Текст книги "Романовы"

Автор книги: Игорь Курукин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 40 страниц)

В июне 1905 года Николай II на встрече с германским императором Вильгельмом II на борту яхты у острова Бьёрке близ Выборга без консультации с Кабинетом министров подписал русско-германский договор о союзе, по которому стороны обязывались оказывать друг другу военную помощь. Таким образом, Россия взяла на себя обязательства, противоречившие союзническим русско-французским отношениям. Хорошо ещё, что премьер Витте и министр иностранных дел Ламздорф сумели объяснить царю эту опасность; по их настоянию он направил кайзеру письмо с нереальным предложением дополнить договор декларацией о неприменении его в случае войны Германии с Францией.

1905 год начался расстрелом направлявшейся к царю демонстрации петербургских рабочих. Николай не отдавал приказа стрелять. За несколько дней до побоища он объявил министру внутренних дел Святополк-Мирскому о негласном введении осадного положения и 6 января уехал в Царское Село. Но ни он, ни остававшиеся в столице представители власти не сделали попыток предотвратить кровопролитие. Уже на следующий день на улицы и площади Петербурга вывели солдат, которые 9 января расстреляли рабочих, шедших с хоругвями, портретами царя и царицы, с пением псалмов и «Боже, царя храни!». Погибло около пятисот демонстрантов, было ранено от двух с половиной до трёх тысяч человек.

Николай II доверил свои переживания дневнику: «Тяжёлый день! В Петербурге произошли серьёзные беспорядки вследствие желания рабочих дойти до Зимнего дворца. Войска должны были стрелять в разных местах города, было много убитых и раненых. Господи, как больно и тяжело!» Но встретился он сначала с солдатами, а затем и с отобранными полицией «благонадёжными» рабочими – 19 января: «Принял трёх раненых нижних чинов, которым дал знаки отличия Военного ордена. Затем принял депутацию рабочих от больших фабрик и заводов Петербурга, которым сказал несколько слов по поводу последних беспорядков... Вечером пришлось долго читать; от всего этого окончательно ослаб головою». Он считал, что в стране есть всего лишь «беспорядки», которые можно потушить 50 тысячами рублей, пожертвованными для раздачи вдовам и сиротам. В созданной «Комиссии для выяснения причин недовольства рабочих в г. С.-Петербурге и его пригородах и изыскания мер к устранению таковых в будущем» рабочие участвовать отказались.

«Государь, революция уже началась», – заявил 18 февраля Николаю II новый министр внутренних дел А. Г. Булыгин. И в тот же день с амвонов всех церквей огласили царский манифест, грозивший решительно искоренить крамолу и призывавший к борьбе с внутренними врагами, помышляющими «разрушить существующий государственный строй и вместо него учредить управление страной на началах, отечеству нашему не свойственных».

Николай II всегда шёл на уступки только под давлением обстоятельств. Так было и в августе 1905 года, когда был объявлен манифест о созыве законосовещательной Государственной думы. Но всеобщая политическая стачка в октябре охватила 120 городов России и практически прекратила железнодорожное сообщение по всей стране; бастовали даже Государственный банк и типография, где печатались правительственные документы. В деревне возникли революционные комитеты, Советы крестьянских депутатов; появились «крестьянские республики». 12 октября министры доложили царю, что военной силой для подавления «смуты» они не располагают – солдаты ненадёжны, а верные войска с Дальнего Востока доставить нельзя. Лишь после того, как высшие сановники империи во главе с Витте объяснили царю безвыходность положения, он подписал 17 октября манифест о «даровании» народу гражданских прав и законодательной Думы.

«Конституционное самодержавие»

В те дни царь Николай II был готов бежать из Петергофа за границу на германском военном корабле, но революции не хватило сил для упразднения монархии. Её результатом стала новая политическая реальность: в стране впервые появились парламент и более пятидесяти легальных политических партий, сотни профсоюзов. Разрешались – правда, под контролем полиции – съезды и собрания. Была упразднена предварительная цензура для книг, восстановлена автономия университетов, сокращены рабочий день и сроки военной службы, восстановлена автономия Финляндии и разрешён выпуск газет и журналов на национальных языках. Миллионы людей впервые приобрели опыт организации, борьбы за свои права, получили возможность открыто выражать свои взгляды, потянулись к печатному слову и культуре – стали превращаться из верноподданных в граждан.

Двадцать седьмого апреля 1906 года залы Зимнего дворца заполнила пёстрая толпа. Придворные с недоумением и страхом рассматривали «гостей» в потёртых пиджачных парах, а то и в крестьянских свитках. Неловко чувствовал себя и хозяин. Николай II заявил депутатам созванной вопреки его желанию Государственной думы, что для «благоденствия государства необходимы не только свобода, но и порядок на основе права». Революция сделала невозможным возвращение к прежнему патриархальному самодержавию. Но после окончания процедуры, когда думцев отправили на пароходах по Неве в Таврический дворец, императрица-мать увидела на лице сына слёзы и услышала его обещание: «Я её создал, и я её уничтожу... Так будет».

Принятые в апреле 1906 года Основные законы Российской империи создали такое политическое устройство, определить которое затруднялись и современники, и исследователи. Бюрократы вроде С. Ю. Витте и П. А. Столыпина употребляли формулировки типа «представительный образ правления». Учёные-правоведы говорили о «думской монархии» или «особом типе монархического конституционализма». Николай II полагал: «В России, слава Богу, нет конституции» – и столь же искренне не понимал никакого народного представительства, называя его «парламентриляндией адвокатов».

Седьмая статья Основных законов гласила: «Государь император осуществляет законодательную власть в единении с Государственным советом и Государственной думой». Император назначал министров и председателя Совета министров, объявлял чрезвычайное положение и амнистию, осуществлял высшее государственное управление, руководил внешней политикой. Согласно статье 11, он отдавал «повеления, необходимые для исполнения законов», то есть имел право толковать законы и издавать подзаконные акты.

Законы должны были обязательно проходить через Государственную думу и Государственный совет, но никакой закон не мог «восприять силу без утверждения государя императора». Дума рассматривала и утверждала государственный бюджет; но не могла сокращать расходы на двор, платежи по государственным займам и все расходы, предусмотренные законами и утверждёнными штатами; таким образом, оказывались «забронированными» до 40 процентов статей бюджета. Правительство не назначалось Думой и не отвечало перед ней. Статья 87 разрешала правительству в период роспуска Думы проводить меры указами, подлежавшими утверждению на следующей думской сессии.

Половина членов верхней палаты Государственного совета назначалась царём, вторая избиралась по сословно-корпоративному принципу – от губернских земских собраний и дворянских обществ, православной церкви, биржевых комитетов, университетов. Государственный совет имел равные с Думой права и всегда мог блокировать её решения.

Выборы в Думу были непрямыми, неравными и не всеобщими: не голосовали женщины, учащиеся, военнослужащие, «бродячие инородцы» Сибири и всё население Средней Азии; губернаторы, вице-губернаторы, градоначальники, их помощники и полицейские; исключённые из сословных обществ по их приговорам; осуждённые по уголовным статьям. Действовала система цензов по возрасту (25 лет), оседлости (1 год), имуществу или уплачиваемым налогам. Депутаты выбирались разным количеством голосов: по курии землевладельцев (помещики с имениями не меньше 125 десятин) выборщик приходился на тысячу избирателей, по курии городских избирателей (владельцы недвижимости и торгово-промышленных предприятий) – на четыре тысячи, по курии крестьян – на 50 тысяч, а по курии рабочих – на 90 тысяч. И без того сложное избирательное законодательство на местах нарушалось не привыкшей к подобной вольности администрацией: она задерживала неугодных избирателей и кандидатов (иные явились в Петербург из-под ареста), разгоняла собрания, агитировала за правых или кассировала (признавала недействительными) выборы.

Заседания российского парламента стали модным зрелищем – за гостевыми билетами стояла очередь. Однако встретившиеся во дворце власть и народ не были готовы к совместной работе. Депутаты мыслили себя членами полновластного Учредительного собрания и в ответ на «тронную речь» царя потребовали упразднить «самовластие чиновников», отменить смертную казнь, ввести бесплатное всеобщее образование, установить ответственность министров перед Думой и отдать народу помещичьи, удельные, кабинетские (царские) и монастырские земли.

Вскоре правительство во главе с Петром Аркадьевичем Столыпиным категорически отказалось от представленных депутатами проектов решения главного для страны аграрного вопроса, поскольку все они предусматривали принудительное отчуждение помещичьих земель. Царский манифест объявил, что «выборные от населения... уклонились в не принадлежащую им область», и распустил Думу. Но второй созыв думцев оказался ещё радикальнее. 3 июня 1907 года произошёл государственный переворот: вторая Дума была распущена и введён в действие новый закон о выборах, который, согласно предшествующим юридическим нормам, не мог издаваться без участия Государственной думы и Государственного совета. Столыпин и сам царь называли новый избирательный закон «бесстыжим». В этот день Николай II записал в дневнике: «Простояла чудная погода. Настроение было такое же светлое по случаю разгона Думы...»

Новый премьер-министр П. А. Столыпин стал последней крупной политической фигурой в окружении царя. В его планы входили не только репрессии, но и реформы, призванные «сверху» решать задачи, вызвавшие революцию. Целью аграрной реформы были сохранение помещичьего землевладения и создание в деревне слоя мелких собственников за счёт разрушения общинного землевладения. В газетных интервью (тогда общение премьера с журналистами было новинкой) он говорил: «В центре забот правительства стоит преуспеяние института мелкой земельной собственности. Настоящий прогресс земледелия может совершаться только в условиях личной земельной собственности, развивающей в собственнике сознание как права, так и обязанностей».

Столыпин планировал создать бессословные волостные, уездные и губернские земства, выбираемые на основании низкого имущественного ценза, и восстановить общий мировой суд. Для рабочих он предусматривал введение страхования по болезни, инвалидности и старости, запрет использования женского и детского труда на подземных и ночных работах. Предполагалось также ввести всеобщее начальное образование и принять ряд вероисповедных законов, облегчающих переход из одной конфессии в другую. Эти реформы должны были открыть крестьянам-собственникам двери в органы местного самоуправления, дать им современную судебную систему, ослабить господство на местах дворян в лице земских начальников и предводителей дворянства.

К 1915 году из общины вышло три миллиона человек – примерно 26 процентов крестьянских хозяйств; сейчас это оценивается по-разному: и как успех, и как провал главного дела жизни Столыпина. Выходили из общины прежде всего те, кто хотел продать землю, как поступили более миллиона хозяев. В хуторские фермерские хозяйства к началу войны превратилось только 200 тысяч (два процента) дворов.

Столыпин рассчитывал осуществить свои реформы за 20 лет. Но слишком самостоятельным премьером были недовольны царь и его окружение, поскольку, по их мнению, в стране уже наступило «успокоение»; в Думе против него выступили и левые, и правые: первые видели в его политике защиту помещичьей собственности, вторые – покушение на своё господство в деревне. В итоге все эти законопроекты не были реализованы; в 1912 году, уже после смерти Столыпина, были приняты в урезанном виде законы о страховании рабочих от несчастных случаев и по болезни. Сам Столыпин признавал: «...поддержат... чтобы использовать мои силы, а затем выбросят за борт». Так и случилось: он уже ждал отставки, когда в 1911 году был убит террористом при не выясненных до конца обстоятельствах.

Николай спокойно воспринял известие о гибели премьера и наиболее талантливого защитника монархии. В последние годы царствования в его окружении остались только те люди, которые безропотно выполняли его волю, подобно премьеру И. Л. Горемыкину, говорившему: «Верноподданные должны подчиняться, какие бы ни были последствия». При этом особого доверия к кому-либо из них император не испытывал и легко расставался с теми, кто служил ему в течение многих лет. Застенчивому от природы Николаю II было тяжело спорить, доказывать правоту собственных взглядов. Ему было проще «обойти» сложный вопрос, а затем заставить сделать так, как он хотел. Этот неглупый, образованный и воспитанный человек, похоже, не обладал способностью просчитывать последствия своих действий дальше, чем на один шаг, и не любил советников умнее и сильнее себя; обнаружившиеся просчёты и поражения он встречал с несокрушимым фатализмом: «На то, значит, воля Божия».

Внешне страна как будто осталась прежней. Царь отмечал торжественные юбилеи – двухсотлетие Полтавской (1909) и столетие Бородинской (1912) битв; трёхсотлетие династии (1913) – и полагал, что всё вернулось на круги своя и он любим верным народом. В незыблемости его «священных» прав его убеждали собранные толпы народа, верноподданная пресса, представители черносотенных организаций – и он верил, потому что по-другому никогда не мыслил.

В 1907 году глубоко религиозный император повелел отложить созыв Поместного собора Русской православной церкви «ввиду переживаемого ныне тревожного времени» и распустил Предсоборное присутствие, которое осмелилось поставить вопрос об освобождении Церкви от бюрократического контроля и восстановлении патриаршества. В итоге многие церковные иерархи видели возможность освобождения только в падении или ограничении монархии в России. Даже относительно послушная Государственная дума третьего созыва вызывала у царя раздражение. Осенью 1913 года он вместе с министром внутренних дел Н. А. Маклаковым подготовил планы нового государственного переворота с роспуском Думы и дальнейшим превращением её в законосовещательное учреждение.

Но «успокоение» было кажущимся. Два с половиной предвоенных года были наполнены острейшими международными и внутриполитическими коллизиями. Буквально у порога России отполыхали итало-турецкая и две Балканские войны. В 1912 году были предотвращены попытки поднять восстание на судах Балтийского и Черноморского флотов, произошло восстание солдат в Ташкенте. В юбилейном 1913 году в России бастовало около двух миллионов рабочих, а первая половина 1914-го уже напоминала 1905-й – бастовало более миллиона человек. В знак солидарности со стачкой бакинских рабочих встали предприятия столиц и других городов. После расстрела митинга на Путиловском заводе в Петербурге началась всеобщая забастовка, появились баррикады.

Приходилось увеличивать охрану царской семьи. Ещё в 1907 году Сводно-гвардейский батальон превратился в Собственный его императорского величества сводный пехотный полк из девятисот человек. Его команды постоянно сопровождали государя. Каждый раз, когда царская семья выезжала в Царское Село, производился самый тщательный осмотр дворца, парка и всех помещений. В спальне Александровского дворца на ночном столике была укреплена тревожная кнопка вызова офицеров охраны (дежурная комната находилась под спальней); ещё одна находилась в кабинете на письменном столе. А в дневниковых записях Николая II – всё то же: с кем завтракал и обедал, какая стояла погода, кто из министров был с докладом...

В «верхах» надеялись, что назревавшая война может разрешить внутренние проблемы. Но в феврале 1914 года бывший министр внутренних дел П. Н. Дурново в адресованной Николаю II записке доказывал, что в случае неудачного хода войны с Германией «социальная революция, в самых крайних её проявлениях, у нас неизбежна»:

«...все неудачи будут приписаны правительству. В законодательных учреждениях начнётся яростная кампания против него, как результат которой в стране начнутся революционные выступления. Эти последние сразу же выдвинут социа-диетические лозунги, единственные, которые могут поднять и сгруппировать широкие слои населения, сначала чёрный (земельный. – И. К.) передел, а засим и общий раздел всех ценностей и имуществ. Побеждённая армия, лишившаяся к тому же за время войны наиболее надёжного кадрового своего состава, охваченная в большей части стихийно общим крестьянским устремлением к земле, окажется слишком деморализованною, чтобы послужить оплотом законности и порядка. Законодательные учреждения и лишённые действительного авторитета в глазах народа оппозиционно-интеллигентские партии будут не в силах сдержать расходившиеся народные волны, ими же поднятые, и Россия будет ввергнута в беспросветную анархию, исход которой не поддаётся даже предвидению»⁷⁸.

В марте 1914 года Николай и Александра Фёдоровна приехали в любимую Ливадию; опять начались пешие прогулки по берегу моря, теннис, поездки на «моторах». «Весна в горах ещё продолжалась. Видели в цвету сирень и глицинии», – записал царь 23 мая. Отдых был прерван визитом в Румынию, после которого 5 июня царь вернулся в столицу, не подозревая, что этот «отпуск» был последним. 12 июля после объявления Сербии австро-венгерского ультиматума состоялось заседание Совета министров под председательством самого Николая II. Министры были единодушны в нежелании кровопролития, поскольку опасались внутренних проблем. В конце заседания царь вновь поставил вопрос о роспуске Думы и превращении её в законосовещательный орган. Все присутствующие, кроме инициатора этого предложения Маклакова, возражали; министр юстиции И. Г. Щегловитов сказал императору, что в случае принятия такой меры считал бы себя изменником. Николай II счёл, что, «очевидно, вопрос надо оставить».

Он тоже боялся войны – сказал министру иностранных дел С. Д. Сазонову: «...это значит обречь на смерть сотни тысяч русских людей». Царь пытался передать спор Сербии и Австро-Венгрии на рассмотрение Гаагского трибунала, но безуспешно. А после объявления мобилизации начальник Генерального штаба генерал Н. Н. Янушкевич отключил телефон, опасаясь, что государь отменит принятое решение.

«Неслыханно спокоен и величествен»

После объявления войны вышел манифест, призывавший отразить натиск врага, для чего «да будут забыты внутренние распри». Начавшаяся война вызвала патриотический подъём в стране и на время сбила волну антиправительственных выступлений. Неплохо показала себя на первых порах и армия: австро-венгерские войска были разгромлены на полях Галиции, и русское командование стало готовить наступление на Венгрию и Берлин.

Но весной 1915 года победы на Восточном фронте сменились поражениями. Обнаружилась неподготовленность страны к войне. В расчётах на краткосрочность военных действий ошиблись все воюющие страны, но возможности для исправления ошибок у них были разные. У России быстро иссякли запасы снарядов, стала ощущаться нехватка тяжёлой артиллерии и винтовок; для изготовления современной техники – например, самолётов – требовались поставки импортных деталей. Весной—летом 1915 года пришлось срочно создавать органы государственного регулирования экономики в военных условиях – Особые совещания по обороне, перевозкам, топливу, продовольствию, чтобы мобилизовать промышленность на выполнение военных заказов.

В состав Особых совещаний вошли государственные чиновники, представители Думы и общественных организаций (Всероссийского земского союза, Союза городов и Военнопромышленных комитетов), выступавших посредниками между казной и предпринимателями в заготовке амуниции и вещевого довольствия для армии и помогавших раненым и беженцам. Между прочим, эти земские и городские организации финансировались из казны, несмотря на возражения министров финансов и внутренних дел; таким образом, правительство собственными руками снабдило своих политических противников средствами для ведения пропаганды и подготовки свержения существовавшего строя.

Выпуск военной продукции удалось наладить (хотя многие технические новинки, например автоматическую винтовку, так и не смогли запустить в серийное производство). В ноябре 1916 года открылось движение на Мурманской железной дороге – последней построенной в императорской России: решение о её прокладке Николай II принял в январе 1915-го. Но оказалось, что малая пропускная способность железных дорог, находившихся к тому же в двойном подчинении (Министерства путей сообщения и Ставки), не могла обеспечить одновременно регулярное снабжение фронта и тыла и эвакуацию из областей, находившихся под угрозой захвата германской армией. Громадный рост военных расходов привёл к инфляции: в 1916 году рубль «стоил» 27 копеек. Одновременно были увеличены налоги на сахар, спички, керосин, табак и другие продукты массового спроса; в итоге уровень потребления простых обывателей в 1916 году составил 40—50 процентов от

уровня 1913 года. Сокращение «гражданского» производства и отсутствие товаров заставляли крестьян придерживать хлеб, сборы которого сократились на 20 процентов. Промышленные предприятия не получали топлива, а нехватка продовольствия, по данным Министерства внутренних дел, уже в 1915 году была отмечена в 500 из 784 городов и вызвала непривычные очереди и даже погромы магазинов. С 1916 года в тылу стали вводиться карточки на продукты.

Вновь начались забастовки с политическими требованиями; в 1915 году в них приняли участие 570 тысяч человек, в 1916-м – уже 1 миллион 170 тысяч. Летом 1915 года в Думе впервые появилась объединённая оппозиция – Прогрессивный блок, включающий все основные думские фракции; его участники требовали у Николая II создать «министерство доверия» из компетентных и ответственных чиновников, расширить права общественных организаций и местного самоуправления. Даже министры считали нужным пойти навстречу оппозиции и направили Николаю II коллективное письмо о необходимости смены курса и отставки престарелого премьера Горемыкина. Но царица в письмах мужу постоянно просила и требовала, чтобы он был твёрдым, жёстким, волевым.

«Прости меня, мой драгоценный, но ты знаешь, что ты слишком добр и мягок. Иногда хороший громкий голос и строгий взгляд делают чудеса» (4 апреля 1915 года).

«Если бы только ты мог быть строгим, мой дорогой, это так необходимо. Они должны слышать твой голос и видеть твоё неудовольствие в твоих глазах... Они (министры. – И. К.) должны выучиться дрожать перед тобой (10 июня 1915 года).

«Будь более автократом, моя душка, покажи себя» (14 июня 1915 года).

«Ах, мой мальчик, заставь их дрожать перед тобой. Любить тебя недостаточно. Надо, чтобы боялись огорчить тебя или причинить тебе неприятность» (22 июня 1915 года).

«...ты повелитель и хозяин России, и всемогущий Господь тебя там поставил, и они должны преклоняться перед твоей мудростью и твёрдостью» (9 сентября 1915 года).

«...покажи им (депутатам Думы. – И. К.) кулак... яви себя государем! Ты самодержец, и они не смеют этого забывать» (11 сентября 1915 года)⁷⁹.

Царь ответил роспуском Думы и отставкой наиболее либеральных министров.

Современные исследования массового сознания в годы Первой мировой войны показывают, что традиционный образ «батюшки-царя» уже не совпадал с понятием «Отечество».

Проигранная война с Японией и «великое отступление» 1915 года нанесли удар по престижу монархии, традиционно олицетворявшей военное могущество. Крестьянская по составу армия тяжело переносила «механическую машинную бойню» индустриальной войны, испытывала «тоску и скуку» окопной жизни и ругала «спекулянтов» и «немцев» в тылу.

Крестьяне полагали, что «царь продал Россию Вильгельму и войну затеял с целью уничтожить людей, чтобы не наделять их землёй», «царь-картёжник проигрался в карты и вздумал войну», «царь Николай Россию промотал» или, напротив, «царь вином торговал... награбил денег с крестьян, а германец узнал про эти деньги и, чтобы отобрать, объявил нам войну». Николая открыто ругали: «За государя же что молиться, он снарядов не запас, видно, прогулял». Мужики уже задавались вопросом: «Кто его выбирал, этого государя?» «За нашим царём последняя жизнь, – говорили крестьяне Новгородской губернии. – Пусть Германия победит, за тем царём будет лучше жить». А тверские мужики толковали: «Вот бы нам Вильгельма вместо нашего государя, а то он ничего не делает... на печи сидит». Даже меры по поддержке крестьянских хозяйств (денежные пособия солдаткам) вызывали осуждение: «Солдатским жёнам выдал книжки для получения пособия, а матери выходят дешевле жён», – поскольку матери в народном сознании имели больше прав на компенсацию. Получение пособий стало восприниматься как предательство, откуп за убитых мужей: «Солдатки за деньги продали своих мужей; им царь за них выдаёт деньги».

В отзывах крестьян самодержец представал «шинкарём», «пробочником». «Наш царь дурак, пьяница, – утверждала молва, – гуляет, а за делами не смотрит». Не лучше выглядело в глазах простых подданных и царское семейство; мужики, в отличие от горожан и интеллигентов, не поминали Распутина, но зато явно осуждали Александру Фёдоровну и вдовствующую императрицу: «...старая государыня, молодая государыня и её дочери... для разврата настроили лазареты и их объезжают». Ходили слухи, что дети императора – незаконнорождённые, болезнь наследника объясняли грехами царской четы, а там было недалеко и до обвинений в государственной измене. Про царицу говорили: «Наша государыня плачет, когда русские бьют немцев, и радуется, когда немцы побеждают». Даже дефицит сахара объясняли тем, что вдовствующая императрица весь его «скупила и куда-то отправила». Так образ царя становился раздражителем, лишней фигурой в картине мира большинства его подданных.

Непродуманные меры, вроде очередного призыва в армию в 1916 году в разгар полевых работ, привели к волнениям в деревне, а мобилизация освобождённых от воинской службы среднеазиатских «инородцев» – к настоящему восстанию, с трудом подавленному через несколько месяцев. В ноябре 1916 года правительство было уже не в силах справиться с продовольственным кризисом и объявило на следующий год продразвёрстку.

Император, несмотря на попытки родных отговорить его, решил возглавить армию. «Он начал сам говорить, что возьмёт на себя командование вместо Николая (великого князя Николая Николаевича. – И. К.), я так ужаснулась, что у меня чуть не случился удар, и сказала ему всё: что это было бы большой ошибкой, умоляла его не делать этого, особенно сейчас, когда всё плохо для нас, и добавила, что, если он сделает это, все увидят, что это приказал Распутин. Я думаю, что это произвело на него впечатление, т. к. он сильно покраснел. Он совсем не понимает, какую опасность и несчастье это может принести нам и всей стране», – писала 12 августа 1915 года Мария Фёдоровна. Но, став главнокомандующим, Николай II не поддержал план Ставки по введению военной диктатуры, объединявшей в одних руках руководство тылом и фронтом с привлечением пользовавшихся общественным доверием министров.

Начался развал власти: с января 1916 года были сменены три премьер-министра, четыре военных министра и шесть министров внутренних дел, 57 губернаторов и градоначальников. Император, как колоду карт, тасовал своих чиновников и в итоге назначал наиболее послушных и бесцветных. Именно в это время возросло влияние Григория Распутина. Хитрый «возжигатель дворцовых лампад» (его официальная должность) ничего не «приказывал» Николаю II – давления царь не потерпел бы, – а через фрейлину Вырубову узнавал о заботах и пожеланиях царя и царицы, никогда не перечил их намерениям, но зато на основе точной информации сообщал о видениях и Божьей воле.

Для мистически настроенной императрицы это было «божественным» подтверждением её собственных мыслей, и она учила царя, как ему надо поступать. Так, знаменитый Брусиловский прорыв летом 1916 года был остановлен Николаем II по требованию царицы (Распутину было «видение свыше»), а через два месяца она же требовала у мужа: «Он просит тебя приказать начать наступление возле Риги, говорит, что это необходимо...» Премьер-министру В. Н. Коковцову, представившему документы о том, что поведение Распутина позорит царскую семью и династию, Николай со вздохом ответил: «Владимир Николаевич! Лучше один Распутин, чем десять скандалов в день!» Вокруг ловкого придворного «старца» группировались дельцы, светские и духовные карьеристы (например, петроградский митрополит Питирим, который, по словам императрицы, «относится к Григорию с замечательным почтением»), «пробивавшие» через него те или иные решения.

Паралич власти и дискредитация династии привели к тому, что в конце 1916 года к царю обратились консервативный Государственный совет и съезд объединённого дворянства с просьбой об устранении влияния «безответственных сил» и создании пользующейся доверием Думы. Члены царской семьи поддержали её. Великий князь Михаил Михайлович писал из Лондона 15 (28) ноября: «Я только что возвратился из Бэкингемского дворца. Жоржи (английский король Георг V. – И. К.) был огорчён политическим положением в России. Агенты Интеллидженс сервис, особенно очень хорошо осведомлённые, предсказывают в России революцию. Я искренне надеюсь, Ники, что ты найдёшь возможным удовлетворить справедливые требования народа, пока ещё не поздно». Либеральная оппозиция во главе с лидером партии октябристов А. И. Гучковым уже помышляла о дворцовом перевороте, а убеждённый монархист В. М. Пуришкевич организовал убийство Распутина. Императрица призывала царя употребить силу. «Россия любит кнут!» – писала она 3 декабря 1916 года, а на следующий день заклинала: «Будь Петром Великим, Иваном Грозным, императором Павлом – сокруши их всех... Распусти Думу сейчас же... Будь властелином, и все преклонятся перед тобой». Но было уже поздно.

В царствование Николая II Россия прошла три периода развития (1894—1905, 1907—1914 и 1914—1917 годы). В начале каждого из этих витков была возможность проведения реформ, а заканчивались они революцией или близкой к ней ситуацией. Но во всех случаях царь и его ближайшее окружение отвергали сколько-нибудь последовательные реформы и тем самым делали неизбежной революцию, а себя обрекали на изоляцию. В феврале 1917 года режим Николая II некому было защищать, кроме полиции: от него отвернулись и Дума, и родственники, и военное руководство, и Церковь (27 февраля Синод отказался осудить восставших в столице).