Текст книги "Сталин. Большая книга о нем"

Автор книги: И. Анискин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 56 страниц)

трудная и почетная задача вплотную приняться за реорганизацию вооруженных сил».

Лавинообразный ход фальсификации имеет свои законы, свой внутренний ритм. Так, в

номере от 23 февраля 1929 г., посвященном одиннадцатой годовщине Красной армии, Сталин

еще не упоминается. В статьях Ворошилова, Уншлихта, Бубнова, С. Каменева, Эйдмана,

Дегтярева и др. нет и речи о Сталине как организаторе Красной армии. Между тем юбилейный

номер газеты появился как раз в момент высылки Троцкого в Турцию. Несмотря на

грандиозную работу по фальсификации, проделанную за предшествующие шесть лет (1923—

1929), в тот момент еще психологически немыслимо было изображать Сталина как

организатора победы. Для этого понадобилось еще несколько лет конвейерной фальсификации.

23 декабря 1929 г. в «Правде» появилась статья Ворошилова «Сталин и Красная армия». В

этой статье говорится, между прочим: «В период 1918—20 гг. Сталин являлся, пожалуй,

единственным человеком, которого ЦК бросал с одного боевого фронта на другой». Статья

заключала в себе первый набросок программы новой истории гражданской войны. Но эта

статья, изобилующая грубыми анахронизмами и искажениями, не вошла сразу даже в сознание

военной бюрократии. Только в юбилейной статье 1930 г. впервые называется имя Сталина,

притом в связи не со строительством армии в целом, а лишь Первой конной армии, которая

действительно формировалась в Царицыне при участии Сталина. С. Орловский в статье

«Ворошилов в Конной армии» пишет:

«Большую роль сыграло создание Сталиным именно в этом периоде гражданской войны

конной армии. «Это был, – пишет Ворошилов, – первый опыт соединения кавалерийских

дивизий в такое крупное соединение, как армия. Сталин видел могущество конных масс в

гражданской войне. Он конкретно понимал их громадное значение для сокрушительного

маневра. Но в прошлом ни у кого не было такого своеобразного опыта, как действие конных

армий. Не было об этом написано и в ученых трудах, и поэтому такое мероприятие вызывало

или недоумение, или прямое сопротивление. Особенно возражал Троцкий».

Объединять ли два корпуса и стрелковую бригаду в особую конную армию или оставить

эти три единицы в распоряжении командования фронтом, этот вопрос вовсе не имел ничего

Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»

257

общего с общей оценкой или недооценкой значения конницы. Важнейшим критерием являлся

вопрос о командовании: справится ли Буденный с такой массой всадников? Сможет от

тактических задач подняться до стратегических? При выдающемся командующем фронтом,

знающем и понимающем конницу, и при надежных средствах связи создание особой конной

армии было бы неправильно, так как чрезмерное массирование конницы всегда грозит ослабить

его основное преимущество: подвижность. Разногласие по этому поводу имело эпизодический

характер, и если б история повторилась, я бы опять повторил свои сомнения.

На первых шагах миф ищет опоры в фактах. Никому еще не приходит в голову назвать

Сталина организатором Красной армии. Даже в юбилейной статье Ворошилова имя Сталина как

организатора еще не названо вовсе. Зато подчеркивается роль Ленина. В 1930 г., как и в 1931 г.,

юбилейные обзоры Красной армии все еще не уделяют Сталину места в гражданской войне.

В 1930 г., 23 февраля, ни в одной из юбилейных статей (Ворошилова, Куйбышева,

Гамарника и других) имя Сталина не упоминается, не упоминается вообще имен по понятным

причинам. Только на третьей странице «Правды» появляется фотография с подписью «т.

Сталин» без указания на его отношение к Красной армии.

В 1931 г. опубликована сталинская инструкция историкам партии, которая была

разъяснена и конкретизирована в устных беседах. В 1932 г. юбилейный номер «Правды»

получает уже новую физиономию. 23 февраля 1932 г. портрет Сталина украшает первую

страницу газеты. Впервые выдвинута формула: «Вождем Красной армии является

коммунистическая партия, ее ленинский ЦК во главе с т. Сталиным». Эта формула стала

суррогатом присяги на личную верность Сталину. Но и в этом году власть его еще не

распространена на прошлое. Сталин не фигурирует еще как строитель армии и руководитель

гражданской войны. В качестве главной заслуги политического аппарата армии указано, что он

провел «блестящую борьбу против троцкизма». Отметим, что во главе этой борьбы стоял

Гамарник, который погибнет через шесть лет как «троцкист».

Впервые история Красной армии была перестроена официально 23 февраля 1933 г. в

«Приказе Военного Совета СССР Республики», где после вводных фраз о том, что Ленин —

гений человечества, величайший стратег пролетарской революции, вождь и организатор партии

большевиков, «организатор и вождь Красной армии», говорилось: «С именем тов. Сталина ,

лучшего ленинца, вождя партии большевиков, вождя всех трудящихся, тесно связана

вооруженная борьба, победы и строительство Красной армии. В годы гражданской войны

партия всегда посылала тов. Сталина на наиболее опасные и решающие для жизни

пролетарской революции фронты». Приказ заканчивался призывом: «Еще теснее сплотимся

вокруг нашей коммунистической партии, вокруг нашего лучшего друга, вождя и учителя тов.

Сталина».

Этот приказ по армии был вместе с тем приказом по исторической науке. Одновременно

телеграммы из Ленинграда и Пскова, т. е. от Кирова, приветствуют «организатора великих

побед Красной армии т. Сталина». В 1933 г. «Правда» уже говорит о Сталине как об

«организаторе побед Красной армии». Но и здесь подразумеваются лишь некоторые известные

победы. Строителем армии изображается партия и персонально Ленин. В 1934 г. статья Радека

пытается установить разногласия между Троцким и Сталиным в период гражданской войны. А

Зиновьев в 1934 г. писал о великом знамени Ленина-Сталина.

В 1935 г., когда месяцы Тухачевского были уже сочтены, он в юбилейной статье о

Красной армии, защищая необходимость ее механизации, заканчивал неизбежной византийской

фразой о том, «что гарантией победы является искусство нашей партии, ее вождя т. Сталина и

верного соратника его т. Ворошилова».

Сейчас может показаться странным, что никто в течение первых двенадцати лет не

упоминал не только о мнимом «руководстве» Сталина в военной области, но и о его

несомненном и активном участии в гражданской войне. Объясняется это тем, что в партии, в

правительстве и в стране были рассеяны многие тысячи военных, знавших, как было дело.

Многие члены или агенты ЦК принимали в гражданской войне не меньшее участие, чем

Сталин, а некоторые – неизмеримо большее. И.Н. Смирнов, Смилга, Сокольников, Лашевич,

Муралов, Розенгольц, Фрунзе, Орджоникидзе, Антонов-Овсеенко, Берзин, Гусев – все они

провели все три года на фронтах в качестве членов Революционных Военных Советов,

Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»

258

возглавлявших армии и фронты, и даже в качестве командующих армиями (Сокольников,

Лашевич), тогда как Сталин за три года войны провел на фронтах вряд ли больше нескольких

месяцев.

Смилга, Муралов и Фрунзе были членами Реввоенсовета Республики, тогда как Сталин

был назначен только в 1921 г., после окончания гражданской войны, причем ни разу не появился

на заседании Совета. Это было бы, разумеется, совершенно невозможно, если б он хоть в

какой-либо мере претендовал на руководящую роль.

Те официальные легенды, созданные о роли Сталина как организатора армии, стратега,

вдохновителя гражданской войны, легенды, созданные в период с 1932 г. до 1940 г., получили

очень яркую проверку в событиях Советско-финляндской войны. Подготовка наступления со

стороны СССР была поистине убийственной. Кремль недооценил силы сопротивления

Финляндии, не подготовил необходимых материальных условий, не сумел объяснить ни армии,

ни народу всех задач своей политики. Вся операция была подготовлена за спиной народа чисто

бюрократическим путем и потому на первом своем этапе в течение 10—11 недель не дала

ничего, кроме позора кремлевским инициаторам. В отличие от Гитлера Сталин и не думал даже

появляться перед войсками, выезжать на фронт, беседовать с солдатами и вдохновлять их.

Можно прямо сказать, что такая поездка была для него совершенно невозможна. Кто знает его

ближе, тому вообще невозможно представить себе на морозном воздухе перед солдатскими

массами этого аппаратного диктатора с невыразительным лицом, с тусклым голосом, с трудом

процеживающего слова, с желтоватым отливом глаз. Сталину нечего сказать солдатам.

21 декабря 1917 г. установлены были принципы создания будущей Красной армии,

которая, как гласит постановление, «борется за интересы трудящихся всего мира и служит

поддержкой для грядущих социальных революций во всем мире». Сердцевиной армии были

рабочие-большевики. Массовая партийная мобилизация коммунистов обеспечила перелом в

красноармейских частях.

Питая отвращение к дилетантизму, на который мы все были более или менее осуждены, я

всеми силами отбивался от сосредоточения слишком большого числа обязанностей в моих

руках. Так, в течение долгого времени я всячески противодействовал соединению морского

комиссариата с военно-сухопутным. По моему настоянию народным комиссаром по морским

делам был назначен Шляпников. Только в результате категорического постановления ЦК я

согласился взять в свои руки народный комиссариат по морским делам.

4 марта 1918 г. создается Высший Военный Совет в составе Троцкого (председателя),

военного специалиста и руководителя Бонч-Бруевича и членов Совета Подвойского, Склянского

и Мехоношина. 22 апреля 1918 г. в ЦК по докладу Троцкого санкционируют декреты об

организации волостных, уездных, губернских и окружных военных комиссариатов. Страна была

разбита на 8 военных округов, в состав которых входили 46 губерний и 344 уездных военных

комиссариата. 2 сентября 1918 г. был образован Революционный Военный Совет под

председательством Троцкого. В первоначальный состав его вошли Троцкий, Раскольников, Иван

Смирнов, А. Розенгольц и Вацетис как главнокомандующий. Вскоре присоединены были

Склянский, Муралов и Юренев. В конце октября под председательством Ленина создается

Совет Труда и Обороны для напряжения работы хозяйственных органов и согласования их с

нуждами войны.

Те возрасты, которые знали военное дело, устали от войны, от траншей; и революция

была для них освободительницей от войны. Мобилизовать их снова для борьбы было не просто.

Младшие возрасты не знали войны, их мобилизовать было легче, но их надо было обучать, а

враг не давал необходимого времени. Число своих офицеров, связанных с партией и безусловно

надежных, было ничтожно. Они играли поэтому большую политическую роль в армии, но их

военный кругозор был невелик, а знания незначительны; и нередко свой революционный и

политический авторитет они при создании армии направляли по ложному пути. Сама партия,

девять месяцев тому назад вышедшая из царского подполья и несколько месяцев спустя

попавшая под преследование Временного Правительства, после блестяще одержанной победы с

трудом приучалась к мысли, что гражданская война еще впереди.

Все вместе создавало величайшие трудности на пути создания армии. Нередко казалось,

Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»

259

что прения поглощают всю затрачиваемую энергию. Сумеем или не сумеем создать армию, этот

вопрос покрывал собою всю судьбу революции.

Материальные условия были крайне тяжкие. Расстройство промышленности, транспорта,

отсутствие запасов, отсутствие сельского хозяйства, причем процессы хозяйственного распада

еще только усугублялись. В этих условиях о принудительной воинской повинности и

принудительной мобилизации не могло быть и речи. Пришлось временно прибегнуть к

принципу добровольчества.

Труднее всего было создавать кавалерию, потому что старая кавалерия родиной своей

имела степи, населенные богатыми крестьянами и казаками. Создание кавалерии было высшим

достижением этого периода. В четвертую годовщину Красной армии 23 февраля 1922 г.

«Правда» в очерке гражданской войны давала такое изображение формирования красной

конницы: «Мамонтов, производя сильные разрушения, занимает на время Козлов и Тамбов.

«Пролетарии, на коня!» – клич т. Троцкого – в формировании конных масс был встречен с

энтузиазмом, и уже 19 октября армия Буденного громит Мамонтова под Воронежем». Кампания

для создания красной конницы составляла основное содержание моей работы в течение месяцев

1919 г.

Армию, как сказано, строил рабочий, мобилизуя крестьянина. Рабочий имел перевес над

крестьянином не только в своем общем уровне, но в особенности в умении обращаться с

оружием, с новой техникой. Это обеспечивало рабочим в армии двойной перевес. С конницей

дело обстояло иначе. Родиной конницы являлись русские степи, лучшими конниками были

казаки, за ними шли степные богатые крестьяне, имевшие лошадей и знавшие лошадь. Конница

была самым реакционным рядом войск и дольше всего поддерживала царский режим.

Формировать конницу было поэтому трудно вдвойне. Надо было приучить рабочего к коню,

надо было, чтобы петроградский и московский пролетарии сели на коня сперва хотя бы в роли

комиссаров или простых бойцов, чтобы они создали крепкие и надежные революционные

ячейки в эскадронах и полках. Таков был смысл лозунга «Пролетарии, на коня!». Вся страна,

все промышленные города покрылись плакатами с этим лозунгом. Я объезжал страну из конца в

конец и давал задания насчет формирования конных эскадронов надежным большевикам,

рабочим. Мой секретарь Познанский лично с большим успехом занимался формированием

кавалерийских частей. Только эта работа пролетариев, севших на коня, превратила рыхлые

партизанские отряды в кавалерийские действительно стройные части.

Закваской армии являлись коммунисты. На 1 октября 1919 г. во всем аппарате армии и

флота, в тылу и на фронте, насчитывалось около 200 000 коммунистов – членов партии и

кандидатов, которые были организованы в 7000 ячеек. Формально коммунисты в армии не

имели никаких особых прав и привилегий, кроме тех, какими они пользовались по занимаемой

ими должности.

Первоначально командиры привлекались из состава бывших офицеров в добровольном

порядке. Только впервые декретом от 29 июля произведена мобилизация бывших офицеров в

Москве, Петрограде и в ряде крупных городов. При каждом из таких специалистов поставлен

комиссар. Для того чтобы выдвинуть с низов более близких Советскому режиму командиров,

была произведена специальная мобилизация бывших царских унтер-офицеров. Большинство из

них были возведены в унтер-офицерский чин в последний период войны и не имели серьезного

военного значения. Но старые унтер-офицеры, знавшие хорошо армию, особенно артиллеристы

и кавалеристы, были нередко гораздо выше офицеров, под командой которых они состояли. К

этой категории принадлежали люди, как Крыленко, Буденный, Дыбенко и многие другие. Эти

элементы набирались в царские времена из более грамотных, более культурных, более

привыкших командовать, а не пассивно повиноваться, и естественно, если в число

унтер-офицеров проходили исключительно сыновья крупных крестьян, мелких помещиков,

сыновья городских буржуа, бухгалтеры, мелкие чиновники и пр., в большинстве случаев это

были зажиточные или богатые крестьяне, особенно в кавалерии. Такого рода унтер-офицеры

охотно брали на себя командование, но не склонны были подчиняться, терпеть над собой

командование офицеров и столь же мало тяготели к коммунистической партии, к ее дисциплине

и к ее целям, в особенности в области аграрного вопроса. К заготовкам по твердым ценам, как и

к экспроприации хлеба у крестьян, такого рода крепкие унтер-офицеры относились с бешеной

Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»

260

враждой. К такого рода типам относился кавалерист Думенко, командир корпуса под

Царицыном и прямой начальник Буденного, который в тот период командовал бригадой или

дивизией. Думенко был более даровит, чем Буденный, но кончил восстанием, перебил

коммунистов в своем корпусе, попытался перейти на сторону Деникина, был захвачен и

расстрелян. Буденный и близкие к нему командиры также знали период колебания. Восстал

один из начальников царицынских бригад, подчиненный Буденному, многие из кавалеристов

ушли в зеленые партизаны. Измена Носовича, занимавшего чисто бюрократический

административный пост, имела, разумеется, меньший вред, чем измена Думенко. Но так как

военная оппозиция сплошь опиралась на фронте на элементы, как Думенко, то о его мятеже

сейчас не упоминают совсем. Разумеется, высшее руководство армии несло ответственность и

за Носовича, и за Думенко, ибо в своем строительстве пыталось комбинировать, сочетать

разные типы, проверяя их друг через друга. Ошибки при назначениях и измены были везде. В

Царицыне, где условия были особые: обилие конницы, казачье окружение, армия, созданная из

партизанских отрядов, специфический характер руководства – все это создавало здесь условия

для большего количества измен, чем где бы то ни было. Винить в этом Сталина или

Ворошилова сейчас было бы смешно. Но столь же нелепо взваливать ответственность за эти

эпизоды сейчас через двадцать лет на главное командование, на руководство армии.

В момент смертельной опасности казанский полк во главе с командиром и комиссаром,

занимавший ответственный участок, покинул самовольно фронт, захватив пароход, чтобы

бежать из-под Казани в направлении Нижнего Новгорода. Пароход был задержан по моему

распоряжению и дезертиры преданы суду. Командир и комиссар полка были расстреляны. Это

был первый случай расстрела коммунистов за нарушение воинского долга. В партии было на

эту тему много разговоров и сплетен. Как для меня в декабре 1918 г. в центральном органе

партии появилась статья, которая, не называя моего имени, но явно намекая на меня, говорила о

расстреле «лучших товарищей без суда». В ответ я обратился в ЦК с письмом:

«Копия

Секретно

/25/Декабря 1918 г.

В Центральный Комитет Российской Коммунистической партии.

Уважаемые товарищи!

Недовольство известных элементов партии общей политикой военного ведомства нашло

свое выражение в статье члена ЦИК т. А. Каменского в № 281 центрального органа нашей

партии «Правда». Статья заключает в себе огульное осуждение применения военных

специалистов как «николаевских контрреволюционеров» и прочее. Полагаю, что в высшей

степени неудобно давать такие характеристики тем лицам, которые советской властью

поставлены на ответственные посты. Вопрос приходится разрешать или индивидуально, или в

партийном порядке, а не путем огульных обвинений, которые отравляют атмосферу в

соответствующих военных учреждениях и вреднейшим образом отражаются на работе. Но

помимо этого, в статье имеются тягчайшие обвинения, направленные против меня, хотя я прямо

в статье не назван. Так, сообщают, что за побег семи офицеров на Восточном фронте «чуть не

были расстреляны двое наших лучших товарищей Залуцкий и Бакай (очевидно, Бакаев), как это

и было с Пантелеевым, и лишь стойкость т. Смилги спасла их жизнь. Далее говорится о

расстреле лучших товарищей без суда. Центральный Комитет уже заслушал в свое время

мимоходом сообщение по поводу мнимой попытки расстрела Залуцкого и Бакаева. Дело было

на самом деле так. Узнав из третьих рук, в частности из газет, о предательстве нескольких

офицеров из состава третьей армии, я, опираясь на изданный ранее приказ, силой которого

комиссары обязаны держать на учете семьи офицеров и принимать на ответственные посты в

том случае, если имеется возможность в случае измены захватить семью, дал телеграмму т.т.

Лашевичу и Смилге, которая обращала их внимание на побег офицеров и на полное отсутствие

донесений по этому поводу со стороны соответствующих комиссаров, которые не умеют ни

следить, ни карать, и закончил телеграмму фразой в том смысле, что комиссаров, которые

упускают белогвардейцев, нужно расстреливать. Разумеется, это не был приказ о расстреле

Залуцкого и Бакаева (я совершенно не знал, какие комиссары стоят во главе дивизии, тем более

Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»

261

что речь шла не о комиссарах дивизии, а более мелких частей), но имел достаточно оснований

полагать, что Смилга и Лашевич будут на месте расстреливать лишь тех, кого полагается

расстрелять. Никаких серьезных последствий инцидент не имел, кроме разве того, что Лашевич

и Смилга в утрированно-официальном тоне заявили, что если они считаются плохими

комиссарами, то их надлежит сместить, на что в ответ я телеграфировал, что лучших

комиссаров, чем Лашевич и Смилга, у нас в армии вообще не может быть, и просил их не

кокетничать.

Никогда мне не могло прийти в голову, что из этой телеграфной переписки могла вырасти

легенда о том, что лишь стойкость Смилги спасла двух лучших товарищей от продиктованного

мною расстрела, «как это было с Пантелеевым». Пантелеев расстрелян был по суду, и суд

назначен был мною не для Пантелеева, – я не знал его присутствия среди дезертиров, не знал

его имени, – суд назначен был над дезертирами, захваченными на пароходе, причем суд

расстрелял Пантелеева в числе других. Никаких других расстрелов комиссаров, которые

происходили при моем хотя бы косвенном участии, насколько помню, не было. Такие расстрелы

имели, однако, место в значительном числе случаев, когда в числе комиссаров оказывались

бандиты, пьяницы, предатели и прочее.

Ни одного случая, когда бы возбуждено было каким либо авторитетным учреждением

дело о незаконном расстреле без суда кого-либо из товарищей, я никогда не слышал, если не

считать заявления Западного Областного Комитета партии по поводу того же дела Пантелеева.

Ввиду вышеизложенного прошу Центральный Комитет:

1) Заявить во всеобщее сведение о том, является ли политика военного ведомства моей

личной политикой, политикой какой-либо группы или же политикой нашей партии в целом;

2) Установить перед лицом общественного мнения всей партии те основания, какие имел

тов. Каменский для утверждения о расстреле лучших товарищей без суда;

3) Указать редакции центрального органа на полную недопустимость печатания статей,

которые заключают в себе не критику общей политики ведомства или хотя бы партии, а прямые

тягчайшие обвинения в действиях самого тягчайшего свойства (расстрел лучших товарищей без

суда) без предварительного запроса в партийных учреждениях об основательности этих

обвинений, ибо ясно, что если бы обвинения были сколько-нибудь основательны, то дело не

могло бы ограничиться партийной полемикой, а должно было стать предметом

судебно-партийного разбирательства.

Троцкий».

Автор статьи А. Каменский был сам по себе малозначительной фигурой. Непонятным

казалось, как статья, заключавшая такое тяжкое и вместе с тем несообразное обвинение, могла

появиться в центральном органе. Редактором был Бухарин, левый коммунист и постольку

против привлечения в армию «генералов». Но он совершенно не был способен, особенно в тот

период, на интригу. Разгадка заключалась в том, что автор статьи, т. е. тот, кто подписался под

нею, А. Каменский, принадлежал к царицынской группе, входил в состав 10-й армии и

находился в тот период под непосредственным влиянием Сталина. Можно не сомневаться, что

именно Сталин обеспечил за кулисами напечатание статьи. Самая формулировка обвинения:

расстрел «лучших» товарищей, притом «без суда», поражала своей чудовищностью и в то же

время внутренней несообразностью. Но именно в этой грубой утрированности обвинения

сказывается Сталин, организатор будущих московских процессов. ЦК урегулировал вопрос,

Каменский и редакция получили, кажется, внушение. Сталин остался в стороне.

По моему требованию Центральный Комитет назначил комиссию из Крестинского,

Серебрякова и Смилги (трех членов ЦК) для рассмотрения всего вопроса. Комиссия пришла,

разумеется, к выводу, что Пантелеев был расстрелян по суду и не как коммунист, а как злостный

дезертир:

«Копия

Секретно

Телеграмма

11/1—19 г. № 212 (Балашов)

Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»

262

Москва, Кремль. Предцик Свердлову.

Редакция газеты «Правда».

Редакция газеты «Известия ВЦИК».

По поводу расстрела комиссара Пантелеева.

На вопрос о том, где и при каких условиях был расстрелян комиссар 2-го Номерного

Петроградского полка Пантелеев, – бывший командующий армией, ныне командующий

фронтом тов. Славен сообщает:

«Вместе с командиром полка комиссар Пантелеев покинул позиции во главе значительной

части своего полка и оказался затем на пароходе, захваченном дезертирами для самовольной

отправки из-под Казани на Нижний. Расстрелян был не за то, что его полк покинул позиции, а за

то, что он, вместе с полком, покинул позиции».

Документы по этому делу находятся у политкома 5 Михайлова. (Подпись) Славен.

Предреввоенсовета Троцкий».

Через 10 лет этот эпизод снова будет фигурировать в кампании Сталина против меня под

тем же самым титулом: «расстрел лучших коммунистов без суда». Между тем Ленин ответил

тогда на это запиской:

« Товарищи!

Зная строгий характер распоряжений тов. Троцкого, я настолько убежден, в абсолютной

степени убежден, в правильности, целесообразности и необходимости для пользы дела

даваемого тов. Троцким распоряжения, что поддерживаю это распоряжение всецело.

В. Ульянов (Ленин)».

Кто-то из реакционных писателей назвал этот документ lettre de cachet. В этом нет даже

внешней меткости. Для применения репрессий мне не нужно было никаких дополнительных

полномочий. Заявление Ленина не имело ни малейшего юридического значения. Это

демонстративное выражение полного и безусловного доверия к мотивам моих действий

предлагалось исключительно для партии и по существу было направлено против закулисной

кампании Сталина. Прибавлю, что я ни разу не делал из этого документа никакого

употребления.

В первый период, когда революция развертывалась от промышленных центров к

периферии, создавались вооруженные отряды из рабочих, матросов, бывших солдат для

установления советской власти на местах. Этим отрядам приходилось нередко вести малую

войну. Пользуясь сочувствием масс, они легко выходили победителями. Отряды получали

известный закал, руководители – авторитет. Правильной связи между отрядами не было. В

случае нужды они вступали в соглашение. Их тактика имела характер партизанских налетов, и

до известного времени этого было достаточно. Но низвергнутые классы начали, при помощи

иностранных покровителей, строить свою армию, хорошо вооруженную, с большим обилием

офицеров, и переходят от обороны к наступлению. Привыкшие к легким победам, партизанские

отряды сразу обнаруживали свою несостоятельность: у них не было правильной разведки, ни

связи друг с другом, ни способности к более сложному маневру. Так, в разных частях страны в

разные сроки открывался кризис партизанства. Включить эти своенравные отряды в

централизованную систему было нелепо. Они привыкли ни от кого не зависеть и никому не

повиноваться. Военный стаж командиров был очень невысок. Они относились враждебно к

старым офицерам, отчасти не доверяя им политически, отчасти прикрывая недоверием к

офицерам недоверие к самим себе.

На 5-м съезде Советов в июле 1918 г. левые социалисты-революционеры заявляли, что

нам нужны партизанские отряды, а не централизованная армия. «Это все равно, – возражал я

им, – как если б нам сказали: "Не нужны железные дороги – будем пользоваться гужевым

транспортом…"»

Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»

263

Наши фронты имели тенденцию сомкнуться в кольцо с окружностью свыше 8 тысяч

километров. Противники сами выбирали направление, создавали базу на периферии, получали

помощь из-за границы и наносили удары по направлению к центру. Преимущество нашего

положения состояло в том, что мы занимали центральное положение и действовали из единого

центра по радиусам или по так называемым внутренним операционным линиям. Наше

центральное положение, расположение врагов по большому кругу, возможность для нас

действовать по внутренним операционным линиям свели нашу стратегию к одной простой идее:

именно к последовательной ликвидации фронтов в зависимости от их относительной важности.

Если враги выбирали направление для удара, то мы могли выбирать направление для ответа.

Мы имели возможность перебрасывать наши силы и массировать их в ударные кулаки на

наиболее важном в каждый данный момент направлении. Однако реализовать это

преимущество можно было только при условии полного централизма в управлении и

командовании. Чтоб жертвовать временно одними участками, более отдаленными или менее

важными, для спасения наиболее близкого и важного, нужно было иметь возможность

приказывать, а не уговаривать. Все это слишком азбучно, чтоб останавливаться здесь на этом.

Непонимание этого исходило из тех центробежных тенденций, которые неизбежно пробудила

революция, из провинциализма необъятной страны, из примитивного духа независимости,

который не успел еще подняться на более высокую ступень. Достаточно упомянуть, что в самый

первый период в каждом уезде создавался свой Совет Народных Комиссаров со своим

народным комиссаром по военным делам.

Успехи регулярного строительства заставляли эти разрозненные отряды перестраиваться

в полки и дивизии, приспособляться к нормам и штатам. Но дух и приемы оставались нередко

пережитками. Неуверенный в себе начальник дивизии был очень снисходителен к своим

полковникам. Ворошилов в качестве командарма был очень снисходителен к начальникам своих

дивизий. Но тем недоброжелательнее они относились к центру, который не удовлетворялся

внешним превращением партизанских отрядов в полки и дивизии, а предъявляет более

серьезные требования.

Из старого офицерства в состав Красной армии вошли, с одной стороны, передовые

элементы, которые почувствовали смысл новой эпохи; они составляли, разумеется, маленькое

меньшинство. Дальше шел широкий слой людей неподвижных и бездарных, которые вступили

в армию только потому, что ничего другого делать не умели. Третью группу составляли

активные контрреволюционеры, которые либо были застигнуты врасплох нашими

мобилизациями, либо имели свои самостоятельные цели, выжидали благоприятного момента

для измены. Большую роль в организации армии играли бывшие унтер-офицеры, которые

вербовались путем особых мобилизаций. Из этой среды вышел ряд выдающихся

военачальников, наиболее известным из них является бывший кавалерийский вахмистр

Буденный. Однако и этот слой, пополнявшийся до революции главным образом сыновьями

богатого крестьянства и городской мелкой буржуазии, выдвинул немало перебежчиков,

игравших активную роль в контрреволюционных восстаниях и в Белой армии.

При каждом командире ставился комиссар, преимущественно из рабочих-большевиков,