Текст книги "Игра титанов: Вознесение на Небеса (ЛП)"

Автор книги: Хейзел Райли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 37 страниц)

Хайдес такой же, как я. Я понял это, когда мы обесцвечивали волосы вместе, и он пытался говорить со мной серьёзно. А я, как всегда, всё свёл к идиотизму.

Мы оба страдали. Только вот ему жизнь подарила Хейвен Коэн. А мне… вообще ничего.

Она больше не добавляет ни слова. Во мне просыпается ребёнок, который хочет сбежать от её взгляда, полного сожаления. От её нежности, которая ломает меня сильнее самого отказа.

Хочу, чтобы она делала для меня то, что делает для Хайдеса. Чтобы держала меня за руку. Чтобы смеялась над моими глупыми шутками. Чтобы лечила мои раны, видимые и нет, потому что любила их как часть меня.

И вдруг я ловлю себя на мысли, которую всё это время гнал. Хочу, чтобы меня любили так, как она любит Хайдеса. Хочу, чтобы кто-то делал для меня то, что Хейвен делает для него. Но вот вопрос: кто когда-нибудь сможет полюбить меня так? Если я сам себя не люблю, найдётся ли хоть кто-то, кто увидит во мне что-то хорошее?

Я наклоняюсь ближе, но оставляю расстояние, чтобы ей не было неуютно.

– Похоже, пора сказать тебе «прощай», – шепчу.

Её губы трогает слабая улыбка.

И внезапно она бросается ко мне. Обнимает за талию, прижимается лицом к моему чёрному свитеру. Я замираю – поражённый и счастливый. Чувство, которое не думал испытать так скоро. Кладу подбородок ей на макушку, вдыхаю аромат её волос и закрываю глаза.

– Я тебя очень ценю, Арес. Ты заслуживаешь большего, чем могу дать я. Но, когда тебе понадобится друг, я дам тебе всё, что смогу. Обещаю. Это не конец.

Мы чуть отстраняемся, и я протягиваю ей руку, словно запечатывая договор:

– Обещаешь?

Она сжимает мою ладонь:

– Обещаю.

Я снова притягиваю её к себе. Я ещё не готов отпустить. Ещё пару секунд. Ещё мгновение с ней в моих руках – и тогда я смогу её отпустить. И она позволяет мне это.

– Но ведь никогда нельзя сказать «никогда», правда? – бурчу. – Хайдес ведь не вечен.

– Прекрати, идиот, – одёргивает она, и в её голосе даже мелькает смешинка.

Я закуриваю ещё до того, как выйти из здания. Почти полночь. Небо светится так ярко, что я вдруг становлюсь сентиментальным и задираю голову, чтобы посмотреть на звёзды.

Делаю шаг быстрее и глубоко затягиваюсь.

В этот момент мне нужна компания кого-то с таким низким IQ, чтобы он смог меня отвлечь. Мой брат Посейдон подходит идеально. Проблема в том, что он не отвечает на звонки, так что мне остаётся лишь идти искать его там, где он, скорее всего, окажется.

Снаружи бассейн Йеля кажется закрытым, но, подойдя ближе, я слышу всплески – значит, кто-то там плавает. Дверь лишь прикрыта, стоит слегка надавить – и я уже внутри.

Зал больше, чем я ожидал: стандартный бассейн с двенадцатью дорожками и вышками для прыжков. Запах хлора сразу бьёт в нос, и меня передёргивает, хотя он куда терпимее, чем солёная вонь моря.

Я двигаюсь тихо, но и не пытаюсь прятаться – не хочу напугать того, кто здесь тренируется. Чьи бы это ни были движения, они резкие и сильные, вода летит брызгами, тело скользит вперёд стремительно. Меня почти завораживает этот ритм, пока пловец не достигает края.

На поверхность одновременно всплывают руки, цепляются за бортик – и лёгкое женское тело выныривает одним движением, подтянувшись на край. Тёмно-синий закрытый купальник плотно облегает фигуру. Мой взгляд скользит вниз… и слишком надолго задерживается на её попе.

– Перестань пялиться мне на зад, – осекает меня девушка.

На меня уставились нелепые очки для плавания, и я не удерживаюсь от смешка. Когда она их снимает, я начинаю её узнавать. Сев на бортик, стягивает кислотно-зелёную шапочку.

– Хелл, – здороваюсь я, слегка удивлённый.

Она морщит нос, симпатично так.

– Пришёл поплавать? – кивает в сторону сверкающей воды.

Я даже не смотрю туда.

– Да ни за что. Терпеть не могу воду в любом виде. Бассейны. Море. Озёра. Реки. Пруды. – перечисляю с каменным лицом. – Даже лужи.

Единственное, что мне нравится, – грозы. Но по другой причине.

Хелл устраивается поудобнее на плитке и долго смотрит на меня.

– Может, тебе просто никто не объяснил, как прекрасна вода. Как она скользит по телу, обволакивает тебя – и при этом не душит…

Она осекается, словно не собиралась произносить это вслух. Я, наверное, выгляжу так, будто сейчас буду её троллить. И был бы прав. Но сегодня ночью и сам слишком на эмоциях, чтобы язвить.

– Я сказал ей «прощай», – шепчу и опускаю взгляд. Вдруг мои кроссовки показались мне дико интересными.

– Значит, ты последовал моему совету.

Я кривлюсь – вряд ли она это заметила.

– Да. Всё кончено. Я больше не надеюсь на «я и она».

– Но часть тебя всегда будет гадать, каково это – быть вместе, – читает она меня, как открытую книгу. Я мгновенно поднимаю глаза на неё.

Хелл прикусывает губу, словно ищет подтверждения. Я киваю.

– У всех есть такой человек, да?

– Да. Но если не срослось, значит, это не «тот самый» человек.

– Ты веришь в родственные души? – усмехаюсь зло. – Чушь собачья. Нет никаких «вторых половинок». Есть только люди, готовые терпеть нас ровно столько, чтобы переспать.

Её глаза расширяются, но лицо остаётся каменным.

– Ого. Вот он, мальчик-страдалец. Такой весь циничный, делает вид, что ненавидит любовь, лишь бы казаться круче. Какая «возбуждающая» личность.

Я теряю дар речи. Вспышка раздражения толкает меня к мысли развернуться и послать её к чёрту. Но я выдыхаю и стараюсь объясниться.

– Я не ненавижу любовь, – выдавливаю сквозь зубы. – Моя проблема в другом: я люблю её слишком. Я гонюсь за ней, как идиот, а когда догоняю – меня отталкивают. Я плохой. Я – антагонист. – пожимаю плечами. – А люди всегда влюбляются в героев.

Хелл качает головой, короткие пряди разлетаются вокруг лица.

– Ты антигерой, Арес. Не злодей.

– И что толку?

Она подтягивает голые ноги к груди, обнимает их и кладёт щёку на колено. Смотрит прямо на меня. Даже на расстоянии её взгляд такой мягкий и проницательный, что я каменею.

– Антигерой – это тот, кто с самого начала не боится показывать свои тёмные стороны. В каком-то смысле он даже лучше героя, слишком правильного, чтобы быть настоящим. Антигерой – самое близкое к человеческой природе. Сложной и испорченной, но всё же жаждущей понимания и готовой меняться.

Интересно, всегда ли она ко всему относится так серьёзно?

Как бы там ни было, мне надоело говорить о Хейвен. Я кашляю, делаю вид, что отвлёкся, и засовываю руки в карманы.

– Всё. История закрыта. Я иду дальше.

Если её расстроил резкий поворот, то она не показывает. Напротив, бросает мне озорной взгляд:

– Могу помочь. Стать твоим личным Tinder, как тебе?

– Есть кандидатки?

– Моя соседка по комнате, – говорит она. – Холостая, блондинка, голубоглазая, добрая. Может, даже слишком для такого козла, как ты.

Она вытягивает ногу, кончиком пальцев касается воды, играя брызгами, и улыбается, как ребёнок. Но, заметив мой взгляд, тут же выпрямляется, становится серьёзной и встаёт.

– Не знаю, – тяну я. – Обычно мне больше нравятся брюнетки, которые меня оскорбляют.

Я вижу момент, когда её пронзает осознание. Она резко напрягается, начинает теребить пальцы. Опускает голову, чтобы спрятать улыбку, которая появилась ещё до того, как она попыталась её скрыть.

– Ты всё ещё улыбаешься, – поддеваю я.

Хелл делает круг на месте, будто ищет, чем бы отвлечь меня. И находит: идёт ко мне с испытующим взглядом.

– Почему ты стоишь так далеко? Подойди ближе.

– Нет уж. Чем дальше от воды, тем лучше. – Чтобы доказать, отступаю на шаг. – И вообще, мне пора.

Кажется, она разочарована. Или это мне так хочется верить – будто кому-то не всё равно.

Кто меня знает – никогда бы не сказал, что я отчаянно хочу нравиться людям. Хотя сам ни капли не стараюсь. Наоборот, делаю всё, чтобы меня ненавидели. Так проще.

Но… я жажду любви. Жажду одобрения больше, чем воздуха. Мне нужно, чтобы кто-то иногда похлопал по плечу и сказал: «Молодец», потому что сам я не умею понимать, когда сделал что-то правильно. Мне нужно что-то значить. Хоть чуть-чуть. Ведь для себя я не значу ничего.

Наверное, в этом и беда. Я так остро нуждаюсь в любви, что готов хвататься за любого, кто даст мне хотя бы кроху внимания и тепла. Как Хейвен. Как Хелл. Как Дженнифер – та самая стерва с противным голосом.

Возможно, мне стоит остаться одному. По-настоящему одному. И наконец заняться собой. Понять, что пора показывать своё настоящее «я».

Или… продолжать быть мудаком и трахать новую девку каждую ночь. Этот вариант тоже звучит чертовски убедительно.

Глава 42. НЕКТАР БОГОВ И ЯД ЛЮДЕЙ

Имя Зевса, которое в греческом склоняется с множеством вариаций, происходит из того же корня, что латинское deus и итальянское dio. Индоевропейская основа этих слов указывает на божество, связанное со светом, небом, дождём.

– Надеюсь, ты на меня не злишься, – говорит Арес, пока мы идём по пустому коридору общежития.

Я держу карандаш во рту и, наматывая волосы на пальцы, фыркаю. Зажимаю карандаш в прядях и фиксирую их на затылке.

– Да что ты. Быть поднятой в пять утра, потому что тебе срочно нужно в зал «работать над собой и обрести независимость», – это было моим главным желанием на сегодня.

Ловлю дружеский шлепок по спине.

– Знал, что ты поймёшь.

Арес уже два дня как вступил в новую фазу. Он сам её так называет: «Переоткрытие». На его кровати лежит книга под названием «Думаешь, виноваты другие, но на самом деле это ты: и вот почему». Я всё время засыпаю, видя его согнувшуюся фигуру на кровати: то с маркером во рту, то с карандашом в руке – меняет их в зависимости от того, что хочется подчеркнуть. На днях, вернувшись из кофейни, застала, как он кружит по комнате, слушая подкаст о поиске внутреннего счастья.

Ещё я заметила: он больше не отвечает на записки Хелл. По утрам он по-прежнему слушает музыку на полную, она прилепляет к двери жвачкой очередной листок с оскорблениями. Он читает – и оставляет висеть.

– Всё ещё не понимаю, почему я должна тащиться с тобой, – говорю я, когда мы выходим в атриум Йеля.

Арес придерживает для меня дверь на нижний этаж, где спортзалы, и жестом предлагает пройти первой.

– Чтобы я мог полюбоваться твоей попкой в леггинсах, Коэн.

Я закатываю глаза и толкаю его, чтобы шёл впереди. Он не сопротивляется и тихо хихикает. Ведёт меня сам, хотя и так видно: открыта всего одна комната. В конце коридора на пол ложится прямоугольник света.

– Хочешь правду? Я и раньше приходил утром тренироваться, просто компания, которую там нахожу, меня не устраивает, – признаётся он, оборачиваясь ко мне, но не замедляя шаг.

Теперь мне любопытно.

– Продолжай.

– Я больше не видел Малакая-обезьяну…

– Да хватит уже с этой обезьяной.

– Не я виноват, что «Малакай» звучит как вид вымирающей мартышки.

– Нет.

– Да.

– Нет.

Арес не сдаётся и кивает на рюкзак, свисающий с плеча:

– Я положил туда банан. Посмотрим, клюнет ли.

Слишком поздно до меня доходит, что он имел в виду.

– Погоди. То есть ты уже два дня тренируешься с Хайдесом?

Арес останавливается на пороге, опираясь на косяк предплечьем.

– Я вас больше не вижу вместе – как вы целуетесь взасос на диване в нашей общей комнате. И в кофейне вы уже не перекидываетесь глазками. Не знаю, что происходит, но я здесь, чтобы чинить ваши отношения.

– Твоё бескорыстие трогает до слёз, но напомню, что половину проблем создал ты.

Он корчит смешную рожу и пожимает плечами.

– Ладно, зайдём? Поддержим форму твоей прекрасной попки, Коэн.

Он прогрессирует, как ни странно. Например, больше не зовёт меня «Куколкой». Иногда срывается на старые, слегка неуместные шуточки, но улучшение очевидное.

Он входит, не дожидаясь меня, оставляя одну – и с сердцем, бьющимся всё сильнее. Мы с Хайдесом не ссорились и не выясняли отношения, но он до сих пор не простил, что я не хочу копаться в нашем прошлом из детдома.

Хайдес забивает кулаками боксёрскую грушу: рыжие волосы разлетаются из стороны в сторону, уже влажные от пота, кожа блестит в искусственном свете. На нём только чёрные шорты и кроссовки. Пресс открыт; мышцы перекатываются в такт движениям.

Будто почувствовав моё присутствие – или настойчивый взгляд, – он замирает. Медленно поворачивается ко мне; дышит часто, грудная клетка вздрагивает, но лицо не выдаёт усталости.

– Хейвен?

Я машу ему рукой.

– Надеюсь, ты не против, я привёл гостью, – выкрикивает Арес, чистый шум, врывающийся в тишину между мной и Хайдесом. – У меня столько молочной кислоты после прошлых дней, что мне нужен кто-то, кто намылит меня в душе.

Хайдес рычит, а я бросаю на Ареса предостерегающий взгляд.

– Сделал пятьдесят кругов по кампусу? Натягивай перчатки, начинаем.

– Нет, не сделал, – Арес находит пару красных перчаток и начинает в них влезать.

– Я же сказал: сначала разминка бегом. И руки надо забинтовать!

Арес застёгивает первую и протягивает мне вторую, молча прося помочь. Я остаюсь на месте, он встряхивает ладонью, подгоняя:

– Ещё что-нибудь скажешь, на что мне глубоко плевать, или уже начнём бить?

Арес шагает к Хайдесу, но стоит тому врезать по груше – с сжатой челюстью и глазами, вспыхнувшими злостью, – Арес останавливается.

– Иди бегай круги. Немедленно.

– Сколько ты сказал, десять?

– Пятьдесят.

Арес поднимает руки, сдаваясь, и пятится.

Мы смотрим ему вслед; его шаги долго отдаются эхом и тают где-то вдали.

Хайдес снова бьёт грушу. Я внимательно за ним наблюдаю и расстёгиваю молнию на худи. Он косит на меня, едва замечает движение. Оставляет перчатку прижатой к груше, пока я снимаю худи и остаюсь в леггинсах и спортивном бра. Хайдес продолжает, а я неторопливо подхожу.

– Почему ты приходишь сюда один, тренироваться в шесть утра?

– Мне есть что выплеснуть. Подавленная злость, – отзывается он.

Что-то подсказывает: отчасти это из-за меня.

– Тогда сразись со мной. Проведём спарринг.

Он каменеет, кулак зависает в воздухе, готовый сорваться вперёд.

– Я никогда не ударю тебя, Хейвен.

Я подхожу ближе – впечатываюсь между ним и грушей, свисающей с потолка. Оба источают жар.

– Боишься проиграть, Хайдес Малакай Лайвли?

Левую бровь чуть-чуть ведёт. Его ладонь ложится мне на затылок и вытаскивает карандаш. Волосы падают на спину, щекоча кожу.

– Напомню: в прошлый раз, когда мы дрались, мне пришлось объяснять тебе, как уворачиваться и как меня бить.

– Напомню: в последний раз, когда ты дрался на ринге, мы с твоей сестрой влезли и прикрыли тебе зад, – вырываю у него карандаш и швыряю за спину.

Он провожает взглядом карандаш, как тот катится по полу вдаль, и возвращает глаза на меня. Шепчет:

– Eísai tóso ómorfi óso kai afthádis.

– Перевод?

– Ты так же красива, как и дерзка.

Я кладу ладонь ему на скользкую грудь, и Хайдес едва заметно вздрагивает. Кончиком указательного пальца обвожу рельеф его грудных мышц, затем спускаюсь по животу и рисую линии чётких кубиков до самого пояса шорт.

– Ты избегал меня два дня, Хайдес. Что ты от меня скрываешь?

Он не выглядит удивлённым, что я это поняла.

– Вот поэтому я тебя и избегал, Хейвен. Боялся, что начнёшь задавать вопросы. Eísai tóso éxypnos óso kai ómorfos kai afthádis.

Часть меня раздражается от того, что он говорит по-гречески, другая – готова умолять, чтобы он не переставал.

– И что, чёрт возьми, это значит?

– Ты такая же умная, как красивая и дерзкая, – добавляет с лукавой улыбкой.

Я не реагирую. Он меня не отвлечёт своей чудесной манерой произносить греческие слова.

– Что ты скрываешь, Хайдес?

– Можешь отойти? Я хочу продолжить тренировку.

Я отвечаю тем, что шагаю вперёд, прижимаюсь к нему так, что наши тела сталкиваются, и вынуждаю отступить на два шага. Он врезает ступни в пол, и столкнуть его от груши у меня больше не выходит.

– Проведём спарринг. В перчатках. Если я удержу тебя на полу дольше пяти секунд – я выиграла, и ты расскажешь, что там замышляешь за моей спиной.

Он прикусывает губу. Наверное, хочет отказать, но его азарт – почти как мой – не даёт.

– А если, что гораздо вероятней, выиграю я?

– Я уйду и оставлю тебя в покое, – обещаю.

Он прищуривается, вдруг раздражённый:

– Но я не хочу, чтобы ты уходила.

Вздыхаю:

– Тогда чего ты хочешь?

– Можешь остаться здесь со мной, но тихо: ни звука и больше никаких вопросов?

Я киваю. Не уверена, что выдержу полный обет молчания, но слово – слово: больше его не допекаю.

Хайдес отходит лишь затем, чтобы принести мне перчатки и бинты. Я сама бинтую руки под его пристальным взглядом, и уголок его губ чуть приподнимается, когда он видит, что я не забыла его уроков. С перчатками помогает только застегнуть, а потом отступает, оставляя между нами метра три.

Мы обеими руками поднимаем блок и застываем, целясь взглядами, – кто первым дернётся. Сердце колотится, как сумасшедшее. У меня есть план, гарантирующий победу, но чтобы провернуть его, нужно пережить первые удары.

– Ну вот я… – взрывается у входа голос Ареса. Он замирает на пороге, футболка в пятнах пота, волосы мокрые. Переводит взгляд с меня на Хайдеса и обратно. – Я-то думал, что, если оставить вас наедине, вы решите вопрос быстрым перепихоном. Но такой «удар» я, конечно, не предусматривал.

Хайдес фыркает носом.

– Слишком быстро вернулся. Максимум десять кругов. Вон отсюда и докончи разминку.

Он исчезает, ничего не добавив, но мы отчётливо слышим его ворчание:

– Пойду разбужу Гермеса и Лиама.

Хайдес возвращает меня к делу одним взглядом. У меня всего несколько секунд, прежде чем он делает два прыжка вперёд и наносит удар в воздухе на уровне моего плеча. Я смещаюсь ровно настолько, чтобы он задел меня краем перчатки, – и от неуклюжего движения едва не валюсь назад.

Он не даёт мне и вдоха. Рвётся ко мне, целясь в живот. Теперь попадает точно, но не с той силой, на которую способен Хайдес.

Я снова отступаю и стискиваю зубы. Больно не смертельно, но бесит, что не справляюсь.

– Прости, слишком сильно? – спрашивает он, искоса глядя.

– Я едва почувствовала, – огрызаюсь. – Это всё, на что ты способен, Малакай?

Он ухмыляется, взмывает вперёд, а я блокирую выпад предплечьем. Пользуюсь моментом: второй рукой бью по его плечу. Освобождаю и другую и врезаю в живот.

Хайдес выпучивает глаза. Вот она, нужная мне доля секунд. Он ещё думает, чем ответить, а я опережаю – ставлю двойку одновременно с двух рук. Его корпус отклоняется назад, и я добавляю последнюю толчковую, чтобы свалить его на пол.

Он не лупится спиной – страхует падение локтями. Я вскакиваю верхом, устраиваюсь на уровне его пресса, стараясь навалиться всем весом. Я знаю, он мог бы скинуть меня, как пушинку, но слишком заинтересован, какой трюк я выкупила, чтобы сопротивляться.

Тянусь ниже, пока мои губы не оказываются в паре сантиметров от его. Глаза Хайдеса изучают каждый миллиметр моего лица; зрачки блестят – возбуждение и растерянность в одном флаконе.

Прежде чем я успеваю его поцеловать или сделать что-то ещё, он подносит перчатку к лицу и зубами тянет шнуровку, пока не расшнурует её полностью.

Он освобождает руку и кладёт мне на бок, затем просовывает два пальца под резинку леггинсов.

Он сам прижимается ко мне, приглашая убрать расстояние. Вместо этого я сползаю ниже, усаживаясь ему на бёдра верхом. Его пальцы на моём боку сжимают сильнее – подушечки вминаются в кожу. Я тянусь к его лицу и чуть касаюсь кончиком носа его подбородка.

Шепчу слово нарочно так тихо, чтобы он не разобрал. Он хмурит лоб, но не спрашивает.

Клоню голову и провожу губами по его шее. Произношу второе, столь же непонятное слово. Его эрекция упирается в меня сквозь шорты.

– Что ты говоришь? – не выдерживает он.

Я хочу ответить, но его ладонь с бока скользит на спину и протискивается под обтягивающую ткань. Находит резинку моих трусиков и оттягивает её, заставляя щёлкнуть по коже. Уходит глубже, нащупывает мою ягодицу и использует её, чтобы вжать меня в себя ещё сильнее.

Я с трудом сглатываю. Хайдес смотрит так, будто держит меня целиком.

Я приподнимаюсь и подаю ему правую перчатку – молчаливая просьба. Он поднимает голову, тянется и зубами ухватывает шнурок, чтобы распустить. Захват на запястье ослабевает, я резко высвобождаюсь. Снимаю и вторую перчатку.

Разжимаю пальцы, давая им отдышаться под его пристальным взглядом, а потом запускаю руку в его рыжие пряди и чуть тяну.

– Хейвен… – срывается у него стон.

Он вытаскивает руку из моих штанов и сбрасывает вторую перчатку. На этот раз обе ладони летят мне на спину и добираются до выреза спортивного топа.

– Всё строишь из себя недотрогу, – шепчет. – На лице – лёд и равнодушие, а… – Одна ладонь проскальзывает под топ, мельком касается груди и останавливается у сердца. – А он колотится бешено, пакостница.

Я выгибаюсь, его пальцы двигаются неторопливо и выверенно. Длинная дрожь пробегает по позвоночнику, и на миг я боюсь застонать по-идиотски. С силой прикусываю губу, чтобы не сорваться.

Хайдес приподнимает таз, касаясь моего самого чувствительного места. Разряд бьёт в кончики пальцев на ногах, я шумно выдыхаю, всё ещё прижав зубами губу.

– Слишком давно ты меня не целовал, – выдыхаю.

– Если я не целую тебя, потому что злюсь, это не значит, что ты, наоборот, не можешь, – его хриплая ласка в голосе трогает меня сильнее, чем руки.

Я раскрываю глаза, чтобы увидеть его затуманенный тем же желанием взгляд, готовая принять приглашение и поцеловать его, – и вдруг вспоминаю, зачем мы здесь.

Я отталкиваю его ладони назад и прижимаю к полу над его головой. Он легко мог бы вывернуться, но не делает этого. Лежит неподвижно, в замешательстве.

– Ты на полу больше пяти секунд, – напоминаю. – Я выиграла и жду объяснений.

Он уже готов возразить, но в следующую секунду я отпускаю его и сползаю с него. Он поднимается почти одновременно со мной и хватает меня за запястье.

– Так не считается.

– Игра моя – и правила мои. Так что считается, ещё как, – отрезаю и тычу в него пальцем.

Хайдес ослабляет хватку, рука падает мне к бедру.

– С самого начала это был твой план? Свалить меня и усесться сверху?

– Как по-гречески сказать «ты так же красив и силён, как наивен»?

Мне удаётся вытянуть из него намёк на улыбку. Она мгновенно гаснет. Хмурь уродует его лицо и перекашивает шрам. Он проводит ладонями по волосам – явное возбуждение, перемешанное с тревогой.

– Тебе не понравится то, что я скажу.

Я скрещиваю руки на груди и жду.

Он глубоко вдыхает:

– Мы с Гермесом покопались и нашли приют, где я был маленьким. Он называется «Сент-Люцифер», находится в Вашингтоне.

Я уже понимаю, к чему он клонит, но хочу услышать это от него.

– И?

– Я хочу вернуться туда и всё выяснить.

Первая мысль – какая будет реакция Кроноса, когда он узнает. Тревога накрывает меня, и я переплетаю пальцы, чтобы Хайдес не заметил, как они начинают дрожать. Как же мне хочется рассказать то, что я узнала от Эш, лже-Персефоны. Рассказать о том, что сделал Аполлон – брат, которому он больше не верит.

– Это безумие.

– Я не просил тебя ехать со мной. Я поеду один. Или, на худой конец, с Гермесом. Кажется, он единственный, кто меня в этом поддерживает, – морщится он. – Афина не хотела, чтобы мы копались. Не знаю почему. Нам пришлось запереться в комнате Лиама, чтобы всё искать.

Я на секунду немею. Почему Афина была против? Она тоже знает про Аполлона и Кроноса? Невероятно. Это секрет, который он несёт с детства и который его заставили скрывать от всех братьев и сестёр. Потом вспоминаю, что Афина умна: возможно, она раньше всех поняла, что Аполлон не «поехал крышей» в одночасье, как думают остальные.

– Ты совершаешь глупость, Хайдес, умоляю… – пытаюсь, без толку. Звучит неубедительно даже для меня самой. – Пожалуйста.

Он долго смотрит на меня, потом берёт моё лицо ладонями.

– Прости, но я не передумаю. Если захочешь поехать со мной – я буду только рад. Иначе можешь остаться.

Я уже раскрываю рот, чтобы возразить, но мою первую букву перекрывает другая. Гермес вбегает и в последний момент скользит подошвами по полу. Хватает за косяк и утыкается в него с глухим стуком.

Он тяжело дышит и выглядит встревоженным, но голубые глаза сияют. Машет рукой – и только сейчас замечаю у него в пальцах какие-то карточки.

– Загадка Зевса. Он пригласил нас на свои игры, сегодня, на футбольном поле.

– С какого чёрта ему понадобились его игры? – хмурится Хайдес.

Герм чешет затылок с видом виноватого:

– Возможно, мы с Теной его подуживали… – Прежде чем Хайдес успевает отругать, он поднимает ладони. – Нам было любопытно, окей? Он хвастался, что его игры загонят нас в угол, а мы все знаем, что Лайвли любят играть.

Часть меня любопытствует, часть уверена: сейчас не время играть друг с другом.

– Кого он позвал? – спустя миг спрашивает Хайдес.

– Тебя, – отвечает. Указывает на себя: – Меня. – И на меня: – Хейвен. Геру. Посейдона. Ареса. Афину. Лиама. По крайней мере – в сами игры.

Я хмурюсь:

– То есть…

– Он позвал смотреть всю школу: у нас будет публика, похоже, – подтверждает мои опасения.

Поле для футбола ломится от студентов. Кажется, пол-Йеля высыпало сюда сегодня ночью, чтобы посмотреть на игры Зевса. Впрочем, на их месте я бы тоже пришла.

У входа на поле – двое мужчин в костюмах, с каменными лицами. Они преграждают нам путь, как только мы с Гермесом, взявшись под руки, пытаемся пройти.

– Прежде чем войти… – говорит левый незнакомец. – Вот. – Он достаёт из заднего кармана два бордовых прямоугольника. Правый подаёт две ручки. На каждой карточке напечатан вопрос: Чего ты больше всего стыдишься?

– Это что значит? – спрашивает Гермес у вышибал.

– Это «вступительный взнос» за вечер, – отвечает тот же, что дал нам карточки. – Любой, кто входит, чтобы играть или просто смотреть, должен ответить на вопрос. Всё анонимно, но секреты будут вывешены вон там, среди людей, – кивает себе за спину.

Я встаю на носки, чтобы разглядеть, и Гермес тоже смещается – понять, о чём речь. По краям поля стоят пробковые стенды, усеянные бумажками. Люди останавливаются и читают анонимные признания.

Чья-то машущая рука, куда ближе, перехватывает моё внимание. Это Лиам. Рядом с ним – Афина, Гера, Хайдес и Арес. Но больше всех «виден» Посейдон: на нём неоново-жёлтая футболка с осьминогом и бермуды, которые, боюсь, вообще плавки. На ногах – неизменные шлёпанцы. Понятия не имею, как ему не холодно и как он умудряется оставаться великолепным даже в наряде «одевался на ощупь».

– Они уже ответили, – бормочу. – Давай и мы, пока не перегородили очередь.

То, чего мне стыднее всего. Это так просто – и так больно, что на мгновение хочется вернуть ручку и уйти. Вместо этого я глубоко вдыхаю и пишу.

Протягиваю карточку мужчине передо мной – он опускает её в чёрный пакет. Кивает в сторону прохода:

– Добро пожаловать, приятного вечера.

Я смотрю на Гермеса. Он стоит спиной и изо всех сил прячет, что пишет. Заметив мой взгляд, едва вздрагивает и торопливо выводит последнее слово. Тоже сдаёт билетик лицом вниз и берёт меня за руку.

Я не успеваю задать ни одного вопроса – он уже тащит меня к своей безумной семье и Лиаму. Настроение у всех неважное. Нас приветствуют, но разговоры никто не заводит.

– Нервничаете? – спрашивает Гермес, гораздо спокойнее, чем минуту назад.

Хайдес кивает вперёд. Мы с Гермесом оборачиваемся – и у меня сразу пересыхает горло. В дальнем конце поля – небольшой приподнятый подиум, с двумя прожекторами, нацеленными на него. На нём – девять стоек с микрофонами.

– Девять микрофонов, – проговариваю машинально. Потом спохватываюсь: – Нас восемь. Зевс тоже играет?

– Нет, он никогда не участвует как игрок, – отвечает Гера. Что-то в её лице даёт понять: она уже догадывается, кто девятый.

– Мне это очень не нравится, – продолжает Хайдес.

Арес же, кажется, вместе с Лиамом – единственный, кому всё до лампочки. Он наклоняется к груди Хайдеса и касается воротника его чёрной рубашки:

– Ты забыл её застегнуть, – поддевает. – Или решил, что такой вырез в тренде?

Рубашка расстёгнута почти до пупка, обнажая большую часть гладкой груди. Хайдес не ведётся. Упирает подушечку указательного в лоб Ареса и отталкивает.

– Добрый вечер всем, – раздаётся голос в микрофоне. Зевс на сцене, в своём обычном чёрном пальто, но под ним я различаю строгий костюм. В свете прожекторов и над нами он ещё красивее. На фоне мрачного неба он выглядит так, что если бы сверкнула молния, я бы и правда засомневалась, человек ли он, а не настоящий Зевс, спустившийся на землю.

– Игры начнутся через несколько минут.

– Почему вы просто не скажете, в чём суть, и не покончите с этим? – срывается Хайдес, обращаясь к Гере, Посейдону и Аресу.

Посейдон ёрзает, перекатываясь с пятки на носок:

– Честно говоря, мы не знаем.

– Что? – одновременно выкрикивают Афина и Хайдес.

Гера глядит на сцену, покусывая ногти.

– Он сказал, что придумал новую игру, специально для Йеля. Станфордские мы знаем, а эти – нет. – Она куда нервнее нас. И от этого в груди крепче сжимается тревога… и вместе с тем распускается любопытство. Со мной явно что-то не так.

В конце концов решаю отвлечься. Беру Лиама под руку.

– Пойдём почитаем секреты наших, а потом подойдём к сцене.

Мы делаем едва два шага, как Гермес встраивается слева и сцепляет локоть с моим:

– И куда это вы без меня?

Мы втроём подходим к ближайшему пробковому стенду. Герм и Лиам сразу расходятся в разные стороны. Я остаюсь посередине – разрываюсь между желанием прочитать чужие секреты и оставить людей в покое. Когда повесят и мой – как я буду себя чувствовать, зная, что его читают? Хоть он и анонимный.

Я уже тянусь за бумажкой, когда голос Зевса гремит над полем:

– Прошу приглашённых игроков выйти ко мне.

Мы сразу возвращаемся к остальным. Хайдес становится рядом, не касаясь, и ждёт, пока я тронусь. Идёт тенью следом – и пусть ему даже не приходит в голову оставить мне «пространство»: сейчас это последнее, чего я хочу.

Все вокруг затихают и провожают нас взглядами, пока мы проходим сквозь коридор в толпе. Ни один студент не мешкает, чтобы нас пропустить, и ни один не упускает шанса смотреть – с любопытством и тайным удовольствием. Я знаю, что они ждут момента, когда одного из Лайвли публично унизят – как унижали их самих.

Мы выстраиваемся на сцене в линию, каждый – у своей стойки. Зевс снимает пальто, остаётся в костюме. В нагрудном кармане – бордовая роза. Мозг мгновенно проводит ассоциацию – и так же быстро отбрасывает, чтобы меня не накрыло.

– Добро пожаловать на Игры Богов, – провозглашает Зевс, обращаясь к публике. В ответ взрывается хор криков. – Игра называется: «Нектар богов и яд людей». А вот… – Он указывает на нас. – Наши участники.

К своему ужасу, я получаю подтверждение тому, что мелькнуло у меня в голове пять секунд назад. Мужчина, который у входа раздавал карточки, стоит у подножия сцены и передаёт Зевсу чёрный пакет. Тот благодарит коротким кивком.

– Мы ведь все чего-то стыдимся, верно? – Зевс обращается к толпе. Его присутствие завораживает: он умудряется перетянуть внимание с кузенов, которые годами были главной достопримечательностью Йеля. – Секреты, которые мы никогда не скажем вслух даже одному человеку, мы вдруг способны вывесить на доске – под взглядами сотен студентов – если это анонимно. Секреты – это нектар богов, маленькие человеческие грехи, на которые божествам приятно смотреть, и яд людей, потому что они способны навсегда разрушить отношения.