Текст книги "Игра титанов: Вознесение на Небеса (ЛП)"

Автор книги: Хейзел Райли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 37 страниц)

Тайлер был тщеславен, эгоцентричен и нарциссичен. Он понимал, что не самый умный – этот титул у Кардена. И что не самый добрый и образованный – это к Гэвину. Он делал ставку на свою невероятную красоту и стать – в которой намного превосходил обоих братьев. Он любил женское внимание и не выносил, что у братьев есть то, чего нет у него.

Он запал на Алетею и сделал то, что у него получалось лучше всего: притворился безупречным человеком – без единого изъяна – и повел ее в искушение. Делал это за спиной Кардена – глупый, да, но не до такой степени. Он появлялся там, где она бывала, когда брат был занят, и проводил с ней время. Отговорка была банальна до подозрительности: мол, хочет лучше узнать женщину, покорившую его любимого старшего брата.

Тайлер был прирожденным обольстителем. Никто перед ним не устоял. И хотя Алетея любила Кардена, она была молода, наивна и не обладала той же эмоциональной зрелостью.

Очень скоро они оказались в разрушительном любовном треугольнике. Но Карден понял это не сразу. Зато понял Гэвин. Он никогда не вмешался. Безволие, как уже сказано, станет его гибелью. Вступись он вовремя – многое пошло бы иначе.

В 1993-м Гэвин встретил Кэт. Карден и Алетея были вместе; Тайлер крал у пары моменты и путал девушке сердце. Он говорил правильные слова – хоть и пустые. Алетея стала пешкой в очередной опасной игре Лайвли.

Тайлеру было не нужно ее чувство – ему нужна была победа над братом.

Все недооценили, сколько подлости пряталось в душе младшего. Они были глупы: не зря же, в конце концов, Уран и Гея выбрали его.

Пока однажды, в декабрьский вечер 1999-го, Алетее не пришлось столкнуться с этим в упор. Она рыдала в объятиях Кардена – безутешная.

Она ждала ребенка – и подозревала, что отец может быть Тайлер. Одной ночи хватило – той самой, когда она решилась поставить точку – чтобы навсегда привязать ее к тому парню.

Карден ничего не мог сделать. Сердце было разбито; он не выносил мысли быть с женщиной, которая родит ребенка его брата. Он утешил ее, как мог, – и попрощался. Оставил ее в комнате – плачущую, – а сам только на улице позволил себе пролить за нее пару слез.

Карден и Тайлер больше никогда не заговорили.

Уран заставил младшего сына и Алетею пожениться – до рождения ребенка. В те же дни Кэт и Гэвин тоже сочетались браком. Не хватало только Кардена.

Уран метался. Он хотел начать игру, но условие было одно: все трое должны быть женаты. И именно его главная ставка не спешила выполнить обязательство.

Но у судьбы были свои сюрпризы.

Сирья ворвалась в жизнь Кардена спустя несколько месяцев – так внезапно и с такой силой, что мужчина пересмотрел, кого ему суждено любить всю оставшуюся жизнь.

Сирья родилась в бедной семье, с тремя сестрами и двумя братьями. Мать недавно потеряла работу, и она, старшая, начала совершать мелкие кражи – чтобы помочь родителям.

Мелкие кражи удавались, но их не хватало. Тогда она перешла к риску побольше – зато с приличной добычей. В Афинах все знали Лайвли. Знали про их поместье на острове и о богатствах, кружащих вокруг семьи. Как и слухи о большом драматическом треугольнике между Алетеей, Карденом и Тайлером. Сирья надеялась этим воспользоваться: надеялась, что Карден убит горем – значит, будет уязвимее, невнимательнее, менее настороже.

Она поджидала его в переулке, выходящем на улицу, по которой он часто проходил поздно ночью, возвращаясь из любимого бара. Схватила за ворот рубашки и приставила к виску пистолет.

– Отдай все ценное, что на тебе, и деньги – и я отпущу тебя.

Карден не издал ни звука. Наоборот – застыл и, в итоге, улыбнулся. Медленно повернулся к девушке и внимательно ее изучил. Длинные светлые волосы обрамляли овальное лицо с карими глазами. На щеке выделялась родинка – заметнее всего остального.

– Нет. Стреляй, – ответил он наконец.

Сирья замялась:

– Что?

– Нет. Убей меня. Давай. – Он знал, что она не выстрелит; ему хотелось поиграть с ней.

Маленькая воровка сняла пистолет с предохранителя.

– Патроны-то ты туда, хотя бы, вставила? – поинтересовался он.

Ее вздрогнувшее плечо стало подтверждением. Патронов не было. Да, она воровала, но убивать бы не стала. И никто никогда не сомневался в ее оружии – бутафория, чья задача пугать.

С видом совершенного спокойствия Карден опустил ей руку. Вынул пистолет из ее пальцев и швырнул за спину.

Сирья сделала шаг назад, уверенная, что сейчас умрет.

Карден сунул руку во внутренний карман пиджака и достал свой пистолет. Ждал, что она начнет умолять пощадить, ждал слез и отчаяния.

Этого не случилось. Она, напротив, сжала челюсти и задрала подбородок:

– Действуй. Если я умру, у моей семьи будет на один рот меньше. Моя смерть – это просто экономия.

Карден оценил её храбрость, но виду не подал. Убивать он её не собирался. Вместо этого протянул ей свой пистолет и заставил взять. Держа её за запястье, снова поднял руку – в исходное положение. Ствол упёрся ему в висок. Ствол заряженного оружия.

– В моём, в отличие от твоего, патроны есть. Стреляй, если хочешь, – пробормотал он.

Сирья опустила оружие и сунула его обратно ему в пиджак. Он позволил ей к себе прикоснуться, сам не понимая почему. Аромат девушки ударил в нос, и первая инстинктивная реакция была – схватить её за лицо и поцеловать.

Алетея была первой любовью Кардена, но Сирья – настоящей. Несмотря на проблемы, измены и испытания.

Они любили одинаково сильно. Уважали друг друга. Не могли оторвать рук, а страсть между ними могла бы спалить весь мир.

Алетея показала ему, что такое счастье, но Сирья сделала его реальным и долговечным.

Они обвенчались наедине, на горе Эта. Поклялись в вечной любви – наедине, потому что никого больше их союз касаться не должен был. Сирья взяла имя Рея.

Хотя игра ещё не началась, в голове Урана всё обрело совершенно чёткие очертания. Он был уверен, что так всё и пойдёт – с тем победителем, на которого поставил с первой минуты их усыновления.

Так Тайлер стал Крием.

Карден – Кроносом.

А Гэвин – Гиперионом.

Чего он не учёл, так это того, что все уроки, которые он вдалбливал Кардену, в конце концов сожгут его изнутри и сведут с ума. Чтобы выдержать безумие, нужна здоровая голова. Было ясно: Карден – не он.

Это отравило и брак Кардена с Сирьей. Предвестная греческая трагедия. И оба знали: их любовь закончится с его смертью.

Им удалось удочерить и усыновить Аполлона, Хайдеса, Гермеса, Афродиту и Афину. Но Гэвин с Кэт забрали Зевса, Посейдона, Геру и Диониса и сбежали, ломая игру. Сам Крий тоже ушёл и спрятался в Соединённых Штатах.

Уран понимал: править Олимпом предстоит Кардену, однако хотелось бы дать ему имя Кронос официально при других обстоятельствах – а не потому, что остальные дети подло дезертировали.

Кронос и Рея обосновались на острове – с планом вернуть детей Гипериона и Тейи и заново собрать Олимп. Но чем дальше, тем яснее становилось: решить это можно лишь открытым столкновением.

Как бы Рея ни старалась удержать его в здравом уме, Кронос уже был болен властью. День ото дня становилось хуже. Его растил отец, который учил силе, а не доброте. Он выучил беспощадность, так и не испытав сострадания. Он привык к пощёчинам, но не знал, каково это – получить ласку, быть укачанным в объятиях любящего родителя. Одно можно сказать о Кроносе Лайвли: у него было адское детство – без единого слова любви. Его сделали монстром; монстром он не родился. И он уверовал, что в мире есть лишь непреклонность, – потому и воспитывал своих детей по примеру отца.

Рея страдала сильнее, чем показывала, сильнее, чем можно было ожидать. Она чувствовала боль своих детей и до крови закусывала губу, лишь бы не вмешаться, когда они терпели насилие от мужа. К ней Кронос никогда не поднимал руку – с ней он обращался как с королевой. Но если бы она публично встала между ним и детьми, не сомневалась: он отстранил бы её и растил их один. А если бы она ушла – обрекла бы детей. Им нужна была она. Лучше оставаться неподвижной, смотреть с разбитым сердцем, а потом помогать тайно, чем защитить на виду и рисковать, что её выгонят из семьи.

Так тонкая грань между любовью и ненавистью стёрлась. Часть её всегда любила бы Кардена – того обаятельного парня, который сунул ей в руки пистолет и подначивал убить его ради денег. Парня, который поклялся ей в вечной любви и защите.

Но более важная, громкая часть её всегда ненавидела бы его – за то, что он сделал с их детьми. С её детьми.

И всё же в одном Кронос потерпел поражение. Уран сумел посеять в голове Кроноса семя безумия, а Кронос – в головах своих детей – нет.

Хайдес, Аполлон, Гермес, Афродита и Афина никогда не станут такими, как он. Как они.

И это была самая большая радость Реи. Убедившись в этом, она сказала себе, что может умереть спокойно.

ЕСЛИ БОЛЬНО ОДНОМУ ИЗ НАС – БОЛЬНО ВСЕМ

Олимп, 1 июля 2014 года

Каждое лето братья и сёстры Лайвли проводили на Олимпе, в Афинах. Несмотря на соседство с Кроносом, им удавалось наслаждаться тремя месяцами моря, солнца и свежих фруктов.

У каждого был свой способ убить время – характеры у них были диаметрально противоположные, – но всегда находились моменты в дне, когда они садились вместе и просто были друг у друга.

Тот день отличался: у близнецов Афродиты и Гермеса был день рождения. После небольшой семейной трапезы с родителями они устроились на террасе – со стульями и парой настольных игр.

Они уже были подростками. Старшеклассниками.

– Терпеть не могу подарки от нашего отца, – взорвалась Афродита, перекатывая в пальцах подвеску-сердце. Оно было усыпано бриллиантами. Пусть и сравнительно небольшое – Кронос на цене не экономил.

У Гермеса на коленях лежал ноутбук последнего поколения, и глаза у него прямо светились.

– А мне мой очень нравится.

У Кроноса был чёткий образ каждого из детей – и он совершенно не совпадал с реальностью. Афродита в его голове – беззащитный цветочек, которой нельзя марать руки и которой не обязательно получать диплом. Выйдет за богатого и станет идеальной матерью. При всём этом он был одержим «единством семьи». Он никогда бы не разделил детей, поэтому разрешил ей поступить в университет вместе с остальными.

Афина – его любимица. В ней он видел невероятный ум. Значит, будет продолжать учёбу и станет карьеристкой. Никаких беременностей и отношений, чтобы не отвлекали.

Аполлон – так же. Он хотел, чтобы тот стал отличным врачом, затем хирургом. Пригодится. И заодно будет его шпионом: сообщать, если брат-сестры вздумают рискнуть. Аполлон знал, что отказаться не может, поэтому делал всё, чтобы держать его в курсе каждого шага. Он не понимал только одного: кое-что он неизменно опускал – даже для себя, – потому что ясно отдавал отчёт, что, проболтайся он о таких вещах, братьям пришлось бы худо.

Он всё ещё считал Хайдеса недостойным этой семьи, но надеялся, что тот пригодится как адвокат. Ему было мерзко даже смотреть на него – из-за шрама. Для его глаз шрам не просто уродовал лицо безвозвратно – он был доказательством провала в лабиринте. Он не сомневался, что Хайдес умнее среднего, но – недостаточно умён, чтобы быть Лайвли. Ему нужны были дети «сверх нормы», чистые вундеркинды; Хайдес в его голове таким не был. Он никогда не слушался, как остальные; добиться от него покорности – вечная борьба. И когда он поднимал руку, Хайдес не плакал, как Гермес. Не бормотал мгновенных извинений, как Аполлон. Хайдес смотрел прямо, со стервозной ухмылкой – будто приглашал не останавливаться. В такие моменты Кронос хотел любоваться собственной силой, а получал насмешку. Если бы тот стал уж слишком неудобным, на этот счёт имелся план. Его пугало только одно – возможный бунт. Он был бомбой замедленного действия.

Зато Гермес казался идеальным, чтобы взять в руки семейный клуб на Олимпе и стричь деньги с глупых, скучающих богатеев. Хитрый, изворотливый – и с неплохой долей тьмы под кожей. Без тормозов, непредсказуемый.

В реальности же Афродита мечтала изучать астрофизику и стать учёной. Хотела диплом и все возможные специализации. Обожала учиться и узнавать новое. Начитанность у неё была пугающая. Детей не хотела – по крайней мере, не сразу. Её приоритеты – карьера и чувство удовлетворения. Мысль о большом и ярком чувстве её манила, но к «семейной стабильности» она собиралась вернуться попозже.

Афина, наоборот, хотела детей. Не только это – разумеется, – но она любила детей. Планировала филологию и мечтала стать учительницей. Выйти замуж за женщину своей мечты и жить счастливо.

Гермес собирался на экономику, хотя, по правде, ему было всё равно. Он – свободный дух. Видел себя путешествующим по миру, нигде не задерживаясь надолго. Самая большая мечта – увидеть каждую точку на карте. С кем – неважно, с ним или с ней. Единственное, что держало, – мысль о том, что братья и сёстры останутся на милость Кроноса. Им нужно держаться вместе.

Аполлон… Аполлон даже себе не позволял признаться в желаниях. Его единственная цель – чтобы все были живы. Защищать их. Играть двойную игру, чтобы Кронос не притронулся к Хайдесу. Он не позволял себе хотеть чего-то для себя, строить планы, думать о будущем. Ему нужно было защитить остальных. К чёрту собственные страсти. Время мечтать не настало. Сначала – чтобы Хайдес, Афродита, Гермес и Афина осуществили свои мечты. Только потом – его очередь. Он обязан был беспрерывно шпионить и докладывать отцу – и всё равно защищать их. Его верность всегда была на их стороне.

Хайдес искал тишину. Передышку от воспоминаний. Любую форму любви, которая научила бы забывать и сделала бы лучше. Он всегда чувствовал себя бракованным, испорченным, недостойным. Больше всех он жаждал покоя. И одновременно – щекочущей опасности. Ему нужен был кто-то, кто дарит мир, но умеет переворачивать жизнь. Непредсказуемый человек, который любит риск.

– Он ни разу не подарил мне что-то по вкусу, – продолжала сетовать Афродита. – На Рождество попросила телескоп – он расхохотался и спросил, умею ли я вообще это слово написать.

Афина поморщилась. Ей было жаль сестру, но против отца идти нельзя. Бунт исключён – только уступчивость.

Аполлон молча слушал, хмуря лоб. Длинные каштановые волосы ещё мокрые после моря; полотенце прикрывало низ. Каникулы он почти не чувствовал – в голове крутился момент, когда они закончатся.

В школе он точно не был образцом «популярности». Гермеса любили за дружелюбие и экстраверсию. Афродиту хотели все. Афины боялись – её не тревожили. Хайдес держался подальше от толпы. А Аполлон… он слышал шёпот за спиной. Усмешки. Он был странным. Молчаливым. Парнем с волосами, длинными «как у бабы» – будто это что-то из ряда вон. И всё это: «у него вообще язык есть?»

Он любил одиночество, но ненавидел ощущение изгоя. И даже родство с Гермо́м и прочими не прибавляло очков. Он терпел – знал, как жестоки бывают подростки. Пережил детдом, начальную школу и среднюю. Переживёт и старшую. А там, может, в университете всё изменится.

Кронос выбрал за них всё с самого начала. Йель. И направления – до последней строчки. Начнут одновременно, хотя Хайдес и Аполлон на год старше близнецов и Афины. Троих последних отправили в школу на год раньше, чтобы все были наравне. Он не хотел их разделять. Хотя его империя – в Греции, он прописал их в Америке, куда годами пытался расшириться. У него была густая сеть знакомств – адвокаты, судьи, врачи и даже люди в полиции. Так что росли они наполовину в Греции, наполовину в США. Говорили по-гречески так же хорошо, как по-английски – формально их родной.

Гермес внезапно наклонился к Хайдесу и заглянул в экран телефона, с которым тот возился уже несколько минут:

– Чем занят? Что прячешь, Дива?

Хайдес закатил глаза, раздражённый прозвищем:

– Ничем.

Но Герм не умел держаться от чужих дел подальше. Он выхватил аппарат и проверил. Расхохотался:

– Опять Tumblr? Он уже давно демоде. У тебя блог?

Хайдесу понадобилась секунда, чтобы вернуть телефон. Он погасил экран и сунул в карман.

– Отвянь, идиот. Просто листал, и всё.

Они ещё поворчали друг на друга, пока Афина не заметила, что Афродита всё вертит в руках дорогую цепочку, и не положила ладонь ей на голое колено.

– Когда-нибудь станет лучше.

– Думаешь? – пробурчала та – и наконец Хайдес с Гермо́м заткнулись. – Не давай обещаний, которые не можешь сдержать.

– Это не обещание, – возразила Афина. – Это надежда.

На несколько секунд повисла тишина.

– Ну и утешение дерьмовое, Тена, – отозвался Герм.

Они все разом рассмеялись – стало легче, ровно настолько, сколько нужно, чтобы жить дальше. Афина схватила бутылку воды и метнула её прямо в лицо Герму – он даже не успел увернуться. Спортсмен из него был так себе.

– Почему бы тебе не пойти к своему парню и не оставить нас в покое? – продолжила она, обиженно, но с усмешкой.

Тем летом только у Гермеса был парень. Он и первым из них завёл отношения. В начале июня он познакомился в Афинах с высоким мальчишкой с тёмными глазами – и между ними вспыхнуло нежное «что-то».

Афина немножко завидовала. Герм спокойно жил своей бисексуальностью, не заморачиваясь, а она не могла вслух сказать, что ей нравятся только девушки. Не могла сказать этого даже себе.

– Придёт и твой момент, – сказал он с видом всезнайки.

Он намекал на любовь? На то, чтобы жить своей сексуальностью открыто и счастливо?

– По крайней мере, надеюсь, – добавил он, пародируя обмен репликами, что минутой раньше был у него с Афродитой.

Аполлон усмехнулся в усы, Афродита прыснула, а Афина сделала вид, что обиделась, и послала его ко всем чертям.

Пока они будут вместе, одной связкой, они выдержат. Им не достались те родители, о которых мечтают, но им достались брат и сёстры, которые помогают держаться.

Когда Афина, устав от бесконечных подколов, стала высматривать, что бы ещё метнуть в Гермеса, он рывком вскочил и сиганул к ней на колени, сжав в объятиях. Если честно, это было скорее удержание, чем объятие.

– Хватит причинять мне боль. Знаешь же поговорку, да? Если больно одному из нас – больно всем, – выдал он, импровизируя.

Все обменялись озадаченными взглядами.

– Герм, это вообще не имеет смысла, – мягко предупредил Аполлон своим привычным дипломатичным тоном.

Гермес отпустил Афину, хотя она и так легко могла бы вывернуться.

– Знаю, просто звучало поэтично, – оправдался он.

Афродита тяжело вздохнула и принялась тасовать колоду – готовая к новой партии.

– До университета ещё несколько лет, – пробормотала она. – Надеюсь, за это время получится уговорить отца сменить направление.

Она хотела изучать астрофизику, но Кронос был уверен: ей прямая дорога на психологию. Область ей, в общем-то, не претила, но со детства её манило космос и всё, из чего он состоит. В девичьих мечтах она была астронавтом. Или исследовательницей. Учёной.

Братья и сёстры это знали, но попытка Герма помочь – поговорить с Кроносом, вразумить – закончилась очень плохо. Об этом Афри не знала, иначе бы всю жизнь винила себя.

– Только будь осторожна, – напомнил Герм. Резкая смена темы прорезала на его гладком лбу глубокие складки. Он любил всех, но Афродита была его родной, биологической сестрой-близнецом. Их связь была неразрывной. Он гиперопекал её – хотя, может, она и была куда крепче его.

– Да, – подключился Аполлон, прервав молчание. – Будь осторожна. А мы всегда прикроем тебе спину.

Афродита подняла голову и одарила его тёплой, благодарной улыбкой. И Аполлон – как всякий раз, когда кто-то из них проявлял к нему нежность, – ощутил вину. Он ведь всё-таки шпион; и пусть делает это ради спасения Хайдеса, он не считал себя достойным ни капли братской любви.

И всё же никто бы не сказал, что такому, как Аполлон, нужны ласковые слова и объятия. Он всегда сдержан и спокоен. Тихое присутствие, которое, заговорив, умеет сказать ровно то, что надо. Он не демонстрировал чувств, но умел дать их почувствовать. Никто бы не подумал, что Аполлон желает любви братьев и сестёр больше всего на свете. Ну… почти. На первом месте – их безопасность.

И пока они снова раскладывали карты, Аполлон задержался мыслью на фразе, которую минутой раньше сказал Гермес. Редко когда Герм говорил что-то серьёзное, но уж если говорил – это имело вес.

Он повторил её про себя ещё и ещё.

Улыбнулся. На самом деле звучало хорошо – и идеально подходило им. Кронос твердил: «Сначала семья». Но первыми всегда были они, братья и сёстры. Не Кронос. И не Рея.

«Если больно одному из нас – больно всем» гораздо точнее про них.