Текст книги "Игра титанов: Вознесение на Небеса (ЛП)"

Автор книги: Хейзел Райли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 37 страниц)

По тихому шороху подушки я понимаю – она подняла голову. Снизу вверх, широко распахнутые глаза, приоткрытые губы:

– А ты?

– Я всегда к тебе приду. Позови – и я рядом. Обещаю, я услышу твой голос даже в гулкой толпе.

Хейвен утыкается лицом в мой свитер, и, если возможно, я обнимаю её ещё крепче. Не знаю, чего жду: чтобы наши тела стали одним? Иногда мне хочется, чтобы она была частью меня. Тогда я чувствовал бы себя лучше.

Хейвен перебирается сверху. Руки у неё холодные. Я прячу их под свой свитер, чтобы согрелись поскорее.

– Ты рад, что это я – та девочка из приюта?

Я улавливаю тёмную нотку в её голосе:

– Я был бы счастлив в любом случае. Всё равно выбрал бы тебя. Но не скрою: знать, что каким-то образом вселенная связала нас с детства… это по-другому.

Я беру её лицо ладонями, подтягиваю ближе, собираясь поцеловать – и в последний миг передумываю:

– Ты должна выйти из лабиринта, Хейвен. Ты должна выиграть. Я смирился, что ты не передумаешь. Значит, я больше не прошу отказаться. Я прошу быть той же умной, неугомонной язвой, которую я знаю, – и уделать моего отца.

Она вздыхает:

– Я сделаю всё возможное.

Мне не нравится эта формула:

– Если я не увижу, как ты выходишь, я зайду за тобой. Поняла?

Не знаю, кого эта фраза бьёт сильнее – её или меня. Я всегда говорил, что не сунусь больше в этот живой лабиринт из изгородей и обмана. Но… теперь, когда туда идёт она, я всё сильнее верю, что сделаю исключение.

– Не о грустном. Не в нашем идеальном месте, – напоминает Хейвен. Она права. Это я впарил ей идею оставить проблемы за дверью – и же сам первым приоткрыл щель. Я осторожно, чтобы не причинить боли, переворачиваю нас и меняю местами: теперь она на спине, а я лежу сверху. Устраиваюсь так, чтобы не давить, ставлю локоть на подушку у её лица и смотрю сверху вниз.

– Напомню то, что сказал вначале, – переключаю тему. – Осталось ещё кое-что.

Её рыжая головка резко поворачивается ко мне. В глазах – тот самый блеск, когда Хейвен любопытно. Раньше это любопытство меня раздражало; сейчас понимаю – это один из поводов любить её.

– Что?

– Перед тем как собраться с остальными и всё рассказать, я заскочил в кофейню – кое-что взял.

С неохотой размыкаю нас и сажусь. Хейвен повторяет за мной, но я шире и выше – значит, хорошая заслонка для сюрприза. Открываю верхний ящик тумбочки, достаю бумажный пакет, блюдце и нож.

Одним движением вскрываю пакет и вынимаю круглый плод. Подношу к её лицу – и при слабом лунном свете Хейвен сразу понимает. На лице расцветает мгновенная улыбка.

– Гранат. Зачем?

– Помнишь миф о Персефоне и ту ночь на Хеллоуин?

Кладу гранат на блюдце и разрезаю пополам. Сезон не тот – вероятно, плод недозрел, но мне всё равно. Молча чищу половинку:

– Я хочу слегка переписать миф, – говорю. – Сегодня я хочу, чтобы ты кормила меня. И чтобы я стал твоим.

Она замирает, будто прожёвывает мою просьбу. Она вовсе не кажется мне странной. И правда – её рука уже тянется к блюдцу, тонкие пальцы перебирают рубиновые зёрна. Она отодвигает шесть, считая по одному.

Я останавливаю её, сдвигаю её руку и отделяю ещё шесть – всего двенадцать. Хейвен смотрит вопросительно.

– Мне не хватает шести месяцев, – объясняю. – Я хочу, чтобы ты накормила меня двенадцатью зёрнами. Я хочу быть твоим навсегда.

Я устраиваюсь сидя, так, чтобы она стояла на коленях чуть выше меня и могла легко скользить зерном к моим губам.

Я поднимаю лицо, глотаю воздух. Хейвен нависает надо мной, белая кожа в полутьме. Инстинктивно кладу ладони ей на горячие бёдра.

– Taḯste me, Persefóni mou. Накорми меня, моя Персефона.

Замираю, губы приоткрыты маленьким «о», жду. Она не сводит с меня глаз и тем временем собирает двенадцать зёрен граната с блюдца.

Первое зерно скользит в мой рот, и когда я раздавливаю его зубами, терпкий вкус пробегает по шее мурашками. И всё же мне нравится.

На втором я выжидаю момент. В ту же секунду, как кончик её пальцев толкает зерно к моим губам, я перехватываю указательный и втягиваю его, будто на коже остался сок. В комнате звучит тихий стон – это Хейвен. Я отпускаю палец со звонким щелчком, и она замирает, ошарашенная.

Сердце колотится – я опьянён тем, какую власть имею над такой невероятной женщиной.

– Остальные десять, Persefóni mou?

Она кивает и даёт третье. Я проглатываю, не добавляя ни слова, но после четвёртого и пятого говорит она:

– Он совершенно невкусный, да?

– Можешь попробовать и узнать.

Она наклоняет голову, внезапно лукавая:

– С твоих губ? Не думаю, что вкус задержался у тебя на языке.

Я подтягиваю её ближе, её грудь скользит по моей, тянусь и целую ключицы, заранее оттягивая вырез свитера, который, к несчастью, её скрывает:

– Я не говорил, что пробовать нужно с моих губ.

– Тогда…

Моя ладонь соскальзывает по её спине, опускается на бедро; Хейвен осекается. Средним пальцем нащупываю кожу и дохожу до входа.

– Эпта. Семь. Ещё семь зёрен, Хейвен. Клади их мне в рот.

Она выдыхает рывком, ей трудно. Знаю, рано или поздно мне за это прилетит, и страдать буду как последний придурок.

– Идут.

Я высовываю язык, и после короткой паузы она кладёт зерно на кончик.

– Эпта, – повторяет безукоризненно.

В качестве приза расстёгиваю её брюки и одним движением стягиваю их до колен.

Хейвен вздрагивает:

– Хайдес…

Я барабаню пальцем по её боку и смещаюсь к краю трусиков, заправляя палец под ткань. Хейвен чуть разводит ноги, умоляя не останавливаться. Я вхожу в неё наполовину. Не двигаюсь, и её бёдра дёргаются сами.

Когда она даёт восьмое, я перехватываю её запястье и подношу кисть к губам. С ещё кислым соком на языке целую ей кончики пальцев, обдавая их тёплым воздухом. Свободной рукой погружаю пальцы в её тело. Двигаю средним – и Хейвен сдаётся: отползает только затем, чтобы стянуть брюки полностью и двигаться свободно.

Опускаясь чуть ниже, она усаживается верхом на мою ногу. Как только её пах касается моего бедра, я вынимаю палец и позволяю ей самой решать, как принимать удовольствие.

– Это было восьмое. Октó. Восемь. Теперь девятое. Эннэа. Девять.

Её рука чуть дрожит. Она вкладывает девятое зерно. Затем десятое – я шепчу, что по-гречески десять – дэ́ка. На одиннадцатом её таз едва заметно трётся о мою ногу, а моя рука играет с её клитором круговыми движениями.

– Э́нтека. Одиннадцатое, – говорю, сжимая зерно зубами.

С двенадцатым в пальцах Хейвен уже сбита дыханием, всё её тело мелко дрожит, сосредоточенное на новой вершине. Это не порыв, не яростная спешка. Это медленный танец, полный любви. Я скольжу ладонью между её теплом и своим бедром и позволяю ей вести. Смотрю, как она двигается, загипнотизированный линиями её тела, подсвеченными небесным лунным сиянием. Луна по-прежнему её любимица.

– Додэ́ка, – шепчет она, вкладывая последнее и удивляя меня. – Двенадцать. Двенадцатое.

Может, мне чудится от близости, но двенадцатое зерно слаще остальных. Сок разливается по рту и скатывается в горло, накрывая волной удовольствия, которое мне дарила только Хейвен. И она в тот же миг кончает на моей руке.

С запрокинутой к потолку головой она издаёт хриплый стон – он прожигает мою кожу и ослепляет желанием. Она валится мне на плечо, прячет лицо в ямке у шеи. Я обнимаю и прижимаю её к себе, вкус граната ещё щекочет кончик языка.

– Хочешь тоже попробовать? – тихо предлагаю спустя пару минут.

– Как?

– Возьми ещё шесть – те, что я не дал тебе в октябре, – бормочу. – К чёрту миф: Персефона полюбила Аида за то, что он помог ей понять – она хочет не только весну. Ей нужна сама жизнь весны. Но ей нужны и холод зимы, и сухость осени. Нужны тьма и риск, как и сила. И тебе – тоже.

Теперь Хейвен смотрит на меня ровно. Я откидываю прядь с её лица.

– Ты – солнечный луч, Хейвен Коэн, но ты и капли дождя. Ты – голубизна летнего неба на тёплом утре, и ты – яростный шторм, сметающий всё, что мешает. Ты показала мне свет, что во мне прятался, а я – тьму, что была в тебе.

Она молчит. Боюсь, сейчас она решит, что я рехнулся, и каждое слово – сплошная чушь. Но она доказывает обратное: берёт ещё шесть зёрен, раскрывает ладонь – так, чтобы я мог поднести их к её губам.

– Ты – моя самая глубокая вера, Хейвен, – шепчу и вкладываю первое.

Она морщится от терпкости. Я целую – словно это может подсластить. Даю все по одному, считая вполголоса. Её голос вторит, безупречно ловя греческое звучание числительных.

– Я не хочу принадлежать никому, кроме себя, – шепчет мне в лицо.

Я медленно киваю:

– Когда я говорю «ты моя, а я твой», Хейвен, я имею в виду: у тебя моё сердце и моя полная верность. Ничего больше. Я не хочу тебя как вещь. Я хочу твоё «я люблю», твои поцелуи, твои ласки – и твоё голое тело в моей постели каждое утро.

Она улыбается, удовлетворённая объяснением. Тянется ко мне и целует долго и глубоко, её язык гонится за моим с такой страстью, что у меня нет шанса ответить. Она захлопывает меня в своём чувстве, и я рассыпаюсь на части – готовые быть собранными её руками.

Я не успеваю ничего. Её горячие ладони хватают край моего гольфа и одним решительным движением стягивают – я остаюсь по пояс голый. Глотаю сухо и позволяю ей делать всё, что захочет.

Хейвен раздевает меня до нитки, пальцы дрожат от возбуждения. Когда я тянусь сделать то же с ней, она перехватывает меня за запястья и качает головой. Лёгким толчком укладывает меня на спину. Встаёт; я упираюсь локтями в матрас, чтобы видеть лучше. Она медленно раздевается напротив – до мучительной неторопливости. Ей нужно свести меня с ума – и я позволяю, потому что люблю касаться её так же, как люблю просто смотреть.

Я киваю на ящик тумбочки; она достаёт презерватив.

И на этот раз, когда я тянусь взять его и надеть сам, она останавливает. Я усмехаюсь:

– Всё сама, да?

Хейвен не отвечает. Усаживается верхом, с упором на колени, зависая надо мной. Её разнцветные глаза прибивают меня к месту, и дыхание перехватывает.

Ещё секунда в таком положении – и я стану первым идиотом, умершим от того, что слишком хотел трахнуть свою девушку.

Её длинные пальцы проходят по моему члену и надевают презерватив размеренными движениями. Под её ладонью я теряю рассудок.

– Хейвен, чёрт, – шиплю.

Взгляд впивается в мой.

Кончик её языка выглядывает между губ и скользит по верхней – почти будто нечаянно.

Я хватаю её за затылок, переплетая пальцы в волосах, притягиваю – и встречаюсь с ней в поцелуе. Мой язык едва пробивается внутрь, как Хейвен опускается одним движением – и я вхожу в неё одним толчком.

Удар такой внезапный и грубый, что поцелуй рвётся на моём собственном стоне. Он поднимается из горла и разлетается по комнате – пьяный от наслаждения.

Хейвен обвивает меня руками за шею и соприкасается лбом, пока её бёдра поднимаются и опускаются в медленном ритме. Я иду ей навстречу, ввинчиваясь в неё. Я слышу только свой убыстрённый пульс, своё хриплое дыхание и её кожу, хлопающую о мою.

Она не дозволяет большего. Не даёт сменить позу или задать темп. И я с радостью отдаю ей всю власть и контроль.

– Моё сердце и моя верность принадлежат тебе, – клянусь едва слышно, пропитывая каждое слово правдой, возвращаясь к прерванной теме.

Кажется, она понимает – касается моих губ лёгким поцелуем.

Я веду указательный от своей груди:

– I kardiá mou kai i písti mou aníkoun se esás, – и перекладываю палец на её. (Моё сердце и моя верность принадлежат тебе – по-гречески.)

Хейвен прикусывает мой нижний, глухо мычит. Я хватаю её за ягодицы и прижимаю сильнее, жадный к каждому сантиметру её кожи.

Когда она отрывается от поцелуя, на лице вспыхивает хитрая улыбка:

– И что теперь, когда я съела двенадцать зёрен?

Она проверяет меня на прочность, но я помню наш разговор в Хеллоуин:

– Двенадцать зёрен – и ты моя навсегда, Персефона.

Глава 47. РОМЕО И ДЖУЛЬЕТТА

Ты всё равно остаёшься лучшим, что со мной случалось, даже если нашу историю рассказывают иначе. Когда все говорили, что мне уготована судьба забытой богини, способной лишь заставлять землю цвести, ты увидел, как кровь в моих жилах жаждет трона.

Ты показал мне, что наша любовь способна превратить самое тёмное и холодное царство в самый счастливый дом.

Свет прикроватной лампы выхватывает только уголок стола, где у меня раскрыта книга. Я уже минут пять сижу на одном и том же абзаце. Чем больше перечитываю, тем меньше смысла. Тру глаза и запрокидываю голову, тяжело выдыхая.

Взгляд скользит по столу. Книга отходит на второй план, когда я цепляюсь за «набор выживания для учёбы», который Хайдес подарил мне всего пару часов назад. Чёрная коробочка, внутри – две протеиновые батончики, пакет персикового чая в тетрапаке, таблетка от головной боли и записка. Я читала её уже бесчисленное количество раз, но читаю снова.

«Не перенапрягай свою умную головку. Когда устанешь – закрывай книги и приходи ко мне в кровать. Если я уже усну, подожду тебя во сне».

Я улыбаюсь и закрываю коробочку. С радостью шмыгнула бы к нему под одеяло, но у меня ещё пятнадцать глав. Да и кофеина во мне слишком много, чтобы спать.

Мне нужны эти часы: утром я снова была в участке – давала показания по отцу. Агентам не удаётся его найти, розыск расширили на соседние штаты.

Поворачиваю кресло, чтобы взглянуть назад. Хайдес уселся читать, пока я раскладывала конспекты. Я уже открываю рот, чтобы что-то ему сказать, но замечаю: тело у него неподвижно, плечи поднимаются и опускаются ровно.

Он уснул, полусидя, с книгой на голой груди. Одеяло сползло как раз чуть ниже бёдер, так что я волей-неволей любуюсь его прессом. Голова лежит на подушке и свешивается влево – в мою сторону.

Я двигаюсь ещё до того, как успеваю это осознать. На цыпочках подхожу, опускаюсь на колени у кровати, на уровне его лица. Дрожащей рукой откидываю пару упрямых прядей с глаз. Рыжий выцветает. Если он не подкрасится, Арес разойдётся с шутками про розовые волосы.

Я улыбаюсь, будто он видит. Подушечками пальцев касаюсь мягкой кожи на щеке, провожу по полным приоткрытым губам. Чувствую тёплый выдох.

Он мычит, и я замираю.

Осторожно снимаю с него книгу. Не знала, что он читает. «Ромео и Джульетта» Уильяма Шекспира. И, похоже, не в первый раз: у обложки потёртые углы, корешок сломан, страницы пожелтели. Но сильнее всего поражает, что всё испещрено пометками: загнутые уголки, карандашные подчёркивания, жёлтые стикеры торчат со всех сторон.

Я и не думала, что он так любит эту пьесу, – и начинаю читать выделенное.

«Люби, люби безумно, люби сколько можешь, и если тебе скажут, что это грех, – полюби свой грех, и ты будешь невинен». На полях – «Х.».

«Научи меня забывать думать». И тут карандашная помета: «Х.». Я не настолько самоуверенна, чтобы сразу решать, что это «Хейвен», но… какие ещё варианты?

«Когда ты перестанешь быть частью меня, я вырежу из твоего воспоминания множество маленьких звёзд, и тогда небо станет таким прекрасным, что весь мир полюбит ночь». И над первой строкой – буква: «А.». Афродита? Кому ещё. В глазах предательски щиплет.

Одна фраза подчёркнута так жирно, будто он давил карандашом до дыр: «Шрамы высмеивает тот, кто раны не знал».

Я уже переворачиваю страницу, когда за спиной раздаётся голос:

– Можно узнать, почему Кинг-Конг всё время спит в нашей комнате? У него своя есть. Ему что, не нравится? – спрашивает Арес слишком громко.

Он стоит в дверях, в пижаме; вытирает полотенцем мокрую голову – хотя там и так бритый ноль, – и смотрит на Хайдеса с раздражением.

– Потише, а то разбудишь. Мы были у него, но мои книги здесь, а мне нужно учиться, – шикнула я шёпотом.

Арес кривит рот и подходит к своей кровати напротив моей – той самой, где сейчас устроился Хайдес:

– Да ладно. Пока ты была там, я сунул ему палец в нос – и ноль реакции.

Я даже не начинаю разбираться, как вообще ему пришла в голову идея засунуть палец Хайдесу в ноздрю.

Закрываю книгу и кладу на тумбочку. Подправляю одеяло, чтобы оно прикрывало хотя бы чуть выше пупка.

– Только представь, как было бы возбуждающе заняться сексом в моей постели, – Арес постукивает по покрывалу, – пока Хайдес спит вон в той, прямо напротив.

Со вздохом возвращаюсь к столу.

Я уже собираюсь ему ответить, как меня опережают:

– Я не сплю, придурок. По крайней мере уже нет. Думаю, как весело будет встать и повесить тебя на стену.

Хайдес не открывает ни одного глаза, поворачивается на бок и отворачивается от Ареса. Между ним и стеной остаётся полоска места – догадываюсь, это молчаливое приглашение для меня лечь рядом.

– Кто-то тут всё ещё боится, что я уведу у него девушку, – бурчит Арес.

– Этого не случится, сам знаешь, Арес, – обрываю я.

Он бросает на меня разочарованный взгляд:

– Подыграй. Я хочу его позлить.

– Не верю, что ты всё ещё бегаешь за Хейвен, – вмешивается Хайдес, не меняя позы. – И так видно, что твоё внимание занято соседкой, которая прилепляет записки к двери жвачкой.

Тело Ареса едва вздрагивает, потом каменеет – поймали. Он пытается изобразить безразличие, но я уже умею читать его язык тела.

– Я? И Хелл? Ты шутишь? Ни за что.

Голова Хайдеса чуть поворачивается, и он бросает на меня лукавый взгляд; я отвечаю тем же.

– Эй! – возмущается Арес, вытягиваясь вперёд с раскинутыми руками. – Что за заговорческие взгляды? Прекратите.

Хайдес устраивается удобнее, одеяло сползает ещё ниже талии. Он лежит на правом боку, левый – весь на виду. Взгляд Ареса снова и снова скользит по линии шрама.

– Я видел, как ты пялился на неё в кафетерии, – говорит Хайдес спокойно и низко: разговор для него завершён, он хочет спать. – Нет ничего плохого в том, чтобы признать: у тебя тоже есть сердце и чувства, которые выходят за рамки чистого сексуального аппетита.

Арес с приоткрытым ртом ищет, что возразить. Тупит настолько забавно, что я почти готова его прикрыть. Поднимает палец, собирается говорить – и передумывает. В итоге только качает головой.

– И раз уж ты шатаешься по моей комнате, – хотя бы прикройся. Мне не нравится вид твоих накачанных титек.

Тело Хайдеса вздрагивает – похоже, он смеётся. Я тоже хихикаю про себя и тянусь за первой батончиком из набора.

– А теперь, если вы не против, я бы поспал. – В тот же миг у него на тумбочке начинает звонить телефон. – Чёрт побери, – шипит Хайдес.

Пока он тянется к смартфону, мой тоже показывает входящий вызов. Следом – и у Ареса.

Хайдес уже сидит на краю кровати, опустив ноги на пол. Мы переглядываемся.

– Мне звонит Гермес, – говорит Хайдес.

Я гляжу на экран:

– Лиам.

– Поси, – добавляет Арес.

Хайдес закатывает глаза:

– Прекрасно. Троица идиотов.

Как бы мне ни хотелось их защитить, меня тоже тревожит, что все трое звонят одновременно. Я решаю отработать карму и ответить за всех.

– Алло, Лиам? – включаю громкую связь.

– Хейвен? Привет, это Лиам.

Хайдес фыркает, Арес хватается за голову.

– Да, я уже догадалась, – успокаиваю его. – Что случилось?

Фоном долетает голос Гермеса, за ним – смешок Посейдона:

– Через десять минут максимум подтягивайтесь к воротам Йеля. Мы тут все вас ждём… – он обрывается. – Эй, вашему братцу десяти минут хватит, чтобы уложить волосы? – спрашивает, кажется, кого-то рядом.

Шорох и чей-то стон. – «Маленький рай» на связи! – Гермес перехватывает телефон. – В городе луна-парк, всего в пятнадцати минутах. Закрывается через три часа. Погнали!

– Герм, почти полночь. С какого чёрта нам тащиться в долбаный луна-парк? – огрызается Хайдес.

– Чтобы не думать про приглашение Кро… – влезает голос Лиама, но его явно кто-то затыкает.

Каждый мой мускул каменеет:

– Приглашение от Кроноса? О чём это Лиам?

– Лиам, мы же договорились говорить им только потом! – одёргивает Афина, и, кажется, Зевс поддерживает её тем же тоном.

Хайдес обхватывает мой телефон ладонью и подносит ближе:

– Пара минут – и мы на месте. – Он сбрасывает вызов, не оставляя никому времени возразить.

Мы втроём срываемся одновременно. Арес начинает снимать пижаму прямо при нас – Хайдес его останавливает и кивает на дверь:

– Ты. В ванную.

– С чего бы? Это моя комната. – Руки у него уже на резинке штанов.

– Ты не будешь раздеваться перед моей девушкой. И она – перед тобой. Иди.

Я не трачу ни секунды на волосы и усталое лицо. Накидываем первое попавшееся и выходим.

Арес уже в коридоре, дверь распахнута, ключи в замке.

– Не забудь связку бананов – перекусить в дороге. А то вдруг проголодаешься…

Я дёргаю ручку и захлопываю дверь со звуком, никак не подходящим для этой ночи. Плевать. Я бы и бомбу взорвала, лишь бы не слушать их пикировки. Жду только момента, когда они оба поймут, что настолько похожи, что рискуют стать лучшими друзьями.

Я всё ещё поворачиваю ключ, когда слышу восклицание Ареса:

– Ты что творишь? Прекрати!

Хайдес стучит к нашей соседке – той самой Хелл, как её называет Арес. Он пытается его удержать, но ниже ростом и слабее.

В итоге дверь открывает сама Хелл. Короткие волосы смешно растрёпаны, на ней пижама с Ариэль. Увидев Хайдеса, а потом Ареса, она таращит глаза, щёки тут же розовеют:

– Чем могу помочь?

– Ничем, спи спокойно, спокойной ночи! – выпаливает Арес.

Я подхожу и встаю перед Хайдесом:

– В городе открыт луна-парк, мы туда. Идёшь с нами? Нам было бы очень приятно. Правда, Арес?

– Что? Нет, мне было бы неприят… Она раздражающая. – Он осекается, понимая, что перегнул. – В смысле, мне всё равно. Хочешь – собирайся, мы подождём. Только, ну, жизнь мне это не изменит.

Хайдес поворачивается к нему и шепчет:

– Но хотя бы минимально сотрудничай.

– Я не умею, не знаю, что говорить, – бурчит Арес.

– Вот именно: твоё сотрудничество – помолчать.

Хелл слышит всё, как и я, и опускает голову. Не понимаю, смеётся она или обиделась и не уловила, что Арес хочет её с нами куда больше, чем показывает.

– Дайте мне две минуты, и я готова. Я обожаю луна-парки.

Голова Ареса дёргается так резко, что я боюсь – он сломал шею:

– Я тоже. Однажды одна девушка мне…

Хайдес ладонью закрывает ему рот и оттаскивает. Я пытаюсь перехватить внимание Хелл, выдав нелепый смешок:

– Мы подождём. Можешь даже все пять минут взять, спокойно.

Хелл явно в замешательстве, но не спрашивает и не добавляет ничего. Я прислоняюсь к стене и смотрю на Хайдеса с Аресом. Потешная парочка – настолько невероятная, что от этого самая естественная на свете.

– Арес, – Хайдес берёт его за подбородок и встряхивает, – у большинства людей есть фильтр между ртом и мозгом. Он отделяет то, что мы думаем и можно сказать, от того, что мы думаем и нельзя произносить ни при каких обстоятельствах. Похоже, у тебя такого нет. Мы пытаемся помочь, окей?

Арес вырывается и отступает на шаг:

– Мне не нужна помощь. И ваши свиданки с этой занозой Хелл мне не нужны. Займитесь своими делами.

Хайдес скрещивает руки на груди – вид у него тот самый, победный:

– Ах да? Тогда помочь Посейдону?

Арес отворачивается к концу коридора, готов двинуть к выходу:

– Помогайте. Если хотите обречь её на скучный секс, всегда «миссионерскую». Плюс, хорошая новость – терпеть это всего секунд десять.

Я ладонью прикрываю рот, чтобы не рассмеяться в голос, и у Хайдеса в глазах тот же блеск, который я с трудом сдерживаю. Мы переглядываемся: решено – не толкать Хелл к Посейдону. Мы оба болеем за Ареса.

– С сегодняшнего дня они – наш маленький проект, – шепчу я, когда подбираюсь ближе к Хайдесу.

Он подносит мою руку к губам и целует тыльную сторону.

Мы размыкаем пальцы только чтобы дать друг другу звонкую «пятюню».

Арес это, конечно, замечает, разворачивается и сверлит нас взглядом:

– И что вы там шушукаете, а?

Но новую перепалку обрывает Хелл. Возвращается к нам: на ней спортивный костюм и джинсовка поверх худи, за спиной чёрный рюкзачок, волосы в двух высоких хвостах, слишком короткие пряди падают на шею.

– Готова, – объявляет. Мы явно смущаем её, и мне неловко.

Поэтому я беру её под руку и увожу вперёд, обгоняя Хайдеса и Ареса – они идут следом. Йель окутан тишиной, но Хелл её нарушает уже через пару секунд:

– Ну что, сосед, как ты? Давно не вижу ответов на мои оскорбления.

– Нормально, – отвечает Арес монотонно.

– «Нормально, и…» – шепчет Хайдес, подсказывая добавить «а ты?».

– Нормально, спасибо, – поправляется Арес.

Дальше – тишина. Как Аполлон и Хайдес тренировали меня в драке, так и нам придётся «качать» Ареса – чтобы он свободнее говорил с людьми. Только мы, «семья», понимаем корни его поведенческих штук и не шарахаемся. Любой другой примет его неловкость за отторжение. И – сдастся. Как он привык. Хотя сам он этого не хочет.

Все удивляются, когда видят нас с Хелл. Мы сразу знакомим её с каждым из «семейства Яблока». Лиам протягивает руку:

– Привет, я…

– Я тебя помню, – перебивает она, но руку пожимает. – Лиам.

Глаза Лиама вываливаются, уши мгновенно краснеют. Он юркает ко мне и шепчет в самое ухо:

– Как думаешь, это знак, что…

– Нет, ты ей не нравишься. Она тебя помнит, потому что ты странный, Лиам. Хватит.

– Ладно, – хлопает в ладоши Гермес, – быстро сорвём пластырь? Поговорим о приглашении от папочки-Титана?

Я уже выставляю ногу вперёд, готовая встать перед ним, чтобы не пропустить ни слова. Хайдес опережает, раздражённо:

– У нас гостья. – Кивает на Хелл, застывшую столбиком и чуть скованную. – Обсудим после потрясающего вечера в луна-парке.

Я фыркаю. Афина улыбается моей нетерпеливости и пожимает плечами:

– Тогда поехали.

Лиам уже липнет к Хелл. Взгляд невинный, но я знаю его достаточно, чтобы понимать: намерения так себе. Гермес и Зевс вмешиваются синхронно – идеальная командная работа: первый приобнимает Хелл за плечи и уводит, второй хватает Лиама за ухо и тянет в противоположную сторону.

– Сиди смирно, плейбой, – одёргивает он, хотя в голосе слышна явная улыбка.

– Простите, господин Зевс.

Я жду, пока все двинутся, затем беру Хайдеса за запястье и киваю – держимся на пару шагов позади.

Он смотрит прямо перед собой. Сегодня полная луна, и её небесный свет словно тянется к Хайдесу. Если у неё есть любимчики среди смертных, она влюблена в моего парня. Он переводит на меня взгляд – вопросительный: он уже знает, что сейчас будет вопрос.

Я обнимаю его за талию, он перекидывает руку мне на плечи и прижимает к себе ровно в тот момент, когда нас продувает холодным порывом ветра.

– Я не знала, что ты так любишь «Ромео и Джульетту», – говорю через минуту.

– Я читал эту пьесу бесчисленное количество раз. Могу наизусть цитировать целые куски.

– Я подглядела некоторые фразы, которые ты подчёркивал. Там ещё были буквы. Зачем?

Хайдес откашливается:

– Когда я читаю, у меня само собой выходит приписывать самые любимые строки самым любимым людям.

Я целую его в щёку, и он, молниеносно, отвечает тем же – мне в щёку.

– Когда в книге попадаются слова о любви, я подписываю рядом твоё имя, Хейвен. Я не умею говорить «люблю» витиевато, поэтому позволяю делать это за меня поэтам и писателям, которые прожили целую жизнь, описывая любовь.

Глава 48. МИР С ВЫСОТЫ

Арес жил в храме, который охраняли амазонки, и сходил в бой в бронзовых доспехах с копьём в руках. Его нередко сопровождали устрашающие сущности – демон шумной сечи и дух битвы и убийства. Другими спутниками были Ужас (Деймос), Страх (Фобос) и Раздор (Эрида); порой рядом появлялись и Полемос (по-гречески «война»), и его дочь Алала – воплощение боевого клича.

Арес

Девчонка передо мной пару минут как улыбнулась. Кажется, впервые. Хотя могу и ошибаться: я, если честно, больше пялился на её сиськи, выпрыгивающие из выреза свитерка. Интересно, ей не холодно при такой погоде?

Громкий хохот вырывает меня из разглядывания – я резко оборачиваюсь. Хелл ржёт во весь голос, ладонью прикрывая рот, – над чем-то, что только что ляпнул Посейдон. Они так уже довольно долго: болтают, и Хелл смеётся каждой его фразе.

И что там, блин, смешного? У Посейдона чувство юмора так себе. В голове – котёл тупых шуточек и бессмысленных реплик, он выливает это на людей без стыда. Но каким-то чудом всё равно всем заходит.

– Арес, что-то не так? – Хейвен возникает передо мной с сахарной ватой. Бр-р.

Как будто мало этого, подваливает и Хайдес:

– Ты всё косишься на Хелл и Посейдона как на занозу.

Чёрт. Не думал, что кто-то заметит. Я же, наоборот, старался – отвлекался на вырез незнакомки.

– Вам показалось. И вообще, перестаньте носиться, будто вы…

Меня обрывает Коэн: отрывает кусок ваты и пихает мне в рот.

Я размалываю липкую дрянь и злобно жуём:

– Хотел бы, чтобы Поси… Пофейдон перестал заставлять её смеяться, – бубню с набитым ртом.

– Ревнуешь? – не отстаёт Коэн. – Хочешь, чтобы смеялась над твоими шутками?

Глотаю и морщусь. Сладкое не моё – я по солёному и кислому.

– Нет! Нет. Нет. И нет, – тороплюсь выпалить, пока эти двое не начали меня троллить.

Пробую свалить из этой пытки, но Хейвен ловко обнимает меня за плечи и притягивает, пока моя голова не падает ей на макушку – и я сдаюсь.

– Сфокусируйтесь лучше на другой парочке, – предлагаю, внезапно осенённый отличной мыслью. – На той, о которой вы даже не догадываетесь, но шансы у неё куда выше, чем у меня и Хелл.

Так легко переключить Коэн – и уже улыбаюсь, настроение подросло. Она таращится, горит любопытством.

– Лиам и господин Зевс, – шепчу.

Хейвен с Хайдесом уставляются на меня молча, будто я сейчас расхохочусь и скажу «шутка». Не дождётесь. Жду, пока дойдёт, что я серьёзен, и пока они это переварят.

– Нереально, – первым приходит в себя Хайдес.

Хейвен кивает:

– Согласна. И вообще, Зевс… не выглядит заинтересованным.

Когда Коэн пытается убрать руку, я перехватываю её ладонь и оставляю её руку на своих плечах. Переплетаю пальцы и краем глаза слежу за реакцией Хайдеса. Не ревнует. Я должен бы радоваться, но его взрослость в мой адрес бесит. Наверное, потому что сам так не умею.

– Зевс – бисексуал, – сообщаю.

– Выдавать людей без их… – начинает Хейвен.

Я режу:

– Это не «выдавать». Не переживай. Он спокойно говорит об ориентации, просто не размахивает ей как визиткой – и правильно.

– И ты думаешь, что… – Хайдес замирает, физиономия у него такая забавная, что Хейвен прыскает. – Думаешь, Зевсу может понравиться Лиам?

– Вполне. Зевс такой собранный и серьёзный, что я вообще не удивлюсь, если его потянет на клинический случай по имени Лиам Бейкер. Другое дело, если Лиам на сто процентов уверен, что он гетеро, – тут мы бессильны.

Мы уже все втроём смотрим на них. Они на лавке, оживлённо перетирают что-то. Слов из-за визга Гермеса и мерзкого смеха Хелл не разобрать.

Вы их не знаете, как знаю я. Мой старшой. У него были отношения и с парнями, и с девушками, но никого нам не приводил. Закрытый, аккуратный – он редко вообще целуется на людях. Это не делает его холодным. Наоборот: его способ любви – слова и взгляды.

И я вижу, как у него блестят глаза, пока Лиам вешает ему очередную чушь. Кажется, его цепляет, как Лиам переваривает мир вокруг. А Лиам, возможно, даже не замечает, сколько времени проводит рядом с Зевсом и что именно к нему сядет каждый раз.