Текст книги "Игра титанов: Вознесение на Небеса (ЛП)"

Автор книги: Хейзел Райли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 37 страниц)

– Повтори вопрос. Я готов.

Арес театрально вздымает руки:

– Слава Господу. – Становится серьёзен. Голова у него покачивается – алкоголь берёт своё. – Что выбираешь: поцеловать Персефону или позволить мне поцеловать Хейвен?

– Я предпочитаю поцеловать Персефону.

Все замирают.

Всё хорошо, Хейвен. Ты этого и хотела. Это просто игра.

Хайдес поднимается неторопливо, будто нарочно бесит Ареса – и у него прекрасно выходит.

– Чмок или с языком? – уточняет.

– С ума сошёл? – огрызается Афина. – Не спросил бы – отделался бы чмоком в уголок.

Соглашусь с ней. И ещё отмечу про себя: косвенно она только что показала, что тоже не хочет этого поцелуя. Может, самую малость – но ей не всё равно. Самая крошечная малость из всех.

Арес хохочет. Делает ещё пару глотков – бутылка едва не выскальзывает, Зевс ловит её за дно с лицом человека, сытого по горло.

– С языком, разумеется, – машет рукой. – А теперь живее.

Хайдес переводит взгляд на Персефону. Кадык дёргается. Он не уверен – и это меня немного утешает. Видно, что не хочет. Но стоит отвернуться от Ареса – и он меняется. На лице распускается самодовольная улыбка.

Три слова:

– Шах и мат, Арес.

В паре шагов от Персефоны он меняет траекторию и останавливается передо мной. Я не успеваю моргнуть. Хайдес опускается на одно колено, берёт моё лицо в ладони. Его рот находит мой. Ещё мгновение – и его язык прорывается внутрь, а руки скользят мне на спину. Инстинктивно я подаюсь вперёд и ставлю колени на дощатый пол сцены. Его хватка опускается на мой зад – с жадной, собственнической силой; он тянет меня к себе. Мы так близко, будто можем стать одним человеком.

Разрываю поцелуй первой – против воли. Дыхания нет, сердце грозит разорваться. И я пьяна от счастья. Не потому, что он не поцеловал другую, а из-за того, как он поцеловал меня. Поцелуи Хайдеса всегда были хорошими, но этот я почувствовала так глубоко, что у меня дрожат ноги.

Хайдес не отпускает, держит крепко. Приоткрывает губы:

– Моё слабое место – не «любовь». Это ты. И ничто не причинит мне столько боли, сколько твои страдания, особенно по моей вине. Вот она – моя слабость, Хейвен.

Я едва улыбаюсь:

– Но ты проиграл. И потянул за собой остальных.

Он мотает головой, хотя у Ареса за спиной уже звучат хлопки, подтверждая:

– Одним махом Хайдес, Барби, Герми и Гадюка – выбыли. Остаёмся я…

Хайдес отпускает моё лицо и поворачивается к Аресу:

– Нет. Выиграл я.

Арес продолжает улыбаться в своём бреду вседозволенности. Но что-то в нём дрожит. Возможно, от той уверенности, с которой к нему обращается Хайдес.

– Нет, не выиграл. Ты не поцеловал Персефону.

Палец Хайдеса показывает на меня:

– Она – моя Персефона. Ты не уточнил. Выиграл я, Арес.

Мои губы сами раскрываются. Рядом Лиам театрально ахает – даже чересчур. И когда оглядываюсь, у всех одно и то же лицо: ошарашенное.

Арес, напротив, замирает. На фоне звучит ускоренная Toxic. Единственное, что он делает, – ставит бутылку на пол. Зевс тут же отбирает её.

Прежде чем кто-то успевает вмешаться, Хайдес продолжает:

– Любой твой вопрос можно было обойти. Я только что сложил пазл. Ты ни разу не уточнил, куда целовать, значит, это мог быть поцелуй в щёку, в руку – куда угодно. Выборы, которые ты нам подсовывал, не были настоящими выборами. Лазейка всё время была у нас под носом.

Арес разражается оглушительным смехом. Прижимает руки к груди, запрокидывается, трясётся всем телом, его голос перекрывает музыку.

– Опять за своё, – бурчит Зевс тоном человека, который уже видел брата таким.

Арес тычет в Хайдеса и начинает хлопать, в восторге. Лицо у него багровое – и от алкоголя, и от смеха:

– Вот это башка! Разгадал первую часть игры. Браво.

Внутри меня уже распускается самодовольная улыбка, но хватает её на секунды.

– Первая часть? – переспрашиваю, тревожно.

– Это была простая часть, – подтверждает Арес. – На ней всегда стопорятся эти тупицы из Стэнфорда. Только Лайвли могли пойти дальше.

Хайдес обменивается взглядами с братьями. Афродита кивает – мол, садись, слушаем, что он выкинет дальше. Чёрные глаза Ареса блестят – вспышки чистого безумия. Меня пробирает до мурашек, ладони мокреют. Я тру их о джинсы, пытаясь высушить.

Арес вырывает у Зевса бутылку и допивает остатки. Вместо того чтобы убрать, закидывает её назад через плечо. Грохот разлетающихся осколков перекрывает всё – и снова наступает тишина.

Два чёрных глаза впиваются в меня. По очереди должны быть Гера или Лиам, но Арес решает, что снова моя очередь.

– Коэн, – бормочет он, – что предпочитаешь: чтобы Посейдон потрогал тебе грудь с закрытыми глазами или чтобы я смотрел на неё, не прикасаясь?

Хайдес начинает рычать ещё до конца вопроса.

Я остаюсь внешне спокойной, но сглатываю – и Арес замечает этот выданный горлом жест. В голове – миллиард слов, которые я хотела бы ему сказать. Ни одно не приятное. Одно оскорбительнее другого.

Я ищу глазами Хайдеса. «Помощь» – не в смысле выбрать за меня, а просто молчаливую опору. И в ту секунду, как мои пальцы машинально тянутся к кромке свитера, распахивается дверь.

– На этом всё. Игры закончились, Арес.

Голос мужской, незнакомый. И в то же время… в нём есть что-то знакомое.

Я оборачиваюсь к залу, утонувшему во тьме. Ни звука. Значит, вошедший не двигается. Фигура тонет в темноте.

– Кто там ещё? – шипит Афина, прищурившись.

– Паршивое яблоко, – неожиданно отвечает Зевс. Он не всматривается в темноту – как и остальные Лайвли. Они все знают, кто пришёл. И мне это очень не нравится.

Щёлкает выключатель. Возле входа, у двери, вспыхивает маленький свет. В проёме стоит парень – чуть старше меня на вид, с тёмно-каштановыми волосами. Резкие черты, очень тонкие губы – и такие большие, гипнотические глаза, что я вижу их даже отсюда. На нём чёрный, элегантный костюм с молниями, нашитыми в случайных местах. Высокий и худой, ноги как у модели, худые пальцы.

Он скрещивает руки на груди и плечом опирается о косяк:

– Игры окончены, – повторяет.

– Нет, – возражает Арес.

Его «нет» растворяется: Зевс вскакивает, уставившись на незваного гостя, будто собирается кинуться на него. И тогда незнакомец вытаскивает из внутреннего кармана пистолет. Направляет на Зевса и снимает с предохранителя:

– Сделаешь ещё шаг – я спущу курок, Зевс.

Лиам визжит так пронзительно, что даже гость теряется на секунду. Я хватаю Лиама за руку и шепчу что-то успокаивающее, хотя сердце лупит в груди, и мне тоже страшно. В этом парне есть что-то, что подсказывает: он не хочет никого ранить. Но так близко к себе пистолет я ещё не видела.

Зевс поднимает ладони, ясно и открыто, и отступает, снова опускаясь на место.

– Кто ты? – нахожу в себе голос.

Парень чуть поворачивает голову – ровно настолько, чтобы дать понять: он смотрит на меня.

– Я? Тот, кто оставлял тебе записки. И кто по ошибке чуть не придушил тебя в планетарии, – говорит как ни в чём не бывало. – Прости, между прочим.

– Ни черта я тебя не прощаю, без всяких «между прочим», – влезает Хайдес. – Что тебе от неё надо?

Теперь, когда он признался, мой мозг выходит из ступора. Я безошибочно узнаю голос: особый, мелодичный, аристократический – и всё же юношеский.

После всего этого времени передо мной – тот, кто шифровал записки. Кто предупреждал о Перси, то есть об Аресе. Но зачем? И главное – почему он хочет остановить его игры?

– Это всё равно не ответ, – добавляю. – Кто ты?

Он опускает пистолет, но держит наготове – на случай, если кто-то рискнёт приблизиться.

– Меня зовут Дориан.

Я каменею. Дориан. Самое обычное имя. И по-прежнему ничего не ясно. Зато у меня за спиной Зевс усмехается, зло и тихо:

– Сын… твою… – бормочет.

– Зачем ты прерываешь игры? – давлю я. Я ему благодарна – но не понимаю ничего.

– Ты и не можешь их прервать, – вновь обретает голос Аполлон, хотя и отступил, видимо, из-за оружия. – У них же те же самые «семейные» правила: остановить игры может только член семьи.

– О, я не уточнил, – Дориан смеётся. – Я тоже член семьи. Арес – мой брат. Дома меня зовут «Дионис», в курсе?

У меня челюсть готова удариться о пол. Я отпускаю руку Лиама – он уже не боится, а также потрясён, как и я – и смотрю на Ареса и остальных. Лица не разбираемые. Из оставшихся Лайвли только Афродита и Гермес явно выдают удивление.

– Как мы и говорили, – продолжает Зевс, – он паршивое яблоко семьи. Мы его годами не видели. Украл у мамы с папой миллионы и сбежал.

Дионис громко фыркает:

– И что, я не прав? Вы вообще видели, какая мы семейка психов? Я не хотел иметь с вами дел. И тем более – таскать это дурацкое имя «Дионис». Мне было восемнадцать, Гиперион с Тейей открыли нам доступ к деньгам, вот я и воспользовался случаем, уехал и начал новую жизнь во Франции.

– И зачем же вернулся? – спрашиваю. – Раз там так хорошо…

– Потому что, как ни крути, я люблю братьев. Я пытался увезти их с собой, но они отвернулись. Тогда я принял это за предательство. А сегодня думаю, что они просто рабы этой семьи и не понимают, что могли бы освободиться от её безумий. – Он поднимает на меня пистолет, лишь указывая им. – То, что делает с тобой Кронос, – одно из них, Хейвен.

Тело Хайдеса тут же встает передо мной щитом:

– Опусти пистолет. Немедленно!

Похоже, Дионис только сейчас осознаёт, что поднял его. С нервным смешком прибирает оружие:

– Боже, не специально. Ты защитничек, Малакай, да?

– Дионис, давай поговорим без публики, – на сей раз спокойно вступает Посейдон. – И без оружия.

– Кайли, ты же знаешь, я не могу приближаться к вам. Стоило попробовать – вы почти сдали меня Гипериону и Тейе.

Кайли? Значит, у Посейдона тоже второе имя – как у Хайдеса Малакай.

– Мама с папой – не Кронос и Рея, – защищает их Зевс. – Они правда дали нам любовь и уважение. А ты их предал. Ты должен им кучу денег и вернёшь. Я возьму тебя за шиворот и притащу к ним, уверяю…

Дионис снова вынимает пистолет и взмахивает им в воздухе:

– Я понял. К «семейному примирению» вы не готовы. И ладно. Я здесь только из-за Хейвен. Говорить буду с ней. И только с ней.

– С чего ты взял, что я хочу с тобой говорить? – парирую.

Он мотает головой, всё ещё держа пистолет:

– Потому что я могу помочь. Как, по-твоему, твой брат выбрался из Лабиринта живым? Если бы не я – он бы умер. Ты это понимаешь, Хейвен?

Это моё слабое место. Ньюта я люблю больше всего на свете, и любой, кто ему помогает, автоматически получает кредит доверия.

– Не слушай его, – одёргивает меня Гера. – Врёт. Наверняка уже всё разтранжирил и пришёл украсть ещё. Позор семьи.

В её глазах – в отличие от мужских – мелькает боль. Наводит на мысль, что ближе всех к Дионису была именно она. И ей досталось больше остальных.

– Ах да, Лиззи? – он нажимает на её прежнее имя, которое я уже считала ложным. – Знаю, здесь ты так представлялась, пока не раскрыла личность. Не строй из себя сталь. «Лиззи» – прозвище, которое дал тебе я. И знаю, что ты мне веришь.

Гера опускает голову и молчит. Зевс обнимает её за плечи, мягко прижимает к себе. Они, как и все Лайвли, любят друг друга. Просто ранены тем, что Дионис их бросил, и всё ещё в цепях у Титанов.

– Хейвен, – зовёт меня Дионис. Он медленно пятится к выходу. – В записках я оставил, как со мной связаться. Напиши. Поверь, я могу помочь.

Паника накатывает. Кому верить – Зевсу или Дионису? Голова – Зевсу, сердце – Дионису.

– Подожди! Дай хоть один веский повод.

Он всё дальше:

– Среди Хайдеса, Аполлона, Гермеса, Афродиты и Афины есть тот, кто врёт. Я могу сказать, кто. Это достаточно весомо, Хейвен? – спрашивает, явно забавляясь.

***

Чуть позже Зевс выходит из ванной моей комнаты, челюсть сжата. Резко выдыхает носом – будто всё это время задерживал дыхание. Наши взгляды пересекаются.

– Закончил блевать?

Кивает:

– Думаю, да. Или очень надеюсь.

Мы торчим в комнате уже час – и ровно час Арес согбенно висит над унитазом. После того как Дионис исчез, Арес был так пьян, что не стоял на ногах. Пока Гермес с Афиной глумились над тем, как он «держит» одну бутылку игристого, Зевс и Посейдон дотащили его до моей комнаты – увы, теперь ещё и его. Хайдес пришёл составить мне компанию: не доверяет оставлять меня с ними одну.

Раз игры сорвали, Арес решил забрать весь банк себе.

Я поклялась всё забыть. Ну и ладно. Не новость, что у меня нет денег.

– Пожалуйста, присмотри за ним за нас и уложи спать, – просит Зевс, хмурясь. С таким братом нелегко.

Из ванной, сквозь дверь, доносится голос Ареса:

– Мне не нужен нянька!

– Она вам ничем не обязана, – отрезает Хайдес. – А вам – тем более. Если он тебе так дорог, оставайся и няньчь сам.

Зевс не моргает:

– Ему плохо. Это просто проявление доброты.

Хайдес встаёт с дивана. Я кладу ладонь ему на ногу, удерживая.

– Меня мало волнует: хоть пусть его только что машиной переехало. Я бы проехался следом, – бросает он.

Зевсу это не нравится. Даже Посейдон с Герой подскакивают, становятся рядом, уже настороже:

– Прежде чем тронешь моего брата, тебе придётся иметь дело со мной, Хайдес.

Хайдес мягко отодвигает мою руку – жест резкий внутри, но бережный снаружи – и идёт к Зевсу. Встаёт перед ним, скрестив руки на груди, подбородок задран:

– В любое время, Зевс. Но пока что Хейвен идёт спать. Арес катится к чёрту – по заслугам. Если не согласен – потащи его за ногу к себе. Ясно?

Глаза Зевса метаются ко мне, выпрашивая поддержку:

– Он не злой. Он просто идиот. Ты хотя бы будь разумной.

– Как сказал Хайдес, я ему ничем не обязана. Если он так устал, что не доползёт до кровати, пусть спит на полу в ванной.

– Злая Коэнсоседка! – орёт Арес снова. – Почему бы тебе не отнести меня в постель и не прижать между своими ти… то есть, руками. РУКАМИ, честно!

Зевс, Посейдон и Гера синхронно вздыхают. Гера устало улыбается мне:

– Пожалуй, ты права. Бросим его. В конце концов, он заслужил.

Посейдон и Гера уходят первыми, неловко попрощавшись. Зевс кивает мне и бросает взгляд на Хайдеса, затем тоже выходит и прикрывает дверь.

Хайдес всё ещё стоит, я сижу на диване, скрестив ноги. Он запускает пальцы в волосы, взъерошивая их до смешного; идеальные черты обрамляют торчащие во все стороны пряди.

Хайдес делает два шага, опускается передо мной на колени, кладёт ладони мне на колени. Задирает голову, чтобы поймать мой взгляд:

– Переночуешь у меня и сегодня. Пусть он тут сдохнет. Плевать.

Я улыбаюсь.

– Ребята, пол правда очень неудобный. Вы же не оставите меня тут, а? – не унимается Арес. Слышно, как что-то грохнуло. Потом тишина и стон: – Чёрт, ударился задом о дверь душа.

Я подавляю улыбку и вздыхаю, собираясь сказать Хайдесу то, для чего «красивых» слов не существует. Лучше сразу к делу.

– Я останусь здесь на ночь.

Хайдес разевает рот:

– Что?

Я не обязана Аресу. И он ничего не заслужил. Но меня учили: доброта возвращается. Пока не возвращалась, если честно, но вдруг. Может, именно этот раздражающий тип и запустит мою колесницу удачи.

И ещё – мне нужно, чтобы он ответил на вопрос. Почему он выбрал такой способ прижать меня к стенке. Ответ есть, я это знаю. И если я ему ничем не обязана – он мне обязан.

– Ты не сможешь остаться, если я возьму тебя на руки, отнесу к себе и швырну в свою постель, – наконец заключает Хайдес, всё взвесив.

– Хайдес…

Я сокращаю расстояние и целую его в уголок губ – лёгким «чмоком».

Хайдес улыбается и отвечает на поцелуй. Я беру его за руку, веду к двери. Прижимаюсь спиной к полотну, он остаётся передо мной; одной рукой упирается в ручку у моего бока, другой – в стену у моего лица. Облизывает губы. Колеблется.

– Хейвен…

– Я знаю, – опережаю.

Он хмурится:

– Ты не знаешь, что я хотел сказать.

– Я знаю, что речь не о тебе. Дионис имел в виду не тебя. Не тот брат, который что-то скрывает.

Он стукается лбом о мой – горячее дыхание окутывает меня:

– Я никогда не сомневался в голове своей девушки.

Моей девушки.

Хайдес подаётся к моему уху, обводит его кончик языком и лёгким укусом берёт мочку:

– Моя девушка. I kopéla mou, – повторяет по-гречески.

Он касается поцелуем кончика моего носа и опускается к губам, прихватывая их зубами.

Я хихикаю по-детски, и Хайдес будто выдыхает с облегчением. Кладу голову ему на грудь, позволяю обнять меня в последнем «объятии на ночь».

– Afíste ton na koimitheí sto bánio, – шепчет он в мои волосы.

– И тебе.

Он напрягается:

– Как ты думаешь, что я сейчас сказал?

Мы отстраняемся, чтобы увидеть лица друг друга.

– «Спокойной ночи и сладких снов»?

Хайдес взрывается смехом и взъерошивает мне волосы:

– Это значит: «пусть спит в ванной».

Я провожаю его взглядом по коридору, пока он не сворачивает за угол и – увы – исчезает, оставив меня наедине с Аресом. Запираю дверь на ключ и оглядываюсь. Несколько раз стукаюсь затылком о стену – раз, другой, третий – и мысленно ругаю себя, что не ушла с Хайдесом. В итоге собираю волосы в высокий хвост и беру себя в руки.

Арес всё ещё распластан перед унитазом: одна рука на крышке, одна нога внутри душевой кабины. Его глаза тут же цепляются за меня.

– Привет, Коэнсоседка. Как ты? – слова тянутся, будто он всё ещё пьян. Вид у него паршивый.

– Нормально, спасибо.

– Это сейчас надо спросить меня.

Я открываю кран и плескаю на лицо ледяной водой. Умыться холодной – мой универсальный ритуал против любого дискомфорта; делаю так по нескольку раз в день.

– Раз уж настаиваешь: мне – хреново, – продолжает он.

– Отлично. Тогда лежи и не дёргайся.

Не добавляя ни слова, выхожу, хватаю его подушку и одеяло с односпальной кровати, на которой он должен спать. Кладу подушку на плитку, сверху расправляю одеяло. Арес не шелохнётся, но следит за каждым моим движением – будто не ожидал от меня такой любезности. Чуть приподнимает голову, позволяя подложить подушку, и снова расслабляется.

На лице расплывается довольная улыбка от внезапного удобства импровизированной постели:

– Спасибо, Коэн. – Он закрывает глаза, не переставая улыбаться. – Боже, голова всё ещё кружится.

Беру стакан – его, кажется, оставил Зевс у стаканов для щёток – наливаю холодной воды. Подношу и легонько трогаю его по ноге, заставляя открыть глаза:

– Пей. Полегчает.

Он послушно пьёт, не споря.

– Думаю, теперь у тебя всё есть, чтобы уснуть, – констатирую.

Он кривится:

– Одного не хватает. Поцелуя на ночь.

Я вздыхаю и, пока чищу зубы, просто игнорирую – у меня это отлично получается. Идеальная защитная реакция.

– Я сделал это, потому что думал, что ты такая же, как я, – лепечет он, уже наполовину в стране снов. – Что тебя радует хаос. Я ошибся. Это образ, который я придумал, наблюдая за тобой в шкуре Перси. Ты не такая, как я. Не полностью, по крайней мере.

Я сплёвываю ополаскиватель:

– Что ты имеешь в виду?

С трудом распахивает оба глаза, криво улыбается:

– Ты лучше.

Я усмехаюсь:

– Ласковые слова мало что меняют после того бардака, что ты устроил. – Я уже тянусь к выключателю.

– Это была ты, – бормочет он, глотая слоги. – В сиро… сиро… в орфано… орфанот… – слова цепляются за язык и разваливаются.

Я замираю с пальцем у клавиши. Что он несёт? Видимо, начался бред: алкоголь, разбитый желудок и полная отключка.

– Ладно, Арес. До завтра.

Я гашу свет ровно в тот момент, когда он неожиданно рявкает:

– Подожди! – громко, как ни разу за весь вечер. Я вздрагиваю и застываю, не двигая ни пальцем. В темноте возня, лающая ругань.

Потом – шорох по полу. Что-то скользит и ударяется мне в носок кросовок. Я наклоняюсь и нащупываю конверт. Пальцы дрожат, когда я его вскрываю: у меня плохое предчувствие.

Там – деньги из игры. Все.

– Зачем? – шепчу, надеясь, что он слышит.

Тишина затягивается так, что я уже думаю – уснул. Арес вздыхает:

– Потому что сегодня я понял две вещи: ты лучше меня. И я… может быть, не такой уж и говнюк, как ты думаешь.

Глава 23. НАУЧИТЬСЯ ТАНЦЕВАТЬ ПОД ДОЖДЁМ

Гиады – это группа нимф дождя в греческой мифологии, часто связанных с богом дождя Зевсом и обычно изображаемых как семь сестёр.

Звук электрогитары будит меня рывком. По комнате орёт до боли знакомая песня, так громко, что я чуть не лечу с кровати.

Потом врывается голос Ареса – орёт во всю глотку. И, сколько бы он ни кричал, я ловлю себя на мысли: поёт он отлично.

Это не объясняет, зачем устраивать весь этот бедлам в восемь утра. Сползаю с кровати в отвратительном настроении; ещё полусплю и едва не спотыкаюсь об одеяло. Спасаюсь в последний момент, ухватившись за дверцу шкафа.

Музыка льётся из ванной – дверь распахнута. Я сразу замечаю: на полу больше нет ни одеяла, ни подушки, которые я ему оставила. Видимо, убрал.

А потом взгляд цепляется за Ареса. На нём только белое полотенце, завязанное на бёдрах – слишком низко, так что видна V-линия паха. Грудь ещё мокрая – только что из душа. Он двигается перед раковиной, покачивая бёдрами в такт, мотает головой под ритм. Мокрые пряди разлетаются, забрызгивая всё вокруг – достаётся и мне.

Я высматриваю источник звука: та самая bluetooth-колонка, что была в театре. Он так ушёл в песню, что я ловлю момент, когда он, запрокинув голову, закрывает глаза и поёт; шмыгаю за его спину и тянусь к колонке.

– И что ты делаешь?

Я застываю с рукой в воздухе и выпрямляюсь – и оказываюсь зажатой между тумбой и его влажным телом.

– Уменьшаю громкость, Арес. У нас ванная превратилась в клуб.

Он недоволен. Я тянусь снова – он перехватывает запястье и удерживает на уровне моего лица:

– «Пожалуйста», Куколка, уже не в моде?

Я закатываю глаза. Фыркаю, дёргаюсь – и выскальзываю из хватки. Хватаю колонку и одним нажатием выключаю. На лице Ареса – детская обида.

– Песня не понравилась? Классика же. Should I Stay or Should I Go от The Clash.

Мне нужно пространство. Срочно смыться из ванной и подальше от Ареса, пока я не сорвалась.

– Арес, серьёзно, отойди. Я уже устала от тебя, а мы вместе всего пять минут.

Что-то в моём тоне заставляет его отступить на два шага. Я не теряю ни секунды и выскальзываю за порог, остаюсь сразу за дверью.

Арес ухмыляется, разглядывая меня своими смольными глазами. Берёт колонку и демонстративно снова включает её. Песня врезается на прежней громкости – сердце у меня делает сальто, хотя я этого и ждала.

Арес хватает расчёску с края раковины и зачёсывает волосы назад, напевая. Закончив, поворачивается ко мне и использует расчёску как микрофон:

– «Darling, you got to let me know: should I stay or should I go?»

Ещё дня не прошло, а я уже не выношу его.

– Прекрати! – перекрикиваю вокал. – Соседи сейчас припрутся стучать!

Сосед-по-комнате оскаливается и чуть убавляет звук:

– Уже приходили, если что. Я не открыл. Оставили записку у двери. Она всё ещё там, можешь глянуть. Я даже ответил.

О нет. Чую, вежливостью там и не пахло. Нас скоро возненавидят. Не то чтобы мы знакомы – мы с Джек никогда не стремились болтать с соседями. Мы были слегка… асоциальны.

Я лечу к двери. Не соврал. На коврике – вырванный из тетради лист. Первая строчка – синим, аккуратным округлым курсивом:

Не могли бы вы убавить, пожалуйста?

Ниже – чёрным, печатными капсом. Арес:

НЕ ТРАХАЙ МНЕ МОЗГИ.

Я сминаю лист, пока автор не нашёл и не прочитал переписку. Возвращаюсь – Арес на диване, всё ещё полуголый. Его взгляд прыгает с моего лица на бумажный ком и провожает меня до мусорки.

Я уже сворачиваю к комнате, когда слышу глухие удары в стену у входа. Похоже на кулаки – из соседней комнаты. Я киваю Аресу убавить – он слушается, настороженно прислушиваясь.

Ещё удар.

– Убавь громкость! – орёт женский голос, очень злой.

Арес закатывает глаза:

– Да заткнись ты, стерва.

Слышала она это или нет – мне уже всё равно. Я подбираю одежду, чистое бельё из шкафа и телефон – и запираюсь в ванной. Дважды поворачиваю ключ – для верности.

Песня вновь стартует – если возможно, ещё громче. Я тяжело выдыхаю и замираю перед зеркалом. На сегодня у меня две цели: готовиться к экзаменам и понять, как связаться с Дионисом. Вчера он сказал, что способ спрятан в его записках – а их я сохранила.

Я юркаю в комнату и захлопываю дверь с размаху.

Собираю в рюкзак нужные книги – и на полпути замираю с поднятой рукой. Не особо думая, уже стоя на коленях у кровати, засовываю руку под неё и нащупываю чёрную деревянную шкатулку.

Открываю и высыпаю содержимое на пол – все записки от Диониса. Я должна бы оставить это и идти учиться; можно попросить помощи у Хайдеса и остальных, но у меня вечная слабость к загадкам – хочу решить сама.

Раскладываю бумажки, пытаясь вспомнить порядок, в котором они приходили. Первая – простая:

Не играй с теми, кто, как ты думаешь, соблюдает правила.

Играй с теми, кто их не соблюдает;

только так узнаешь, кто на самом деле искренен.

И как, чёрт возьми, из такой фразы я должна понять, как связаться с Дионисом? В этой семейке нет ни одного «искреннего».

Я уныло на них смотрю. Больше времени – и без воплей Ареса – может быть, я бы и выжала что-то. Хоть отправную точку. И тут крошечная деталь звякает тревожным звоночком. Буквы не везде одинаковые. Почерк один, но «О» в первой записке не такие, как в последних. Совпадение?

Подношу бумажку ближе. Задерживаю дыхание. Это не буквы «О», это нули. Не такие вытянутые, как цифра, но и не такие круглые, как буква.

Я вглядываюсь в фразу – и, когда понимаю решение, мне хочется отвесить Дионису пощёчину. В некоторых местах буквы заменены цифрами. Маскировка такая, что с налёта не заметишь. Когда я нашла записки, я и не задержалась – слишком была поглощена смыслами-предупреждениями.

Если внимательно поставить «буквы-цифры» на место, выходит так:

Не играй с теми, кто н3 думаешь, соблюдает правила.

Игр4 с теми, кто н0 соблюдает;

только так узна1шь, кто на самом деле искрен0н.

Три. Четыре. Ноль. Один. Ноль. Это – номер мобильного.

Я лихорадочно перерываю остальные записки и собираю недостающие цифры.

Сохраняю номер в контактах и убираю всё на место. Закидываю рюкзак на плечо – пока Арес не заметил, что я слишком долго сижу взаперти, и не пришёл надоедать.

Снаружи музыка ещё громче – я морщусь и затыкаю ухо.

– Убавь громкость, Арес, ради Бога! Я в библиотеку, учиться. Постарайся не спалить нашу комнату.

– Библиотека? Я с тобой! – он уже несётся в ванную. – Займи мне место!

– Нет. Оставь меня в покое, – умоляю. Сил терпеть его там у меня нет.

– Какое коэн-поведение плохое.

Мы пару секунд таращимся друг на друга.

– Слишком натянуто, да? – добавляет он.

– Ага.

В двух шагах от входа в библиотеку стоит Хайдес. Привалился к стене, как обычно, с красным яблоком в руке и книгой под мышкой. Задрав нос, уставился в никуда. Заметив меня краем глаза, поворачивает голову – и губы трогает лёгкая улыбка.

И я, как дура, замираю в нескольких метрах, просто чтобы полюбоваться. Как и все, кто проходит мимо – с той разницей, что Хайдес их не замечает. Он смотрит на меня. Только на меня.

На нём чёрная водолазка – сидит безупречно, подчёркивая рельеф рук и груди. Но моё внимание крадёт его «ангельское» лицо, насыщенный цвет губ и серый оттенок радужек. Этот свет в глазах – тот самый, что пропал в Греции.

Позади меня бурчат две девушки, обходят вперёд. Наверное, стоит двигаться.

Я подхожу. Хайдес уже придерживает для меня дверь. Я благодарю улыбкой.

Едва мы переступаем порог, студенты у столов вскидывают головы и таращатся на нас. Сначала не понимаю – почему. Кажется, я ничего не сделала.

– Они не привыкли видеть Хайдеса Лайвли с кем-то, кроме братьев, – шепчет он. Лёгким нажимом ладони внизу спины подталкивает идти.

– Верно. – Значит, не все знают, что мы с Хайдесом вместе. Что я едва могу произнести даже мысленно. Он вслух сказал, что я его девушка, но пока я сама не наберусь смелости это сказать – будто нереально.

Пальцы чуть вздрагивают. Хочется переплести их с его – у всех на виду, чтобы молча сказать «мы». Но я сдерживаюсь. Держу голову высоко – вызов миру – и люди возвращаются к делам.

– Наверное, они думают, что ты тут делаешь со мной, – бормочу.

У него вздёргивается левая бровь. Взгляд падает на мои пальцы, которые меня выдают.

– Возьми меня за руку – и дадим им ответ.

Я на миг ошарашена. Нужно пару секунд, чтобы осмыслить. Не потому, что мне не хочется – наоборот, я дрожу от одной мысли держать его за руку при всех.

Он, впрочем, понимает это неправильно:

– Делай, Хейвен. Или я поцелую тебя прямо здесь.

Он, естественно, протягивает ладонь, и я без колебаний вкладываю свою. Поднимаю голову – часть людей уже перестала пялиться, но другие всё ещё следят, как за новой серией любимого шоу.

Хайдес ведёт меня в самый дальний угол. Там два стола. За одним – Афина, Аполлон, Афродита и свободный стул. Второй пока пуст, но места заняты.

– Кому держите места? – шепчет Хайдес.

– Лиаму, Посейдону, Гермесу и Аресу, – сообщает Афродита.

Хайдес замирает на долю секунды – и стремглав падает на единственный свободный стул рядом с Аполлоном. Поймав мой ошарашенный взгляд, пожимает плечами:

– Прости. Я бы пожертвовал чем угодно ради тебя, но целый день за одним столом с этой четвёркой придурков… это уже слишком.

Смотрю на Афродиту – единственную из Лайвли, кто всегда невероятно эмпатичен и мягок. Она выглядит виноватой:

– Хав, я тоже не спасу, извини.

Ладно. Смотрим на светлую сторону: мы в библиотеке. Закон молчания – свят. Лиам, Гермес, Посейдон и Арес безопасны, если нельзя болтать, верно? Ну сколько шума они способны наделать, молча?

Я раскладываю вещи на крайнем месте – рядом с тем, где сидит Хайдес. Между нами – метр. Пытаюсь его игнорировать, уже чувствуя на себе взгляд. Нужно собраться. Если уступлю хотя бы на тысячную секунды – день пропал.

Позволяю себе только посматривать на братьев Яблока: Афина, Аполлон, Афродита. В голове крутятся слова Диониса со вчера. Один из них, включая Гермеса, недоговаривает. Я столько раз прокрутила сцену перед сном, что изменила подход: теперь думаю не «кто предатель?», а «кто что-то скрывает?». Ведь недоговорённость не обязана значить предательство: причин может быть миллион. И, главное, не стоит принимать за истину слова парня, который меня едва не задушил.

Я осилила всего три страницы, когда дверь библиотеки с грохотом врезается в стену. Вскрики-шёпоты.

– Извините, извините! Я не нарочно! – громогласно вваливается Лиам.

Шёпот усиливается. Гермес бросается к Лиаму и ладонью затыкает ему рот. Посейдон хватает его под локоть. Так они и продвигаются меж рядов – с Аресом замыкающим.

Заметив, что им – к нашему столу, все четверо синхронно улыбаются. Арес плюхается на стул рядом со мной – я глотаю ругательство. Лиам и Посейдон садятся напротив. Гермес – во главе стола. Барабанит пальцами по крышке и таращит на нас глаза:

– Ну что, сыграем в «Имена, вещи, города»?

Я испепеляю его взглядом:

– Герм, это библиотека. Знаешь, что тут делают?

– Точно не оральный секс между стеллажами, «Маленький рай», – поддевает он.