Текст книги "Сталин. Большая книга о нем"

Автор книги: И. Анискин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 56 страниц)

Склянский – десять раз, Ленин – восемь раз. Каждому из ораторов давалось не больше двух

минут.

Руководство работой Совета Обороны не только в больших вопросах, но и в деталях

целиком сосредоточилось в руках Ленина. Сталину поручено было составить проект

постановления о борьбе против областничества и о борьбе с волокитой. По-видимому, этот

проект никогда не был составлен. Кроме того, в интересах ускорения работы решено было, что

«постановления комиссий, назначаемых Советом Обороны, подписанные Лениным, Сталиным

и представителем соответствующего ведомства, имеют силу постановлений Совета Обороны».

В первые месяцы 1919 г. Красные войска нанесли сокрушительный удар южной

контрреволюции, состоявшей главным образом из донской казачьей армии под командованием

генерала Краснова. Но за Красновым формировалась на Кубани и Северном Кавказе

добровольческая армия Деникина. В середине мая наша наступавшая армия, в значительной

мере выдохшаяся, столкнулась со свежими войсками Деникина и начала откатываться назад.

Мы потеряли все, что завоевали, и, сверх того, всю недавно освобожденную Украину.

Контрреволюция превратилась на Дону, в Кубани, Тереке в серьезную силу. Генералы

Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»

271

Корнилов, Алексеев, Деникин, Каледин, Краснов нашли себе поддержку в среде казачества,

особенно, разумеется, в среде зажиточных кругов. Как раз накануне Восьмого съезда,

заседавшего в Москве с 18 по 23 марта 1919 г., мы получили на Востоке со стороны белых

крепкий удар под Уфой и продолжали отступать. Вопрос о съезде казался мне теперь

совершенно малозначительным в сравнении с тем, что происходило на Востоке. Я предложил

немедленно вернуть на фронт военных делегатов и решил сам, невзирая на съезд, немедленно

отправиться на Восточный фронт, под Уфу.

Часть делегатов была недовольна: они на несколько дней приехали в столицу и не хотели

покидать ее. Кто-то пустил слух, что я желаю избегнуть прений в военной политике. Эта мысль

поразила меня. 16 марта 1919 г. я внес в ЦК предложение: отменить директиву об отъезде,

немедленном возвращении военных делегатов, поручить Сокольникову официальную защиту

военной политики, а сам немедленно уехал на Восток. Обсуждение военного вопроса на

Восьмом съезде, несмотря на наличие довольно значительной оппозиции, не остановило меня:

положение на фронте казалось мне гораздо более важным, чем избирательство на съезде, тем

более что я не сомневался в победе той линии, которую считал единственно правильной.

Центральный Комитет одобрил внесенные мною заранее тезисы и назначил официальным

докладчиком Сокольникова.

От имени оппозиции доклад был представлен Смирновым, старым большевиком и

бывшим артиллерийским офицером мировой войны. Смирнов был одним из вождей левых

коммунистов, решительных противников Брест-Литовского мира, требовавших открытия

против германской регулярной армии партизанской войны. На этой основе, несколько, правда,

поостывшей, они продолжали оставаться и в 1919 г. Формирование централизованной и

регулярной армии было невозможно без военных специалистов и без замены импровизации

правильной системой руководства. Левые коммунисты успели значительно поостыть и

пытались приспособить свои вчерашние взгляды к росту государственной машины и

потребностям регулярной армии. Но они отступали шаг за шагом, нагоняя все, что можно, из

старого багажа, и прикрывали свои по существу партизанские тенденции новыми формулами.

«Год тому назад, – докладывал на VIII съезде партии Сокольников, – в момент полного

развала армии, когда никакой военной организации для защиты пролетарской революции не

было, Советская власть прибегла к системе добровольческого формирования армии, и в свое

время эта добровольческая армия сыграла свою роль. Теперь, оглядываясь на этот период, как

на пройденную ступень, мы должны учесть положительные и отрицательные стороны.

Положительная сторона его состояла в том, что в ней приняли участие лучшие элементы

рабочего класса… Наряду с этими хорошими сторонами партизанского периода были и черные

стороны, которые в конце концов перевесили то хорошее, что было в этом партизанском

периоде. Лучшие элементы выбивались, умирали, попадали в плен, и таким образом создавался

отбор худших элементов. К этим худшим элементам присоединились те, которые шли в

добровольческую армию потому, что были выброшены на улицу в результате катастрофической

ломки всего общественного уклада. Наконец, шли полугнилые остатки старой армии. Вот

почему в партизанский период нашей военной организации развились силы, которые вынудили

ликвидировать эту партизанщину. В конце концов, получилась система независимости

маленьких отрядов, которые группировались вокруг отдельных предводителей. Эти отряды, в

конце концов, ставили своей задачей не только борьбу и защиту советской власти против

завоевания революции, но и бандитство, мародерство. Они превратились в партизанские

отряды, которые были опорой авантюризма…»

«Нынешний период, – продолжал Сокольников, – стоит под знаком государственного

строительства, которое ведет пролетариат… Чрезвычайно много горячих прений возникло

вокруг вопроса о военных специалистах… Теперь этот вопрос в сущности разрешен

теоретически и практически. Даже противники применения военных специалистов утверждают

сами, что вопрос этот устарел. Там, где военные специалисты были привлечены, где была

проведена реорганизация партизанской армии в армию регулярную, там была достигнута

устойчивость фронта, там был достигнут военный успех. Наоборот, там, где военные

специалисты не нашли себе применения… там пришли к полному разложению и исчезновению

самих армий…»

Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»

272

«В вопросе о военных специалистах, – говорил Сокольников, – мы имеем не чисто

военную проблему, а общую специальную проблему. Когда был поставлен вопрос о

привлечении на фабрики инженеров, о привлечении бывших капиталистических организаторов,

вы помните, как из рядов красных левых коммунистов была начата жесточайшая

«сверхкоммунистическая» критика, которая утверждала, что возвращать инженеров на фабрики

нельзя. И вот мы имели аналогию этой критики, перенесенной в область военного

строительства. Нам говорят, возвращая в армию бывших офицеров, вы этим самым

восстанавливаете бывшее офицерство и бывшую армию. Но эти товарищи забывают, что рядом

с этими командирами стоит комиссар, представитель советской власти, что эти военные

специалисты находятся в рядах армии, которая целиком поставлена на службу пролетарской

революции… Та армия, которая имеет десятки тысяч старых специалистов, на практике

показала, что она есть армия пролетарской революции».

Разногласия по военному вопросу к моменту съезда в значительной степени дали уже тот

острый характер, какой имели в предыдущий период. Оппозиция уже не ставила вопросы так

прямолинейно, как год тому назад, когда централизованная армия объявлялась характерной для

империалистического государства и ей противопоставлялась система партизанских отрядов,

когда отвергалось использование современных технических средств борьбы: аэропланов, танков

и т. д.

Военная оппозиция состояла из двух групп: с одной стороны, в ней были представлены

многочисленные подпольные работники, которых изрядно потрепали тюрьмы и ссылка и

которые теперь не умели найти себе место в строительстве армии и государства. Они с большим

недоброжелательством относились ко всякого рода выскочкам (а в них недостатка не было),

занимавшим ответственные посты. С другой стороны, в оппозиции сильно были представлены

передовые рабочие, боевые элементы со свежим запасом энергии, но взиравшие с

политическим страхом на то, как вчерашние инженеры, офицеры, педагоги, профессора снова

занимают командные позиции. В этой рабочей оппозиции отражалось в конечном счете

недоверие к своим собственным силам и уверенность в том, что новый класс, ставший у власти,

сможет подчинить себе широкие круги старой технической интеллигенции.

Чтобы определить роль Сталина, достаточно сказать, что гнездом в оппозиции был

Царицын. На VIII съезде члены царицынской группы представляли ядро оппозиции, в том числе

Ворошилов. В период, предшествовавший съезду, они находились в постоянной связи со

Сталиным, который инструктировал их, по-видимому, сдерживая их непомерную прыть, но в то

же время централизуя интригу против военного ведомства. Этим определялась его роль на VIII

съезде, обсуждавшем военный вопрос, где произошел интересный эпизод с выбором

президиума.

Петроградская делегация предложила президиум в составе: Ленина, Каменева, Зиновьева,

Пятакова и трех других товарищей местного масштаба. Председательствовавший Ленин

спросил: «Есть другие предложения?» Это означало, что вопрос согласован с председателем.

Раздались голоса, предлагавшие в президиум Бухарина, Оборина, Рыкова, Стасову,

Сокольникова, Муралова и Сталина. Первые четыре отказались. Сталин не отказался, Ленин

предлагает, «не считаясь с дополнениями, поставить на голосование прежде всего прочитанный

список. Голосуют. Большинство – за». «Предложено голосовать сначала, требуется ли

дополнение вообще». Другими словами, становится предварительный вопрос по поводу

Сталина и Муралова, голосовать ли вообще. «Голосуют. Дополнение отклоняется».

Этот небольшой эпизод очень характерен. Вопрос о составе президиума составлял до

известной степени определение физиономии съезда, хотя бы в предварительном порядке. В

порядке дня стоял острый военный вопрос. Для Ленина не было тайной, что Сталин за

кулисами фактически возглавляет оппозицию по военному вопросу. Ленин сговорился с

петроградской делегацией о составе президиума. Оппозиционные элементы выдвинули

несколько дополнительных кандидатур, разные группы по разным соображениям; не только

оппозиционные группы, ибо выдвинута была кандидатура и Сокольникова. Однако Бухарин,

Стасова, Оборин, Рыков и Сокольников отказываются, признавая заключенное неофициальное

соглашение о президиуме обязательным для себя. Сталин, не отказываясь, занимает явно

оппозиционную позицию. Он как бы пытается проверить число своих сторонников в составе

Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»

273

делегатов съезда. Со своей стороны Ленин пытается избегнуть голосования «за» или «против»

Сталина. Он ставит через одного из делегатов предварительный вопрос, «нужны ли

дополнительные члены президиума вообще», и достигает без труда отрицательного ответа на

этот вопрос. Сталин терпит поражение, которому Ленин придает как можно менее личную и

обидную форму.

По отношению к военной оппозиции Сталин держал себя совершенно так же, как по

отношению оппозиции Зиновьева, Каменева в предоктябрьский период или по отношению к

примиренцам в 12—13 году. Он не солидаризировался с ними, но он поддерживал их против

Ленина и стремился найти в них опору.

Докладчик оппозиции Смирнов уже прямо возражал против утверждения Сокольникова,

что «одни будто бы стоят за партизанскую армию, а другие за регулярную». По словам

Смирнова, в вопросе о привлечении военных специалистов «никаких разногласий с

господствующим течением в нашей военной политике у нас нет». Основной вопрос разногласий

свелся к вопросу о необходимости расширения функций комиссаров и членов революционных

военных советов в смысле большего их участия в управлении армией и решения оперативных

вопросов и тем самым умаления руководящей роли командного состава. Создана была особая

примирительная комиссия для выработки общих решений; в комиссию входили и Зиновьев и

Сталин, но докладчиком комиссии выдвинут был Ярославский.

Решения съезда были приняты единогласно при одном воздержавшемся. Объясняется это

тем, что оппозиция успела отказаться от своих наиболее принципиальных предрассудков.

Бессильная противопоставить большинству партии свою линию, она вынуждена была

присоединиться к общей резолюции. Тем не менее пережитки настроения соответствующего

периода не были еще полностью ликвидированы в течение всего 1919 года, в особенности на

юге, на Украине, на Кавказе и Закавказье, где победа над партизанскими настроениями далась

нелегко.

Привлечение старых военных специалистов осталось в практических решениях съезда во

всей силе. С другой стороны, подчеркнута была необходимость подготовки нового командного

состава, который явился бы надежным рычагом советской системы.

Никто уже не решался принципиально отвергать основы военной политики. Оппозиция

перешла к критике отдельных недочетов и преувеличений. Здесь, конечно, открывалось богатое

поле для всякого рода печальных анекдотов. Полемизируя против одного из царицынских

сторонников Сталина, я писал в январе 1919 г.:

«В одной из наших армий до недавнего времени считалось признаком высшей

революционности довольно-таки мелкотравчатое и глуповатое глумление над «военспецами»,

т. е. над всяким, кто прошел военную школу. Но в частях этой самой армии почти не велось

политической работы. К коммунистам-комиссарам, к этим политическим «специалистам», там

относились не менее враждебно, чем к военным специалистам. Кто же сеял эту вражду? Худшая

часть новых командиров. Военные полузнайки, полупартизаны, полупартийные люди, которые

не хотели терпеть рядом с собой ни партийных работников, ни серьезных работников военного

дела… Цепко держась за свои посты, они с ненавистью относятся к самому упоминанию о

военной науке… Многие из них, запутавшись вконец, кончали прямым восстанием против

советской власти».

Принципиальная оппозиция сдавала позиции, теряла сторонников, замирала, питалась

мелочами, сплетнями, пересудами. Новые поражения придавали ей на время активности, но

только для того, чтобы обнаружить ее несостоятельность: ничего своего она предложить не

могла. В книжках и статьях все еще повторяют об изменах «генералов», назначенных Троцким.

Эти обвинения звучат особенно несообразно, если вспомнить, что через двадцать лет после

переворота Сталин обвинил в измене и истребил почти весь командный состав, им же самим

назначенный. Остается еще добавить, что и Сокольников, официальный докладчик, и В.

Смирнов, оппозиционный содокладчик, оба активные участники гражданской войны, пали

впоследствии жертвами сталинской чистки и что в 1920 г. видный военный работник писал:

«Несмотря на все боли, крик и шум, поднятые по поводу нашей военной политики, по

поводу привлечения военных специалистов в Красную армию и т. д., глава военного ведомства

т. Троцкий остался прав. Он железной рукой провел намеченную военную политику, не боясь

Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»

274

угроз… победы Красной армии на всех фронтах – лучшее доказательство правильности

военной политики».

Во время съезда происходило особое военное совещание, протоколы которого велись, но

не были опубликованы. Цель этого совещания состояла в том, чтобы дать возможность всем

участникам, особенно недовольным представителям оппозиции, возможность высказаться с

полной свободной откровенностью. Ленин на этом совещании произнес энергичную речь в

защиту военной политики. Каково было мнение Сталина? Выступал ли он в защиту позиции

Центрального Комитета? Трудно ответить на этот вопрос категорически. Что он действовал за

кулисами съезда, натравливая оппозицию на военное ведомство, в этом нет никакого сомнения

на основании тех обстоятельств и воспоминаний участников съезда. Яркой уликой является тот

факт, что протоколы военного совещания VIII съезда не опубликованы до сих пор: потому ли,

что Сталин вообще не выступал, или потому, что его тогдашнее выступление является слишком

стеснительным для него сейчас. Официальные источники говорят, что Сталин поддерживал на

8-м съезде позицию Ленина в военном совещании. Почему, однако, не опубликованы протоколы

теперь, когда необходимость сохранения военных тайн давно исчезла?

На украинской конференции Сталин формально защищал тезисы, выступая докладчиком

от имени ЦК; в то же время через доверенных людей он немало поработал над тем, чтобы

провалить тезисы. На VIII съезде партии это было труднее, так как вся работа протекала на

глазах Ленина, других членов ЦК и ответственных военных работников. Но по существу Сталин

и здесь играл совершенно ту же роль, что и на украинском съезде. Как член ЦК, он

двусмысленно выступал в защиту официальной военной политики или отмалчивался; но через

своих ближайших друзей – Ворошилова, Рухимовича – он вел на съезде подкоп не столько,

правда, против военной политики, сколько против ее руководителя. С особенной грубостью он

натравливал делегатов на Сокольникова, взявшего на себя защиту политики военного ведомства

без оговорок.

О связях Сталина с военной оппозицией можно сделать то заключение, что все наличные

документы, особенно телеграмма Подвойскому в конце августа и письмо Ленину от 3 октября,

доказывают полностью, что Сталин по своей позиции в Центральном Комитете и в

правительстве возглавлял оппозицию. Если я подозревал это раньше, то теперь я полностью

убежден, что махинации Сталина с украинцами прямо связаны с движением военной

оппозиции. Сталин, конечно, не пожал лавров в Царицыне, он пытался теперь взять реванш.

В момент наибольшего напряжения Красной армии на востоке Деникин, располагавший

значительными техническими средствами, имевший хорошую конницу и пользовавшийся

поддержкой богатого крестьянства на юго-востоке России, начиная с мая 1919 г., быстро

продвигается вперед, спеша соединиться с Колчаком на Волге и взять Москву. Царицын на

левом фланге Южного фронта был верным стыком для армии, сражавшейся против Колчака и

Деникина. Когда Деникин захватил Севск и явно обозначилась опасность Туле и Москве, создан

был Московский совет обороны и во главе его был поставлен тот самый Гусев, который считал,

что удар на Кубань обеспечивает Москву. Это назначение имело слегка иронический характер.

Командование Южного фронта находилось последовательно в руках Сытина, Егорова,

Шорина, Фрунзе. Сталин входил в состав Южного фронта дважды, в два разных периода. В

состав Реввоенсовета входили последовательно: Сталин, Ворошилов (в качестве помощника

командующего фронтом), Минин, Гусев, Лашевич, Сталин (вторично), Смилга. Ворошилов был

назначен помощником комфронта, чтобы освободить от его командования 10-ю армию.

Юго-западный фронт был образован в 1919 г. путем отделения от Южного фронта западной

группы. Командовал фронтом Егоров. В состав Реввоенсовета фронта входили Раковский и

Гусев.

Рассказы о роли Сталина, как защитника Петрограда, основаны, как это ни невероятно, на

умышленном анахронизме. Юденич дважды в течение 1919 г. пытался взять бывшую столицу: в

мае и в октябре. Первое нападение было основано на внезапности. 14 мая корпус генерала

Родзянко прорвал фронт 7-й армии между Нарвой и Гдовом, занял Ямбург и Псков и начал

быстро продвигаться к Петрограду, Гатчине, Луге. 7-я армия, защищавшая Петроград, была

крайне ослаблена в пользу более актуальных фронтов: командующие армией, лучшие

Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»

275

командиры, комиссары и целые части были переведены на юг. Временный командующий

(начальник штаба) вошел в сношения с Юденичем и дал ему возможность завладеть рядом

пунктов. Часть командиров 7-й армии, отправившейся на Петроград, организовала заговор в

окружающих столицу гарнизонах: Кронштадте, Ораниенбауме, Красной Горке и Красном Селе.

Заговорщики были тесно связаны с Юденичем и намеревались занять столицу одновременно с

войсками его армии. Заговорщики надеялись на поддержку недовольных матросов и особенно

на помощь военного флота. Но матросы двух дредноутов не поддержали восстания, а

английский флот держался в стороне.

Несколько морских портов были покинуты слабыми гарнизонами в панике. Но во всяком

случае явной и грубой натяжкой являлась попытка связать измены тех или иных полков,

формировавшихся под наблюдением партийных организаций, с Костяевым. Способный генерал

Костяев не внушал доверия и мне. Он производил впечатление чужого человека. Вацетис,

однако, отстаивал его, и Костяев недурно дополнял вспыльчивого и капризного главного

командующего. Заместить Костяева было нелегко. Никаких данных против него не было.

«Взятый у швейцарцев документ» лишен был, видимо, какого бы то ни было значения, ибо он

нигде больше не фигурировал. Что касается Надежного, то ему пришлось через четыре месяца

командовать 7-й армией, которая отстояла Петроград. Вина Окулова была в том, что он

стремился соблюдать уставы и приказы, не соглашаясь участвовать в интригах против центра.

Особо настойчивый тон Сталина объясняется тем, что он чувствовал опору в Совете

Восточного фронта, где были недовольны главкомом и переносили это недовольство на меня.

Из Москвы пришлось спешно укреплять 7-ю армию и восстанавливать положение.

Зиновьев, руководивший партийной и советской работой в Петрограде, не был создан для таких

положений и сам сознавал это. Для организации отпора Юденичу был послан Сталин. Он

вполне успешно справился с задачей, которая требовала твердости, решительности и

спокойствия. Это первое наступление было быстро и легко ликвидировано. Что касается

заговора, то и это предприятие оказалось авантюрой. 12 июня 1919 г. только одна Красная Горка

оказалась в руках заговорщиков. После обстрела Кронштадта Красная Горка была 16 июня

занята отрядами красных моряков. И Сталин телеграфирует Ленину:

«Быстрое взятие Горки объясняется самым грубым вмешательством со стороны моей и

вообще штатских в оперативные дела, доходившим до отмены приказов по морю и суше и

навязывания своих собственных. Считаю своим долгом заявить, что я и впредь буду

действовать таким образом, несмотря на все мое благоговение перед наукой . Сталин».

Помню, по поводу этой похвальбы нарушением существующих законов, декретов,

порядка и пр. я как-то сказал Ленину: у нас в армии заводится режим великих князей. В царской

армии наряду с военной субординацией существовала неписаная субординация: великие князья,

занимавшие те или другие командные или высокие административные посты, игнорировали

нередко стоящие над ними власти и вносили в управление армии и флота хаос. Я обратил

внимание Ленина на то, что Сталин в качестве члена ЦК заводит в армии режим великих

князей.

Ленина коробило от этого тона грубого вызова и хвастовства. Из Петербурга можно было

в любой момент снестись с Кремлем и со штабом, заменить плохих или ненадежных

командиров, усилить штаб, т. е. сделать то, что каждый из основных военных работников делал

много раз на фронте, без нарушения правильных отношений и без подрыва авторитета

командования армии и ставки. Сталин не мог поступать так. Он мог чувствовать свое

преимущество над другими, только унижая их. Он не мог испытать удовлетворения от своей

работы, не проявив пренебрежения к тем, кто стояли над ним. Не располагая другими

ресурсами, он превращал грубость в ресурсы и демонстрировал свое особое значение

пренебрежением к учреждениям и лицам, которые пользовались уважением других. Такова

была его система.

Телеграмма кончалась словами: «Срочно вышлите 2 млн. патронов в мое распоряжение

для 6 дивизии…»

В этой приписке, обычной для Сталина, целая система. Армия имела, конечно, своего

начальника снабжения. Патронов всегда не хватало, и они посылались по прямому наряду

главнокомандующего в зависимости от наличных запасов и относительной важности фронтов и

Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»

276

армий. Но Сталин обходил все инстанции и нарушал всякий порядок. Помимо своего

начальника снабжения, он требует патронов через Ленина, притом не в распоряжение

армейского командования, а для отдельной дивизии, которой он, очевидно, хочет показать свое

значение.

Первый набег Юденича с ничтожными силами имел эпизодический характер и прошел

для партии, поглощенной Восточным и Южным фронтами, почти незамеченным. Положение

было восстановлено; и снова все внимание было перенесено на Юг. Тем временем к началу

августа белые войска отошли в исходное положение. Но именно отошли. Они не были

разгромлены. Юденич продолжал свои формирования. Под прикрытием Эстонии и при самой

напряженной помощи Англии он сформировал в течение ближайших четырех месяцев очень

серьезную армию, обильно укомплектованную офицерством и прекрасно вооруженную. Корпус

превратился в Северо-Западную армию, которая насчитывала около сотни батальонов и

эскадронов.

Второй поход начался очень успешно для Юденича, и борьба за Петроград сразу

получила глубоко драматический характер. Считая, что нам не справиться со всеми фронтами

одновременно, Ленин предложил сдать Петроград. Я восстал. Большинство Политбюро

поддержало меня. Когда я был уже в Петрограде, Ленин писал:

«Вчера ночью провели в Совете Обороны и послали вам… постановление Совета

Обороны. Как видите, принят ваш план. Но отход питерских рабочих на юг, конечно, не

отвергнут. (Вы, говорят, развивали это Красину и Рыкову.) Об этом говорить раньше

надобности, значило бы отвлечь внимание от борьбы до конца. Попытка отхода и отрезывания

Питера, понятно, вызовет соответственные изменения, которые вы проведете на месте.

Поручите по каждому Отделу Губисполкома кому-либо из надежных собрать бумаги и

документы советские для подготовки эвакуации. Прилагаю воззвание, порученное мне Советом

Обороны. Спешил – вышло плохо, лучше поставьте мою подпись под Вашим. Привет. Ленин».

Это была необходимая уступка Сталину и Зиновьеву. Ничего не оставалось, как

примириться с нею.

Борьба за Петроград получила крайне драматический характер. Враг был на виду у

столицы, которая была подготовлена к борьбе на улицах и площадях. Когда в советской печати

шла речь об обороне Петрограда без дальнейших определений, то имели в виду всегда этот

второй, осенний поход Юденича, а не весенний эпизод. Но осенью 1919 г. Сталин находился на

Южном фронте и к обороне Петрограда не имел никакого отношения. Официальные документы

этой основной операции против Юденича давно опубликованы. Сейчас оба похода Юденича

слиты воедино и оборона Петрограда изображается как дело рук Сталина.

Об этом первом периоде работы Сталина на Южном фронте не опубликовано никаких

материалов. Дело в том, что этот период длился очень недолго и закончился достаточно

плачевно. К сожалению, в изложении этого эпизода я не могу опираться ни на какие материалы,

ибо он не оставил никаких следов в моем личном архиве. Официальный архив остался,

разумеется, в Комиссариате по Военным делам. В Реввоенсовете Южного фронта при

командующем Егорове были членами Сталин и Берзин, ушедший впоследствии окончательно в

военную работу и игравший видную роль, если не руководящую, в операциях республиканской

Испании. Однажды ночью, – относительно даты, к сожалению, ничего сообщить не могу, —

Берзин вызвал меня к прямому проводу и поставил мне вопрос, обязан ли он подписать

оперативный приказ командующего Южным фронтом Егорова. Согласно порядку, подпись

комиссара или политического члена военного совета под оперативным приказом означала лишь,

что приказ не заключает в себе никаких задних контрреволюционных мыслей. Что же касается

оперативного смысла приказа, то он целиком лежал на ответственности командующего. В

данном случае дело шло об исполнении оперативного приказа главного командования. Приказ

Егорова являлся только передачей и истолкованием этого приказа в подчиненной ему армии.

Сталин заявил, что приказ не годен и что он его не подпишет. Ввиду отказа члена ЦК подписать

приказ, Берзин не решался ставить свою подпись. Между тем оперативный приказ за подписью

одного командующего не имел действительной силы. Какие доводы выдвигал Сталин против

приказа, имевшего, насколько помню, второстепенное значение, сейчас восстановить не могу.

Во всяком случае, у Сталина была полная возможность вызвать меня к прямому проводу и

Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»

277

изложить мне свои соображения или, если он предпочитал это, вызвать к прямому проводу

Ленина. Командующий Южным фронтом, если он был согласен со Сталиным, мог в том же

порядке предложить свои соображения главнокомандующему или мне. Возражения Сталина

были бы, разумеется, немедленно обсуждены в Политбюро. У главнокомандующего запросили

бы дополнительных объяснений. Но, как и в Царицыне, Сталин предпочел другой образ

действий. «Не подпишу», – заявил он, чтоб показать все свое значение своим сотрудникам и

подчиненным. Я ответил Берзину: приказ главнокомандующего, закрепленный комиссаром,

стал бы для вас обязательным. Подпишите немедленно, иначе будете преданы трибуналу.

Берзин немедленно дал свою подпись. Вопрос перешел в Политбюро. Ленин сказал не без

смущения: «Ничего не поделаешь, Сталин опять пойман с поличным». Решено было отозвать

Сталина с Южного фронта. Эта была вторая крупная осечка. Помню, что он приехал

смущенный, но не обнаружил обиды, наоборот, говорил, что цель его достигнута, так как он

хотел обратить внимание на неправильность отношений между главным командованием или

командованием фронта, что приказ главнокомандующего ничего опасного в себе не заключал,

но был издан без предварительного запроса мнения Южного фронта, только неправильно, и что

именно против этого он, Сталин, протестовал и чувствует себя вполне удовлетворенным.

Впечатление было таково, что он зашел дальше, чем хотел, дал себя поймать себе самому в

петлю какого-то случайного резкого замечания и не мог отступить назад. Во всяком случае, он

явно делал все, чтобы замести следы и сделать бывшее как бы не бывшим.

В вопросах стратегических я всегда предоставлял первое слово главнокомандующему.

Первой задачей нового главнокомандующего была выработка плана группировки сил на Южном

фронте. Каменев отличался оптимизмом, быстротой стратегического воображения. Но кругозор

его был еще сравнительно узок, социальные факторы Южного фронта: рабочие, украинские

крестьяне, казаки, не были ему ясны. Он подошел к Южному фронту под углом зрения

командующего Восточным фронтом. Ближе всего было сосредоточить дивизии, снятые с

Востока, на Волге и ударить на Кубань, исходную базу Деникина. Именно из этого плана он и

исходил, когда обещал вовремя доставить дивизии, не приостанавливая наступления.

Однако мое знакомство с Южным фронтом подсказывало мне, что план в корне

ошибочен. Деникин успел передвинуть свою базу с Кубани на Украину. Наступать на казачество

значило насильственно толкать его в сторону Деникина. Главный удар надо было нанести,

наоборот, по линии водораздела между Деникиным и казачеством, в полосе, где население

целиком против казаков, против Деникина и за нас. Но моя борьба против плана казалась