Текст книги "Игра титанов: Вознесение на Небеса (ЛП)"

Автор книги: Хейзел Райли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 37 страниц)

– Хейвен, – снова зовёт Хайдес за дверью. – Можно?

Я не могу говорить. Если бы могла, сказала бы «нет».

– Хейвен? Пожалуйста. Если тебе плохо, ты не должна оставаться одна, – продолжает он, всё более настойчиво. Стучит в стену ладонью. – Не заставляй меня волноваться.

Собрав остаток сил, я хриплю:

– Я сейчас… выйду.

Мне и не нужно звучать убедительно. Даже для собственных ушей – не звучит. Хайдес ещё что-то говорит, но я уже не различаю слова. Звук идёт глухо, и тошнота накрывает с головой, так что я бросаюсь в одну из кабинок и запираюсь. Опускаюсь на колени перед унитазом, поднимаю крышку. Жду, когда первый спазм дойдёт до конца.

В этот момент слышу, как открывается дверь. Краем глаза, оглянувшись через плечо, вижу ботинки Хайдеса: он останавливается у дверцы моей кабинки.

По линии роста волос на лбу выступают бисеринки пота. В животе – пусто, почти ничего. Если продержусь, может, и не вывернет. Ненавижу блевать.

Хайдес опускается на пол с той стороны. В щель под дверью видны его ладонь на холодной плитке и подошвы.

– Что ты делаешь? Тебе нельзя в женский туалет.

– Тебе плохо. Отсюда меня можешь выгнать только ты, – произносит уверенно. – Остальные пускай только попробуют.

С губ срывается слабая улыбка. Хайдес подкатывает ко мне бутылочку воды. Я останавливаю её ладонью и лишь теперь понимаю, как пересохло горло. Делаю крошечный глоток – боюсь спровоцировать новый приступ.

Когда понимаю, что накатывает уже не так сильно, оседаю на пол, рядом с Хайдесом – всё ещё разделённые дверцей кабинки.

Его рука тянется ко мне. Лежит ладонью вверх.

– Когда захочешь – она здесь, – шепчет. – И когда будешь готова выйти – я буду здесь.

Откидываю голову назад, ударяюсь затылком о перегородку. Закрываю глаза, стараюсь дышать глубже. С каждой секундой больнее – и всё же спокойствие понемногу возвращается.

– Джек – просто человек, которому больно, – говорит спустя паузу тихо, будто боится меня раздражить. – И когда людям больно, они говорят вещи, которых не думают. Фильтров уже нет.

– Джек именно это и думает.

– Не верю, Хейвен, – отвечает он. Пальцы его руки едва шевелятся, нащупывая мои. – А если и так – тогда она правда дура.

У меня вырывается печальный смешок. Снова стучу затылком.

– И перестань биться головой о стенку, – одёргивает.

В ответ стукаю ещё раз. Хайдес вздыхает.

– Это человеческая природа, Хейвен, – бормочет. – Мы не умеем рационально проживать некоторые вещи. Нужно время, чтобы их понять. Увидишь – поймёт.

Медленно подвигаю к его ладони свою. Касаюсь кончиком указательного, обводя линии на его коже.

– Я её понимаю, – говорю наконец. – Понимаю, почему она свалила вину на меня и почему сорвалась.

– А однажды она поймёт тебя. А пока будь чуть эгоистичнее и подумай о себе – как ты сама себя чувствуешь, – он делает паузу. – Можешь сделать это ради меня, Хейвен? Позаботиться о себе? Я стараюсь, правда, но лучше нас самих о нас никто не позаботится.

Глотаю с трудом. Потом киваю – и только спустя миг вспоминаю, что он не видит.

– Да, – добавляю вслух.

– Отлично, – откликается. – Теперь сможешь выйти ко мне, Persefóni mou? Я хочу тебя поцеловать.

Улыбка сама расправляет мне губы. Я выпускаю его руку, но едва успеваю подняться, как дверь туалета распахивается, и раздаётся топот.

– Прибыло подкрепление группа поддержки Хейвен! – радостно объявляет Гермес. Поразительно: как бы ни было дерьмово вокруг, у него всегда солнечный настрой. Ну да, не у него брат в коме.

– Я тоже здесь, – доносится голос Лиама. – Как ты, Хейвен?

Хайдес уже на ногах.

– Вы что творите? Вам сюда нельзя.

– Тебе тоже, если на то пошло, – напоминает Гермес. В щели видны носки его ботинок. – И какая у тебя отмазка?

– Я её парень.

Тишина. Не потому, что это весомая причина, а потому что он никогда ещё так прямо этого не говорил – вслух, перед всеми. Да он и мне этого не говорил. Мы об этом не договаривались. Хоть ведём себя как пара. Я прикусываю губу – и меня накрывает давняя, почти забытая волна: счастье.

– Ну, – отзывается Герм наконец, – а я её лучший друг. Значит, я могу.

– В общем… – Лиам не выглядит обиженным. После всех отказов Афины у него иммунитет. – Можно мы уже уйдём? Мне не по себе в женском. У меня травма, связанная с дамскими туалетами.

– Ладно, – уступает Хайдес, возможно, просто чтобы тот заткнулся.

– Раз уж настаиваете – расскажу, – продолжает Лиам.

– Никто не наста… – пытается Хайдес, но поздно.

– Два года назад я по ошибке зашёл в женский туалет в McDonald’s рядом с домом. Там оказалась русская тётка размером с шкаф и с ледяными глазами. Она начала лупить меня сумкой и орать, что я извращенец и маньяк. Потом выволокла меня оттуда, как мешок мусора, – печально всхлипывает он.

Долгая пауза.

Её снова прерывает Лиам:

– Теперь хожу в Burger King.

Никто не издаёт ни звука. И нечего сказать. С Лиамом так всегда: он превосходит ожидания и оставляет тебя в ступоре. Я срываюсь на смех – впервые за долгое время. Гермес тут же подхватывает. Кажется, даже Аполлон тихо усмехается – по-своему, сдержанно. Про Хайдеса не уверена: вероятно, он еле заметно улыбается, сохраняя вид брюзги.

Кто-то стучит в дверь:

– Маленький рай, выходи.

Щёлкаю замком и, с бутылкой в руке, оказываюсь перед легендарной группой поддержки Хейвен. Я ещё не успеваю ничего сказать, как оказываюсь в объятиях Гермеса. Он смешно прижимает меня к себе – то ли чтобы меня рассмешить снова, то ли просто потому, что он такой. Хайдес за его спиной закатывает глаза, но предательская тень улыбки его выдаёт.

– Значит, я тоже теперь в команде? – надеется Лиам.

Аполлон хлопает его по плечу, повеселев. Его зелёные глаза встречаются с моими на пару секунд; я изо всех сил стараюсь выглядеть спокойнее. Я его не простила, но у нас такая реальность: либо научиться жить с этим и параллельно искать выход, либо дать этому сожрать меня и лишить здравого смысла.

– Лиам Бейкер, – торжественно произношу, – объявляю тебя полноправным членом группы поддержки Хейвен.

Лицо его светится.

– Обалденно! И что делаем? Идём бить Джек?

У Аполлона срывается низкий, хрипловатый смех:

– Хочешь сказать, ты бы её побил?

– Нет, я рассчитывал, что это сделаете ты и Хайдес, а мы с Гермесом посмотрим.

Хайдес уже рядом, обнимает меня за талию. Его подбородок ложится мне на макушку. Я обнимаю его в ответ – короткая передышка. В женском туалете Йеля.

Как будто читая мысли, Гермес направляется к двери:

– Нам правда пора. Постоим на страже снаружи, пока вы… ну… – серьёзно уточняет он. – По-быстрому?

Хайдес фыркает:

– Вон. Живо.

Аполлон утаскивает и Лиама, и Гермеса наружу. Прежде чем переступить порог, Герм роется в кармане и вытаскивает яркий пакетик. Швыряет нам. Презерватив попадает Хайдесу прямо в лоб – тот даже не моргает.

Я смотрю на лежащую у ног «добычу», не решаясь поднимать. Через мгновение мы снова одни, и плотная тишина, как вата. Единственный звук – ладонь Хайдеса, скользящая по моей коже.

Я встаю на цыпочки, тянусь к его губам и обвиваю шею. Провожу ногтями у линии роста волос.

– Спасибо за то, как ты был со мной. Шаг за шагом ты зарабатываешь моё прощение.

Он прижимает меня крепче, сливая наши тела. От жара его груди у меня пылают щёки.

– Уходим отсюда, пока меня не выгнали из Йеля за непристойности в женском туалете.

Мне хочется напомнить ему про дерево в саду, планетарий и библиотеку, но я передумываю.

Я всё ещё улыбаюсь, когда мы выходим в коридор. Как и обещали, Гермес и остальные сторожат у двери – хотя в этом и не было нужды. По дороге в кафетерий – наше любимое место в здании, второе после планетария для меня и Хайдеса – Лиам останавливает уборщика Джона, чтобы вручить ему сувенир с Санторини. Никто не спрашивает – все привыкли к его странностям и не горят желанием слушать новые.

Коридоры уже пустеют – время ужина.

В нескольких шагах от дверей кафетерия замечаем Афину и Афродиту. Лиам уже готов ляпнуть что-нибудь не к месту. Афина опережает его – лицо мрачное и злое:

– Не сейчас. Не время.

– И в чём теперь проблема? – взрывается Хайдес.

– Зайдёте – узнаете, – отвечает Афродита. Даже она, обычно мягкая и приветливая, стоит, скрестив руки, чуть согнувшись, раздражённая.

Захожу первой. Сначала ничего не понимаю. Людей – тьма: не на чем остановиться взглядом. Каждый стол занят. Некоторые – сверх нормы, с лишними табуретками и табличками.

Глаза сами летят к центральному столу – тому, где всегда сидят Лайвли. Он занят, но другими Лайвли. Арес, Зевс, Гера и Посейдон.

Арес тянет свой фраппе. Как будто у него суперспособности, его взгляд сразу находит мой. Он дьявольски ухмыляется.

Глава 20. ОТВЛЕЧЕНИЕ

Близнец Таната, Смерти, Гипнос был богом сна, которого греки представляли юношей с крыльями, сжимавшим в руках мак. Согласно «Илиаде», именно благодаря его помощи Гера усыпила Зевса, позволив ахейцам напасть на троянцев.

– Какого хрена они тут делают? – срывается Хайдес у меня за спиной.

– Разве они не учились в Стэнфорде? – добавляет Гермес с леденцом во рту. Он перехватывает палочку пальцами и вертит её, пока шумно тянет карамель. Без понятия, откуда он её достал.

– Пойдём выясним, – предлагает Афина. Её глаза сузились в щёлки, и выглядят так, будто мирной беседы тут точно не будет. Афродита тут же оказывается рядом, как и положено примерной няньке.

По мере того, как мы пробираемся сквозь кафетерий, я замечаю: хотя остальные студенты делают вид, что им всё равно, внимание всех приковано к четырём новым студентам и к Лайвли, которые идут им навстречу.

Как только мы оказываемся достаточно близко, Арес отодвигает стул и хлопает себя по бедру, глядя прямо на меня:

– Иди сюда, Коэн. Садись верхом.

Гера, сидящая с фруктовым салатом перед собой, закатывает глаза:

– Ты можешь перестать так себя вести? Так мы точно не наладим отношения с нашими кузенами.

Арес пожимает плечами:

– Да мне плевать на ваши отношения с этими пятью неудачниками. Но вы сами видели? Мы куда круче.

Афина делает шаг вперёд и с грохотом опускает ладони на стол, прямо перед Зевсом. Наклоняется к ним:

– Так, объясните-ка, какого хрена вы делаете в Йеле? Разве вы не учитесь в Стэнфорде?

Лиам подходит ко мне ближе и толкает локтем, глаза у него сияют:

– Смотри, какая крутая, видела?

Зевс явно недоволен грубым тоном Афины, и прежде, чем он успевает ответить тем же, вперёд выходит Аполлон:

– Моя сестра хотела сказать: почему вы в Йеле, если учитесь в Стэнфорде?

– Нет, я хотела сказать именно то, что сказала, – шипит Афина, как змея. Оборачивается снова к Зевсу: – Что вы тут забыли?

Звук того, как Гермес чавкает леденцом, и то, как Арес потягивает свой фраппе, повисает, между нами.

Зевс наконец ставит чашку с кофе и скрещивает руки на груди. На нём его неизменное длинное пальто.

– Мы перевелись. Не только у ваших родителей есть нужные связи. Мы останемся здесь до испытания Хейвен в лабиринте. Хотим помочь ей.

– А ещё хочу помочь себе, – добавляет Арес. – В смысле – переспать с ней. Думаю, им-то как раз плевать.

Я хватаю Хайдеса за руку – на всякий случай. И удерживаю его, хотя ощущаю, как от него буквально исходит злость. Сжимаю пальцы крепче и тяну его назад, за свою спину.

– Давайте закончим этот разговор, – выдавливает он. – Не знаю, сколько ещё смогу держать себя в руках, прежде чем вышибу ему все зубы и оставлю жить на протезах.

Аполлон воспринимает это предостережение очень серьёзно – и я благодарна ему за это.

– Нам не нужна ваша помощь. Всем вместе находиться здесь… не продуктивно. – Он кивает в сторону Ареса. – Главная проблема – он.

Все взгляды падают на Ареса. Тот, заметив это, перестаёт пить фраппе и ставит стакан на стол.

– Вы просто не понимаете мой сарказм. Иначе вам было бы смешно.

– Единственный случай, когда ты будешь смешным, – это если я увижу тебя подвешенным вниз головой с зашитым ртом, – парирует Афина.

Арес передразнивает её.

Зевс проводит ладонями по лицу и откидывает волосы назад.

– Поверьте, нам самим его тяжело терпеть. Но обещаем держать на поводке, так что он вам не слишком помешает.

Тем временем Арес втыкает наушник и начинает качать головой в такт музыке, которую слышит только он.

– Надоело слушать ваши обвинения, – сообщает он слишком громко, а потом снова уходит в свою личную «пузырьковую» реальность.

Пятеро Лайвли, стоящих рядом, явно не убеждены.

– Ладно, это обещание звучит нереалистично, – соглашается Зевс. – Пусть будет так: он не будет мешать вам столько, сколько мешал раньше.

И пока Афина продолжает повторять, что присутствие всех в Йеле абсолютно излишне, я ловлю себя на мысли. Меня не раздражает их появление. Напротив, часть меня хочет, чтобы они остались. Как бы сильно я ни доверяла Хайдесу и его братьям, они – прямая связка с Кроносом. И даже если они не на его стороне, всё равно находятся у него на крючке. Всё может измениться в любой момент. Иметь рядом Зевса и остальных – это странное утешение, за которое мне немного стыдно, но которое мне нужно.

Арес – небольшой побочный ущерб. Ну и сколько проблем он ещё может натворить?

Возвращаюсь в реальность. Афина всё ещё препирается с Зевсом, Аполлон тихо следит, готовый в любой момент вмешаться. Справа от Зевса Посейдон наблюдает за всем с широченной улыбкой на лице. Думаю, я ещё не видела такой красивой улыбки. Или такого умиротворённого человека. Разве что Гермес.

Студенты продолжают следить за нашим спектаклем. Кажется, весь кафетерий ждёт, когда всё сорвётся.

– Думаешь, Афина когда-нибудь заткнётся? – шепчу я Хайдесу.

Он не отвечает. Закрывает глаза, глубоко вдыхает и делает шаг вперёд. Я сначала решаю, что он бросится на Ареса.

– Нет, – говорит он громко, перекрывая голоса Зевса и Афины. – Ты не права.

– Почему это я… – начинает Зевс.

– Не ты. Афина.

Та поворачивается к Хайдесу с жутковатой медлительностью, словно из фильма ужасов. В любой момент, кажется, может начать стрелять из глаз лазерами.

– Что ты сейчас сказал?

Но гнев, продиктованный уязвлённой гордостью, на Хайдеса не действует. Он обращается прямо к кузенам:

– Хейвен получила ещё одну записку, утром перед отъездом с Олимпа. От того же неизвестного, что давно её преследует. Того, что чуть не задушил её в планетарии. И как бы я ни ненавидел Ареса и не хотел его видеть здесь, нам понадобится ваша помощь.

Повисает гробовая тишина. Афина отступает, скрестив руки, будто провинившийся ребёнок, а Зевс позволяет себе довольную усмешку.

– Ты что, опять получила записку? – вдруг оживляется Арес, вытаскивая наушник. – И почему я узнаю об этом только сейчас?

– Потому что ты не имеешь никакого права знать, что происходит в её жизни, – огрызается Хайдес.

Арес, как всегда, только разгорается от его злости. Улыбается хищно, закидывает ноги на стол.

– Это тебе так кажется. А Хейвен мне много чего рассказывала.

– Я не… – начинаю я.

Арес сжимает стакан подальше от руки брата и не сводит с него взгляда. Хайдес отвечает тем же. Я чувствую: всё катится к худшему.

– Как я и говорил, – продолжает Арес, не обращая внимания на мой предупреждающий взгляд, – Хейвен открыла мне своё сердце. А теперь, раз уж мы в одной комнате, кто знает – может, раздвинет и ноги.

Происходит три вещи одновременно. Аполлон бросается вперёд, чтобы схватить Хайдеса. Зевс вскакивает и устремляется к Аресу, видимо, чтобы оттащить его и не дать Хайдесу врезать по лицу. А сам Хайдес успевает только со всей силы садануть по стеклянному стакану – руки Аполлона тянут его в другую сторону.

Стакан врезается в лицо Ареса. Напиток льётся ему прямо на лицо и заливает чёрную футболку. В полёте ударяет его по нижней губе с глухим звуком.

Вмешивается последняя, кого я ожидала.

– Насилие невыход. Ты же знаешь, он только и хочет, что тебя провоцировать, – Афродита одёргивает Хайдеса, морщась.

– Я должен стоять спокойно, когда он так оскорбляет её?

Афродита упирает ладони ему в грудь и отталкивает на пару сантиметров назад, но ясно, что больше она делать не собирается.

– Ты прекрасно знаешь: стоит тебе хоть пальцем его задеть – он побежит жаловаться в администрацию, и тебя вышвырнут из Йеля. Именно этого и добивается папа. Думаешь, непонятно? Арес подсылается специально, чтобы убрать тебя с дороги. Тогда как ты поможешь Хейвен? Что, устроишься здесь уборщиком? Будешь выслеживать автора записок между тем, как драишь унитазы и парты? – тараторит она, и каждая новая фраза звучит всё резче.

Хайдес смотрит так, будто его только что ткнули носом в правду, от которой он пытался отвернуться. Я подхожу ближе и провожу рукой по его предплечью.

– Она права. И ты знаешь, что слова Ареса – это только слова. Которые, кстати, только сильнее разжигают мою ненависть к нему.

– Думаю, проблема в другом, – встревает Арес. Зевс уже сунул ему пачку салфеток, и тот вытирается, как будто ничего не случилось. Губа в крови, но он всё равно ухмыляется. Классика.

– Клянусь, если ты скажешь ещё хоть слово… – грозит ему Аполлон.

Арес фыркает:

– Заткнись, Иисус из Назарета.

Гермес едва сдерживает смешок.

Арес отодвигает стул с таким скрежетом, что я зажимаю ухо.

– Проблема в том, что ты боишься: между одной и другой провокацией я могу ей понравиться. У тебя такая низкая самооценка… Ты настолько недооцениваешь себя, что не веришь в то, что заслуживаешь любви. И тебе кажется невозможным, что такая, как Хейвен, может любить тебя. Поэтому ты живёшь в страхе, что даже самый конченый урод уведёт её и разнесёт твое чувствительное сердечко в клочья. Я ошибаюсь?

Хайдес сжимает челюсти. Руки сжаты в кулаки по бокам. Все Лайвли, кроме Ареса, отводят взгляд, а он, наоборот, таращит глаза, пытаясь задавить брата.

– Ты такой милый, Хайдес. Поверь в себя хоть чуть-чуть. Я только провоцирую. Мне на Коэн наплевать. Я это уже говорил.

– Хайдес… – пытаюсь вмешаться. Ему стыдно: Арес вывалил вслух то, что и так все знали, но о чём молчали. Мысли слабы, пока они внутри. Стоит проговорить – и они обретают силу, которой уже не отнимешь.

Мне больно видеть его таким загнанным. Но это явно не место для откровенного разговора. Я почти предсказываю его следующий шаг. И действительно – он разворачивается и выходит из кафетерия широким шагом, под любопытные взгляды зала.

Я переплетаю пальцы – привычный жест, когда внутри всё клокочет. Во мне бурлит злость на Ареса. Невероятно, как можно получать кайф только от того, что рушишь чужие жизни.

Зевс откашливается. Кивает на пустые места напротив.

– В любом случае, мест хватит на всех. Садитесь… И ты тоже, – добавляет он, глядя на Лиама.

Лиам хлопает в ладоши и плюхается первым:

– Спасибо, господин Зевс!

Гермес с Афродитой тоже сдаются. Только Аполлон с Афиной колеблются. В итоге Афина бормочет что-то явно непечатное и уходит через противоположную дверь – туда, где исчез Хайдес.

Я скольжу взглядом по столу и ловлю на себе пристальный взгляд Ареса. Он словно ждал меня.

– Отличная погодка, да? Сейчас дождь пойдёт, – кивает он в сторону окон.

Небо и правда заволокло серыми тучами. Гроза будто преследует нас из Греции.

– Вытри кровь, – огрызаюсь я. У него струйка тянется по подбородку, пропадает под воротом. – И прекрати, прошу. Я уже не знаю, как ещё сказать. Может, только наоборот – психология наоборот?

Он надувает губы, как ребёнок:

– Ты волнуешься за меня? Какая милая.

Я отступаю.

– Хватит, Арес, серьёзно. Я правда хотела бы быть твоей подругой, но ты всё портишь. – Я вскидываю руки, раздражение такое, что слов не нахожу. Да и зачем – он всё равно не слушает. – Ты…

– У меня нет друзей. И они мне не нужны, – обрывает он, резко, чужим тоном. На долю секунды в его лице проскальзывает что-то настоящее, уязвимое – и тут же исчезает.

Я не стану спрашивать.

– Отлично. Значит, друзьями мы не будем. – Я наклоняюсь к нему через стол, заставляя встретиться глазами: – Но не смей больше так говорить с Хайдесом. Он тебе ничего не сделал. Если твоя жизнь в дерьме – не трогай других, варись в нём сам.

Я отворачиваюсь, не слушая его ответов. Мне нужно к Хайдесу. Не только потому, что ему тяжело, но и потому что мне он нужен не меньше.

Едва подхожу к спортзалу, из коридора доносятся удары кулаков о боксёрскую грушу.

Замираю на пороге. Хайдес двигается так, что невозможно оторвать взгляд. На нём только джинсы, торс голый. Хорошо хоть бинты на руках.

Каждый его удар – и грация, и сила. Словно танец и бой в одном. Мускулы перекатываются под кожей, уже блестящей от пота. Чёрные волосы разлетаются, закрывая глаза, но он будто не замечает. Он в ярости.

Интересно, заметил ли он меня.

– Хайдес? – зову.

Он замирает. Может, нет. Может, Арес действительно перешёл черту.

– Я уж думал, сколько ты собираешься просто стоять и глазеть, – бросает он нахально.

Сердце делает сальто, а я улыбаюсь сама себе. Хорошо, что он спиной – не видит, как одной фразой превращает меня в сердечки и хаос.

Я подхожу ближе. Он продолжает, не оглядываясь:

– Хочешь продолжить свои уроки греческого, Хейвен? – Звучит почти издевкой. – Вот это, – он бьёт по мешку, – называется Sakos σε κουτί.

Я открываю рот, чтобы возразить, но он не смотрит, так что продолжает:

Удар, ещё сильнее.

– Это grothia. – Затем поднимает ногу и с силой бьёт. Не представляю, как он это делает в джинсах. – А это ποδόσφερο.

Грудь ходит всё чаще. Дыхание сбивается, но он и не думает уставать. В глазах только азарт.

– А это имя Ареса на греческом: poulái, – рычит он. Делает паузу, чтобы отереть лоб предплечьем.

Я кривлюсь и обхожу его сбоку.

– Звучит не особо похоже на «Арес» по-гречески.

– Зато значит «Тупица». Это его имя.

Я решаю замолчать и позволить ему выговориться. Но чем дольше смотрю, тем яснее понимаю: передо мной не жестокий парень, изливающий злость. Передо мной Малакай – ребёнок, который хотел только, чтобы его любили. Ребёнок, которого бросили, а потом усыновили люди, не сумевшие дать ничего, кроме стабильного счета в банке. Здесь, сейчас, передо мной – просто испуганный мальчик.

Когда он обрушивает на грушу пять ударов подряд – быстрых, беспощадных, – я прижимаю ладонь к груди.

– Начинаю жалеть этот sakos tou box.

Хайдес замирает. И сквозь ярость на его лице проступает тень веселья. Лучик солнца среди грозовых туч.

– Ах вот как?

Я пожимаю плечами и сажусь на ближайшую скамью.

– Мне больше нравились твои греческие уроки сексуального характера.

Вижу, он хочет проигнорировать, снова поднимает руки к груше, но так и замирает.

– Знаешь, если что-то тебя гложет, проще поговорить, чем долбить по неодушевлённой вещи, – напоминаю я.

Он поворачивает ко мне голову с такой медленной осторожностью, что у меня трескается сердце. Злости больше нет. Исчезла. Внутри – вихрь эмоций, которые я едва улавливаю.

– Спорно.

– А как по-гречески будет «ты всегда права»?

Он хмурится, мнётся и только потом отвечает:

– Pánta écheis díkio.

Я стреляю в него взглядом:

– Ну вот. Ты и сам это говоришь. Значит, тебе стоит меня послушать.

Хайдес не сразу понимает, что я его поддела. Мне всё же удаётся выжать из него крохотную улыбку. Плечи опадают, поза перестаёт быть напряжённой, руки опускаются.

Я сгибаю указательный палец.

– Иди сюда, agápi mou.

Повторять не приходится. Он расстёгивает перчатки и бросает на пол, четырьмя широкими шагами оказывается рядом. Вместо того чтобы сесть рядом, опускается передо мной на колени. Я, разводя колени, ближе подтягиваю его; он устраивается между ними, кладёт предплечья мне на бёдра.

Обнимаю его за шею, перебираю пальцами волосы у основания затылка.

– Ádis mou, – шепчу, не переставая гладить.

Он закрывает глаза и отдаётся моим прикосновениям. Высокий, крепкий парень – и сворачивается между моих ног, ловит каждое движение моих пальцев.

– Нравится, когда ты говоришь по-гречески. Но боюсь, одной греческой речью меня не отвлечь.

Я на секунду задумываюсь.

– Думаешь, нет, agápi mou?

Его руки скользят мне на талию, притягивают к себе. Даже стоя на коленях, он всё равно выше, но наши лица оказываются на одном уровне. Он касается кончиком носа моего.

– Тогда мои уроки не зря.

– Не проведёшь, – дразню. – Я видела, как ты весь засветился, когда я назвала тебя «любовь моя» по-гречески.

Он закатывает глаза:

– Только не вздумай это распространять. У меня репутация повелителя Аида.

– Нет, Хайдес, потому что ты не настоящий греческий бог. У тебя просто его имя, – невозмутимо напоминаю. – Вам всем пора на семейную групповую терапию. Вместе с Кроносом и Реей.

Он кривится, но недолго: мои слова его забавляют. Щипает меня за бока, надеясь, что мне щекотно.

– Ты такая заноза.

Я касаюсь его щеки лёгким поцелуем:

– Заноза, которая всегда знает, как тебя отвлечь.

Он щёлкает языком и качает головой. Я чувствую, как его пальцы ныряют мне под свитер.

– Хейвен, дело не в том, что ты делаешь или говоришь. Это ты – моя отвлекашка. Сам факт твоего существования отвлекает меня от всего остального.

В том, как он это произносит, что-то не так.

– Почему у тебя такой трагический тон?

– Потому что ты не можешь иметь надо мной такую власть, понимаешь? – он сглатывает всухую. – Это страшно. Как было страшно так надеяться на Кроноса и Рею – и в итоге быть закинутым в их мир игр и обмана.

Я смотрю молча, сердце крошится в пыль. Я знаю, как ему больно – поняла это. И знаю, как им всем было больно. Не только Хайдесу. Афина, у которой броня из холодности. Афродита, пытающаяся любить всех. Аполлон, который держится в стороне. И Гермес – солнечный зайчик.

– У меня нет над тобой власти, – говорю твёрдо. Беру его лицо в ладони и прижимаю лоб к его лбу. – И я не хочу. Так же как ты не должен иметь её надо мной. Любовь – это не власть.

Он глядит так, словно зависит от моих слов, и я открываю ему тайны Вселенной.

– Если ты не хочешь власти надо мной… чего ты хочешь?

Думать не приходится ни секунды:

– Твоего счастья. Больше ничего, – большим пальцем глажу его щёку.

Хайдес кивает, уходит внутрь себя. Словно конспектирует, чтобы потом выучить.

– Любовь – это ещё и идти за тобой сюда, смотреть, как ты колотишь грушу, и отказываться ради этого от фаршированных цукини в кафетерии, – добавляю, разряжая воздух.

Выходит. Он криво улыбается:

– Любовь – это терпеть Лиама Бейкера исключительно потому, что он твой друг.

– Лиам не так уж плох, как мы ему даём понять, – неожиданно заступаюсь. – Главное – не говорить ему этого. Иначе распояшется.

Хайдес соглашается. Меня это даже чуть удивляет – косвенно он признаёт, что Лиам не ужасен.

Я уже собираюсь продолжать наш экспресс-обмен «что такое любовь», но, встретившись с его взглядом, понимаю: настроение снова сменилось. Злость ушла, но и спокойствия нет. Он прикусывает губу и тонет в своих мыслях.

– Всё в порядке?

Он едва заметно вздрагивает.

– Я одну штуку сделал. Ещё до вылета из Греции.

Я замираю.

– Что?

– Я… – он выдыхает. Его ладонь продолжает гладить мою голую кожу на пояснице, рисуя воображаемые узоры. – Я заказал санитарный рейс. Чтобы перевезти Ньюта из Греции в больницу, что ближе всего к Йелю.

Если я до этого просто застыла, то теперь даже ресницами шевельнуть не могу.

– Хайдес… зачем? – во мне уже поднимается волна благодарности.

– Я не доверяю своему отцу. И Куспиэлю не доверяю, хотя у него, может, и есть принципы. И я не могу вынести, как ты смотришь на Ньюта. Когда ты с ним прощалась, я окончательно понял, что поступаю правильно.

Мои пальцы вцепляются в его волосы; лёгким нажимом склоняю его голову, чтобы поймать взгляд.

– Ты не представляешь, насколько ты меня сейчас осчастливил.

Я смогу к нему ездить. Смогу спать спокойнее, зная, что брат не заперт в какой-то комнате в Афинах. Подальше от Кроноса и его безумия. Здесь, рядом. Не так близко, как хотелось бы, но мне хватит.

– Так ты сможешь быть рядом с ним, – кивает он. – Я тоже поеду, если ты захочешь.

Я стираю расстояние и крепко обнимаю его. Хайдес отвечает сразу. Мы застываем, сцепленные – я сижу, он всё ещё на коленях, – а я шепчу бесконечные «спасибо», и он едва не выжимает из меня воздух, так сильно прижимает.

Отстраняюсь только затем, чтобы озвучить внезапное сомнение:

– Но как ты это провернул? Это стоило кучу денег. Ты украл их у Кроноса?

Он мотает головой:

– Было бы так просто – я бы уже погасил долг твоего отца, – бурчит. И сразу видно: дальше ему сложнее.

– Тогда кто дал?

Он мнётся:

– Это деньги Гипериона и Тейи, наших дяди с тётей. Когда я рассказал о плане Зевсу и остальным, они сразу предложили попросить помощи у своих родителей.

Значит, правда – они здоровая часть семьи. Я даже слов не нахожу. Хочется ворваться в кафетерий и обнять каждого. И всё же в Хайдесе цепляет что-то невысказанное. Спрашивать не надо – он сам говорит:

– Это Арес предложил. И он же позвонил Гипериону.

– А.

Ну, это мило с его стороны. Но он всё равно козёл-провокатор с длинным языком. Верю: однажды у Афины лопнет терпение – ненадолго, знаю, – и она ему этот язык укоротит.

Ладони Хайдеса скользят с моей спины на бёдра; он слегка хлопает по ним.

– Итак…

– Кажется, ты только что заслужил моё прощение.

Его серые глаза вспыхивают радостью, но лицо остаётся спокойным:

– Я делал это не ради прощения. Это был правильный шаг после того, что мы наговорили.

Я беру его лицо в ладони и подтягиваю к себе почти вплотную. Касаюсь губ – целомудренно – и трусь кончиком носа о его.

– Спасибо. Правда, спасибо.

Он успевает коротко улыбнуться – и тут же крадёт у меня более глубокий поцелуй. Каждая клетка во мне просыпается, остро сознавая его близость. Я скольжу ладонями по шее, обвожу плечи. Полной ладонью трогаю его ещё влажную грудь и кончиками пальцев обрисовываю дорожки пресса.

– Тебе бы душ, – шепчу ему в губы.

У него всё ещё приоткрыты губы, будто ждёт, что я снова его поцелую.

– Если ты перестанешь меня трогать, может, я найду силы оторваться от тебя и сходить одна.

– Или можешь взять меня с собой в душ.

Его реакция – мгновенная. Даже не поднимаясь, он обхватывает меня за талию и тянется к спортивной сумке.

– Держись крепко, – приказывает.

Я обхватываю его голени за спиной, и Хайдес встаёт, удерживая меня без малейшего усилия. Я бы рассмеялась, если бы его ладони не прижимались к моим ягодицам, а зубы не возились с моим ухом.

Он заходит в душевые, где кабинки отделены друг от друга стенками, – я их хорошо знаю. Вместо того чтобы опустить меня на пол, прижимает к стене, блокируя своим телом.

– В последний раз, когда мы были здесь, я бросил тебе вызов – принять душ рядом со мной. Ты сняла одежду со своей фирменной наглой улыбочкой, а я даже не решился на тебя взглянуть. Я тогда пообещал, что в другой раз раздевать буду я – и без твоей нежности. Я изводил себя, стоя под душем рядом, чтобы не подсматривать. Ты заставила меня страдать, Хейвен.

Я скольжу чуть ниже, чтобы прижаться пахом к нему. Хайдес рычит, по-звериному.