Текст книги "Сталин. Большая книга о нем"

Автор книги: И. Анискин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 45 (всего у книги 56 страниц)

Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»

329

«клеветал» на него. Однако сын донского казака Рябышев то же самое написал и в 1985 году,

когда готовил свою книгу. Меньше чем за месяц до смерти.

Тут есть один нюанс. Вроде бы по уставу начштаба армии Варенников не обязан ставить в

известность командира мехкорпуса 2-го эшелона обороны округа Рябышева о приказах НКО и

ГШ, касающихся приграничных дивизий. Как будто все верно. Но почему-то мне кажется, что

комкор генерал Рябышев тоже устав знал, и если сделал специальный акцент на поведении

начштаба 26-й армии, который так «странно» реагировал на его доклады, значит, были

причины. Как были причины подразумевать примерно то же самое и у человека, которого тем

более сложно обвинить в незнании устава, у маршала Советского Союза К.К. Рокоссовского.

Ведь Рокоссовский и писал, что до командиров уровня корпуса просто не доводили

поступающие из Москвы приказы и директивы:

«…Стало известно о том, что штаб КОВО начал передислокацию из Киева в Тернополь.

Чем это было вызвано, никто нас не информировал.

Вообще должен еще раз повторить, царило какое-то затишье и никакой информации не

поступало сверху…» И из-за этого у генералов приграничных округов, по словам

Рокоссовского, и возникало «недоумение», никто «не мог разобраться, каков план действий

наших войск в данной обстановке на случай нападения немцев…». А ведь, к примеру, те же

разведсводки РУ ГШ до командиров уровня корпуса доводились до всех в обязательном

порядке, т. е. и начатые перемещения войск с 15 июня по ПП также в обязательном порядке

должны были доводиться до комкоров!

Рябышев: «Попрощавшись с начальником штаба армии, я выехал в Дрогобыч. Тревожные

мысли по-прежнему не давали покоя. Прибыв, хотел по телефону переговорить с командармам о

своих опасениях. Но генерала Ф.Я. Костенко снова не оказалось на месте».

Если Костенко присутствовал в 72-й дивизии при докладе Абрамидзе в ГШ около 24.00 21

июня, то он, конечно, не мог находиться в штабе армии…

«В Дрогобыче, в Доме Красной Армии, в тот вечер состоялся большой концерт для

военнослужащих гарнизона и их семей. <…> Во время перерыва ко мне подходили командиры

и члены их семей. Мы обсуждали вопрос, как провести свой завтрашний выходной день. <…>

Вернувшись домой, я решил с рассветом снова поехать в штаб армии переговорить с

командармом. И быстро уснул.

Первые часы войны

Ровно в четыре часа утра по московскому времени меня разбудил запыхавшийся от бега

молоденький красноармеец-посыльный.

– Товарищ генерал, – торопливо обратился он, – в штабе вас срочно вызывают к

телефону!

Квартира от штаба поблизости. Собрался быстро и через несколько минут поднял трубку

телефона. Начальник оперативного отдела 26-й армии от имени командующего сообщил, что

немецко-фашистские войска во многих местах нарушили нашу государственную границу, ведут

бои с пограничниками, бомбят наши приграничные города и аэродромы.

– Но прошу без паники, – звучал его взволнованный голос. Затем тоном приказа

добавил: – Думаем, что это провокации. Не поддаваться на них! Огня по немецким самолетам

не открывать! Ждите дальнейших указаний!

Я решил немедленно привести соединения в боевую готовность, вывести их из военных

городков по тревоге. На этот случай еще ранее условился с командирами дивизий оповестить их

особыми словами, значение которых понимали только мы.

– Дежурный, вызвать командиров дивизий к аппарату!

Прошло не больше трех минут, и дежурный по штабу доложил:

– Командиры дивизий генерал-майор Мишанин, полковники Васильев и Герасимов на

связи!

Я взял трубку и, стараясь быть спокойным, произнес:

– У аппарата Рябышев.

– У аппарата Мишанин, – прозвучал приятный, мягкий голос командира 12-й танковой

дивизии. – Слушаю вас.

Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»

330

– Здравствуйте. В небе сверкает молния.

– Все ясно, Дмитрий Иванович, – поспешно ответил Т.А. Мишанин.

Пожелав успеха, закончил с ним разговор. В трубке зазвучал густой бас командира 7-й

моторизованной дивизии:

– У аппарата полковник Герасимов.

– Здравствуй, дорогой! Как у тебя, лес шумит?

– Лес шумит, но лесник свое дело знает, Дмитрий Иванович, – пробасил в ответ А.Г.

Герасимов.

– До встречи.

На проводе был командир 34-й танковой дивизии полковник И.В. Васильев.

Поприветствовав его, я сказал:

– Гора! Желаю успеха!

“Молния”, “лес”, “гора” – это условные слова, услышав которые от меня, командиры

соединений немедленно поднимали по тревоге части и вскрывали хранившиеся в сейфах

опечатанные пакеты с секретным предписанием о выходе в район сосредоточения».

Не армия, а колхоз «40 лет без урожая». Личная инициатива так и прет среди генералов.

Они даже себе, как в «казаках-разбойниках», тайные словечки придумывают. Или, может,

настолько не было доверия среди красных командиров друг другу, что они шли на такое?

Кстати, вполне может быть – ведь как можно еще назвать поведение начштаба армии

Варенникова, если не «странным»? А ведь Рябышев специально акцентировал внимание на

«странном» поведении начштаба 26-й армии, отвечая на вопрос Покровского. Однако время,

когда его разбудили, он показал четко – в 4 часа утра по московскому времени, это 4 часа и по

местному, – когда ему позвонил «начальник оперативного отдела 26-й армии от имени

командующего» и сообщил о нападении, но приказа о приведении в полную боевую готовность

не отдал. Корпус Рябышева, как и всех в КОВО, поднимали именно после нападения Германии!

«Мысленно представил себе, что сейчас делается в расположении полков, открыл сейф и

вскрыл предназначенный мне пакет.

Нужно было еще вызвать командиров частей обеспечения и отдать им соответствующие

распоряжения. Но это уже проще – они находились в Дрогобыче, под боком.

Время шло, а указаний из штаба армии не поступало. Я не отходил от телефона.

Вскоре с неба донесся все усиливающийся гул моторов, над городом появились

вражеские бомбардировщики. Стрелки часов показывали 4.30».

Рябышев вскрыл свой пакет (его комдивы вскрывали свои по его команде) около 4.15, не

дожидаясь указания на это из штаба армии. Т. е. в случае начала боевых действий, если даже

нет отдельной команды, «красные пакеты» вскрываются командирами «автоматически»… А

свой приказ Рябышев все же получил – в описании боевых действий 8-го мк показано что

«части 8-го механизированного корпуса в 5.40 22.6.41 г. были подняты по тревоге…».

«А еще немного спустя в распахнутое окно ворвался сверлящий, все нарастающий вой

падающих бомб. <…> Кто-то из командиров доложил, что самолеты с черными крестами на

крыльях бомбят нефтеперегонный завод, железнодорожную станцию и расстреливают

перепуганное мирное население.

– Вызвать к аппарату начальника артиллерии корпуса! <…> – Приказываю: по

фашистским стервятникам открыть огонь зенитной артиллерии!

“Вот так-то будет надежней”, – мелькнула мысль.

“В конце концов, какого еще приказа ждать? – рассуждал я, направляясь в свой

кабинет. – Ясно, что надо бить подлого врага, вторгшегося на нашу землю и в наше воздушное

пространство”.

Вошел начальник связи корпуса полковник С.Н. Кокорин и взволнованно доложил:

– Связь со штабом армии прервана. По проводу нет связи и с Садовой Вишней. Для

восстановления своих линий отправил людей. <… >

Временно исполняющий должность начальника штаба подполковник А.В. Цинченко

доложил, что, по поступившим докладам из частей, между Дрогобычем и городом Стрый

противник выбросил парашютный десант.

– Это… – замялся он.

Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»

331

– Это война! – закончил я его мысль.

Бомбовые разрывы между тем стали реже. Видимо, огонь зенитчиков заставил вражеских

летчиков быть осторожнее…»

Для чего акцентировано внимание читателя на времени подъема войск в КОВО? Об этом

чуть позже…

А теперь посмотрим воспоминания генералов из Одесского ВО, которые к 22 июня

директивы Москвы просто выполнили, как положено…

Крылов Н.И. Не померкнет никогда. – М.: Воениздат, 1984 г. Гл. «На защите Одессы.

Левый фланг».

Данные воспоминания описывают события в округе, который оказался благодаря

командованию округа наиболее подготовленным к нападению немцев, – в Одесском ВО.

«..Войска, оборонявшиеся на Дунае и Пруте, имели определенные успехи с самого начала

военных действии Помню общее воодушевление в штабе 14-го корпуса вечером 22 июня. В тот

час еще не было сведений о том, как отражается нападение фашистского агрессора на

остальном фронте, и хотелось верить, что там положение не хуже, чем у нас. Здесь же, на левом

приморском фланге, итоги первого дня войны выглядели не так уж плохо.

Все попытки противника высадиться на наш берег Дуная получили отпор. Его

подразделения, сумевшие кое-где переправиться рано утром, были разгромлены. Около пятисот

вражеских солдат и офицеров сдались в плен. “Ястpeбки” и зенитчики сбили семнадцать

фашистских самолетов. Наши потери от бомбежки и артиллерийского обстрела через границу

оказались, несмотря на внезапность нападения, в общем, незначительными. <…>

…В Кагуле враг захватил было мост через Прут, где стояли только часовые, и двинул на

восточный берег пехоту, но подоспевший на помощь пограничникам стрелковый батальон

сбросил фашистов в реку, а мост разбила наша артиллерия. <…>

Все то, что успели сделать до войны на случай возможных неожиданностей, окупилось

сторицей.

Части 14-го корпуса генерала Д.Г. Егорова имели неплохо подготовленные рубежи для

развертывания вдоль границы. Артиллеристы точно знали, кого и с каких огневых позиций

должны поддерживать. Была хорошая, четкая связь с пограничниками, со штабом и отрядами

Дунайской военной флотилии. Как все это пригодилось, какие драгоценные минуты и часы

позволило выиграть!

Как я уже сказал, перед войной у границы было не особенно спокойно. В июне

обстановка на румынском берегу (а там – это не было секретом – находились и немецкие

войска) стала настораживать. В одном селе за Прутом появились солдаты, которых раньше не

было, у другого поднялось некое “гнездо”, похожее на артиллерийский наблюдательный пункт,

у третьего – скопление плохо замаскированных в затоне лодок… Обо всем таком, конечно,

докладывалось начальству. Но в командирском кругу многие высказывали мнение, что и без

особых указаний о повышении боевой готовности можно и должно кое-что предпринять.

Напильники, от которых это зависело, разумеется, знали свои права. Чрезмерная

осторожность, способная теперь, много лет спустя, показаться странной, объяснялась

распространенным тогда опасением, как бы не совершить нечто такое, что “даст повод для

провокации”.

И все же принимались меры, оказавшиеся более чем своевременными. Начальник

артиллерии полковник Н.К. Рыжи убедил, например, командира корпуса прервать под каким-то

предлогом сбор артиллеристов, и они как раз 21 июня вернулись в свои части».

Именно по артиллерии и задавался вопрос № 4 после ВОВ: «Почему большая часть

артиллерии находилась в учебных центрах?» По планам на летний период обучения

артиллеристы должны были проводить плановые занятия и стрельбы на полигонах. Однако в

связи с начавшимися выдвижениями войск с повышением б/г эти занятия должны были быть

прекращены. И не по личной инициативе командиров отдельных частей, а согласно уставу —

при повышении боевой готовности прекращаются все занятия и учения, и части возвращаются в

подразделения.

И в директиве НКО и ГШ от 12 июня для КОВО, например, прямо было указано: «Для

охраны зимних квартир оставить строго необходимое минимальное количество

Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»

332

военнослужащих, преимущественно малопригодных к походу по состоянию здоровья». То есть

в «поход» должны были в составе дивизий и корпусов выдвигаться ВСЕ части и личный состав.

Вместе с боевой техникой.

Для ЗапОВО в директиве НКО и ГШ еще от 11 июня указывалось: «Для повышения

боевой готовности войск округа все глубинные стрелковые дивизии и управления стр. корпусов

с корпусными частями вывести в лагерь в районы, предусмотренные для них планом

прикрытия». И далее Павлову указали, на основании чего и по каким планам прикрытия он

должен выводить свои войска (директива НКО за № 503859/сс/ов), что в переводе на язык

штатских означает – в район по плану прикрытия могут и должны выводиться дивизии только

в полном составе, с артиллерией, зенитными средствами и т. п. «корпусными частями».

И с приведением их в боевую готовность. (Павлов потом на следствии и на суде заявлял,

что он «неправильно понимал директивы наркома», но ведь если что-то неясно – звони в

Москву и уточняй…)

«Надо отдать должное и командованию Одесского военного округа. Перед самым

нападением врага оно успело – по настоянию М.В. Захарова – перевести на запасные

аэродромы авиацию, избежавшую благодаря этому больших потерь (на земле от бомбежек во

всем округе погибло в первый день войны три самолета)».

Это было не только «настояние» начальника штаба округа генерал-майора М. Захарова, но

и требование приказной части «Директивы № 1»: «б) Перед рассветом 22.6.41 г. рассредоточить

по полевым аэродромам всю авиацию, в том числе и войсковую, тщательно ее замаскировать».

Командующий ВВС округа Мичугин попытался поспорить, но после того как ему Захаров отдал

письменный приказ, тот всю авиацию перегнал «по полевым аэродромам» и на запасные

площадки. Три разбитых на земле самолета в первый день – это те, которые не смогли

перегнать ночью из-за неисправностей (были еще с десяток на кишиневском аэродроме,

которые также не перегнали вовремя). Если бы ночью самолеты не перегнали, то счет шел бы

на десятки уничтоженных на земле машин, ведь немцы весь день продолжали делать налеты на

разведанные ими до этого аэродромы, на которых наших самолетов уже не было. Начавший

войну в ОдВО трижды Герой Советского Союза А. Покрышкин описывает, что их подняли по

тревоге ночью 22 июня, еще до того, как начались первые авианалеты. И до первых ударов

люфтваффе их самолеты были как минимум рассредоточены на самих аэродромах…

«Около двух часов ночи 22 июня были подняты по тревоге войска, предназначенные для

прикрытия границы. Война застала эти полки и дивизии если не на рубежах, которые надлежало

занять, то уже на марше к ним. А управление войсками округа было к этому времени

перенесено на заранее оборудованный полевой КП».

Свою «Директиву № 1» Захаров получил на полевом КП в Тирасполе около 1.15 22 июня.

После расшифровки текста примерно к 1.45 он и объявил «боевую тревогу во всех гарнизонах

округа», как потом он и описывал это в своих воспоминаниях в 1969 году, которые в полном

виде опубликованы были только в 2005 году (Генеральный штаб в предвоенные годы. М., ACT).

В третьем часу ночи по приказу из Севастополя перешла на оперативную готовность

номер один Дунайская военная флотилия, командование которой еще до того сосредоточило

корабли боевыми группами на наиболее опасных участках».

В «готовность № 1» флота и флотилии переводил своим приказом нарком ВМФ адмирал

Н.Г. Кузнецов.

Он около 23.00 был ознакомлен Тимошенко и Жуковым с текстом «Директивы № 1»,

составил короткий текст радиограммы о переводе флотов из готовности № 2 в готовность № 1, а

затем по телефону лично обзванивал флоты с приказом приводить флоты и флотилии в полную

боевую готовность.

Мальцев Е.Е. В годы испытаний. – М.: Воениздат, 1979 г. Гл. 2 «Накануне».

Комиссар 74-й сд (48-й корпус Р.Я. Малиновского) Е.Е. Мальцев пишет:

«Летом 1941 года резко повысили активность разведывательные органы сопредельной

стороны в переброске своей агентуры на советскую территорию. Были даже попытки засылки

шпионов под прикрытием ружейно-пулеметного огня. Участились и случаи нападения на

красноармейцев-одиночек, порыва линий связи, разбрасывания антисоветских листовок.

В середине июня дивизии корпуса были подняты по тревоге в целях проведения

Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»

333

очередных учений. Однако все мы усмотрели в этом нечто другое – выдвижение войск на

рубежи прикрытия Государственной границы СССР».

Одесский ВО – единственный, в который не приходила директива НКО и ГШ от 12

июня. Но там по телеграмме ГШ начали выводить 2-й эшелон в районы сосредоточения еще 8

июня. Мальцеву, возможно, тогда и не довели детали этих выдвижений, и он поэтому пишет так

«скромно». А может, он, как и положено «замполиту» и коммунисту, не посмел в 1979 году в

мемуарах писать всю правду о своем округе. Ведь история ВОВ уже написана, «виновные»

названы, а книгу его бывшего начальника, начштаба ОдВО маршала Захарова, начальника

Генштаба Советской армии с 1961 по 1971 год, умершего в 1972 году, рассыпали в издательстве,

изъяв черновики. Но ни о каких учениях в директивах НКО и ГШ от 12 июня, поступивших в

округа 14—15 июня, нет ни слова. И замполит «догадался» тогда вполне правильно – именно

для прикрытия границ по ГШ войска и выводили. Т. к. в директивах от 12 июня прямо указали

– вывести войска в районы, предусмотренные планом прикрытия! И любой замполит также

прекрасно знает, где находится район обороны его части.

«Две дивизии 48-го корпуса заняли рубежи на реке Прут, а наша, 74-я Таманская

находилась во втором эшелоне в районе города Бельцы.

20 июня от командира корпуса последовал приказ выдать бойцам и командирам каски.

Все с напряжением ожидали тревожных событий.

Примерно в половине четвертого утра 22 июня был получен сигнал “Гроза”, по которому

следовало вскрыть “красный пакет”, содержащий план действий корпуса по прикрытию

Государственной границы СССР.

Война!

Эта мысль, как удар молнии, промелькнула в моем сознании…»

Ох уж эта пресловутая «Гроза»… Ох уж эти замполиты…

Мемуары маршала М.В. Захарова подробно разбирались в книгах «Кто проспал начало

войны?» и «Адвокаты Гитлера», и по ним видно, что дивизии корпуса Р.Я. Малиновского были

приведены в повышенную боевую готовность, начали выдвижение «в район, предусмотренный

планом прикрытия», 15—16 июня и заняли оборону в этом районе примерно к 20 июня.

20 июня Малиновский приказал «выдать каски», что делается при приведении в

повышенную и полную боевую готовность. И сделано это было в связи с приходом 19 июня в

округ директивы ГШ от 18 июня о приведении в боевую готовность всех частей западных

округов (вспомните про эти каски, когда вернемся снова к ЗапОВО).

Захаров около 2.00 уже дал приказ боевой тревоги во все гарнизоны округа, а около

«половины четвертого утра» 22 июня в корпус Малиновского пришел и письменный приказ на

вскрытие «красных пакетов» до нападения Германии на СССР, которое началось примерно в

одно и то же время по всей границе – около 4.00 утра по местному и московскому времени.

В том же КОВО приказ вскрывать «красные пакеты» пошел около 5.00. И по телефону,

«на карандаш».

А в ОдВО приказ, да еще и письменный, на вскрытие своих пакетов дали в войска за

полчаса до нападения, в 3.30 22 июня!

Сам командир 48-го ск маршал Р.Я. Малиновский мемуаров оставить не успел, но среди

ответов генералов после ВОВ есть ответы его заместителя, начштаба корпуса

генерал-полковника А.Г. Батюня (прапорщик из крестьян времен Первой мировой). Данные

показания приводит историк В. Рунов:

«В первой половине июня 1941 года на основании распоряжения штаба» ОдВО «74-я и

30-я дивизии на автотранспорте были переброшены в район Флорешти». Там в состав корпуса

«была включена 176-я» сд. «Все соединения корпуса начали развертываться до штатов военного

времени» (Удар по Украине. М., 2012 г., с. 82).

Можно пояснить: «развертываться до штатов военного времени» – это и есть приводить

части в повышенную и полную боевую готовность.

Рунов приводил ответ генерала Батюня на вопросы Покровского в книге «1941. Первая

кровь», но, к сожалению, в этой их не цитирует, а дает в вольном пересказе, хотя и со ссылкой

– ЦАМО, ф. 15, оп. 881474, д. 12, л. 47—49. Но кому нужны такие «пересказы»? Как

говорится, выкладывай документ и делай свои комментарии и выводы. А читатель уж сам

Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»

334

разберется и сам свои выводы сделает. Примерно так же Рунов дал «пересказ» показаний

генерала Абрамидзе из КОВО, в которых тот сообщал, что его дивизию 20 июня приводили в

боевую готовность шифровкой ГШ (это опубликовал ВИЖ в 1989 году). Однако Рунов пишет,

что еще «15 июня штаб дивизии получил шифровку о приведении соединения в боевую

готовность. 19 июня в его распоряжение перешли пограничные подразделения, осуществлявшие

охрану границы в полосе дивизии» (указ. соч., с. 75).

А теперь немного о ЗапОВО, округе, где командовал Д.Г. Павлов…

В принципе достаточно подробно то, что творил Павлов, было разобрано в книгах «Кто

проспал начало войны?» и «Адвокаты Гитлера». Подробнейший анализ провел по ЗапОВО

историк А. Мартиросян в своем 2-томнике «22 июня. Блицкриг предательства».

Можно почитать Болдина о Павлове, можно Сандалова, но лучше посмотреть немного

официальных показаний генералов об этих днях из этого округа (тем более они будут

рассмотрены далее). Вот показания офицера штаба округа генерал-майора Б.А. Фомина,

бывшего заместителя начальника оперативного отдела штаба ЗапОВО:

«… В середине июня управлению 47-го стрелкового корпуса было приказано к 21—23

июня выдвинуться по железной дороге в район Обуз-Лесны. Одновременно 55-я (Слуцк), 121-я

(Бобруйск), 145-я (Гомель) стрелковые дивизии комбинированным маршем проследовали туда

же, а 50-я стрелковая дивизия из Витебска – в район Гайновки.

До начала боевых действий войскам запрещалось занимать оборону в своих полосах

вдоль госграницы. К началу авиационного удара (в 3 ч. 50 мин. 22 июня) и артподготовки (в 4 ч.

22 июня) противника успели развернуться и занять оборону госграницы: в 3-й армии —

управление 4 ск, 27 и 56 сд; в 10-й – управление 1 и 5 ск, 2, 8, 13 и 86 сд; в 4-й – 6 и 75 сд.

В процессе выдвижения подверглись нападению: в 3-й армии – 85 сд, в 4-й – 42 сд»

(ВИЖ № 5, 1989 г., с 25).

Это показания офицера оперативного отдела округа, через который проходят все команды

«сверху». Он заявляет, что «в середине июня» корпусам ЗапОВО ставилась задача прибыть на

место к 21—23 июня и при этом «до начала боевых действий войскам запрещалось занимать

оборону в своих полосах вдоль госграницы». Это соответствует указаниям директивы от 11

июня – «вывести в лагерь в районы, предусмотренные планом прикрытия» (и означает, что

сами рубежи обороны занимать запрещено даже приграничным дивизиям).

Однако в той директиве Павлову ставится задача – «вывод указанных войск закончить к

1 июля 1941 г.», а Фомин уверяет, что в окружных приказах значится «закончить движение к 21

–23 июня». Т. е. после 15 июня сроки были изменены с «к 1 июля» на «к 22 июня» и в округах

эти сроки меняли?! Но в реальности часть указанных дивизий в эти дни никуда не выдвигались,

хотя, по докладу Фомина в июне 1952 года, эти дивизии выдвинулись еще якобы «в середине

июня». Выходит, что в ЗапОВО срывалось выполнение уже собственных, окружных приказов,

из-за чего большинство частей не успели вовремя развернуться и занять оборону?

47-й ск входил в резерв командования ЗапОВО. Ему ставится задача к 21—23 июня

прибыть в район сосредоточения, но военный историк А. Исаев, во всех своих книгах

выступающий усердным адвокатом генералов (и особенно Павлова), в книге «Неизвестный

1941. Остановленный блицкриг» (М., 2012 г.) так пишет о действиях этого 47-го корпуса в

ЗапОВО:

«Приказ на выдвижение ближе к границе 47 стрелковому корпусу был отдан

руководством ЗапОВО 21 июня 1941 г. Однако “красная кнопка” была нажата немцами намного

раньше, и опередить их в выдвижении к границе главных сил для первой операции было уже

невозможно».

Но кто у нас опоздал нажать «красную кнопку»?

Москва или все же павловы?

Фомин говорит, что 47-й ск должен был к 21—23 июня уже выйти в район

сосредоточения, а движение он начал только 21 июня.

По 47-му ск есть такой документ:

«Секретно

Командующему 4-й армией

Доклад о боевых действиях управления 47-го стрелкового корпуса с 23 июня по 3 июля

Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»

335

1941 г.

23.6.41 г. Управление 47-го стрелкового корпуса с 273-м отдельным батальоном связи,

462-м корпусным артиллерийским полком, школой 246-го отдельного саперного батальона и

корпусным госпиталем погрузились на ст. Березина…» (ф. 226, oп. 2156/сс, д. 68, л. 1—5.).

Т.е. штаб 47-го корпуса начал отгрузку только 23 июня! Вместо того чтобы к 21—23 июня

уже выйти в район сосредоточения. И на начало отправки начштаба ЗапОВО Климовских выдал

такой приказ для 47-го ск:

«Сов. секретно

Вручить немедленно

Бобруйск. Командиру 47-го стрелкового корпуса. Управление и части отправить по

железной дороге эшелонами №№ 17401-17408 темпом 4. Начало перевозки 23.6.41 г.

Обеспечьте погрузку в срок по плану. Сохранить тайну переезда. Перевозочных

документах станцию назначения не указывать. Вопросу отправления свяжитесь лично с “3”

Белорусской. Доносить каждом отправленном эшелоне шифром.

Климовских

21 июня 1941 г».

На документе отметка: “Аналогичные указания 21.6.41 г. даны командирам 17-й

стрелковой дивизии, 21-го стрелкового корпуса, 50-й стрелковой дивизии, 44-го стрелкового

корпуса, 121-й и 161-й стрелковых дивизий.

Подпись 1” (ф. 208, oп. 2454/сс, д. 26, л. 42).

Напомню: Климовских по факту расследования расстрелян в июле 1941 года…

По 55-й стрелковой дивизии ЗапОВО, входящей в 47-й ск, исследователь начала войны В.

Савин нашел такое свидетельство офицера-артиллериста 55-й стрелковой дивизии… от 22

июня:

«В мае 1941 года штаб артиллерии и все артиллерийские части 55-й стрелковой дивизии

выехали в Уреченские лагеря, расположенные километрах в пятнадцати к востоку от Слуцка.

<…>

На рассвете 22 июня полковник Семенов (начальник артиллерии 55-й сд. – Авт .),

младший лейтенант Макаров и я отправились на рыбалку…» (Морозов Д. А., помощник

начальника штаба артиллерии 55-й сд. О них не упоминалось в сводках. М., 1965 г. Гл. «На

Западном фронте. Навстречу врагу»).

Подпись неразборчива. Начало перевозки было установлено для 50-й стрелковой дивизии

– 22.6.41 г., для 161-й стрелковой дивизии – 23.6.41 г., для 21-го стрелкового корпуса, 17-й и

121-й стрелковых дивизий – 24.6.41 г. (ф. 208, oп. 2454/сс, д. 26, л. 43—45, 47, 48)».

Т.е. данная дивизия 47-го ск, стоящая в 300 км от границы и входящая в резерв округа, на

22 июня вообще с места не сдвинулась. Хотя должна была получить от Павлова как минимум

приказ на приведение дивизий и корпусов 2-го эшелона в повышенную боевую готовность

после того, как началось их выдвижение, после 11 июня. А ведь Фомин доложил, отвечая на

вопросы Покровского в июне 1952 года, что 55-я сд убыла в Обуз-Лесная к 22 июня. Впрочем,

осталось только «архивным копателям» выложить в Интернете точные и полные тексты

оперсводок ЗапОВО с 11 по 21 июня, и будет видно, врали ли климовские еще и Генштабу. А

пока глянем на судьбу генерал-майора Б.А. Фомина, бывшего заместителя начальника

оперативного отдела штаба ЗапОВО.

6 апреля 2011 года в газете «Красная звезда» вышла статья «Без вины виноватые» (авторы

– В. Степанов, член Союза журналистов России и Ассоциации историков Второй мировой

войны, и И. Цырендоржиев, старший военный прокурор ГВП РФ), в которой сообщалось:

«..В период этих боев (за Смоленск, с 10 по 16 июля. – Авт .) были арестованы

генерал-майор И.И. Семенов, начальник оперативного отдела штаба Западного фронта, и его

заместитель полковник Б.А. Фомин.

В соответствии с приговором, вынесенным 7 октября 1941 года Военной коллегией

Верховного суда СССР, Семенов и Фомин обвинялись в том, что они вместе с бывшим

командованием Западного Особого военного округа проявили преступную халатность и

беспечность в деле подготовки и приведения войск округа в боевую готовность. Не приняли

Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»

336

должных мер к обеспечению оперативного развертывания воинских частей, а равно не

организовали должного управления войсками и не обеспечили бесперебойной связи с

последними. Эти действия Семенова и Фомина были расценены как одна из причин того, что

войсковые части округа в первые дни войны не смогли оказать должного отпора врагу».

Судя по тому, что в написании статьи принял участие ст. военный прокурор ГВП РФ,

выделенные и подчеркнутые мной фразы взяты явно из обвинительного заключения по делу

этих командиров. Обратите внимание, в чем обвиняются начальник оперотдела штаба округа и

его заместитель – «проявили преступную халатность и беспечность в деле подготовки и

приведения войск округа в боевую готовность.

Не приняли должных мер к обеспечению оперативного развертывания воинских частей».

Как видите, обвиняли этих командиров во вполне конкретных вещах. И если обвинение в

преступной халатности «в деле подготовки приведения войск округа в боевую готовность» еще

как раз можно определить как «общую фразу», то обвинение в непринятии «должных мер к

обеспечению оперативного развертывания воинских частей» говорит о том, что это самое

развертывание войск округа к 21 июня шло, но было сорвано.

Ведь принять должные меры к развертыванию войск, не начав их вывод к местам

сосредоточения вовремя, сложно. Похоже, именно в задержке и срыве вывода войск по

директивам ГШ от 11—18 июня и обвинялось командование ЗапОВО. А оперотдел – в том, что

со своей стороны не принял мер к обеспечению этого вывода. Т. е. не пинал Павлова и не

докладывал о срыве вывода войск в Москву по своей линии.

«А для того чтобы обвинение не выглядело чересчур голословно, Семенову

дополнительно инкриминировали, что по его вине не был своевременно эвакуирован склад

топографических карт в Минске, доставшийся врагу.

Судебное заседание было непродолжительным. Приговор был краток: Семенову назначаю

десять, а Фомину – семь лет лишения свободы, обоим с лишением воинских званий. Судом не

были приняты во внимание и проверены неоднократно вносимые Семеновым до начала войны

предложения о выведении частей и соединений округа из мест постоянной дислокации и отвода

их на 10 км от государственной границы, в особенности из Бреста и других приграничных

районов».

Здесь сказано, что суд не принял во внимание, что начоперотдела штаба ЗапОВО генерал

Семенов неоднократно вносил «предложения о выведении частей и соединений округа из мест

постоянной дислокации и отводе их на 10 км от государственной границы, в особенности из

Бреста и других приграничных районов». Ерунда, именно это и принял во внимание суд, когда

осудил Семенова и его зама не к расстрелу, а к срокам с последующим возможным искуплением

вины на фронте. Точно так же был осужден и упоминаемый в этой статье генерал Лазаренко,

также сначала обвиненный в тех же самых прегрешениях и приговоренный к расстрелу с