцарство, отрекаясь от всех доселе принадлежащих ему крепостных наследственных прав на крестьян, на основании изданнаго о будущем состоянии их положения, предоставляет себе токмо право собственности на земли, так, чтобы впредь уже свободные от крепостной зависимости крестьяне вступать могли в такия токмо с помещиками отношения, которыя проистекать могут из взаимных договоров, на согласии основанных и действию гражданских законов подлежащих». Таким образом, крестьяне освобождались от крепостной зависимости и владели земельными наделами, остававшимися собственностью помещиков, на условиях аренды. Продолжая аграрную реформу в Прибалтике, Александр 1 утвердил аналогичные акты о курляндских (1817) и лифляндских (1819) крестьянах.

Однако уже в конце 1817 года либо в начале 1818-го император высказался в том смысле, что неосторожно и невозможно отпустить разом на волю всех крепостных: «Следовало бы поэтому держаться системы, принятой в этом отношении в Л и-фляндии и Эстляндии, то есть соразмерить и облегчить повинности крестьян, оградить их от произвола помещиков, дозволить им приобретать собственность, одним словом, составить новое, точное и умеренное законоположение относительно крепостного состояния». Кажется, он искренне верил, что «забота наша о благосостоянии помещичьих крестьян предупре-дится попечением о них господ их»: «Существующая издавна между ими... добродетелям свойственная связь, прежде и ныне многими опытами взаимного их друг к другу усердия и общей к Отечеству любви ознаменованная, не оставляет в нас ни малого сомнения, что, с одной стороны, помещики отеческою о них, яко о чадах своих, заботою, а с другой, они яко усердные домочадцы, исполнением сыновних обязанностей и долга приведут себя в то счастливое состояние, в каком процветают доб-роправные и благополучные семейства».

По инициативе и с ведома царя разрабатывались проекты отмены крепостного права в России (сам Александр втайне подготовил первый такой указ ещё в 1801 году), причём в их составлении участвовали не только либеральные государственные деятели вроде П. Д. Киселева или Н. С. Мордвинова, но и

А. А. Аракчеев. Последний предлагал начать покупку помещичьих имений в казну «по добровольному на то помещиков согласию»; продавать государству крестьян и дворовых помещиков должно было заставить стремление избавиться от долгов и вести хозяйство на рациональной основе. В принципе проект был осуществим: война разорила многих помещиков, неумелые землевладельцы входили в долги и закладывали имения. Другое дело, что задумка Аракчеева не предусматривала мер, заставлявших помещиков продавать свои владения, и процесс освобождения крепостных растянулся бы на сотни лет.

Одобренный императором проект остался без последствий, но появились новые. В 1818—1819 годах действовал специальный секретный комитет для разработки крестьянской реформы. Проект Е. Ф. Канкрина (1818) предполагал осуществлять её поэтапно аж до 1880 года: сначала даровать мужикам права владеть домом и «движимостью» и покупать землю, потом регламентировать их повинности в пользу помещиков, затем объявить твёрдую таксу для выкупа с землёй и учредить специальный кредитный банк и т. д.

Однако и эти идеи не были реализованы. Намерение российского самодержца не встретило ответного «друг к другу усердия» мужиков и господ, а у последних не нашло понимания. Подавляющее большинство дворян были убеждены, что испокон века на Руси их сословию «справедливо жалованы были поместья и доверялась участь нескольких сотен крестьян».

Пришлось ограничиться даже не полумерами, а робкими шагами по намеченному ещё Павлом I пути вмешательства государства в «отеческие» отношения господ и крепостных. В 1816 году вышел указ о запрещении «совершать купчих на людей без земли по верющим письмам»; в 1818-м – «о строжайшем наблюдении губернским начальствам о неупотреблении крестьян к господским работам в воскресные и праздничные дни» и о распространении права «учреждать фабрики и заводы на всех казённых, удельных и помещичьих крестьян»; в 1821-м – о невозвращении получивших свободу помещичьих людей в крепостное владение.

По-иному действовать не получалось – у осторожного императора не было надёжной опоры ни в лице влиятельной буржуазии, ни даже среди просвещённой бюрократии – ни того ни другого слоя в России ещё не было. В ноябре 1820 года предложение ограничить продажу крепостных без земли не встретило поддержки ни в департаменте законов Государственного совета, ни в общем собрании совета, и дело было отложено в долгий ящик.

Император знал пороки своей государственной машины – медлительность, бюрократизм, коррупцию. Он напутствовал нового министра юстиции Д. П. Трощинского:

«Дмитрий Прокофьевич! ...Я в полной к Вам доверенности поручаю Вам усугубить надзор, дабы дела как в Правительствующем Сенате, так и во всех подчинённых ему местах имели успешнейшее течение, чтоб законы и указы повсюду исполнялись неизменно, чтоб бедные и угнетаемые находили в судах защиту и покровительство, чтоб правосудие не было помрачено ни пристрастиями к лицам, ни мерзким лихоимством, Богу противным и мне ненавистным, и чтоб обличаемые в сём гнусном пороке нетерпимы были в службе и преследуемы всею строгостию законов, в чём Вы по долгу звания Вашего неослабно наблюдать и о последствиях меня в откровенности извещать не оставьте, донося равномерно и о тех отличных чиновниках, которых за усердную и безпо-рочную службу найдёте достойными особеннаго моего воздаяния»⁶¹.

В 1818 году в глубокой тайне Александр I утвердил основы будущей русской конституции, составленные Н. Н. Новосильцевым и князем П. А. Вяземским. «Государственная уставная грамота Российской империи» в окончательной редакции 1820 года предусматривала федеративное устройство (деление страны на 12 наместничеств со своими представительными органами), создание двухпалатного Государственного сейма, дарование свободы слова, печати, вероисповедания, равенства перед законом, неприкосновенности личности и частной собственности при сохранении крепостного права. Законы должны были издаваться совместно императором и сеймом, при этом исключалась ответственность исполнительной власти перед сеймом.

Но ни «Уставная грамота», ни какие-либо указы, облегчавшие жизнь крепостных, так и не были обнародованы. Попытка эксперимента – создание в 1819 году Тульского наместничества – не привела к перестройке системы местной администрации. Назначенный управлять огромной территорией (Воронежской, Орловской, Рязанской, Тамбовской и Тульской губерниями) генерал-адъютант А. Д. Балашов лишь в 1823 году получил именной указ об изменении порядка управления, касающийся лишь Рязанской губернии. При этом государь требовал, чтобы наместник сам предлагал новшества, но «каждый раз представлял на моё разрешение». В итоге Балашов даже не пытался создать совет наместничества (аналог Государственного совета) и жаловался на «великий недостаток в знающих и способных чиновниках». В Рязани появились лишь губернский совет чиновников, пожарная команда и «тюремный замок» – иных указаний из Петербурга не последовало.

В августе 1821 года возвращённый из ссылки Сперанский записал слова царя: «Разговор о недостатке способных и деловых людей не только у нас, но и везде. Отсюда заключение: не торопиться преобразованиями; но для тех, кои их желают, иметь вид, что ими занимаются». «Некем взять», – жаловался царь своему окружению на то, что не имеет помощников и не может найти подходящих людей.

Скоро Александр I перестал даже «иметь вид», что готовит преобразования. С 1816 года в стране насаждались военные поселения, в которые были переведены 150 тысяч солдат и почти 400 тысяч государственных крестьян, чтобы армия сама себя кормила и воспроизводила (дети женатых солдат и военных поселян зачислялись в армейскую службу). Военные поселения, каждое со своим общественным «магазином»-складом, кирпичным мастером и повивальной бабкой, по замыслу создателей, должны были стать не только средством содержания армии, но и образцом для устройства жизни в России: на их прямых улицах стояли в линию типовые дома, а жизнь их обитателей была подчинена военному распорядку; «поселенные» солдаты в обязательном порядке получали жён по жребию.

На первое место в управлении империей выдвинулся генерал, граф, сенатор и фактический руководитель Государственного совета Алексей Андреевич Аракчеев, заведовавший личной канцелярией Александра I. В его руках сосредоточились все сколько-нибудь важные государственные дела: подготовка законопроектов, надзор за органами центрального и местного управления, назначения, награды и пенсии. С 1815 года министры были лишены права личного доклада царю и обращались к нему через Аракчеева.

Но это не означало, что император устранился от дел и передал всю власть «всесильному временщику». Аракчеев прежде всего был его доверенным лицом, строгим и неподкупным исполнителем его предписаний, регулярно предоставлял отчёты о своих действиях и даже предъявлял полученные им письма, а в ответ получал точные инструкции, иногда даже черновики ответов на деловые бумаги и прошения, которые просто переписывал от своего имени. Сам император определил роль Аракчеева в разговоре с адъютантом: «Ты не понимаешь, что такое для меня Аракчеев. Всё, что делается дурного, он берёт на себя; всё хорошее приписывает мне».