Текст книги "Игра титанов: Вознесение на Небеса (ЛП)"

Автор книги: Хейзел Райли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 37 страниц)

– Во-первых, никогда больше не смей вот так со мной разговаривать. Во-вторых, я всего лишь хочу, чтобы вы что-нибудь поели. Так что, γιε μου, сделай одолжение – займи рот чем-нибудь, что не действует мне на нервы.

Я замечаю, как Афина кладёт ладонь на бедро Хайдесу – мол, сделай, как говорит отец, и не устраивай цирк.

Хайдес берёт вилку и тянется за ломтиками баклажана. В последний момент меняет траекторию. С идеальной меткостью запускает прибор в сторону Кроноса. Тот не шелохнётся – настолько безумен, что готов рискнуть лицом. Но Хайдес и не целил в лицо. Вилка свистит в сантиметрах от него и врезается в стену за его спиной.

– Гермес, – произносит Рея ровно.

Гермес подаётся вперёд и сгребает у Хайдеса все приборы.

Хайдес уже готов встать; Афина хватает его за руку и усаживает обратно. Я держу ладони под столом, надёжно спрятанные скатертью. Сжимаю их в кулаки так сильно, что костяшки белеют.

– Зачем мы здесь? – спрашиваю, едва нахожу в себе достаточно спокойствия, чтобы не сорваться на крик.

Кронос выглядит утомлённым нашими вопросами – и ещё больше нашим нежеланием составлять ему компанию. Он окончательно отодвигает тарелку и откидывается на спинку стула – больше похожего на трон.

– Хочу дать Артемиде последний шанс, – говорит он. – Последнюю возможность обойтись без игры лабиринта.

Теперь он полностью завладел моим вниманием.

– Что это значит? Как?

Ему по вкусу моя жадность до ответов, и я тут же жалею, что выдала её так явно.

– Бал в три, – произносит он. – Сегодня ночью, в три, ждём вас в бальном зале на последний танец и… последнюю игру.

Падает тишина. Я слышу, как сердце разгоняется всё сильнее.

– Что за игра? – выдыхаю.

– Сюрпризы не портят, Артемида, – мягко одёргивает он. Снова берёт вилку. – Но ничего слишком опасного.

– Ты хочешь дать ей последний шанс… – начинает Зевс, прочищает горло. – Или ты просто боишься: ведь вместе с Хейвен туда идёшь и ты, а не уверен, что выйдешь первым и победишь?

Вдруг встревает Лиам:

– Если подумать, лучше попробовать эту последнюю игру до лабиринта. Лабиринт-то Кроноса, верно? Для него победа железная.

Спасибо, Лиам, прям бальзам на душу.

– Игры лабиринта придумал не Кронос, – спокойно говорит Рея. Она ест чинно, мелкими кусочками. – Их придумали его родители: Уран и Гея. Только они знают их точно.

У меня отвисает челюсть.

Она говорит о них в настоящем времени. Они… живы? Должны быть.

Взгляд Кроноса скользит по лицам, от племянников к детям:

– Мы с Гиперионом тоже были в лабиринте. И наши воспоминания испорчены не меньше ваших. Мы сверялись когда-то, но так и не поняли, что именно там происходит. Единственное, что я могу контролировать, – расположение живых стен, но и его я не в силах удержать в памяти – место слишком велико. Таковы правила.

По лицам Хайдеса, Афины и Гермеса понимаю: для них это тоже новость.

– Так что нет, – продолжает Кронос, дав нам секунду переварить информацию. – У меня нет преимущества в лабиринте. Но я настолько хочу сделать Хейвен одной из нас, что вошёл бы туда и играл бы с ней. Миллион раз. – Он заканчивает, прибивая меня взглядом к месту. В янтарных глазах – решимость и нечто похожее на нежность.

– Кто-нибудь вообще задумывался, почему этому человеку так нужна Коэн в дочерях? – морщит лоб Арес. – Я вот живу с ней в одном блоке, мне с лихвой хватает. Ты уверен, что она тебе нужна в приёмных дочерях?

Кронос допивает вино и несколько секунд смотрит в пустой бокал. Камердинер уже рядом, доливает.

– Благодарю.

Мы все ждём ответа, который вроде бы и не предвидится. И всё же что-то в его позе даёт надежду, что он нас удовлетворит.

– Знаете, у каждой травы и у каждого дерева – свой срок цветения, – произносит Титан.

– И это сейчас-то при чём? – бурчит Арес.

– Всё в жизни требует времени.

Тишина густеет.

– «Вы узнаете, но не сейчас» было бы короче, – презрительно бросает Хайдес.

Кронос не реагирует, но я не упускаю вспышку раздражения, полоснувшую его лицо. Внутренний голос шепчет: это куда больше – отвращение, злоба. Если не чистая ненависть. От этой мысли становится страшно, я отвожу взгляд. Я боюсь того, что он замышляет. Боюсь, что он хочет навредить Хайдесу.

Мы все думали, что в опасности я – ведь в лабиринт иду я. Но нет. Это Хайдес.

Кронос никогда не хотел Хайдеса и, думаю, не захочет. Убить его для него проще, чем осушить этот бокал.

– Итак, я так понимаю, есть желающие не продолжать трапезу, – прерывает молчание Кронос. Его приветливый тон зудит у меня в ладонях – до боли хочется врезать. – Тогда жду вас в три, в бальном зале. Будет много гостей; некоторых вы уже знаете – возможно, вам будет приятно повидаться.

Первое имя, что вспыхивает в голове, – «Аполлон». Сердце спотыкается – молчаливый зов: приходи на бал и увидь брата, который спасает всем жизнь, и никто из заинтересованных об этом не знает.

– В зависимости от того, как пройдёт игра этой ночью, если Артемида захочет играть, будет два варианта, – продолжает он. – Либо вы уезжаете, и я проигрываю, либо мы переходим к лабиринту. Я оставлю Артемиде сутки на подготовку. – Он глубоко вдыхает. – Это всё. Можете идти. – Он косится на часы на запястье.

Я инстинктивно тоже смотрю на время. Одиннадцать. У нас сутки на решение. Или, точнее, у меня – четыре часа. Как будто я не знаю, что сделаю. Я приму ещё одну, последнюю, игру Кроноса Лайвли.

Мы почти одновременно встаём из-за стола.

Отходя, я автоматически оказываюсь за спиной Хайдеса. Инстинкт – прикрыть его.

Одно ясно: лабиринта я больше не боюсь. Я боюсь, что Кронос сделает что-то с Хайдесом.

Глава 51. ВСЁ, ЧТО СЛУЧАЕТСЯ ПОСЛЕ ТРЁХ НОЧИ

«Афродита, – взмолилась я к луне, воткнувшейся в ночное небо. —

Объясни, почему нам твердят, что любовь должна исцелять, если в итоге она разрушает тех, кто решает любить».

Где-то, по ту сторону облаков, я услышала смех богини.

И поняла ответ.

До трёх остаётся всего пятнадцать минут. Коридор к бальному залу широкий, по стенам – статуи героев греческих мифов. Дверь в зал – до самого потолка, заперта, но даже с нескольких метров доносятся ноты и гул голосов.

У входа дежурят два мужчины в строгих костюмах, лица каменные. Завидев нас, они выпрямляются и переглядываются.

В двух шагах от дверей появляется новая фигура – женщина лет пятидесяти с абсолютно белыми волосами, заплетёнными в косу. Зеленые глаза глядят на нас с энтузиазмом и лёгкой сумасбинкой.

– Сюда не входить. Сначала – со мной. По одному, – даже не здоровается и не представляется.

Её рука вытягивается прямо в мою сторону: первой пойду я.

Хайдес и Арес тут же встают, между нами. Арес, как всегда, не в силах держать язык за зубами:

– Почему, чёрт возьми, первой должна идти она, старуха?

Хайдес теряет запал и оборачивается, чтобы осадить его:

– Веди себя приличнее, ради всего святого.

Незнакомка хватает их обоих за руки – и разводит в стороны с такой силой, что мы все застываем. Арес пискляво вскрикивает и растирает места, куда вцепились её пальцы.

– Я не собираюсь ей вредить, глупые мальчишки, – шипит она. И улыбается мне. – Я должна подготовить вас к балу. В таком виде не пускают. И главное – вы не войдёте вместе: часть игры – узнать друг друга на танцполе.

Я одновременно настораживаюсь и… любопытствую.

Я успокаиваю и Ареса, и Хайдеса; последний колеблется ещё миг – и всё-таки выпускает меня вперёд.

Женщина сворачивает налево, открывает маленькую дверь и остаётся на пороге. Я глотаю слюну, собираюсь с духом и делаю вид, что куда отважнее, чем чувствую себя на самом деле.

Я попадаю в тёмную каморку. Ничего не вижу. Прислушиваюсь – ни инструкций, ни объяснений. Зову женщину. Тишина. Дверь захлопывается – сердце ухает. Сцепляю пальцы, чтобы унять дрожь. Кронос не хочет моей смерти.

Дверь снова приоткрывается, слышны далёкие голоса. Я вытягиваю руки – стены совсем близко. Это не одна комнатка, а… кабинки. Как в примерочной. И кто-то только что зашёл в соседнюю.

Из темноты выплывают две руки и шёпот:

– Не пугайся. Я не причиню тебе зла.

Голос женский, спокойный – странным образом успокаивает.

Я замираю.

– Расправь руки.

Я подчиняюсь – и на меня легко накидывают… тунику? Накидку? Похоже, делают всё быстро, чтобы мы не успели привыкнуть к темноте.

– Сейчас надену маску. Её нужно закрепить за ушами, так что помоги. Потом можешь идти.

К лицу прикасается холодная ткань – я инстинктивно отступаю. Девушка мягко одёргивает меня, я нащупываю завязки и цепляю их за уши. Убеждаюсь, что маска сидит крепко.

– Готово.

Меня выводят снова – но не к парадным дверям. Резкий свет режет глаза, но через пару секунд меня уже подталкивают к другой двери. Узнаю её – через неё я входила на Зимний бал.

Приподнимая подол – белоснежный, как выясняется, – я осторожно спускаюсь по ступенькам. На мне уже чьи-то взгляды. Хорошо хоть под маской – неузнаваема.

Я позволяю себе оглядеть зал. Человек пятьдесят, не меньше. Все в одинаковых белых одеждах. И – маски. У каждого – белая маска с золотыми и чёрными прожилками, одновременно как трещины и как изысканный узор. Уверена, у меня – такая же.

Никого не распознать.

Все двигаются в такт – белая ткань шумит вокруг оркестра в дальнем левом углу.

Лишь двоих можно угадывать по тронам, на которых они сидят: Кронос и Рея. Их наряды такие же, как у нас, но маски иные. У него – львиная морда, целиком золотая. У Реи – чёрная матовая лисица с ушами, отделанными красными блёстками.

Страшновато.

Ненавижу звериные маски. В них есть что-то нездоровое, от чего у меня бегут мурашки.

Не успеваю оглянуться, как меня подхватывает толпа – и я теряю направление, то и дело сталкиваясь с чьими-то плечами. Единственный плюс: Кронос не знает, кто я. По крайней мере, очень на это надеюсь.

Хочу только одно – найти Хайдеса. Или любого из Лайвли, кому можно доверять.

Стоит подумать, как чья-то ладонь ложится мне на плечо. Я вздрагиваю и замираю. Медленно оборачиваюсь – очередная маска с чёрно-золотыми прожилками.

Рука незнакомца соскальзывает, поднимается – пригласительный жест. Он просит у меня танец. Пары секунд достаточно, чтобы понять: это мужчина.

Я вглядываюсь в узкие, вытянутые прорези для глаз и делаю два шага ближе. Он будто хочет отступить, но я хватаю его за запястье и подтягиваю к себе. Радужка – зелёная. Зрачок достаточно мал, чтобы я различила цвет по краю.

– Аполлон? – шепчу. Даже если он не услышал – не важно. Я знаю, что это он.

Он берёт меня за руку и уводит в глубь танцпола, туда, где нас не видят Кронос и Рея. Словно это имеет значение – всё равно мы одинаковые. Но я вдруг чувствую себя чуть-чуть защищённой.

– Нужно танцевать, – говорит он. Хрипловатый тембр не оставляет сомнений: это Аполлон. – Слиться с толпой. Этого он и хочет.

Аполлон кладёт ладонь мне на талию, моей рукой – как я туплю – ведёт на своё плечо. Наши пальцы сцепляются, и мы начинаем двигаться, подстраиваясь под шаги прочих гостей.

Я быстро сдаюсь и первой нарушаю молчание:

– Где ты был?

– Были дела.

– Да пошел ты, Аполлон, – вырывается слишком горячо.

Почти вижу, как за маской у него округляются глаза.

– Это ещё за что? Не думаю, что заслужил.

– Какие такие «дела»? Мы нуждались в тебе. Хайдес, Гермес и Афина уверены, что их брат – чёртов предатель, который играет на Кроноса.

Он пожимает плечами и смотрит поверх моего плеча, куда-то за спину:

– Пусть думают, что хотят. Раз они уверены, что я предатель, значит, Хайдес жив, и я делаю всё правильно.

Я запинаюсь. Не понимаю этого парня вовсе.

– Аполлон, ты хочешь, чтобы я вышла из лабиринта живой и первой?

– Больше, чем чего бы то ни было на свете, Хейвен.

То, как он произносит моё имя, трогает до дрожи. Я понимаю, как соскучилась. Понимаю, что люблю его по-своему – и хочу, чтобы он не был втянут в этот кошмар. Понимаю, что хочу видеть его в объятиях братьев.

– Те дела… – Я тяжело сглатываю: мысль, захватившая голову, не отпускает. – Они про лабиринт? Про Кроноса? Про игры сегодняшней ночи?

Он не отвечает. Разворачивает меня в пируэте.

– Да. Но поклянись мне об одном, Хейвен, – слышу едва-едва.

– О чём?

– Что бы ни случилось после трёх, с этой минуты – ни на секунду не сомневайся во мне. Даже когда покажется, что всё кончено. Даже когда покажется, что я против тебя. Доверься мне.

Страх взбирается по ногам, затягивается в живот и обвивается вокруг горла, перекрывая воздух.

– Аполлон, ты меня пугаешь. Зачем ты это говоришь? Что сейчас будет?

Прядь длинных каштановых волос выскальзывает у него из-под капюшона.

– Ты возненавидишь меня после трёх, Хейвен. Могу гарантировать.

Мы уже не танцуем, но его руки по-прежнему лежат на мне. В этом прикосновении – отчаяние.

– Тебе не стоило соглашаться на эту игру, – одёргивает он, и в голосе смешаны злость и горе.

– Аполлон… – Мой страх превращается в ужас, а затем – в ярость. Почему он должен быть таким загадочным? Это не похоже на предупреждение – скорее на попытку запугать.

– Последнее, – шепчет он.

Я ловлю каждое слово, жадно, как воздух: вдруг ещё хоть одна фраза поможет что-то понять.

– Что?

– Постарайся простить меня, прошу.

Он отступает на два шага. Я бы кинулась за ним, если бы в тот же миг вокруг не переменилась сама реальность. Музыка смолкает. Все в зале перестают танцевать. Люди снимают маски – открываются лица, которые я никогда раньше не видела. Наверное, приятели Кроноса, те самые, кто с таким восторгом смотрел на мой бой с Хайдесом.

Рой белых плащей раздвигается, выстраиваясь по краям зала. На середине остаёмся я, Аполлон и ещё несколько человек. Вижу Гермеса и всю семью.

Но стоит пересчитать – и я понимаю, что кого-то не хватает. Не хватает одного.

Первым срывает маску Зевс:

– Какого чёрта происходит?

Я следую его примеру – и остальные тоже. Сканирую лица. По второму кругу. Гермес. Афина. Гера. Посейдон. Зевс. Арес. Лиам. Гермес. Афина. Гера. Посейдон. Зевс. Арес. Лиам.

Не может быть. У меня подгибаются колени, я почти оседаю на пол:

– Где Хайдес?! – срываюсь на крик, будто они и правда могут знать.

Мой вопрос, кажется, только сейчас заставляет их заметить, что его с нами нет.

Я снова оборачиваюсь – Аполлон исчез. Точнее, он уже у трона, рядом с Кроносом и Реей.

Кронос поднимается, раскидывает руки:

– Разве не чудесен белый? Это тот самый цвет, на котором кровь заметнее всего.

Аполлон достаёт из-под туники пистолет.

Кронос проводит по нему пальцем вдоль ствола и, клянусь, смотрит прямо на меня:

– Добро пожаловать в одну из моих любимых игр: «Голова или сердце».

Глава 52. ГОЛОВА ИЛИ СЕРДЦЕ

Как только он вырос, Зевс объявил отцу войну: заставил его выпить зелье, приготовленное Метидой, и тот изрыгнул детей, проглоченных до Зевса. Вместе с ними в течение десяти лет он сражался против отца, союзника титанов.

– «Голова…» – повторяет Кронос, постукивая подушечками пальцев по подбородку с нарочито задумчивым видом. – «…сердце. Что важнее? Голова рациональна, не позволяет сердцу собой командовать. Сердце нелогично, безумно, оно не считает риски. Сердце – больно, а чувства – болезнь. Безрассудные поступки – симптомы. Самые большие ошибки, которые мы совершаем, следуя ему… наша смерть».

Арес рывком выходит вперёд и встаёт рядом со мной, злой, как черт.

– Ладно, Шекспир, хорош нести философскую чушь.

Он вытягивает руку, заслоняя меня, – будто готов отдёрнуть назад, если что-то пойдёт не так.

Кронос поднимает руку и делает короткий жест пальцами. За его спиной распахивается дверь, так умело замаскированная под стену, что я её никогда не замечала. Двое мужчин в строгих костюмах выводят двух фигур в капюшонах. На них те же белые одежды, что и на нас, и маски. Но маски другие: у левого – чёрная с красными прожилками, у правого – красная с чёрными.

Их ставят рядом, между Кроносом и мной. Арес толкает меня, заставляя сделать пару шагов назад.

– Спокойно, – шепчу. – Он не причинит мне вреда.

Арес смотрит на меня как на сумасшедшую. А я верю Кроносу, когда он говорит, что я – последняя, кому он навредит. К несчастью, верю. И его одержимость мной пугает всё сильнее.

– «Голова или сердце», Артемида? – подталкивает Кронос, и его голос разносится под пышными сводами зала.

Ещё одно движение рукой.

Охранники сдёргивают с них капюшоны и снимают маски.

Красная маска закрывала лицо Хайдеса.

Чёрная – лицо моего отца.

Меня накрывает волна противоречивых чувств. Облегчение – я вижу Хайдеса. Ужас – видеть его здесь, вот так. Радость – наконец-то найти отца. И отвращение – от осознания, что он тоже стал фигурой в играх Кроноса.

Кронос подходит к ним, и мои ноги сами делают шаг, отчаянно желая закрыть и отца, и моего парня. Арес не даёт. Я бы с удовольствием заехала ему локтем и заорала, но понимаю зачем он это делает. Молчу и замираю: сейчас я совсем не в том состоянии, чтобы решать.

– Кори Коэн, голова, – произносит Кронос имя моего отца. Его голубые глаза смотрят на меня расширенно и влажно. Тёмные волосы взъерошены, прядь падает на лоб. – Хайдес Малакай Лайвли – сердце.

Хайдес не выдаёт ни единой эмоции. Мне не нравится, как он на меня смотрит – в этом взгляде решимость человека, который ждёт, что сейчас с ним случится что-то страшное.

– Палач – Аполлон, – продолжает Кронос.

Аполлон снимает предохранитель с пистолета.

– Он убьёт одного из них, – поясняет Кронос, и на слове «убьёт» его губы трогает тонкая улыбка. – Но послушает волю Хейвен. Выбирать, кто умрёт, будет Хейвен.

Никто из присутствующих не издаёт ни звука. И кто все эти люди, которым в кайф стоять и смотреть на такое – и не возражать?

– Если умрёт твой отец, долгов больше не будет. Тебе и Ньюту останется отказаться от наследства – и вы свободны навсегда. Тогда в лабиринт идти смысла нет, а заодно ты сможешь быть с Хайдесом, раз уж без него никак, – он закатывает глаза. – Интересно, что такого ты в нём нашла, чтобы стоило всей этой борьбы?

Я сжимаю кулаки.

– Тут я согласен, но только тут, – бурчит Арес абсолютно серьёзно, хотя это вроде как шутка.

– Ты не стоишь и четверти того, кем является Хайдес, – выпаливаю. Хайдес едва заметно качает головой – мол, не провоцируй его.

Кронос встаёт рядом с сыном, запускает пальцы в его волосы и резко откидывает ему голову, подставляя лицо под свет хрустальных люстр. Пристально разглядывает – и по мере того, как взгляд скользит по каждому сантиметру, на его гармоничном лице проступает кислый гримасливый ужас.

– Если это вообще можно назвать мужчиной… – насмешливо бросает он и отпускает.

Я почти слышу, как сейчас работает голова Хайдеса. Он бы с радостью вцепился ему в горло. Я бы присоединилась, не раздумывая.

– Выбрать Хайдеса – значит банально спасти жизнь твоему отцу. Тому, кто подарил тебе жизнь, кто многое отдал, чтобы дать хоть что-то. Да, долги останутся, но что мешает тебе стать одной из нас и закрыть их моими деньгами? – он улыбается заманчиво.

Я сжимаю зубы так, что боюсь их сломать.

– Самоуважение. И презрение к тебе.

Слова бьют его по лицу как пощёчина. Этот человек, похоже, и правда любит меня – и единственное, чем я могу его ранить, – это отказ. До дрожи страшно.

– Если бы ты только знала, Хейвен… Если бы только знала… – качает головой. – Хватит любезностей.

Я стою, парализованная, и чувствую на себе взгляд Кроноса в ожидании. И Реи – она всё ещё сидит на своём троне, нога на ногу, с тем же холодным видом.

До меня доходит: он ждёт, что я назову имя. Отца или Хайдеса. Он всерьёз думает, что я сыграю?

Я пятюсь. Арес тенью следует за мной. И Хайдес будто выдыхает с облегчением. Похоже, оба не считают меня в полной безопасности.

– Я не назову ни одного имени, – говорю я, не веря, что это вообще нужно проговаривать. – Я не убью ни одного из них. Это не «голова или сердце». Для меня это оба – сердце. Оба – часть моей жизни. Я не останусь без отца и не оставлю брата без последнего родителя. Но и без Хайдеса – не останусь. Он – любовь всей моей жизни. Я не выберу. Лучше умру сама.

Последняя фраза срабатывает как спусковой крючок. Арес отталкивает меня за свою спину, будто выстрелить могут из воздуха.

– Нет! – выдыхает Хайдес.

– Даже не шути так, – отрезает Кронос.

– Я не играю, – повторяю. Выкручиваюсь из-под руки Ареса. – И перестань всё время закрывать меня собой. Ты не будешь получать раны вместо меня. Я этого не позволю.

Он криво усмехается:

– Трогательно, Коэн, а теперь хватит. За меня. – Кивает назад.

С другого бока ко мне становится ещё одна фигура – почти ростом с Хайдеса, с гривой золотых кудрей. Гермес.

Кронос хмыкает:

– Правда прелесть, Рея? Наши дети и племянники любят её так, будто она уже из семьи. Так почему бы не упростить и не оформить всё официально, Артемида?

– Я, – чеканю, – не играю. Не. Играю. И не выбираю.

Кронос вздыхает, но, кажется, именно этого и ждал. Потому и не удивляет злой блеск у него в глазах.

– Если не выбираешь ты – выберет Аполлон. Так тебе больше нравится, Артемида? Передать решение ему?

Аполлон не двигается, не возражает, не подаёт ни малейшего сигнала, что пойдёт против правил Кроноса. У меня дрожит рука. Я сдерживаю её второй – поздно. Похоже, это заметили все, у кого есть глаза.

– А если не выберет и Аполлон? – цепляюсь за тончайшую надежду.

Ответ у него был и на это:

– Тогда выберу я. И ты знаешь, что тебе это не выгодно, верно?

– Хейвен, прошу, – теперь говорит Аполлон. От его голоса во мне взрывается ярость, нечеловеческая. – Сделай выбор.

– Ты тоже можешь сделать выбор, Аполлон. Развернись и высади пулю в голову своему отцу. Но это слишком умный выбор для такого идиота, как ты.

Он приподнимает бровь:

– Я тебя тоже люблю. – Вздыхает. – Хейвен, мы окружены. Стоит мне только повернуться, чтобы прицелиться, меня скрутят. Или пристрелят.

Я вспоминаю то короткое, что он сказал, пока мы танцевали. «Поверь мне. Прости. Ты захочешь меня убить». Теперь ясно. Но как мне верить? У него план? Почему не предупредил? Почему бросил меня в это неподготовленной?

– Хейвен, тебе нужно выбрать, – напоминает Аполлон, будто я могу забыть. – Если ты не сделаешь этого, я не смогу пощадить твоего отца. Ты знаешь – я спасу брата.

Лицо отца искажается.

– Хейвен… – зовёт он. Я так давно не слышала его голос, что глаза мгновенно наполняются. – Пожалуйста.

Я колеблюсь. Как выбрать между отцом и тем, кого любишь? Как позволить умереть человеку, который тебя растил? Как потом объяснить это Ньюту? Но как позволить умереть Хайдесу? Я не могу выбрать. И не могу отдать выбор Аполлону.

Я втыкаюсь взглядом в зелёные глаза Аполлона. Он подошёл ближе, держит пистолет крепко, лицо сосредоточено. Слишком сосредоточено. Как будто… как будто он пытается говорить со мной без слов.

– Тебе нужно выбрать, Хейвен, – повторяет он уже вслух. Кронос за его спиной улыбается самодовольно: доволен спектаклем, который поставил.

И вдруг Аполлон беззвучно шевелит губами. Я едва считываю. Делаю короткий шаг вперёд – Арес пытается остановить.

– Дай подойти, – шепчу. – Поверь.

Интонация убеждает его – хватка слабеет, он разрешает мне сделать крошечный шаг.

Аполлон снова складывает губы, на этот раз медленнее, отчётливее. Я понимаю каждое слово. Все – от первого до последнего. Он сказал:

– «Позволь выбрать мне.»

Не знаю, почему я вдруг верю ему. Но если смотреть на него достаточно долго, лицо накладывается на лицо мальчика из приюта, что был со мной тогда.

– Уильям, – шепчу.

Мир замирает. Даже Кронос не скрывает растерянности. Маска ужаса на лице Хайдеса трескается.

А Аполлон на миг – на тысячную долю – отвлекается. Потом едва улыбается:

– Ты вспомнила моё имя. То, под которым мы познакомились в приюте. Уильям.

Я вспомнила. Просто так. Вдруг. Из ниоткуда. И это даёт мне надежду, что однажды так же всплывут и мои воспоминания с Хайдесом.

– Можно без соплей? – взрывается Зевс.

Я не злюсь – он прав. Я хочу, чтобы всё это закончилось как можно скорее, и если Аполлон намекает, что мне делать, значит, у него есть план. Я должна довериться. Он просил. Он был искренен, когда мы танцевали. Он всегда был искренним.

Я сглатываю.

– Я передаю выбор Аполлону, – наконец решаю. И, боясь, что не все расслышали: – Я не выбираю. Решает Аполлон.

Кронос разочарован, но не спорит. Вяло машет рукой:

– Итак, Аполлон, кого хочешь убить? Я с тем же удовольствием посмотрел бы на Корри трупом, как и на твоего братца – позор семьи.

– Пошёл ты, урод, – цедит Хайдес.

Кронос оказывается рядом в считанные секунды. Вжимает ладони ему в плечи, вынуждая встать на колени. Хайдес сопротивляется и не даёт себя завалить. Кронос злится всё больше и бьёт его звучной пощёчиной. Хайдес теряет равновесие, но опускается ровно на колени – именно туда, куда отец и метил с самого начала.

Кронос хватается за его лицо и заставляет смотреть на себя:

– Запомни, где твоё место. Клянусь собственной жизнью: ещё раз заговоришь со мной в таком тоне – вышибу тебе мозги и на этом весь спектакль закончится.

– Только попробуй поднять на него пистолет! – огрызаюсь. Я рвусь вперёд, но чьи-то руки перехватывают меня на полдороги. Гермес. Он поднимает меня, как ребёнка, и, несмотря на мои удары ногами, уносит назад. Я извиваюсь, повторяя, что ненавижу его, ненавижу, что он делает с Хайдесом, и хочу видеть, как он страдает.

Гермес пытается меня унять; держит крепко, слишком крепко, и всё равно шепчет в ухо:

– Тише, тише, тише. Так ты ничего не решишь. Он заплатит. Обещаю. Только не совершай глупостей.

– Выберу я, – вмешивается Аполлон. Этих двух слов хватает, чтобы я окаменела. – И я…

– Убей меня. Я не хочу, чтобы она потеряла отца.

Я рывком поворачиваю голову к Хайдесу. Не верю, что он это сказал. Но он сказал. И повторяет:

– Убей меня, Аполлон. Не забирай у неё отца. – И ни разу не смотрит на меня.

Братья долго смотрят друг на друга, а у меня от ужаса сохнет горло и бросает в холодный пот.

– Он спятил? – шепчет Арес. – Аполлон, – зовёт. – Не слушай его. Крышку – отцу.

Аполлон будто не слышит. Или решил не слышать. Я не вижу его лица – и мне страшно: вдруг он и правда колеблется в сторону просьбы Хайдеса.

Я бросаюсь вперёд. На этот раз меня не удерживают. Но я не знаю, что сказать. Что тут скажешь? Просить Аполлона не слушать Хайдеса – значит просить убить моего отца. Я не могу. И не хочу вмешиваться. И выбор уже не мой. И я не хочу его обратно.

– Доченька, – у отца глаза полны слёз, которые он из последних сил сдерживает. Он понимает, что Аполлон убьёт его. Знает, что Аполлон не причинит зла брату.

– Папа… – слово тонет в горле. Я не готова прощаться. Он не может умереть. Это не может быть план Аполлона. Нет.

– Прости, что твоя и Ньюта жизнь была трудной, – продолжает он. По щеке катится слеза. – Прости, если вам чего-то не хватало. И прости, что ты оказалась в этом аду только потому, что хотел помочь мне с долгами. Не надо было. Прости. Прости, прости… – его сотрясает всхлип, не дающий договорить.

Я почти падаю на колени от боли. Всё плывёт; я смахиваю слёзы. Плакать нельзя. У меня ещё остаётся крошечная вера в Аполлона.

– Жалко, – бросает Кронос, закатывая глаза. Лишь секунду спустя понимаю: он про речь моего отца. Он подходит ближе – одним движением извлекает пистолет из внутреннего кармана и ставит ствол ему к виску. – Ты настолько жалок и раздражающ, что я бы с удовольствием вышиб тебе мозги сейчас же. В каждую часть тела – по пуле, а смертельные оставлю напоследок.

Отец не боится – его передёргивает отвращение.

– Так ты и хочешь всё закончить? Убив своего брата?

Он слишком поздно осознаёт, что сказал. Он не хотел. Вздрагивает на глазах и сжимает губы в прямую линию.

Я забываю дышать.

Хайдес резко дёргает головой.

Толпа вокруг загудела. Проколола нашу тишину – и гул нарастает.

– Он что сказал? – выдыхает Арес. Я никогда не видела его таким.

Я ищу глазами Аполлона. Он уже знал. Знал. Единственный из нас, кто не выдал вообще ничего. На такое новости не реагируют никак. Он знал. И не сказал мне. Давно ли он это скрывает?

И почему, чёрт возьми, Аполлон знает всё?

Кронос смотрит на меня. Улыбается:

– Ну вот, догадалась. Титаны: Кронос, Океан, Гиперион, Койос, Япет и Криос. – Он указывает на себя и на моего отца. – Нас здесь всего трое: Кронос, Гиперион и Криос. Уран и Гея нас усыновили, а потом устроили… игру, чтобы решить, кому передать управление Олимпом и игровыми залами. У каждого была задача – усыновлять самых многообещающих детей из тех приютов, которые мы содержали. Тот из нас, кто первым найдёт всех тринадцать Олимпийцев и соберёт их на острове, чтобы продолжить дело Лайвли, – тот и получит власть.

Кори. Кори. Крио. «Кори» – анаграмма «Крио».

Мне нужно за что-то уцепиться. Рука судорожно ищет опору – и находит Аполлона. Он уже рядом и поддерживает меня. Пистолет опасно близко к моему телу, но у меня не хватает головы, чтобы об этом думать.

– Гипериона размягчила Тейя, – продолжает Кронос с презрением. – Он не только сбежал с деньгами нашего отца, но и увёл у меня и у семьи Зевса, Герy, Диониса и Посейдона. А Криос сделал куда хуже. Он…

– Она не должна была узнать так, – перебивает отец. – Хейвен… Прошу, я объясню…

– Успеешь? Мне кажется, ты сейчас умрёшь, – радостно парирует Кронос.

– Он не умрёт. Аполлон… – вновь пытается Хайдес.

Аполлон отталкивает меня чуть назад и, без предупреждения, обнимает. Гул стихает. Хайдес перестаёт умолять убить его вместо моего отца. Даже Арес молчит.

Аполлон прижимает меня так крепко, что перехватывает дыхание. Возможно, это самое красивое объятие в моей жизни. Всё его братское чувство ко мне – я слышу его кожей. Он держит меня так, будто я и правда ему сестра. Потому что помнит девочку из приюта и никогда меня не забывал, потому что его память не тронута. Вечно молчаливый Лайвли – и вцепился в меня, как утопающий.

– Ты была единственной девочкой, которая заставляла меня говорить, – шепчет он. – Ты была моей первой подругой. И мне жаль.

Я морщу лоб:

– Жаль?

– Вот этого.

Но я не успеваю понять, к чему он клонит.

Его левая рука проникает, между нами, всё ещё обнимающимися, и ныряет под мою тунику. Прежде чем я успеваю спросить, что на него нашло, он засовывает что-то во внутренний карман.

– Аполлон? – зову. Мне становится страшно.

А потом я чувствую. Холодный край пистолета упирается мне в живот. Это не мерещится. Жёсткий металл вдавливается в плоть.

Он собирается убить меня. Аполлон сейчас выстрелит в меня.

Я бы хотела закричать, отстраниться, разозлиться. Но если подумать – в этом есть логика. Это я источник всех проблем. Кронос, который хочет меня. Хайдес, который меня любит. Отец, который любит меня. А с одной дочерью меньше отцу останется больше сил на Ньюта.

Совершенно логично, что умирать должна я.

– Делай, – выдыхая, сама не знаю откуда беру смелость.

– Я бы так хотел этого не делать, Артемида, – шепчет Аполлон, раздираемый болью. – Ты – моя луна, а я – твоё солнце.