Текст книги "Сталин. Большая книга о нем"

Автор книги: И. Анискин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 44 (всего у книги 56 страниц)

частях транспорт, они загрузились всяким хламом… А ведь 2-е – в директиве НКО и ГШ от 12

июня четко указывалось: «С войсками вывести полностью возимые запасы огнеприпасов» и

ГСМ! Но в реальности дивизии «взяли все ненужное для боя. …Перегрузили свой

автомобильный и конный транспорт лишним имуществом». Т. е. вместо боевого вывода

проводился вывод по учебному варианту.

3-е – то, что не занимали сами позиции в районе обороны, как описывает Абрамидзе для

приграничной дивизии и Новичков для дивизии, вышедшей к границе, криминальной

подоплеки как раз нет. Запрет занимать предполья действовал даже в ночь на 22 июня – в

«Директиве № 1», написанной в кабинете Сталина около 22.00, тоже вычеркнули слова о

занятии полевых сооружений вдоль границы.

Кстати, Федюнинский получил 18 июня сообщение от перебежчика о предстоящем

нападении, и это однозначно было доложено в Москву. Как по линии пограничников, что

задержали перебежчика, так и по линии замполитов. Также об этом перебежчике, сообщившем

точную дату нападения, должен был доложить наркому Тимошенко с начальником ГШ

Жуковым и Кирпонос.

«В субботу, 21 июня, я лег спать довольно поздно, но долго не мог заснуть, ворочался с

боку на бок Потом встал, подошел к открытому окну, закурил. В соседней комнате мерно

постукивал маятник стенных часов. Было уже половина второго ночи. “Соврал немец или нет?”

– эта мысль не давала покоя. <…>

И все же в ту последнюю мирную ночь в глубине души шевелилась мысль, что тревога

напрасна, что, может быть, удастся пока избежать войны. Я невольно подумал о том, что работы

по укреплению границы еще не закончены, что в частях корпуса маловато противотанковой и

зенитной артиллерии, что в ближайшие дни прибудет значительная группа молодых командиров

взводов, у которых, конечно, нет ни достаточных знаний, ни опыта…

Телефонный звонок, прозвучавший как-то особенно резко, нарушил мысли. Звонил

генерал Потапов.

– Где вы находитесь, Иван Иванович? – спросил командарм.

Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»

322

– У себя на квартире…

– Немедленно идите в штаб, к аппарату ВЧ. – В голосе генерала слышалась тревога.

Не ожидая машины, накинув на плечи кожаное пальто, я вышел пешком. Путь предстоял

небольшой…

Связь ВЧ была нарушена. Пришлось позвонить командующему армией по простому

телефону. Генерал Потапов коротко приказал поднять дивизии по тревоге, боеприпасы иметь

при войсках, но на руки личному составу пока не выдавать и на провокации не поддаваться.

Чувствовалось, что и в штабе армии все еще окончательно не уверены в намерении гитлеровцев

начать широкие военные действия. <…>

То, что первые эшелоны дивизии находились в нескольких километрах от границы,

сыграло известную роль. К пяти часам утра основные силы корпуса вышли вплотную к границе

и смогли сменить ведущих бой пограничников».

По словам Федюнинского выходит, что он свои дивизии вывел ближе к границе в район

обороны по личной инициативе. Ведь он не сообщает, что получал приказ ГШ на вывод

приграничных дивизий к рубежам обороны 20 июня, как Абрамидзе…

«Еще накануне войска жили и работали по распорядку мирного времени, а ночью,

поднятые по тревоге, с ходу вступили в бой…»

Москаленко К.С. На Юго-Западном направлении. Воспоминания командарма. Книга I. —

М.: Наука, 1969 г. Глава 1. «Нашествие». (1-я противотанковая артиллерийская бригада РГК под

командованием Москаленко дислоцировалась в КОВО, в полосе 5-й армии Потапова. Всего их

было создано 10 шт. на приграничные округа – две на ПрибОВО, три на ЗапОВО и пять на

КОВО. И сформировали их всего лишь в мае 1941 года.)

«Мощное, высокоподвижное огневое противотанковое соединение – такой была наша

бригада. Она имела в своем составе два пушечных артиллерийских полка, минно-саперный и

автотранспортный батальоны и подразделения обслуживания. В каждом полку было по два

дивизиона 76-мм пушек (24 орудия), по три дивизиона 85-мм пушек (36 орудий) и по одному

зенитному дивизиону (восемь 37-мм орудий и 36 пулеметов ДШК). Таким образом, в бригаде

было 48 орудий 76-мм, 72 орудия 85-мм, 16 орудий 37-мм и 72 пулемета ДШК. Полностью были

мы обеспечены снарядами, в том числе бронебойными, полученными как раз в тот день, когда

командарм приказал произвести рекогносцировку в районе границы».

Данные бригады имели по два шестидивизионных артполка, до 120 орудий ПТО (48

орудий 7б-мм, 48 орудий 85-мм и 24 орудия 107-мм!), до 16 зенитных орудий малого калибра

(МЗА) и от 12 крупнокалиберных пулемета в среднем.

Но ох уж это лукавство мемуаристов!.. Скорее всего рекогносцировку своего участка

обороны Москаленко проводил сразу после 15 июня, после прихода в Киев директивы НКО и

ГШ от 12 июня для КОВО и, возможно, на основании неких приказов из Москвы ему лично,

ведь эти бригады подчинялись Москве напрямую, были «центрального подчинения».

«…В то утро я выслал три разведывательно-рекогносцировочные группы к границе – в

районе Любомля, Устилуга, Сокаля. Благодаря этому мы к 19 июня располагали сведениями о

том, что вблизи Устилуга и Владимир-Волынского замечено оживленное движение по ту

сторону Западного Буга. Стало также известно, что оттуда ведется усиленное наблюдение за

нашей стороной, а немецкие саперы удаляют инженерные заграждения на границе.

У меня не оставалось сомнений в том, что фашисты нападут на нас в один из ближайших

дней. Так я и сказал командующему армией.

Этот наш разговор произошел 20 июня, когда Потапов вновь вызвал меня к себе в Луцк.

Всегда очень корректный, Михаил Иванович на этот раз был так взволнован, что даже не

пригласил сесть. <…>

Услышав мой ответ, что за Бугом готовятся к нападению и столкновения нам не избежать,

он перестал ходить, повернулся ко мне и резко сказал:

– Нам действительно нужно быть начеку. Похоже, что фашисты и впрямь не нынче, так

завтра нападут на нас. И не одни мы с тобой так думаем.

Он взял со стола листок, протянул мне. Это было распоряжение генерал-полковника

Кирпоноса, сделанное им, как я узнал впоследствии, по указанию наркома обороны. В

распоряжении отмечалось, что многие командиры неоправданно увлекаются созданием

Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»

323

красивых парков для машин и орудий, в яркие цвета раскрашивают боевую технику и при этом

держат ее на открытых площадках. Далее предписывалось немедленно вывести всю боевую

технику из открытых мест в леса, рассредоточить и укрыть ее от наблюдения как наземного, так

и особенно с воздуха.

Все эти замечания относились и к 1-й артиллерийской противотанковой бригаде.

Буквально два дня назад мы закончили оборудование точно такого парка, о каких писал

командующий округом. Расчистили дорожки и площадки, посыпали их желтым песком и даже

сделали обрамление из мелких камешков.

18 июня, когда все это было готово, у нас в лагере побывал командарм. А так как у

танкистов, к числу которых и он принадлежал, устройство образцовых парков боевых машин

было традицией, то ему наши старания очень понравились.

Теперь же оказалось, что хвалить нас в этом отношении не за что».

Здесь разговор идет о директиве НКО № Л/г 00042 от 19 июня, которая предписывала

провести маскировку авиа– и прочих воинских частей. Срок в той директиве был указан —

чуть не к 20 июля закончить мероприятия по маскировке частей складов и т. п.

И это так радует резунов – мол, к дате немецкого нападения эта директива никак не

привязана, и, значит, собирались сами нападать, как только закончат маскировку складов и

аэродромов.

Но, как видите, Кирпонос правильно понял приказ НКО от 19 июня и дал команду

немедленно провести маскировку.

«Возвратившись в Киверцы, в лагерь, я собрал командный состав и сообщил о требовании

командующего войсками округа. Тут же определил места рассредоточения частей и приказал

немедленно вывести из парка и замаскировать в лесу всю боевую технику, а к исходу

следующего дня сделать то же самое с тягачами, автомобилями и другими машинами.

Когда под вечер 21 июня в расположение бригады прибыл генерал Потапов, этот приказ

был уже выполнен. Командарм ознакомился с рассредоточением и маскировкой частей, сказал,

что доволен».

По большому счету Москаленко 20 июня не маскировкой занимался, а приведением своей

бригады в повышенную боевую готовность – по первой команде выдвинуться на рубежи

обороны.

«Наступила ночь на 22 июня. Мне нужно было попасть рано утрам в штаб армии, поэтому

я решил заночевать в Луцке. <…>

Телефонный звонок поднял меня с постели. Схватив трубку, я услышал взволнованный

голос Потапова: фашисты напали на нас, ведут артиллерийский обстрел войск на границе,

бомбят аэродромы и города. Без промедления я позвонил в лагерь своему заместителю по

политической части батальонному комиссару Н.П. Земцову и приказал объявить боевую

тревогу, а сам быстро оделся и с адъютантом и водителем выскочил во двор, где стояла

машина».

Москаленко писал свои мемуары в 1969 году, он был в хороших отношениях с Жуковым и

не стал указывать точного времени тех или иных событий. Это стало традицией практически

всех мемуаристов…

«…Лагерь мгновенно проснулся. Палатки опустели. Личный состав частей и

подразделений быстро занял свои места у орудий и машин. <…> Вдруг над поляной, где еще

два дня назад был расположен наш ярко разукрашенный парк орудий, боевых и транспортных

машин, появилось свыше сорока юнкерсов. Снизившись, они сделали круг, затем другой, но

ничего не обнаружили и, не сбросив бомб, удалились в сторону Луцка.

Мы быстро пошли в штаб. Здесь я вскрыл мобилизационный пакет и узнал, что с началом

военных действий бригада должна форсированным маршем направиться по маршруту Луцк —

Радехов – Рава-Русская – Немиров на львовское направление в район развертывания 6-й

армии».

Вот такой еще один инициативный товарищ. По собственному усмотрению вскрыл

«красный пакет»…

Не побоялся. Около 5.00… После уже случившегося нападения Германии (запомните

время, когда в КОВО поднимали по тревоге свои армии, – это важно…).

Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»

324

«Немедленно доложил об этом по телефону генералу Потапову. Выслушав, он сказал:

– Обстановка на фронте 5-й армии резко обострилась: немецкие войска форсировали

реку Западный Буг в полосе Устилуг, Сокаль и продвигаются на Владимир-Волынский. Поэтому

требую выступить на Владимир-Волынский и совместно с 22-м механизированным корпусом

уничтожить противника, перешедшего границу, и восстановить положение.

Я ответил:

– Бригада является резервом Главнокомандования. Выполнить ваше требование,

противоречащее мобилизационному плану, не могу.

Потапов попросил подождать у телефона, пока он свяжется с Москвой или Киевом. В

этом я не мог ему отказать. Тем более что бригада еще готовились к маршу. Минут через 15—20

командарм позвонил снова.

– Связь с Москвой и Киевом прервана, – сказал он. – Противник ведет наступление по

всему фронту армии. 41-я танковая дивизия подверглась массированному удару с воздуха и

артиллерийскому обстрелу и почти полностью погибла. (Позже выяснилось, что судьба этой

дивизии сложилась не так. Соответственно мобилизационному плану она ушла из г.

Владимир-Волынский в район г. Ковель, но по пути следования попала в болотистую местность,

застряла там и не смогла выполнить поставленную задачу. Командир дивизии полковник П.П.

Павлов был за это отстранен от должности. – Редакция.) Город Владимир-Волынский с

минуты на минуту будет захвачен врагом. – Голос Потапова стал тверже, требовательнее. —

Учитывая сложившуюся обстановку, приказываю: бригаде следовать, как я уже ранее сказал, на

Владимир-Волынский и во взаимодействии с 22-м механизированным корпусом генерал-майора

Кондрусева разбить противника, перешедшего границу, восстановить положение. Границу не

переходить. Всю ответственность за нарушение бригадой задачи, предусмотренной

мобилизационным планом, беру на себя.

Я счел решение генерала Потапова в создавшейся обстановке правильным, поэтому

повторил приказание и, собрав командиров полков и дивизионов, сообщил им о поставленной

командармом задаче. Выступление бригады назначил на 10 часов…»

Данная Первая танковая бригада реально в первые же дни войны уничтожила десятки

единиц бронетехники вермахта. Однако по остальным бригадам такой статистики в истории

начала войны не встречается.

А все потому, что большинство этих бригад не имели автомашин и особенно тракторов

для перевозки орудий калибра свыше 76 мм. И в итоге, как справедливо заметил М. Солонин,

эти бездвижные бригады походили на мухобойки, прибитые к стене.

Рябышев Д.И. Первый год войны. – М.: Воениздат, 1990 г. Судя по предисловию,

написана к 25 октября 1985 г. Гл. «В приграничном сражении. Накануне». (Рябышев Д.И. —

командир 8 мк 26-й армии, в состав которой входила приграничная дивизия Абрамидзе,

получившая 20 июня приказ ГШ на приведение частей в боевую готовность и на вывод их на

рубежи обороны к 24.00 21 июня.)

«До начала лета 1940 года я командовал 4-м кавалерийским корпусом,

дислоцировавшимся в Киевском Особом военном округе, а затем, с 4 июня, был назначен

командиром 8-го механизированного корпуса и руководил его формированием, поскольку ранее

такого корпуса и его дивизий не существовало. Как известно, в 1939 году механизированные

корпуса были упразднены. Высшей организационной единицей советских бронетанковых войск

была принята танковая бригада. Вскоре стала ясна ошибочность этого решения. Опыт боевых

действий в начавшейся Второй мировой войне свидетельствовал о возросшей роли танков. С

лета 1940 года в Красной Армии стали вновь формироваться механизированные корпуса,

танковые и моторизованные дивизии. Формирование нового объединения осуществлялось из

частей 4-го кавалерийского корпуса, 7-й стрелковой дивизии, 14-й тяжелой и 23-й легкой

танковых бригад.

К июню 1941 года корпус имел около 30 тысяч человек личного состава, 932 танка (по

штату полагалось 1031). Однако тяжелых и средних танков KB и Т-34 поступило только 169.

Остальные 763 машины были устаревших конструкций, межремонтный пробег их ходовой

части не превышал 500 километров, на большинстве истекали моторесурсы.

191 танк из-за технических неисправностей подлежал заводскому ремонту. Артиллерии

Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»

325

имелось также недостаточно. Из 141 орудия 53 были калибра 37 и 45 миллиметров. Средства

противовоздушной обороны представляли четыре 37-мм орудия и 24 зенитных пулемета. Вся

артиллерия транспортировалась тихоходными тракторами (ЦАМО, ф. 131, оп. 8664, д. 5, л. 38).

Хотя рядовой и сержантский состав, а также часть звена средних командиров новым

специальностям были обучены еще недостаточно, тем не менее к началу войны корпус наряду с

4-м считался наиболее подготовленным в боевом отношении по сравнению с другими

механизированными корпусами нашей армии. Конечно, за год можно было подготовить корпус

и лучше. Но в целях экономии моторесурса Автобронетанковое управление Красной Армии нам

не разрешало вести боевую учебу экипажей на новых танках.

Примерно за десять дней до начала войны у нас побывал начальник этого управления

генерал-лейтенант танковых войск Я.Н. Федоренко. Я просил у него разрешения провести

учения на новых боевых машинах, чтобы механики-водители попрактиковались в вождении

своих танков, но он не разрешил и намекнул, что в ближайшем будущем могут возникнуть

условия, когда практики у всех будет с избытком. Для этого и надо приберечь моторесурс.

Перед началом Великой Отечественной войны обстановка на советско-германской

границе была напряженной. Мы знали, что войне быть, но не хотелось верить, что гром грянет с

минуты на минуту.

20 июня 1941 года я получил от командующего войсками Киевского Особого военного

округа генерал-полковника М.П. Кирпоноса совершенно секретный пакет: лично мне

предписывалось незамедлительно выехать к границе и произвести рекогносцировку района

предполагаемых действий 8-го механизированного корпуса. Особое внимание при этом

надлежало обратить на состояние мостов и дорог. Словом, основная задача личной

командирской разведки заключалась в том, чтобы иметь полные данные о возможности

прохождения танков».

8-й мк КОВО на 22 июня находился во втором эшелоне, в районе юго-западнее Львова.

4-й мк, которым командовал будущий «герой обороны Москвы» Власов, дислоцировался в

самом Львове. В отличие от 8-го мк 4-й мк Власова имел чуть больше танков, чем 8-й, – 979

штук. Но самое важное – в нем было до 400 танков KB и Т-34, чуть не половина из всех

имеющихся в РККА. Но интересно вот что: Кирпонос отдает 20 июня приказ командиру

мехкорпуса второго эшелона «произвести рекогносцировку района предполагаемых действий

8-го механизированного корпуса». Однако директива НКО и ГШ от 12 июня для КОВО

требовала начать вывод ВСЕХ дивизий второго эшелона округа в районы сосредоточения (по

некой карте) с 15 июня.

А Рябышеву только 20-го ставят задачу провести рекогносцировку! Директива ГШ от 18

июня требовала приводить в б/г все дивизии округов, выводить приграничные дивизии в их

районы обороны. И похоже, только 72-я приграничная гсд этой же 26-й армии, Абрамидзе, и

получила приказ на вывод дивизии в район своего рубежа обороны.

Но 8-му мехкорпусу этой же армии явно ставится задача быть готовыми наступать —

Рябышева отправляют отрекогносцировать не район его сосредоточения по ПП, а участок на

самой границе!

Основные силы 8-го мк находились вокруг Дрогобыча, примерно в 50—70 км от

госграницы. По плану прикрытия КОВО (ЦАМО, ф. 16, оп. 2951, д. 262) 8-й мк должен был

выводиться ближе к границе, вокруг городка Самбор, где находился штаб 26-й армии:

«8-й мех. корпус. Штаб – Воютыче (8 км с.-з. Самбор).

34-я танк, дивизия в районе <…>. Штаб – Сонсядовице.

12-я танк, дивизия в районе <…>. Штаб – Домбрувка.

7-я мотодивизия в районе <…>. Штаб – Копань (10 км с.-з. Самбор).

Штаб 26-й армии – Самбор.

а) Состав сил: управление 26-й а., 8 ск (99 и 173 сд, 72 гсд), 8 мк (12 и 34 тд, 7 мд), 376 гап

РГК, части Перемышлъского УР, 92 и 93 ПО, 63-я истр. и 46-я смешан, авиадивизии.

б) Задача: оборонять госграницу на фронте иск. Радымно, Перемышль, иск. Лютовиска,

не допустив вторжения противника на нашу территорию.

В основу обороны положить упорную оборону Перемышльского укрепрайона и полевых

укреплений, возведенных в приграничной полосе. Всякие попытки противника прорвать

Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»

326

оборону ликвидировать контратаками корпусных и армейских резервов.

Особо ответственные направления – с фронта Перемышль, Лиско на Самбор,

Дрогобыч…»

То есть по ПП 8-й мк находился в составе 26-й армии и должен был выдвигаться в случае

прорыва немцев для нанесения контрудара. Самбор ближе к границе, но все же не на самой

границе находится, куда к реке Сан, уже к Перемышлю, выезжал для рекогносцировки на

предмет прохождения танковых колонн мехкорпуса Рябышев. По ПП КОВО задача стояла

«оборонять госграницу» с последующей задачей «всякие попытки противника прорвать

оборону ликвидировать контратаками корпусных и армейских резервов».

То есть 8-й мк имел четкие задачи – контратаковать прорвавшегося врага.

То же самое в принципе было расписано и в «красном пакете» для этого 8-го мк:

«8-й мк входит в состав 26-й армии… К исходу М-1 корпус должен сосредоточиться в

районе Самбор, Стар. Самбор, Дрогобыч, составляя резерв командующего 26-й армией… Иметь

целью уничтожение прорвавшихся танковых и крупных пехотных соединений противника…»

(ЦАМО, ф. 131, оп. 8664/сс, д. 5).

Но…

Дело в том, что Рябышев должен был ознакомиться с майским ПП («в части, его

касающейся»!), который и предусматривал возможные действия 8-го мк в районе Перемышля,

примерно в мае – июне, на стадии разработки этого ПП. Однако, похоже, Рябышев, как и

остальные генералы во всех округах, кроме ОдВО, понятия не имел о новых, майских планах

обороны и прикрытия госграницы. И Рябышеву Кирпонос ставит задачу изучить свой же район

возможных действий только и именно перед 22 июня. Не командующий 26-й армией,

непосредственный начальник Рябышева, а именно и лично командующий округом. И Кирпонос

дает указание провести рекогносцировку аж до самой границы. Что и сделал Рябышев. И это

больше похоже на подготовку наступления без обороны, как предписывал план прикрытия

КОВО.

Насколько известно, похожую задачу в эти же дни получил и 4-й мк Власова. С поднятием

по тревоге 20 июня, выводом сначала в район по ПП, а потом 21-го и выдвижением

непосредственно к границе.

В 1-й главе этой книги уже приводилась выдержка из «красного пакета» для 4-го мк:

«4-й мк входит в состав 6-й армии с дислокацией в г. Львов и пригородах…

Мехкорпус составляет резерв командующего 6-й армии. К исходу М-1 сосредоточиться в

районе Крекув, иск. Янув, Бжуховице…

Быть готовыми к нанесению контрударов в направлениях: Камионка Струмилова,

Радзехув, М. Кристынополь; Крехув, Рава Русска, Любыча Крулевсе; Крехув, Немирув,

Пшемысль…» (ЦАМО, ф. 131, оп. 9886/сс, д. 9).

По «пакету» для 4-го мк видно, что этот мк готовится к «нанесению контрударов», но не к

немедленному наступлению. Сосредоточиться у границы 4-й мк должен на исходе первых суток

от начала «мобилизации» – «к исходу М-1». А точнее, через сутки после начала выхода из мест

расположения по тревоге. Выходить он начал уже 20 июня, и судя по тому, как его нацелили

сразу выходить к границе, 4-й мк также готовили для немедленного наступления кирпоносы.

А вот что написано в «Кратком обзоре действий механизированных соединений фронтов

за период с 22 июня по 1 августа 1941 года», составленном 28 января 1942 года: «Дислокация

8-го мк в мирное время соответствовала планам развертывания и обеспечивала своевременное

его развертывание для боя. Непонятно, почему 8-й мк приказом командующего 26-й армией

№ 002 от 17 мая 1941 года не получал самостоятельной задачи и составлял резерв армии»

(ЦАМО, ф. 38, оп. 11360, д. 5, л. 28. ВИЖ № 11, с. 36, 1988 г.). Т. е. в приказе по армии,

которым, похоже, ставились задачи частям по плану прикрытия, 8-й мк уже в мае вывели в

резерв. Но по ПП и по «красному пакету» этот мехкорпус не был в резерве и имел четкие задачи

как мк, входящий в состав 26-й армии!

Получается, ему именно самовольно поменяли задачу из установленного ГШ плана

прикрытия – 8-й мк готовили для наступления из КОВО!

Ему готовили задачу, не утвержденную и не санкционированную Москвой. Рябышеву и

его мк не поставили задач по ПП в мае, а потом не сообщили о директиве НКО и ГШ от 12

Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»

327

июня, по которой его мк должен был приводиться в боевую готовность и начать вывод в район

сосредоточения с 15—16 июня.

В описании боевых действий 8-го мк с 22 по 29.6.41 г., составленном 18 июля 1941 года,

указано:

«1. По приказу командующего 26-й армией № 0021 от 17.5.41 г. части 8-го

механизированного корпуса в 5.40 22.6.41 г. были подняты по тревоге и к исходу дня, составляя

резерв 26-й армии, сосредоточились в районе…» (Ф. 229, оп. 3780/сс, д. 6, л. 116—121.

Сайт «Боевые действия Красной Армии в Великой Отечественной войне»)…

Рябышев: «В этот же день отправился в путь. <…>

На своем маршруте я делал остановки. Осматривал рельеф местности, опушки леса,

заболоченные поймы рек и мосты. Останавливался у каждого моста, у каждой речки. Наконец

впереди показался город Перемышль, древняя крепость. По реке Сан проходила граница.

Дальше, за рекой, располагались немецко-фашистские войска. Командирская разведка длилась

два дня. За эти дни мысль снова и снова возвращалась к содержанию совершенно секретного

пакета. Наверное, что-то ожидается, думал я. Видно, и командующего войсками округа

тревожат дислокация войск Германии вдоль нашей границы, частые нарушения немецкими

самолетами нашего воздушного пространства».

По данным Разведывательного управления Генерального штаба (ориентировка давалась

через округ всем командующим армиями и командирам мехкорпусов), на киевском направлении

германское командование сосредоточило несколько десятков пехотных, моторизованных и

танковых дивизий. Ясно, что такая концентрация сил ведется неспроста.

В любую минуту нужно быть готовым ко всему. К сожалению, готовность наших

соединений, в том числе и 8-го механизированного корпуса, была еще не полной.

Дивизии мехкорпуса, входившего в оперативное подчинение 26-й армии

генерал-лейтенанта Ф.Я. Костенко, дислоцировались на некотором удалении от границы;

в Дрогобыче находились 7-я моторизованная дивизия и корпусные части, в городе Стрый —

12-я танковая дивизия, в Садовой Вишне – 34-я танковая. Впереди нас находились другие

соединения армии, но если фашистская Германия нападет на нашу страну, корпус сразу же

будет вынужден вести активные боевые действия.

Думая об этом, я, конечно, не предполагал, что до начала войны остаются не дни, а часы.

После полудня вторых суток рекогносцировки (было это в субботу 21 июня) севернее

Перемышля я увидел, как появились восемь фашистских самолетов-разведчиков.

На сравнительно небольшой высоте они пересекли границу и, разбившись на пары,

направились в глубь нашей территории. Вели себя гитлеровские летчики более чем нагло: на

бреющем полете рыскали во всех направлениях, кружили над местами расположения войск, над

военными объектами, над дорогами. Уже сам этот факт методического ведения воздушной

разведки свидетельствовал о многом.

Окончив рекогносцировку, я решил, не заезжая в Дрогобыч, отправиться в Самбор к

командующему 26-й армией генерал-лейтенанту Ф.Я. Костенко поделиться своими мыслями,

доложить о результатах разведки. Но в Самборе меня ждало разочарование.

Командарма в штабе не оказалось, он был в войсках.

Принял меня начальник штаба армии полковник И.С. Варенников. Мой доклад о

тревожном положении на границе на него не произвел заметного впечатления. Доводы о

назревающей военной угрозе, не знаю, искренне или нет, он отвергал».

Обратите внимание на эту оговорку Рябышева: начштаба 26-й армии КОВО точно должен

был знать, что 19 июня для приграничной дивизии его армии (72-й гсд Абрамидзе) поступил

приказ ГШ на вывод дивизии в район ее рубежа обороны. Начштаба точно должен был знать,

что 20 июня Абрамидзе данный приказ получил и в нем было указано привести дивизию в

полную боевую готовность и вывести ее на соответствующий рубеж обороны к «24.00 21

июня»! После доклада комдива в присутствии командарма-26 в ГШ, что «“все подразделения и

части Вашего соединения… должны быть приведены в боевую готовность. Исполнение донести

к 24 часам 21 июня 1941 года”, точно в указанный срок я по телеграфу доложил о выполнении

приказа. При докладе присутствовал командующий 26-й армией генерал-лейтенант Ф.Я.

Костенко, которому поручалась проверка исполнения»!

Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»

328

Однако начштаба армии как будто «не в курсе» данного приказа ГШ о приведении в

боевую готовность!

«– Ваши опасения более чем несостоятельны, – говорил Варенников. – Если бы дело

шло к войне, то нас официально поставили бы об этом в известность. Были бы запрещены

отпуска командирам и вывод артчастей на полигоны. Войска находились бы в состоянии

повышенной боеготовности. А ведь приказов об этом нет. Что касается фашистских самолетов,

то они и раньше летали. Быть может, это делают безответственные летчики. Так что же, палить

по ним? Пусть дипломаты регулируют такие дела…»

Примерно такие же показания об этом начштаба дал Рябышев, отвечая на вопрос

Покровского № 2 в 1953 году:

«Генерал-лейтенант Д.И. Рябышев (бывший командир 8-го механизированного корпуса).

Во второй половине июня мы получили приказ командующего войскам КОВО произвести

рекогносцировку дорог и мостов от района дислокации до государственной границы. 21 июня к

исходу дня она была закончена. По пути назад я заехал в штаб 26-й армии, где доложил

начальнику штаба об обстановке на границе, и высказал мнение о возможно скором

наступлении противника. Полковник И.С. Варенников отверг мои предположения и заверил, что

в случае обострения обстановки мы будем своевременно предупреждены. 1953 год» (ВИЖ № 5,

1989 г., с. 26).

Насколько известно, И.С. Варенников не попал в «застенки Берии» летом 1941-го.

Возможно, попал бы после подведения итогов по вопросам Покровского. Но! Этот генерал

сразу после войны арестовывался по «делу Жукова»! Как его порученец. Напомню: Жуков

приехал на Генштаб из КОВО в январе 1941 года.

А теперь заглянем в Википедию: Сталинградский фронт «1 января 1943 года, согласно

директивы Ставки ВГК от 30 декабря 1942 года, переименован в Южный фронт. Решением

Ставки Верховного Главнокомандования 28 сентября 1942 г. командующим фронтом был

назначен генерал-полковник AM. Еременко, членом Военного совета – Н.С. Хрущев,

начальником штаба – генерал-майор И.С. Варенников».

Варенников с апреля 1943-го был переведен в штаб Г.К. Жукова на должность старшего

помощника главнокомандующего по особо важным оперативным делам с присвоением звания

генерал-лейтенанта. Вместе с Жуковым Варенников участвовал во всех операциях вплоть до

Берлинской.

«Присутствовал при подписании акта капитуляции Германии. Служил старшим

помощником Главкома группы войск в Германии. Передав должность Главкома группы войск в

Германии Соколовскому, маршал Жуков и вместе с ним и И.С. Варенников прибыли в Москву

для прохождения службы в Главном штабе сухопутных войск».

Как говорится – «информация к размышлению».

Варенников, зная о пр. ГШ от 18 июня, Рябышеву в ответ на его беспокойство «вешал

лапшу на уши», был в лучших друзьях у Жукова.

«По окончании войны Иван Семенович преподавал в военной академии имени Фрунзе. В

те годы началась травля Жукова. И.В. Сталин и министр обороны Булганин обвинили Георгия

Константиновича в сепаратизме и бонапартизме. И, наконец, в 1947 году произошла для И.С.

Варенникова крупная неприятность.

Жукова сняли с должности Главкома сухопутных войск и направили командовать

Одесским округом, а Варенникова с группой генералов и офицеров, кто когда-либо работал с

Жуковым, арестовали. Всех их физически принуждали признаться в подготовке военного

заговора против сталинского руководства, организованного маршалом Жуковым. Этим делом

руководили Абакумов и Берия. После реабилитации работал в центральном аппарате

ДОСААФ…»

Наркома госбезопасности B.C. Абакумова арестовали 12 июля 1951 года (интриги в тех

делах кипели нешуточные), но Варенников и другие генералы были выпущены только после

смерти Сталина.

Почитаешь в Википедии такую биографию Варенникова – достойнейший генерал,

очередная невинная жертва сталинских репрессий. А нехороший генерал Рябышев в 1953 году, в

то время, пока «порученец» Жукова Варенников находился то в тюрьме, то в психушке,