Текст книги "Игра титанов: Вознесение на Небеса (ЛП)"

Автор книги: Хейзел Райли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 37 страниц)

Возвращаюсь взглядом к Коэн – и жалею, что заговорил про Зевса и Лиама. Её разноглазые смотрят не на них, а на другого человека. Иногда я забываю, что она не тупая – ей нужно совсем чуть-чуть, чтобы стянуть с тебя любой секрет.

– О боже, – шепчет она, тут же отворачиваясь и пряча лицо.

Хайдес ничего не понял:

– Что случилось? Всё нормально?

Он зовёт её снова, и я, вздохнув, отвечаю за неё:

– Только что догадалась, кому принадлежит одна из конфессий на Игре Зевса. Кто «влюблён в члена семьи».

Хайдес таращит глаза, а Хейвен выпрямляется – уже спокойнее:

– С чего ты взял, что я поняла?

– О ком подумала?

– О Гере, – шепчет, настороженно. – Гера что-то чувствует к Зевсу?

– Ага. Попала.

У Хейвен отвисает челюсть. Хайдес держит лицо – наверное, думает, что мы прикалываемся. Но это правда: она только намекнула однажды ночью, а потом я стал замечать, как она его бережёт, как вечно ищет его взгляд…

– Но он же её брат, – бормочет Хайдес. – Это как если бы я…

– Нет, – режу. – Вы росли как родные. У нас – не так. Гиперион с Тейей усыновили нас, чтобы дать лучшую жизнь, но никогда не заставляли считать друг друга кровными. Да и мы ими не являемся.

Ответа нет.

– Почему ты рассказал это мне? – наконец спрашивает Хейвен уже только у меня. – Это серьёзный секрет твоей сестры.

Чувствую себя неуютно: честный ответ – это открыть ей ещё кусок сердца, а мне такое вредно. Мне вообще вредно с кем угодно. Лучше бы это пряталось.

Начинаю ненавидеть Хайдеса сильнее. Он уходит к Афине, поворачивается спиной, оставляя нас вдвоём. Запускает руку в её длинные каштановые волосы, пытается растрепать – она бьёт его кулаком в плечо. Хайдес не реагирует, а просто сигает на неё и запирает в удушающих объятиях, из которых она «выкручивается».

– Потому что ты единственная моя подруга, Коэн, – выдыхаю. – Носить это всё в себе и никому не рассказывать – выматывает.

– Мне можно доверять. И Хайдесу тоже, ты знаешь, – она кладёт голову мне на плечо.

Я обнимаю и, с лёгкой болью внутри, целую её в волосы. При этом взгляд сам рвётся к Хелл. Она смотрит на нас, без выражения; поймав мой взгляд, нервно улыбается и поворачивается к Посейдону, снова ко мне спиной.

– Ребят, пойдём на автодром? – подпрыгивает Лиам так резко, что Зевс вздрагивает.

– А я бы на колесо обозрения, – говорит Коэн. – Давайте разделимся?

Мимо визжа, пробегает стайка девиц, и у меня срывается рык. Ненавижу луна-парки. Вообще ненавижу места, где от тебя ждут веселья – давит.

Зато я обожаю высоту. Люблю быть над всем этим, хоть на пару минут – и чувствовать себя больше мира. Так что колесо – единственная карусель, которую я терплю.

Я догоняю Коэн и Хайдеса; с нами идут Хелл, Афина и Гера. Посейдон, Лиам, Зевс и Гермес сворачивают к бамперным машинкам.

Иду позади, поэтому не пропускаю, как Хелл бросает взгляд на киоск с картошкой и сэндвичами. Делает так уже не раз за вечер, и мне хочется спросить, голодна ли она, и почему так. Не могу – поймёт, что я не могу от неё отлипнуть.

Но любопытство гложет.

Встаём в очередь за билетами. Афина с Герой трещат без остановки – подружились будто сто лет знакомы. Хейвен из кожи лезет, чтобы разговорить Хелл, но та как будто растеряла прежний запал.

До нас остаётся всего трое, и тут Хелл делает шаг в сторону и выходит из очереди:

– Простите, не могу. – Всем её телом читается дискомфорт.

– Что-то не так? – спрашивает Гера.

Хелл запрокидывает голову и смотрит на колесо обозрения во всю его высоту.

– Я… – вздыхает. Опускает взгляд, но волосы стянуты в два хвостика, и лицо, как она надеялась, они не прикрывают. – Я не люблю колёса обозрения. Всегда боюсь, что какая-нибудь деталь отвалится – и меня размажет об асфальт.

Хайдес хмурится:

– Ну да, спасибо за подбадривание.

Хелл выдавливает виноватую улыбку:

– Простите. Я подожду вас на той скамейке, – сообщает и уходит.

Тем временем подходит наша очередь. Тётка в возрасте жуёт жвачку с открытым ртом и уставится на меня.

– Пять билетов, – говорю. Достаю кошелёк и плачу за всех.

Раздавая билеты, я невольно смотрю поверх плеча Афины. Хелл сидит на скамейке – нога на ногу, руки в карманах куртки.

Иди на колесо обозрения. Единственное, что сделает эту ночь хоть как-то сносной.

И вместо этого я прячу свой билет в карман джинсов и ухожу в противоположную сторону. Гера окликает – я машу: мол, отстаньте.

Но к Хелл я не иду. Обхожу по большому кругу, чтобы она меня не заметила, и останавливаюсь у фастфуда. Очереди нет, заказываю сразу коробочку картошки. Соус – майонез. Не знаю, любит ли она майонез, но обязана любить. Майонез вообще должен быть любимым соусом к картошке у всех, всё остальное – вкусовая порча.

Она меня не замечает, пока я не сажусь рядом, с картошкой в руках. Внутри торчат два шпажки – чтобы не испачкаться.

– Что ты делаешь?

– Не захотелось на колесо.

– Не любишь высоту?

Отвожу взгляд от её гипнотических глаз:

– Я обожаю высоту, – шепчу.

Хелл искренне удивляется:

– Серьёзно? А если рухнешь?

Киваю в сторону кабин. Люди рассаживаются. Какие-то рассчитаны на четверых, какие-то на двоих, есть и на троих.

– Вообще-то ты не совсем не права. Надо было позвать Аполлона. Его шевелюра всех бы поймала, если что.

Она хмурится.

Точно.

– Аполлон. Ну, знаешь? Брат Лайвли, который не стрижётся со времён Второй мировой.

К моему удивлению, Хелл запрокидывает голову и хохочет. Я смотрю, разинув рот. Это не тот смех, что был у неё с Посейдоном. Не знаю, хорошо это или плохо.

– Картошку? – пододвигаю коробочку.

Хелл дёргается, будто я наставил на неё пистолет:

– О, нет, спасибо. Не хочется.

Беру пальцами одну, макаю в майонез, отправляю в рот.

– Не хочется? Точно?

Она качает головой. Ненавижу себя за то, что загоняю её в неловкость, и ещё больше – за то, что не собираюсь отступать.

Надо открыть карты.

– Странно. Ты весь вечер косишься на ларьки с едой. Денег с собой не взяла?

– Именно, – выпаливает. Врёт. Я сам подкинул ей отговорку, о которой она не подумала. – Не люблю, когда за меня платят. Чувствую себя должной и… нет, вообще нет. – Неловко улыбается.

Я улыбаюсь в ответ, ни капли не поверив:

– Отдашь, когда вернёмся в Йель. – Снова пододвигаю коробочку.

Хелл смотрит на картошку, как на смертельного врага и одновременно на то, чего хочет больше всего. Уже тянется шпажкой, как вдруг замирает и впивается в меня взглядом:

– Подожди. Ты сказал, что любишь высоту. Почему тогда не пошёл?

– Тщеславие Хайдеса Лайвли само по себе может обрушить эту чёртову конструкцию. Не надо испытывать судьбу.

Хелл опять смеётся. Либо она смеётся над всем, либо я смешнее, чем думал. Никто другой бы не рассмеялся. Может, ей просто хочется быть вежливой.

Краем глаза гляжу на автодром. Гермес с Лиамом взялись парой против Посейдона и Зевса, но заезд почти окончен.

Иногда хочется быть как они. Просто получать удовольствие и не выглядеть вечным чужаком. Чёрной овцой, которой лучше в одиночку, потому что она не умеет общаться. Хочется, чтобы тело расслабилось. Чтобы мозг перестал меня саботировать. Хочется… говорить с Хелл нормально.

– Спасибо, что остался, – нарушает тишину Хелл. На уголке её губ – капля майонеза. – И за картошку.

– Не за что.

– И снизу мир не такой уж плохой, да? – она толкает меня плечом шутливо.

Отвечаю тем же:

– Когда-нибудь я подниму тебя смотреть на него сверху – и тебе понравится, вот увидишь.

Сказал слишком серьёзно. В её взгляде исчезает лёгкость, и я мысленно крою себя на всех языках.

Момент рушат Лиам и Гермес. Оба запыхавшиеся, раскрасневшиеся.

– Где остальные? – спрашивает Гермес.

Зевс с Посейдоном идут позади. Я инстинктивно подаюсь вперёд, чтобы перекрыть Хелл линию зрения с моим братом. Не хочу, чтобы он снова украл у меня сцену.

– Наверное, Коэн и Малакай трахаются в одной из кабин, – бросаю как шутку.

Гермес хихикает и утаскивает из коробки одну картошину. Хелл сразу соображает и сдаёт остатки ему и Лиаму – те накидываются, как два стервятника, дерущиеся за последний ошмёток.

– Мы же сейчас валим отсюда, да? – Зевс кивает. – Тогда… просветите, что там с Саркофагом? – спрашиваю тише, чтобы Хелл не слышала.

Лиам выручает: садится рядом с ней и начинает рассказывать, как учился в автошколе и сколько машин успел разбить.

Гермес придвигается ко мне ближе и опирается плечом:

– Наш батя позвал нас в Грецию на «последний ужин»… перед лабиринтом. Что бы он ни задумал – ничего хорошего. И у нас всего шесть дней, чтобы подготовить Хейвен.

Глава 49. БОЖЕСТВЕННЫЙ ОБМАНЩИК

Гермес, помимо того, что он вестник богов, ещё и плут, бог торговли и воров. С младенчества – ранний гений: в первый же день жизни он изобрёл лиру и украл у Аполлона стадо.

Хайдес

Утром я ненавижу разные типы людей. Во-первых, всех.

Отдельная номинация – тем, кто шумит, и тем, кто без умолку треплется. Гермес – из породы тех, у кого рот не закрывается: как он спал, что ему снилось, вставал ли ночью поссать – отчёт по пунктам.

По Аполлону скучаю ровно за одно: идеальный сосед по комнате. Скажет «доброе утро» – и молчит, пока сам к нему не обратишься. Стоит, потягивает кофе и никому мозг не выедает.

Хуже всех – Арес. Делить с ним первые минуты дня – ад.

Он торчит в ванной уже минут сорок пять, музыка на полную. Не знаю, что за плейлист, но Toxic Бритни Спирс начинает заново по кругу.

Тянусь, чтобы выключить будильник заранее. Хейвен, когда меня зверски разбудил Арес, в кровати со мной не было.

Щёлкает дверь, следом – дверь комнаты. Вспыхивает свет, я щурюсь, тихо матерюсь.

Пару секунд – и фокус ловит силуэт Ареса. Он стоит на пороге, ладонь всё ещё на выключателе, абсолютно голый. И ухмыляется.

– Вопросов много, но начнём с главного: почему ты голый?

Он пожимает плечами:

– Я в душ. Ты что, моешься одетым?

– Нет. Но и голяком не дефилирую.

Улыбка шире, рука на бедро – пародия на модельную позу:

– Хотел убедиться, что тебя разбудила музыка.

С той же скоростью исчезает в ванной. Не запирается. Мелькает мысль ворваться и подстроить гадость.

Вместо этого лежу, уставившись в потолок, руки под голову. Прошло четыре дня с тех пор, как батя позвал нас в Грецию – «на прощальный ужин» перед лабиринтом.

Печатаю Хейвен: где пропала? – и в этот момент люстра сама гаснет. Вскакиваю, щёлкаю выключателем – ноль. Думаю, было на лампочку, как из ванной доносится крик Ареса.

Хмурюсь:

– Арес, выбило пробки! Ты в порядке?

Ответа нет. Слышно только, как хлещет вода. Прикладываю ухо к деревянной стенке – что-то грохнулось о стекло душевого бокса, следом – тяжёлое, сбивчивое дыхание.

– По-мо… – будто слышу.

– Арес? – рука уже на ручке.

– …могите! – срывается он. – Помогите! Помогите! Выпустите меня! Нет! Помогите! – слова бегут в одну кашу, вода забивает ему рот.

Распахиваю дверь и лечу в ванную. Окна нет – кромешная тьма. Только из коридора тянет аварийным светом. Зато я знаю, где душ.

– Арес, я здесь! – повторяю трижды и ударяю по створке. – Убери руки, иначе не открою! Отойди!

– Выпустите… – всхлипы режут последнее слово. Он плачет. – Помогите, пожалуйста. Я тону. Ничего не вижу.

Тяну влево изо всех сил – Арес разжимает пальцы. Он оседает по стене. Подхватываю под мышки, взваливаю на себя. Он не помогает ни грамма – чистый «мертвый» вес, и тащить его то ещё удовольствие. Добрасываю до дивана, швыряю без церемоний.

Возвращаюсь за его халатом.

– Арес, встань. Иначе не укрою.

Молчание. Лица не различить – хоть бы не отключился. Остаётся накрыть сверху, как пледом. Стоит это сделать – он глухо стонет.

Опускаюсь рядом на колени, не зная, с чего начать. Кладу ладонь ему на ногу. Он дрожит.

– Арес, ты на диване. Далеко от воды, – говорю, надеясь, что попаду в цель. – Здесь сухо.

Чувствую себя идиотом. Говорю наугад – я его не знаю.

– Всё хорошо. Свет скоро включат. Всё будет хорошо, – продолжаю.

Неожиданно он цепляется за мою руку – мёртвая хватка. Больно, но я не дёргаюсь, сжимаю в ответ.

– Я ничего больше не видел, – шепчет. – Только как вода лупит сверху, лезет в рот. А руки не работают. Не работают. Не мог открыть дверь душа. И вода всё прибывала. Я не мог её перекрыть, не видел, где кран. Ноги скользят, и темно, я себя не видел… Я…

Свет возвращается. Сначала в ванной. Пока комната набирает формы и цвета, его хватка слабнет. Но он не отпускает. Моргает часто, наводит на мне резкость.

Ни разу к нему тепла не чувствовал. А сейчас сердце трещит.

Лицо мокрое не от душа – от слёз. Кожа пошла пятнами, рот приоткрыт, нижняя губа мелко дрожит. Дыхание ещё сбивается.

Он щёлкает губами – сухо, резко. Я подскакиваю:

– Воды?

Не отвечает. Но тело понемногу возвращается. Дрожь все реже.

– Отвлеки, – просит. – Говори что-нибудь. О чём угодно. Отвлеки.

Заставляет врасплох:

– Например?

– Ну… опиши на ощупь сиськи Коэн.

Ну всё. Идёт на поправку. Рука так и чешется влепить по затылку.

– Прекрасные. Жаль, тебе их не доведётся потрогать.

– Да не вечный ты будешь, – фыркает. – Уверен, умрёшь раньше неё. Тогда вхожу в игру я. Надеюсь, загробный мир существует – посмотришь сверху, как я её…

Замирает – видит моё лицо.

– Я только что вытащил тебя, голого и мокрого, до дивана. Минимум два дня обязан со мной быть лапочкой. Минимум.

– Потяну часа два.

Я уже набираю воздух для ответа, как из ванной снова орёт Toxic – на оглушительной громкости. Сердце проваливается, Арес даже таращит глаза. Придётся мне вырубать колонку.

На полпути – бешеный стук в дверь, судя по звуку, обеими кулаками:

– Арес, ради всего святого! Потише!

Это Хелл.

Дальше всё происходит слишком быстро. Предупредить Ареса не успеваю. Он вскакивает, халат с него соскальзывает и валится на пол. Он не замечает. Подходит к двери и распахивает.

Подхожу тоже – посмотреть на лицо Хелл. Она сначала разъярена, готова к нападению, но взгляд скользит вдоль Ареса – и у неё вспыхивают щёки, рот раскрывается.

– Проглотила язык, Сатана? – поддевает он.

– А ты трусы потерял, Идиот? – отрезает она.

До него доходит не сразу. Опускает взгляд – осознаёт масштаб явления. Вместо того чтобы прикрыться, опирается предплечьем о косяк, принимает скучающе-наглую позу:

– Нравится то, что видишь?

– Арес, не лучший способ знакомства… – начинаю я.

– Тут особенно и смотреть не на что, – парирует Хелл.

– Забираю слова назад, она и без нас справится, – бормочу довольный.

Мне уже неловко за Ареса. То ли схватить его за плечи и утащить, то ли заткнуть его халатом, то ли вообще заняться своей жизнью и не думать о годах одинокого целибата, что ему светят, если он не научится общаться с женщинами хотя бы на уровне детского сада.

За спиной Хелл появляется рыжая макушка Хейвен. Завидев Ареса, она округляет глаза и ищет взглядом меня. Я пожимаю плечами: мол, я ни при чём и, вообще-то, пытался это прекратить.

– Доброе утро, Коэнсоседка.

Хейвен кивает Хелл и протискивается мимо Ареса, следя, чтобы случайно его даже краешком не задеть.

– Жаль только, что Герма нет, – вздыхает. – Он бы оценил это шоу. Ему бы очень зашло.

Я и не замечаю, что Хейвен ушла в ванную, пока Хелл не вскидывает голову и не выдыхает с облегчением: музыка стихла. Хейвен возвращается к нам с колонкой Ареса в руках – наконец-то выключенной.

– Хелл, всё ок?

К тарараму присоединяется ещё одна фигура – миниатюрная девушка с очень светлыми волосами и чёлкой. Волосы собраны в две высокие хвостики, открывая лицо с розовой кожей. Пара синих, как море, глаз неспешно оглядывает Ареса сверху донизу. Она пунцовеет, прикрывается ладонью и неловко хихикает.

– Привет, – здоровается Арес и почти машинально прикрывает рукой пах.

Хелл теребит рукав белого свитера, потом вздыхает:

– Да, всё нормально. Пойдём отсюда. – Хватает явно свою подругу и тянет прочь.

Арес тянет к ним руку:

– Постой. Ты нас не представишь?

– Нет, – огрызается Хелл.

Новенькая не согласна. Протягивает Аресу ладонь:

– Я Харрикейн, приятно познакомиться.

– Арес Лайвли. Очень приятно, – бережно сжимает её руку – будто касается тонкого цветка. И продолжает держать. Несколько длинных секунд Харрикейн то смотрит на их переплетённые пальцы, то ищет взгляд Ареса – которого я, к сожалению, не вижу.

Хейвен придвигается ближе:

– Сделай что-нибудь, это рукопожатие длится уже вечность.

– Что именно? – С моего ракурса видна полоска мыла между ягодиц Ареса – и одного этого достаточно, чтобы меня не тянуло вмешиваться.

– Не знаю. Покашляй. Похлопай. Завизжи.

Я выбираю другое: считаю до трёх и изображаю мощнейшее чихание. Все трое оборачиваются, я натягиваю улыбку:

– Места в библиотеке заканчиваются.

Хейвен щипает меня в спину. Теперь я точно улыбаюсь по-настоящему: тянусь назад, чтобы поймать её руку и прекратить экзекуцию. Жду не дождусь, когда все разойдутся, и останемся одни.

Но стоит мне схватить её ладонь, как Хейвен вздрагивает и коротко ойкает от боли. Я тут же отпускаю, не понимая, чем мог причинить ей боль. Она прячет руку за спину, а я пытаюсь разглядеть, что случилось.

– Я тогда пойду занимать места в библиотеке, – объявляет Харрикейн Хелл. – Увидимся позже. – Мельком глядит на Ареса и чуть краснеет. – До скорого.

Он наклоняется вперёд и машет той рукой, которая не прикрывает его наготу:

– До скорого, надеюсь.

Харрикейн исчезает из поля зрения, но Арес вытягивается следом взглядом. Хелл закатывает глаза:

– Перестань пялиться ей в зад. Это мерзко.

– Я не туда смотрю! – защищается он, отступая на шаг. – Я изучал её кроссовки.

– Да ну? И какого они цвета?

– Круглые, красивые.

Хелл уже разворачивается, но Арес хватает её за плечо:

– Кто это была? Твоя подруга?

– Прекрати превращать общежитие в ночной клуб. Спасибо. Пока. – Она резко выскальзывает из хватки, бросает нам с Хейвен наскоро-вежливое «пока» и исчезает.

Арес закрывает дверь нарочито медленно, рот приоткрыт, всё тело снова на полном обзоре. Доходит до середины комнаты, упирает ладони в бока, склоняет голову и делается подозрительно задумчивым.

Я громко выдыхаю, но он явно в своём мире. Хватаю халат и швыряю ему. Ткань набрасывается точно на голову и висит столбом, скрывая фигуру почти до середины голени.

Улыбаюсь, довольный:

– Так-то лучше.

А Хейвен уже сворачивает к выходу, но я перехватываю её за запястье:

– Пойдём. Нам надо поговорить.

Я почти слышу, как в её голове завывает сирена. Она неловко вырывается и пятится:

– Я сначала хотела…

Она уже поворачивается ко мне спиной.

– Э-э, нет, – одёргиваю. – Сейчас ты делаешь неправильно.

Обвиваю её талию и завожу в комнату.

Она упрямо избегает моего взгляда. Я кончиком носа касаюсь её носа:

– Смотри на меня, Хейвен.

Послушно поднимает глаза, и я, не отводя взгляда, беру её руку и поднимаю на уровень наших лиц. Вглядываюсь. Костяшки исцарапаны, на запястье синяк.

Волна злости накрывает раньше, чем успеваю включить логику:

– Это что? – шиплю.

Хейвен мотает головой и пытается опустить руку. Я не поддаюсь. Касаюсь губами тыльной стороны ладони, аккуратно обходя синяк.

Она откидывает голову к стене и закрывает глаза:

– Сегодня была эта катавасия с Аресом, но обычно я возвращаюсь, когда ты ещё спишь. Каждое утро в пять я в зале, тренируюсь. Потом обратно, душ – и жду, пока ты проснёшься, чтобы сделать вид, будто только что встала.

Я не сразу нахожу, что сказать. Это смешение растерянности… и странного восхищения.

– Тренируешься? С грушей? Одна?

Она пожимает плечами:

– Вы же меня уже всему научили…

– Постой, постой… Зачем? Почему ты продолжаешь?

Хейвен медлит:

– Я не знаю, что будет в лабиринте, но, судя по вашим спутанным воспоминаниям, точно ничего хорошего. Я не хочу встретить это без подготовки. Особенно если это единственный шанс убить твоего отца.

В этих словах столько характера, которого, кажется, не было у меня за все двадцать два года, – и я сразу понимаю.

– Тебе страшно? – шёпотом.

– Мне не страшна игра. Мне страшно проиграть. Если я проиграю, всё дерьмо, через которое мы прошли, окажется впустую. А мой отец и Ньют останутся с тем же долгом.

Боюсь проиграть. Это не про «проиграть раунд». Это про «умереть». Часть её уже понимает, что можно не выйти живой – и впервые это доходит и до меня. Я раньше не допускал мысль, что Хейвен может… Не…

Воздух перехватывает. Меня накрывает первобытный ужас.

– Если ты проиграешь… – я запинаюсь, как идиот, не умея отгородить чувства и говорить разумно. – Такой опции не существует. Ты не проиграешь.

– Она существует, – спокойно отвечает она, – и, если мы не начнём её учитывать, будет только больнее. – Видит, что я собираюсь спорить: – Хайдес.

Я хлопаю ртом. Она непреклонна. И не понимает, как больно мне уже сейчас от такого разговора.

Бесполезно дальше упираться и тянуть одеяло логики.

– Тогда сыграем в игру, – говорю. Её взгляд сразу вспыхивает любопытством. – Ты когда-нибудь думала о бакет-листе? Списке того, что нужно успеть до смерти. Опытов, которые обязательно пережить хотя бы раз до ухода.

Она поджимает губы ровной линией и качает головой.

– Начнём сегодня. Как только придёт в голову – говори. Будем исполнять. Идёт?

– Посмотреть северное сияние, – выдаёт не раздумывая.

Я мнусь:

– Я бы тоже хотел. Но вряд ли у нас есть время смотаться в Северную Европу. Есть, конечно, Канада, но…

Хейвен тихо смеётся и щёлкает меня по щеке:

– Прокатиться на мотоцикле, как ты давно обещал.

Улыбаюсь:

– Это легко.

– Увидеть Лиама с девушкой, – добавляет.

– Что-нибудь реалистичнее?

Хейвен закатывает глаза и шутливо толкает меня, будто отталкивая, но я, наоборот, крепче прижимаюсь и целую её в макушку:

– А ещё?

Ответа нет. Я слишком увлёкся – поглаживаю её бока, просовываю пальцы под чёрную толстовку, чувствуя тёплую, мягкую кожу – и слишком поздно замечаю, как её взгляд утекает к окну.

– Хочу сделать снежного ангела, – шепчет она. Потом показывает жестом.

Я прослеживаю направление. За стеклом крупные хлопья валят с неба и ложатся на асфальт. Мы молча смотрим: с каждой секундой узор становится плотнее, снег идёт всё чаще и гуще.

– Почему бы тебе не принять обжигающе горячий душ, а потом спустимся в сад? – предлагаю. – Через час лужайку уже накроет слой, и сможешь наделать ангелов сколько душа пожелает.

Она прикусывает губу, взвешивая идею, и наконец кивает. Я сжимаю её талию – знаю, что щекотно, – она подпрыгивает от щекотки. Смотрю ей вслед и пользуюсь моментом, чтобы одеться. Выходжу в маленькую гостиную – и с ужасом обнаруживаю гостей.

Лиам, Гермес и Посейдон втиснулись на двухместный диван. Настолько плотно, что Лиам половиной корпуса сидит у Поззи на коленях, другой – у Гермеса.

– Вот и три идиота. И что вам теперь нужно?

– Тебе тоже доброе утро, Дива, – тянет Гермес. Жует жвачку единственно доступным ему способом – раздражающе. – Хотя мы предпочитаем название «ТреМенды».

Лиам тут же поддакивает:

– О да. У нас даже чат так называется. Мы там в основном стебём тебя и Аполлона.

Делаю вид, что не услышал, иначе подвешу их всех троих к стене.

– Повторяю вопрос: зачем вы здесь?

Гермес зевает и потягивается:

– Снег пошёл. Вы с Маленьким Раем собираетесь играть в снегу?

– Нет.

Он прищуривается:

– Ты говоришь «нет», потому что не хочешь, чтобы мы пошли с вами.

– Да.

– Значит, идёте?

– Да.

– Это приглашение? – он показывает на себя, потом на двух других идиотов. Лиам и Посейдон синхронно улыбаются.

– Абсолютно нет.

Гермес глядит на телефон:

– Прекрасно. Мы будем.

Глава 50. ВСЁ, ЧТО СЛУЧАЕТСЯ ДО ТРЁХ НОЧИ

Артемида, богиня света, покровительствовала путникам и странникам и считалась их проводницей – особенно в ночных лесах. А раз ночью в лесах полно зверья, она была ещё и богиней охоты: в сопровождении нимф и стай гончих она шла тропами в коротком хитоне, с луком и колчаном в руках.

– Как вы думаете, будет бестактно, если я совершу ещё один вояж на Санторини? – спрашивает Лиам, спрыгивая с катера, который высаживает нас на берегу острова Лайвли.

Хайдес кидает ему сумку. От тяжести Лиама качает, корпус опасно заваливается назад. Зевс поддерживает его за плечи.

– О, спасибо, мистер Зевс.

– Каждый раз, когда слышу от него это «мистер Зевс», хочется отвесить ему пощёчину, – шипит Афина, проходя мимо меня.

– Каждый раз, когда вспоминаю, что мы притащили с собой ещё и Лиама, хочется отлупить уже каждого из вас, – добавляет Хайдес. – Можно узнать, зачем вы его взяли?

Гермес тащит чемодан ядовито-жёлтого цвета. Лёгкий холодный ветер шевелит светлые кудри.

– Он нам нужен, чтобы разряжать чрезмерно драматичные моменты. Ну там, если кто-то вдруг умрёт, Лиам и его зебровые штаны на похоронах ненадолго отвлекут нас от боли.

Лиам встраивается рядом, на лице у него комичная гримаса:

– Вообще-то я на днях купил чёрный, классический костюм. Не хотел приезжать неподготовленным.

– Держите меня, а то врежу, – синхронно огрызаются Афина и Хайдес.

Общий настрой – так себе. Поздно ночью мы вылетели из Йеля и добрались до аэропорта Туид Нью-Хейвен, где нас, к нашему изумлению, ждал и Дионис.

На самолёте Хайдес и Афина сели рядом и весь полёт что-то шептали друг другу.

– Дай сюда, – Гермес вытаскивает меня из мыслей. Его лицо возникает в поле зрения; он наклоняется, чтобы перехватить мой баул с вещами и закинуть его себе на плечо.

– Я сама донесу, – отбираю.

Герм быстрее:

– Вид у тебя, Маленький рай, так себе. Не обижайся.

Мы идём по песку молча. Даже Лиам с Аресом не выдают ни одной не к месту реплики. Я шагаю рядом с Гермесом, но взгляд держу на спине Хайдеса – он несёт свои сумки и половину Афининых.

И тут я вижу Кроноса на балконе второго этажа. На нём белый парадный костюм с витиеватыми золотыми линиями и трость с круглой – наверняка золотой – рукоятью. Рядом Рея – в платье того же цвета, с распущенными светлыми волосами, которые падают на грудь и притягивают взгляд к сердцевидному вырезу.

– Kalós írthate píso ston Ólympo! – кричит он, раскидывая руки к небу. Улыбка во всю физиономию – и оттого вдвойне жуткая.

– «Добро пожаловать обратно на Олимп», – переводит Зевс.

Уловив молчание, Рея выгибает бровь:

– Значит, наши дети и племянники позабыли хорошие манеры? Больше не здороваются?

Братья и кузены нехотя отвечают приветствием по-гречески. Все, кроме Хайдеса и Ареса.

Кронос замечает это. Я вижу, потому что не свожу с него глаз, а он – с Хайдеса. У меня нехорошее предчувствие. Он слишком расслаблен, слишком спокоен – и я убеждаю себя, что эта тишь только маска. Спокойствие человека, который уже уверен в своей победе.

– Поднимайтесь к себе и переоденьтесь, – наконец распоряжается Кронос. – Наденьте что-нибудь парадное. Ждём вас в столовой через полчаса – поужинаем все вместе.

Никто не возражает. Никто не возмущается. Я сжимаю кулаки и прикусываю язык, чтобы не послать его к чёрту. Через двое суток мне в его долбанный лабиринт – последние сорок восемь часов я бы с радостью провела подальше от него.

Кронос уже разворачивается. Рея касается его локтя, кивает в чью-то сторону среди нас и что-то шепчет ему на ухо. Кронос прищуривается и шумно выдыхает:

– Позже обсудим ещё и то, зачем вы притащили Лиама.

Он исчезает в доме. Трость отмеряет шаги. Он хромает. Он хромает. Правая нога травмирована. Но когда? И как? И главное – значит ли это, что у меня будет преимущество в лабиринте?

– Вы тоже заметили? – шепчу, всё ещё глядя на балкон.

– Да. Кронос помнит моё имя. Невероятно, – откликается Лиам.

Арес фыркает:

– Саркофаг прихрамывает. Ранен в ногу. Жаль только, что это сделал не я.

Афина складывает пазл быстрее всех:

– Арес… ты знаешь, кто это был?

– Когда мы были здесь на похоронах Афродиты… ночью, возвращаясь пьянющий из одного клуба Олимпа, я слышал, как они с Реей грызлись. Я их подслушал. Рея была в ярости и винила его в смерти дочери. Выстрелила ему в ногу – наказать.

У Гермеса, Хайдеса и Афины одинаковое выражение. Не пойму – они потрясены или не верят.

Время поджимает, нам не терпится узнать, ради чего собрал Кронос. Мы входим в дом и поднимаемся. Кузены и Лиам остаются на этаже гостевых, мы поднимаемся ещё на один. Моя комната – как прежде, последняя в конце коридора, напротив Хайдесовой.

Он давно в своей не живёт – обосновывается у меня.

И стоит моему баулу оказаться на полу, меня прошивает новая мысль: у меня нет ничего достаточно нарядного.

– Хейвен, что тебя тревожит?

Я вскидываю голову. Хайдес сидит на кровати, скрестив руки, и приподнял бровь.

– В чем идти – нет. – Киваю на чемодан а рука зависает в воздухе.

– Надень то, что есть. Не обязаны подпевать папашиным спектаклям. – Он встаёт и расстёгивает молнию на своём чемодане.

В дверь что-то стукается – я подпрыгиваю.

– Любимки, вы там траха… занимаетесь важным? Мне только доставку сделать – и я ушёл. Могу сам открыть и держать глаза закрытыми, – вещает из коридора Гермес.

Хайдес тяжело выдыхает:

– И что ему ещё надо, – бормочет. – Входи!

Гермес входит, прикрыв ладонью глаза, двигается осторожно, будто по смертельной полосе препятствий. В другой руке – чехол с платьем.

– Привет, – здоровается, всё ещё прикрываясь. – Принёс тебе, Маленький рай. Для сегодняшнего ужина.

– Герм… – начинаю, собираясь заверить, что мы одеты и вовсе не заняты.

– Надеюсь, не повторится история с тем, что я подарил тебе на Зимний бал в начале декабря, – добавляет он с укором. – Совсем не обязательно было рвать его, чтобы её раздеть, Хайдес. Молния там открывалась легко.

***

Столовая – та же, где мы ужинали пару месяцев назад.

Вся семья стоит вокруг стола. Нет только Диониса. Но я уже поняла: его талант – появляться и исчезать, когда вздумается. Да и на таком «семейном» ужине ему радости бы не было.

Все в белом, кроме Хайдеса – он в чёрном, – и меня – я в золоте.

Кронос смотрит именно на нас двоих. Его янтарные глаза задерживаются на мне. Он оглядывает меня, и улыбка на его губах расползается всё шире:

– Ну, ну, – протягивает он, довольный. – Вполне логично. Ты – наше золотое яблоко, яблоко раздора.

Никто не отвечает.

– Прошу, садитесь, – прерывает молчание Рея. – племянники – слева, дети – и Хейвен вместе с ними – справа.

Ну да, ещё раз подчеркнуть, где моё «место» – святое дело.

– Простите, а я? – осматривается Лиам.

Арес закатывает глаза, хватает его за рукав и волочёт на свою сторону. Сажает между собой и Посейдоном – место рядом с Зевсом уже заняла Гера.

Когда все рассаживаются, в зал вкатывают два сервировочных столика. На них – подносы. Их ставят к нам поближе и раскрывают. Красное и белое мясо, овощи на любой вкус и фруктовый салат.

– Приятного аппетита, – желает Кронос и перекладывает себе на тарелку свиную корейку и салат из помидорчиков, феты и салата-латука.

– И вам… – отзывается Лиам.

Хайдес обрывает:

– Давайте пропустим часть, где мы делаем вид, что мы – счастливая семья за ужином, и перейдём к тому, зачем мы вам нужны.

Кронос не поднимает глаз, ковыряется вилкой и ножом: